Онлайн чтение книги Легенды о самураях. Традиции Старой Японии Tales of Old Japan
ЛЮБОВЬ ГОНПАТИ И КОМУРАСАКИ

Приблизительно в двух милях от Эдо, но все-таки вдали от тягот и шума большого города расположилось селение Мэгуро.[15]Сейчас Мэгуро – один из центральных районов японской столицы Токио. Миновав городские окраины, дорога, ведущая туда, идет по лесистой местности, изобилующей бесконечным разнообразием зелени, временами прерывающейся длинной узкой линией селений и деревенек. При подъезде к Мэгуро пейзаж становится все более идиллическим, а сельские красоты возрастают. Утопающие в тени тропинки, окаймленные кустами, столь же роскошными, как и в Англии, ведут в долину рисовых полей, сверкающих изумрудной зеленью молодых побегов. Справа и слева возвышаются холмы фантастической формы, вершины которых венчают обильные криптомерии, лиственницы и другие хвойные деревья, окаймленные зарослями пушистого бамбука, грациозно склоняющего свои стебли под легким летним бризом. Там, где есть местечко чуть более затененное и притягательное для взора, чем остальные, можно увидеть красные тории (ворота) храма, который простые сельчане из почтения воздвигли в честь Инари Сама, божества – покровителя сельского хозяйства, либо в честь какого-нибудь другого местного божества-покровителя. На западном выходе из долины полоса синего моря уходит к горизонту, на западе видны отдаленные горы. На переднем плане перед уютным крестьянским домом с крышей из бархатно-коричневого тростника стайка крепких мальчишек, загорелых и совершенно обнаженных, резвится в дичайшем веселье, не обращая внимания на ворчливый голос высохшей старенькой бабушки, которая сидит и прядет, оставшись на хозяйстве, пока ее сын и его жена усердно трудятся вне дома. Прямо у нас под ногами бежит ручей чистейшей воды, в которой группа сельчан моет овощи, которые они взвалят себе на плечи и понесут, чтобы продать на рынке в пригороде Эдо. Немало красоте пейзажа добавляет удивительной чистоты атмосфера, столь прозрачная, что самые отдаленные очертания затуманены едва-едва, в то время как детали ближайшей местности выступают отчетливым, подчеркнутым рельефом, то залитые вертикально падающими лучами солнца, то затемненные быстро сменяющимися тенями, отбрасываемыми курчавыми облаками, плывущими по небу. Под такими небесами какой художник в состоянии изобразить свет и тени, играющие над лесами, гордостью Японии, поздней ли осенью, когда красновато-коричневые и желтые тона наших деревьев смешиваются с глубоким пунцовым заревом кленов, либо в весеннее время, когда сливовые и вишневые деревья, а также дикие камелии – гиганты высотой пятьдесят футов – находятся в разгаре цветения?

Все, что мы видим, очаровательно, но в лесах царит странная тишина, редко нарушаемая птичьим пением. На самом деле мне известна лишь одна певчая птица, чье пение с большой натяжкой можно считать музыкальным, – это угуису, [16]Соловей угуису – один из любимейших персонажей японских хайку. так некоторые восторженные люди называют японского соловья, который в лучшем случае король в королевстве слепых. Дефицит животного мира во всех его проявлениях, за исключением лишь человека и комаров, – предмет постоянного изумления для иноземного путешественника. Охотник должен одолеть пешком не одну милю, чтобы сделать выстрел в кабана, либо в оленя, либо в фазана. И плуг крестьянина, и силок браконьера, которые заняты свои делом, не важно, сезон это охоты или нет, угрожают истребить все живое, если только правительство действительно не введет в силу, как оно угрожало весной 1869 года, некое подобие европейских законов по охране дичи. Но оно не проявляет особенной ревности в этом деле. Скромная охота с ястребом или соколом на пруду, где водятся утки, удовлетворяет страсть охотника современной Японии, который знает, что вне зависимости от законов по охране дичи дичь никогда не обманет ожиданий зимой. И давным-давно минули дни, когда сам сёгун имел обыкновение выезжать верхом с большой процессией в дикие места у горы Фудзи, где вставал лагерем и охотился на кабана, оленя и волка, полагая, что, делая это, он воспитывает мужество и военный дух в своей стране.

Существует один серьезный недостаток, который ощущается при любовании красотами сельской местности Японии, а именно – постоянное оскорбление обоняния в виде невыносимого запаха. Все, что должно заполнять городскую канализацию, выносится на спинах людей и лошадей, чтобы быть разбросанным на полях, и, если хотите избежать это неодолимое неудобство, придется ходить с носовым платком в руке, приготовившись закрыть им нос от вони, которая может настигнуть вас в любой момент.

Казалось бы естественным, описывая сельские красоты Японии, сказать несколько слов о крестьянстве, их отношении к землевладельцу и правительству. Но это я оставлю для другого случая. В настоящее время мы имеем дело с милым селением Мэгуро.

В конце тропки, ведущей к селению, стоит старинный синтоистский храм (форма культа, которая существовала в Японии до введения конфуцианства или буддизма), окруженный величественными криптомериями. Деревья вокруг синтоистского храма находятся под особым покровительством божества, которому посвящен храмовый алтарь, и в связи с этим существует некий магический обряд, до сих пор почитаемый суеверными, в котором используются восковые фигурки, посредством которых средневековые колдуны и маги в Европе и конечно же в Древней Греции, о чем нам сообщает Теокрит, делают вид, что убивают врагов своих клиентов. По-японски это называется « уси-но токи маири» , или «отправляться [на моление] в час Быка»,[17]Китайцы, а за ними и японцы, делили день на двадцать четыре периода, каждый из которых обозначался знаком, подобным знаку зодиака. Время с полуночи до 2 часов ночи называлось часом Крысы; с 2 часов ночи до 4 – часом Быка; с 4 часов утра до 6 – часом Тигра; с 6 часов утра до 8 – часом Зайца; с 8 часов утра до 10 – часом Дракона; с 10 часов утра до полудня – часом Змеи; с полудня до 2 часов дня – часом Лошади; с 2 часов дня до 4 – часом Барана; с 4 часов дня до 6 вечера – часом Обезьяны; с 6 часов вечера до 8 – часом Петуха; с 8 вечера до 10 – часом Свиньи; с 10 вечера до полуночи – часом Лисы. и практикуется ревнивыми женщинами, которые желают отомстить своим неверным любовникам.

Когда весь мир наслаждается покоем, в два часа ночи, в час, символизируемый Быком, женщина встает, надевает белое кимоно и гэта – деревянные сандалии на поперечных подставках высотой около 10 см. На голове у нее металлическая тренога, в которую воткнуты три зажженных свечи, на шею она вешает зеркало, которое достигает ей до грудей, в левой руке она несет небольшую соломенную фигурку, изображение возлюбленного, который бросил ее, а в правой руке она сжимает молоток и гвозди, которыми она прибивает фигурку к одному из священных деревьев, окружающих храм. Там она молит о смерти предателя и клянется, что, если ее мольба будет услышана, она собственноручно вытащит гвозди, которые сейчас оскорбляют божество, раня священное дерево. Ночь за ночью она приходит в храм, и каждую ночь она вбивает пару или больше гвоздей, веря, что каждый гвоздь укоротит жизнь ее неверного возлюбленного, ведь божество, чтобы спасти дерево, определенно покарает его смертью.

Мэгуро – это одно из многочисленных местечек вокруг Эдо, куда стекаются добропорядочные горожане на праздник либо для молебствия, либо для того и другого, но, несмотря на это, бок о бок со старинными святилищами и храмами, вы найдете много милых чайных домиков со стоящими у дверей конкурирующих заведений мадемуазелями, зовущихся Сахарной, Морской Волной, Цветком, Морским Побережьем и Хризантемой, которые настойчиво зазывают вас войти и отдохнуть. Эти дамочки не красивы, если судить по европейским стандартам, но очарование японских женщин заключается в их манерах и изящности, и девушка из чайного дома, будучи профессиональной приманкой, – эксперт в искусстве флирта. Это следует запомнить, ведь ее нельзя путать ни с хрупкими красавицами Ёсивары, ни с ее сестрами из чайных домов, находящихся рядом с портами, открытыми для иноземцев и их развращенного влияния. Ведь как ни странно, но наши контакты с Востоком оказали дурное влияние на местных жителей.

В одном из чайных домов процветает торговля деревянными табличками, украшенными изображением розовой каракатицы на светло-голубом фоне. Это ex-votos,[18]«По обещанию», «по обету» (лат.). Вотивные предметы, вотивные дары – различные вещи, приносимые в дар божеству по обету, ради исцеления или исполнения какого-либо желания. Обычай приношения вотивных предметов – смягченная форма жертвоприношения. Традиция известна начиная со времен пещерного человека до наших дней. предназначенные для принесения в дар в храме Якуси Нёраи, буддийского Асклепия, который стоит напротив и об основании которого существует следующая легенда.

В древние времена жил-был монах по имени Дзикаку, когда ему исполнилось сорок лет, а это было осенью десятого года периода Тэнтё (833 г.), он стал слепнуть от глазной болезни, которая поразила его за три года до этого. Чтобы излечиться от этой болезни, он вырезал фигурку Якуси Нёраи, которому обычно возносил свои молитвы. Пять лет спустя он отправился в паломничество в Китай, взяв с собой фигурку своего святого покровителя, и в местечке под названием Кайрэцу она защитила его от грабителей, диких зверей и других бедствий. Там он проводил время в изучении священных законов, как явных, так и тайных, и по прошествии девяти лет отправился назад в Японию морем. Когда он вышел в открытое море, разразился шторм, и огромная рыбина напала на корабль и попыталась его потопить, правило и мачта были сломаны, а ближайший берег оказался землей, населенной демонами, удалиться или приблизиться к которой было в равной степени опасно. Тогда монах стал молиться святому покровителю, образ которого носил с собой, и во время его молитвы в центре корабля явился Якуси Нёраи собственной персоной и сказал ему следующее:

– Поистине ты совершил далекое паломничество, чтобы открыть священные законы для спасения многих людей. Поэтому возьми сейчас мой образ, который ты носил на груди, и брось его в море, чтобы ветер стих и чтобы ты мог миновать эту дьявольскую землю.

Указания святых следует выполнять, поэтому со слезами на глазах монах бросил в море священный образ, который так любил. Тут ветер действительно стих, волны успокоились, и корабль пошел своим курсом, словно его подталкивала невидимая рука, пока не достиг безопасной гавани. В месяце десятой луны того же года монах снова поднял парус, вверив судьбу своему святому покровителю, и без приключений добрался до порта Цукуси. На протяжении трех лет он молился, чтобы образ, который он бросил в море, вернулся к нему, пока, в конце концов, однажды ночью во сне не получил предупреждение, что на морском побережье в уезде Мацура ему явится Якуси Нёраи. Из-за этого вещего сна он отправился в провинцию Хидзэн и высадился на побережье острова Хирато, где в сиянии яркого света образ, который он вырезал, явился ему дважды верхом на каракатице. Вот так образ вернулся в этот мир чудом. В память о своем выздоровлении от глазной болезни и о своем чудесном спасении на море, чтобы это стало известно всем последующим поколениям, монах основал культ Тако Якуси Нёраи («Якуси Нёраи на каракатице») и пришел в Мэгуро, где выстроил храм, посвященный Фудо[19]Фудо – букв. означает «неподвижный», то есть Будда в состоянии, называемом нирваной. Сама, еще одному буддийскому божеству.

В это время в деревне была эпидемия оспы, люди падали и умирали на улице, а монах молился Фудо Сама, чтобы эпидемия прекратилась. Тогда ему явилось само божество и сказало:

– Святой Якуси Нёраи на каракатице, в чей образ ты уверовал, желает обрести место в этом селении, и он избавит всех от оспы. Поэтому ты должен воздвигнуть здесь ему храм, чтобы не только эта эпидемия оспы, но и другие болезни будущих поколений можно было исцелить его силой.

Услышав эти слова, монах пролил слезы благодарности и, выбрав кусок поделочной древесины, вырезал большую фигуру своего святого покровителя на каракатице и поместил меньший образ внутри большого и заложил его в основание храма, к которому по сей день стекаются люди, чтобы излечиться от своих болезней.

Вот такая чудесная история, переведенная из маленькой плохо напечатанной брошюрки, которую продают монахи в храме, все украшения которого, даже бронзовый фонарь торо посередине двора, выполнены в виде каракатицы, священного символа этого места.

Разве можно желать место отдыха, где можно провести жаркий день, приятнее, чем тень деревьев, растущих у холма, на котором стоит храм Фудо Сама? Две струи чистой воды, бьющие из скалы, бегут по желобам, вырезанным в форме драконов, в каменный резервуар, огороженный перилами, за которыми видна надпись: «Женщинам вход запрещен». Если вам повезет, вы можете охладиться, наблюдая, как какой-нибудь фанат, почти обнаженный, оставив на себе лишь набедренную повязку, исполняет ритуал под названием суйгиё, то есть молится, стоя под струей воды, чтобы его душа очистилась через очищение тела. Зимой требуется немало отваги, чтобы пройти через это испытание, однако я видел, как кающийся посвятил этому более четверти часа в пронзительно холодный день в январе. Летом, с другой стороны, религиозный ритуал под названием хяку до , или «сто раз», который также есть возможность здесь увидеть, – немалое испытание терпения. Он состоит из прохождения по сто раз вперед и назад между двумя точками внутри огороженной священной территории, каждый раз повторяя молитву. Счет ведется либо на пальцах, либо отмечается перекручиванием на соломинке каждый раз, как достигается цель. В храме место, отведенное для этого обряда, располагается между гротескным бронзовым изваянием Тэнгу Сама (Небесной Собаки), наводящим ужас на детей, самым отвратительным чудовищем с гигантским носом, который нужно потереть пальцем на счастье, а потом приложить палец к собственному носу, и огромным коричневым ящиком с надписью выпуклыми иероглифами хяку и до (то есть «сто раз»), который обычно бывает полон перекрученных соломинок, использовали для счета. Быть хорошим буддистом – не синекура, ведь богов не так уж легко умилостивить. Молитва и пост, умерщвление плоти, воздержание от вина, женщин и любимых блюд являются единственным пропуском к повышению по службе, к преуспеванию в торговле, к выздоровлению от болезни или счастливому браку с полюбившейся девушкой. И одна лишь вера без приложения труда не производит никакого эффекта. Табличка об исполнении соответствующего обета ради благодеяния, за которое возносятся молитвы, либо некая денежная сумма на ремонт храма или святилища, необходимы, чтобы заслужить благосклонность богов. Более бедные люди отрезают косичку своих волос в подношение богам. И в Хориноути, широко известном храме, где-то в восьми или девяти милях от Эдо, есть канат симэнава диаметром около двух с половиной дюймов и длиной приблизительно в шесть морских саженей, сплетенный из человеческих волос, отданный в дар богам. Этот канат симэнава лежит, свернутый кольцом, грязный, побитый молью и неопрятный, с одной стороны длинного навеса, заполненного табличками и картинками, сбоку от грубых местных средств защиты от пожаров. Отнять жизнь у живого – значит разгневать Будду, и за воротами многих храмов старухи и дети зарабатывают себе на пропитание продажей воробьев, небольших угрей, карпов и черепах, которых верующий выпускает на свободу в честь какого-либо божества, а на самой территории храма петухи, куры и голуби, ручные и не боящиеся человека, сидят на каждом выступе, за каждой застрехой, на опорных столбах, выбирая себе выгодную позицию для наблюдения.

Но из всех вызывающих удивление обычаев, которые я узнал в связи с изучением японских религиозных ритуалов, ни один не показался мне столь странным, как обычай плевать на образы богов, особенно на статуи Нио ,[20]Устрашающего вида и размера статуи Нио принято устанавливать у входа в буддийский храм или непосредственно у помоста с Буддой. Считается, что они служат воплощением божеств Индры (слева) и Брахмы (справа). У правого стража рот всегда открыт, а у левого – закрыт. Тот, что с открытым ртом, символизирует звук «а» – первый звук в Деванагари (разновидность индийского письма) и первый звук, который произносит человек при рождении. Тот, что с закрытым ртом, символизирует звук «ум» – последний звук в Деванагари и последний звук, произносимый человеком перед смертью. Вместе они символизируют рождение и смерть всех вещей в мире. Впрочем, основное предназначение Нио – защита учения Будды от всяческих посягательств, а в материальном воплощении – охрана храмов от злых духов и дурных людей. Изваяния Нио всегда имеют крайне свирепый вид. двух громадных красных или красного и зеленого великанов, которые, подобно Гогу и Магогу,[21]Гог и Магог в библейской эсхатологии – два народа, нашествие которых потрясет мир незадолго до второго прихода Мессии. олицетворяют силу и стоят в качестве охранников в главных буддийских храмах. Фигуры защищены железной проволочной сетью, через которую верующие, все время вознося молитвы, плюют комочками жеваной бумаги. Если бумажный катышек прилипнет к статуе – это добрый знак, если пролетит мимо или упадет – молитва не принята. Внутренняя сторона огромного колокола на усыпальнице тайкуна и почти каждая статуя святого во всей стране в таких плевках из благочестивых ртов.[22]Не трудно понять, что обычаи и обряды, которые я здесь упоминал, явно относятся к суевериям, невежество которых перекрывает тот самый чистый буддизм, на очень реальные красоты которого указывал профессор Макс Мюллер.

Через это описание храмов и чайных домов я постепенно подошел к цели нашего паломничества – двум старинным осыпающимся могильным камням, стоящим в ряд заросшего кладбища, старого-престарого и позабытого всеми, кроме тех, кто любит докапываться до преданий старины глубокой. Ключ хранится у мерзкой старухи, почти такой же ветхой и замшелой, как и могила, за которой она присматривает. Откликнувшись на наш зов и с нетерпением ожидая вознаграждения за труды, в десять раз большего, чем получила бы она от своих соплеменников, старуха, прихрамывая, подходит к нам и, открыв ворота, указывает на камень с надписью: «Могила сиёку»[23]У птиц сиёку по одному крылу, поэтому летать они могут только вместе. (мифические птицы, которые живут одна в другой, – таинственная двойственность, заключенная в одном теле, – считаются олицетворением супружеской любви и верности). Подле этого могильного камня стоит еще один с высеченной на нем более длинной легендой, которая гласит:

Под первым камнем находится прах Гонпати, грабителя и убийцы, с прахом его верной возлюбленной Комурасаки, которую похоронили вместе с ним. Ее печаль и верность привлекают внимание к этому месту, и верующие до сих пор приходят и жгут благовония и возлагают цветы на могилу. Как она любила его даже после смерти, можно увидеть из следующего старинного предания.

Около двухсот тридцати лет назад в провинции Инаба жил-был на службе у даймё молодой человек по имени Сираи Гонпати, который, когда ему исполнилось шестнадцать лет, уже получил фамилию за свою красоту и молодецкую удаль, а также умение владеть оружием. И вот так случилось, что однажды пес, принадлежащий ему, подрался с другой собакой, владельцем которой был его дальний родственник, и оба хозяина собак, будучи вспыльчивыми юношами, выясняя, чей пес победил в драке, поссорились. Дело дошло до рукоприкладства, и Гонпати убил своего соперника и вследствие этого был вынужден бежать из своей провинции и скрываться в Эдо.

Вот так Гонпати отправился странствовать.

Однажды ночью, усталый и со стертыми ногами, он вошел в придорожный постоялый двор, заказал что-то перекусить и отправился спать, даже не подумав об опасности, какая может ему грозить: ведь этот постоялый двор, к несчастью, оказался местом встречи банды грабителей, в когти которых он таким образом невольно попал. Разумеется, в кошельке Гонпати было скудно, но его длинный меч и короткий меч стоили приблизительно триста унций серебра, и именно на них грабители (которых было десять) и положили свой завистливый глаз, решив убить ради них владельца. А тот, ни о чем не подозревая, спал, считая себя в полной безопасности.

В полночь он очнулся от глубокого сна оттого, что кто-то осторожно открывал скользящую дверь, ведущую в его комнату, и, с трудом поднявшись, увидел перед собой прекрасную юную пятнадцатилетнюю девушку, которая, сделав ему знак не поднимать шума, подошла к его ложу и сказала шепотом:

– Господин, хозяин этого дома – главарь шайки грабителей, которые задумали убить вас сегодня ночью ради вашей одежды и меча. Я же дочь богатого купца из провинции Микава. В прошлом году разбойники ворвались к нам в дом и похитили казну моего отца и меня. Прошу вас, господин, возьмите меня с собой, и давайте убежим из этого отвратительного места.

Она говорила и плакала, и Гонпати сперва был слишком удивлен, чтобы отвечать, но, будучи юношей большой отваги, а в придачу и ловким фехтовальщиком, он скоро восстановил присутствие духа и принял решение убить грабителей и вызволить девушку у них из рук. Поэтому он отвечал:

– Раз вы так говорите, я поубиваю этих воров и спасу вас сегодня же ночью. Только вы должны, когда я начну драку, выбежать из дому на улицу, чтобы быть вне опасности, и оставаться в укрытии до тех пор, пока я не присоединюсь к вам.

Договорившись обо всем, девушка вышла из его комнаты. Гонпати же лежал без сна, сдерживая дыхание и прислушиваясь. И когда грабители бесшумно проникли в его комнату, полагая, что Гонпати крепко спит, он разрубил мечом первого вошедшего к нему, и тот упал замертво к его ногам. Другие девять, видя это, набросились на него с мечами, но Гонпати, отчаянно сопротивляясь, в конце концов поубивал их всех. Избавившись таким образов от врагов, он вышел из дома и позвал девушку, которая с готовностью прибежала под его защиту, и они вместе отправились в путешествие в провинцию Микава, где жил ее отец. Когда они добрались до Микавы, Гонпати привел девушку в дом старика и рассказал ему, как его дочь, когда он оказался в логове грабителей, пришла к нему в час смертельной опасности и спасла ему жизнь из жалости, и как он, в свою очередь, спас ее от рабства и привел назад домой. Старики, увидев, что дочь, которую они потеряли, вернулась к ним, были вне себя от радости и даже прослезились от счастья. А в благодарность они настояли, чтобы Гонпати остался с ними, приготовили в его честь пиршество и радушно угощали гостя. Но их дочь, которая влюбилась в Гонпати за его красоту и рыцарскую удаль, все дни напролет думала только о нем одном. Однако молодой человек, несмотря на доброту старого купца, который хотел было усыновить его и постарался убедить дать на это согласие, рвался в Эдо, мечтая поступить на службу к какому-нибудь благородному господину офицером, поэтому, вопреки просьбам отца и сладким речам дочери, стал готовиться в путь. А старый купец, видя, что его не свернешь с дороги, вручил ему прощальный подарок в виде двух унций серебра и, печалясь, распрощался с ним.

Но, увы! Печаль девушки, которая надрывала сердце плачем и тосковала по своему возлюбленному, была велика. Он же, все это время думая скорее о своих амбициях, чем о любви, пришел ее утешить и сказал:

– Осуши свои слезы, любимая, и больше не плачь, ведь я скоро вернусь к тебе. Сохраняй мне верность, а также заботься о своих родителях с дочерней почтительностью.

Она утерла слезы и снова улыбнулась, когда услышала его обещание вскоре вернуться к ней. Гонпати пошел своей дорогой и в надлежащее время пришел в окрестности Эдо.

Но выпавшим на его долю опасностям не было конца. Однажды поздней ночью, добравшись до местечка под названием Судзугамори,[25]Судзугамори – место в Эдо, где во времена феодализма производились публичные казни. по соседству с Эдо, Гонпати встретил на пути шестерых разбойников с большой дороги, которые напали на него, задумав быстренько прикончить его и ограбить. Нисколько не растерявшись, Гонпати выхватил меч и отправил на тот свет двоих из шестерых, но, так как он устал до изнеможения от длинного путешествия, ему пришлось туго, и остальные теснили его, когда какой-то тёнин, [26]Японские города разделены на городские административные районы, и каждый торговец и ремесленник подчиняется главе административного района, в котором проживает. Слово тёнин, или глава административного района, обычно используется как противопоставление слову самурай, которое уже объяснялось, и означает человека, принадлежащего к воинскому сословию. который случайно проезжал по этой дороге в паланкине каго , увидев драку, выпрыгнул из своего паланкина и, обнажив малый меч, бросился на выручку, и они совместными усилиями обратили оставшихся разбойников в бегство.

И вот выясняется, что этот добрый торговец, который, к счастью, пришел Гонпати на помощь, был не кем иным, как Тёбэем из Бандзуина, Отцом отокодатэ , или дружеского сообщества эдоских тёнинов , – человеком, вошедшим в анналы города, чья жизнь, подвиги и приключения передаются из уст в уста по сей день и являются предметом другой легенды.

Когда разбойники разбежались, Гонпати, обращаясь к своему спасителю, сказал:

– Не знаю, кто вы такой, господин, но я должен поблагодарить вас за то, что вы спасли меня от большой опасности.

А так как он продолжал выражать свою благодарность, Тёбэй ответил:

– Я всего лишь бедный тёнин , скромный человек, зарабатывающий себе на жизнь. И если разбойники стали спасаться бегством, то скорее по счастливой случайности, а не из-за моих достоинств. Но я преисполнен восхищением оттого, как вы сражались, – вы проявили храбрость и умение не по годам, господин.

Молодой человек довольно улыбнулся, услышав похвалу в свой адрес, и сказал:

– Я еще молод и неопытен, и мне до некоторой степени стыдно своего неумелого стиля фехтования.

– А позвольте узнать, господин, кому вы служите?

– Я хотел бы служить кому-нибудь, ведь я – ронин , и у меня нет определенной цели на будущее.

– Плохо дело, – сказал Тёбэй с сожалением. – Однако, если вы простите мне дерзость сделать вам предложение, ведь я всего лишь простой тёнин , буду рад предоставить в ваше распоряжение место в моем скромном доме, до тех пор пока вы не поступите на службу.

Гонпати принял предложение своего нового, но заслуживающего доверия друга с благодарностью, поэтому Тёбэй отвел его к себе домой, приютил и радушно кормил несколько месяцев. И вот Гонпати, проводя дни в праздности и не заботясь ни о чем, пошел по скользкой дорожке и начал вести беспутную жизнь, не думая ни о чем другом, как только об удовлетворении своих прихотей и желаний. Он зачастил в Ёсивару, городской квартал чайных домов и других соблазнов для необузданных молодых людей, где прекрасное лицо и фигура привлекли внимание и вскоре сделали его любимчиком всех местных красоток.

Приблизительно в это время люди начали во всеуслышание возносить хвалу прелестям некой Комурасаки, или Маленькой Пурпурной Бабочки, юной девушки, которая недавно появилась в Ёсиваре и которая красотой и воспитанием затмила всех своих соперниц. Гонпати, как и все его окружение, был немало наслышан о ее славе и решил пойти к дому под вывеской «Побережье Трех Морей», где она обитала, чтобы удостовериться, заслуживает ли она того, что о ней говорят люди. В один прекрасный день он отправился в «Побережье Трех Морей» и, придя туда, сказал, что хочет посмотреть на Комурасаки, а когда его проводили в комнату, где она сидела, он приблизился к ней. Едва их взгляды встретились, оба отпрянули с возгласом удивления – ведь знаменитая красавица Ёсивары Комурасаки оказалась той самой девушкой, которая за несколько лун до этого спасла Гонпати из логова грабителей и которую он вернул родителям в Микаву. Он оставил ее, любимицу отца, в богатстве и изобилии, когда они обменялись клятвами любви и верности, а теперь встретил в заурядном публичном доме в Эдо. Какая перемена! Какой контраст! Как золото превратилось в ржавчину, а клятвы обернулись ложью!

– Что это?! – воскликнул Гонпати, когда оправился от удивления. – Как получилось, что я нахожу тебя занимающейся этой гнусной профессией, здесь, в Ёсиваре? Прошу, объясни мне, какая за всем этим лежит загадка, я не понимаю.

Но Комурасаки, которая таким вот образом встретилась со своим возлюбленным, к которому стремилась, обуревали противоречивые чувства – радость и стыд одновременно, – ответила, рыдая:

– Увы! История моя печальна, и ее долго рассказывать. После того как ты ушел от нас в прошлом году, беды и неудачи постигли наш дом. И когда мои родители стали бедствовать, я голову сломала, думая, как их содержать. Поэтому-то я и продала свое жалкое тело хозяину этого дома и послала деньги отцу и матери, но, несмотря на это, их неприятности и несчастья множились, и в конце концов они умерли от невзгод и горя. Увы! А я, несчастная неудачница, до сих пор живу в этом мире! Но теперь, когда снова встретилась с тобой… с тобой, таким сильным… помоги мне, такой слабой. Ты спас меня однажды – умоляю, не оставляй и сейчас! – И пока она рассказывала свою достойную жалости историю, слезы ручьем лились из ее глаз.

– Действительно печальная история, – отвечал Гонпати, тронутый этим рассказом. – Определенно должна быть поразительная полоса неудач, чтобы навлечь такие несчастья на твой дом, который я помню процветающим. Однако не печалься больше, я тебя не оставлю. Верно, я слишком беден, чтобы выкупить тебя из рабства, но в любом случае придумаю что-нибудь, чтобы ты больше не страдала. Поэтому люби меня и надейся на меня.

Услышав, что он говорит так доброжелательно, молодая женщина успокоилась и больше не плакала, забыв о своих прошлых печалях в радости от новой встречи с ним.

Когда настало время расставания, он нежно обнял ее и вернулся в дом Тёбэя, но никак не мог избавиться от мыслей о Комурасаки и целый день думал только о ней. Вот так и случилось, что с того дня он ежедневно приходил в Ёсивару, чтобы увидеться с ней, а если по какой-то случайности задерживался, она, тоскуя без привычного свидания, начинала волноваться и писала ему, спрашивая о причине отсутствия. В конце концов от такого образа жизни кошелек Гонпати истощился, но, поскольку молодой человек был ронином без какой бы то ни было постоянной службы, он не имел возможности возобновить свой денежный запас, а показываться в «Побережье Трех Морей» без гроша за душой ему было стыдно. Тогда-то в нем и проснулось злое начало – он вышел на улицу, убил человека, забрал его деньги и принес их в Ёсивару.

Дальше дело пошло еще хуже – ведь тигр, который хоть раз попробовал крови, становится кровожадным. Ослепленный чрезмерной любовью, Гонпати продолжал убивать и грабить, и, хотя внешне он все также оставался очень привлекательным мужчиной, его внутреннее «я» было сродни отвратительному дьяволу. В конце концов даже друг Тёбэй больше не смог выносить его присутствия и выдворил молодого человека из своего дома. Но, как уже говорилось, за пороки и добродетели рано или поздно воздается, и случилось так, что о преступлениях Гонпати стало известно. Правительство послало своих агентов по его следам, его поймали с поличным и арестовали. Когда зловещие преступления Гонпати были доказаны полностью, его привели на место казни в Судзугамори, или «Рощу Колокольчиков», и обезглавили, как обычного преступника.

И вот, когда Гонпати лишился жизни, прежняя симпатия Тёбэя к юноше вернулась, и, будучи добрым и религиозным человеком, он пошел и потребовал его тело и голову, чтобы похоронить в Мэгуро, на территории храма Борондзи.

Комурасаки прослышала, что люди в Ёсиваре сплетничают о кончине ее возлюбленного, и печали ее не было границ, поэтому она тайком сбежала из «Побережья Трех Морей», добралась до Мэгуро и бросилась на свежую могилу. Долго она молилась и горько плакала на могиле того, кого, несмотря на все его пороки, так сильно любила, а потом, вынув из-за пояса кинжал, вонзила его себе в грудь и умерла. Монахи храма, увидев, что произошло, были поражены верностью в любви этой красивой девушки, и, пожалев ее, они положили ее рядом с Гонпати в одну могилу, а на могиле установили камень с надписью «Могила сиёку», который сохранился по сей день. И до сих пор люди из Эдо посещают это место, и до сих пор восхваляют красоту Гонпати, дочернюю почтительность и верность Комурасаки.

Давайте задержимся на этом старинном кладбище. Японское слово, которое я перевел как «верность в любви», буквально означает «целомудрие». Когда Комурасаки продала свое тело, чтобы обеспечить нужды разорившихся родителей, она, по своим понятиям, не нарушила клятвы верности. Напротив, она не могла совершить большего подвига дочерней почтительности, и поэтому самопожертвование этой женщины не вызывает осуждения у народа и достойно лишь похвалы в глазах японцев. Такое представление ведет к жесточайшему непониманию иноземцев, и действительно, ни одна сторона жизни в Японии не была столь сильно представлена в ложном свете, как эта. Я слышал, как говорили, и видел напечатанным, что для респектабельного японца не считается позорным продать свою дочь, что мужчины высокого социального статуса из благородных семей часто выбирают себе жен из таких мест, как «Побережье Трех Морей», и что до момента свадебной церемонии поведение молодой девушки вообще не имеет значения. Нет ничего более несправедливого или более несоответствующего действительности. Только самые нуждающиеся люди продают своего ребенка, чтобы он стал прислугой, певичкой или проституткой. Действительно, время от времени случается, что дочь самурая или человека благородного происхождения попадает в дома с дурной славой, но такое может произойти лишь после смерти или крайнего разорения родителей. Официальное изучение этого вопроса доказало, что подобные случаи настолько исключительны, что присутствие молодой девушки благородного происхождения в таком месте придает ему больше привлекательности, ее превосходное образование и воспитание, а также другие достоинства придают лоск дому. А что касается женитьбы мужчины благородного происхождения на женщине дурного поведения, то разве подобное неизвестно в Европе? Разве дамы полусвета никогда не выходили выгодно замуж? Мезальянсы в Японии встречаются гораздо реже, чем у нас. Конечно, среди представителей низших сословий такие браки могут время от времени заключаться, поскольку зачастую случается так, что женщина может вступить в брак с мужчиной, прельстившимся ее жалким приданым, но среди представителей дворянства страны о таких браках сведений нет. И все-таки девушка не считается опозоренной, если ради своих родителей продает себя и ведет жизнь, полную страданий. Ведь не зря, когда японец входит в дом с дурной славой, его заставляют оставлять меч и кинжал вакидзаси у дверей. Причин тому две – во-первых, чтобы предотвратить вооруженные стычки, а во-вторых, потому, что всем известно: некоторые из женщин, обитающих там, до такой степени ненавидят собственное существование, что готовы положить ему конец, если только сумеют добраться до оружия.

Любопытно, что во всех призамковых городах даймё , за исключением тех, которые к тому же являются портами, открытая проституция строго запрещена, хотя, если полагаться на отчеты, общественная мораль скорее проигрывает, чем выигрывает от таких запретов.

Существующее неверное представление о проституции в Японии можно отнести на счет того, что иностранные авторы, основываясь на собственных представлениях о пороках открытых портов, не колеблясь объявляют японских женщин лишенными целомудрия. Точно так же и японец, который пишет об Англии, может сделать выводы о женах, сестрах и дочерях этих самых авторов исходя из собственного представления об уличных девках Портсмута или Плимута. В некоторых отношениях пропасть между пороком и добродетелью в Японии гораздо шире, чем в Англии. На Востоке куртизанка заточена в определенном квартале города, и ее можно узнать по особенно яркой, кричащей одежде и по прическе, утыканной легкими черепаховыми шпильками, воткнутыми вокруг головы, словно нимб позора, который шокирует скромную женщину. Порок разыгрывает добродетель в общественных местах, добродетель имитирует моду, установленную пороком, покупая безделушки или мебель на ярмарке тщеславия – подобных общественных явлений Восток не знает.

Обычай, существующий среди низших сословий, когда в общественных банях моются без разделения полов, – еще одно обстоятельство, способствующее распространению за границей совершенно неверного представления о целомудрии японских женщин. Любой путешественник будет этим шокирован, а любой писака найдет в этом тему для странички с пикантными подробностями. Однако следует заметить: только те, кто настолько беден, что не может позволить себе принять ванну дома, в конце рабочего дня ходят в общественную баню, чтобы освежиться, прежде чем сесть за ужин. Привыкнув к такому зрелищу с детства, они не видят в нем ничего нескромного, для них это дело само собой разумеющееся. И honi soit qui maly pense:[27]Стыдно тому, кто плохо подумает (лат.) – девиз ордена Подвязки. Девиз пишется на ленте ордена Подвязки, которая многократно встречается на различных английских монетах. определенно в посещении совместной общественной бани гораздо меньше непристойности и аморальности, чем в разнородном скоплении представителей обоего пола всех возрастов, позорящем наши меблированные комнаты в больших городах, и в отвратительных лачугах, где вынуждены влачить свою жизнь наши чернорабочие. Нельзя сказать, что среди низших сословий Японии меньше скромности в отношениях полов, чем в Европе. Однажды, затронув эту тему в разговоре с японским господином благородного происхождения, я заметил, что у нас считается неприличным, чтобы женщины и мужчины мылись вместе. В ответ он пожал плечами: «Тогда у вас, европейцев, слишком похотливый образ мыслей». Некоторое время назад, на открытии порта Йокогама, правительство из уважения к предубеждениям иноземцев запретило мужчинам и женщинам мыться вместе, и, вне всякого сомнения, это было первым шагом на пути к повсеместной отмене этой практики. Что же касается эдоских женщин, принимающих ванну прямо на улице, о чем читал в книгах, написанных иностранцами, скажу следующее: на протяжении своего трехлетнего проживания в Японии я вдоль и поперек исходил каждый квартал Эдо в любое время суток и ни разу не видел ничего подобного. Лично я думаю, что речь шла о каких-либо горячих минеральных источниках в отдаленных сельских районах.

Лучшим ответом общему обвинению в аморальности, выдвигаемому против незамужних японских женщин, будет тот факт, что каждый мужчина, который может себе это позволить, держит всех девушек своей семьи под тщательным присмотром и в строжайшем уединении. Дочь бедняка действительно должна работать и выходить из дому, но ни одному мужчине не дозволяется приближаться к дочери господина благородного происхождения. А ее учили, что кинжал, который она носит за поясом, предназначен для того, чтобы им воспользоваться, если ей будет нанесено какое-либо оскорбление, а не просто признак ее социального статуса. Не так давно в доме одного из высокопоставленных титулованных лиц в Эдо произошла трагедия. Служанка хозяйки, сама барышня благородной крови и наделенная редкой красотой, привлекла внимание одного из вассалов даймё , который отчаянно в нее влюбился. Долгое время строгие правила приличий, которыми она была окружена, не давали воздыхателю объявить о своей страсти, но в конце концов он нашел возможность встретиться с завладевшей его сердце женщиной и так далеко зашел в излиянии чувств, что она, вытащив кинжал, ударила ему в глаз, и его, бездыханного, вынесли прочь, а вскоре он скончался. Заявление девушки, что покойный пытался ее оскорбить, было сочтено достаточным оправданием ее поступка, и вместо того чтобы обвинить в убийстве, ее восхваляли и превозносили за доблесть и целомудрие. Поскольку это произошло в четырех стенах облеченного властью дворянина, официального расследования этого дела, которое входило в компетенцию чиновников дворца, произведено не было. Правдивость этой истории подтвердили несколько особ, слову которых у меня нет причин не доверять, и тем более потому, что они имели некоторое отношение к этому делу. Сам же я могу засвидетельствовать, что это в полном соответствии с моралью японцев и определенно кажется более справедливым, чтобы Лукреция убила Тарквина,[28]Тарквин – младший сын Тарквиния, 7-го римского царя, который правил 35 лет и был свергнут с трона из-за того, что обесчестил Лукрецию. а не себя.

Чем лучше узнаешь и начинаешь понимать японский народ, тем более уверяешься, что огульные нападки на японских женщин – это огромная несправедливость по отношению к японскому народу. Пишущая братия, я полагаю, согласится с тем, что японские замужние женщины, как правило, безупречны. Но если, как я утверждаю, японские девушки целомудренны, чего не может не быть в силу обстоятельств, какой толк во всех обвинениях в пороках и нескромности? Разве это не отскакивает рикошетом в обвинителей, которые, видимо, изучали поведение японских женщин только на примере шлюх из Йокогамы?

Сделав столь пространное вступление, я попробую предоставить читателю картину знаменитого квартала Ёсивара[29]Иногда считается, что название Ёсивара, которое становится нарицательным для всех «кварталов цветов», районов, занимаемых борделями, происходит от городка Ёсивара, в Саншайне, поскольку бытовало мнение, что женщины из этого места составляли большую часть красоток квартала Ёсивара в Эдо. Правильное происхождение этого слова, по-видимому, то, что дается ниже. в Эдо, который будет часто упоминаться в процессе моих сказаний.

В конце XVI века эдоские куртизанки жили в специально отведенных для них местах – это была улица под названием Кодзимати, на которой селились женщины, приехавшие из Киото, улица Камакура и местечко напротив большого моста. В последних двух местах проживали женщины, привезенные из Суруги. После них идут женщины из Фусими и Нары, которые селились то здесь, то там по всему городу. Это показалось скандальным некоему реформатору по имени Сёдзи Дзинъэмон, который в 1612 году адресовал правительству петицию, ходатайствуя, чтобы женщин, живущих в разных частях города, собрать в один «квартал цветов». Его ходатайство было воплощено в жизнь в 1617 году, и он остановился на месте под названием Фукия-тё , которое по причине росшего там большого количества камыша было названо Ёси-Вара, или Камышовое болото. Это название в наши дни является игрой слов. Слово ёси пишется двумя китайскими иероглифами со значением удачливое или счастливое болото . Эта территория была разделена на четыре улицы, названные Эдоская улица, Вторая Эдоская улица, Киотская улица, Вторая Киотская улица.

В месяце восьмой луны 1655 года, когда Эдо стал разрастаться, а его влияние усиливаться, квартал Ёсивара, сохранив свое название, был целиком и полностью переселен в северную сторону города. И улицы в нем были названы по тем местам, из которых большая часть обитательниц изначально приехала, – улица Сакаи, улица Фу-сими и т. д.

Официальный путеводитель по кварталу Ёсивара за 1869 год дает сведения о наличии 153 публичных домов, содержащих 3289 куртизанок всех разрядов – от ойран, или гордой красавицы, которая, одетая в пышные, расшитые золотом и серебром одежды, с выбеленным лицом и позолоченными губами и чернеными по моде зубами, держит всех юных эдоских аристократов у своих ног, до скромной синдзё , или белозубой женщины, влачащей жалкую жизнь в заурядном публичном доме. Однако эти цифры не составляют полную картину проституции в Эдо. Ёсивара – главное, но не единственное место проживания публичных женщин. В квартале Фукагава имеется еще один «квартал цветов», построенный по принципу Ёсивары, в то время как в отелях кварталов Синагава, Синдзюку, Итабаси, Сэндзи и Кадзукаппара есть женщины, которые формально называются официантками, а в действительности – проститутки.

Также существуют женщины, называемые дзигоку-онна, или дьяволицы, которые не значатся в списках ни одного публичного дома, живут в собственных домах и занимаются своим ремеслом тайно. В целом, я полагаю, число проституток в Эдо на удивление невелико, принимая во внимание огромный размер города.

В Ёсиваре 394 чайных дома, которые широко используются в качестве мест для любовных свиданий, что по таким случаям оплачивается, но не посетителями, а владельцами публичных домов. К тому же существует мода проводить обеды и вечеринки с выпивкой в этих домах, для чего пользуются услугами тайкомоти , или развлекателей, среди которых имеется тридцать девять основных знаменитостей – певиц и танцовщиц. Путеводитель по кварталу Ёсивара дает список пятидесяти пяти знаменитых певиц, а кроме них, множество звезд не столь крупной величины. Этих женщин нельзя путать с куртизанками. За их поведением строго следят хозяева, и они всегда выходят на вечеринки парами или группой, так чтобы можно было следить друг за другом. Однако, вне всяких сомнений, несмотря на предосторожности, золотой дождь время от времени льется в подол Данаи, и быть избранным любовником модной певицы или танцовщицы – предмет гордости легкомысленных юных японских аристократов. Плата певицам за выступление на протяжении двух часов составляет один шиллинг и четыре пенса каждой, за шесть часов плата учетверяется. Также существует обычай давать девушкам деньги или подарок помимо обычной платы, которая идет хозяину труппы, к которой они принадлежат.

Куртизанок, певичек и танцовщиц агенты покупают по контракту либо еще детьми, когда их воспитывают и обучают профессии, либо в подростковом возрасте, когда их навыки и обаяние могут гарантировать прибыль от инвестиций в них. Срок контракта никогда не бывает пожизненным, ведь, миновав пору юношеского цветения, бедняжки станут обузой для своего хозяина. Куртизанку обычно покупают до достижения ею возраста двадцати семи лет, после чего она снова принадлежит только себе. Певицы работают дольше, но даже они редко поют после тридцати – ведь японские женщины, как итальянки, старятся быстро, и у них нет той промежуточной стадии между юностью и старостью, что, видимо, характерно лишь для стран, где бывают сумерки.

Детей, предназначенных для обучения профессии певицы, обычно покупают в пяти-шестилетнем возрасте, – такой ребенок стоит приблизительно от тридцати пяти до пятидесяти шиллингов. Покупатель осуществляет обучение за свой счет и воспитывает малыша как собственного ребенка. Родители подписывают бумагу, освобождающую их от ответственности на случай болезни или увечья, но они знают, что их ребенка будут лечить и выхаживать, – ведь интерес покупателя является их материальной гарантией. Девочки пятнадцати лет и старше, которые достаточно обучены, чтобы вступить в компанию певиц, идут по цене в десять раз больше, чем дети, так как в этом случае риск отсутствует и трат на обучение тоже нет.

За маленьких детей, которых покупают для того, чтобы сделать их проститутками, в возрасте пяти или шести лет, платят приблизительно ту же цену, что и за тех, которых покупают, чтобы сделать певицами. В период их обучения они прислуживают ойран , или пользующимся спросом куртизанкам, выполняя работу служанок ( камуро [30]Камуро – ученица и служанка куртизанки, выполняющая несложные повседневные поручения.). В большинстве случаев это дети бедняков либо сироты, которых жестокие родственники продали, чтобы не тратить денег и сил на их воспитание. Среди девочек, которые с возрастом вступают в профессию, есть сироты, не имеющие иных средств к существованию. Другие же продают свои тела из дочерней почтительности, чтобы помочь больным или нуждающимся родителям. Замужние женщины попадают в Ёсивару, чтобы обеспечивать потребности своих мужей. И очень небольшой процент набирается девушек, которых соблазнили и покинули, а возможно, и продали неверные возлюбленные.

Лучше всего отправляться на экскурсию в квартал Ёси-вара после наступления сумерек, когда зажигаются фонари. Именно в это время женщины, последние два часа занятые тем, что золотили губы, чернили брови, белили шею и грудь, старательно оставляя три коричневых полосы в виде кружевного воротника с зубцами там, где затылок соединяется с шеей, в соответствии с одним из строжайших правил японской косметической науки, выходят из задних комнат и занимают свои места в неком подобии длинной узкой клетки, деревянные решетки которой выходят на оживленную улицу. Здесь они, величественные, в шелковых нарядах, вышитых золотом и серебром, сидят часами, безмолвные и неподвижные, словно восковые фигуры, до тех пор, пока не привлекут внимание какого-нибудь прохожего, толпы которых начинают заполнять улицы. Действительно, в Йокогаме и в других открытых портах женщины квартала Ёсивара громко зазывают посетителей, частенько оживляя монотонность родной речи богохульными выражениями и ласковыми словечками, которым они научились у британских и американских матросов. Но в эдоском «квартале цветов» и повсюду в Японии, где придерживаются национальных обычаев, преобладают крайне строгие внешние приличия. Хотя форма, которую принимает порок, достаточно безобразна, все же она имеет то достоинство, что порок этот ненавязчивый. Никогда чистый не будет запятнан нечистым. Тот, кто посещает Ёсивару, идет туда, прекрасно зная, что именно там найдет, но добродетельный человек может прожить всю жизнь без того, чтобы порок был у него перед глазами. Йокогама ночью – место столь же прокаженное, как и лондонская улица Хаймаркет.

Публичная женщина или певица при вступлении в профессию берет псевдоним, под которым она будет известна до тех пор, пока срок ее контракта не закончится. Некоторые из этих имен столь милы и причудливы, что я взял несколько образчиков из «Ёсивара Сайкэн» – путеводителя, на основе которого и написано это обозрение. Сосенка, Маленькая Баттерфляй, Яркость Цветка, Драгоценная Река, Золотая Гора, Жемчужная Арфа, Аист, Живущий Тысячу Лет, Цветочная Деревня, Морской Берег, Дракончик, Пурпур, Серебро, Хризантема, Водопад, Белое Сияние, Вишневый Лес – эти и множество других причудливых образов – единственное очарование очень грязного места.