Онлайн чтение книги Таинственный замок
Глава 20. Дыма без огня не бывает

Лишь с наступлением весны Флориан покинул Отель де Пайзен и отправился в Бельгард, чтобы выполнить наконец свою часть сделки с Жанико. Герцог решил заехать в поместье погибшего брата – Сторизенд, где все еще оставался его старший сын и наследник. Флориан не был уверен, хочет ли встретиться с сыном, но Святой Хоприг обосновался поблизости от Бельгарда, и кто знает, чем окончится попытка убить Мелиор?

Герцог прибыл в Сторизенд без предупреждения, как делал всегда. Мадам Маргарита де Пайзен с детьми остались в своих комнатах, отказавшись выйти к нему. Отказ передал дворецкий, опустив особенно едкие эпитеты, которыми мадам наградила Флориана. Бедняга дворецкий, казалось, не знал как вести себя с великим пэром, недавно убившим его хозяина. Беспокойство помешало слуге в равной степени соединить вежливое отношение к герцогу с отвращением, которое большинство людей испытывают к братоубийцам.

Тем не менее отец желал знать, как идут дела у сына. Ему доложили, что месье герцог де Лайзарт покинул замок вскоре после завтрака и вернется не ранее вечерней трапезы. Пожав плечами, Флориан отобедал в одиночестве и вышел на южную террасу. Он спустился вниз – в сады, за которыми теперь никто, похоже, не ухаживал. Рауль совершенно запустил поместье и мало что осталось от былого блеска…

Флориан провел большую часть юности здесь, и сейчас на него нахлынули воспоминания. Стольких очаровательных девушек он любил в этих садах, теперь бесхозных и полузапущенных, и ни одну из них он не мог любить по-настоящему из-за безумной страсти к Мелиор. Только сейчас герцог понял, чего стоило ему это безумство. Его неприязнь к Мелиор – невыносимой болтливой идиотке – становилась все сильнее и сильнее.

Сколько женщин являлись для него лишь временными партнершами в постели, тогда как он мог сходить с ума о любви к ним, совершать безумства и просто быть счастливым! Он вспомнил похожий апрельский полдень в этом самом саду, незадолго перед первой женитьбой… Да, все случилось именно здесь.

Де Пайзен повернулся направо, оставив позади маленькое дерево с востока, которое казалось не выше, чем в детские годы. Герцог тяжело ступал по густым зарослям, когда-то являвшимся подстриженным газоном – Рауль довел сады до ужасного состояния. Человек, не способный как следует позаботиться о Сторизенде, не заслуживал унаследовать такую собственность. Как несправедливо, что отец оставил поместье Раулю! Впрочем, помнится, Флориан и сам всегда баловал брата.

Герцог подошел к камню фута четыре высотой, рядом с которым стоял валун поменьше с плоской поверхностью, использовавшийся вместо скамьи. Оба камня местами заросли серо-зеленым лишайником. Флориан посмотрел вниз. Напротив валуна, частью укрытые прошлогодней листвой, лежали два небольших камня примерно в фут длиной и около дюйма высотой. Два камня, которые Флориан так хорошо помнил.

Он поднял их. На месте, где они лежали, земля казалась темной и сырой, со множеством углублений. Под первым камнем герцог увидел бесцветную сороконожку – потревоженное насекомое юркнуло в ковер из опавших листьев. Под вторым камнем оказалось множество муравьев. Они в спешке начали прятать свои маленькие белые личинки в отверстия в земле. Штук двадцать серых крылатых муравьев продолжали держаться вместе, не двигаясь. К камню прилипла свернувшая паутина – Флориан заметил оставшегося без крова паука, огромного и довольно неуклюжего на вид. Однако паук двигался с необычайной скоростью и скатился куда-то вслед за сороконожкой, подальше от назойливого человека.

Герцогу казалось, что никакая жизнь не может существовать здесь, даже жизнь насекомых выглядела неестественно среди руин, ставших прибежищем воспоминаний. Он положил камни под прямым углом на валун, в точности так, как он и девушка, уже не существовавшая, положили их восемнадцать лет назад. Булыжник зарос мхом, и камни не стояли так же ровно, как когда-то – между ними оставалось около фута пустого пространства. Флориан поднял из-под ног пять сухих веточек, сломал их, и положил между камнями. Из кармана герцог достал письмо от аббатисы де Шель, скомкал его и бросил сверху. Взяв кремень и огниво, он высек искру, попавшую прямо под ноготь большого пальца. Угрюмая задумчивость исчезла с лица герцога, он вскрикнул «Черт побери!» и сунул палец в рот. Затем Флориан сделал еще одну попытку и вскоре крохотный огонек затрепетал на камнях – точно такой же, какой он и темноволосая девочка однажды разожгли на этом самом месте.

Герцог сел, подкладывая новые и новые веточки и листья. Мысли пролетали в его мозгу, не заставляя сосредоточиваться на чем-то конкретном. Но этот огонек был для него целой поэмой. Так прошла юность, и, мало помалу, жизнь. Краткое тепло, неистовство и блеск, немного шума, а потом – дым и пепел: юность была позади, со всеми ее восторгами и суматохой. Тебе тридцать шесть: ты все еще получаешь любовные письма от аббатис королевской крови, но твое сердце превратилось к кучку пепла. Все, что произошло здесь, в садах, во многих других местах, не имело никакого значения для тебя. Возможно, оно не имело значения и для всех остальных, и никогда не имело. Да, подобно маленькому огоньку на камнях, прошла юность, и, мало помалу, жизнь…

– Какого черта! Кто здесь?

Кто-то разговаривал совсем рядом. Флориан поднял лицо, до странного изможденное, и встретил взгляд своего сына Гастона. Юный герцог Лайзарт был не один – возле него стояла темноволосая малышка крестьянка, удивленно глядя на герцога. Она довольно мила, свежа и аппетитна, что окупало отсутствие интеллекта. Шнуровка ее корсажа, как заметил Флориан, была не затянута. Ну, в конце концов, Гастону уже шестнадцать…

– Отец мой! Вот так сюрприз, месье. Мы увидели дым и решили узнать, кто же зажег огонь в парке… – в легком замешательстве заговорил юноша.

– Что ж, вы оказались очень наблюдательными…

Герцог размышлял, что не обязан оправдываться перед сыном за небольшой костер в весеннем лесу. Счастье для мальчика, что он не понимает поэзии огня… Флориан заметил, что девочка исчезла. Оставаться здесь было бы бестактно с ее стороны, ибо герцогу пришлось бы выразить неудовлетворение поведением сына… Оставалось только подняться, пожать руку наследника и вновь опуститься на камень.

Гастон имел довольно уродливое, но по-своему живописное лицо. Он бесчестил память своей бабки, ибо сильно походил на последнего короля Англии. Ходили слухи, что именно король и стал отцом матери Гастона. Но надо признать, Карола была довольно привлекательна. Сейчас Флориан вспоминал первую жену с гораздо меньшей неприязнью, чем та, которую он питал к ней годами. И все же – герцог признался себе – ему не особенно нравился юноша, стоявший напротив, весь в черном. Рауль очень любил племянника…

– Сын мой, я направляюсь в Бельгард. Там мне предстоит завершить одно очень неприятное дело, которое, возможно, будет стоить мне жизни. Думаю, мы видимся с тобой в последний раз, Гастон, – медленно произнес Флориан.

– Но, месье, если вам угрожает опасность, вспомните – в следующем месяце мне исполняется семнадцать лет, и я стану совершеннолетним. Скажу вам, мне уже дважды приходилось участвовать в дуэлях. Хоть никто из моих соперников не погиб, но оба получили серьезные раны. Быть может, я смогу помочь вам в вашем деле?

– Так ты согласен защищать меня на дуэли, Гастон?

– Несомненно, месье.

– Но с какой стати ты обязан? Будем логичны, сын мой! Ты любил своего неуклюжего красавца дядю, а вовсе не меня, как следовало бы ожидать от сына. А я недавно убил его. Твоя чертова тетка наверняка говорила, что я не любил твою мать и убил и ее тоже. Наконец, у тебя есть повод желать мне смерти, ведь ты мой наследник. Я слишком скромен, чтобы видеть у себя некие привлекательные черты, способные вызвать твою симпатию.

Мальчик молчал несколько мгновений.

– Нет. Любви между нами не было. Мне постоянно говорят, что вы безнравственны. Но я буду драться за вас. Я не знаю, почему.

Флориан улыбнулся. Он кивнул головой, словно одобряя слова сына.

– Мы принадлежим необычной расе, сын мой. Вот почему ты готов драться за меня. И по той же причине мы можем говорить откровенно.

– Разве откровенность возможна между отцом и сыном?

Флориану понравился вопрос мальчика. Он произнес:

– Все эксцентричное возможно для нашей расы. Многие хроники подтверждают мои слова, ибо де Пайзены частенько совершали странные поступки. Сегодня я де Пайзен. Завтра им станешь ты. Я сижу здесь у крошечной кучки горящих веток, наполовину превратившихся в золу. А ты стоишь, ожидая моего ухода. Я не спрашиваю, насколько терпеливо.

– Я отношусь к вам, месье, со всеми подобающими сыновними чувствами. Но вы, должно быть, понимаете, что я имею в виду.

– Я прекрасно понимаю тебя. В таких делах мы логичны. Это недостаток нашей расы – никогда никого не любить всем сердцем. И уж конечно мы не настолько неблагоразумны, чтобы расточать обожание на всех окружающих. Наша судьба в постоянном поиске своей мечты, но мы не всегда знаем, что это за мечта. И в этом тоже есть логика, Гастон: мы, де Пайзены, непередаваемым образом, но совершенно точно знаем, что мечта должна воплотиться в жизнь. Такие желания, сын мой, не дают нам ни минуты отдыха, не позволяют жизни превратиться в обычную дремоту…

– Мне рассказывали, месье, что эта особенность перешла к нам от великого Юргена, нашего предка, и от высокого Мануэля, чья кровь течет в наших жилах.

– Я не знаю. Не так давно мне довелось говорить с месье Горвендилом. Он тесно общается с тем, кто является автором бесконечной Биографии жизни, которая, в свою очередь, использует нас как маски и временные одежды в своих целях… Но я не знаю. Зато я уверен, что жизнь дана мне моим отцом, хотя и без указаний, как правильно использовать сей непрошеный дар. Я знаю также, что сам передал его тебе на тех же условиях. Так делай же с данной тебе жизнью все, что захочешь. Предчувствие говорит мне, что я вижу тебя в последний раз, но ты не услышишь от меня совета. Я не стану даже внушать тебе, где добро, а где зло, ибо сам я являюсь живым примером и того и другого. Нет, я лишь чувствую сострадание к тебе, но не более. В целом, меня не волнует твое будущее, Гастон. Поэтому я не даю советов.

– Но тогда, месье, вы пренебрегаете обычными отцовскими чувствами.

– Нет. Я вижу тебя в твои шестнадцать уже дерущимся на дуэлях и любезничающего с девицами в весеннем лесу; я избавляю тебя от обычных отцовских поучений. С одной стороны, я сам в твоем возрасте, несмотря на зов плоти, собирался начать тихую семейную жизнь с твоей матерью. С другой стороны, я не увижу последствий твоего поведения. Мне ясно лишь, что я сижу здесь, у крошечной кучки горящих веток, наполовину превратившихся в золу. И я знаю – со временем ты со своими страстями, соперниками и пухлыми девчушками превратишься в горку пепла, ни для кого ничего не значащего. Здешние леса будут по-прежнему молоды, но никто и нигде не вспомнит ни твоих промахов, ни добрых дел. Впрочем, моих тоже. Но когда бы ни наступал апрель – здесь всегда будут цвести анемоны, – ответил герцог.

– Месье, у меня свой распорядок дня…

– Да, суетного, бесполезного и неспокойного дня де Пайзена. Это твое право и логическое наследие. Что ж, де Пайзены ведут свой род от великого Юргена и унаследовали от него основные фамильные черты. Я тоже учился от него, получая синяки и затрещины, уважать великий закон бытия. Да, де Пайзены всегда проходили такую школу, по очереди выучивая урок. Но сейчас, в конце, я не вижу, какое это имеет значение.

– Мосеньор, что же говорит великий закон бытия?

Флориан молчал некоторое время. Он видел неподалеку маленькое дерево с востока, уже покрывшееся нежной зеленью почек. Герцог вспомнил, как четверть века назад другой мальчик задавал тот же самый вопрос, стоя на том же самом месте. И жизнь показалась Флориану довольно бессмысленной штукой. Человеческие переживания и устремления приводили нас в никуда. Колесо завершило полный круг, и это все. Слишком огромное, чтобы осмыслить принцип его действия, колесо повернулось неспешно и неотвратимо. Человека затягивало в его оборот подобно насекомым. Итак, колесо совершило полный круг. Теперь уже не Флориан, а его сын спрашивал отца: «Что означает великий закон жизни?» Существовал лишь один возможный ответ, уклончивый и малодушный. И Флориан ответил. Надо следовать логике и всегда слушать ее голос.

– Не греши против ближнего своего, сын. По крайней мере, не слишком часто и не слишком открыто. Мои слова не означают, что надо ограничивать себя. Но, будучи осмотрительным и соблюдая тайну, человек может добиться исполнения любых желаний.

– Да, но, месье, я не понимаю…

Флориан посмотрел на сына с приветливой, но печальной улыбкой:

– Нет. Конечно же, ты не понимаешь. Как можешь ты, безвестный обольститель юных крестьянок, понять? Ни один юнец не верит таким словам. И тем не менее, сын, если ты нарушишь закон бытия, тебя ждет крах во всем. И будь уверен, что следуя ему – с известной долей скрытности и в хорошей компании – ты получишь все, что захочешь, и никто не встанет на твоем пути. Мудрый человек будет избегать ради своей же пользы чрезмерных желаний во всем… Вот то знание, которое каждый отец должен передать по наследству сыну независимо от того, извлек ли он сам пользу из этого знания.

Мальчик утвердительно покачал головой.

– Я понял вас, месье. Но смысл – я не вижу…