Онлайн чтение книги Стрекоза в янтаре. Книга 2
Глава 35. Лунный свет

Начались приготовления к предстоящему отъезду. Все поместье было охвачено волнением. Оружие, тайно хранящееся с 1715 года под соломенными крышами, в стогах сена, в очагах, срочно извлекалось наружу и приводилось в боевую готовность. Под горячим августовским солнцем мужчины собирались группами, вели серьезные разговоры. Глядя на них, женщины становились молчаливыми.

Дженни, как и ее брат, умела быть непроницаемой для окружающих. Я же, никогда не умевшая скрывать свои мысли и настроения, порой завидовала ей. Поэтому когда однажды утром она попросила меня привести Джейми к ней в пивоварню, я никак не могла взять в толк – на что он ей там понадобился.

Джейми остановился позади меня возле двери, выжидая, когда глаза привыкнут к полумраку. Он с видимым удовольствием вдохнул горький влажный аромат.

– О-о… – мечтательно произнес он. – Здесь можно опьянеть от одного только запаха.

– Ну, тогда задержи дыхание на минуту, – посоветовала сестра, – ты нужен мне трезвый.

Он послушно набрал воздуха в легкие и надул щеки в ожидании.

– Клоун, – сказала она беззлобно и ткнула его в живот ручкой мешалки, при этом Джейми сложился пополам, шумно выпустив из себя воздух.

Он взял пустое ведро с полки, поставил его на пол вверх дном и сел. Слабый свет, проникавший сквозь окно, заклеенное вощанкой, придавал его волосам медный оттенок.

Теперь настала очередь Дженни набрать побольше воздуха в легкие.

– Джейми, я хотела поговорить с тобой насчет Айена.

– Что с ним такое?

От широкого чана, стоявшего в пивоварне, исходил аромат зерна, хмеля и спирта.

– Я хочу, чтобы ты взял Айена с собой.

Брови Джейми поползли вверх; он медлил с ответом. Взгляд Дженни был прикован к чану с суслом, в котором она ловко орудовала мешалкой. Он сидел в расслабленной позе, уронив большие руки между колен и задумчиво глядя на сестру.

– Устала от замужества? – доверительно спросил он. – Тогда, может быть, лучше вывести его в лес и пристрелить там ради твоего удовольствия?

Взгляд его голубых глаз, казалось, прожигал ее насквозь.

– Если мне понадобится кого-то поддержать, я сделаю это сама. Но в любом случае моей мишенью будет не Айен.

Джейми фыркнул, скривив губы.

– В чем же тогда дело?

Ее плечи задрожали.

– В том, о чем я тебя прошу.

Джейми принялся с нарочитой тщательностью разглядывать кривой шрам на среднем пальце правой руки.

– Но ведь это опасно, Дженни, – спокойно возразил он.

– Я знаю.

Джейми медленно покачал головой, продолжая рассматривать свою руку. Кисть полностью зажила, но покалеченный средний палец и грубый рубец заметно деформировали ее.

– Разумеется, знаешь. – Теперь он смотрел в упор на сестру, начиная терять терпение. – Я знаю, что Айен рассказывал тебе всякие истории о боях во Франции, но реально ты все-таки не представляешь себе, что такое война. Это не облава на скотину. Это война, и не исключено, что каждый из нас может стать ее кровавой жертвой. Это…

Мешалка с силой стукнулась о стенку чана и погрузилась в жидкость.

– Не смей говорить, будто я не знаю, что такое война! – вскричала Дженни. – Истории, говоришь? А кто ухаживал за Айеном, когда он вернулся домой из Франции, оставив там полноги, в лихорадке, которая чуть не свела его в могилу?

Она стукнула рукой по скамейке. Напряженные до предела нервы дали сбой.

– Это я-то не знаю? Я обирала червей с его культи, потому что у его собственной матери не хватало мужества на это! Я прижимала раскаленный нож к его ноге, чтобы дезинфицировать рану! Я чувствовала запах его горящей плоти, подобный запаху поджариваемой свинины, и слушала при этом его отчаянные крики! И ты после этого смеешь говорить мне, что я понятия не имею о войне!

Слезы градом катились по ее лицу. Она вытирала их прямо руками, не удосуживаясь отыскать платок в кармане своего платья.

Стиснув зубы, Джейми поднялся, достал платок из рукава и протянул его Дженни. Он знал, как успокоить ее, и стоял молча, выжидая, когда она выплачется.

– Итак, ты знаешь, что такое война, и тем не менее хочешь, чтобы я взял Айена с собой?

– Да. – Дженни высморкалась, вытерла нос платком Джейми и спрятала его в карман. – Он прекрасно знает, что его ждет. Даже слишком хорошо знает. И все же он хочет ехать с тобой. У него есть лошадь. Ему не придется идти пешком.

Джейми сделал нетерпеливый жест рукой.

– Мужчина имеет право исполнить свой долг так, как он его понимает. На каком основании ты решаешь за него?

Вновь разволновавшись, Дженни вытащила мешалку из чана и встряхнула ею. Коричневые капли сусла упали в бадью.

– Он не просил тебя, верно? И не спрашивал, понадобится он тебе или нет.

– Не спрашивал.

Она вновь опустила мешалку в чан и принялась мешать сусло.

– Он думает, что ты отвергаешь его потому, что он калека и тебе не будет от него никакой пользы. – Ее голубые глаза, точь-в-точь такие, как у Джейми, выражали боль и тревогу. – Ты знал Айена прежнего. Сейчас он совсем другой.

Джейми кивнул, вставая на ноги.

– Другой, но ничуть не хуже прежнего. Так, сестра? – Он смотрел на нее и улыбался. – Он счастлив с тобой, Дженни. С тобой и с детьми.

Она кивнула, тряхнув черными кудряшками.

– Да, счастлив, – растроганно проговорила она. – Но это потому, что для меня он – настоящий мужчина, целый и невредимый и таким останется всегда.

Она взглянула прямо в глаза брату.

– Но если он поймет, что не нужен тебе, он потеряет себя. Поэтому я прошу тебя взять его с собой.

Джейми уперся локтями в колени, крепко сцепил руки и положил на них подбородок.

– Здесь будет не так, как было во Франции, – задумчиво сказал он. – Сражаясь там, ты рисковал потерять жизнь в бою. Здесь…

Он помолчал немного и продолжал:

– Дженни, здесь совсем другое. Если Стюарты потерпят неудачу, все их сторонники пойдут на эшафот.

Ее и без того бледное лицо помертвело, но руки продолжали двигаться в привычном ритме.

– У меня нет выбора, – продолжал Джейми, устремив взгляд на сестру. – Но зачем тебе рисковать нами обоими? Ты хочешь увидеть Айена на виселице, хочешь увидеть, как огонь будет пожирать его плоть? Ты готова ради удовлетворения его самолюбия воспитывать детей без отца?

Его лицо сделалось таким же серым, как у Дженни.

Движения мешалки замедлились, но голос прозвучал твердо.

– Мне нужен настоящий мужчина – или никакой, – решительно заявила она.

Джейми долго сидел молча, наблюдая за методичным движением мешалки в руках сестры.

– Хорошо, – тихо произнес он.

Она не взглянула на него и не замедлила темпа работы, но белый чепчик на голове, казалось, чуть-чуть качнулся в его сторону.

Джейми шумно вздохнул, поднялся и резко повернулся ко мне.

– Пошли отсюда, англичаночка, – сказал он. – Сегодня я должен напиться.

* * *

– Почему ты решил, что имеешь право приказывать мне? – Вены на висках Айена вздулись и посинели.

Дженни крепко сжала мою руку.

Сообщение Джейми о том, что Айен должен отправиться вместе с ним, чтобы сражаться на стороне Стюартов, было воспринято вначале с недоверием, потом с подозрением и, наконец, с гневом.

– Ты – дурак! – вспылил Айен. – Я – калека, и ты это прекрасно знаешь.

– Я знаю, что ты отличный боец, и никого другого, кроме тебя, я не хотел бы видеть рядом с собой в сражении, – продолжал гнуть свою линию Джейми: он дал обещание Дженни и должен был исполнить его во что бы то ни стало. – Мы всегда действовали заодно. А сейчас ты оставишь меня одного?

Айен нетерпеливо махал рукой, отвергая это обвинение.

– Во время сражения всякое может случиться. А что, если моя нога вдруг соскочит или подвернется, хороший же из меня будет боец! Я буду лежать на земле, словно червяк, и ждать, когда первый же красномундирник[3]Красномундирниками, а также раками ( букв . омарами) шотландцы называли английских солдат за их красные одежды. заколет меня. И кроме того, – при этих словах Айен сердито нахмурился, – кто, по-твоему, будет здесь работать вместо меня, прежде чем ты навоюешься и соблаговолишь вернуться?

– Дженни, – ответил Джейми, не задумываясь. – И потом, здесь останется достаточно мужчин, которые будут работать и присматривать за хозяйством. А вести счета она умеет.

Брови Айена подскочили вверх, и он произнес что-то грубое по-гэльски.

– Ты хочешь, чтобы я оставил ее здесь одну с тремя маленькими детьми? Парень, да ты просто спятил!

Всплеснув руками, Айен указал в сторону шкафа, где хранилось виски.

Дженни, которая сидела рядом со мной на диване, держа на коленях маленькую Кэтрин, слабо ахнула. Ее рука отыскала мою под складками наших юбок, и я сжала ее пальцы.

– Почему ты считаешь, что имеешь право приказывать мне?

Джейми хмурым взглядом окинул плотную спину шурина. Внезапно его рот тронула чуть заметная улыбка.

– Потому что я выше тебя ростом, – нарочито серьезным тоном произнес он, продолжая хмуриться.

Айен недоуменно уставился на Джейми. Но нерешительность его длилась не более секунды. Он расправил плечи, и вскинул подбородок.

– А я старше тебя, – парировал он, тоже хмурясь.

– А я сильнее.

– Нет, я.

– Неправда, я.

Сквозь напускную серьезность в их голосах угадывалась шутка. Они наскакивали друг на друга, как когда-то в детстве. В голосе Джейми звучал тот же вызов, что и много лет назад. Он расстегнул рукав рубашки и стал его закатывать.

– Докажи! – крикнул он, одним движением руки смахнув фигуры с шахматного столика.

Джейми сел и поставил локоть на стол, демонстрируя готовность к предстоящей борьбе. Его голубые глаза в упор смотрели в карие глаза Айена, горевшие тем же неукротимым азартом.

Айену потребовалась одна секунда, чтобы оценить ситуацию, и он согласно кивнул. Пригладил упавшую на лоб прядь волос, расстегнул манжету и стал так же медленно закатывать рукав, не сводя глаз с Джейми.

Со своего места мне было хорошо видно лицо Айена, слегка порозовевшее от солнца, его решительно вскинутый острый подбородок. Лица Джейми я не видела, но, судя по осанке, он был настроен не менее решительно.

Теперь Айен и Джейми, сидя друг против друга, искали подходящую точку опоры для локтя и проверяли надежность столешницы.

В соответствии с правилами Джейми растопырил пальцы. Айен сделал то же самое, и их ладони прижались друг к другу. Пальцы рук сомкнулись и скользнули вправо, сцепившись в замок.

– Готов? – спросил Джейми.

– Готов. – Голос Айена был спокойным, но глаза под густыми бровями горели.

Мускулы противников напряглись, напружинились, они заерзали на стульях, пытаясь сохранить баланс.

Дженни встретилась со мной глазами и отвернулась. Она ожидала от Джейми чего угодно, но только не этого.

Внимание обоих мужчин было сфокусировано на сцепленных ладонях, все окружающее перестало для них существовать. Лица их сделались пунцовыми от напряжения, волосы на висках взмокли. Вдруг я заметила, что Джейми ослабил хватку, заметив, как Айен еще крепче стиснул зубы. Айен недоуменно взглянул на Джейми, их глаза встретились, и они дружно прыснули со смеха.

В следующую минуту сцепленные руки упали на стол.

– В общем, ничья, – сказал Джейми, отбрасывая назад волосы, мокрые от пота, и добродушно кивнул Айену. – Значит, так, дружище, если я не имею права приказывать тебе, то я могу попросить. Ты пойдешь со мной?

Айен отер рукой мокрую шею, обвел взглядом комнату и остановил глаза на Дженни. Ее лицо было бледнее обычного, на шее пульсировала голубая жилка. Айен внимательно смотрел на жену, одновременно опуская рукав своей рубашки. Я заметила, как густой румянец начинает заливать ее лицо и шею.

Айен в раздумье потер подбородок, повернулся к Джейми и покачал головой.

– Нет, старик, – мягко сказал он. – Здесь я тебе нужнее, и я остаюсь.

Его глаза задержались на Дженни с маленькой Кэтрин, прильнувшей к ее плечу, и на маленькой Мэгги, вцепившейся в юбку матери крохотными ручонками.

– Я останусь здесь, – повторил он, – защищать твою слабую сторону.

– Джейми?

– Да?

Он ответил сразу, и я знала, что он не спит, хотя и лежит неподвижно, словно каменное изваяние. Комната была залита лунным светом, и, поднявшись на локте, я могла разглядеть его лицо. Взгляд был устремлен вверх, как будто сквозь тяжелые балки потолка он мог видеть небо, усыпанное звездами.

– Ты ведь не оставишь меня здесь одну, правда?

До сегодняшней сцены с Айеном я не осмеливалась спрашивать Джейми об этом. Коль скоро было решено, что Айен остается, Джейми уединился с ним, чтобы сообща решить, кому из мужского населения отправляться под знамена принца, а кто останется, чтобы обеспечить нормальное функционирование поместья Лаллиброх.

Я знала, что решать эти вопросы в сложившейся ситуации было непросто, несмотря на то что Джейми с видимым спокойствием обсуждал с шурином, сможет ли тот отпустить кузнеца Росса, и в конце концов решили, что сможет, при условии, что до выступления в поход будут починены все лемехи у плугов. Когда дошла очередь до Джозефа Кирби Фрэзера, было решено, что он должен остаться, поскольку является единственной опорой не только собственной семьи, но и для семьи своей овдовевшей сестры. Брендан был старшим из мальчиков в обеих семьях и в свои девять лет едва ли сможет заменить своего отца Джозефа, если тот не вернется.

К решению подобных вопросов следовало подходить с особой деликатностью. Сколько мужчин необходимо взять с собой, чтобы оказать влияние на исход борьбы? Дженни была права: у Джейми не было иного пути, кроме как помочь Карлу Стюарту добиться победы. А значит, ему предстоит собрать как можно больше мужчин и оружия.

Но с другой стороны, была я и мои пугающие знания об исходе битвы – и в то же время недостаток этих знаний. Мы сумели помешать Карлу собрать деньги для восстания, но тем не менее безрассудный и бездарный красавчик Чарли решился заявить свое право на трон. Он уже высадился в Гленфиннане и объединил под своими знаменами тамошние кланы. Из очередного письма Джареда мы узнали, что Карл пересек Ла-Манш с двумя небольшими фрегатами, предоставленными в его распоряжение неким Энтони Уолшем, бывшим работорговцем, и отнюдь не бескорыстно. Видимо, авантюра Карла показалась ему менее рискованной, чем торговля рабами, где он может выиграть, а может и проиграть. Один фрегат был захвачен англичанами, другой с Карлом на борту благополучно добрался до острова Эрискей.

Карла сопровождали семеро приверженцев, включая владельца небольшого банка по имени Ангус Макдональд. Не в состоянии оплатить всю экспедицию, он предоставил необходимую сумму для покупки небольшого количества палашей, которые и составляли все вооружение Карла. Джаред делал вид, что восхищается Карлом, в действительности же приходил в ужас от безрассудства его затеи, но, будучи настоящим якобитом, старался скрыть недобрые предчувствия.

И тем не менее Карлу сопутствовал успех. Из слухов и сплетен мы узнали, что он причалил к острову Эрискей и с несколькими большими бочками бренди отправился в Гленфиннан ждать, откликнутся ли кланы на призыв встать под его знамена. И после нескольких томительных часов ожидания он увидел спускающийся по крутым зеленым холмам отряд из трехсот человек клана Камерон, но их вел не вождь – он находился в отъезде, – а его сестра, Дженни Камерон.

Камероны были первыми, но вслед за ними прибыли и другие кланы, перечисленные в соглашении о сотрудничестве. Если, несмотря на все усилия, Карлу суждена неудача, надо как можно больше людей оставить в поместье и спасти Лаллиброх от катастрофы.

Айен по крайней мере уцелеет, и Джейми сможет не беспокоиться о доме.

Дома остается Айен. Уже одно это придавало ему уверенности и поддерживало бодрость духа. А как же другие шестьдесят семейств, живущих в Лаллиброхе? Решать, кто пойдет воевать, а кто останется, было равносильно тому, чтобы выбрать, кому жить, а кому умирать. Мне приходилось видеть командиров, которых война вынуждала делать подобный выбор, и я знала, чего это им стоило.

Джейми вынужден был выбирать – у него не было иного выхода, – но в своем решении он придерживался двух принципов: в его войске не будет ни одной женщины и юношей младше восемнадцати лет. Айен был удивлен таким решением. Матерям с маленькими детьми естественно оставаться дома во время войны, однако для большинства шотландских женщин было так же естественным сопровождать мужей, отправляющихся на войну, – готовить им еду, заботиться о них и делить с ними все тяготы армейской жизни. И юноши, которые в четырнадцать лет считают себя мужчинами, будут смертельно оскорблены таким решением. Но Джейми отдавал свои приказания тоном, не терпящим возражений, и Айен после минутной заминки согласно кивнул и подписал приказ. Я не хотела в присутствии Айена и Дженни спрашивать мужа, распространяется ли его приказ и на меня тоже, потому что, хочет он того или нет, я все равно отправлюсь с ним, чего бы это мне ни стоило.

– Оставить тебя? – спросил он, и я увидела, что он широко улыбается. – Думаешь, мне это удастся?

– Нет, – ответила я, с облегчением вздохнув и прижавшись к нему. – Не удастся. Но может быть, ты втайне помышляешь об этом?

Он засмеялся и крепче прижал меня к себе.

– О да, конечно помышляю. Но в то же время я прекрасно сознаю, что для этого мне пришлось бы приковать тебя цепями к лестнице. Иначе тебя не удержишь. Таким образом, мне поневоле придется взять тебя с собой. К тому же ты еще и прекрасный лекарь. И я не хочу лишать своих людей твоей помощи, а она им наверняка понадобится.

Он дружески потрепал меня по плечу и добавил:

– Я хотел бы оставить тебя здесь, в безопасности, но не могу. Поэтому ты поедешь со мной, ты и Фергюс.

– Фергюс? – удивилась я. – Но ты ведь решил не брать с собой юношей младше восемнадцати лет.

Он снова глубоко вздохнул, а я приложила руку к его груди, слушая, как гулко, толчками бьется сердце.

– Да, но Фергюс – это совсем другое. Другие парни… я не хочу брать их потому, что они принадлежат этой земле, здесь их дом, и, если все провалится, они помогут своим семьям спастись от голода, будут работать на полях и ухаживать за скотом. Им придется до времени стать взрослыми, но это полбеды. Что касается Фергюса, то это не его дом, и ему без меня здесь нет места.

– Его место рядом с тобой, – мягко, с пониманием сказала я. – Как и мое.

Он долго молчал, затем нежно привлек меня к себе.

– Да, ты права, – спокойно сказал он. – А сейчас спи, mo duinne. Уже поздно.

* * *

Тревожные завывания ветра заставили меня проснуться третий раз за эту ночь. У маленькой Кэтрин резались зубки, и ее плач разносился по всему дому. Из спальни Дженни, расположенной внизу, до моего слуха долетало сонное бормотание Айена и голос Дженни, успокаивающей ребенка.

Потом я услышала осторожные шаги в коридоре и поняла, что это Джейми, которому, по-видимому, так и не удалось уснуть в эту ночь, шлепает босиком по коридору.

– Дженни? – Он говорил тихо, стараясь никого не беспокоить, но его голос гулко раздавался в сонной тишине дома. – Я слышу, что малышка плачет. Видно, она не может уснуть, как и я. Если она сухая и сыта, то мы могли бы составить друг другу компанию, а ты ступай поспи.

Дженни сдержала зевок, и в ее голосе я почувствовала улыбку.

– Джейми, дорогой, ты как материнское благословение. Да, она наелась до отвала, и я только что переодела ее. Бери ее, и сколько угодно наслаждайтесь обществом друг друга.

Дверь закрылась, и я снова услышала тяжелые осторожные шаги, ведущие в нашу комнату, и тихий голос Джейми, нежно разговаривающего с Кэтрин.

Я глубже зарылась в пуховые перины и снова задремала, вполуха слушая ее всхлипы, перемежающиеся громким плачем, и нежный голос Джейми, что-то нашептывающий ей. Его голос, преломлявшийся в моем сонном сознании, напоминал мне жужжание пчел в улье.

– Почему плачет маленькая Китти? Кто ее обижает?

Звук шагов Джейми то удалялся, то приближался. Меня снова стало клонить в сон, но я старалась не спать, так как хотела послушать, что еще станет говорить Джейми ребенку. Может быть, когда-нибудь он будет вот так же держать своего собственного ребенка – маленькая круглая головка покоится на его огромной ладони, крепкое тельце прижато к его плечу. И он будет баюкать свою собственную дочь, среди ночи нашептывая ей нежные, ласковые слова.

Постоянная боль в моем сердце растворилась в глубокой нежности. Ведь я забеременела однажды, значит, смогу сделать это снова. Вера вселила в меня надежду, а в Джейми – мужество. Я обхватила груди руками, ощутив их упругость, и окончательно уверовала в то, что настанет день и я прижму к сердцу своего ребенка. Я уснула, а отголоски нежного воркования Джейми еще долго звучали у меня в ушах.

Не знаю, сколько времени я спала, но когда проснулась и открыла глаза, то увидела, что вся комната залита лунным светом. Все предметы, находящиеся в комнате, были отчетливо видны, но выглядели странно, словно были совершенно плоскими, двухмерными и не отбрасывали тени.

Ребенок не плакал, но из холла по-прежнему доносился голос Джейми, все еще продолжавшего говорить, но значительно тише, вернее, совсем тихо. И совсем другим тоном. Это уже была не та монотонная, маловразумительная песенка, которой обычно баюкают младенцев, а выразительная, эмоциональная речь, в которой человек изливает душу.

Заинтригованная, я вскочила с кровати и подошла к двери. Я увидела их в конце холла. Джейми в одной рубашке сидел на полу, опираясь спиной о подоконник и уперев ступни в пол. А на коленях у него, словно на стуле, сидела маленькая Кэтрин и без устали колотила Джейми в живот своими маленькими ножками.

Личико Кэтрин было безмятежным и светлым подобно лику луны, но бездонные темные глаза жадно внимали его словам. Он водил пальцем по округлой линии ее щечек, снова и снова шепча слова душераздирающей нежности.

Он говорил по-гэльски и так тихо, что я все равно ничего не поняла бы, если бы даже знала язык. Но голос его был осипшим, а лунный свет, лившийся из окна за его спиной, позволил мне разглядеть слезы у него на лице.

Это был тот самый случай, когда не требуется постороннее вмешательство. Поэтому я поспешила в постель, все еще хранившую мое тепло, запечатлев в памяти образ полунагого лэрда Лаллиброха, сидящего на полу и при свете луны изливающего душу перед младенцем, олицетворяющим будущее его клана.

* * *

Проснувшись на следующее утро, я ощутила рядом с собой какой-то незнакомый запах и неудобство оттого, что кто-то больно тянет меня за волосы. Я открыла глаза и обнаружила рядом с собой Кэтрин. Ее розовые губки сладко причмокивали у самого моего носа, а пухлые пальчики вцепились в волосы. Я попыталась осторожно высвободить локоны, но малышка все равно почувствовала, перевернулась на живот и, свернувшись калачиком, снова уснула.

Джейми лежал по другую сторону от ребенка, уткнувшись лицом в подушку. Он открыл один глаз, синий, словно утреннее небо.

– Доброе утро, англичаночка, – тихо, чтобы не разбудить девочку, сказал он. И улыбнулся. – Вы, спящие вот так вдвоем, смотритесь очень мило.

Я пригладила рукой растрепанные волосы и невольно рассмеялась, глядя на попку Китти, смешно торчавшую кверху.

– Казалось бы, так спать неудобно, а ей, видимо, нравится. Посмотри, как сладко она сопит. Когда ты пришел с ней сюда? Я не слышала, как ты лег в постель.

Он зевнул и взъерошил волосы. Вид у него был счастливый, хотя под глазами залегли темные круги.

– Не знаю, сколько было времени, но еще до того, как зашла луна. Мне не хотелось будить Дженни, вот я и принес малышку к нам и положил посередине. Она даже не проснулась.

Кэтрин заворочалась, упираясь пяточками в матрас. Судя по всему, приближалось время ее утреннего кормления. Мое предположение подтвердилось в следующий же момент, когда, еще не открыв глаз, она подняла головку и исторгла громкий здоровый вопль. Я быстро подскочила к ней и взяла на руки.

– Сейчас, сейчас, – бормотала я, нежно похлопывая ее по спинке.

Свесила ноги на пол, потом обернулась и погладила Джейми по голове.

– Я отнесу ее к Дженни. А ты поспи. Еще рано, – сказала я.

– Я и сам могу это сделать, англичаночка, – ответил он, очнувшись, и тут же согласился: – Ну ладно. Тогда увидимся за завтраком.

Он перевернулся на спину, принял свою любимую позу, сложив руки на груди, и глубоко задышал еще до того, как мы с Кэтрин дошли до двери.

Малышка отчаянно крутилась в поисках соска и громко вопила, не находя его. Навстречу мне спешила Дженни, заслышавшая крик своей дочурки, запахивая на ходу зеленый халат.

Я протянула ей малышку, которая гневно размахивала своими крошечными кулачками.

– Тише, моя крошка, успокойся, – твердила Дженни.

Она взяла у меня из рук малышку и, поведя бровью, пригласила последовать за ней в комнату, что я и сделала.

Я присела на край кровати, а Дженни – на стул возле очага и вынула из лифа грудь. Маленький ротик тут же впился в сосок, и мы облегченно вздохнули от внезапно воцарившейся тишины.

– Наконец-то, – вздохнула Дженни, расслабившись, как только Кэтрин начала сосать. – Успокойся, мой маленький поросеночек.

Дженни улыбнулась, взглянув на меня своими лучистыми, как у брата, глазами.

– Спасибо, что взяли к себе малышку на ночь. Я спала как убитая.

Я пожала плечами, с умилением наблюдая за матерью и ребенком, расслабившимися от удовольствия. Головка девочки точно повторяла форму высокой, округлой груди Дженни, малышка энергично причмокивала, укладываясь поудобнее на коленях матери.

– Это была идея Джейми, не моя. Кажется, дядя и племянница неплохо провели время вместе.

Перед моим мысленным взором снова возник Джейми, серьезным, приглушенным тоном что-то рассказывающий малышке, и слезы, текущие у него по лицу.

Дженни кивнула, внимательно глядя на меня:

– Мне кажется, они благотворно подействовали друг на друга. Джейми плохо спал эти дни.

– Да. Он много размышлял.

– Конечно, – сказала Дженни, бросив взгляд на кровать.

Айен встал на рассвете и ушел приглядеть за скотом. Нужно было решить, какие лошади останутся, а какие заберет Джейми, заново подковать их, починить сбрую.

– Знаешь, с детьми можно говорить обо всем на свете, – вдруг сказала Дженни, прервав ход моих мыслей. – Вполне серьезно. Ты можешь рассказать им все, даже то, что взрослому человеку может показаться глупостью.

– Значит, ты слышала, о чем он говорил сегодня ночью? – спросила я.

Она кивнула, не отрывая взгляда от розовой мордашки Кэтрин, самозабвенно сосавшей грудь, смежив от удовольствия густые черные ресницы.

– Да, но ты не переживай, – добавила Дженни, ласково улыбаясь мне. – Это совсем не значит, что он не может обо всем говорить с тобой. Может. И он это знает. Но говорить с ребенком – совсем другое дело. Ребенок – это маленький человек. Ты понимаешь, что рядом с ним ты можешь не беспокоиться о том, что он о тебе подумает или что при этом почувствует. Ты можешь излить перед ним душу, не заботясь о выборе слов и ничего не скрывая. И это принесет успокоение.

Она говорила уверенно, как о чем-то само собой разумеющемся. Я поинтересовалась, часто ли она сама разговаривает с детьми таким образом. Уголок большого рта, так похожего на рот ее брата, чуть приподнялся.

– Это все равно что разговаривать с еще не родившимся ребенком, – тихо добавила Дженни. – Ты это познаешь в свое время.

Я положила руки, одна на другую, на живот, вспоминая:

– Мне это знакомо.

Легким движением большого пальца она высвободила сосок из ротика малышки.

– Я много думала над тем, почему женщины часто выглядят печальными после рождения ребенка, – задумчиво, словно размышляя вслух, произнесла Дженни. – Ты думаешь о нем, разговариваешь с ним, ощущаешь его у себя под сердцем. А когда он появляется на свет, это совсем другое дело. Ты любишь его, конечно. Видишь, как он растет… И все-таки ты постоянно вспоминаешь о ребенке, которого ты носила в себе и которого там уже нет. И даже когда ты держишь в руках новорожденного, он все равно не может тебе заменить того, что был у тебя под сердцем.

Она наклонилась и нежно поцеловала темноволосую головку дочери.

– Да, – сказала я, – до этого… все проблематично. Это может быть сын, а может быть дочь. Обычный ребенок или красавец. А когда он появляется на свет, все иллюзии, связанные с ним, исчезают. Он есть, и другого не дано.

Дженни тихонечко покачивала дитя, и через некоторое время крошечные ручки, крепко вцепившиеся в ворот зеленого халата, постепенно разжались – девочка уснула.

– И если ты думала, что у тебя будет сын, а рождается дочь, то тебе начинает казаться, что сын, которого ты носила под сердцем, умер, – продолжала спокойно размышлять Дженни. – А прекрасный мальчик, прильнувший к твоей груди, словно бы убил маленькую девочку, которую ты ждала. И ты начинаешь плакать, сама не сознавая о чем, пока не поймешь, что ты держишь в руках того самого ребенка, которого вынашивала. И другого быть не могло и не может. И ты начинаешь испытывать не боль, а только радость. При этом ты все равно можешь заплакать, но это будут радостные слезы, слезы счастья.

– А мужчины… – начала было я, думая о Джейми, изливавшем душу ничего не понимающему ребенку.

– Мужчины тоже. Когда они впервые берут своего ребенка на руки, они тоже думают о том, что на его месте мог бы быть другой, противоположного пола, но изменить уже ничего нельзя. Но мужчины не плачут об этом. Нельзя плакать о том, чего не изведал. Мужчины не носят дитя под сердцем.