Онлайн чтение книги Сумма теологии Summa theologica
Вопрос 17. О лжи

Далее мы рассмотрим вопросы, касающиеся лжи. В связи с этим будет исследовано четыре пункта: 1) существует ли ложь в вещах; 2) находится ли она в чувстве; 3) есть ли она в уме; 4) относительно противоположности истины и лжи.

Раздел 1. Существует ли ложь в вещах?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Представляется, что в вещах нет лжи. Ведь сказал же Августин, что «если истинно то, что существует [именно так, как кажется], из этого будет следовать, что ложного нет нигде, хотя бы рассудку все казалось иначе»296Soliloq. Il, 8..

Возражение 2. Далее, «ложь» происходит от «fallere» [т. е. обманывать, намеренно вводить в заблуждение]. Но, как сказал Августин, вещи не обманчивы, они лишь представляют вид естества297De Vera Relig. XXXIII.. Поэтому в вещах и нельзя обнаружить лжи.

Возражение 3. Кроме того, как было установлено выше (16), об истине говорят как о существующей в вещах в силу соответствия последних божественному уму Но все, коль скоро оно существует, подражает Богу Поэтому все истинно безо всякой примеси лжи, и, значит, нет ничего ложного.

Этому противоречит сказанное Августином: «Всякое тело — тело, без сомнения, истинное, обманчиво только [его] единство; ведь оно лишь подражает единству, не будучи таковым»298De Vera Relig. XXXIV Ср.: «Всякое тело — тело, без сомнения, истинное, обманчиво только единство. Ибо всякое тело не вполне едино, или не настолько подходит к нему, чтобы вполне его выражать; и, однако, оно не было бы и телом, если бы не было в той или иной мере единым. Но само собой понятно, что оно не могло бы быть единым хотя бы в какой-нибудь мере, если бы не получило единство от Того, Кто — высочайшее единство».. Но всему, что подражает божественному единству, этого [единства] как раз и недостает. Следовательно, во всех вещах присутствует ложь.

Отвечаю: поскольку истина и ложь суть противоположности, [далее] поскольку противоположности относятся к одной и той же вещи, нам надлежит искать ложь там же, где нами первичным образом обнаруживается истина, т. е. в уме. Затем, в вещах [как таковых], за исключением [модуса] их соотнесенности с умом, нет ни истины, ни лжи. И так как каждая вещь обозначается прямо через то, что принадлежит ей самой по себе, и относительно — через то, что ей акцидентно, вещь, таким образом, может быть названа просто ложной, когда сопоставляется с умом, от которого зависит и в связи с которым она соотнесена через самую себя, и может быть названа относительно ложной, будучи сопоставлена с другим умом, с которым она соотнесена привходящим образом299Metaph. V 15.. Далее, природные вещи зависят от божественного ума, искусственные же — от человеческого. Ибо искусственные вещи, говорят, ложны просто и сами по себе постольку, поскольку им недостает формы [произведшего их] искусства; поэтому и ремесленника полагают производящим ложную работу, когда ему недостает надлежащих его искусству навыков действий.

Что касается вещей, кои зависят от Бога, то в той мере, в какой они соотнесены с божественным умом, лжи в них нет. Поэтому, если что [дурное] и происходите вещами, определенными этим умом, то только, пожалуй, в тех случаях, когда речь идет о действователях со свободной волей, имеющих силу уклониться от определения, в чем [собственно] и состоит ложь греха. Потому-то в Священном Писании грехи и называются неправдой и ложью, согласно сказанному: «Доколе будете любить суету и искать лжи?» (Пс. 4:3), тогда как, с другой стороны, добродетельные поступки, будучи проявлением покорности определенному божественным умом порядку, называются «правдой жизни». Так, сказано: «Поступающий по правде идет к свету» (Ин. 3:21).

Что же касается нашего ума, с которым природные вещи соотнесены привходящим образом, то [с этой точки зрения] их можно полагать ложными, но не просто [ложными], а относительно, и к этому можно подходить двояко. С одной стороны, согласно обозначению вещи, ибо вещь полагают ложной, если она обозначена или представлена в речи или мысли как ложная. В этом смысле о любой вещи можно говорить как о ложной, если она не обладает приписываемым ей качеством; например, как заметил Философ, мы можем сказать, что диагональ — ложная [с точки зрения] соизмеримости вещь300Metaph. V, 29. Нечто подобное сказал и Августин: «Истинный трагик — это ложный Гектор»301Soliloq. Il, 10. Ср.: «Каким бы образом этот Росций, о котором мы упоминали, был истинным трагиком, если бы не пожелал быть ложным Гектором, ложною Андромахой, ложным Геркулесом...».. И напротив, все что угодно может быть названо истинным с точки зрения подобающего ему [качества]. Иначе вещь может быть названа ложной со стороны причины. Так, вещь называют ложной, если она по природе может порождать ложное представление. И принимая во внимание, что нам присуще выносить суждение о вещи по ее видимости, ибо познание наше восходит от чувства, которое преимущественно и по природе имеет дело с внешними проявлениями, то те внешние проявления [данной вещи], которые порождают сходство [ее] с другими вещами, называют ложными относительно этих [других] вещей; поэтому желчь [называют] ложным медом, а олово — ложным золотом. Об этом читаем у Августина: «Мы называем ложными те вещи, которые имеют сходство с [вещами] истинными»302Soliloq. II, 6.; и Философ говорит: «Вещи называются ложными, когда они по природе таковы, что кажутся или не такими, каковы они есть, или же тем, что они не есть»303Metaph. V, 29.. Подобным образом и человек называется лживым, если он склонен к ложным мнениям или речам [и предпочитает их], а не потому, что он может лгать; в противном случае, как замечено в «Метафизике» V, 2, немало людей знающих и рассудительных могли бы считаться лжецами.

Ответ на возражение 1. Вещь, соотнесенная с умом, полагается истинной в отношении того, что она есть, и ложной в отношении того, что она не есть. Поэтому и сказано в «Монологах» II, 10, что «истинный трагик — это ложный Гектор». Отсюда: в какой мере в вещах обнаруживается [своего рода] небытие, в такой мере в них обнаруживается и ложность.

Ответ на возражение 2. По природе вещи не обманчивы, но они [бывают таковыми] акцидентно, ибо подчас являются причиной ошибки вследствие своего сходства с другими вещами.

Ответ на возражение 3. О вещах говорят как о ложных не в силу их соотнесенности с божественным умом (т. е. как о просто ложных), но в силу их соотнесенности с нашим умом (т. е. как о ложных только относительно).

[Да и] в приведенном контраргументе речь [ведь] идет не о том, что идея ложности содержится в самом подражании или неверном представлении [вида естества], но лишь о том, насколько последние могут послужить причиной [формирования] ложного мнения. Следовательно, о вещи говорят как о ложной не потому, что она походит на другую вещь, а потому, что [это] сходство по виду естества порождает ложное мнение, причем не в каком-то одном отдельном случае, а в большинстве.

Раздел 2. Обнаруживается ли ложь в чувствах?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в чувствах нет лжи. Ведь сказал же Августин: «Если все телесные чувства свидетельствуют так, как они ощущают, то я не знаю, чего же больше мы должны еще требовать от них»304De Vera Relig. XXXIII.. И так как, судя по всему, чувства нас не обманывают, то в них нет и лжи.

Возражение 2. Далее, [сам] Философ заметил, что ложность присуща не чувствам, а воображению305De Anima III, 3. Ср.: «...ощущения всегда истинны·, а представления большей частью ложны»..

Возражение 3. Далее, в простых вещах нет ни истины, ни лжи, [они есть] только в вещах составных. Но утверждение и отрицание не принадлежат чувствам. Поэтому в чувствах нет никакой лжи.

Этому противоречит следующее. Августин говорит, что «мы обманываемся во всех чувствах, обольщаемые сходством»306Soliloq. II. 6..

Отвечаю: усматривать обманчивость в чувствах можно разве что в том смысле, в каком в них обнаруживается и истинность. Однако истинность находится в них не так, как если бы они знали истину, но лишь постольку, поскольку они истинно схватывают чувственные вещи, о чем [уже] шла речь выше (16, 2); это происходит через посредство чувственного схватывания вещей, каковы они есть; следовательно, и ложность наличествует в чувствах через посредство схватывания или представления ими вещей иначе, чем они есть. Осведомление о вещах через посредство чувств адекватно наличию их [(т. е. вещей)] образов в чувствах; [сам же] образ вещи может находиться в чувствах трояко.

Во-первых, первичным и естественным образом, как в зрении наличествуют подобия цветов и аналогичных им чувственных объектов.

Во-вторых, естественным, но не первичным образом, как в зрении наличествуют подобия формы, размера и других чувственных объектов, общих сразу нескольким чувствам.

В-третьих, как не первичным, так и не естественным образом, но — акцидентно, как в зрении может присутствовать образ человека, однако не как [образ именно] человека, а как [образ некоего] окрашенного объекта, случайно оказавшегося человеком.

Итак, чувство не может иметь никаких ложных сведений о [первично и естественно] присущих ему объектах, кроме как случайно и крайне редко, и еще в том смысле, в каком нездоровый орган не в состоянии правильно воспринимать чувственную форму, ибо любой пассивный субъект, будучи [по какой-либо причине] нерасположенным [к восприятию воздействия], может неверно воспринять воздействие [исходящее от] действователя. Так происходит, например, тогда, когда больному, вследствие воспаления языка, сладкое представляется горьким. Что же касается объектов, общих [многим] чувствам, а равно и объектов акцидентных, то даже верно сориентированное чувство может иметь ложное восприятие, поскольку оно либо относится к ним [(т. е. к объектам чувства)] не непосредственно, а акцидентно, либо же оно воспринимает их как следствия, будучи само направлено на другие вещи.

Ответ на возражение 1. Ощущением чувства является его восприятие само по себе. Следовательно, поскольку чувство свидетельствует о своем ощущении, мы не обманываемся в суждении о том, что испытываем ощущение. Но так как, однако, чувство порою ошибочно ощущает свой объект, из этого следует, что иногда оно ошибочно свидетельствует об объекте; таким образом, чувство [может] обманывать нас с точки зрения [ощущаемого] объекта, но не с точки зрения ощущения как такового.

Ответ на возражение 2. Говорят, что ложность не присуща чувству, поскольку чувство не лжет с точки зрения присущего ему объекта. Поэтому есть и другой перевод [текста Философа], где сказано [куда как] определенней: «Относительно присущего ему объекта чувство истинно всегда». Ложность приписывается воображению постольку поскольку оно может продуцировать образ чего-либо даже при его отсутствии. Следовательно, когда кто-либо ощущает образ вещи так, как будто бы это и есть сама вещь, результатом такого восприятия является ложь; по этой причине Философ заметил, что о теневых рисунках и сновидениях говорят как о ложных потому, что они вызывают образы вещей, не представленных в субстанции307Metaph. V. 29..

Ответ на возражение 3. Этот аргумент подтверждает лишь то, что ложь не находится в чувстве в том смысле, что последнему [якобы] ведомы истина и ложь.

Раздел 3. Находится ли ложь в уме?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в уме нет лжи. Так, Августин говорит, что познание обманываемого не простирается на то, в чем его обманывают. Но о лжи можно сказать как о существующей в знании только в том смысле, что именно в нем [(т. е. в пределах области знания)] мы и обманываемся. Значит, в уме нет лжи.

Возражение 2. Далее, Философ говорит, что ум истинен всегда308De Anima III, 6. Ср.: «...ум, направленный на существо предмета как суть его бытия, истинен [всегда]; ум же, касающийся чего-то [другого], — не [всегда]».. Следовательно, в уме нет никакой лжи.

Этому противоречит сказанное в [книге] Ό душе» III, ботом, что «истина и ложность встречаются там, где имеется сочетание мыслей». Но такое сочетание имеется [именно] в уме. Значит, истина и ложь существуют в уме.

Отвечаю: как вещь обретает свое бытие благодаря присущей ей форме, точно так же и познавательная способность обретает знание благодаря образам познанных вещей. Следовательно, как природные вещи не могут испытывать недостатка в бытии, принадлежащем им благодаря их форме, но могут испытывать недостаток в акцидентном или вторичном качестве (например, человек может и не иметь двух ног, оставаясь при этом человеком), так и познавательной способности не может недоставать знания о вещи, чей образ ею познан, но может недоставать [знания] чего-то такого, что вторично или акцидентно этой [познанной] форме. Ибо уже было сказано, что зрение не обманывается относительно присущих ему [первичным и естественным образом] чувственных объектов, но только лишь — относительно общих всем чувствам, которые вторичны для его объекта, или же относительно акцидентных объектов чувства (2). Но как чувство непосредственно оформляется образом присущего ему объекта, так и ум — подобием сущности вещи. Следовательно, ум, направленный на сущность вещи, истинен всегда, равно как истинно и чувство, направленное на присущий ему объект. Однако при утверждении и отрицании ум может впасть в заблуждение, приписывая вещи, чью сущность он знает, что-то, что не является следствием [ее сущности] или [даже] противоположно ей. Ведь ум так же относится к суждению о подобных вещах, как чувство — к оценке общих [всем чувствам] или акцидентных ему объектов.

Здесь, впрочем, имеется и различие, ибо, как уже было сказано ранее в связи с [рассмотрением вопроса об] истине (16,2), ложь может существовать в уме не только в том смысле, что ум выносит суждение о знаемом, но и в том, что он выносит суждение об истине, тогда как в чувстве, как было говорено выше (2), знания о лжи нет.

Но так как ложность в уме относится по существу только лишь к составленности ума, она возникает также и акцидентно при тех действиях ума, посредством которых он познает сущность вещи, в той мере, в какой к ним [(т. е. к этим действиям ума)] примешивается [упомянутая] составленность, и это может происходить двояко. С одной стороны, [это происходит] тогда, когда ум прилагает дефиницию, присущую [некоторой] одной вещи, к [совсем] другой; как, [например, дефиницию] окружности к человеку Ибо [истинная] дефиниция одной вещи станет ложной, если ее приложить к другой. С другой стороны, [это происходит] при составлении дефиниции из частей, которые исключают друг друга. Ибо подобная дефиниция будет ложной не только относительно вещи, но и сама по себе. Такой ложью могла бы быть дефиниция «животное разумное, с четырьмя ногами», и ум, составивший ее, впал бы в заблуждение, поскольку утверждение типа «иные из разумных животных имеют четыре ноги» ложно само по себе. По этой-то причине ум и не может ошибиться при познании простых сущностей: он либо истинен, либо не знает вообще.

Ответ на возражение 1. Поскольку сущность вещи — это присущий уму объект, то правы те, которые говорят, что мы истинно знаем вещь, когда сводим ее к ее сущности и подобным же образом выносим суждение о ней; так [например] происходит при доказательных утверждениях, в которых нет никакой лжи. И слова Августина о том, что познание обманываемого не простирается на то, в чем его обманывают, должно понимать именно в этом смысле, а не в том, что никто и никогда не обманывается ни в одном из действий [своего] ума.

Ответ на возражение 2. Ум всегда истинен в отношении первых начал; он не обманывается относительно них по той же самой причине, по которой не обманывается относительно того, что суть [та или иная] вещь. Ибо самоочевидные начала таковы, что ведомы по мере познания определений, поскольку в данном случае предикат включен в дефиницию субъекта.

Раздел 4. Являются ли противоположностями истина и ложь?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что истина и ложь не являются противоположностями. Ведь истина и ложь противостоят друг другу как существующее несуществующему, о чем можно прочесть у Августина, который заметил, что «истинное есть то, что существует»309Soliloq. II, 5.. Но то, что есть, и то, чего нет, не противостоят друг другу как противоположности. Поэтому истина и ложь — не противоположности.

Возражение 2. Далее, ни одна из двух противоположностей не может содержаться в другой. Но ложь является таковою по истине; ведь сказал же Августин, что «трагик не был бы истинным трагиком, если бы не пожелал быть ложным Гектором»310Soliloq. II, 10.. Поэтому истина и ложь — не противоположности.

Возражение 3. Кроме того, в Боге нет никакой противоположности, поскольку, как сказал Августин, «ничто не противоположно божественной сущности»311De Civ. Dei XII, 2. Ср.: «...той природе, которая имеет высочайшее бытие и которою создано все существующее, противна только та природа, которая не имеет бытия. Существующему противоположно несуществующее. Поэтому и Богу, высочайшей сущности и Творцу всех и всякого рода сущностей, не противна никакая сущность».. Но ложь противостоит Богу, ибо в Писании об идоле говорится как о лжи: «Они крепко держатся обмана» (Иер. 8:5), то есть, как указано в [соответствующей] глоссе, «идола». Поэтому ложь и истина — не противоположности.

Этому противоречат слова Философа о том, что ложное мнение противостоит истинному312Peri Herrn. VII..

Отвечаю: истина и ложь противостоят друг другу как противоположности, а не как утверждение и отрицание, как полагают иные. При доказательстве этого надлежит иметь в виду, что отрицание не указывает на что-либо в субъекте и не определяет [его], и потому может указывать на что-либо [только] как на несуществующее, например «не глядящий» или «не сидящий». Лишенность же, хотя она [на первый взгляд] и указывает на субъект, [на самом деле] не указывает ни на что, поскольку она, как сказано в «Метафизике» IV, 4; V, 22, есть «отрицание в субъекте»: ведь «слепым» можно назвать лишь того, кто по природе должен был бы видеть. А противоположности и указывают на что-то в субъекте, и определяют [его]; ведь чернота — это вид окрашенности. Ложь указывает на нечто, ибо, как сказал Философ, предмет ложен или потому, что о нем говорят или полагают таким, каков он не есть, или — не таким, каков он есть313Metaph. V, 29.. Ведь так как истина предполагает правильное представление о вещи, то ложь предполагает противоположное. Отсюда понятно, что истина и ложь является противоположностями.

Ответ на возражение 1. Принадлежащее вещи есть истина вещи, постижение же [ее] есть истина ума, в котором истина пребывает первичным образом. Следовательно, ложь есть то, что не постигается. Постигать бытие и постигать небытие — это [уже] противоречие, ибо, как доказал Философ, противоположностью утверждения «Бог благ», является [утверждение] «Бог не благ»314Peri Herrn. VII. А не «Не Бог благ». Аристотель, впрочем, чаще приводит в качестве примера не «благость Бога», а «белизну Сократа»..

Ответ на возражение 2. Ложь не содержится в той истине, которая ей противоположна; ведь и зло содержится не в противоположном ему благе, но лишь в присущем ему [(т. е. благу)] субъекте. Это происходит, между прочим, еще и потому что истина и благо — универсалии, обратимые по отношению к бытию. Следовательно, коль скоро всякая лишенность сказывается об обладающем бытием субъекте, то и зло находят в чем-то благом, и ложь — в чем-то истинном.

Ответ на возражение 3. Поскольку противоположности и противостоящее через посредство лишенности по природе относятся к одной и той же вещи, поэтому нет ничего противоположного Богу, как самому по Себе, так и в смысле Его благости или Его истины, поскольку в Его уме не может быть никакой лжи. Что же касается нашего представления о Нем, то в нем противоположности существуют, ибо ложное мнение о Нем противоположно истинному. И идолы потому названы обманом, противостоящим божественной истине, что ложное мнение о них противостоит истинному мнению о божественном единстве.