Онлайн чтение книги Сумма теологии Summa theologica
Вопрос 84. Каким образом душа, будучи соединенной с телом, мыслит низлежащие телесные вещи

Теперь нам надлежит исследовать те действия души, которые связаны с умственными и желающими силами, а что касается всех остальных душевных сил, то они непосредственно не являются объектом изучения теологии. Более того, коль скоро действия желающей части души изучают этические науки, то мы рассмотрим их во второй части настоящей работы, посвященной исследованию морали. Таким образом, сейчас мы сосредоточимся на действиях умственной части.

Рассмотрение этих действий мы упорядочим так: во-первых, мы выясним, как мыслит душа, будучи соединенной с телом; во-вторых, как она мыслит после отделения.

Первый из упомянутых вопросов будет трояким [а именно]: 1) как душа мыслит низлежащие тела; 2) как она мыслит себя и то, что она содержит в себе; 3) как она мыслит превосходящие ее бестелесные субстанции.

Рассмотрение познания телесных вещей состоит из трех пунктов: 1) через посредство чего познает их душа; 2) как и в каком порядке происходит познание; 3) что именно познается.

Под первым заглавием будет рассмотрено восемь пунктов: 1) познает ли душа тела через посредство ума; 2) мыслит ли она их через посредство своей сущности или же через посредство каких-либо видов; 3) если видов, то все ли виды умопостигаемых вещей присущи душе естественным образом; 4) извлекает ли душа эти виды из неких отделенных бестелесных форм; 5) видит ли наша душа все мыслимое ею в вечных идеях; 6) приобретает ли она умственное познание через посредство чувств; 7) может ли ум актуально мыслить без помощи каких-либо представлений, а только благодаря схваченным им видам; 8) препятствует ли приостановка деятельности чувственных сил суждениям ума.

Раздел 1. Познает ли душа тело через посредство ума?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1.Кажется, что душа не познает тела через посредство ума. В самом деле, Августин говорит, что «ни тела, ни вообще что-либо телесное не может быть постигнуто умом, если оно не может быть воспринято чувствами»201Soliloq. Il, 4.. А еще он говорит, что умственным зрением созерцается только то, что сущностно пребывает в душе202Gen. ad Lit. XII, 24., а такие вещи никак не могут быть телами. Следовательно, душа не может познавать тела через посредство ума.

Возражение 2.Далее, как чувство относится к умопостигаемому, точно так же и ум — к чувственному. Но душа никоим образом не может мыслить духовные, т. е. умопостигаемые вещи, через посредство чувств. Следовательно, точно так же она никоим образом не может познавать тела, т. е. чувственные вещи, через посредство ума.

Возражение 3.Далее, ум направлен на необходимое и неизменяемое. Но все тела подвижны и изменчивы. Следовательно, душа не может познавать тела через посредство ума.

Этому противоречит то обстоятельство, что наука находится в уме. Если, таким образом, ум не познает тела, то из этого следует, что нет и никакой науки о телах, то есть науки о природе, которая исследует подвижные тела, [попросту] не существует.

Отвечаю: для того, чтобы внести ясность в данный вопрос, следует вспомнить, что ранние философы, исследовавшие природу вещей, полагали, что мир состоит из одних только тел. И так как они видели, что все тела подвижны и, как они считали, беспрерывно текучи, то и составили мнение, что не может быть никакого сколько-нибудь определенного познания истинной природы вещей. В самом деле, как можно хоть сколько-нибудь достоверно схватить то, что непрерывно текуче, — ведь оно изменится прежде, чем ум успеет вынести о нем свое суждение (на сей счет, как указывает Философ203Metaph. IV, 5., Гераклит высказывался так: «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды»).

Однако вслед за ними пришел Платон, который, желая утвердить возможность познания истины через посредство ума, заявил, что, кроме телесных вещей, есть и другой род сущностей, свободных от материи и движения (каковые сущности он назвал «видами», или «идеями»), благодаря причастности к которым и возникают те единичные и чувственные вещи, которые называются «человек», «лошадь» и тому подобное. Таким образом, говорил он, науки, дефиниции и вообще все то, чем оперирует ум, относится не к чувственным телам, а к бестелесным и отделенным сущностям, и, значит, душа мыслит не телесные вещи, а их отделенные виды.

Ложность такого представления может быть показана двояко. Во-первых, на том основании, что [если бы все обстояло именно так, то] коль скоро такие виды бестелесны и неподвижны, из области научного ведения надлежало бы исключить всяческое знание о движении и материи (т. е. все то, чему посвящена наука о природе), равно как и любое доказательство, основанное на движении или материальной обусловленности.

Во-вторых, кажется нелепым исследовать явленные нам вещи через посредство других сущностей, которые не могут быть [даже] субстанциями [исследуемых] вещей, так как сущностно от них отличны; таким образом, если бы мы даже и обладали достоверным знанием об отделенных субстанциях, мы все равно не могли бы на основании этого вынести достоверное суждение относительно чувственных вещей.

Платон, похоже, отклонился от истины по следующей причине: он видел, что всякое познание происходит благодаря некоторому подобию, и пришел к выводу, что форма познанной вещи необходимо должна находиться в знающем точно таким же образом, каким [она находится] в познанной вещи. Кроме того, он постиг, что форма мыслимой вещи присутствует в уме в состоянии универсальности, бестелесности и неподвижности, что очевидно следует из самой деятельности ума, чей акт мышления универсален и подчинен некоторой необходимости, поскольку модус действия адекватен модусу формы действователя. На основании этого он заключил, что мыслимые нами вещи должны и сами по себе обладать таким же бестелесным и неподвижным бытием.

Однако в этом нет никакой необходимости. В самом деле, наблюдая за чувственными вещами, нетрудно заметить, сколь различными бывают их формы; например, белизна одной вещи может быть большей, чем белизна другой, и при этом в одной вещи белизне сопутствует сладость, а в другой — нет. И подобным же образом чувственная форма по-разному представляется в вещи вне души и в чувствах, которые воспринимают формы чувственных вещей без восприятия материи, например, цвет золота без самого золота. Вот так же и ум, действуя сообразно своему модусу, воспринимает бестелесные и неподвижные виды материальных и подвижных тел, поскольку воспринятое находится в воспринимающем согласно модусу воспринимающего. Из сказанного следует, что душа познает тела через посредство ума познанием бестелесным, универсальным и необходимым.

Ответ на возражение 1. Эти слова Августина должно понимать как сказанные о среде умственного познания, а не о его объекте. В самом деле, ум познает тела не путем мышления тел или материальных и телесных видов, но — бестелесных и интеллигибельных видов, которые могут сущностно пребывать в душе.

Ответ на возражение 2. Как сказал Августин, будет ошибкою утверждать, что коль скоро чувству доступны только тела, то и уму — только духовные вещи, поскольку из этого бы следовало, что ни Бог, ни ангелы не знают ничего телесного204De Civ. Dei XXII, 29.. Причина этого различия заключается в том, что низшая сила не простирается на все те вещи, на которые простирается сила высшая, тогда как высшая сила не только может воздействовать на все те вещи, которые подлежат низшей силе, но и делает это более возвышенным образом.

Ответ на возражение 3. Любое движение предполагает наличие чего-то неподвижного; в самом деле, при изменении качества неподвижна субстанция, а при изменении субстанциальной формы — материя. Кроме того, неподвижными являются и различные условия, связанные с изменяющимися вещами; например, хотя Сократ сидит и не всегда, тем не менее, [утверждение о том, что] когда он сидит, он пребывает на одном месте, являет собою неподвижную истину Поэтому ничто не препятствует нам обладать неподвижной наукой о движущихся вещах.

Раздел 2. Мыслит ли душа телесные вещи через посредство своей сущности?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1.Кажется, что душа мыслит телесные вещи через посредство своей сущности. Ведь сказал же Августин, что душа «собирает и удерживает образы тел, сформированные душою и в душе, поскольку при их формировании она придает им нечто от своей субстанции»205DeTrin.X, 5.. Но душа мыслит тела через посредство их образов. Следовательно, душа познает тела через посредство своей сущности, которую она использует при формировании этих образов и из которой она их формирует.

Возражение 2.Далее, Философ сказал, что «некоторым образом душа есть все сущее»206De Anima III, 8.. Следовательно, коль скоро подобное познается подобным, похоже, что душа познает телесные вещи через посредство самой себя.

Возражение 3.Далее, душа более превосходна, чем телесные твари. Но, как сказал Дионисий, высшие [порядки] обладают свойствами также и низших, но в более превосходной степени, чем последние207DeCoel.Hier.XI,2.. Следовательно, все телесные твари существуют и в душе, но в более превосходной степени, чем сами по себе. Поэтому душа может познавать телесные твари через посредство своей сущности.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «разум собирает познания о телесных вещах через посредство телесных чувств»208DeTrin.lX,3.. Но сама душа не может быть познана через посредство телесных чувств. Следовательно, она не познает телесные вещи через посредство самой себя.

Отвечаю: философы древности придерживались того мнения, что душа познает тела через посредство своей сущности, поскольку никто из них не сомневался в том, что «подобное познается подобным». Однако при этом они полагали, что форма познанной вещи находится в знающем таким же точно образом, каким она находится в познанной вещи. Платоники, впрочем, думали иначе. В самом деле, Платон, видя, что умственная душа обладает нематериальной природой и нематериальным же способом познания, утверждал, что и форма познанной вещи существует нематериально. Со своей стороны, ранние натурфилософы, видя, что познанные вещи материальны и телесны, полагали, что познанные вещи должны существовать материально даже в познавшей их душе. По этой причине, дабы приписать душе познание всех вещей, они утверждали, что ее природа обща природе всего остального. И коль скоро природа следствия определяется его началами, они и душе приписали природу начала; так, те, которые думали, что началом всего является огонь, усваивали душе природу огня, [другие] на том же основании [усваивали ей природу] воды или воздуха. Наконец, Эмпедокл, который утверждал существование наших четырех материальных элементов и двух начал движения, говорил, что душа состоит именно из них. Таким образом, думая, что вещи существуют в душе материально, все они утверждали, что и познание души материально, тем самым стирая различия между умом и чувством.

Однако подобное мнение лишено всякого смысла. Во-первых, поскольку ни в одном из приведенных ими материальных начал его следствия не существуют иначе, как только в возможности. Но, как сказано в девятой [книге] «Метафизики», сущее в возможности обнаруживается только будучи приведенным к действительности209Metaph. IX, 9., поскольку всякая сила познается только через свою деятельность. Поэтому для объяснения того факта, что душа познает все, недостаточно приписать ей природу начал; сверх того нам придется признать наличие в душе природ и форм каждого частного следствия, например, кости, плоти и т. п., на что указывает Аристотель, полемизируя с Эмпедоклом210De Animal, 5.. Во-вторых, поскольку если бы было необходимо, чтобы познанная вещь материально существовала в знающем, то было бы непонятно, почему вещи, обладающие материальным бытием вне души, лишены познания. В самом деле, если, например, душа познает огонь посредством огня, то почему тот огонь, который существует вне души, лишен знания об огне?

Поэтому следует заключить, что познанные материальные вещи необходимо должны существовать в знающем нематериально. А происходит так потому, что акт познания простирается в том числе на вещи, находящиеся вне познающего, ибо мы познаем и внешнее. Затем, благодаря материи форма вещи определена именно к этой вещи, из чего ясно, что способность познания обратно пропорциональна материальности. Следовательно, те вещи, которые не воспринимают формы без материи, вообще не обладают никакой способностью познания, каковы, согласно Философу, растения211De Anima II, 12.. И чем более нематериально вещь воспринимает форму познаваемого, тем более совершенно ее познание. Поэтому ум, который абстрагирует виды не только из материи, но также и из индивидуальных состояний материи, обладает несравненно более совершенным познанием, нежели чувства, которые хотя и получают форму познанной вещи без материи, но, однако же, в соответствии с материальными состояниями. Кроме того, из всех чувств наиболее совершенно познает зрение, поскольку, как уже было сказано (78,3), оно наименее материально; что же касается умов, то [и в этом случае] ум тем совершеннее, чем менее он материален.

Из сказанного понятно, что если бы существовал такой ум, который знал бы все через посредство своей сущности, то в этом случае его сущность необходимо должна была бы нематериально содержать в себе все вещи (это [в некотором смысле] перекликается с утверждением ранних философов, а именно, что сущность души, дабы иметь возможность познавать все, должна актуально состоять из начал всех материальных вещей). Но только Бог в Своей сущности нематериально содержит все, поскольку все следствия обладают виртуальным предбытием в своей причине, Таким образом, один только Бог мыслит все через Свою сущность, чего нельзя сказать ни об ангеле, ни о человеческой душе.

Ответ на возражение 1. Августин в приведенном отрывке говорит о видении воображения, которое возникает благодаря образам тел. При формировании таких образов душа [действительно] придает им часть своей субстанции, тем самым упорядочивая субъект к оформлению определенной формой. Таким путем душа создает подобные образы из самой себя, но не в том смысле, что душа или некоторая часть души превращается в тот или иной образ, а в том, в каком мы говорим, что тело является окрашенным вследствие его оформленности цветом. Вышесказанное становится очевидным из последующего [текста Августина], поскольку [ниже] он говорит, что душа «содержит в себе нечто такое», — а именно не оформленное этим образом, — «что может свободно судить о видах этих образов», и что это «нечто» суть «разум», или «ум». И еще он говорит, что та часть, которая оформляется этими образами, — а именно воображение, — «обща нам и животным».

Ответ на возражение 2. Аристотель, в отличие от ранних философов, никоим образом не думал, будто бы душа актуально состоит из всего. Он потому и сказал, что душа есть все сущее «некоторым образом», что по отношению ко всему она пребывает в состоянии возможности: ко всему чувственному — через посредство чувств, ко всему интеллигибельному — через посредство ума.

Ответ на возражение 3. Сущность любой твари конечна и определенна. И хотя сущность более возвышенной твари содержит в себе своего рода подобие [сущности] более низкой твари (поскольку всем им присуща некоторая общность), тем не менее, она не обладает полным ее подобием, поскольку определена к виду, который отличен от вида низшей твари. Одна только божественная Сущность есть совершенное подобие всего сущего, поскольку является универсальным началом всего.

Раздел 3. Мыслит ли душа все вещи через посредство присущих ей видов?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1.Кажется, что душа мыслит все вещи через посредство присущих ей видов. Так, Григорий в своей наставительной беседе, посвященной Вознесению, говорит, что «мышление человека подобно ангельскому»212Horn. 29 in Εν.. Но ангелы мыслят все через посредство присущих им видов, поскольку в книге Ό причинах» сказано: «Всякий ум полон форм»213DeCausis 10. Ср.: «Всякий ум полон форм; но одни из умов содержат более всеобщие формы, другие содержат формы менее всеобщие. Ибо формы, которые в умах вторичных и более низшей всеобщности существуют как частное, в первых умах существуют как общее; а формы, что в умах первичных есть как общее, в умах вторичных даны как частное. И в умах первых есть большая сила, поскольку они обладают более значимым единством, нежели умы вторичные и низшие; а в умах вторичных и низших содержится сила слабее, поскольку они обладают меньшим единством и большей множественностью. Ибо умов, близких к чистому истинному единому, немного, и обладают они большей силой, а умов, отдаленных от чистого истинного единого, больше, и они наделены более слабой силой. И потому... формы, которые появляются из первых умов, появляются в последовательности вполне единенной, а формы, которые выделяются из первых умов в умы вторичные, обладают более слабой последовательностью и более сильным разделением. Вот поэтому вторичные умы обращают свой взор на всеобщую форму, которая пребывает во всеобщих умах, разделяют и различают ее, так как не могут воспринимать эти формы соответственно их истине и определенности, но только лишь тем способом, каким они могут воспринять их, а именно через разделение и различение».. Следовательно, душе также присущи виды вещей, посредством которых она мыслит телесные вещи.

Возражение 2.Далее, умственная душа безусловно превосходней телесной первичной материи. Но первичная материя была сотворена Богом вместе с формами, в отношении к которым она пребывает в возможности. Тем более [следует допустить, что] умственная душа была сотворена Богом вместе с интеллигибельными видами. И потому душа мыслит телесные вещи через посредство присущих ей видов.

Возражение 3.Далее, правильно сможет ответить только тот, кто знаком с предметом вопроса. Но если сформулировать вопрос надлежащим образом, то правильный ответ на него даст даже невежда, начисто лишенный приобретенного знания, пример чего мы находим в платоновском «Меноне», когда [Сократ] задает вопросы некоему [рабу]. Значит, мы обладаем определенным познанием вещей еще до того, как приобретаем познание, чего бы никогда не было, если бы мы были лишены присущих видов. Следовательно, душа мыслит телесные вещи через посредство присущих ей видов.

Этому противоречит сказанное Философом об уме, а именно, что он подобен «дощечке для письма, на которой еще ничего не написано»214De Anima III, 4..

Отвечаю: коль скоро форма — это начало действия, вещь должна так относиться к форме, которая является началом действия, как последняя — к самому действию; например, если восходящее движение происходит вследствие легкости, то тот, кто движется вверх только в возможности, необходимо должен быть легким только в возможности, а тот, кто движется вверх актуально, необходимо должен быть и легким актуально. Далее, мы видим, что человек является иногда знающим только в возможности, причем как со стороны чувства, так и со стороны ума, и что он приводится от такой потенции либо к чувственному акту — через посредство воздействия чувственных объектов на органы его чувств, либо же к акту мышления — через посредство наставления или открытия. Поэтому должно говорить, что мыслящая душа находится в возможности как к тем образам, которые являются началами ощущения, так и к тем, которые являются началами мышления. По этой причине Аристотель утверждал, что ум, посредством которого мыслит душа, не обладает никакими присущими видами, но изначально пребывает в возможности по отношению ко всем таким видам215Ibid..

Но поскольку актуально обладающий формой не всегда способен действовать согласно этой форме вследствие какого-либо препятствия (так, легкой вещи можно воспрепятствовать двигаться вверх), то по этой причине Платон полагал, что хотя по природе человеческий ум и полон всеми интеллигибельными видами, однако его соединение с телом препятствует ему в реализации его акта. Однако это, похоже, вовсе не так [и вот почему].

Во-первых, поскольку если бы душа по природе имела знание обо всех вещах, то кажется невозможным, чтобы она настолько забыла о самом своем обладании этим знанием (ведь никто не забывает то, что он знает по природе, например, что целое больше, чем часть, и тому подобное). И особенно неразумным кажется [указанное] предположение, а именно, что это является естественным для души, соединенной с телом, в свете того, о чем уже было говорено выше (76, 1 ); в самом деле, нелепо думать, будто бы естественная деятельность вещи находит себе абсолютное препятствие в том, что естественно ей же и принадлежит.

Во-вторых, ошибочность этого мнения очевидна из того факта, что если недостает какого-либо чувства, то недостает и знания, обретаемого из восприятия [недостающего] чувства; например, если человек от рождения слеп, то он не может иметь никакого знания о цвете. Но этого бы не было, если бы душе были присущи образы всех интеллигибельных вещей. Поэтому должно утверждать, что душа не познает телесные вещи через посредство присущих ей видов.

Ответ на возражение 1. Человек действительно обладает умом, подобным ангельскому, однако находящимся не в той же степени совершенства; это подобно тому, как и низшие тела, обладающие простым бытием, согласно тому же Григорию216Horn. 29 in Εν., не обладают той же степенью совершенства, что и тела высшие. В самом деле, материя низших тел в полной мере не завершается их формой, но сохраняет потенциальность в отношении тех форм, которыми она не обладает, тогда как материя небесных тел полностью завершена их формой, и потому не является потенциальной в отношении какой-либо другой формы, о чем уже было сказано (66, 2). Точно так же и ангельский ум совершенен благодаря соприродным ему интеллигибельным видам, в то время как человеческий ум в отношении таких видов сохраняет потенциальность.

Ответ на возражение 2. Первичная материя обретает субстанциальное бытие благодаря своей форме, а потому было необходимо, чтобы она, пускай и не актуально, была сотворена вместе с некоторой формой. Обретя же бытие под какой-то одной формой, она сразу же обрела и потенцию в отношении всех остальных. Однако ум не обретает субстанциальное бытие благодаря интеллигибельным видам, и потому приведенная аналогия неуместна.

Ответ на возражение 3. Формулировать вопросы надлежащим образом, значит задавать их относительно частных вещей, исходя из универсальных самоочевидных начал этих вещей. Таким вот образом формируется познание в уме ученика. И когда он правильно отвечает на последующий вопрос, то это происходит не потому, что он знал истину и прежде, а потому, что именно сейчас он ей научился. В связи с этим неважно, каким путем, исходя из универсальных начал, приводит учитель [ученика] к своим заключениям — путем ли вопросов или утверждений; в любом случае ум слушателя обретает уверенность в том, что следует из предшествующего.

Раздел 4. Извлекает ли душа интеллигибельные виды из неких отделенных форм?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1.Кажется, что интеллигибельные виды извлекаются душой из неких отделенных форм. В самом деле, то, что является таковым по причастности, обусловливается тем, что является таковым сущностно; например, горящее всегда можно возвести к обусловившему его огню. Но актуально мыслящая умственная душа причастна к мыслимой вещи, поскольку актуальный ум суть то же, что и актуально мыслимая им вещь. Поэтому то, что само по себе и сущностно есть актуально мыслимое, является причиной того, что умственная душа актуально мыслит. Но сущностно актуально мыслимое — это отделенная от материи форма. Следовательно, интеллигибельные виды, через посредство которых мыслит душа, обусловливаются некими отделенными формами.

Возражение 2.Далее, интеллигибельное так относится к уму, как чувственное — к чувству. Но чувственные виды, которые находятся в чувствах и через посредство которых мы ощущаем, обусловливаются чувственным объектом, актуально существующим вне души. Поэтому и интеллигибельные виды, через посредство которых мыслит наш ум, должны обусловливаться некими актуально интеллигибельными вещами, существующими вне души. Но последние не могут быть ничем иным, как только формами, отделенными от материи. Следовательно, интеллигибельные формы нашего ума извлекаются из неких отделенных субстанций.

Возражение 3.Далее, потенциальное приводится к акту тем, что актуально. Если, таким образом, наш ум, будучи изначально потенциальным, впоследствии начинает актуально мыслить, то это необходимо должно быть обусловлено неким умом, который актуален всегда. Но такой ум суть отделенный ум. Следовательно, интеллигибельные виды, через посредство которых мы актуально мыслим, обусловливаются некими отделенными субстанциями.

Этому противоречит следующее: если бы дело обстояло именно так, то для мышления нам бы не требовались никакие чувства. Однако же очевидно, что подобное утверждение ложно: ведь человек, которому недостает какого-либо из чувств, не способен познавать то из чувственного, что относится к недостающему чувству.

Отвечаю: иные настаивали на том, что интеллигибельные виды нашего ума извлекаются из неких отделенных форм или субстанций. Доказательство же их было двояким. Так, Платон, как мы уже говорили (1 ), утверждал, что формы чувственных вещей имеют самобытие без материи; например, форма человека, которую он называл человеком-в-себе, форма или идея лошади, которую он называл лошадью-в-себе, и т. д. И еще он говорил, что к этим формам причастны как наша душа, так и телесная материя: наша душа — ради познания, а телесная материя — ради бытия. Таким образом, как телесная материя через причастность к идее камня становится индивидуальным камнем, точно так жеи наш ум через причастность к идее камня становится мыслящим о камне. Далее, причастность к идее возникает благодаря некоторому образу идеи в причастнике в том смысле, в каком копия причастна к образцу. И, кроме того, он полагал, что находящиеся в телесной материи чувственные формы извлекаются из идей как своего рода их образы. На основании этого он утверждал, что интеллигибельные виды нашего ума являются образами, извлеченными из идей, и потому возводил науки и дефиниции непосредственно к этим идеям, о чем уже было сказано (1).

Но так как существование форм чувственных вещей без материи противно самой природе [этих вещей], что было неоднократно доказано Аристотелем, то Авиценна, отвергнув подобное мнение, пришел к следующему заключению: хотя интеллигибельные виды всех чувственных вещей и не обладают самобытием вне материи, однако же им присуще нематериальное предбытие в отделенных умах. Из первого ума, говорил он, эти виды извлекаются вторым, и так далее вплоть до самого последнего отделенного ума, который он называл «активным умом» и от которого, по его мнению, интеллигибельные виды истекают в наши души, а чувственные виды — в телесную материю. Таким образом, Авиценна соглашался с Платоном в том, что интеллигибельные виды нашего ума извлекаются из неких отделенных форм, но если Платон утверждал, что они существуют сами по себе, то Авиценна помещал их в «активный ум». Их учения отличаются также и в том отношении, что Авиценна полагал, будто бы интеллигибельные виды не остаются в нашем уме после того, как тот прекращает актуально мыслить, и что для того, чтобы обрести их снова, нашему уму требуется вновь обратиться к активному уму. Следовательно, он отрицал, что душа обладает врожденным знанием, тогда как Платон придерживался мнения, что причастность к идеям недвижимо пребывает в душе.

Но если следовать этому мнению, то невозможно найти причину, по которой бы душе требовалось соединяться с телом. В самом деле, нельзя же сказать, что умственная душа соединяется с телом исключительно ради тела, поскольку ни форма не существует ради материи, ни двигатель — ради движимого. Гораздо более вероятно как раз обратное, а именно, что это умственной душе необходимо тело для того, чтобы она могла осуществлять присущую ей деятельность, то есть мыслить, поскольку, с точки зрения своего бытия, душа не зависит от тела. Но если бы душа по самой своей природе обладала бы присущей ей способностью получать виды непосредственно из неких отделенных начал, а не через посредство чувств, то для своего мышления она бы не нуждалась ни в каком теле, а потому ей бы и не требовалось никакого соединения с телом.

Можно, впрочем, сказать, что наша душа для своего мышления потому нуждается в чувствах, что они некоторым образом побуждают ее к рассмотрению тех вещей, интеллигибельные виды которых она получает из отделенных начал. Однако и такое суждение кажется неудовлетворительным. В самом деле, такое побуждение может показаться необходимым только в том случае, если душой овладела леность или она впала в некоторую забывчивость; но ведь как раз Платон и говорил, что подобное является следствием ее соединения с телом. Таким образом, выходит, что чувства необходимы душе единственно ради преодоления тех препятствий, с которыми сталкивается душа вследствие своего соединения с телом. Поэтому вышеприведенное суждение никоим образом не раскрывает причину соединения души с телом.

Если же согласиться с Авиценной в том, что чувства необходимы душе потому что они побуждают душу обратиться к «активному уму», от которого та получает виды, то и такое объяснение будет недостаточным. Действительно, если душе свойственно по природе мыслить через посредство видов, извлекаемых ею из «активного ума», то из этого следует, что в том случае, когда душа индивида лишена какого-либо из чувств, она может обратиться к активному уму либо в силу природной склонности, либо же через посредство какого-либо другого чувства, и в результате получить связанный с отсутствующим чувством интеллигибельный вид. Из всего этого следовало бы, что слепой от рождения способен различать цвета, что очевидно не так. Таким образом, должно согласиться с тем, что интеллигибельные виды, через посредство которых мыслит душа, не извлекаются ею из отделенных форм.

Ответ на возражение 1. Интеллигибельные виды, к которым причастна наша душа, должны возводиться как к своей первой причине к сущностно интеллигибельному первому началу, то есть к Богу. Однако проистекают они из этого начала через посредство чувственных форм и материальных вещей, от которых, как указывает Дионисий, мы и собираем познания217De Div. Nom. VII, 2..

Ответ на возражение 2. Материальные вещи в том своем бытии, которым они обладают вне души, могут быть актуально чувственными, но не актуально интеллигибельными. Поэтому нет никакого смысла в приведенной аналогии между чувством и умом.

Ответ на возражение 3. Наш пассивный ум приводится от потенции к акту тем, что уже актуально, а именно активным умом, который является силой души, о чем уже было сказано (79, 4), а отнюдь не отделенными умами, поскольку ближайшая причина необходима, а отдаленная причина только возможна.

Раздел 5. Познает ли умственная душа материальные вещи в (их) вечных типах?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1.Кажется, что умственная душа не познает материальные вещи в вечных типах. В самом деле, то, через посредство чего познается нечто, само по себе должно быть познано прежде и в большей степени. Однако умственная душа человека в условиях этой жизни не познает вечные типы, поскольку не познает Бога, в Котором существуют вечные типы, «соединясь, — как говорит Дионисий, — с Богом в неведении»218Myst. Theolog. 1,3.. Следовательно, душа не познает вещи в вечных типах.

Возражение 2.Далее, как сказано [в Писании], «невидимое Его... чрез рассматривание творений видимо» (Рим. 1:20). Но ведь и вечные типы являются невидимым Бога. Следовательно, это вечные типы познаются через творения, а не наоборот.

Возражение 3.Далее, вечные типы есть не что иное, как идеи, поскольку Августин говорит, что «идеи суть неизменные типы, существующие в разуме Бога»219Qq. LXXXIII, 46.. Если, таким образом, мы говорим, что умственная душа познает все вещи в [их] вечных типах, то мы тем самым становимся на точку зрения Платона, учившего, что через них мы обретаем всяческое познание.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Если все мы видим, что есть истина и в моих словах, и в ваших, то скажите, прошу, где и как мы это видим? Конечно, ни я в вас, ни вы — во мне; видим мы это в одной неизменной истине, которая выше всех измышлений нашего разума»220Confess. XII, 25.. Но неизменная истина содержится в вечных типах. Следовательно, умственная душа познает все истинное в вечных типах.

Отвечаю: Августин учил так: «Если те, кого мы называем философами, случайно высказали что-нибудь истинное и согласное с нашей верой, то мы имеем все основания потребовать это у них, ибо они владеют этим не по праву. Ведь язычники поместили в свои учения немало искусных подражаний и суеверных измышлений, которых мы должны всячески остерегаться, дабы, отвергнув общество язычников, не прихватить их с собой»221DeDoctr.Christ.il, 11.. Поэтому Августин, который прекрасно знал учения платоников, всякий раз, когда находил в них нечто, согласное с нашей верой, с радостью это принимал, а если находил нечто, противное вере, то не колеблясь исправлял. Итак, Платон, как уже было упомянуто выше (4), полагал, что формы вещей имеют самобытие вне материи; он называл их идеями, благодаря причастности к которым, говорил он, наш ум все и познает Таким образом, [согласно его учению] как телесная материя благодаря причастности к идее камня сама становится камнем, точно так же и наш ум, становясь причастным к той же идее, получает знание о камне. Но так как самобытие форм вещей вне самих вещей и вне материи (а так утверждали платоники, говоря, что жизнь-в-себе или мудрость-в-себе являются творческими субстанциями) противно нашей вере, о чем читаем у Дионисия222De Div. Nom. XI, 6., то Августин и утвердил на место введенных Платоном идей типы всего сотворенного, существующие в разуме Бога, согласно каковым типам все вещи и сами сотворены, и познаются человеческой душой.

Поэтому когда нас спрашивают, в самом ли деле человеческая душа познает все вещи в [их] вечных типах, то нам следует отвечать, что о познании одной вещи в другой можно говорить двояко.

Во-первых, как о познании непосредственно в самом объекте подобно тому как в зеркале можно видеть образы отраженных вещей. Так [наша] душа в нынешнем состоянии жизни не может наблюдать все вещи в [их] вечных типах; ведь только блаженные, которым дано зреть Бога и все вещи в Боге, могут таким образом познавать все вещи в [их] вечных типах.

Во-вторых, о вещи говорят как о познаваемой в чем-то другом как в начале познания; так, мы могли бы сказать, что видим в свете солнца то, что мы видим благодаря свету солнца. И в этом смысле мы должны утверждать, что человеческая душа познает все вещи в вечных типах, поскольку мы познаем все благодаря причастности к этим типам. В самом деле, сам тот умственный свет, который находится в нас, является не чем иным, как причастным подобием несотворенного света, в котором содержатся вечные типы. В связи с этим читаем [в Писании]: «Многие говорят: «Кто покажет нам благо?"". И псалмопевец отвечает так: «Яви же нам свет Лица Твоего, Господи!» (Пс. 4:7), что, по сути, означает: мы познаем все через запечатленный в нас божественный свет.

Но так как помимо находящегося в нас умственного света нам для познания материальных вещей требуются еще и абстрагируемые из вещей интеллигибельные виды, то это познание происходит не только благодаря причастности к вечным типам, как утверждали платоники, полагая, что для познания достаточно простой причастности к идеям. Поэтому Августин говорит, что «хотя философы доказывают, приводя всевозможные аргументы, что вещи возникают во времени согласно [своим] вечным типам, могут ли они увидеть в вечных типах или выяснять благодаря ним, сколько существует видов животных и каково происхождение каждого из них? Или они все же ищут ответы, исследуя местности и времена?»223DeTrin.IV, 16..

То, что Августин вовсе не думал, будто бы все вещи познаются [исключительно] в своих «вечных типах» или в «неизменной истине», как если бы вечные типы можно было видеть сами по себе, со всей очевидностью явствует из его слов, а именно, что «далеко не о каждом и не о всякой разумной душе можно сказать, что она достойна такого видения, — то есть видения вечных типов, — но только о той, которая свята и чиста»224Qq.LXXXIII.46., то есть такая, какими бывают души блаженных.

Вышесказанное содержит в себе ответы на все [приведенные] возражения.

Раздел 6. Извлекает ли умственное познание из чувственных вещей?

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1.Кажется, что умственное познание не извлекается из чувственных вещей. Ведь сказал же Августин, что «мы не вправе рассчитывать на то, что сможем познать полноту истины из телесных чувств»225Qq. LXXXIII, 9.. И в доказательство этого привел два основания.

Во-первых, [это так] поскольку «то, что может быть воспринято телесным чувством, непрерывно изменяется, но нельзя постигнуть то, что всегда иное».

Во-вторых, [это так] поскольку «то, что мы постигаем через посредство тела, может, отсутствуя в чувствах, присутствовать в воображении, как когда мы спим или гневаемся, и при этом сами чувства не дают нам ответ, является ли то, что мы ощущаем, чувственным объектом или же вводящим в заблуждение его образом. Но нельзя постигнуть то, что не может быть отличено от своей подделки». Из сказанного он делает вывод, что мы не вправе рассчитывать на то, что сможем познать истину через посредство чувств. Но умственное познание схватывает истину. Следовательно, умственное познание не может быть получено через посредство чувств.

Возражение 2.Далее, Августин говорит: «Отнюдь не следует думать так, что тело производит что-нибудь в духе, как если бы дух был подчинен производящему телу в качестве его материи. Бесспорно, то, что производит, превосходнее того, из чего оно что-нибудь производит». Из сказанного он заключает, что «не тело порождает образ в духе, но — сам в себе дух»226Gen. ad Lit. XII, 16.. Следовательно, умственное познание не извлекается из чувственных вещей.

Возражение 3.Далее, сила следствия не может превосходить силу его причины. Но умственное познание простирается не на одни только чувственные вещи, поскольку мы мыслим и то, что не может быть воспринято чувствами. Следовательно, умственное познание не извлекается из чувственных вещей.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что начало познания находится в чувствах227Metaph.1,1..

Отвечаю: известно, что по данному вопросу у философов бытовало три мнения. Демокрит, как указывает Августин в своем послании к Диоскору, утверждал, что «любое познание обусловливается образами тел, которые мы мыслим и впускаем в наши души». Согласно же Аристотелю, Демокрит учил, что познание обусловливается «взаимодействием образов»228DeSomn.etVigil.. Причина подобного мнения заключалась в том, что, как читаем у Аристотеля229De Anima III, 3., Демокрит и другие ранние философы не видели различия между умом и чувством. Поэтому, коль скоро чувство испытывает воздействие от чувственного, они полагали, что и любое наше познание есть следствие простого впечатления, вызванного чувственными вещами, каковое впечатление, по мнению Демокрита, обусловливается взаимодействием образов.

Платон, со своей стороны, говорил, что ум отличается от чувств, поскольку он суть нематериальная сила, которая для осуществления своей деятельности не нуждается ни в каком телесном органе. И так как на бестелесное нельзя воздействовать телесным, то он утверждал, что умственное познание обусловливается не воздействующими на ум чувственными вещами, а отделенными интеллигибельными формами, к которым причастен ум, о чем уже было сказано (4, 5). Кроме того, он придерживался мнения, что чувство — это сила, осуществляющая деятельность через самое себя. Следовательно, это не чувство, будучи духовной силой, испытывает воздействие от чувственного, а чувственные органы испытывают такое воздействие, в результате чего душа некоторым образом побуждается к формированию в себе видов чувственных вещей. Августин, похоже, разделял это мнение, поскольку писал, что «ощущает не тело, а душа при посредстве тела, которым она пользуется как вестником для образования в себе того, что сообщается ей извне»230Gen. ad Lit. XII, 24.. Таким образом, согласно Платону, как умственное познание не проистекает из чувственного познания, так и чувственное познание не проистекает исключительно из чувственных вещей, но последние побуждают чувственную душу к акту ощущения, в то время как чувства побуждают ум к акту мышления.

Аристотель же избрал между ними среднее. В самом деле, он согласился с Платоном в том, что ум отличается от чувства. Но при этом он утверждал, что чувство не может осуществлять присущей ему деятельности без помощи тела, поскольку ощущение есть акт не одной только души, но — «соединения». И то же самое он утверждал относительно любой деятельности ощущающей части [души]. А так как кажется вполне естественным, что чувственные объекты вне души определенным образом воздействуют на «соединение», то Аристотель согласился с Демокритом в том, что деятельность чувственной части обусловливается впечатлением, производимым чувственным объектом на чувство, но происходит это не через взаимодействие, как полагал Демокрит, а через воздействие. В самом деле, как явствует из текста первой [книги трактата Аристотеля] «О возникновении и уничтожении», Демокрит учил, что любое действие происходит благодаря взаимодействию атомов231De Gener. et Corrupt. 1,8.. Однако Аристотель полагал, что ум обладает деятельностью, не связанной с телом. Но так как телесное не может воздействовать на бестелесное, то, согласно Аристотелю, для того, чтобы обусловить умственную деятельность, одного только воздействия со стороны чувственного объекта недостаточно -для этого требуется наличие чего-то более возвышенного, поскольку, по его словам, «действующий возвышеннее претерпевающего». Но при этом он вовсе не имел в виду, будто бы умственная деятельность обусловливается в нас, как думал Платон, непосредственным воздействием неких превосходящих нас сущностей, но что более возвышенный действователь, названный им активным умом, о котором мы упоминали выше (79, 3, 4), обусловливает актуальную умопостигаемость полученных от чувств представлений [образов] посредством их абстрагирования.

Итак, согласно этому мнению, со стороны представлений умственное познание обусловливается чувствами. Но так как сами по себе представления не могут воздействовать на пассивный ум, и потому необходимо, чтобы они были сделаны актуально интеллигибельными активным умом, то нельзя сказать, что чувственное познание является достаточной и совершенной причиной умственного познания, но скорее — что это его материальная причина.

Ответ на возражение 1. Эти слова Августина означают, что невозможно познать полноту истины на основании свидетельств одних лишь чувств, поскольку только в свете активного ума мы можем и извлечь неизменную истину из изменчивых вещей, и отличить сами вещи от их подобий.

Ответ на возражение 2. В этом отрывке Августин говорит не об умственном познании, а о познании воображения. А так как, согласно Платону, деятельность воображения принадлежит исключительно душе, то Августин, дабы разъяснить, что телесные образы, воздействующие на воображение, производятся не телами, а непосредственно душой, использует тот же аргумент, что и Аристотель, когда доказывает, почему активный ум должен быть отделенным, а именно потому, что «действующий возвышеннее претерпевающего». И совершенно очевидно, что, согласно этому мнению, в воображении необходимо должна присутствовать не только пассивная, но и активная способность. При этом если мы будет твердо стоять на позиции Аристотеля, а именно, что действие воображения является действием «соединения», то не возникнет никаких затруднений, ибо ощущающее тело возвышенней, чем какой-нибудь из животных органов, поскольку соотносится с последним как актуальное с потенциальным подобно тому как актуально окрашенный объект соотносится с потенциально окрашенным зрачком глаза. Кроме того, можно сказать, что хотя первично на воображение воздействует нечто чувственное, поскольку «воображение — это движение, возникшее в результате ощущения»232De Anima III, 3., тем не менее в дальнейшем оно при помощи анализа и синтеза формирует в человеке образы самых разнообразных вещей, в том числе и таких, которые не были восприняты чувствами. И слова Августина могут быть поняты в этом смысле.

Ответ на возражение 3. Чувственное познание не является достаточной причиной познания умственного. И поэтому нет ничего несообразного в том, что умственное познание простирается шире, чем чувственное познание.

Раздел 7. Может ли ум актуально мыслить без помощи каких-либо представлений, а только благодаря имеющимся в нем интеллигибкльным видам?

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1.Кажется, что ум может актуально мыслить через посредство имеющихся в нем интеллигибельных видов без помощи каких-либо представлений. В самом деле, ум привдится к актуальности посредством оформления интеллигибельными видами. Но если ум актуален, значит, он мыслит. Следовательно, для актуального мышления уму вполне достаточно одних интеллигибельных видов, при наличии которых он не нуждается в обращении к представлениям.

Возражение 2.Далее, воображение больше зависит от чувств, чем ум — от воображения. Но воображение может иметь актуальное представление и при отсутствии чувственного объекта. Поэтому тем более ум может мыслить без помощи каких-либо представлений.

Возражение 3.[Образных] представлений бестелесных вещей не существует, по каковой причине воображение не выходит за пределы понятий времени и места. Следовательно, если бы наш ум не мог актуально мыслить без помощи представлений, то в этом случае он не мог бы мыслить бестелесное, что очевидно не так, поскольку мы мыслим истину, Бога и ангелов.

Этому противоречат слова Философа о том, что «душа никогда не мыслит без представлений»233De Anima III, 7.

Отвечаю: в нынешнем состоянии жизни, в котором душа соединена с чувственным телом, совершенно невозможно, чтобы наш ум мог актуально мыслить что-либо без помощи представлений [и вот почему].

Во-первых, потому что ум, будучи силой, не использующей телесные органы, не испытывал бы затруднений в своей деятельности в случае повреждения телесного органа, если бы для осуществления его акта не требовался акт некоей силы, использующей телесный орган. Со своей стороны, чувство, воображение и другие способности, относящиеся к чувственной части, используют телесные органы. Но очевидно, что для актуального мышления уму необходимы акты воображения и других сил, причем не только тогда, когда он мыслит, познавая что-то новое, но также и тогда, когда для мышления он использует ранее приобретенные знания. В самом деле, когда акту воображения препятствует повреждение телесного органа, например, в случае безумия, или когда встречает препятствие акт памяти, как в случае летаргии, мы видим, что человеку затруднительно актуально мыслить то, что уже было им познано ранее.

Во-вторых, каждый из нас знает по собственному опыту, что когда он пытается что-либо помыслить, то формирует при этом некие представления, которые служат ему в качестве своего рода примеров, с помощью которых он подвергает исследованию то, что он желает помыслить. По этой причине мы, если хотим помочь кому-либо нечто понять, то приводим ему примеры, из которых он формирует облегчающие его познание представления.

Причину этого следует искать в том, что познавательная способность адекватна познаваемой вещи. Поэтому присущим объектом ангельского ума, который полностью свободен от телесности, является отделенная от материи интеллигибельная субстанция, в то время как присущим объектом человеческого ума, который соединен с телом, является сущность, или природа, обладающая бытием в телесной материи, и через [познание] этой природы видимых вещей он восходит к некоторому познанию вещей невидимых. В самом деле, такой природе присуще обладать бытием в индивидуальных вещах, например, природе камня — в индивидуальном камне, а природе лошади — в индивидуальной лошади, и все это невозможно без телесной материи. И потому природа камня или любой другой материальной вещи не может быть познана полностью и истинно, но только в той мере, в какой она познается как сущая в индивидуальных вещах. Но мы воспринимаем индивидуальное через посредство чувств и воображения. И поэтому для того, чтобы ум мог актуально мыслить присущий ему объект, он необходимо должен обращаться к представлениям для того, чтобы постигать заключенную в индивидах универсальную природу. А вот если бы присущим объектом нашего ума была отделенная форма, или же, как говорят платоники, природа чувственных вещей имела самобытие вне индивидуального, то в этом случае уму, действительно, не было бы никакой нужды всякий раз в процессе своего мышления обращаться к представлениям.

Ответ на возражение 1. Как уже было сказано (79, 6), в том случае, когда пассивный ум актуально не мыслит хранящиеся в нем виды, они пребывают в нем в состоянии навыка. Поэтому для актуального мышления одних только сохраненных [в уме] видов недостаточно — для пользования ними нам нужно, чтобы их модус был адекватен модусу вещи, видами которой они являются, то есть природы, существующей в индивидуальном.

Ответ на возражение 2. Поскольку представление является некоторым подобием индивидуальной вещи, то воображению нет нужды в каком-то еще подобии индивида, в то время как ум в таковом нуждается.

Ответ на возражение 3. Бестелесные вещи, [образных] представлений которых не существует, познаются нами через аналогию с имеющими [образные] представления чувственными телами. Так [например] мы постигаем истину, рассматривая вещи, от которых мы обретаем истину, а Бога, как говорит Дионисий, мы познаем как Причину всего путем противопоставления и превосходства234De Div Nom. I.. Другие же бестелесные субстанции мы, в нынешнем состоянии нашей жизни, познаем только посредством противопоставления или аналогии с телесными вещами. Поэтому, мысля о бестелесных вещах, мы вынуждены обращаться к [образным] представлениям тел, хотя сами они и не являются [образными] представлениями мыслимых нами вещей.

Раздел 8. Является ли препятствием для суждений ума приостановка деятельности чувственных сил?

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1.Кажется, что приостановка деятельности чувственных сил не является препятствием уму для вынесения им суждений. В самом деле, высшее не зависит от низшего. Но суждения ума выше всяческих чувств. Следовательно, приостановка чувств не является препятствием уму для вынесения им суждений.

Возражение 2.Далее, силлогистическое доказательство является актом ума. Но хотя во время сна деятельность чувств и приостанавливается, тем не менее иногда случается так, что человек мыслит силлогизмами и во сне. Следовательно, приостановка чувств не является препятствием уму для вынесения им суждений.

Этому противоречит следующее: как сказал Августин, если спящий и совершает во сне нечто, противное требованиям морали, он совершает это без греха235Gen. ad Lit. XII, 12.. Но этого бы не было, если бы спящий мог свободно пользоваться своим разумом и умом. Следовательно, приостановка чувств препятствует уму выносить суждения.

Отвечаю: как было сказано выше, присущим и адекватным объектом нашего ума является природа чувственной вещи (7). Затем, невозможно сформировать совершенное суждение относительно чего бы то ни было, если не познано все, что относится к природе познаваемого, и в особенности в том случае, если не учтены условия и цели суждения. Но Философ сказал, что «если конечной целью науки практической является деятельность, то конечной целью науки о природе — то, что в каждом конкретном случае непреложно является через ощущение»236DeCoelolll,7.; в самом деле, как кузнец не интересовался бы знаниями о ноже, если бы его конечной целью не было производство некоего индивидуального ножа, так же точно и натурфилософ не стремился бы познать природу камня или лошади, если бы целью его познания не были свойства воспринимаемых его чувствами вещей. Однако очевидно, что кузнец не сможет вынести совершенное суждение о ноже, если не познает действия самого ножа. И подобным же образом натурфилософ не сможет вынести совершенное суждение о природных вещах, если не познает сами чувственные вещи. Но что бы мы ни мыслили в нынешнем состоянии нашей жизни, мы познаем мыслимое только по аналогии с природными чувственными вещами. Следовательно, наш ум не может выносить совершенные суждения тогда, когда действие чувств, через посредство которых мы познаем чувственные вещи, приостановлено.

Ответ на возражение 1. Хотя ум и превосходней чувств, тем не менее в некотором смысле он собирает сведения от чувств, и его первыми и основными объектами являются чувственные вещи. И потому приостановка чувств необходимо препятствует суждениям ума.

Ответ на возражение 2. Чувства, говорят, приостанавливаются в спящем вследствие определенных испарений при исхождении некоторых выдохов. Степень приостановки чувств при этом пропорциональна количеству таких испарений. Так, если это количество велико, то приостанавливаются не только чувства, но и воображение, и тогда в спящем вообще отсутствуют какие бы то ни было представления (так бывает, когда человек засыпает после обильной трапезы и возлияний). Если же количество испарений несколько меньше, то представления хотя и возникают, но в искаженном виде и без всякой последовательности, как это бывает в случае лихорадки. Если испарений еще меньше, то представление образов обретает некоторую последовательность; это особенно часто бывает незадолго до пробуждения или у тех, что одарен сильным воображением. В том же случае, когда испарений совсем мало, то, помимо свободы воображения, некоторую свободу получает и общее чувство, так что порою спящий может понимать, что видимое им — это только сон, то есть может различать истинные вещи и их образы. Однако и в этом случае общее чувство остается частично приостановленным, и потому, хотя спящий и может отличить большинство представляемых образов от действительности, тем не менее в некоторых деталях он все равно обманывается. Таким образом, во время сна ум человека в своих суждениях свободен в той мере, в какой свободны его чувства и воображение, а они никогда не бывают полностью свободными. Следовательно, если человек, будучи спящим, и проводит некоторое силлогистическое доказательство, то после пробуждения он вынужден будет признать, что это доказательство было в некотором отношении недостаточным.