Глава 3. Содержимое секретного ящичка

Онлайн чтение книги Тайна леди Одли
Глава 3. Содержимое секретного ящичка

Мы вновь возвращаемся в Одли-Корт. Августовское солнце катится к закату. Тишина вокруг такая, что становится не по себе. Замычит ли корова на лугу, плеснет ли форель в пруду, выведет ли усталая птица несколько прощальных нот, проскрипит ли воз вдалеке, – каждый этот звук, поминутно нарушающий тишину, делает ее еще более гнетущей. Кажется, здесь, у стен этого серого здания, покрытого плющом, зарыт покойник: настолько мертвенно это спокойствие, разлитое вокруг.

Часы над аркой пробили восемь. Двери черного хода тихо отворились. На пороге показалась девушка. Она украдкой скользнула в аллею, что тянется по берегу пруда, и скрылась из виду за ветвями липы, образующими сплошной покров.

Не сказать, чтобы девушка была из хорошеньких; она была скорее из тех, кого обычно называют интересными. Интересной она, быть может, была потому, что в ее бледном личике, в его мелких чертах, в ее светлых серых глазах и плотно сжатых губах было нечто, говорившее о сдержанности и самообладании, которые нечасто встретишь в девушке девятнадцати-двадцати лет. Впрочем, ее можно было бы отнести и к хорошеньким, если бы не один недостаток: ее овальное личико было – в буквальном смысле слова – бесцветным. Ни кровинки не было в ее белых щеках; на бледных, скучных бровях и ресницах – ни малейшего намека на коричневый цвет. Ни золотистого, ни каштанового – хотя бы слабого – оттенка в копне ее волос. Даже платье страдало тем же недостатком: бледный лавандовый муслин стал блекло-серым, а ленточка, повязанная вокруг горла, приобрела со временем тот же нейтральный оттенок.

У нее была тонкая, изящная фигурка, и, несмотря на ее скромное платье, было в ее грации и осанке нечто благородное, хоть и была она всего лишь простой деревенской девушкой. Звали ее Фиби Маркс. Она служила няней в семье мистера Доусона, и когда леди Одли вышла за сэра Майкла, то взяла ее с собой и сделала своею горничной.

Для Фиби новое место стало подарком судьбы. Платили здесь втрое больше прежнего, а работа в хорошо налаженном хозяйстве была нетрудной, и потому люди ее круга завидовали ей так же, как местная сельская аристократия – ее госпоже, леди Одли.

Выйдя из дома, она крадучись прошла несколько шагов по густой траве и затем, вынырнув из глубокой тени, отбрасываемой липовой листвой, появилась среди сорняков и кустарника, представ перед тем, к кому шла на свидание, – деревенским парнем, сидевшим на сломанной деревянной раме заброшенного колодца.

Как я уже говорила, место тут было довольно укромное: окруженное низким кустарником и скрытое от остального парка, оно просматривалось только из чердачных окон западного крыла здания, с его тыльной стороны.

– Господи, Фиби, – вздрогнув, промолвил молодой человек, закрывая складной нож, которым он состругивал кору с тернового колышка. – Ты появилась так тихо – вдруг, – что я принял тебя за нечистый дух. Я шел сюда полем, потом через ворота, те, что возле рва, а потом присел тут передохнуть перед тем, как войти в дом и спросить, вернулась ты или нет.

– А мне из окна моей спальни виден колодец, Люк, – отозвалась девушка, указывая на поднятую решетку под коньком крыши. – Я увидела, что ты тут сидишь, и спустилась вниз – немножко поболтать с тобой. Лучше это сделать здесь, чем дома, где кто-нибудь наверняка подслушает нас.

Люк был здоровенным парнем, широкоплечим и простоватым увальнем лет двадцати трех. Волосы его темно-красного оттенка почти закрывали ему лоб, а густые брови, смыкаясь на переносице, нависали над парой серо-зеленых глаз; нос большой и красивый, но рот такой грубой формы, что с физиономии Люка никогда не сходило зверское выражение. Розовощекий, с бычьей шеей, он и сам походил на одного из тех могучих быков, что паслись на лугах, окружавших поместье Одли-Корт.

Девушка села рядом с парнем и нежной ручкой – на легкой службе мозоли давно сошли с тонких пальчиков – обняла парня за толстую шею.

– Рад, что видишь меня, Люк?

– Знамо дело, рад, – грубовато ответил парень и, снова раскрыв нож, начал скоблить палку от изгороди.

Они были троюродными братом и сестрой – друзья с детства и возлюбленные с ранней юности.

– Не похоже, что рад, – упрекнула девушка. – Мог бы, например, сказать, что путешествие пошло мне на пользу.

– Как были у тебя щеки белыми, так и остались, – пробурчал парень, поглядывая из-под насупленных бровей. – С чем уехала, с тем и приехала.

– Но говорят, что путешествия облагораживают, Люк. Я побывала с миледи на континенте, навидалась всякой интересной всячины, и к тому же, ты знаешь, Люк, когда я была еще совсем маленькой, дочери сквайра Хортона научили меня немножко изъясняться по-французски…[24] дочери сквайра Хортона научили меня немножко изъясняться по-французски…  – Сквайр (сокращ. от «эсквайр») – земельный собственник в Англии. Это слово присоединяется к фамилии нетитулованного дворянина. Господи, как приятно поговорить за границей с тамошними людьми на их языке!

– Благородство! – воскликнул Люк Маркс и хрипло расхохотался. – Кому ты нужна со своим благородством, хотел бы я знать? Мне – не нужна. Когда мы поженимся, времени для благородства у тебя будет в обрез. Французский ей занадобился! Послушай, Фиби, когда я скоплю денег на ферму, кому ты станешь говорить «парле-ву-франсе»?[25] «парле-ву-франсе» ( франц. ) – Говорите ли вы по-французски? Коровам, что ли?

Девушка поджала губку и отвела взгляд. Парень как ни в чем не бывало скреб и строгал свою жердь, не обращая внимания на троюродную сестру.

– Видел бы ты, – промолвила Фиби, – как путешествовала мисс Грэхем с горничной и курьером, как она путешествовала в карете, запряженной четверкой лошадей, а ее муж – тот не мог на нее надышаться, и, казалось, он не мог найти места на земле, достойного того, чтобы на него ступила ее нога!

– Все это хорошо, Фиби, когда куры денег не клюют, – отозвался Люк. – Так что ты свои-то не больно транжирь: они нам пригодятся, когда мы поженимся.

– А кем она была в доме у мистера Доусона каких-нибудь три месяца назад? – продолжила девушка, словно не слыша того, что сказал ей брат. – Такой же служанкой, как и я сама! Работала за плату, и работа у нее была потяжелей, чем у меня. Видел бы ты ее блузки и юбки, Люк! Все – старое, поношенное, заплатанное, хотя и в этом, признаться, она смотрелась королевой. А сейчас мне, горничной, она платит больше, чем сама получала у мистера Доусона. Еще недавно я видела, как она выходила из гостиной, сжимая в кулачке несколько соверенов[26] Соверен – английская золотая монета – один фунт стерлингов. и несколько серебряных монет – ее плата за три месяца, – а поглядел бы ты на нее сейчас!

– Не думай ты о ней, – сказал Люк, – подумай лучше о себе. А что, если мы откроем пивную, а? На этом деле можно заработать кучу денег!

Девушка сидела, по-прежнему не глядя на своего жениха, и ее бледные серые глаза были устремлены на темно-красную полоску заката, медленно угасавшую за стволами деревьев.

– А посмотрел бы ты, какая роскошь в доме, Люк, – сказала она. – Это снаружи – старье да рухлядь, а полюбовался бы ты на комнаты миледи – сплошные картины, позолота, высоченные – от пола до потолка – зеркала. Потолки расписные – дворецкий говорит, это стоило не одну сотню фунтов, – и все это – для нее.

– Что и говорить, повезло ей, – пробормотал Люк с ленивым безразличием.

– А видел бы ты ее, когда мы были за границей! Тамошние джентльмены толпами ходили вокруг нее. И сэр Майкл нисколько не ревновал. Наоборот, он даже гордился тем, что его жену принимают с таким восхищением. Слышал бы ты, как она смеялась над своими поклонниками и как беспечно отвергала их комплименты! Где бы она ни появлялась, все сходили от нее с ума. Сколько времени оставалась она на одном месте, столько и было там разговоров о ней и только о ней.

– Будет она вечером дома?

– Нет, они отбывают с сэром Майклом на званый обед в Бичез. Туда – семь-восемь миль езды, так что вернутся они поздно, не раньше одиннадцати.

– Ну тогда, Фиби, ежели, как ты говоришь, в доме у них красота неописуемая, мне бы хотелось взглянуть на эту красоту – хоть одним глазком.

– Нет ничего проще. Мистер Бартон, дворецкий, знает тебя в лицо и не станет возражать, если я покажу тебе лучшие комнаты в доме.

Уже почти стемнело, когда парень и девушка вышли из кустарника и медленно направились к дому. Дверь, что они отворили, вела в людскую, рядом – комната, где проживал дворецкий. Фиби Маркс, получив разрешение показать дом родственнику, зажгла свечу от фонаря, освещавшего людскую, и велела Люку проследовать за ней на другую половину дома.

В длинных коридорах, обшитых черными дубовыми панелями, было сумрачно: свеча, которую держала Фиби, почти не давала света, мерцая в широких проходах крохотным желтым пятнышком. Люк опасливо озирался по сторонам, пугаясь скрипа собственных башмаков.

– Жуть какая, – пробормотал он, когда они вошли в главный зал, где тоже стояла непроглядная тьма. – Я слышал, в прошлые времена здесь кого-то убили.

– Убивали всегда, Люк: и в прошлые времена, и в нынешние, – отозвалась девушка, поднимаясь по лестнице.

Она прошла через огромную гостиную. Вокруг – великое множество шкатулок: обшитых бархатом, из золоченой бронзы, инкрустированных в стиле буль[27] инкрустированных в стиле буль.  – Мебель стиля буль с инкрустацией из бронзы, перламутра и т. п. (По фамилии Буля, Андре Шарля (1642-1732), французского мастера художественной мебели.). Бронзовые украшения, камеи, статуэтки, безделушки – все это мерцало и поблескивало в неверном свете свечи.

Фиби прошла через маленькую столовую, примыкавшую к кухне, увешанную пробными оттисками гравюр, сделанных с дорогих картин, пройдя столовую, вошла в прихожую и там остановилась, подняв свечу над головой.

Парень, широко раскрыв рот и глаза, осмотрелся вокруг.

– Красиво, что и говорить, – промолвил он. – И денег, конечно, стоило кучу.

– Посмотри, какие картины на стенах, – сказала Фиби, указав на панели восьмигранной комнаты, сплошь завешанные работами Клода, Пуссена, Воувермана и Кейпа[28] сплошь завешанные работами Клода, Пуссена, Воувермана и Кейпа.  – Клод (известен также как Лорре́н; настоящая фамилия Желле́) (1600-1682) – французский живописец и график, представитель классицизма. Пуссе́н, Никола (1594-1665) – французский живописец, представитель классицизма. Во́уверман, Филиппе (1619-1668) – голландский живописец, представитель гарлемской школы. Кейп – голландский живописец. Беньямин Герритс Кейп (1612-1652) или, возможно, Альберт Кейп (1620-1691); оба – представители дордрехтской школы.. – Я слышала, что только эти картины стоят целое состояние. Здесь – передняя, вход в апартаменты миледи, бывшей мисс Грэхем.

Она отодвинула зеленую портьеру, закрывавшую дверь, ввела ошеломленного деревенского парня в сказочный будуар, а затем – в комнату для одевания. Открытые двери гардероба и платья, разбросанные по софе, – все оставалось в том беспорядке, какой царил здесь в минуту отъезда, когда миледи оставила свои владения.

– Все это я должна прибрать до возвращения миледи, Люк. Посиди здесь, я недолго.

А парень все смотрел и смотрел по сторонам, подавленный окружающей роскошью, затем не без некоторого колебания он выбрал самое массивное из кресел и осторожно присел на самом его краю.

– Будь моя воля, показала бы тебе драгоценности, Люк, – сказала девушка, – но, увы, ключи миледи всегда уносит с собой. Драгоценности хранятся у нее вон там – видишь, на туалетном столике с зеркалом.

– Как, в этой штуковине? – воскликнул Люк, с изумлением уставясь на большую шкатулку красного дерева с латунной инкрустацией. – Да в этот ларь можно было бы сложить всю одежду, что сейчас на мне!

– Там – бриллианты, рубины, жемчуг, изумруды… До краев полнехонько, – отозвалась Фиби, раскладывая шелестящие шелковые платья по полкам гардероба. Перед тем как положить последнее платье, она встряхнула его оборки, и внезапно до ее слуха донесся слабый металлический звон. Фиби живо запустила руку в карман платья.

– Подумать только! – воскликнула она. – Миледи забыла свои ключи! Тогда, если хочешь, я покажу тебе драгоценности, Люк.

– Ну, раз такое дело, тогда – конечно… – сказал парень, поднимаясь из кресла и поднося свечу поближе к Фиби, пока та отпирала шкатулку.

То, что он увидел, превзошло все его ожидания. Боже, сколько тут всего! Интересно, сколько стоит это? А это? А это? Люк взирал на сокровища, сгорая от зависти.

– Одна-единственная такая вот игрушка обеспечила бы нас до конца жизни, Фиби, – хрипло промолвил он, вертя бриллиантовый браслет в громадных багровых ручищах.

– Положи на место, Люк! Положи немедленно! – крикнула девушка, вне себя от ужаса. – И повернулся же язык сказать такое!

Вздохнув, Люк нехотя положил браслет, но от шкатулки не отошел, продолжая внимательно разглядывать ее со всех сторон.

– А вот это что? – спросил он немного погодя, указывая на медную кнопку внутри шкатулки.

Не дожидаясь ответа, он нажал на кнопку, и секретный ящичек, отделанный внутри темно-красным бархатом, стремительно выдвинулся из шкатулки.

– Нет, ты только взгляни! – воскликнул Люк, придя в восторг от своего неожиданного открытия.

Фиби Маркс отложила платье миледи и подошла к туалетному столику.

– Прежде я этого не видела, – медленно промолвила она. – Интересно, а что там, внутри?

Там, внутри, не было ни золота, ни драгоценных камней – только детский шерстяной ботиночек, завернутый в бумагу, да крохотный бледно-желтый шелковистый локон, срезанный явно с ребячьей головки.

Фиби рассматривала все это, широко раскрыв глаза.

– Так вот что прячет миледи в секретном ящичке… – пробормотала она.

– Всякий хлам она тут прячет, – беспечно заметил Люк.

На тонких губах девушки зазмеилась странная улыбка.

– Не вздумай никому рассказывать, что я тут нашла, – предупредила она, кладя содержимое секретного ящичка себе в карман.

– Фиби, не валяй дурака! – закричал парень. – Неужели ты и впрямь польстишься на эту дрянь?

– Это в тысячу раз дороже бриллиантового браслета, на который польстился ты, – ответила девушка. И, помолчав, она добавила: – Будет у тебя пивная, Люк!


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Глава 3. Содержимое секретного ящичка

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть