Саща хотел разлить остатки водки, но Лёня решительно отобрал бутылку:
– Погуляли и хватит, – сказал он, – а то мы с тобой совершенно расслабились, а дел ещё вагон.
– На то были поводы, – примирительно сказал Саша.
Это какие же? – с интересом спросил Лёня, доставая из холодильника йогурты и четыре яйца, но, взглянув на «Хопкинса», два яйца положил обратно.
– Мой облом, твой приезд. Это что, разве не поводы, чтобы выпить? – с вызовом спросил Саша.
– Таких поводов я тебе найду тысячу, посинеешь пить, – саркастически заметил Лёня.
– Ты зря иронизируешь, это у тебя проявление какого-то скопчества. Ведь вся история человечества, если посмотреть в корень, непредвзято, это постоянный поиск повода для выпивки. И чем крупнее личность, тем значительней этот повод. Обычный человек обмывает покупку ботинок, ремонт унитаза, вступление в брак, рождение ребёнка. Я не говорю, что это плохо, просто это так есть. У некоторых поводы мельчают или исчезают совсем, вот тут начинается алкоголизм.
Лёня заслушался Сашу и чуть не сжёг яичницу:
– Слушай, – сказал он, – а то если и алкоголизм лечить с той стороны, с точки зрения укрупнения повода, повышения его значительности.
– Тут есть опасность впасть в другую крайность. Толстой, например, предлагает человеку ставить перед собой цель, выходящую за рамки реальной жизни, – сказал Саша, раздирая дымящиеся куски яичницы по тарелке, – но при этом исчезает сам стимул достижения цели, то есть повод для выпивки. Я, например, не уверен, что за пределами реальной жизни есть алкоголесодержащие сущности.
– Толстой не нальёт, – подтвердил Лёня.
– И так что ни возьми, везде повод первичен.
– И революции?
– В первую очередь. Любая революция, это только повод для разграбления винных подвалов. Свержение политической власти, это всё слова, главное – подвалы. Там надо искать повод для совершения революции.
– Точно, – вдохновился Лёня, – значит развал СССР…
– Был запрограммирован, потому что надо было где-то выпить, и если бы они собрались не в Беловежской Пуще, а где – нибудь в Ческе Будеёвице, хрен бы им удалось так просто завалить Союз нерушимых республик свободных. Повод не тот. Там это была бы просто пьянка, а здесь событие мирового масштаба.
– Тогда и свержение Горбачёва объяснимо, – продолжил Лёня развивать стройную систему Саши о первичности повода для выпивки в причинно – следственной цепи исторических событий. – Понадобился кабинет, где Ельцин мог бы выпить со своими друзьями одну-другую бутылку виски, и пришлось выкинуть Михаила Сергеевича из отечественной истории. Говорят, во время этой исторической пьянки там кто-то даже мочился.
– К моей теории данный факт не имеет никакого отношения. Это скорее зоопсихология, животные очень часто метят свою территорию мочой и фекалиями, – сказал Саша, намазывая на тост мягкий сыр.
– Да, у людей считается западло оправляться в комнате, если на столе стоят продукты, – озадаченно проговорил Лёня. – Теперь я представляю, какой пресной была бы история, если бы все исторические свершения не были поводом для банкета. Мрак. Даже выпить захотелось, – сказал Лёня, потянувшись к «Абсолюту».
Но Саша отодвинул бутылку:
– Давай будем последовательны, до конца: определимся с поводом, добьёмся его осуществления и, с чувством выполненного долга, оторвёмся по полной программе.
– Давай, – согласился Лёня, – только если ничего у нас не выйдет, и мы везде пролетим, всё просрём и потеряем, тогда тоже, по полной программе.
– А куда мы на хрен денемся, – поддержал его предложение Саша. – Исключения только подтверждают правило. А, может, это и не правило вовсе, а так, неверная гипотеза, и миром правят какие-то другие закономерности.
– Какие? – презрительно прищурился Лёня. – Экономические, что ли? Они управляют миром до тех пор, пока кому – нибудь из гениев человеческих выпить не захочется. А там есть эти законы, нет их, уже насрать, все начинают работать на будущий банкет. Убивают, терпят лишения, но повод определен, и уж тут хрен куда выскочишь. Потом миллионные жертвы оправдают исторической необходимостью, а ведь это просто кому-то по конкретному поводу выпить захотелось. Но, наверное, бывают же случаи, когда и дело вроде большое делается, и во главе личность крупная, но непьющая?
– Конечно, бывают, – согласился Саша, – но тогда это дело обречено на провал. Без вариантов. Возьми, например, того же Горбачёва. Предложил вначале народу прекрасный повод – всем выпить в двухтысячном году на новоселье, а потом сам же всё сухим законом и изгадил. Отнял у народа мечту, а тот ему и отомстил полным равнодушием во время разборки в девяносто первом. В страшное время живём, раньше, например, какой-нибудь царь накуролесит, а расплата через века еле-еле его потомков достает. А сейчас, не успел оскорбить народ нехваткой выпивки и, пожалуйста, заходят в кабинет, выпивают и ссут в красный угол.
– Большевик, – презрительно сказал Лёня. – Им всегда кажется, что цель оправдывает средства. А цель только тогда и цель, если это повод для выпивки, за это люди даже и на смерть пойдут, зная, что кто-то, пусть не сейчас, а в будущем, всё-таки нажрётся до усёру, пожиная плоды их нечеловеческих трудов. Только за это люди могут простить ошибки и даже преступления власти, ведущей их хрен знает куда, но где маячит выпивка.
– Не-а, – помотал головой Саша, – ни в жизнь не простят.
– Простят, – не унимался Лёня.
– Спорим, не простят, – протянул руку Саша.
– На что? – азартно спросил Лёня.
– Само собой, на бутылку, – сказал Саша.
– А как мы узнаем, кто проиграл? – спросил Лёня.
– Кто купит бутылку, тот и проиграл, – объявил Саша правила
– Ну, тогда я проиграл, – с безнадёжностью в голосе сказал Лёня.
– Нет, я, – категорически возразил Саша, – где здесь поблизости магазин?
– Я сейчас скажу ужасную вещь, но ты, пожалуйста, постарайся меня понять правильно. Да, каждый из нас имеет право и готов оказаться в проигрыше, но давай соберёмся с духом и пока отложим реализацию этого права.
– Депонируем, – уточнил Саша.
– Да, до того момента, когда судьба однозначно нам даст знак, кто из нас действительно проиграл, – торжественно произнёс Лёня.
– Надо же, так запутать простое в общем-то дело, – со смехом закончил спор Саша, убирая со стола тарелки и чашки и складывая их в мойку.
Пока Саша мыл посуду, Лёня поставил на проигрыватель пластинку, привезённую ими из Москвы, и пошёл принять душ.
Услышав мелодию, Саша застыл, как заворожённый, какие-то неясные образы, рождающие в душе тёплое щемящее чувство счастья, возникали в его воображении. Он не знал, где слышал эту песню, но она показалась ему родной, словно привет из детства.
– Лёнь! – крикнул он, чтобы перекричать душ.
– Что? – выглянул Лёня из ванной.
– Что это за вещь? – махнул Саша в сторону проигрывателя.
Лёня некоторое время молча смотрел на него. С его тела ручьями стекала вода, и скоро у его ног собралась большая лужа. Саша встревожился, потому что не понимал, почему его друг молчит, а на его лице написан ужас.
– Ё…т…м…, ты что, совсем ни х.. не помнишь. Это же, б…, ё…т…м…, Поль, Питер и Мэри. «Я выхожу замуж в следующий понедельник» песня так называется! Ты вчера всех затрахал этой пластинкой, никого к проигрывателю не подпускал. Тебе её Валентин и подарил, потому что ты без неё уезжать не хотел.
– Что ему жалко, что ли, у него вон сколько этих пластинок, полный буфет, – попробовал оправдаться Саша. – Ты бы спросил его, откуда у него их столько?
– Я и спросил, – ответил Лёня, достав из-за двери швабру и вытирая под собой воду. – Он фарцевал раньше пластинками, а потом подсел на них.
– Как подсел? – удивился Саша.
– Ну, как на наркотики подсаживаются. Стал разбираться в музыкальных течениях, полюбил кантри, соул, фолк, короче, отравился. И всё, что раньше фарцой зарабатывал, стал на пласты тратить, и вот тут – то и возненавидел фарцовщиков всей душой. А ничего другого не умеет, вот теперь только трахается и пьёт. Я ему пластинок по пьяни обещал прислать, а теперь жалею, какая здесь в Европе к хренам музыка – румынские цыганские кантри, австрийский рок, чешский рэп, – Лёня махнул рукой и скрылся в ванной.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления