Онлайн чтение книги Темная сторона луны
Глава 13

Теперь они были далеко от острова Джеймс. Часы на панели управления показывали без четверти два, когда машина Алана, с ним и Камиллой на переднем сиденье и доктором Феллом и Янси Билом, разместившимися сзади, пересекла вознесшийся двухмильный пролет моста Купер-Ривер и нырнула вниз на автостраду номер 17 к северу от Чарлстона.

Они покинули город через Митинг-стрит и повернули направо к мосту. Сандвичи в придорожном кафе заменили им завтрак. Теперь, под небом, все еще темным, но время от времени озаряемым проблесками солнечных лучей, пробивающихся сквозь тучи, они ехали вниз от моста через предместье, сквозь не слишком перегруженное уличное движение субботнего дня.

Проехав деревушку Маунт-Плезент, они продолжали двигаться по автостраде номер 17, пока Алан не повернул направо возле знака «Автострада номер 703» и стрелки под ним, которая гласила «На остров Салливен».

Камилла нарушила молчание:

– Остров Салливен и Форт-Молтри! Я там никогда не была, но почему мы поехали на остров Салливен и в Форт-Молтри именно сейчас? Только потому, что на какой-то нелепой доске было написано…

– Могу ли я подчеркнуть, – возразил доктор Фелл, который тщетно пытался зажечь на ветру свою сигару, – что это вовсе не нелепая доска? Возможно, это доска, приводящая в бешенство; возможно, это безумная доска; возможно, она демонстрирует нам извращенное чувство юмора или же хитрость, без которых мы могли бы обойтись. Но нелепой я никак не могу ее назвать. До сих пор она попадала в цель довольно метко.

– Да, но что она рассказала нам? – заспорил Алан. – Три раза на ней было написано послание, три раза капитан Эшкрофт стирал его и грозился кого-нибудь убить…

– А в последний раз, – сказала Камилла, – я думала, что у бедняжки Валери будет еще один припадок. Она налетела на Джорджа и потребовала, чтобы он немедленно избавился от этой доски. Джордж никогда не теряет ни капли достоинства. Он ответил, что не может даже передвинуть ее без приказания мисс Мэдж, которая не в состоянии отдавать какие бы то ни было приказания. Странно, не правда ли, что именно Валери обнаружила эти новые послания два раза подряд?

– Вы думаете, это так странно? – спросил доктор Фелл, тыкая незажженной сигарой. – Мисс Хьюрет женщина с очень развитой интуицией, я бы сказал. Что касается третьего послания…

– Что касается третьего послания, – Камилла повернула голову назад, – я не могу не согласиться с Аланом. «Если вы хотите знать, как было совершено убийство, – процитировала она, – попробуйте съездить в Форт-Молтри в любой день с восьми до пяти. Там есть фотография, которая может вас просветить. Ваш, в дань памяти великого человека, Н.С.». Это-то что означает? И капитан Эшкрофт…

– Капитан Эшкрофт не поехал с нами, – добавил Алан. – Он «ожидает важного сообщения» у себя в офисе, не так ли? Его хватит апоплексический удар, если он в ближайшее время не узнает, как было совершено убийство. И все же он не поехал с нами! Когда доктор Фелл пригласил его, он отказался с такой же яростью, как если бы ему предложили ограбить банк.

– Капитан Эшкрофт, как вы могли заметить, более темпераментный человек, чем можно судить по его наружности. Но сейчас мы едем в Форт-Молтри, – сказал доктор Фелл. – Что мы ожидаем обнаружить там? – Он посмотрел на Алана. Существующий форт, насколько я понимаю, это не первоначальное сооружение?

– Нет. Первоначальный Форт-Салливен, который успешно защищал полковник Уильям Молтри, когда британский флот под командованием сэра Питера Паркера атаковал его в 1776 году, имел только двойную стену из пальмовых бревен с песчаной засыпкой между ними. Заменивший его форт был построен уже намного основательней во время Гражданской войны и модернизирован бетонными площадками для пушек в 1898 году. Именно этот форт вы сейчас и увидите.

– «Там есть фотография, которая может просветить вас». Что за фотография?

– Не могу понять. В музейном туннеле размещена выставка старых реликвий: пушечные ядра, сабли, мушкеты и другое оружие восемнадцатого и девятнадцатого веков. Есть фотографии экспонатов, фотография Форт-Молтри, как он выглядел в 1863 году. Но все это вряд ли нам что-либо даст.

– Одну минуту! – Доктор Фелл моргнул. – Мы уже пересекли два моста, включая тот, что над ручьем Шем, как вы сказали. Разве перед нами не виднеется еще один?

– Да… Это был мост Бена Сойера, он последний из мостов, – добавил Алан секунд через тридцать.

– Когда мы приедем на остров Салливен?

– Это и есть остров Салливен.

Доктор Фелл разинул рот с идиотским видом, сигара выскользнула у него из пальцев.

– Остров Салливен? Не может быть!

– Почему же?

– Эти широкие, чистые улицы и изящные виллы? Эта атмосфера полусонного процветающего предместья? Прошу прощения, – бубнил доктор Фелл, словно пытаясь ухватиться за остатки здравого ума, – но мои представления об этом острове основаны исключительно на Эдгаре Аллане По и его «Золотом жуке». Дикое, уединенное место, где они выкопали сокровища капитана Кидда.

«Растительность, как можно было бы предполагать, скудна или, во всяком случае, невысока. – Я цитирую по памяти, но думаю, что достаточно точно. Никаких деревьев значительной высоты не видно. Около западной оконечности, там, где расположен Форт-Молтри, и там, где стоят несколько жалких строений, заселяемых летом жителями Чарлстона, спасающимися от пыли и лихорадки, действительно, можно обнаружить щетинистые мелкие пальмы; но сам остров, за исключением этой восточной точки и линии жесткого белого пляжа на морском берегу, покрыт плотной порослью сладкого мирта, столь высоко ценимого садоводами Англии. Кустарник здесь нередко достигает высоты в пятнадцать или двадцать футов и формирует почти непроходимый подлесок, отягощающий воздух своим благоуханием».

По, разумеется, писал этот рассказ для филадельфийской «Доллар ньюспейпер» в 1843 году. Здравый смысл подсказывает, что сто двадцать с лишним лет должны были принести кое-какие перемены. И все же мечта утрачена, иллюзия стала насмешкой! Я возвращаюсь к своим грезам и к мистеру Билу. Доктор Фелл замолчал.

Некоторое время Янси не говорил ни слова. Теперь, вытянув ноги, он выпрямился с видом человека, который предпочел бы поспать.

– Вы меня выкрали, – сказал он. – Я не то что жалуюсь, заметьте, но пусть история подтвердит, что меня выкрали. Я одинокое, никому не нужное существо, и есть только одна-единственная причина, по которой вы вообще взяли меня с собой. Всякий раз, когда маэстро вспоминает об этом, он тут же лупит меня по голове очередным вопросом о некоей воскресной ночи почти две недели назад. Да, я там был! Да, там была луна!

– Мрак луны, я думаю? – предположил доктор Фелл.

– Что вы имеете в виду – мрак луны? Луна, которая сейчас на ущербе, тогда была не совсем полной. Я помню это отчетливо, лунный свет, и москиты, и все такое, потому что…

– Фигурально выражаясь, – проговорил доктор Фелл, – каждый акт этой драмы был сыгран в глубочайшем мраке луны. Темные мотивы, темные дела выползают бок о бок из одной и той же пещеры. Представьте себе, пожалуйста, что вы снова приближаетесь к Мэйнард-Холлу вечером второго мая. Что дальше?

– Подождите, маэстро! Я вам уже все рассказал!

– Все, сэр?

– Ну, почти все.

Алан еще раз повернул направо. Пока машина быстро катилась вдоль Миддл-стрит в сторону Форт-Молтри, доктор Фелл с напряженной сосредоточенностью делал гипнотические пассы перед Янси Билом.

– Расскажите чуть больше! Вы представить себе не можете, как это будет много! Позвольте мне умолять вас покопаться в памяти. Вот вы снова приближаетесь к Мэйнард-Холлу в воскресный вечер. Вы оставили свою машину на дороге за воротами. Вы слышите голоса. Мэдж там. И с ней кто-то еще.

– Я вам говорил два или три раза, я не знаю, кто это был! Кто-то приблизительно ее возраста, судя по голосу.

– Вы когда-нибудь слышали этот голос раньше?

– Думаю, да… Не уверен. Это был голос янки, подумал я. Но многие люди в этих краях говорят как янки. В любом случае это был всего лишь шепот. Хотя подождите! Было кое-что еще!

– Да?

– Могу поклясться, что слышал, как Мэдж умоляла не покидать ее. И он ответил: «У меня нет другого выбора; черт бы все это побрал, но у меня нет выбора». Потом он смотался, и появился я. Там, в лунном свете, стояла Мэдж, в состоянии, которое я описать не могу и пытаться не стану. Я спросил, кто с ней был; она сказала, что никто, и я притворился, что поверил ей. Вот, маэстро! Я вам до сих пор этого не говорил, потому что…

– Потому что забыли?

Судорога пробежала по лицу Янси.

– Нет! – крикнул он. – Потому что я ее так чертовски ревновал, что я… Извини, Камилла!..

– Пожалуйста, не извиняйся, Янси. Среди нас есть и другие, – проговорила Камилла своим чистым голосом, – которые временами бывают излишне ревнивы и все же вынуждены это скрывать, как сделал ты. Ты ведь скрыл это?

– Пытался, хотя это было нелегко. Думаю, старина Янс не слишком большой специалист по части женщин. Мэдж никогда не выглядела так после того, как проводила несколько минут в моей компании. И я не знаю, что это был за человек. Я мог бы убить ублюдка в ту же секунду, не сходя с места; но я не знал, кто он, и до сих пор не знаю. От Мэдж тоже было мало толку. Она начала распространяться об одиночестве своей жизни, что она слишком молода, чтобы стать отшельницей, и что не может этого вынести. Я постарался ее утешить, но мало чего достиг. Потом спустился старикан, тоже в смятении и беспокойстве по поводу Мэдж…

– Понимаю, – заметил доктор Фелл. – Не хотите ли попробовать расширить еще и эту часть истории?

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Коготок увяз, всей птичке пропасть! Под аккомпанемент пушек-призраков на заднем плане Мэдж и ее старик налетели друг на друга, наговорив кучу бессмысленных слов.

С некоторыми подробностями Янси воспроизвел сцену под магнолиями.

– Конечно, – продолжал он, – я сказал, что, должно быть, это я произнес те слова, которые услыхал папаша Мэйнард, насчет того, какое будет несчастье, если он застанет меня с Мэдж. Я это сделал, чтобы Мэдж почувствовала себя лучше. Но ей не стало лучше, и не думаю, что папаша поверил мне хотя бы на минуту. Потом пошла вся эта игра. Почему Мэдж взорвалась и сказала: «Иногда мне кажется, что все это не стоит…» – и что она имела в виду? Что грызло старика? Так что помогите мне, доктор Фелл, я не упустил ни одного слова, ни одной интонации. Вы больше не хотите, чтобы я опять рассказывал про воскресный вечер, так?

– Нет, – согласился доктор Фелл. – Боюсь, картина воскресного вечера настолько же полна, насколько разоблачительна. Что насчет вчерашнего вечера?

– Вчерашнего вечера?

Доктор Фелл указал на Камиллу и Алана:

– Именно вы, мистер Бил, обратили их внимание на второе послание на школьной доске. Самые первые ваши слова ко мне сегодня утром были о том, что вы его не поняли. Однако послание было прямым, чтобы не сказать откровенным. Что же вы не смогли в нем понять?

– Послушайте! – сказал Янси, словно с трудом стараясь рассуждать разумно. – Вы и Камилла процитировали третье послание, то, из-за которого мы понеслись сюда как ненормальные. Позвольте мне процитировать второе. «Человек, которого вы ищете, – то есть убийца, – любовник Мэдж». Помните это, маэстро? Вы, похоже, думаете, что этот шутник со школьной доской может стрелять достаточно метко.

– Дальше?

– Прошу прощения, если для меня это слишком личный вопрос, – сказал Янси, – но что шутник подразумевал под словом «любовник»? Вкладывал ли он в него романтический смысл, имея в виду поклонника, который просто предан своей даме? Или он вкладывал современный смысл, имея в виду завоевателя, который появляется, крутит-вертит ею и затаскивает в постель, получая все полагающиеся по этому случаю привилегии? Если шутник прав, то доллар за пончик, это второй случай. Но что насчет самой Мэдж? Мне ненавистна сама мысль о том, что это нежная девчушка была… была…

– Была менее чем безупречна?

– О, безупречна! Кому нужна эта безупречность, бога ради?

– Тогда что вы пытаетесь сказать? Очень ли огорчит вас, сэр, если окажется, что образ, который вы создали в своем воображении, обладает свойствами, весьма отличными от невинной овечки?

– Не спрашивайте меня, что я имею в виду, потому что я и сам этого не знаю! Огорчит ли меня? Да, думаю, огорчит; я всего лишь человек. Но кто я такой, чтобы отдавать приказы Мэдж и указывать, как ей поступить? Что мне делать, если она не видит, какое чистое золото этот старина Янс?

Не сводите глаз с левой стороны дороги, леди и джентльмены! Примерно через тридцать минут, сразу же после перекрестка, вы увидите кирпичный бастион Форт-Молтри, как их строили во время испано-американской войны. Что мы предполагаем здесь найти? Не представляю! И вообще, вся эта история меня добивает. Вот вам мой девиз: пропади все пропадом!

Через минуту-другую, поставив машину с правой стороны дороги, потому что левая была вся уже забита автомобилями, они направились к Форт-Молтри через Миддл-стрит.

Центральная стена из красного кирпича, скрепленного бетоном, стояла довольно далеко в глубине за полосой травы. Посетители входили и выходили через арку главного входа, который открывался в своего рода туннель, проходивший сквозь стену. Но Алан не пошел в сторону главного входа. Камилла, опять пребывавшая почти в том же настроении, что и прошлой ночью, взяла его под руку. Отклонившись влево, пройдя мимо огромного черного ствола пушки, отлитой около 1863 года, они поднялись вверх по нескольким ступеням туда, где во времена осады находился задний парапет над морем.

Небо еще больше потемнело и словно дымилось. Отдаленные раскаты грома рассыпались и грохотали за этим занавесом. Внизу открылся внутренний двор форта, пучки травы и плотно утоптанная земля сбегали вниз, а затем снова поднимались к стене, обращенной к морю, где площадки для пушек, на которых уже не было столь грозных орудий, смотрели на юго-запад в сторону Форт-Самтера. Весь форт бурлил экскурсантами – от серьезных посетителей, нацеливающих свои камеры, до детишек, которые визжали на бегу. Звезды и полосы на флагштоке свернулись от влажного ветерка с моря.

Алан, ведя Камиллу вниз к двери, когда-то закрывавшей вход на склад боеприпасов, оглянулся назад. Наверху, над парапетом, возвышалась голова и шляпа доктора Гидеона Фелла. Янси Бил вырисовывался рядом с ним, указывая вниз пальцем на что-то, что они пропустили.

– Там, маэстро, была могила старины Оцеолы, индейского вождя, который наделал им столько пакостей во время Второй войны с семинолами. – Потом Янси посмотрел вперед. – Ну, сгори мои штаны, в конце концов, мы не так уж далеко от дома! Вон там кто-то, кого мы знаем.

Бейсбольный мяч ударился о рукавицу. Алан тоже посмотрел вперед.

Доктор Марк Шелдон – в бермудах, с полевой рукавицей на левой руке только что бросил мяч двенадцатилетнему пареньку в бойскаутской форме, тоже в рукавице. Его жест остановил обратный бросок мальчика. Он двинулся навстречу вновь прибывшим, которые собрались все вместе.

– Камилла! – сказал он. – Янси! И чтоб я так жил, мистер Грэнтам и доктор Фелл! Это мой племянник Бенджи. Бенджи… – И, уже более официально, он повторил четыре имени вновь прибывших.

У Бенджи, отвечавшего вполне вежливо, на уме было явно что-то другое.

– Дядя Марк, нам теперь обязательно нужно идти?

– Боюсь, что да, старина. Твоя тетя Аннетт…

– Она такая зануда, правда?

– Веди себя прилично, Бенджи! Доктор Фелл, – продолжал пришедший в ужас дядя, – в данный момент я свободен, как видите; не потому, что сегодня суббота, но потому, что даже доктору необходимо какое-то время для отдыха. И все же не могу назвать эту встречу приятной. В конце концов…

– Вы слышали о том, что случилось вчера вечером?

– Про несчастного Генри Мэйнарда? Это было в сегодняшней утренней газете. Удивляюсь, что вас не осаждают репортеры!

– Нас почти осадили. Но полицейский офицер по имени капитан Эшкрофт дал им информацию и вышвырнул их из дома. Могу я спросить, не найдется ли у вас, сэр, что сказать по этому поводу?

– По поводу всей этой трагической истории? Нет, боюсь, что нет. Я уехал до того, как это произошло, как вы помните. Но что бы я мог сделать, если бы даже и остался? – Озабоченный, нерешительный, Марк Шелдон сунул кулак в ладонь рукавицы. – Мы всегда мучаем себя, – продолжал он, – мыслями о том, что мы сделали неправильно, как мы могли сделать лучше и тому подобное. И все же в этот раз я ничего не сделал неправильно; я не могу испытывать чувство вины.

– Никакой вины, – согласился доктор Фелл, – но некоторое количество любопытства. По крайней мере, в одном отношении ваше поведение можно было бы назвать загадочным.

– Загадочным? – эхом повторил его собеседник, уставившись на него. Загадочным?

– Вчера, если меня правильно проинформировали, вы заезжали к мистеру Мэйнарду, чтобы о чем-то рассказать ему, но передумали и уехали, так и не поговорив с ним. Простите ли вы мою назойливость, сэр, если я спрошу, что именно вы хотели сказать ему?

– Бенджи, – резко произнес доктор Шелдон, – беги к машине и жди меня там. Я подойду к тебе через две минуты. Нам надо ехать, нам следовало уже давно ухать.

– Дядя Марк, это про тетю Аннетт?

– Пусть тебя это не волнует; просто давай беги, слышишь меня? Никаких споров, молодой человек, и я куплю тебе еще воздушной кукурузы на обратном пути.

Бенджи удалился, выражая слабое неудовольствие, и вскоре скрылся в туннеле главного входа.

Доктор Шелдон, невысокий и коренастый, взъерошил курчавые темно-рыжие волосы.

– Это нелепо! – воскликнул он. – И ничего загадочного в этом нет. Я просто пытался избавить Мэдж – мисс Мэйнард, я хочу сказать, – я просто пытался избавить ее от неловкости.

– В каком смысле?

– По меньшей мере полдюжины раз, с тех пор, как Мэйнарды приехали сюда в апреле, они приглашали меня к себе поужинать. Последний раз это было в пятницу вечером, неделю назад, седьмого мая. Когда Мэдж позвонила, чтобы пригласить меня, она сказала: «Доктор Шелдон, я не знала, что вы женаты; я только что узнала, что вы женаты; почему бы вам не приехать вместе с женой?» Я ничего не сказал, кроме того, что очень жаль, у Аннетт вряд ли получится. Потом я начал думать.

Аннетт… ну, будет неправдой сказать, что она инвалид; ничего такого… Но она мучается от нервов, бедная девочка. Она не выходит со мной на люди, но настаивает, чтобы я ходил, – говорит, что это хорошо для моей работы, как будто мне на это не наплевать! – а потом нервничает, и я тоже нервничаю. Улавливаете мою мысль?

– Не совсем.

– Было бы слишком жестоко прямо так и брякнуть Мэдж: «Если вы не знаете, что моя жена никогда ни к кому не ходит и дома никого не принимает, так что я не могу вернуть ваши приглашения, тогда вы одна-единственная в графстве Чарлстон, кому это неизвестно». Я же не мог вот так взять и плюнуть ей прямо в лицо, как это можно?

Непонятным образом возбужденный, расхаживая по траве, где еще одно жерло пушки-экспоната было водружено на бетонные блоки, Марк Шелдон снял рукавицу и сунул ее в боковой карман брюк.

– Хорошо! – сказал он. – Может быть, я слишком много строю из себя. Но я должен был сказать Мэдж; я должен был сделать так, чтобы она как-то об этом узнала. И я подумал, что будет более гладко, если я намекну об этом старику, а он передаст дальше. Вот и все. Если вы спросите меня, почему я вернулся в Холл вчера вечером во второй раз, я могу только сказать: будь я проклят, если сам знаю.

«Мир слишком строг с нами; раньше или позже…» мы становимся тем или другим. Мне нравились Мэйнарды; мне все еще нравится Мэдж, хотя с ней не так легко разговаривать, как кажется некоторым. Старикан, если вы извините меня за выражение, был определенно со странностями. Почему, например, он ненавидел благотворительность?

– Ненавидел благотворительность?

– Первый раз я поехал к ним на ужин в апреле, после того как они сюда перебрались. Присутствовало еще несколько гостей, как и сейчас на вечеринке, а также я и Валери Хьюрет. Я поддерживал разговор. Теперь, когда он снова возвратился в свой старый дом, я спросил, собирается ли он патронировать мою местную благотворительную организацию. И он переменился в лице. Кроме шуток: он переменился в лице! Придушенным голосом он выпалил самые странные слова, которые я когда-либо слышал за ужином: «Не святая Доротея? Не святая Доротея?» У него дернулась рука, и он опрокинул бокал с вином.

– Дальше? – подтолкнул его доктор Фелл.

– Я ничего никогда не слышал ни про какую святую Доротею и так и заявил. Он мгновенно взял себя в руки и объяснил, что опять витал в облаках, – что, надо честно признаться, он частенько и делал, – и что я его неправильно понял. Кто-то однажды спросил меня, существовал ли в действительности святой Витт, от имени которого болезнь хорея получила название «пляска святого Витта». Так оно и было, я потом посмотрел в словаре. Но я не имею ни малейшего понятия о святой Доротее. Может быть, это не то, что он сказал; за столом вообще никто ничего не понял. И это все, что я могу вам рассказать, даже если это совсем не важно. А теперь, боюсь, мне пора идти. Мои самые искренние соболезнования мисс Мэйнард; всем остальным всего наилучшего и желаю хорошо провести время.

Он рванулся, почти бегом, и исчез под аркой. По небу прокатилось эхо еще нескольких громовых ударов.

– Итак, какие выводы, – резко спросил доктор Фелл, – должны мы сделать из рассказа такого деликатного джентльмена, как этот?

Янси Бил вытянул длинный палец.

– «Мир слишком жесток с нами, раньше или позже, получая и растрачивая, мы теряем наши силы». Марк Шелдон не закончил цитату, не так ли? Приходило ли кому-нибудь в голову, что он в некотором роде трагическая фигура?

– Что мне приходило в голову, – сказала Камилла, – так это то, что в этом деле каждое слово имеет какой-то другой смысл. Господи, как это мучительно ничего не понимать полностью! Мистер Мэйнард действительно сказал «святая Доротея» или что-то очень на это похожее – я была там, я слышала его. Я никогда не видела его в таком сильном потрясении, всего секунду или две. Разумеется, то, что он имел в виду…

– А мне приходит в голову, – заметил доктор Фелл, громко откашливаясь, словно в ответ на тяжелый удар грома, – что нам лучше осмотреть музей и те фотографии, которые в нем могут находиться. Где здесь музей?

– Нам надо в ту арку, куда пошли доктор Шелдон и его племянник, показал Алан, – туннель музея проходит сквозь землю и через переднюю стену. Идите за мной.

Через минуту они были внутри. И, необъяснимым образом, там больше никого не оказалось.

Под кирпичными сводами стояли стеклянные ящики, отражавшие лучи света. За стеклом мрачно поблескивали старые реликвии.

– Судя по маленькому размеру винных бутылок, из которых они пили, заметил доктор Фелл, – ясно, что знаменитые выпивохи трех бутылок в один присест мучались жаждой гораздо менее героической, чем гласит их репутация. Фотографии, удавиться можно, где же фотографии? Ради всей моей жизни, не могу представить, как фотография какого-то предмета может навести на мысль о совершении столь загадочного убийства. Есть здесь какие-нибудь фотографии людей?

– Есть одна, – ответил Алан, – и я не могу представить, почему я о ней совершенно забыл. Разве вы не видите Эдгара Аллана По?

– Где?

Алан указал на стену слева. За стеклом у стены, среди фляг и значков и прочей военной всячины, виднелась фотография. Алан подошел к ней поближе:

– Когда он убежал из дому и вступил в армию под именем Эдгар А. Перри, он стал старшим сержантом полка здесь, в Форт-Молтри. Вот он, доктор Фелл. Вам это что-нибудь говорит?

Доктору это ничего не говорило.

– Сэр, – прогудел доктор Фелл, разворачиваясь, чтобы посмотреть на фотографию, – я уже сказал вам, что для меня остров Салливена и Форт-Молтри существуют потому, что они означают По и «Золотого жука». Но что с того? Какой там припев: «Хорошее стекло в трактире епископа на чертовом стуле сорок один градус и тринадцать минут – северо-восток и на север. Хорошее стекло в трактире епископа на…» Святый Боже, спаси нас и сохрани!

Камилла вскрикнула.

С лицом доктора Фелла произошла почти пугающая перемена.

– И я этого не видел! – рычал он. – Архонты афинские, каким остолопом я был! У меня было хорошее стекло, у меня было в руках хорошее стекло, и все же я никогда этого не замечал до этой самой минуты!

– Послушайте-ка, старина! – закричал Янси. – Это означает, что сейчас вы что-то видите?

– Пожалуй, я думаю, что вижу все. Мы должны вернуться в Мэйнард-Холл, мы должны вернуться немедленно! Я хочу посмотреть на часть дома, которую я не видел, я хочу посмотреть на подвал. Представляется вероятным, что…

Доктор не закончил. С другого конца прохода послышался топот тяжелых шагов со стороны Миддл-стрит. В музей ворвался не кто иной, как Рип Хиллборо. Задохнувшийся скорее от возбуждения, чем от бега, он кинулся к ним, наклонив светловолосую коротко остриженную голову.

– Послушай, Каменная Стена Джексон! – начал он. – В гараже Мэйнарда стоят три машины. Но я взял твою, я думал, это проще и ты не будешь против. Я два раза пропустил поворот, пока мчался сюда следом за вами. И один раз мне показалось, что за мной гонится полиция, хотя старина Варнава обещал все устроить, если меня остановят за превышение скорости. Я, похоже, слышал, что кто-то из вас сказал, что вы собираетесь сейчас ехать обратно? Тогда поехали, побыстрее; пошли отсюда!

– Да? – требовательно спросил доктор Фелл. – Что такое? Что случилось?

Рип махнул рукой. Эхо грома разнеслось по туннелю.

– Скажу святую правду, я и сам не совсем уверен. Тетрарх Иерусалима держит карты закрытыми. Когда он говорит, что ничего не скажет, это значит, что он ничего не скажет, и с этим вопросом все. У меня есть преимущественно сплетни и одна-две разумные догадки. Но практически история выглядит следующим образом. Похоже, Валери Хьюрет сошла с ума и пыталась убить Мэдж.