Онлайн чтение книги Сумма теологии Summa theologica
Вопрос 46. О гневе как таковом

Теперь нам предстоит исследовать гнев, во-первых, как таковой, во-вторых, причину гнева и средство от него, в-третьих, следствие гнева.

Под первым заглавием наличествует восемь пунктов: 1) является ли гнев отдельной страстью; 2) является ли объект гнева благим или злым; 3) находится ли гнев в вожделеющей способности; 4) сопровождается ли гнев актом разума; 5) является ли гнев более естественным, чем вожделение; 6) является ли гнев более тяжким [грехом], чем ненависть; 7) направлен ли гнев только против тех, к кому у нас есть претензии по части справедливости; в) о видах гнева.

Раздел 1. Является ли гнев отдельной страстью?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что гнев не является отдельной страстью. В самом деле, раздражительная способность получила свое название от гнева (ira). Но в этой способности наличествует не одна, а несколько страстей. Следовательно, гнев не является одной особой страстью.

Возражение 2. Далее, у каждой особой страсти есть противоположная страсть, что нетрудно увидеть, если рассмотреть их одну за другой. Но, как уже было сказано (23, 3), ни одна из страстей не противоположна гневу. Следовательно, гнев не является особой страстью.

Возражение 3. Далее, ни одна из особых страстей не включает в себя другую. Но гнев включает в себя несколько страстей, поскольку он, согласно сказанному Философом, сопровождается страданием, удовольствием и надеждой792Rhet. II.. Следовательно, гнев не является особой страстью.

Этому противоречит то обстоятельство, что Дамаскин793De Fide Orth. II. и Цицерон794Tusc. Quaest. IV рассматривают гнев в качестве отдельной страсти.

Отвечаю: о вещи говорят как об общей двояко. Во-первых, в смысле предикации; так, «животное» является общим по отношению ко всем животным. Во-вторых, в смысле каузальности; так, солнце, согласно Дионисию, является общей причиной всего возникшего в здешнем мире795De Div. Nom. IV. В самом деле, как род потенциально содержит в себе множество различий, основанных на подобии материи, точно так же производящая причина содержит в себе множество следствий, основанных на ее активной силе. Однако случается так, что следствие производится в силу совпадения нескольких причин, и коль скоро каждая из этих причин хоть что-нибудь да оставляет в своем следствии, то мы можем сказать, что следствие, которое производится в силу совпадения нескольких причин, обладает некоторым третьим типом общности, поскольку несколько причин определенным образом присутствуют в нем актуально.

Итак, в первом смысле гнев не является общей страстью, но — лишь одной из многих, о чем уже было сказано (23, 4). Не является он общей страстью и во втором смысле, поскольку не выступает в качестве причины других страстей. (В указанном смысле, согласно Августину796De Civ. Dei XIV, 7, 9., общей страстью можно назвать любовь, поскольку как было показано выше (27,4), любовь — это первопричина любой страсти.) А вот в третьем смысле гнев можно назвать общей страстью, поскольку он обусловливается совокупностью нескольких страстей. В самом деле, движение гнева возникает не иначе, как только из-за причиненного страдания, когда вместе с тем присутствует желание и надежда на отмщение; так, Философ говорит, что «разгневанный надеется покарать, поскольку он жаждет мести как чего-то возможного»797Rhet. II.. Поэтому, как говорит Авиценна7, когда причиняющий зло другим значительно превосходит последних, то содеянному последует не гнев [оскорбленных], а только их страдание.

Ответ на возражение 1. Раздражительная способность получила свое название от гнева не потому, что каждое движение этой способности является одним из видов гнева, а потому, что все ее движения завершаются в гневе, а еще потому, что из всех этих движений гнев является наиболее очевидным.

Ответ на возражение 2. Уже только потому, что гнев обусловливается противоположными страстями, а именно надеждой, которая относится к благу и страданием, которое относится к злу, он сам по себе содержит противоположение и, следовательно, не имеет никакой противоположности вне самого себя. Так, например, и у смешанного цвета нет никакого противоположения за исключением противоположения тех простых цветов, из которых он смешан.

Ответ на возражение 3. Гнев включает в себя несколько страстей, но не так, как род включает в себя несколько видов, а, скорее, согласно включенности причины в следствие.

Раздел 2. Является ли объектом гнева благо или зло?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что объектом гнева является зло. Так, Григорий Нисский назвал гнев «оруженосцем вожделения», поскольку он, так сказать, набрасывается на любые препятствия, стоящие на пути вожделения798Nemesius, De Nat. Horn.. Но препятствие имеет признак зла. Следовательно, объектом гнева является зло.

Возражение 2. Далее, у гнева и ненависти одни и те же следствия, поскольку оба они являются стремлением причинить вред другому. Но, как уже было сказано (29, 1), объектом ненависти является зло. Следовательно, таков и объект гнева.

Возражение 3. Далее, гнев возникает из страдания; в самом деле, согласно Философу, «действуя в гневе, всякий испытывает страдание»799Ethic. VII, 7.. Но объектом страдания является зло. Следовательно, оно же является и объектом гнева.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «гнев жаждет мести»800Confess. II, 6.. Но жажда мести — это желание чего-то благого, поскольку месть связана со справедливостью. Следовательно, объектом гнева является благо.

Кроме того, гневу всегда сопутствует надежда, по каковой причине он, согласно Философу, обусловливает удовольствие801Rhet. II.. Но объектом надежды и удовольствия является благо. Следовательно, оно же является и объектом гнева.

Отвечаю: движение желающей силы последует акту силы схватывающей. Но сила схватывания может схватывать двояко. Во-первых, путем схватывания объекта в целом, как когда мы мыслим о том, что есть человек; во-вторых, путем схватывания объекта в его составленности, как когда мы мыслим о том, что в человеке находится белизна. Следовательно, желающая сила может склоняться к благу и злу сообразно каждому из указанных путей. [Во-первых] вследствие схватывания объекта как простого и в целом, когда желание просто стремится и прилепляется к благу или избегает зла, и такими движениями являются вожделение, надежда, удовольствие, страдание и так далее. [Во-вторых] вследствие схватывания объекта в его составленности, когда желание относится к некоторому благу или злу либо в объекте, либо для объекта, либо от объекта, и при этом оно или стремится к нему, или избегает. Это хорошо видно на примере любви и ненависти, поскольку мы любим кого-то постольку, поскольку желаем ему того или иного блага, и мы ненавидим кого-то постольку, поскольку желаем ему того или иного зла. То же самое наблюдается и в случае гнева, поскольку если человек разгневан, то он желает кому-либо отомстить. Следовательно, у движения гнева наблюдается двоякая склонность, а именно к самой мести, осуществить которую хочет разгневанный и надеется на нее как на некоторое благо, по каковой причине он находит в ней свое удовольствие, и к человеку, которому он хочет отомстить, как к чему-то противному и пагубному, обладающему всеми признаками зла.

Впрочем, следует иметь в виду, что между гневом, с одной стороны, и ненавистью и любовью, с другой, существует двойное различие. Первое различие заключается в том, что гнев всегда связан с двумя объектами, в то время как любовь и ненависть иногда бывают связаны только с одним, как, например, когда о человеке говорят как о любящем или ненавидящем вино и тому подобное. Второе различие заключается в том, что оба объекта любви являются благом, поскольку любящий желает блага кому-то как такому, кто ему приятен, а оба объекта ненависти обладают признаками зла, поскольку ненавидящий желает зла кому-то как такому, кто ему неприятен. А вот гнев относится к одному из своих объектов под аспектом зла, а именно как к вредному человеку, которому гневающийся желает отомстить. Поэтому гнев — это страсть, в некотором смысле составленная из противоположных страстей.

Сказанного достаточно для ответа на [все] возражения.

Раздел 3. Находится ли гнев в вожделеющей способности?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что гнев находится в вожделеющей способности. Ведь сказал же Цицерон, что гнев является своего рода «вожделением»802Tusc. Quaest. IV. Но вожделение находится в вожделеющей способности. Следовательно, там же находится и гнев.

Возражение 2. Далее, у Августина в его уставе написано, что «гнев перерастает в ненависть», а Цицерон говорит, что «ненависть — это укоренившийся гнев»803Ibid.. Но ненависть, как и любовь, является вожделеющей страстью. Следовательно, гнев находится в вожделеющей способности.

Возражение 3. Далее, Дамаскин804DeFideOrth.il. и Григорий Нисский805Nemesius, De Nat. Horn. говорят, что «гнев состоит из страдания и вожделения». Но то и другое находится в вожделеющей способности. Следовательно, гнев является вожделеющей страстью.

Этому противоречит следующее: вожделеющая способность отлична от раздражительной. Следовательно, если бы гнев находился в вожделеющей способности, раздражительная способность не получила бы своего именования от гнева.

Отвечаю: ранее уже было показано (23, 1), что страсти раздражительной способности отличаются по виду от страстей вожделеющей способности, поскольку объекты вожделеющих страстей являются благими и злыми в абсолютном смысле, тогда как объекты раздражительных страстей являются благими и злыми с точки зрения легкости или трудности [их достижения или избегания]. Затем, как уже было сказано (2), гнев связан с двумя объектами, а именно с местью, к которой он стремится, и с человеком, которому он желает мстить, и в отношении обоих гнев нуждается в определенном усилии. В самом деле, движения гнева никогда бы не возникло, если бы оба эти объекта не были чем-то значительным, поскольку, по словам Философа, «никто не беспокоится о вещах ничтожных или сиюминутных»806Rhet. II.. Таким образом, очевидно, что гнев находится не в вожделеющей, а в раздражительной способности.

Ответ на возражение 1. Цицерон усваивает имя вожделения всему, что так или иначе стремится к будущему благу не проводя при этом различения между требующим усилия и не требующим такового. Поэтому, коль скоро гнев является стремлением к мести, он говорит о гневе как о своего рода вожделении. А вожделение в таком смысле общо как раздражительной, так и вожделеющей способностям.

Ответ на возражение 2. О гневе говорят как о перерастающем в ненависть не в том смысле, что, дескать, одна и та же страсть, будучи поначалу гневом, впоследствии укоренившись, становится ненавистью, а просто такими словами указывают на процесс каузальности, поскольку если гнев длится слишком долго, то он может породить ненависть.

Ответ на возражение 3. О гневе говорят как о состоящем из страдания и вожделения не в том смысле, что они являются его [составными] частями, а в том, что они являются его причинами, поскольку, как уже было сказано (25, 2), вожделеющие страсти являются причинами раздражительных страстей.

Раздел 4. Нуждается ли гнев в акте разума?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что гнев не нуждается в акте разума. В самом деле, гнев — это страсть, находящаяся в чувственном пожелании. Но чувственное пожелание последует схватыванию чувственной способности, а не разума. Следовательно, гнев не нуждается в акте разума.

Возражение 2. Далее, неразумные животные лишены разума и, тем не менее, у них наблюдается наличие гнева. Следовательно, гнев не нуждается в акте разума.

Возражение 3. Далее, опьянение сковывает разум, но при этом оно же способствует гневу. Следовательно, гнев не нуждается в акте разума.

Этому противоречат слова Философа о том, что «гнев в какой-то мере прислушивается к голосу разума»807Ethic. VII, 7..

Отвечаю: как уже было сказано (2), гнев — это жажда мести. Затем, месть подразумевает сопоставление предполагаемого наказания и причиненного ущерба, в связи с чем Философ говорит, что «гнев, словно бы придя к заключению, что в таком случае надо наступать, тут же начинает злиться»808Ibid.. Но сопоставление и умозаключение — это акт разума. Следовательно, гнев по-своему нуждается в акте разума.

Ответ на возражение 1. Движение желающей силы может последовать акту разума двояко. Во-первых, оно последует разуму постольку, поскольку последует распоряжению разума; так последует разуму воля, почему ее и называют разумным желанием. Во-вторых, оно последует разуму постольку, поскольку последует осуждению разума, и именно так последует разуму гнев. Поэтому Философ говорит, что «гнев последует разуму не в смысле подчинения распоряжению разума, но постольку поскольку разум осуждает причиненный ущерб»809De Problem. XXVIII.. А так это потому, что чувственное пожелание подчинено разуму не напрямую, а через посредство воли.

Ответ на возражение 2. У неразумных животных есть всеянный в них божественным Разумом природный инстинкт, благодаря чему они одарены движениями, как внутренними, так и внешними, которые подобны разумным движениям, о чем уже было сказано (40, 3).

Ответ на возражение 3. Как сказано в седьмой [книге] «Этики»810Ethic. VII, 7., «гнев в какой-то мере слушает [голос] разума», а именно в той, в какой разум осуждает причиненный ущерб, «но недослышит», поскольку не придерживается той меры, которую устанавливает разум в отношении мести. Таким образом, гнев нуждается в акте разума, хотя и чинит препятствие формированию умозаключения. Поэтому Философ говорит, что если кто пьян настолько, что уже не способен пользоваться разумом, то он уже не может и гневаться, а вот те, которые находятся в подпитии, будучи еще способными, хотя и с трудом, приходить к умозаключению, легко впадают в гнев811De Problem. III..

Раздел 5. Является ли гнев более естественным, чем вожделение?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что гнев не естественнее вожделения. В самом деле, человеку по природе присуще быть кротким животным. Но, по словам Философа, «кротость противоположна гневливости»812Rhet. II.. Следовательно, гнев не естественнее вожделения, более того, он, похоже, вообще неестественен.

Возражение 2. Далее, разум противостоит естественности, поскольку о том, что действует сообразно разуму, не говорят как о том, что действует сообразно природе. Но, как сказано в седьмой [книге] «Этики», «гнев [в каком-то смысле] следует за суждением, а вожделение нет»813Ethic. VII, 7.. Следовательно, вожделение более естественно, чем гнев.

Возражение 3. Далее, гнев жаждет мести, в то время как вожделение в первую очередь жаждет того, что приятно для осязания, а именно удовольствий от пищи и соития. Но подобные вещи естественней мести. Следовательно, вожделение более естественно, чем гнев.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «гнев более естественен, чем вожделение»814Ibid..

Отвечаю: как сказано во второй книге «Физики», под «естественным» мы понимаем то, что существует в силу естественных причин815Phys. II, 1.. Следовательно, вопрос о том, является ли та или иная страсть более или менее естественной, не может быть решен без рассмотрения причины этой страсти. Но, как уже было сказано (36, 2), причина страсти может рассматриваться двояко: во-первых, со стороны объекта; во-вторых, со стороны субъекта. Если, таким образом, мы рассмотрим причину гнева и вожделения со стороны объекта, то в этом случае вожделение, особенно если речь идет об удовольствиях от пищи и соития, более естественно, нежели гнев, поскольку указанные удовольствия более естественны для человека, нежели месть.

Однако если мы рассмотрим причину гнева со стороны субъекта, то тогда гнев будет выглядеть более естественным с одной точки зрения, а вожделение — с другой. В самом деле, природу отдельного человека можно рассматривать как с родовой, так и с видовой точки зрения, а, помимо того, и как частную природу этого вот индивида. Так, если мы возьмем к рассмотрению природу рода, то есть природу этого вот человека в смысле животного, то в этом случае вожделение естественнее, чем гнев, поскольку именно в силу родовой природы человек склонен желать то, что направлено на сохранение в нем жизни, причем равно вида и индивида.

Если же мы примем к рассмотрению природу вида, то есть природу этого вот человека как разумного существа, то в этом случае гнев естественнее для человека, чем вожделение, поскольку гнев в большей степени последует суждению разума, нежели вожделение. Поэтому Философ говорит, что «людям более свойственно мстить», а месть связана с гневом, «чем сносить унижения»816Ethic. IV, 11.; в самом деле, оказывать сопротивление тому, что противно и пагубно, представляется совершенно естественным.

Ну, а если мы рассмотрим природу индивида с точки зрения его собственного темперамента, то и в таком случае гнев будет выглядеть более естественным, чем вожделение. Ведь если исходить из тенденций, связанных с личным человеческим темпераментом, то гнев последует естественной склонности гневаться в большей степени, чем вожделение или какая-либо иная страсть последует естественной склонности вожделеть. В самом деле, расположенность к гневу связана с желчью, а из всех жидкостей желчь, которая подобна огню, распространяется наиболее быстро. Поэтому тот, чей темперамент располагает к гневливости, скорее будет возбужден гневом, чем тот, чей темперамент располагает к вожделению, воспламенится вожделением; поэтому, в частности, по словам Философа, расположенность к гневу чаще передается от отца к сыну, нежели расположенность к вожделению817Ethic. VII, 7..

Ответ на возражение 1. В человеке можно усматривать естественный темперамент как со стороны тела, так и со стороны разума. С точки зрения телесного темперамента, человек, будучи рассмотрен как вид, по природе — ввиду умеренности своего темперамента — не превосходит другие [виды] ни в гневе, ни в какой-либо иной из страстей. В то же время другие животные в той степени, в какой их темперамент преступает границы умеренности и приближается к крайностям, по природе расположены к некоторым излишествам в страстях, например, львы — в отваге, собаки — в ярости, зайцы — в трусости и так далее. А вот со стороны разума для человека естественно и гневаться, и проявлять кротость, а именно в той мере, в какой разум некоторым образом причиняет гнев путем осуждения порчи (каковое осуждение и обусловливает гнев) и в какой усмиряет гнев, а также и в той, в какой гневающийся «недослышит распоряжение разума», о чем уже было сказано (4).

Ответ на возражение 2. Сам по себе разум принадлежит человеческой природе, и потому коль скоро гнев нуждается в акте разума, то, следовательно, в определенном смысле гнев для человека является естественным.

Ответ на возражение 3. Этот аргумент справедлив, если рассматривать гнев и вожделение со стороны объекта.

Раздел 6. Является ли гнев более тяжким (грехом) чем ненависть?

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что гнев является более тяжким [грехом], чем ненависть. Так, [в Писании] сказано: «Жесток гнев, неукротима ярость» (Прит. 27:4). Но ненависть не всегда жестока. Следовательно, гнев является более тяжким [грехом], чем ненависть.

Возражение 2. Далее, хуже претерпеть зло и мучиться этим, чем просто претерпеть зло. Но, как указывает Философ818Rhet. II., ненавидящий испытывает чувство удовлетворения, когда объект его ненависти страдает от зла, в то время как разгневанный не испытает чувства удовлетворения до тех пор, пока объект его гнева не узнает об этом [его гневе], и доколе это не произойдет, дотоле он пребывает в печали. Следовательно, гнев является более тяжким [грехом], чем ненависть.

Возражение 3. Далее, вещь, похоже, является тем более основательной, чем большее количество вещей участвует в ее основании; так, навык наиболее устойчив тогда, когда обусловлен сразу несколькими действиями. Но гнев, как было показано выше (1), обусловливается совокупностью нескольких страстей, в то время как ненависть — нет. Следовательно, гнев основательней и тяжче ненависти.

Этому противоречит следующее: Августин в своем уставе приравнивает ненависть к «бревну», а гнев — к «сучку».

Отвечаю: свой вид и природу страсть получает от объекта. Но по своей субстанции объекты гнева и ненависти суть одно, поскольку как ненавидящий желает зла тому, кого он ненавидит, точно так же и разгневанный желает зла тому, на кого он гневается. Однако между ними существует различие с точки зрения аспекта, поскольку ненавидящий желает зла своему врагу [под аспектом именно] зла, в то время как разгневанный желает зла тому, на кого он гневается, не [под аспектом] зла, а потому, что оно обладает некоторым аспектом блага, то есть постольку, поскольку он рассматривает желаемое им как средство для осуществления мести. Таким образом, в то время как ненависть, как уже было сказано (2), предполагает применение зла ради зла, гнев указывает на применение блага ради зла. Но очевидно, что добиваться зла под аспектом справедливости является меньшим злом, чем просто добиваться для кого-то зла. В самом деле, желание зла кому-то под аспектом справедливости, если таковое желание сообразуется с порядком разума, происходит согласно добродетели справедливости, и гнев заслуживает сожаления только в том случае, когда не повинуется предписанию разума относительно возмездия. Поэтому ясно, что ненависть является гораздо худшим и тяжким [грехом], нежели гнев.

Ответ на возражение 1. В гневе и ненависти следует учитывать два момента, а именно то, что желается, и то, как оно желается. С точки зрения желаемого, гнев снисходительнее ненависти. В самом деле, ненависть желает зла другому ради самого зла, и потому она не удовлетворяется какой-то определенной мерой зла, поскольку то, что желается ради него самого, желается безо всякой меры, как указывает Философ, говоря о безмерности скупости в ее отношении к богатству819Polit. I, 3.. Поэтому [в Писании] сказано: «Враг... когда придет случай, не насытится кровью» (Сир. 12:15). Гнев, со своей стороны, добивается зла только под аспектом правосудного средства возмездия. Следовательно, если с точки зрения разгневанного предполагаемое к причинению им зло превышает меру справедливости, он выказывает снисхождение. Поэтому Философ говорит, что «разгневанный, причинив достаточно зла, успокаивается, в то время как ненавидящий — никогда»820Rhet. II..

Что же касается интенсивности желания, то гнев более жесток, чем ненависть, поскольку движение гнева более порывисто из-за присущего желчи жара. Поэтому приведенная цитата [из Писания] продолжается [словами]: «Кто устоит против ревности?».

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано, разгневанный желает кому-либо зла только в той мере, в какой это зло является средством возмездия. Но месть — это действие причинения наказания, а природа наказания состоит в том, что оно противно воле, болезненно и связано с каким-то проступком. Поэтому разгневанный желает, чтобы наказуемый им человек знал о его гневе, испытывал боль и понимал, что это происходит с ним потому, что он причинил вред другому. Ненавидящий же, со своей стороны, не озабочен такого рода вещами, поскольку он просто желает другому зла. Кроме того, вовсе не обязательно, чтобы зло было тем хуже, чем более оно сопряжено с болью, поскольку, как замечает Философ, «несправедливость и безрассудство, будучи злом», но злом, однако же, произвольным, «не ранят тех, в ком они находятся»821Ibid..

Ответ на возражение 3. То, что проистекает из нескольких причин, является более основательным в том случае, когда речь идет о причинах одного порядка, но порою случается так, что одна причина стоит всех остальных вместе взятых. Затем, ненависть следует из более основательной причины, чем гнев. В самом деле, гнев следует из душевной эмоции, связанной с причинением недолжного, тогда как ненависть следует из расположенности человека считать того, кого он ненавидит, противным и губительным для себя. Следовательно, коль скоро страсть менее устойчива, чем расположение или навык, гнев менее устойчив, чем ненависть (хотя сама по себе ненависть и является страстью, вытекающей из соответствующего расположения). Поэтому Философ говорит, что «ненависть неискоренимее гнева»822Ibid..

Раздел 7. Направлен ли гнев только против тех, к кому у нас есть претензии по части справедливости?

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мы гневаемся не только на тех, к кому у нас есть претензии по части справедливости. Так, нельзя говорить ни о какой справедливости в отношениях человека с неразумным существом. Тем не менее порою гневаются и на неразумное существо; так, в приступе гнева писатель может отшвырнуть стило и наездник ударить свою лошадь. Следовательно, мы гневаемся не только на тех, к кому у нас есть претензии по части справедливости.

Возражение 2. Далее, «не существует неправосудности к себе... невозможна и неправосудность по отношению к своему-»823Ethic. V, 10.. Но иногда человек гневается на самого себя, как, например, раскаивающийся в совершенном грехе, по каковой причине [в Писании] сказано: «Гневаясь, не согрешайте» (Пс. 4:5). Следовательно, мы гневаемся не только на тех, к кому у нас есть претензии по части справедливости.

Возражение 3. Далее, отношения справедливости и несправедливости могут связывать одного человека с целым родом объектов или даже со всем сообществом, как, например, когда государство наносит ущерб индивиду. Но гнев, как указывает Философ, имеет отношение только к индивидам824Rhet. II.. Следовательно, в собственном смысле слова гнев не распространяется на тех, с кем у нас существуют отношения, связанные со справедливостью или несправедливостью.

Этому противоречит целый ряд высказываний Философа825Ibid..

Отвечаю: как уже было замечено (6), разгневанный желает зла как средства для осуществления мести. Следовательно, гнев направляется только на того, с кем нас связывает отношение справедливости или несправедливости, поскольку месть — это акт правосудия, а дурной поступок — акт неправосудности. Таким образом, очевидно, что как с точки зрения причины, а именно нанесения другим вреда, так и с точки зрения жажды отмщения разгневанного гнев касается только тех, кого связывает отношение справедливости или несправедливости.

Ответ на возражение 1. Уже было сказано (4), что хотя гнев и последует акту разума, тем не менее лишенные разума животные тоже способны гневаться, [а именно] в том смысле, что благодаря своему природному инстинкту они подвигаются своим воображением к некому подобию разумного действия. И поскольку человек обладает и разумом, и воображением, движение гнева может быть пробуждено в нем двояко. Во-первых, когда [причиненный ему] ущерб рисуется исключительно его воображением, и тогда человек пробуждается к движению гнева даже в отношении неразумных и неодушевленных существ, причем это движение подобно тому, которое мы наблюдаем и у животных, когда им причиняют вред. Во-вторых, когда [причиненный ему] ущерб оценивается разумом, и в таком случае, как говорит Философ, «мы не сердимся и на всех тех, кто не может этого чувствовать, и на мертвых»826Ibid., поскольку они не ощущают никакой боли, которую, прежде всего, гневающийся жаждет причинить тому, на кого он разгневан, а еще потому, что коль скоро они никак не могут нам вредить, то в отношении них у нас нет и никаких оснований для мести.

Ответ на возражение 2. Как говорит Философ, «метафорически можно сказать, что существует правосудность и неправосудность по отношению к самому себе»827Ethic. V, 15., имея в виду то, что разум в определенной мере руководит раздражительной и вожделеющей частями души. И в этом смысле о человеке говорят как об отмщающем самому себе и, следовательно, разгневанном на самого себя. Но если следовать природе вещей, то в строгом смысле слова человек никогда не гневается на самого себя.

Ответ на возражение 3. Философ усматривает одно из различий между ненавистью и гневом в том, что «ненавидеть можно целый род объектов, как, например, мы ненавидим всех воров, в то время как гнев обращен только на индивида»828Rhet. II.. А так это потому, что ненависть является следствием нашего рассмотрения качества как такого, которое противно нашему расположению, и это может относиться к вещи как в целом, так и в частности. Гнев же пробуждается тем, кто своим действием причинил нам ущерб. Но любое действие является действием индивида и, следовательно, целью гнева всегда является индивид. Если же ущерб причиняется нам всем государством, то в таком случае все государство воспринимается нами как один индивид.

Раздел 8. Правильно ли установлены виды гнева?

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что Дамаскин, установивший три вида гнева, а именно раздражение, злобу и мстительность, был неправ. В самом деле, видовые различия в роде никогда не устанавливаются на основании акциденций. Но указанные три [вида] установлены на основании акциденций, поскольку «начинающийся гнев называется раздражением, длящийся гнев — злобой, а выжидающий случая для мщения — мстительностью»829De Fide Orth. II.. Следовательно, они не являются различными видами гнева.

Возражение 2. Далее, Цицерон говорит, что «раздражительность (excandescentia), которую греки называли «thymosis», является своего рода гневом, который периодически вспыхивает и затихает»830Tusc. Quaest. IV, тогда как согласно Дамаскину «thymosis» суть то же, что и «kotos» (мстительность). Следовательно, «kotos» не выжидает случая для мщения, но со временем затихает.

Возражение 3. Далее, Григорий831Moral. XXI, 4. различает три степени гнева, а именно «невысказанный гнев, высказанный гнев и полностью высказанный гнев», что соответствует трем степеням, упомянутым нашим Господом: «Всякий, гневающийся на брата» (что подразумевает «невысказанный гнев»), далее, «кто же скажет брату своему «рака"" (что подразумевает «частично высказанный гнев»), наконец, «а кто скажет «безумный"" (что подразумевает «полностью высказанный гнев») (Мф. 5:22). Следовательно, разделение Дамаскина несовершенно, поскольку оно совсем не учитывает [значения] высказывания.

Этому противоречит авторитетность суждений Дамаскина и Григория Нисского.

Отвечаю: Дамаскин и Григорий Нисский при установлении ими видов гнева исходили из тех вещей, которые способствуют усилению гнева, а это может случаться трояко. Во-первых, со стороны того, что способствует самому движению, и они назвали этот вид раздражением («cholos», т. е. желчь) вследствие быстроты возникновения. Во-вторых, со стороны печали, которая обусловливает гнев и которая некоторое время остается в памяти, и этот [вид гнева] называется злобой («menis»), каковое название происходит от «menein», т. е. оставаться. В-третьих, со стороны того, чего жаждет разгневанный, а именно мести, и этот [вид гнева] называется мстительностью («kotos»), которая не успокоится до тех пор, пока разгневанный не отомстит. А вот Философ одних называл вспыльчивыми, поскольку они легко вспыхивают гневом, других — желчными, поскольку их гнев долго не стихает, а некоторых — злобными, поскольку они никогда не идут на примирение, пока не отомстят [или не накажут]832Ethic. IV, 11..

Ответ на возражение 1. Все, что способствует завершенности гнева, не может быть полностью акцидентным гневу и, следовательно, ничто не препятствует тому чтобы оно обусловливало в нем некоторые видовые различия.

Ответ на возражение 2. Раздражительность, о которой упоминает Цицерон, относится, скорее, к первому виду гнева, который является следствием своего рода быстроты душевного склада, нежели к мстительности («furor»). К тому же нет никаких оснований утверждать, будто бы греческий термин «thymosis», которому соответствует латинский термин «furor», не может одновременно указывать и на быстроту возникновения гнева, и на твердое намерение отомстить.

Ответ на возражение 3. Эти степени различения установлены в соответствии с различными следствиями гнева, а не в соответствии со степенями завершенности самого движения гнева.