Онлайн чтение книги Тайна старой девы
Глава XIII

Вскоре на площадке появились гостьи, большей частью разодетые в светлую кисею. Темные прямые стволы тисов служили прекрасным фоном для грациозных женских фигур. Все приглашенные сгрудились около стола и принялись за вышивание.

По знаку госпожи Гельвиг Фелисита принесла на подносе кофе.

— Мой девиз: «Просто и дешево», — весело говорила советница. — Я принципиально не ношу летом материю, которая стоила бы дороже трех талеров.

— Но вы забываете, милая, — ответила ей молодая, очень нарядная дама, бросая злобный взгляд на «простое» платье советницы, — что на этой дешевой материи — масса вышивок, которые раза в три дороже всего остального материала.

— Разве можно оценивать такое воздушное создание прозаическими талерами? — спросил молодой Франк, забавляясь враждебными взглядами, которыми обменялись дамы. — Можно подумать, что такие туалеты могли бы вознести вас на самое небо, если бы не тяжелые золотые браслеты, которые, несомненно, удерживают вас на земле.

Он с интересом посмотрел на руку советницы.

— Знаете, — продолжал он, — этот браслет занимает меня уже с полчаса. Это чудная, старинная работа. Но особенно возбуждает мое любопытство надпись.

Советница равнодушно сняла браслет и передала его молодому человеку. Фелисита стояла в это время позади адвоката и видела, что этот браслет был очень похож на тот, который лежал в тайном ящике старой девы.

Адвокат быстро прочел надпись на браслете:

Daz ir liebe ist ane krane

Die hat got zesamme geben

uf ein wunncclichez lebenl

— Странно! — воскликнул он. — Строфа не имеет начала... Ах, это ведь отрывок из стихотворения Ульриха фон Лихтенштейна «Вечная любовь». Перевод всей строфы будет приблизительно следующий: «Если вы любите друг друга всем сердцем, если вы навеки соединились и ваша любовь всегда нова, — верьте, что Бог соединил вас на счастье!» Этот браслет, несомненно, имеет верного товарища, связанного с ним одной строфой, — заметил он. — Другой браслет не у вас?

— Нет, — ответила советница, низко склонившись над работой, пока браслет переходил из рук в руки.

— А откуда у тебя эта замечательная вещица, Адель? — спросил профессор.

Молодая женщина покраснела.

— Папа подарил мне ее недавно, — ответила она. — Даже не знаю, у какого любителя древностей он ее откопал.

Она надела браслет и начала разговаривать с одной из присутствующих дам.

В то время как всеобщее внимание обратилось на браслет, Фелисита обошла стол. Никто не обратил на нее внимания, и она так же незаметно ушла на кухню. Уступая просьбам маленькой Анны, игравшей на тенистой дорожке, она на минуту остановилась, стараясь достать ветку акации. Близорукий адвокат вдруг схватил свой лорнет и принялся разглядывать Фелиситу, а советница, которая, казалось, прилежно вышивала, зорко взглянула на него. Несколько минут спустя она тихо поднялась и направилась в дом, куда ушла Фелисита.

— Милая Каролина, — сказала она, входя на кухню, — вам нет надобности прислуживать... Налейте в кофейник горячий кофе, а я сама займусь, разливанием. По правде говоря, вы ужасно выглядите в этом полинявшем ситцевом платье. Как вы можете показываться на глаза мужчинам в этой, короткой, ужасной юбке? Это просто неприлично. Неужели вы не понимаете?

Это было лучшее, воскресное платье Фелисити, полинявшее, но зато безукоризненно выстиранное и выглаженное. Этот упрек заставил девушку горько усмехнуться, но она промолчала.

Когда советница вернулась к столу, госпожа Гельвиг с резким смехом повторяла свой вопрос:

— Удивительно красива? Что должна я подумать о вас, милый Франк? Всмотритесь в это бледное лицо с ужасными волосами. Эти вызывающие манеры и легкомысленные движения, эти глаза, бесстыдно и назойливо смотрящие прямо в лицо приличным людям, — это наследство порочной, необузданной матери. Девять лет я тщетно старалась спасти эту душу для Господа...

— Теперь ведь еще недолго осталось терпеть, тетя! — успокаивающе сказала советница, наливая кофе. — Еще несколько недель — и она покинет твой дом навсегда... Я тоже думаю, что доброе семя упало на каменистую почву: в этой неблагодарной душе, стремящейся сбросить узы морали, наверное, нет ни одного благородного помысла. Впрочем, нам, имеющим счастье происходить от почтенных родителей, не следует судить ее слишком строго — легкомыслие у нее в крови... Быть может, во время одного из ваших путешествий, господин Франк, — шутливо обратилась она к адвокату, — вы будете где-нибудь любоваться ею на канате или в цирке.

— Это на нее не похоже, — внезапно спокойно и решительно сказал профессор.

Госпожа Гельвиг гневно повернулась к сыну, а глаза молодой вдовы утратили на мгновение свою неизменную кротость. Затем она, добродушно улыбаясь, встряхнула кудрявой головкой и хотела что-то сказать, но ей помешал громкий плач Анхен. Девочка быстро бежала к матери, с судорожно зажатой коробкой спичек в правой руке. Платьице ребенка пылало... Советница в ужасе вскрикнула. Ее взгляд скользнул но собственному легкому платью, и как безумная, со смертельно бледным лицом она вытянула вперед руки, как бы желая оттолкнуть ребенка, и одним прыжком исчезла за стеной из тисов.

Дамы с криком разбежались во все стороны, как испуганная стая голубей. Одна госпожа Гельвиг мужественно поднялась с места, и мужчины стремительно бросились вперед. Но они опоздали. Фелисита завернула в свою юбку ребенка, стараясь потушить пламя, но оно было слишком велико, и тонкая ситцевая юбка молодой девушки загорелась. Не теряя присутствия духа, она схватила девочку на руки, пробежала по лугу на плотину и прыгнула в ручей.

Раньше, чем мужчины поняли намерение убегавшей девушки, огонь уже был потушен. Они очутились на плотине в ту минуту, когда Фелисита, придерживая правой рукой мокрого ребенка, схватилась левой за ветви орешника, чтобы выбраться на берег. Одновременно с мужчинами появилась и советница.

— Мое дитя, спасите мою Анхен! — закричала она с отчаянием.

— Не замочи себе ботинки, Адель, а то получишь насморк, — сказал профессор с едкой иронией, быстро спускаясь и протягивая Фелисите руку. Но он медленно опустил ее: совершенно спокойное до сих пор лицо молодой девушки вдруг изменилось, между бровями появилась глубокая складка, и глаза запылали уже знакомым Иоганну холодным враждебным огнем. Фелисита отдала ему маленькую Анну и выбралась на плотину, опираясь на руку адвоката.

Профессор отнес ребенка в дом и осмотрел ожоги: у девочки пострадала только левая рука. В то время как советница была в кухне, девочка незаметно взяла с плиты спички и подожгла свое платье.

Разбежавшиеся дамы снова собрались, осыпая ласками «бедного ангела».

— Милая Каролина, — сказала советница с кротким упреком, — неужели вы не могли присмотреть за ребенком?

— За несколько минут до этого вы запретили мне выходить из дома, — мрачно возразила Фелисита, бросая на молодую женщину проницательный взгляд.

— Почему это, Адель? — удивленно спросила госпожа Гельвиг.

— Боже мой, тетя, — ответила, не смущаясь, вдова, — ты поймешь это, если посмотришь на ее волосы. Я хотела избавить всех нас от того дурного впечатления, которое производит неряшливость.

Фелисита растерянно схватилась за голову. Гребень, никогда не сидевший крепко в этих густых упрямых волосах, выскользнул и лежал теперь, вероятно, в ручье. Распущенные локоны свободно обрамляли щеки и плечи девушки, еще покрытые водяными каплями.

— Так-то вы благодарите за спасение вашего ребенка? — резко спросил адвокат, не спускавший глаз с Фелиситы.

— Как вы можете быть так несправедливы ко мне, господин Франк! — обиженно воскликнула советница. — Мужчина никогда не поймет материнское сердце. В первую минуту всегда невольно сердишься на того, кто мог бы предотвратить опасность, хотя и признаешь с благодарностью, что эта небрежность искуплена. Дорогая Каролина, — обратилась она к молодой девушке, — я никогда не забуду сегодняшнего дня... Если бы я могла сейчас высказать вам свою благодарность! — Она быстро сняла с руки браслет и протянула его Фелисите. — Возьмите его, он мне очень дорог, но за мою Анхен я с радостью пожертвую самым любимым!

Глубоко оскорбленная, Фелисита оттолкнула руку советницы, которая хотела уже надеть ей на руку браслет.

— Благодарю вас, — сказала она, гордо откинув голову, — я никогда не приму вознаграждения за любовь к ближнему, а тем более — за жертву... Вы сами сказали, что я только искупила свой проступок, и потому вы мне ничем не обязаны.

Госпожа Гельвиг почти вырвала у советницы браслет.

— Ты с ума сошла, Адель! — проворчала она сердито. — Что Каролина будет делать с этой вещью? Подари ей простой, добротной материи на платье, вот и все!

— Я нахожу, что мы все жестоко относимся к вам, — сказал Франк Фелисите. — Сначала вас оскорбили, предложив вам золото, а затем мы равнодушно оставляем вас в мокром платье... Я отправлюсь в город и пришлю вам и малютке все необходимое.

Он поклонился и вышел.

— Дурак! — раздраженно сказала госпожа Гельвиг, обращаясь к дамам, с сожалением посмотревшим вслед Франку.

Профессор, занятый ребенком, не проронил ни слова. Но в ту минуту, когда советница предложила молодой девушке браслет, он сильно покраснел... Наконец Иоганн отдал завернутую в плед девочку в нежные руки дам и направился к двери. Фелисита отошла в сторону и прислонилась к стене. Мертвенная бледность ее лица, нахмуренные брови и сжатые губы ясно указывали, что она испытывала сильную боль от обожженной руки. Взор профессора остановился на молодой девушке, и через мгновение Иоганн уже стоял перед ней.

— Вам очень больно? — быстро спросил он.

— Я могу потерпеть, — ответила Фелисита дрожащим голосом и отвернулась к окну — она не в силах была видеть эти глаза, столь ненавистные ей с детства.

— Вы не хотите принять мою помощь? — доброжелательным тоном спросил он.

— Я не хочу вас утруждать, — ответила девушка. — Я вылечу себя сама, как только мы вернемся в город.

— Как хотите, — холодно сказал профессор. — Но я должен вам напомнить, что моя мать еще нуждается в вас.

— Я это помню, — ответила она менее раздраженно. Фелисита почувствовала, что это напоминание о ее обязанностях было сделано не с целью унизить ее достоинство, а чтобы заставить ее принять его помощь. — Я отлично помню наш договор, — добавила она, — и вы найдете меня на указанном мне месте.

— Твоя медицинская помощь понадобилась и здесь, Иоганн? — спросила, подходя, советница.

— Нет, — ответил он коротко. — Но почему ты здесь, Адель? Я ведь сказал, что Анну нужно сейчас же вынести на свежий воздух. Не понимаю, что ты делаешь в этой душной комнате!

Профессор вышел, и советница поторопилась взять ребенка на руки. За ней последовали остальные дамы. За кофейным столом давно уже сидела госпожа Гельвиг. Опасность, угрожавшая двум человеческим жизням, не могла нарушить ее равновесие, основывавшееся на стальных нервах и черствой душе.

Наконец появились Роза и Генрих с одеждой. Госпожа Гельвиг позволила Фелисите вернуться в город. Девушка знала, что у тети Кордулы есть хорошая мазь от ожогов, и поспешила к ней, оставив Генриха сторожить дом.

Пока испуганная старая дева доставала мазь и перевязывала пострадавшую руку, Фелисита рассказала ей обо всем случившемся, не упомянув, однако, о браслете. Когда старая дева спокойно заметила, что ей не следовало бы отказываться от врачебной помощи, девушка воскликнула:

— Нет, тетя! Эти руки не должны прикасаться ко мне, даже если бы они могли спасти меня от смертельной опасности! Тот класс людей, из которого я происхожу, ему ведь «невыразимо противен». Эта фраза тяжело ранила мое детское сердце, я ее никогда не забуду! Долг врача заставил его сегодня преодолеть то отвращение, которое он питает к «парии», но мне не надо его жертв!

— Он не бессердечен, — продолжала она после паузы, — я знаю, что он отказывает себе в удовольствиях ради бедных пациентов. Если бы это делал кто-нибудь другой, я была бы тронута до слез, но у него это только возмущает... Это неблагородно, тетя, но я ничего не могу поделать: мне тягостно и неприятно видеть что-нибудь хорошее, потому что я ненавижу его.

Затем Фелисита впервые пожаловалась на бессердечное поведение молодой вдовы. Странный румянец снова появился на щеках старой девы.

— Неудивительно, ведь она дочь Павла Гельвига! — сказала старушка, и в этих словах послышался приговор. Фелисита была удивлена. Никогда тетя Кордула не высказывала своего отношения к кому-либо из Гельвигов. Известие о прибытии советницы она приняла молча и, по-видимому, совершенно безучастно. Фелисита подумала, что родственники на Рейне никогда не были близки тете Кордуле.

— Госпожа Гельвиг называет его избранником Божьим, неутомимым борцом за святую веру, — сказала, колеблясь, молодая девушка. — Говорят, что он верующий человек...

Фелисита взглянула на тетю Кордулу и испугалась: выражение бесконечной горечи и презрения придало этому обыкновенно спокойному и милому лицу сходство с Медузой. Она засмеялась тихим, но язвительным смехом. Через минуту, однако, постаралась сгладить впечатление, произведенное на молодую девушку.

На большом круглом столе посреди комнаты лежали папки с нотами. Фелисита очень хорошо знала лежавшие там листы и тетради. На толстой пожелтевшей бумаге выцветшими чернилами и подчас неразборчивыми каракулями были написаны имена Генделя, Глюка, Гайдна, Моцарта. Это было собрание рукописей знаменитых композиторов, принадлежавшее тете Кордуле. Когда Фелисита вошла в комнату, старушка разбирала бумаги. Теперь она снова принялась за работу, осторожно складывая листки в папки. Стол постепенно пустел, и, наконец, показалась лежавшая внизу толстая нотная тетрадь, на обложке которой было написано: «Музыка к оперетке Иоганна Себастьяна Баха „Мудрость властей при устройстве пивоварения"».

— Ты ведь этого еще не знаешь? — спросила старушка с печальной улыбкой. — Эта рукопись пролежала много лет на верхней полке тайного шкафа. Сегодня утром в моей старой голове бродили разные мысли, и я подумала, что надо привести все в порядок раньше, чем я отправлюсь в последнее странствие. Это единственный экземпляр, со временем он будет цениться на вес золота, милая Фея. Текст этой оперетки, написанный специально для нашего города, был найден лет двадцать тому назад и возбудил большой интерес в музыкальном мире. А музыка, которую все так энергично ищут, хранится здесь. Эта мелодия представляет для музыкантов нечто вроде клада Нибелунга, тем более что это единственное, собственно, оперное произведение, сочиненное Бахом. В 1705 году ученики местной городской школы и увлеченные горожане поставили эту оперетку в старом зале ратуши.

Она перевернула заглавный лист. На оборотной стороне его было начертано: «Собственноручно написанная партитура Иоганна Себастьяна Баха, полученная от него на память в 1707 году. Готгельф ф. Гиршпрунг».

— Он тоже принимал участие, — сказала старуха слегка дрожащим голосом, указывая на последнее имя.

— А как эта тетрадь попала в твои руки, тетя?

— По наследству, — коротко и почти резко ответила тетя Кордула, убирая партитуру в красную папку.

Старая дева открыла рояль, а Фелисита вышла на галерею... Солнце заходило. Маленькая деревушка у подножия горы уже спряталась в тени, но на шпиле колокольни еще горел последний луч, а через широко открытые двери сельских домиков виднелся огонь, ярко горевший в очагах. Вечерний покой спустился на землю, и от этого еще трогательнее звучал похоронный марш Бетховена, но после нескольких аккордов Фелисита испуганно подняла голову и со страхом заглянула в комнату — это была уже не игра, а умирающий шепот звуков, и молодую девушку вдруг охватило тяжелое предчувствие: руки, скользившие по клавишам, смертельно устали, и в пробуждавшихся звуках слышалось трепетание души, стремившейся улететь навеки.