ГЛАВА VII

Онлайн чтение книги Таинственный монах
ГЛАВА VII

Прошло четыре года. Грише минуло 18 лет и он представлял из себя красивого, пылкого и остроумного юношу. Величественный рост, темнорусые волосы, вьющиеся кудрями, огненный взгляд и привлекательный вид лица невольно останавливали на нем взоры всех. Мало-помалу он приобрел всеобщую любовь всех своих сотоварищей и начальников! Расположение сотоварищей Гриши еще более возросло с тех пор, как он несколько раз угостил их на деньги, полученные им при таких условиях: однажды пришел к нему крестьянину подал небольшой сверток и моментально скрылся. В этом свертке оказался кошелек с деньгами и записка следующего содержания: «невидимые друзья охраняют тебя, не забывай их и ты». Гриша догадался, конечно, что эта посылка от дяди его, коего безопасность требовала скрытности. Такого рода посылки нередко повторялись. Гриша, боясь за дядю, не старался подстерегать и расспрашивать посланного. Однажды, это было осенью 1689 года, к нему явился посланный и подал ему записку такого содержания: «сегодня в сумерки удали от себя всех, мне нужно с тобою повидаться. Эти немногие слова наполнили душу его тоскою и страхом ожидания. Все ужасные происшествия бывшие во время последнего его свидания с дядей, воскресли в памяти Гриши и какое-то грозное предчувствие говорило ему, что и сегодняшнее появление этого ужасного человека принесет кровавые плоды. С тайным трепетом он ожидал его появления, разослав всех своих прислужников к товарищам, с объявлением, что он на этот вечер не будет дома. Действительно, едва наступили сумерки, дверь его спальни отворились и в нее вошел ожидаемый гость, осторожно затворив за собою. Все чувства, волновавшие Гришу до сих пор, были забыты и он с изъявлением искреннего восторга бросился и нему в объятия. С судорожным движением прижал его таинственный монах к своей груди и долго, от избытка чувств оба они не могли выговорить ни одного слова. Дядя подвел Гришу к окну, уже слабо освещенному светом сумерек и с какою-то жадностью всматривался в прелестный черты юноши, а мрачный взор старца блестел слезою умиления и радости. Наконец начались расспросы и объяснения. рассказы Гриши были коротки: он в эти четыре года жил, скучал, угощал и вырост. Зато дяде пришлось много говорить, потому, что Гриша все хотел знать. Рассказав о происшествии в Москве за последние годы, которые в сущности не содержали ничего особо важного, дядя сказал:

— Я пришел, Гриша, за тобою и твоими товарищами. Вы пригодитесь в Москве на дело, которое во всяком случае лучше, чем сидеть здесь и ничего не делать.

— Легко сказать как будто от нас зависит сидеть здесь. Если б было возможно, то кажись бы на крыльях летел отсюда, — возразил Гриша.

— Это зависит ни от кого больше, как от вас самих.

— Но ни я и никто другой не смеет отсюда уйти под угрозою смертной казни, — возразил Гриша.

— Тебя я сумею всегда спасти, а до других какое мне дело. Впрочем, я привез письменный указ от Щегловитого, теперешнего любимца правительницы Софии, который и вручу начальнику стрельцов здесь находящихся. Вина будет не ваша, а Щегловитого.

Страшна была для Гриши та таинственность, с какою все делал и говорил его дядя. Он, после нескольких минут раздумья, сказал:

— Послушай, дядя! Ты обещал мне объяснить многое, когда исполнится мне 17 лет. Срок уже прошел, а ты продолжаешь окружать меня непроницаемою таинственностью. Открой мне, почему я должен принимать участие в твоих деяниях, причины коих я не могу себе уяснить.

Дядя безмолвно опустил голову, а потом покачав ею и, не поднимая глаз, сказал:

— Я помню свое обещание, но не могу его выполнить до тех пор, пока враги мои будут торжествовать, другими словами: пока я не восторжествую над ними. Ты, я думаю видишь, как мне приходится страдать от разных материальных лишений; а если бы ты мог заглянуть в мою душу сколько в ней накипело горечи!.. Ты мне, Гриша, дороже меня самого и тебя я всегда готовь подставить свою шею. И так пойдем, нельзя терять времени.

Гриша замолчал и последовал за таинственным своим дядею, но по дороге вспомнил про друга своего детства Сашу и спросил: не знает ли он чего либо о нем?

— Он находится в услужении у одного немца, по имени Лефорта, который в большой милости у царя Петра. Но я от тебя, Гриша, требую обещания не видаться с твоим другом до тех пор, но куда я сам вас сведу, иначе ты подвергнешь меня и всех нас опасности; прежде, чем мы успеем что-либо сделать. Помни же это и не смей нарушать моей воли.

Гриша вздохнул вместо ответа и продолжал следовать за дядей. Скоро они вошли к сановнику, который в дружеской беседе очень весело распивал привезенную из Москвы романею. Шум и говор пирующих слышны были еще на лестнице. При входе в комнату пирующих приятная, теплая, атмосфера от романеи и крепкого меда охватила пришельцев. Все вдруг замолчало при их входе. Все узнали монаха и его внезапное появление изумило всех и на лицах их обнаружился какой-то неотразимый страх. Прежде, чем кто-либо успел оправиться от первого впечатления, монах подошел смело к столу, налил стопу романеи и воскликнув: "за здравие всех храбрых" осушил ее до дна и, поставив на стол, обратился к хозяину и сказал:

— Мы с тобою. Михайло Иванович, в былые времена запивали свое горе кровавою чашею. Будь же здоров и вам всем, добрые люди, мой поклон и заздравное желание.

— Милости просим, честный отец! Откуда Бог принес тебя и с какими вестями? Видно уж недобрыми. — запинаясь проговорил Саковнин.

— Угадал. Но одною бедою больше или меньше — что за счет? Садитесь-ка, почтенные господа, и послушайте, что я вам расскажу, проговорил монах.

С видимою неохотою, медленно и как бы стыдясь своего повиновения пришельцу, все стали садиться на лавки, а монах следил проницательными своими взорами за их движениями. Едва успели все усесться, как он снова заговорил:

— Каково вам здесь, и любо ли вам жить в опале и изгнании? Я полагаю. что об этом нечего вас и спрашивать, друзья. мои. Вероятно, всякий из вас отдал бы половину жизни, чтобы остальную провести в матушке белокаменной Москве, близ родительских могил…

Долго говорил монах о том, что есть возможность опальным стрельцам вернуться в Москву и вернуть прежние свои права. Все слушали его с замирающим дыханием и постоянно взглядывали на Соковнина, ожидая, что он скажет.

Соковнин во все время подозрительно смотрел на монаха, поглаживая свою бороду и покручивая усы. Наконец он встал и, подойдя к монаху, сказал:

— Все это хорошо, честный отец, но прежде, чем мы на что-нибудь решимся, мне хотелось бы знать, как ты решился показаться между нами после того, как постыдно бежал из под Троицкой лавры, оставив нас на произвол судьбы. Не прогневайся, если я тебя арестую.

Не теряя присутствия духа, монах презрительно улыбнулся и сказал:

— Кто из вас, добрые люди, знает грамоте? Подойди и прочитай вслух эту грамоту.

При этих словах он вынул из-за пазухи сверток бумаги и положил его на стол. Несколько человек из присутствующих подошли поближе к тому месту, где лежала развернутая грамота. Подошел и Соковнин и с удивлением прочитал подписи: правительницы Софии и Щегловитого, потом, обратясь к монаху, сказал:

— Так бы давно и говорил, что имеешь такую грамоту.

Согласно смысла грамоты было отобрано Соковниным 50 человек самых лучших стрельцов с Гришей и им самим включительно, и все переодевшись в купеческое платье, в ту же ночь пустились в путь с монахом в Москву на двенадцати телегах, заранее припасенных монахом, которые внутри были набиты соломою, а сверху лежали разные товары. Все это сделано было для того, чтобы въехать в Москву под видом торговцев.

Без всяких приключений проехала они Смоленск и Вязьму, но тут случилось с ними происшествие большой важности.

Они остановились на ночлег в одной малонаселенной деревне. Ночь была теплая, июньская, а потому все порешили ночевать на открытом воздухе, около избы, стоявшей на краю деревни. Уже начало темнеть. Разложены были костры, на которых готовили ужин. Путники засели в кружки и обильно угощались романеей. Вдруг надвинулась черная туча и пошел проливной дождь, заставивши всех войти в три крайние избы на ночлег. Уже все уснули, как вдруг у ворот крайней избы, где спали, между прочими, Соковнин, Гриша и монах, резко постучались, а затем послышались голоса. Соковнин, открыв окно, спросил:

— Кто там?

— Отпирай, скотина, — было ответом одного повелительного голоса.

— Места нет! Все занято проезжими, — возразил Соковнин, захлопнув окно и растянулся опять на лавке.

Из боязни ли или по корысти, хозяин избы стал роптать, говоря:

— Надо впустить. Вишь как стучать в ворота.

— Не пускай никого, — возразил Соковнин.

— Как не пускать? Может быть дело есть — возражать мужичок, собираясь выйти из избы.

Соковнин разгорячился, схватил мужика за шиворот и хотел уже побить; но тут проснулся монах и, успокаивая Соковнина, пообещал мужику заплатить за каждого ночлежника по пяти алтын. Это обещание убедительно подействовало на хозяина и он взобрался на печь, не обращая внимания на возрастающий шум на дворе. Но не успел еще он улечься, как на дворе раздался треск. Ворота были выломаны. Мужик соскочил с печи, схватил горящую лучину и хотел было идти на встречу приехавшим, но Соковнин, вырвав у него из рук лучину, толкнул его с такою силою, что тот повалился под столь. Монах, видя, что тут может произойти серьезное столкновение, шепнул Соковнину:

— Ради Бога воздержись, Михайло Иванович. Помни, что нас никто не должен узнать.

Знаю, честный отец, но ручаюсь и за то, что если кому-нибудь посчастливится нас узнать, то уж верно не доведется рассказать о том никому, — гневно отвечал Соковнин.

В это время приезжие толпою вошли в избу и высокий, в боярской, богатой одежде мужчина вскричал, обращаясь к хозяину:

— Ты что же не отворяешь?

— Эти приезжие не велят, потому значить тесно, а они заплатили за ночлег деньги. Я, пожалуй, и отступился бы от их денег и впустил бы тебя, боярин, а они не дозволяют.

— Что вы за люди и как смеете здесь разбойничать, — крикнул боярин, подступая к Соковнину.

— Мы купцы, а не разбойники, господин боярин, и едем в Москву с товарами. Уговорились с хозяином за хорошую плату, чтобы он никого кроме нас не впускал в избу и кажется имели право требовать от него выполнения условий, — отвечал Соковнин.

— Ты сделаешь лучше, если замолчишь. Уж больно ты речист не кстати, возразил с надменностью боярин.

— Молчать я не желаю, — с запальчивостью сказал Соковнин.

Тут подошел к спорящим монах и боярин увидя его, сказал:

— Ба! Да в вашей комнате и монах! Как ты очутился между ними, честный отец?

— Из Смоленска пристал к ним, чтобы безопаснее добраться до Москвы, — смиренно отвечал монах. — До сегодняшней ночи не могу нахвалиться этими добрыми людьми. Что же касается до уговора с хозяином, то воистину он обещал никого более не впускать в свою избу. Разумеется, мы не знали, что стучится боярин, а то сами вышли бы к тебе навстречу.

"Эти слова монаха успокоили боярина и он обратись к своим слугам, сказал:

— Что же вы стоите здесь и забыли, что княгиня с Машей в кибитке, под дождем. Ступайте, ведите их сюда поскорее, а ты, хозяин, разведи огоньку, чтобы обсушиться.

Потом, обратись к Соковнину, он прибавил:

— А ты, бойкая башка, поищи себе ночлега с своими товарищами в других избах, да убирайся поскорее.

— Не беспокойся, боярин, они сейчас уйдут, — отвечал тот, низко кланяясь боярину и сделав знак Соковнину и Грише.

А ты, честный отец, оставайся побеседовать со мною, я уважаю духовных лиц, — сказал боярин, обращаясь к монаху.

С видимым неудовольствием Соковнин и Гриша стали собираться выйти из избы, как в нее вошли княгиня и Маша. Помолясь на образа и, поклонясь на все стороны, старшая сняла свою фату, открыв приятное, полное, но уже не молодое лицо. Бархатный, пунцовый кокошник и такого же цвета сарафан обнаруживали знатность рода и богатство приезжей дамы. Она села в передний угол и приказала позвать для своего вечернего туалета двух девок из ближней повозки и велела также Маше снять ее фату, что последняя беспрекословно исполнила. Увидав Машу, Гриша, находившийся еще в избе, остолбенел. Он еще ни разу не видал девушки знатного рода, так как в те времена считалось не позволительным являться пред мужчинами с открытым лицом. Вид Маши произвел на него необычайное впечатление. Ей было шестнадцать лет, рост её был величественный, а красивое лицо выражало ангельскую доброту. Она заметила, как Гриша вперил в нее свои жгучие глава, вспыхнула от стыда, потупила глаза и отвернулась вполоборота. Гриша опомнился не ранее, как дядя дернул его и приказал идти за Соковниным, что и было исполнено. Монах уже радовался в душе, что все обошлось благополучно, как вдруг вбежал боярский слуга и объявил, что прислуга, хотевшая поместиться в соседней избе, выгнана оттуда,

— Это верно опять купцы! Ну, на этот раз, я с ними не буду церемониться, — вскричал боярин, намереваясь выйти из избы.

Но монах остановил его и стал убеждать, что его милости не пристойно вмешиваться в дрязги челядинцев, быть может пьяных и просил дозволить ему уладить дело. Боярин и на этот раз согласился с монахом, как вдруг снова вбежал окровавленный боярский слуга и сообщил, что эти мнимые купцы не иное что, как разбойники, которые, вынув из повозок мушкеты и сабли, рубят без пощады боярскую прислугу. Это известие встревожило женщин и они бросились к боярину с мольбами о защите их.

— Не бойтесь ничего! Быть не может, чтобы это были разбойники. Больше ничего, как простая драка. Вот я их сейчас уйму, — вскричал боярин, заткнув за пояс пистолеты, схватив саблю и выбегая из избы.

На дворе была схватка в полном pasrapt. Стрельцы действительно пустили в ход оружие. Гриша бегал по двору, стараясь, насколько было возможно, защищать приезжих от разъяренных стрельцов.

— Боярин вмешался в толпу. Тем временем Соковнин и еще два стрельца ворвались в избу, где княгиня и Маша, стоя на коленях, со слезами молились о спасении.

В это время в избу вбежал Гриша и стал защищать княгиню с дочерью её, на которых набросился Соковнин, говоря:

— Стыдно, братцы, обижать беззащитных женщин!

— Прочь отсюда, молокосос! — вскричал Соковнин, налетая на Гришу с обнаженною саблею.

В это время вбежал в избу монах и видя, что жизнь Гриши в опасности, хотел выбить из рук Соковнина саблю тяжеловесною палкою, но удар пришелся по голове Соковнина и последний упал без чувств.

— Дело сделано. Молчи, сюда идут. В избу вбежали стрельцы и с ужасом увидели Соковнина мертвым. Монах объявил им, что убитый пал под ударами слуг князя, которых он уже успел выгнать. Сказав это он приказал собираться в дорогу. Вскоре вошел раненый боярин, опираясь на руки своих слуг. В изнеможении он цодал руку монаху, благодаря его за то, что он вырвал его из рук стрельцов; а княгиня указала своему супругу на Гришу, как на спасителя Маши. Причем боярин сказал, обратясь к Грише.

— Спасибо тебе, молодец. Постараюсь не остаться при случае в долгу.

ГЛАВА VIII.

Прибывшие в Москву с монахом стрельцы поступили в распоряжение Щегловитого, который всеми силами старался поддерживать власть правительницы Софии, у которой постоянно собирались её единомышленники и придумывали меры к утверждению за нею единодержавной власти. Но все их планы разлетались вдребезги. В одном из таких ночных собраний участвовал и Гриша вместе со своим дядею, который по речам своим казался сторонником Софии. Но Гриша не сочувствовал ни речам дяди, ни говору бояр и стрелецких начальников? участвовавших в этих собраниях. Намерения собеседников он считал противозаконными, преступными и только железная воля над ним дяди, сдерживала его от окончательная намерения высвободиться из преступной партии злоумышленников. Возвращаясь из этого собрания, он неоднократно обращался с вопросами к монаху, но тот сурово отвечал ему:

— Молчи!..

Когда они вышли за Боровицкие ворота и миновали Лебединый пруд, монах пошел тише и обратись к Грише сказал:

— Теперь говори и спрашивай. Здесь никто не подслушает.

— Что уж здесь за разговоры… В другой раз… — раздражительно возразил Гриша.

Монах понял мысль Гриши, улыбнулся и сказал:

— Ребенок, и ты начинаешь умничать и с кем же? взгляни на этот пруд, на эти стены и вспомни, как 14 лет тому назад я вел тебя по этим местам к дому Хованского и оставил у ворот его. Ты думал, что я тебя подкинул, бросил… Нет! я с самой колыбели до сегодняшней ночи не терял тебя из виду и пекся о твоем счастии. Все, что ты, быть может, считал игрою случая, заготовил я многолетними трудами. Ты молод, не опытен и должен слепо повиноваться до поры до времени моей воле. Это огорчает твое детское самолюбие? Но берегись, за минутное удовлетворение пустого любопытства ты можешь заплатить своею жизнью и счастьем всех тебе близких!

— Мне близких? Где они, кто они? Я даже и этого не знаю, так как ты все скрыл от меня, — возразил Гриша.

— Знаю я, что тебе не по душе мои действия, но я не могу по многим причинам действовать иначе, — отвечал монах раздражительным тоном.

Мрачно и безмолвно шел Гриша рядом с монахом, перебирая в уме своем загадочные слова дяди и стараясь проникнуть в их смысл и значение. Наконец они дошли до стрелецкой слободы. Гриша, войдя в свою квартиру улегся спать, но не мог долго уснуть, благодаря волновавшим его мыслям, который мало-помалу становились тише, воображение стало успокаиваться и в прояснившейся дали появилось тихое, светлое видение, разом охватившее все чувства Гриши — это был образ, недавно спасенной им княжны Трубецкой. С выражением неизъяснимого восторга прошептал засыпающий Гриша имя Марии, прижал руку к сильно бьющемуся сердцу и погрузился в сладостное забвение.

Прошло три недели в горячей, но безуспешной преступной деятельности Софии и Гриша каждый раз радовался в душе этой неуспешности. Накануне 9-го августа дня, назначенного злоумышленниками для решительных действий, Гриша вышел после обеда погулять по опустелым улицам Москвы, ибо наши предки имели обычай отдыхать после обеда до самых вечерен. Долго бродил он без всякой цели, наконец вошел в Кремль и, подойдя к дому Хованского остановился у стены на том самом месте, где 14 лет тому назад был оставлен своим дядей и погрузился в воспоминания, который были прерваны звуками балалайки и голосом юноши, который тихо пел песню любви. С минуту слушал он не трогаясь с места: и звуки и даже самый голос напоминали ему что то знакомое, родное. Оставив свое место, он тихо приблизился к певцу и стал всматриваться в него. Дома через два от тех ворот, около которых был Гриша, стоял в задумчивом положении юноша, прислонясь под одним из окон, сквозь занавески коего выглядывало изредка девичье личико. В одежде юноши видна была простота и бедность, по Повязке же девушки, слушавшей у окна песенку, видно было, что она боярская дочь, Гриша вспомнил о княжне Трубецкой, вздохнул, остановился и не смел нарушить видим ого согласия душ двух существ. Впрочем, девушка вскоре заметила Гришу и исчезла за занавесками; а бедный певец все еще продолжал трепетною рукою водить по струнам и жадно впивался взором в окно. Долго продолжалось это немое зрелище, наконец, потеряв надежду и терпение певец опустил свою балалайку и замолк.

Минуту спустя он рассеянно оглянулся вок руг и, заметив Гришу, подслушивающего его сердечную тайну, с гневом хотел ему что то сказать, но вдруг остановился, отступил в изумлении шаг назад и радостно вскричал:

— Гриша!

То был Саша, который бросился в объятия друга своего детства. Долго они менялись поцелуями и вопросами, не понимая друг друга. Наконец они опомнились и со взаимным хладнокровием стали рассказывать друг другу обо всем случившемся с ними за время столь долгой разлуки. История Саши была не длинна — от торговцев блинами он перешел в услужение к иностранцу, который его очень полюбил и учил всему, что сам знал. Но эта часть рассказа мало интересовала Гришу, он хотел знать историю любви Саши и тот рассказал ему, что девушка, которую он видел у окна, дочь боярина Арсеньева, а зовут ее Дашей. Господин его часто ездивший к Арсеньеву брал его с собою и заставлял играть и петь для забавы семейства Арсеньева и тут-то он увидел Дашу, которой очень понравились его песни, так что она всегда выпрашивала у отца позвать Сашу на девические вечеринки. Молодость его, красота и песни тронули чувства неопытного сердца Даши и оба они, не помышляя о будущем полюбили друг друга, не говоря о том ни слова друг другу и, едва отдавая самим себе отчет в своих чувствах. Когда же его не звали к Арсеньеву, то он сам приходил под окно в послеобеденное время, когда все спало и было не кому подслушивать его песни, кроме Даши.

Грустно покачал Гриша головою, видя всю безнадежность любви Саши в будущем, но не осмелился высказать своему другу истины своих мыслей, а еще менее упрекать его в безрассудстве: образ Марии невидимо носился перед ним и снисходительна взирал на его друга. Заметя, что на улицах появился народ, пробудившийся от послеобеденного сна, друзья взялись за руки и пошли по улицам Москвы, продолжая пересказывать друг другу свои чувства в любовных похождениях.

Гриша вспомнил приказание своего дяди быть готовым к ночи и на лице его выразилось беспокойство, которое не укрылось, от взора его товарища и тот спросил о причине его беспокойства; долго Гриша не говорил, но по молодости своей покорился просьбам друга.

Выслушав рассказ Гриши о преступных замыслах стрельцов против царя Петра, Саша задумался, покачал головою, потом вдруг остановился, схватил Гришу за руку и сказал:

— Гриша! Хочешь ли ты спасти молодого царя.

— Спасти его не в моих силах, но я бы только не желал участвовать в этом преступном деле, — отвечал Гриша мрачным голосом.

— Ты скажи мне, Гриша, только одно слово, согласен ли ты и я берусь все устроить. Мне жаль тебя, что ты попал в это дело, из которого нужно и тебя выпутать, так как я уверен, что ты тут ни причем.

— Делай как лучше, милый Саша; лучше пострадать за доброе дело, чем хвастаться дурною удачею. Поезжай, а я зайду в церковь и помолюсь Богу за успех той стороны, которая в глазах Божиих правее, — сказал Гриша, перекрестил Сашу, обнял и поцеловал.

— Бегом побежал Саша на квартиру своего немца и быстро скрылся с глаз Гриши, который зашагал скорыми шагами к ближайшей церкви, где шла всенощная в ставши в темный уголок, упал на колени и горячо молился. Выйдя из церкви он отправился домой.

Когда Гриша подходил к воротам дома, в котором он жил со своим дядей, последний сидел на лавке у ворот в нетерпеливом ожидании Гриши, по лицу которого тотчас узнал, что случилось что-то необычайное.

— Идем скорее. Я жду тебя давным-давно, — сказал он, строго взглянув на Гришу.

— Куда ты меня ведешь, дядя? — робко спросил Гриша.

— В Кремль, к царевне, где ты и останешься на всю ночь, а я тебя не возьму с собою, — сурово сказал монах.

— А ты все-таки пойдешь, дядя?

— Молчи, ребенок! Не твое дело. Войдя в палаты царевны Софии, где было большое собрание, монах сказал что-то тихо царевне, которая внимательно и с ласковой улыбкой посмотрела в ту сторону, где стоял Гриша. вскоре собрание разошлось, а Грише царевна приказала остаться у входных дверей её покоев в качестве часового.

Прошло часа три. Гриша дремал, стоя у дверей, как в покои царевны вбежал взволнованный Щегловитый и объявил, что все погибло. Царевна София побледнела и задумалась.

— Спаси меня, царевна! Я служил тебе верой и правдою! — вопил Щегловитый.

Царевна приказала ему спрятаться в её опочивальне, а сама стала ходить большими шагами по комнате, придумывая средство к спасению. Но спустя несколько времени ей доложили, что прибыль посланный от царя Петра, вместе с тем ей подан был пакета от царя Иоанна, жившего на другой половине дворца. Царевна быстро пробежала глазами бумагу от брата Иоанна, написала ответ и поручила Грише отнести ее по принадлежности, а посланному от царя Петра дозволено было войти.

Вошел полковник Сергеев, высокий, дородный мужчина с черною окладистою бородою, орлиным носом и строгим выражен] ем лица, свидетельствовавшим о решительном и непреклонном характере его. Войдя, он перекрестился на образа и низко поклонился царевне.

— Добро пожаловать, боярин! Здорово ли поживаешь? — притворно ласковым тоном спросила София.

— Все слава Богу, государыня, вашими великими милостями, — отвечал Сергеев, снова кланяясь.

— Супруга твоя здорова ли поживает?

— Благодарю, государыня.

— А детки твои каковы?

— Благодарю за милость, государыня, — сказал Сергеев, продолжая отвешивать поклоны, все ниже и ниже.

— Очень рада, что вижу тебя. Присядем, так нам лучше будет беседовать.

— Я прислан к вашему высочеству от царя Петра Алексеевича, начал было Сергеев.

— Величеству, боярин! — перебила его София, вспыхнув от негодования. — Ты кажется забыл, боярин, что я соцарственная правительница государства.

— Я уже докладывал тебе, милостивая государыня и царевна, что наше дело повиноваться. Я отправлен к тебе царем и государем Петром Алексеевичем. Все что я буду говорить и делать, все это по его царскому приказу, так не взыщи на мне, государыня, если что скажу тебе не по сердцу.

— Говори же скорее, что тебе от меня надобно? — запальчиво спросила София.

— Его царское величество, государь Петр Алексеевич, изволил уехать со всем своим двором в Троице Сергиевскую лавру и изволил приказать прислать туда все войско, кроме стрелецкого, о чем я уже сподобился вручить грамоту его царскому величеству государю Иоанну Алексеевичу.

Перед этой речью Сергеева Гриша возвратился и молча подал царевне пакет, который она молча развернула и быстро пробежала бумагу глазами, причем на лице её появилась горделивая радость, и она, обратись к Сергееву, сказала:

— Вот ответ брата Иоанна на требование Петра; передай ему эту грамоту и кланяйся от меня. Теперь мне пора к обедне. Прощай, боярин. Твое посольство кончено.

— Не совсем еще, царевна, удостой помедлить минуту. Важнейшее еще осталось.

— Что еще? — спросила София с беспокойством.

В это время дверь в приемную отворилась и с расстроенным лицом вошел Голицын объявив царевне, что Гордон, несмотря на твое и царя Иоанна приказания, увел войско в Троицкую Лавру.

— Изменник! Как он смел? — вскричала София. — Не твоих ли это рук дело, добрый и честный боярин? сказала она, обратясь к Сергееву.

— Я исполнил только священную волю его царского величества государя Петра Алексеевича и, прежде, чем явиться к тебе, государыня, и к царю Иоанну Алексеевичу я рассказал Гордону и всему верному царскому воинству обо всем случившемся и они отправились туда.

— Я полагаю, что тебе, боярин, следовало прежде всего явиться ко мне и брату, своими распоряжениями не торопиться. Возвратись же к Петру, добрый и честный боярин, и скажи, что старший брать, царь Иоанн и правительница царства Русского царица София приказывают ему немедленно отпустить назад войско, предав законному суду того, кто смутил их против законных властей, — именно тебя, боярин.

— Не примину все сие донести его царскому величеству от слова до слова. Но покуда об участи генерала Гордона и моей воспоследует решение государя, я должен приступить к исполнение еще одного царского приказания, которое, быть может, неприятно будет для вашего высочества.

— Какого еще приказания? — быстро спросила встревоженная царевна, бросив украдкой свой взор на двери опочивальни своей.

— Его величество государь Петр Алексеевич приказал найти где бы то ни было Щегловитого и привезти в нему скованного.

В эту минуту двери быстро растворились и, медленно, но величественно вошел царь Иоанн Алексеевич. София замолкла, а остальные присутствующие с почтением поклонились в пояс.

— Ты здесь? — спросил он, обращаясь к Сергееву. — Очень рад, а я шел было к сестре говорить с нею о брате моем Петре я бумагах, который он мне прислал. Прочитав их со вниманием, я убедился, что Щегловитый действительно имел злой умысел на особу брата Петра и, хотя я сейчас только отказал ему в войске…

— Однако ж, благодаря самовольными распоряжениям Сергеева и Гордонова войска уже отправились, — перебила его София.

— И прекрасно! Я с тем и шел к тебе, чтобы согласиться с тобою исполнить желание брата Петра. Что же касается до Щегловитого, то я пришел просить тебя отступиться от дурного человека и отдать его в руки правосудия, а тебе, боярин, я позволяю отыскать Щегловитого и доставить его к брату Петру, — закончил царь Иоанн, обратясь к Сергееву.

— Прости, государь, если я буду иметь смелость доложить тебе, что он находится здесь, — сказал Сергеев, указывая глазами на дверь соседней комнаты.

— Ищи его, где бы он ни находился, — отвечал царь Иоанн.

Едва он произнес эти слова, как из соседней комнаты вышел Щегловитый и, упав в ноги царя Иоанна вскричал:

— Добрый и милосердный государь! Спаем меня, я невинен.

— Очень рад буду твоей невиновности, боярин. Брат Петр не осудить тебя но рассмотрев основательно дела. Ступай же с Богом за полковником Сергеевым.

— Милость и правосудие царя Петра Алексеевича неизреченны. Пользуясь высочайшею его доверенностью, я осмеливаюсь его именем обещать тебе, боярин, пощаду, если ты без утайки сейчас откроешь твоих главных сообщников; так, например некоего монаха Иову, — сказал Сергеев.

Гриша, бывший доселе немым зрителем, вздрогнул и побледнел при этих словах. Щегловитый, хватаясь, как утопающий за соломинку, за последнее средство к своему спасению, указал на Гришу, проговорив:

Вот племянник того мнимого монаха, которого вы ищите, а где теперь сам дядя, я не знаю.

— А точно ли ты, боярин, не знаешь куда скрылся монах? Подумай, хорошенько, быть может и вспомнишь. Своя голова всегда дороже чужой, — сказал Сергеев.

— Видит Бог, боярин, не знаю. Он сегодня ночью бежал.

— Вот что? А в каком месте он бежал от тебя? — спросил Сергеев.

Яростный взгляд Софии остановил Щегловитого, который последними своими словами уже ясно доказывал свою виновность, а потому он спохватившись сказал:

— Я с ним не был и не видал его в прошлую ночь.

— Позвольте мне, ваше величество, отправиться к государю брату вашему и донести, сколько он исполнением воли своей обязан снисхождению и твердому содействию вашего царского величества, — сказал Сергеев, низко кланяясь царю Иоанну, а потом, обратись к Щегловитому, сказал — Время ехать, боярин. Пожалуй за мною и ты молодец, — прибавил он, обратись в Грише. Ты же, боярин Голицын, будь готов явиться в его царскому величеству по первому зову.

— Не только на суд царя, но на суд Божий готов я всегда явиться, — твердым голосом отвечал Голицын.

— Сергеев, поклонясь царю Иоанну и царевне Софии вышел. У ворот дворца стоял конвой, под которым и отправился Сергеев в Троицкую лавру с двумя пленниками.

По выходе Сергеева царь Иоанн сел в кресло и задумался. Потом обратись к Софии сказал:

— Худо, сестра, худо! Зашли-ка поскорее кого-нибудь к брату Петру, чтобы с ним помириться, а я с своей стороны буду просить его за тебя.

С этими словами Иоанн ушел на свою половину.

конец первой части.


Читать далее

1 - 1 31.01.15
Часть первая
Глава I 31.01.15
Глава II 31.01.15
Глава III 31.01.15
Глава. IV 31.01.15
Глава V 31.01.15
Глава VI 31.01.15
ГЛАВА VII 31.01.15
Часть вторая
Глава I 31.01.15
Глава II 31.01.15
Глава III 31.01.15
Глава IV 31.01.15
Глава V 31.01.15
Глава VI 31.01.15
Глава VII 31.01.15
Глава VIII 31.01.15
Глава IX 31.01.15
Глава X 31.01.15
ГЛАВА VII

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть