Онлайн чтение книги Своими глазами
СИРИЯ

Животворные воды Евфрата

В Священном Писании эти места именуются землей, где текут молоко и мед. Но как в действительности скупа, как сурова к человеку природа описанных в Библии мест, многие из которых находятся на территории нынешней Сирии!

Я еду из Дамаска в долину среднего Евфрата. Эта река, пересекающая Сирию с северо-запада на юго-восток, от турецкой до иракской границы, была древнейшей колыбелью народов и цивилизаций. При впадении в Персидский залив Евфрат сливается с Тигром. Их бассейн, или Двуречье, еще пять тысяч лет назад был местом, где процветала культура шумеров, отголоски которой дошли до нас в библейских мифах и притчах. Здесь, на стыке трех континентов — Азии, Африки и Европы, — издавна скрещивались караванные пути, здесь волна за волной проходили завоеватели. Сирия была частью Древнего Египта, Ассирии, Вавилонии, Персии, Римской, Византийской, Османской империй. Она изведала колониальное иго Франции. Лишь в 1946 году сирийскую землю покинул последний иностранный солдат.

Из Южной Европы в Северную Африку, из Индии в Аравию двигались купцы и воины. А местному жителю-пастуху и землепашцу приходилось единоборствовать с отнюдь не щедрой природой этих библейских мест. Тут поневоле думаешь об упорстве человеческого духа.

Близ древнего города Хама я долго стоял около нории — гигантского водоподъемного колеса, изобретенного двадцать пять веков назад. Когда вслушиваешься в скрип этих обросших тиной деревянных колес, с благоговением думаешь: вот еще пример того, что идея, возникшая еще на заре цивилизации, вплоть до наших дней служит людям. Минувшие века оставили после себя развалины монументальных сооружений, барельефы, воплотившие незнакомую нам жизнь. Но сирийские нории своей долговечностью перебрасывают мост от ветхозаветных преданий к современности. Их видели персы и римляне, византийцы и турки, ими дивились крестоносцы. Нории — это зримое свидетельство того, что мечта о воде, о том, чтобы утолить жажду сирийской земли, не оставляла людей никогда.

Я пересек Сирию почти из конца в конец. От Дамаска до Алеппо, с его фисташковыми рощами и цитаделью Саладина на крутом холме, и от Алеппо до Евфратского гидроузла. Едешь сотни километров и видишь по обеим сторонам дороги лишь оранжево-бурую волнистую даль. Селения из глинобитных домов с плоскими крышами сливаются с окружающей местностью. Вокруг ни кустика, ни деревца. Лишь редкая пожухшая трава, которую щиплют овцы. Возле жилищ — черные козы и серые ослы. Порой на иссохшей земле видишь борозды. Люди бросают семена, не зная, принесут ли они урожай. Все зависит от орошения. Только живительная влага рождает серебристые оливковые рощи, зелень фисташковых деревьев, словно убеленные снегом поля хлопчатника. Лишь проехав добрую тысячу километров по сирийским дорогам, насмотревшись на крестьянские селения, на борозды без всходов, лишь навидавшись миражей, когда кажется, что уходящая к горизонту полоса асфальта залита водой, начинаешь понимать, что означает для Сирии Евфратский гидроузел.

Илистые, капризные воды Евфрата — самой большой реки Западной Азии протяженностью три с половиной тысячи километров — веками текли между безжизненных берегов, почти не одаривая их влагой. Двадцать шесть миллиардов кубометров воды ежегодно уносит Евфрат в Персидский залив. Вот уже целое десятилетие Евфратский гидроузел позволяет регулировать сток реки. Благодаря этому площадь орошаемых земель в Сирии удвоилась. ГЭС на Евфрате вырабатывает половину всей потребляемой в стране электроэнергии. Евфратскую плотину называют «сестра Асуана». По масштабам строительных работ она превосходит гидроузел на Ниле. Когда взберешься на ее гребень и прошагаешь по нему из конца в конец под палящим солнцем, по-настоящему осознаешь размеры сооружения: 4500 метров в длину, 60 — в высоту. Образованное плотиной водохранилище содержит почти половину годового стока Евфрата.

Если проехать от молодого города Ас-Саура примерно 30 километров вдоль правого берега Евфрата, встречаешь указатель: «Ресафа». Преодолев еще примерно такое же расстояние по проселочной дороге, вдруг видишь среди безжизненной пустыни величавую крепость. Это руины одного из мертвых городов, когда-то процветавших на берегах Евфрата. Хорошо сохранился прямоугольник городских стен: примерно 500 метров в длину и 300 в ширину. Каждая из четырех стен имеет ворота. Самые впечатляющие из них — северные. Они состоят из пяти арок, украшенных изысканным орнаментом. Все постройки возведены из серебристо-розового, как бы светящегося изнутри камня. Наряду с другими городами Двуречья Ресафа упоминается еще в ассирийских текстах. Однако особую известность город получил после 305 года. Тогда в нем был подвергнут жестокой казни римский легионер Сергиус, принявший вопреки запрету христианскую веру. Так в святцах появилось имя еще одного великомученика — святого Сергия. Впоследствии над его могилой была воздвигнута базилика и неподалеку построена одна из красивейших церквей византийской эпохи.

Для историков долгое время было загадкой: как выросший в пустыне город удовлетворял свои потребности в воде? В 70-х годах, накануне затопления водохранилища Евфратского гидроузла, советские и сирийские строители обнаружили в береговом откосе два трехметровых отверстия. Эти начинавшиеся у реки трубы затем соединялись в один подземный тоннель. Исследовать его без специального оборудования не удалось. А снаряжать экспедицию не позволял график пуска электростанции. Входные отверстия были загерметизированы бетонными пробками и оказались теперь под тридцатиметровым слоем воды. Однако направление тоннеля зафиксировано. Оно позволяет предположить, что Ресафу соединял с Евфратом многокилометровый подземный водовод.

Из Ресафы в Баальбек

Шоссе спускается в долину, протянувшуюся между двумя горными кряжами. За одним из них осталась Сирия. Как раз там находятся Голанские высоты, оккупированные Израилем.

А здесь, в долине Бекаа, — уже Ливан. Горы отгораживают эту впадину и от Средиземного моря, и от Сирийской пустыни. Плодородная долина с бурой, кофейного цвета землей возделана от края и до края. По склонам уступами спускаются виноградники, яблоневые сады. На плоских местах зеленеют злаки. Ветра нет. Тишина. Лишь звякают бубенчики овец, которые лениво перебираются с места на место. И вот впереди захолустный поселок — все, что осталось от основанного когда-то финикийцами города Баальбека. После прихода Александра Македонского он стал называться Гелиополисом. Авторы научно-фантастических романов считают, что Баальбек стал называться Городом солнца не случайно. Не была ли причиной тому загадочная каменная плита исполинских размеров, будто бы способная служить стартовой площадкой для межпланетных кораблей пришельцев из космоса?..

Примерно во II веке римляне построили в Баальбеке величественный храмовый ансамбль. Восьмиугольная площадь для жертвоприношений ведет к храму Юпитера. Слева от него расположен храм Бахуса, а чуть в стороне — храм Венеры. Цоколь храма Юпитера, как отвесная скала, возвышается над площадью. Наверх ведут мраморные ступени некогда величественной лестницы. По ним можно подняться к знаменитым Баальбекским колоннам, которые считаются самыми высокими в мире.

Шесть столбов, сохранившихся от боковой колоннады, вытесаны из песчаника. Каждый из них составлен из трех частей и имеет примерно трехметровое сечение. Но эти классические колонны настолько пропорциональны, что их истинный масштаб можно постигнуть только тогда, когда видишь рядом крохотные фигурки людей или когда сам стоишь возле обломка капители, поражаясь его величине. Но когда смотришь на Баальбекскую колоннаду со стороны, глаз воспринимает лишь ее гармонию, но не масштабы.

Храм Бахуса сохранился лучше всего. У него рухнула лишь крыша. Находясь внутри, дивишься размаху римских строителей. Стены украшены резьбой по камню. У боковой колоннады уцелели даже плиты перекрытия. Как и везде, позднейшие пришельцы больше ломали, чем восстанавливали. Христиане умудрились переоборудовать храм Бахуса в византийскую церковь. Арабы использовали часть храма Юпитера в качестве крепостной стены, прорубив в ней стрельчатые бойницы.

Осматривая памятники старины, порой больше всего запоминаешь какие-то несущественные мелочи, вроде голубей, показавшихся лепными украшениями на карнизе. В Баальбеке почему-то особенно запомнилось небо. Именно сочетание небесной синевы и золотистого песчаника осталось главным впечатлением о самой большой из римских руин за пределами Италии. По словам Бунина, колоннада Баальбека поразила его больше, чем египетские пирамиды. Восхищение Бунина, для которого античность была высшим воплощением красоты, скорее понимаю, чем разделяю. Лично меня, к примеру, куда больше впечатляет архаика Персеполя. Может быть, потому, что греко-римские колоннады и портики у людей моего поколения невольно ассоциируются с псевдоклассикой нашей ВДНХ. Но слова Бунина породили у меня другое сопоставление. Ведь в те времена, когда строился Баальбек, египетские пирамиды были для римлян еще большей древностью, чем сейчас для нас храм Юпитера.

Когда спит город тысячи и одной ночи?

За пределами Сирии Дамаск больше всего известен как Город тысячи и одной ночи. После нескольких проведенных здесь ночей волей-неволей задумываешься: когда же спят его обитатели? Сирийская столица просыпается очень рано. И после четырех часов утра не дает спать своим гостям. Даже если бы лавочники не имели обыкновения с рассвета включать на полную мощность выставленные на улицы транзисторные приемники, порой кажется, что и мертвый пробудился бы от непрерывной какофонии автомобильных гудков.

Когда я сказал сирийцам, что в Москве сигналы давно запрещены, они дружно закивали: «У нас, разумеется, тоже. Но что делать, если улицы полны пешеходами, лотошниками, велосипедистами, ослами и по ним невозможно проехать. Вот и приходится все время сигналить». Впрочем, неизвестно, что лучше: эта веселая разноголосица или непрерывный и неумолчный гул, который слышишь даже на двенадцатом этаже гостиницы Токио или Нью-Йорка.

Летом в Дамаске очень жарко. Местные жители предпочитают в эту пору есть овощи и фрукты недозрелыми: зеленые помидоры, зеленые яблоки, твердые персики. По их словам, из-за обилия солнца овощи и фрукты будто бы теряют при созревании свои полезные свойства. Из-за сухости воздуха сирийский зной переносится сравнительно легко. Порой трудно поверить, что температура достигает 40 градусов в тени. Это, конечно, не значит, что ходить по улицам Дамаска в послеполуденные часы — приятное занятие. Солнце буквально жалит своими яростными лучами. Поэтому жизнь тут течет по особому распорядку. Встают, как я уже говорил, очень рано. В час или в два кончают работу. И потом жизнь замирает до пяти-шести часов вечера. Благодаря этому продолжительному перерыву жители сирийских городов очень поздно ложатся спать. Деловые встречи принято назначать между семью и девятью вечера. Официальные обеды, спектакли, вечерние киносеансы обычно начинаются в десять, а эстрадные программы в ресторанах — после полуночи. В половине двенадцатого зал еще пуст, оркестранты только настраивают инструменты.

Многие нередко приходят в рестораны с детьми. Малыши тут же принимаются грызть фисташки, не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг. Но как только среди ночи начинается шоу, на сцену непременно выбегают несколько девочек, которые принимаются подражать актрисе, с поразительной пластичностью и чувством ритма выполняя все элементы восточного танца живота.

Характерная черта сирийцев — их пристрастий к журчащей воде. Столичный ресторан «Эль-Каср» осуществил этот идеал обитателя пустыни. Задняя стена ресторана, расположенного на открытом воздухе, представляет собой искусственный водопад. Это отвесный каменный уступ, подсвеченный зелеными прожекторами, с которого непрерывно низвергаются водяные струи. Сидеть за столиком под звездами по соседству с падающей водой и смотреть на Дамаск — действительно большое удовольствие. Правда, Дамаск выглядит по вечерам куда более скромно, чем Каир или Бейрут (до того как этот соседний город стал ареной вооруженных столкновений). Здесь меньше роскошных вилл, импортных лимузинов, световых реклам. Зато больше людей в военной форме и армейских грузовиков.

Я был много наслышан о главной достопримечательности Дамаска — мечети Омейядов. Если для туристов это выдающийся памятник архитектуры VII века, то для горожан — общественное место, где, как и во всякой мечети, каждый человек может отдохнуть в жару, без помех поговорить с приятелями, где мусульманин из другого города может при необходимости и переночевать. Как произведение архитектуры мечеть Омейядов лишена цельности замысла. Ее главная черта — эклектика. Слишком много религий сменили друг друга в этих стенах. Сначала это была иудейская синагога, которая затем стала римским храмом. Христиане перестроили его на манер византийской базилики. И наконец мусульмане трансформировали ее в мечеть. Мечеть Омейядов может служить как образцом религиозной нетерпимости, так и примером сосуществования различных вероучений. В этой мечети, отвечающей всем канонам мусульманского искусства, с почетом покоится христианская реликвия — голова Иоанна Крестителя.

Каждый сириец независимо от своего вероисповедания хорошо знает библейские мифы, в том числе, разумеется, и сказание о Всемирном потопе. Неподалеку от Дамаска есть крутая гора, увенчанная каменными зубцами. Местные жители убеждены, что именно к ней причаливал ковчег легендарного Ноя.

Археологи доказали, что миф о Всемирном потопе авторы Библии унаследовали у более древних обитателей Двуречья. В сказаниях шумеров тоже фигурирует ковчег, с которого выпускали то ворона, то голубку. Англичанин Леонард Вулли вел раскопки на месте древнего города Ур. На глубине четырнадцати метров он обнаружил гробницы шумерских царей начала III тысячелетия, а глубже залегал речной ил без каких-либо следов человеческого существования. Под слоем ила толщиной три метра вновь появились остатки поселений, но уже иной культуры.

Итак, какое-то грандиозное наводнение уничтожило все живое на берегах Евфрата и Тигра, а когда вода отступила, пришли другие люди и заново заселили Двуречье. Это были шумеры, создавшие самую древнюю из известных нам цивилизаций. Чтобы образовался трехметровый слой ила, вода должна была подняться очень высоко и на весьма продолжительное время. Речь, стало быть, идет о катастрофе редкого в истории масштаба. Для народов Западной Азии пространство, подвергшееся стихийному бедствию, олицетворяло весь мир. Из Двуречья предание о потопе перекочевало в Ханаан, и древние евреи переделали его на свой лад.

Пожалуй, и сама Сирия во многом напоминает Ноев ковчег. На этом историческом перекрестке, в этом бурлящем котле из множества поверий сложились три монотеистических учения, оказавших огромное влияние на человеческую цивилизацию. Именно здесь, в восточном Средиземноморье, возникли сначала иудаизм, затем христианство, здесь же несколько веков спустя набрал силу зародившийся на Аравийском полуострове ислам.