Онлайн чтение книги Тайна Алмаза
Глава 20. Испытание

Ольга с головой окунулась в новую для нее жизнь. Страшен был первый шаг, но она сделала его и теперь все уверенней шла по новому пути. Она чувствовала, что к ней относились чуть настороженно. И тем скорей ей хотелось растопить ледок недоверия, стать своим человеком среди красногвардейцев.

Она, не задумываясь, бралась за любую работу, за любое поручение. Два раза в неделю Ольга дежурила в лазарете, остальное время она регулярно, по несколько раз в день, проводила громкие читки газет.

В них были статьи о мире, о земле, о положении в стране. Постепенно к девушке привыкли и даже полюбили. Иногда вечерами к ней подсаживался какой-нибудь солдат и, смущаясь, просил ее написать письмо домой.

И оттого, что солдат открывал ей свои чувства и заботы, он становился ей как-то ближе. Она уже знала, что хмурый и замкнутый Федя Скоков тоскует по далекой девушке Оксане, что балагур и весельчак Вася Нагорный таит от всех тяжелое горе: у него умерли все родные от тифа и письма пишет он сестре Гале, единственной оставшейся в живых.

Особенно она привязалась к Анне или просто Аннушке, как ее называли все. Это была женщина средних лет со строгим, но отзывчивым характером. Аннушка была всегда и всюду нужным человеком. Она всегда все знала, все умела.

— У нас мало женщин. Будешь раненым и больным помогать, — сказала она Троповой при первом знакомстве.

Ольга боялась оказаться лишним человеком среди этих занятых людей. Слова Аннушки успокоили ее. Кроме Ольги, в лазарете дежурила еще взбалмошная, необычайно подвижная Настя.

Ее любили за то, что она никогда не унывала. Что бы ни случилось, Настя неизменно говорила: «Так я же это знала. Ей богу, чувствовала. Не горюй, не пропадем». И такая убежденность была в ее голосе, что невольно хотелось верить этой хорошей душе.

Все трое жили в очень тесной, но чистой комнатушке, куда Настя запретила вход мужчинам под страхом смерти. Иногда в лазарете дежурила учительница Вера Порфирьевна. И тотчас все трое — Аннушка, Настя и Ольга — собирались вместе.

Настя восторженно отнеслась к появлению Ольги. Она окружила ее своей заботой.

Недели спустя, она была влюблена в нее.

— Ох, Олька, — вздыхала Настя, осматривая девушку чуть завистливым взглядом: — До чего же ты красивая! Пропали наши ребята. Вот бы мне родиться такой. — Настя критически осмотрела себя в крохотном зеркальце. — Нос картошкой, а губы, тьфу, не губы, а срамота какая-то — и чего только ребята целоваться лезут.

— Ну, зачем ты, Настенька, так о себе. Ты же хорошая. Да и ребята тебя все уважают.

— Это какие ребята?! Спиридонов да Чижик. — Настя фыркнула. — Да разве это ребята?! Губошлепы это, а не ребята. Чижов-то вчера полез целоваться, так целую лужу слюней напустил. Хоть пруд пруди. Тьфу. Ну и влепила же я ему, у него глаза на лоб полезли. «Не ждал, — говорит, — от вас такого, товарищ Оглоблина». А я ему: «Если ты, пугало огородное, еще раз посмеешь, так я тебе такую волосянку устрою, что ты в следующий раз за версту меня обежишь. Понял?»

Ольга засмеялась.

— Да ты не смейся, у меня разговор короткий — шапку долой и всеми десятью в гриву. Ребята-то настоящие вон… — вздохнула Настя, — Сережка Давыдов, Федя Скоков. Вот это ребята. Только они на меня не глядят. Сережка-то, видала, как глазами стреляет, чистый пулемет. Подходит это ко мне, руки в брюки и как бы невзначай: «А что, Настенька, эта новая сестра из каких будет, не из учительниц?» — А я ему: «Вас, товарищ Давыдов, никак, к наукам потянуло». — «Да, нет, — говорит, — антиресно». — «А антиресно, так вы у нее у самой спросите…»

— Настенька хитро скосила один глаз на заалевшуюся Олю.

— Ну, довольно, Настя, что ты все об одном, да об одном. Давай лучше о чем-нибудь другом поговорим.

— Ты, Олечка, держи себя крепко: ты красивая, ребята к тебе приставать будут. — Ольга вспыхнула. — По мне так, который лезет да всякие глупости говорит — враг революции.

Кто-то осторожно постучал в дверь. Просунулась лохматая голова в папахе.

— Товарищ Тропова, там ребята газеты принесли.

— Скоро приду, Давыдов. Вот только Аннушку дождусь.

Папаха исчезла.

— Ну, мне на дежурство, — засуетилась Настя.

Ольга осталась одна. Всякий раз, когда девушка оставалась одна, она вспоминала Соню. Но идти к профессору она как-то не решалась, да и времени было мало. День у нее был полон забот, и она к вечеру так уставала, что засыпала как убитая.

Случайно Ольга узнала, что Юнг уже ходит. Это ее обрадовало. И еще она поймала себя на том, что, несмотря на большую усталость, она часто думает о Юнге. «Боже мой! Неужели я его люблю?» — проговорила она как-то вслух.

За дверью послышался шум голосов. Ольга насторожилась. В эту же минуту дверь распахнулась и вошла Анна. Лицо ее было необычно строгим, губы плотно сжаты.

— Что случилось, Аннушка?

— Только что в штабе убили комиссара Соболева.

…Протискиваясь сквозь возбужденную толпу, Оля услышала гневные выкрики:

— Удушить гадину!

— Смерть провокатору!

Анна в нескольких словах рассказала, что произошло. В штаб вошел студент, предъявил документы, его пропустили к Соболеву. Что там произошло, никто не знал. Услышали только выстрел, и караул поспешил на него. Соболев был убит выстрелом в висок. Студент пытался бежать через окно, но был задержан. Под его студенческой шинелью оказался мундир офицера.

Анна и Ольга вошли в ревком. Там царила какая-то зловещая тишина. Кого-то ждали.

У стены в плотном кольце вооруженных красногвардейцев стоял человек в разорванной одежде с непокрытой опущенной головой. На его плече уцелел один погон. Это был убийца комиссара Соболева. Анна и Ольга подошли ближе, стараясь его рассмотреть.

Внезапно Ольга почувствовала, как кровь ударила ей в лицо. В поручике она узнала своего брата Виктора. Анна, видимо, что-то заметила.

— Что с тобой, Оля?

— Со мной так, ничего… Мне показалось, что, что я его знаю… но я, кажется, ошиблась.

Анна недоверчиво смотрела на подругу. Но Ольга уже овладела собой, только в голове ее стучала мысль: «Виктор, Виктор — убийца…»

Поручик вдруг поднял голову. Глаза брата и сестры встретились. Несколько секунд он удивленно смотрел на Ольгу. Внезапно черты его лица исказились. На губах мелькнуло насмешливое выражение, он процедил что-то непонятное и снова опустил голову. Все это произошло так быстро, что никто ничего не заметил.

Ольга отошла к мраморной колонне и прислонилась к ней. «Виктор… Его сейчас убьют на моих глазах, а я останусь безмолвным свидетелем… Как ему помочь?»

Вдруг точно дуновение пронеслось по залу. Люди молча расступились, снимая шапки, папахи, фуражки. По образовавшемуся живому коридору шли шесть моряков, крестом сложив винтовки, на этом ложе лежал человек с седыми висками, лицо его было прикрыто фуражкой. Несли убитого комиссара. Ольга вдруг вспомнила, как всего несколько дней назад Соболев говорил ей: «Это борьба, Оля, жестокая борьба, многие сгорят в ее пламени, но память о них будет вечной, потому что жизнь свою они отдали человечеству».

Ольга пришла в себя только спустя несколько часов.

Анна вернулась и озабоченно ходила по комнате. Она подошла к Ольге, зябко кутавшейся в пуховый платок.

— Всё-таки, Олечка, с тобой что-то произошло. Ты не скрывай — знаешь его что ли, может раньше встречала? Я ведь пойму, — Анна с участием смотрела на Олю.

— Я не скрываю, Анна, я когда-то… знала этого… человека, но это не имеет особого значения. Не будем о нем больше говорить.

— Как хочешь, Оля, это действительно не имеет значения. Но как все получилось?

Убит такой человек.

— А что… убийцу уже судили? — нерешительно спросила Тропова.

— Да. Сейчас он сидит в нашем каземате.

— В каземате?

— Да нет, ну, где кладовая когда-то была.

У Ольги часто-часто забилось сердце. «Значит Виктора завтра не будет… Он в кладовой, в угловой низкой каморке, которую почему-то называют казематом. Да, оттуда не убежишь…»

В приоткрывшуюся дверь чей-то голос негромко сказал:

— Товарищ Оля, вас женщина какая-то спрашивает, у подъезда стоит.

Анна пристально посмотрела на Ольгу.

— Кто это может быть, Оля?

— Не знаю, Анна, я сейчас приду.

Она накинула легкое пальто и вышла. Около подъезда в темноте девушка заметила женскую фигуру.

— Олечка, доченька!

— Мама…

— Олечка, иди, иди… я тебе что-то скажу.

Мария Филимоновна увлекла дочь. Они остановились у чугунной ограды.

— Что случилось, мама? Как ты меня нашла?

— Оля, Олечка, доченька, — Мария Филимоновна не могла говорить, ее душили слезы.

— Виктор… Виктор… у них… то есть у вас. Приговорен.

Ольга почувствовала противную дрожь в ногах.

— Я ничем не могу ему помочь.

— Я знаю… Но его можно спасти… все зависит от тебя… Доченька, помоги!

— Что ты говоришь, мама! Ведь он под усиленной охраной.

— Знаю и это, Олечка, — Мария Филимоновна, оглянувшись по сторонам, зашептала: — Дом-то этот ты знаешь. Это же твоя гимназия.

— Ну, так что же?

— А вот и то, что ко мне пришел муж твоей директрисы Юрий Аркадьевич, помнишь?

Он-то и сказал мне, что наш… наш Виктор приговорен к смерти… — она снова всхлипнула.

— Я все-таки тебя, мама, не понимаю. Он действительно сидит в подвальном помещении, но побег оттуда невозможен.

— Возможен, Олечка, возможен, только нужна твоя помощь. Сейчас тебе все объяснят, — Мария Филимоновна махнула рукой. Из темноты подошел высокий человек, Оля узнала в нем Юрия Аркадьевича.

Тот начал без всяких предисловий.

— Виктор заключен в камере, налево в углу. Там есть замурованный ход, но его легко восстановить, для этого нужно, чтобы вы достали связку ключей, которая хранится в кабинете моей жены за большим канцелярским шкафом…

Ольга вспомнила, что этот большой неуклюжий шкаф действительно стоит в бывшем кабинете директрисы женской гимназии.

— Если протянуть руку за шкаф, — продолжал Юрий Аркадьевич, — с левой стороны, на уровне вашей головы вы нащупаете небольшое кольцо в стене, поверните его на себя три раза, откроется маленький тайник, в нем лежит связка ключей, принесите их. Я выдаю вам тайну дома, которую знали очень немногие. Решайтесь, Оля, через несколько часов будет поздно.

Мария Филимоновна заметила колебание дочери.

— Оля, ты что? Ведь это твой брат, родной!..

— Хорошо, мама, кому я должна отдать ключ?

— Я буду вас ждать здесь, — проговорил Юрий Аркадьевич.

— …Это была мама, — ответила Ольга на молчаливый вопрос Анны.

Девушка подошла к окну и машинально начала перебирать лежащие на нем газеты.

«Что делать? — стучало в ее голове. — Спасти Виктора — значит навсегда стать врагом этих людей. Навсегда лишиться их дружеского доверия, превратиться в…

Ой, какое это страшное слово… провокатор… нет, предатель… Нет, я не могу!

Я не могу вернуться вновь к старой жизни. А если спасти Виктора и остаться среди них? Тогда как же я буду жить среди этих простых честных людей? — с отчаянием подумала девушка. — Ловить на себе чьи-то подозрительные взгляды, жить в страхе, быть в цепких руках тех, кто будет знать мой поступок, и я уже буду не в силах вырваться из этой паутины. А… Юнг…» Все это время она жила неотступной мыслью о встрече с ним.

— Нет! Все, что угодно, только не это… — вслух сказала Ольга, не обращая внимания на Анну, которая наблюдала за нею.

— Анна, Аннушка, — Ольга подбежала к Анне и разрыдалась: она больше не могла бороться со своими чувствами. — Аннушка… помоги… — сквозь слезы шептала Оля.

— Что делать?.. Что делать?

Анна, потрясенная состоянием подруги, тихо гладила ее по волосам…

— Плачь… милая… поплачь, Олечка, тебе легче станет…

Анна уже все поняла.

И Ольга плакала. Плакала о жизни, от которой она отрекается, о семье, из которой она ушла, о всем, что было недавно близким и дорогим.

Наконец Ольга овладела собой. Она сидела перед Анной, притихшая, щеки ее были мокры от слез.

— Кто он? — негромко спросила Анна.

— Брат…

Долго молчали подруги.

— Да, Олечка, нелегко тебе… Сейчас уже ничего не вернешь, — тихо заговорила Анна. — Либо мы их, либо они нас.

Прерывающимся от слез голосом Ольга рассказала Анне о приходе матери.

— Вот тебе, Олечка, твое первое испытание в жизни, — проговорила Анна. — Две дороги перед тобой — выбирай.

— Я уже выбрала… — голос девушки окреп. — Я… я никогда не вернусь назад.

Я… я всегда буду с вами.

Анна крепко обняла Олю.