Онлайн чтение книги Темная сторона луны
Глава 10

Еще раз тягучий звон раздался из дедушкиных часов в холле – пробило половину двенадцатого.

По окончании дознания, которое, надо признать, было весьма несложным, в библиотеке осталось четверо. Хозяйство доктора Фелла было сложено на диване. Капитан Эшкрофт, с блокнотом на коленях, устроился в кресле в северо-западном углу комнаты под нагромождением книжных полок. Камилла и Алан сидели рядышком на скамье для фортепьяно. Это была та же группа, что обедала в отеле.

С боем часов капитан Эшкрофт встал. Тучный, краснолицый, с седеющими висками, он взял себя в руки и обратился к доктору Феллу.

– Так, значит, что получается? – провозгласил он. – Никто ничего не видел – нигде и никогда!

– Что в этом удивительного? – спросил доктор Фелл. – Они привыкли к тому, что наш приятель Мэйнард находился на этой террасе. Как только его место пребывания было установлено, о нем забыли. Никто ни разу не приблизился к нему, так же как и не думал о нем…

– Кроме его убийцы.

– Ага. Мы в любом случае исключаем убийцу.

– Сейчас они ушли спать. Так или иначе, – сказал капитан Эшкрофт, – они отправились наверх, спят они там или нет. Что вы можете сказать об этой компании, доктор Фелл?

– Ну…

– Что меня совершенно убивает и не дает покоя, так это мысль о том, что мы, очевидно, все это время разговаривали с убийцей!

– Возможно, – согласился доктор Фелл, – хотя не обязательно.

– И по крайней мере, – заспорил Эшкрофт, – по крайней мере, женщины здесь ни при чем. Дочь Генри накачана лекарствами и крепко спит! Миссис Хьюрет на пути домой! Мы можем их всех исключить, кроме, пожалуй…

Он посмотрел в сторону Камиллы, которая выпрямилась.

– Я конечно же уйду, если вы скажете, – сказала она. – Я не желаю уходить, я не хочу оставаться одна. Тем не менее, если вы велите мне убираться…

– Ну же, успокойтесь, мэм. Я не вижу особого вреда в вашем присутствии. С вами, скажем, все в порядке, хотя, возможно, мистер Грэнтам так и не считает. – Он обернулся к доктору Феллу. – Женщины здесь ни при чем, как я сказал. Что бы мы ни думали, куда ни кинь, ясно одно: ни одна из женщин не замешана в этом деле! Разве вы так не думаете?

– Это зависит от того, что вы подразумеваете под «быть замешанным».

– То есть?

Доктор Фелл вздохнул и резко выдохнул.

– Если вы имеете в виду, – ответил он, – что ни одна из женщин не совершала этого преступления или ничего не утаивает, тогда, несмотря на туман в моей голове, я полностью с вами согласен. Да, клянусь громом! Но можно быть замешанным по-разному. Мы должны глядеть в корень, должны искать первопричины.

– Да, и это совсем другое дело! Всегда искать мотивы, доктор Фелл, это мой девиз и твердое правило. Вы можете назвать любого, кого пожелаете, любого, причастного к этому случаю, и все же нет ни единого намека на мотив!

– Сэр, – сказал доктор Фелл, – вы в этом уверены?

– Что ж, посмотрите, что мы имеем! – Капитан Эшкрофт взял свой блокнот. Возьмем для начала Я ней Била. Так вот, я знаю парня, знаю и его папашу. Мне невыносимо даже подумать, что он совершил то, чего не следовало, и в глубине души я знаю: он этого не делал. Пожалуй, худшее, что я могу о нем сказать, так это то, что он весьма посредственный бейсболист.

После разговора с ним, Мэдж Мэйнард и мисс Брюс здесь, в библиотеке, я поднялся наверх повидать питчера Большой лиги Хиллборо. Вы все слышали, что рассказал нам Янси. Он вышел на задний двор через оружейную, не включая свет, и слонялся там без дела. Фактически он дошел до старых невольничьих хижин.

– В этой части, если позволено будет заметить, мне не все ясно, вставил доктор Фелл. – Какие невольничьи хижины?

– Примерно в сотне ярдов к западу от того сада, – ответил капитан Эшкрофт, – есть десять кирпичных хижин, два ряда по пять в каждом. Сто лет назад в них жили домашние рабы, в отличие от полевых рабочих, которые находились в другой части поместья. Эти домишки неплохо сохранились, учитывая то, что ими никто не пользуется и не пользовался со старых времен.

– Итак, – продолжил он, – Янси добрался до этих хижин, просто прогуливаясь в одиночестве. Он уже возвращался, когда услышал крик молодой леди. Он не знал, что это значит, но понял, что случилось что-то нехорошее, и не стал возвращаться той же дорогой, он побежал вокруг северной стороны дома ко входу. Он был вместе со всеми, я это помню, когда я понес мисс Мэйнард наверх. Он находился поблизости – можно сказать, парил над нею, пока доктор Уикфилд не приехал сюда из города и не сказал, что она вне опасности.

Он выходил еще раз через главный вход и пошел вокруг к противоположной части здания, где гулял до этого. «Все думал об этом», – говорит, и выкурил почти полпачки сигарет. Но он помнил, что я сказал: никто не должен уходить. Ведь я хотел провести дознание, как только весь шум немного уляжется. Итак…

– Только чтобы продемонстрировать, что моя память не ослабела, – с некоторой долей насмешки произнес доктор Фелл, – могу я предложить концовку?

– Да?

– Последнее, что сделал мистер Бил, – сказал доктор Фелл, – было его возвращение через французское окно в оружейную. Какое-то время там было совершенно темно. Он ощупью прошел через комнату, включил свет и очутился прямо перед этой издевательской надписью на доске.

– Ну да, надпись. Конечно! Конечно! Конечно! Вы говорили?..

– Сэр, что нам известно об этой надписи?

– Мне известно, что она меня бесит. Она меня настолько бесит…

– Спокойно! – умоляюще произнес доктор Фелл. – И не давайте вашему гневу распаляться. Временами, капитан, вы говорите точно как мой старый друг, бывший суперинтендант Хедли. Пусть лучше горло перережут, чем морочат голову.

– Кто говорит – лучше горло перерезать? Или голову размозжить? И это меня бесит. Меня это, черт возьми, так бесит…

– Безусловно. В то же время, если вы меня извините, я спросил, что нам известно о надписи, а не как мы ее эмоционально воспринимаем. Можно я поясню?

– Конечно, можно! Я из Южной Каролины, и характер у меня ровный. Просто возьмите и поясните.

Доктор Фелл вынул пенковую трубку и начал набивать ее из тугого кисета.

– Мы рассматриваем две фигуры: убийцу и некоего шутника, изображающего призрак Натаниэля Скина. Сегодня около пяти часов анонимный телефонный звонок неизвестного и не поддающийся определению голос сообщил вам, что томагавк украли. Этот звонок был сделан не из Мэйнард-Холла. Нет никакого сомнения, что звонок и записка на доске являются плодом одного разума. И все же, только если не злобный кореец, прокравшийся из лагеря Хо Ши Мина, сумел написать вечером эти слова, они были начертаны кем-то, явно находившимся в Холле. Как мы можем объяснить это несоответствие?

Некоторое время капитан Эшкрофт глядел на него. Затем, развернувшись, направился к двери в оружейную и широко распахнул ее. Алан со своей скамьи видел, как он проследовал к мольберту с доской. На его полочке лежал кусочек мела и обрывок грязной тряпки. Капитан Эшкрофт взял тряпку, тщательно стер написанные слова, так что поверхность доски засияла под лучами верхнего освещения. Затем с чувством собственного достоинства он вернулся к доктору Феллу.

– Янси Бил, – сказал он, – не помнит, были ли здесь эти слова, когда он выходил отсюда в первый раз. Шторы были задернуты, и он не может сказать с уверенностью, но думает, что ничего не было. Самый подходящий момент для того, кто это написал, был во время неразберихи, когда мисс Мэйнард упала в обморок.

Согласно единственному свидетельству, что у нас есть, вы слышали, что сказал Джордж Дайсон. Доска была установлена здесь, когда Генри читал лекцию каким-то школьникам тридцатого апреля. Мел и старая тряпка так здесь и оставались; тряпка была сухой, как кость, на протяжении двух недель. Но сейчас она не сухая. Кто-то намочил ее ради этой веселой проказы сегодня вечером, может быть, не только для одной. Поясните это, говорите вы? Объяснить это? Я-то надеялся, что вы сумеете нам помочь.

– Я применял метод Сократа. Если вы против него…

– Не сейчас, и скажу вам почему. Мы ввели себя в заблуждение! Обладатель чувства юмора, – объявил капитан Эшкрофт, угрожающе ссутулив плечи, – может подождать, пока я займусь им позже. Нашим предметом обсуждения был Янси Бил.

Вот что рассказывает Янси, а я ему верю. Полагаю, вы верите тоже. Никаких доказательств нет, да и нужны ли они? Он вел себя так же, как вел бы себя я сам, во времена, когда был достаточно молод, чтобы заниматься ухаживаниями. Он на самом деле увлечен этой маленькой блондинкой – дочерью Генри, и я достаточно сентиментален, чтобы надеяться, что он получит ее, когда все это закончится.

– Продолжайте! – Доктор Фелл разжег свою трубку и пускал дым и искры, подобно духу Вулкана. – Сейчас мои комментарии не нужны и нежелательны. Продолжайте!

– Затем, – сказал капитан Эшкрофт, – идет питчер Большой лиги Хиллборо.

– И что у нас есть на него?

– Он мне не нравится: слишком умен, на свое счастье. У него всегда «Я» с большой буквы: что он думает, что он знает. Практический опыт, а? Он не отличит букву «В» от бычьего копыта. И никого нет хуже, чем умник янки, ни на минуту не закрывающий рот. Но…

В одном из углов библиотеки находился большой глобус на деревянной подставке. Капитан Эшкрофт подошел к глобусу, стукнул по нему, чтобы тот начал вращаться, после чего снова повернулся к доктору Феллу:

– Хиллборо говорит, что находился у бильярдного стола когда услышал крик юной леди и бросился вниз. Он не выглядывал до этого в окно, но если бы и посмотрел, то ничего бы не увидел. – Он включил свет, что я сам могу засвидетельствовать. Когда в комнате горит свет, вы ничего не видите из окна, когда начинает темнеть. Его историю тоже некому подтвердить, но есть ли у нас основания сомневаться?

– Скажите сами.

– Нет, у нас нет оснований для сомнений. Да, Хиллборо положил глаз на девушку. Если хотите знать, он положил глаз и на деньги Генри. И все же! И он, и Янси Бил имели, как выразилась бы моя бабушка, серьезные намерения. Даже если бы вы смогли определить, как он совершил убийство, он явно не сумел бы внушить любовь Мэдж, прикончив ее старика. Я не могу пришить убийство кому-либо только потому, что этот тип меня раздражает. И наконец…

– Да? – подсказал доктор Фелл.

– Наконец, – сказал капитан Эшкрофт, – остаются еще Боб Крэндалл и миссис Хьюрет.

– Каждый из которых является интересной личностью, как по-вашему?

– Да, особенно бывший газетчик с неисчерпаемым запасом анекдотов. Уж будьте уверены, он заговорит вас до смерти, и все же он славный малый, если разобраться. Более того, для человека, который хочет показаться этаким циником, он не слишком подозрителен. Парень – романтик, как и вся братия газетчиков по обе стороны Атлантики.

Капитан Эшкрофт открыл блокнот и пролистал его.

– Нет нужды напоминать вам, что говорит мистер Крэндалл. Он утверждает, что Генри просил его подняться на верхний этаж сыграть партию в шахматы перед ужином, и вы с юным Грэнтамом подтверждаете это. В десять или пятнадцать минут седьмого, прямо перед моим приходом, он отправился в свою комнату и не покидал ее до тех пор, пока молодая леди не закричала часом позже.

Его комната расположена на втором этаже со стороны фасада, последняя по левой стороне, если смотреть на фасад. Он сказал, что пошел наверх помыть руки и (цитирую) приготовиться. Вот все, что он рассказал, пока не вмешалась миссис Хьюрет.

Он не подозревал, что она шла по его следам, выслеживала его. Она поднялась наверх и околачивалась под его дверью, где я ее и увидел. Она не покидала этот коридор, она все время находилась поблизости от двери. Все, чем он занимался, говорит она, так это прохаживался взад-вперед, глядя в тонкую книжку с яркой обложкой под названием «Как выиграть в шахматы». Она это знает, говорит миссис Хьюрет, поскольку подглядывала в замочную скважину и наблюдала за ним. Он шагал в противоположную от двери сторону комнаты и затем обратно. Помните?

– Прекрасно помню.

– Единственное, что его, по-видимому, волновало, так это сильные огорчения, которые причиняла ему игра в шахматы с Генри, который неизменно выигрывал у него. Позже он говорил миссис Хьюрет: «Дверь была не заперта, почему, черт побери, вы не открыли ее и не вошли?» Она ответила, что это было бы «нехорошо», или «неправильно», или что-то еще в этом роде, я не разобрал.

Дородный детектив повернулся к Камилле:

– Теперь, мисс Брюс, разрешаю вам остаться для дознания. Возможно, у меня имелась причина, возможно, я более ловкий черт, чем обо мне думают. Иногда женская… интуиция способна увидеть правду там, где мужчина слеп. Каково ваше мнение о миссис Хьюрет?

– Мне она нравится! – мгновенно ответила Камилла. – Я знаю, вы услышите разные мнения от других. Вам скажут, что она банальна, вульгарна или другие подобные характеристики, которые означают только то, что вам не скажут, что думают на самом деле. Она ведет себя настолько естественно, насколько каждый из нас хотел бы держаться, если бы хватило духу. И я верю ей, а вы разве нет?

– Да, мэм, именно так. Похоже, – провозгласил капитан Эшкрофт, театрально взмахивая блокнотом, – никто не совершал этого убийства. Но вот что я думаю. Конечно, мы можем сказать, что эти двое были в сговоре. Но мне не кажется, что в этом замешана женщина. И доктор Фелл со мной согласен. Я не думаю, что Крэндалл убил Генри, потому что Генри выигрывает у него в шахматы или по какой другой причине. Он не тот тип, я просто не могу поверить, что он сделал это.

– А я этого и не делал, – произнес новый голос.

Они обернулись и обнаружили Боба Крэндалла собственной персоной, в шлепанцах из грубой кожи и легком халате поверх пижамы. Вид у него был взъерошенный, но энергичный и живой, он шумно преодолел четыре ступеньки вниз в библиотеку, чуть смутившись при виде Камиллы.

– Простите этих негодников, дорогая. Капитан прав, я не мог спать. С другой стороны, скоро полночь, и я не могу бодрствовать допоздна, как прежде. Через пару минут, если меня не выставят раньше, я собираюсь принять порцию чего-нибудь покрепче в столовой, и это окончательно свалит меня с ног. Знаете, капитан Эшкрофт, быть объектом полицейского расследования сильно отличается от написания репортажа о нем. Хотите, чтобы я снова все рассказал?

– Думаю, в этом нет необходимости, мистер Крэндалл.

– За что вам огромное спасибо. И я не убивал Хэнка, клянусь! Хэнк и я никогда не ссорились, потому что вечно спорили, если такой парадокс уместен. Я даже не могу привыкнуть к мысли, что он мертв. Мне все кажется, что он войдет в любую минуту и просто превратится в сосульку, когда я продекламирую шуточный стишок про молодую девушку из Детройта.

– Сэр, – поинтересовался доктор Фелл, – а не могли бы мы услышать весь стишок?

– Простите, но именно сейчас я не настроен на стишки, призрак Хэнка преследует меня. К тому же можете мне не верить, но я любил этого старого негодяя, и мне жаль, что его больше нет. И еще одна вещь, – заметил мистер Крэндалл, предостерегающе подняв палец. – Я слышал, как вы тут говорили обо мне и Валери Хьюрет, просто не мог не слышать. Это та еще женщина, не важно, подглядывает она в замочные скважины или нет. Здесь много рассуждали о происхождении, о том, откуда та или иная личность. Капитан Эшкрофт, а что вы знаете о ней?

– До того как выйти замуж за последнего Гилберта Хьюрета, она была учительницей в Северном Чарлстоне. У вас есть какие-то особые причины этим интересоваться?

– Особых причин, может быть, и нет. Но повторяю, это та еще женщина. Вы поддаетесь ее влиянию, сами того не замечая. «О чем она думает? – спрашиваете вы себя. – Думает ли она о том, о чем я думаю? Потому что если это так…» Было бы смешно в моем возрасте и при моем закоренелом цинизме и недоверии… впрочем, не важно! Забудьте о том, что я говорил, и пропади все это пропадом!

– Мистер Крэндалл, – вставил доктор Фелл, – ваша обычная словоохотливость, похоже, сильно уменьшилась. Вообще-то я знавал кое-что о работе газетчиков в Англии. Раз уж мы не можем услышать стишок, может быть, хотя бы еще один анекдот?

– Посреди ночи? Боюсь, никаких анекдотов. Зато я расскажу вам кое-что о ваших английских газетах, доктор Фелл, – голос Боба Крэндалла звучал поразительно молодо, – о чем вам должно быть хорошо известно. За исключением «Тайме», «Телеграф» и еще одной – это в основном утренние газеты, – они подают сенсационности и всякой дряни больше, чем любая из существующих в этой стране газет когда-либо печатала или осмелилась бы напечатать. Если история достойна хорошего заголовка и не слишком клеветническая, они ничем не побрезгуют.

Сегодня вечером, здесь в библиотеке, я процитировал одно короткое стихотворение из «Иеремиады», написанной в Англии более пятидесяти лет назад. Оно сравнивает Флит-стрит, родину вашей «четвертой власти», со старой тюрьмой Флит для должников времен Диккенса. Это относится и к нынешней Флит-стрит, каждое слово – святая правда! Вы не слышали это стихотворение, доктор Фелл?

Замки они не снимут

И стену не снесут.

И те, кто раньше пили в долг,

Все так же в долг и пьют;

Пусть скованы банкротством,

Но веселы в цепях,

Как беззаботный Пиквик

Средь тех, кого душит страх.

И тот, кто все мечтает,

С душой эльфийской споря,

Он знает: улица – тюрьма,

Ворота на запоре.

И, презирая иль борясь,

Он в отдалении,

Останки прежних бунтарей

Гниют высоко в Темпле.

Что ненавидел и любил,

Чего бежал и знал,

Все мне свет молний озарил,

Когда он нас послал

На баррикаду, что поперек

Той улицы стоит,

И мы приветствуем всех их,

Всех пленников из Флит.

И на этом, леди и джентльмены, закончим развлечения на сегодняшний вечер. А теперь большой глоток спиртного для вашего покорного слуги, затем постель и сладкий сон, пока я не сказал что-нибудь, о чем потом буду сожалеть. Спокойной ночи.

Он с достоинством отвесил легкий поклон, повернулся и, одним махом перешагнув через четыре ступеньки, направился сквозь холл в столовую напротив.

– Хм, – произнес доктор Фелл, чья трубка погасла. – Этот человек, знаете ли, прав, – добавил он совсем непоследовательно. – Является это ничем не спровоцированной нападкой на прессу Великобритании или же нет, боюсь, он прав. Но соображения журналиста не могут занимать нас в данный момент. Пришло время…

– Да? – оживился капитан Эшкрофт.

Неожиданно наполнившись вулканической энергией, доктор Фелл уронил трубку в карман и поднялся во весь свой могучий рост, опираясь на палку-трость.

– Капитан, мне нужна ваша помощь. У вас есть власть, каковой я не обладаю, и средства, которыми я не распоряжаюсь и о которых не знаю. Пришло время, говорю я, рассеять определенные туманности и затемнения, которые скрывают от нашего взора неясный пейзаж. Если все остальные меня извинят, предлагаю побеседовать наедине в оружейной. Понимаете, о чем я?

– Еще бы, – с готовностью подхватил капитан Эшкрофт. – Я только этого и ждал: когда же наконец, как сказал бы Карло Спинелли, старый король Коль пустит в ход тяжелую артиллерию? Лишь намекните, хоть чуть-чуть, как убийца все это совершил…

– Ну ладно, – сказал доктор Фелл, – боюсь, в этом мне вряд ли кто поможет. Что касается всей этой механики, клянусь архонтами афинскими, я пока пребываю в своем обычном скучном состоянии: озадачен, блуждаю во тьме, сбит с толку! Но существуют и другие аспекты, в равной степени привлекательные и приятные, я укажу их. Вы говорите, что не видите нигде никакого мотива. Если бы вы были здесь до полудня, если бы слышали и видели определенные вещи, которые должны были увидеть и услышать, то сам мотив, поверьте мне, бросился бы вам в глаза, как нос деревенского пьянчужки шумным субботним вечером в пабе. Жаль, что мы не можем пока допросить мисс Мэйнард. Жаль, что не можем узнать, кто был с ней под магнолиями той ночью второго мая. Раз мы не можем допросить ее и не в состоянии ничего узнать, придется вспомнить Мендельсона и воспользоваться им как можно лучше.

– Хорошо, хорошо! Во всяком случае, – воскликнул капитан Эшкрофт, распахивая дверь оружейной, – я могу разглядеть некоторый смысл в этой истории там, где его, казалось бы, совсем нет! Теперь мы отправляемся туда, продолжил он, обращаясь к Камилле и Алану, – и, что бы ни случилось, прошу не беспокоить нас, пока мы не вернемся. Пусть никто не смеет беспокоить нас слышите вы? – иначе я покажусь вам куда менее покладистым и терпимым, чем до сих пор. Сюда, пожалуйста, доктор Фелл.

Доктор Фелл задумался.

– Спасибо. – Он взглянул на Камиллу. – Потворствуйте своим влечениям, мэм! – Он посмотрел на Алана. – А вы, мой славный приятель, всегда помните, что кто-то спрашивал жену сержанта. А сейчас прошу меня извинить, я ненадолго оторву капитана от его трудов.

Дверь затворилась.

В ночной тиши, сидя рядом на скамейке для фортепьяно, Алан и Камилла взглянули друг на друга. Камилла, словно о чем-то вспомнив, внезапно, но несколько неуверенно поднялась, двинулась на середину комнаты и уже начала возвращаться обратно, Когда Алан тоже встал и последовал за ней.

– Снова Мендельсон! – сказала Камилла. – И мне следует потворствовать своим влечениям? О чем идет речь, как ты думаешь?

– За исключением загадочной фразы насчет жены сержанта – он упоминает о ней не в первый раз, – я имею обо всем весьма смутное представление. К тому же из того, что говорил капитан Эшкрофт, ломая голову над способом совершения убийства, которое не оставляет следов, не надо даже быть детективом или математиком, коими я не являюсь, чтобы догадаться, как это могло произойти. Но ты, наверное, мне не поверишь?

– Я называла тебя кем угодно, Алан, только не тупицей. Так как это могло произойти?

– Проблема вот в чем: все это дело носит чертовски личный характер. Идея моя, если все это можно назвать идеей, носит отвлеченный характер, ее нельзя применить к какому-то конкретному лицу. Но она не будет выглядеть абстрактной. Как только я начну говорить, кто-нибудь подпрыгнет со словами: «Вы имеете в виду такого-то, не правда ли? Вы обвиняете такого-то в убийстве?» Поэтому мне лучше помолчать, по крайней мере пока. И во всяком случае, дело не в этом.

– Хорошо, тогда в чем же?

– В тебе, Камилла. Ты сегодня совсем в другом настроении. Как его назвать? Жалобным? Доступным? Почти…

– Значит, ты тоже так думаешь?

– Как думаю?

– Как Мэдж. О, как же вы глупы!

– Может быть, а может, и нет. Я не знаю, что думает Мэдж, какое это имеет значение? Допустим, сейчас неподходящий момент, допустим, ты беспокоишься о ней и взволнована тем, что случилось. Но пока доктор Фелл общается с законом, почему бы нам не прогуляться? Светит луна, парк таит очарование. Пройдемся, Камилла?

Она отвернулась, ее густые каштановые волосы, спадающие на плечи, отразили блеск множества ламп. Затем она подняла на него взгляд своих голубых глаз.

– Хорошо, – прошептала Камилла. – Имей в виду, нас заживо съедят москиты. Тем не менее, если ты считаешь, что способен вынести мое присутствие и оказаться со мной наедине…

– Вынести твое присутствие? С тобой наедине? Камилла…

– Да?

Им не суждено было продолжить. Они оба были слишком увлечены, чтобы расслышать, как к дому подъехала машина. Оба были застигнуты врасплох, когда шаги прошелестели через холл к маленькой площадке перед ступеньками, ведущими в библиотеку. Валери Хьюрет, которая сменила свое цветастое платье на темное, стояла там, подобно королеве из трагедии. Осторожно она закрыла за собой дверь и спустилась по ступенькам.

Под глазами Валери виднелись черные круги, она дышала, как будто после бега. Но из этого не следовало, что она запыхалась или испытывала какое-либо чувство возбуждения, кроме одного. Насколько Алан сумел заметить, это был неприкрытый страх.

– Сколько раз за день, – начала она, – женщина может выставить себя идиоткой? Бросаясь туда и обратно? Вбегая и выбегая? Думаю, я сама не знаю, зачем вернулась сюда в такой поздний час. И теперь я об этом жалею, потому что сейчас кое-что увидела там, наверху. – Она указала на потолок. – Кто-то с маленьким фонариком, кто-то такой хитрый, что мне противно думать, кто это может быть, крадется через комнаты на верхний этаж.