Онлайн чтение книги Тень Саганами
Глава 25

Хелен Зилвицкая напряжённо сглотнула, радуясь, что шлем её скафандра по крайней мере отчасти скрывал выражение её лица от прочих пассажиров бота, хотя она не могла не гадать, многие ли из них ощущают то же самое.

Она повернула голову, бросив взгляд на сидящего слева от неё гардемарина. Хелен предпочла бы оказаться в паре с Лео Штоттмейстером, раз уж ни Аикавы, ни Рагнхильд не было поблизости, но её никто не спрашивал. Коммандер Фитцджеральд просто посмотрел на оставшуюся на борту корабля троицу салаг и ткнул пальцем, забирая Лео на свой бот, а Хелен и Пауло д'Ареццо отправив с коммандером Льюис и лейтенант-коммандером Фрэнком Хеншоу, вторым механиком "Гексапумы". После чего старпом обвёл троих гардемаринов мрачным взглядом.

— Обстановка там будет скверной, — откровенно заявил он им. — Что бы вы себе не представляли, там будет хуже. Основная задача вас троих — быть помощниками мне, коммандеру Льюис и коммандеру Хеншоу. Несмотря на это, вы можете оказаться в ситуации, где от вас потребуется принимать немедленные решения. В таком случае используйте собственный разум и держите меня или коммандера Льюис постоянно в курсе. За охрану вражеского персонала отвечают майор Качмарчик и лейтенант Келсо. И оставьте это им и их морпехам. Наша забота — сам корабль, и руководствоваться мы будем тремя основными принципами. Во-первых, безопасностью наших собственных людей. Во-вторых, необходимостью взять под контроль его системы и заняться повреждениями, которые могут угрожать кораблю дальнейшим разрушением. В третьих, необходимостью предотвращения каких-либо попыток саботажа или уничтожения данных. Вопросы есть?

— Да, сэр.

Это сказал д'Ареццо, и Хелен краем глаза взглянула на него.

— Что именно, мистер д'Ареццо?

— Я понимаю, что охрану пленников будут обеспечивать морская пехота, сэр. Но что насчёт раненых? Я уверен, что мы обязательно наткнёмся на попавших в ловушку раненых — и, если на то пошло, скорее всего, и на не пострадавших членов экипажа — как только начнём разбирать завалы и вскрывать повреждённые отсеки.

— Именно для этого у вас есть личное оружие, мистер д'Ареццо. Вы все, — взгляд старпома вонзился в них, — должны помнить, с чем имеете дело. Первой помощью раненым и их транспортировкой на "Гексапуму" для дальнейшего лечения займутся в основном санитары коммандера Орбана. Безотносительно, кто эти люди, и что они сделали, мы проследим, чтобы им была оказана надлежащая медицинская помощь. Но не совершайте ошибку, ослабляя бдительность только потому, что этот корабль сдался. В настоящий момент его экипаж, скорее всего, слишком потрясён и напуган — и благодарен за то, что остался в живых — чтобы представлять собой какую-либо угрозу, но не полагайтесь на это. Достаточно одного упёртого психа с гранатой или импульсным ружьём, чтобы убить вас или всю вашу партию. И ни вам, ни вашим родителям ничуть не станет лучше от знания того, что тот, кто вас убил, сам был застрелен пятью секундами позже. Вы меня хорошо поняли, люди?

— Да, сэр, — ответили они хором, и старпом кивнул.

— Ладно, — он кивнул в сторону ожидавших их ботов. — Тогда загружайтесь.

Теперь, когда бот коммандера Льюис завис справа и чуть ниже изломанного корпуса "Анхура", Хелен смотрела в находившийся рядом с ней иллюминатор. Она ещё никогда не бывала так близко от корабля хевенитского проекта, и когда она смогла по-настоящему оценить его повреждения, её пробил озноб. Хелен обнаружила, что ощущение от непосредственного взгляда на обломки своими глазами сильно отличалось от разглядывания изображения на дисплее даже самого высокого качества. Разрушенный крейсер находился между ботом и солнцем, и дрейфующие обломки — некоторые не меньше самого бота — в ярком свете Нунцио-Б выглядели чёрными и остроугольными. Она вспомнила предупреждение коммандера Фитцджеральда и поняла, что тот был прав. Внутри искалеченного корабля будет хуже, чем она вообще могла себе представить.

Хелен прислушалась к скороговорке приказов на борту стыковавшихся шаттлов первого взвода лейтенанта Анжелики Келсо. Герметичность сохранил только передний шлюпочный отсек "Анхура", и майор Качмарчик явно не был намерен рисковать без необходимости. Первое отделение взвода Келсо было в полной боевой броне, и он отправил их вперёд, убедится в безопасности отсека прежде, чем туда высадятся остальные морпехи, бывшие в скафандрах.

***

Айварс Терехов пристально смотрел на главный экран мостика. Изображение на него передавалось с нашлёмной камеры Анжелики Келсо, показывая, как она и её морпехи берут под контроль единственный функционирующий шлюпочный отсек "Анхура". В безукоризненном отсеке не было видно признаков повреждений. Во всяком случае, признаков физических повреждений, нанесённых кораблю. Другое дело бледное, потрясённое лицо офицера, встречавшего Келсо, когда та поднялась на борт. Его левая рука висела на испачканной кровью перевязи, тёмно-красный форменный китель был порван и покрыт пылью там, где его не усеивали пятна высохшей пены огнетушителей. Его левая щека пузырилась волдырями ожога, волосы на левой стороне головы обгорели. Как минимум половина находившихся рядом с ним людей была в той или иной степени помечена пронёсшимся по кораблю вихрем уничтожения, но не это заставило Терехова недоверчиво уставиться на экран. Только двое из находившихся в отсеке членов экипажа носили скафандры; остальные по-прежнему были в форменной одежде, в которой их застигла сокрушительная атака, и форма эта не принадлежала Республике Хевен.

Или, правильнее сказать, больше не принадлежала Республике Хевен.

— Ну, — сказал Терехов секунду спустя, когда его несколько отпустило изумление, — должен признать, что это… неожиданный поворот сюжета.

Кто-то фыркнул и капитан поднял взгляд. Рядом с его командирским креслом стояла Наоми Каплан, наблюдавшая — как и вся остававшаяся на мостике "Гексапумы" минимальная вахта — как Келсо завершает брать под контроль галерею шлюпочного отсека и на борт корабля вслед за первым отделением высаживаются остальные морпехи.

— Госбезопасность? — тактик помотала головой с выражением, в котором странно переплелись удивление, не меньшее чем у Терехова, и ярко выраженная неприязнь. — Уж простите, шкипер, но "неожиданный" это чертовски слабо сказано!

— Может быть.

Терехов чувствовал, что к нему возвращается уравновешенность, хотя вид формы, внушавшей ужас любому гражданину Народной Республики Хевен, вызывал в нём куда более сильное чувство, чем неприязнь. На протяжении четырёх месяцев после битвы у Гиацинта он и его оставшиеся в живых подчинённые находились в заключении у Госбезопасности. Всего четырёх месяцев, но этого было более чем достаточно, чтобы свежая, жаркая вспышка ненависти вытеснила из его рассудка остатки удивления.

Головорезы Государственной Безопасности, которые заправляли в лагере военнопленных, поглотившем жалкую горстку выживших, обращались с ними со злобой, вызванной безысходностью от вида неуклонно сокрушающего Народную Республику Восьмого Флота. Они изливали на заключённых свои страх и ненависть с бессистемной жестокостью, от которой полностью удержать их не могло даже предвидение неизбежности поражения. Избиения были обычным делом. Некоторые из его людей подверглись изнасилованию. Некоторых пытали. Как минимум трое, в отношении которых прочие выжившие клялись, что те попали в плен живыми и невредимыми, просто исчезли. А затем, одно за другим, пришло известие о перемирии, которое Высокий Хребет был достаточно глуп, чтобы принять… за которым, восемь местных дней спустя, последовала новость о мятеже Тейсмана против Оскара Сен-Жюста.

Эти восемь дней были ужасны. В те дни персонал Госбезопасности снова поверил в чудеса — снова поверил, что их никогда не призовут к ответу — и кое-кто из них погрузился в ещё более дикую оргию мщения ненавистным манти. Самого Терехова, по крайней мере, спасли его тяжёлые ранения, поскольку местный госпиталь находился под управлением Народного Флота, а комендант госпиталя была женщиной редкой моральной стойкости, отказавшей даже ГБ в доступе к своим пациентам. Но на его людей эта защита не распространялась, и все свидетельства говорили о том, что пропавшие женщина и двое мужчин были убиты именно во время этого периода… скорее всего, будучи предварительно подвергнуты жутким пыткам, на которых специализировались определённые личности из ГБ.

Впоследствии хевы проводили собственное расследование, в попытке установить, что же именно происходило. Терехову, против собственной воли, пришлось поверить, что это было всерьёз. К сожалению, мало кто из ГБ-шников мог свидетельствовать. Большинство было убито, когда морпехи из местного пикета флота штурмовали планетарный штаб ГБ и лагеря военнопленных. А бушующие толпы местных жителей линчевали каждого солдата, стукача или прихлебателя ГБ, который попадался им в руки. Местные управления ГБ были разграблены и подожжены, и большинство записей пропало. Некоторые, скорее всего, были уничтожены самими служащими Госбезопасности, но результат был всё тем же. Даже самое скрупулёзное расследование не было способно установить, что произошло. В конце концов, военный трибунал, собранный для проведения расследования по прямому приказу Томаса Тейсмана, пришёл к выводу, что все улики говорят о том, что люди Терехова были хладнокровно убиты неустановленными служащими ГБ в то время, когда они находились в плену у Хевена. Возглавлявший трибунал капитан лично извинился перед Тереховым, признавая вину Народной Республики. Сам Терехов не сомневался, что если бы перемирие сменил формальный мирный договор, то новое хевенитское правительство подтвердило бы это признание и постаралось бы по возможности возместить ущерб. Но лично виновные в том люди практически наверняка были либо мертвы, либо каким-то образом избежали ареста.

А теперь это.

Терехов на секунду прикрыл глаза, оставшись один на один со своей тёмной стороной. Чувство, охватившее его, когда Каплан сказала ему, что Бандит Один был тяжёлым крейсером типа "Марс", при всей своей силе не могло сравнится с жаром личной ненависти, которую разжёг вид этой формы. И одетый в неё человек, как и все остальные на борту "Анхура", был пленником Айварса Терехова. Пленником, который практически наверняка был пиратом, а не военнопленным, который действовал по приказу какого-либо правительства и находился под защитой Денебских соглашений.

А наказанием за пиратство была смерть.

— Может быть? — повернулась к нему Каплан. — Хотите сказать, шкипер, что вы ожидали чего-то подобного? Или что кто-либо должен был этого ожидать?

— Нет. — Терехов открыл глаза. Когда он вместе с креслом повернулся к хрупкой женщине-тактику, его лицо было невозмутимо, а голос практически нормален. — Я не ожидал ничего подобного, канонир. Хотя, если припоминаете, я предупреждал в своё время, что мы не можем позволить себе автоматически подразумевать, что имеем дело с флотом хевов.

Одна из бровей Каплан, против её воли, попыталась поползти вверх, и Терехов, к собственному удивлению, искренне усмехнулся.

— О, признаю, что в основном это было сказано в качестве перестраховки, ради защиты репутации непогрешимости капитана. Я ожидал, что эти корабли окажутся либо из регулярного состава флота, либо проданными на чёрном рынке — правительством Хевена, или кем-то из адмиралов хевов в попытке обеспечить себе уютное гнёздышко перед уходом в отставку. Но мы уже давно знаем, что некоторые из наихудших представителей Народного Флота и Госбезопасности просто сбежали после того, как Тейсман сверг Сен-Жюста. Как минимум два их эсминца и лёгкий крейсер в конечном итоге обнаружились в Силезии. Были и неподтверждённые сведения о том, что другие бывшие хевы предлагают себя в качестве наёмников. Положим, что в этом удивляет меня больше всего, так это то, что кто-то идёт на риск продолжать носить форму ГБ .

— Пираты есть пираты, шкипер, — безжалостно отрезала Каплан. — Без разницы, во что они предпочитают рядиться.

— Да, наверное, разницы нет, — тихо согласился Терехов. Но разница была. Он знал, что была.

***

— "Росомаха", говорит Хок-Папа-Два. У меня сообщение для капитана Эйнарссона.

Прошло сто две секунды, затем…

— Слушаю, лейтенант Хернс. Говорит Эйнарссон.

— Капитан, — сказала Абигайль, глядя на постепенно растущего в размерах перед её ботами Бандита Три, — мы только что получили сообщение с "Гексапумы". Бандит Два уничтожен вместе со всей командой. Идентификация Бандита Один как хевенитского тяжёлого крейсера подтвердилась. Он был тяжело повреждён и принужден к сдаче. На крейсере сейчас морпехи капитана Терехова, на борт поднимаются флотские спасательные партии. Капитан сказал, что у хевов тяжелые потери, и что, по его текущей оценке, повреждения, нанесённые самому кораблю, слишком велики, чтобы его восстановление имело смысл.

— Восхитительные новости, лейтенант! — отозвался полторы минуты спустя Эйнарссон. — Если только ничего круто не изменится в ближайшие пятнадцать минут, это похоже на чистую победу.

— Да, сэр, — согласилась Абигайль.

"А тот факт, что они, в конце концов, оказались кораблями хевов, оправдывает решение капитана атаковать их без предупреждения", — добавила она про себя. Удивительно, насколько лучше она от этого себя почувствовала… удивительным было и осознание, что на месте капитана она, скорее всего, поступила бы точно также, хевы там, или не хевы.

— Полагаю, вам следует поговорить с транспортом, лейтенант, — продолжил нунцианский офицер на другом конце линии связи не дожидаясь ответа Абигайль. — В конце концов, это ваша добыча.

— Что ж, спасибо, сэр! Мы займёмся этим. Хок-Папа-Два, конец связи.

Абигайль надеялась, что испытываемое ею изумление не прорвалось в ответе. Эйнарссон являлся старшим из присутствующих офицеров, хоть и находился в настоящий момент более чем в тридцати миллионах километров. Боты, с их большим ускорением, проскочили дальше Бандита Три почти на двадцать семь миллионов километров, что было на 5,2 миллиона километров меньше отрыва "Росомахи". Это же большее ускорение вернуло их на дистанцию менее 1,3 миллиона километров, в то время как нунцианские ЛАКи начали сокращать расстояние до Бандита Три только две минуты назад. Если тот будет оставаться так же неподвижен, как было с момента атаки Абигайль на пролёте, то её боты остановятся рядом с ним ещё через одиннадцать минут. С самого начала было мало сомнений, что перехват выполнят именно боты, но, следовало признать, Эйнарссон удивил её, признав формально — и по доброй воле — что какая-то женщина-лейтенант заслуживает полного доверия. Положим, это так и было, но Абигайль по личному опыту слишком хорошо знала, насколько трудно было для закоренелых в патриархальности представителей старой школы добровольно признать нечто подобное.

Она переключилась на международную торговую частоту и снова заговорила в микрофон.

— Неизвестный транспорт, — сказала она, и её мягкий грейсонский акцент звучал холоднее космоса и твёрже брони, — говорит лейтенант Абигайль Хернс корабля её величества "Гексапума" с борта бота, приближающегося к вам с направления ноль-ноль-пять на ноль-семь-два. Сопровождавшие вас корабли были уничтожены или захвачены во внутренней части системы. Готовьтесь принять абордажную партию моей морской пехоты. В случае сопротивления будет применено оружие. Вы меня поняли, неизвестный транспорт?

Ответом ей была только тишина. Абигайль нахмурилась.

— Неизвестный транспорт, — снова заговорила она, — немедленно отвечайте!

По-прежнему тишина. Абигайль нахмурилась ещё сильнее, несколько секунд подумала, а потом снова переключила частоту, на этот раз, чтобы связаться с находившимся на втором боте лейтенантом Манном.

— Лейтенант Манн, говорит Хернс. Вы слышали мою передачу?

— Так точно, лейтенант.

— Полагаю, наиболее вероятной причиной их молчания может являться то, что мы каким-то образом сумели вывести из строя их аппаратуру связи. Это уж всяко объясняет, почему они по-видимому так ни слова и не сказали Бандиту Один о нашей атаке. Вот только я не могу до конца поверить, что мы могли нанести подобные повреждения. Даже если мы сумели уничтожить их лазерный передатчик, на таком ничтожном расстоянии они должны были суметь связаться с нами с помощью ненаправленного радио!

— Согласен. — Манн молчал три или четыре секунды, очевидно задумавшись. Затем на канале снова зазвучал его голос. — Как насчёт варианта, что вы нанесли достаточно повреждений, чтобы вывести из строя их приёмники? Или достаточно для того, чтобы люди, которые обычно дежурят у них, оказались заняты более насущными проблемами?

— Из этих вариантов второй выглядит более правдоподобным. Но у меня есть нехорошее предчувствие. Что-то не так. Я не могу объяснить, почему именно я в этом уверена, но это так.

— Ну, — секунду или две спустя произнёс Манн, — я — всего лишь морпех. Я не готов в подобном случае оспаривать суждение офицера Флота — особенно после того, как капитан Терехов и майор Качмарчик с чрезмерной ясностью довели до меня, что командует именно означенный офицер. Как вы собираетесь поступить?

Абигайль отметила, что он ничего не сказал ни про религию, ни про суеверия.

— Думаю, у нас нет другого выбора, кроме как брать его на абордаж, — секунду подумав, сказала она. — Но пока мы не узнаем больше о происходящем на борту, я предпочту ограничить нашу уязвимость. Мы возьмём одно из ваших отделений, двоих моих механиков, обоих гардемаринов и перейдём на транспорт не стыкуясь. И оба бота отойдут на пятьсот километров, прежде чем мы начнём взламывать люк.

— Слушаюсь, мэм, — согласился Манн. Абигайль изрядно удивило полное отсутствие прений, но она просто кивнула.

— Замечательно, лейтенант. Готовьте отделение. Мы должны быть готовы к выходу в космос примерно через семь минут.

***

— Слушаюсь, мэм, — повторил лейтенант Манн. Высокий, черноволосый лейтенант потеребил аккуратно подстриженную эспаньолку и оглянулся через плечо на пассажирский отсек бота Хок-Папа-Три. — Сержант, вы слышали?

— Так точно, сэр. — У взводного сержанта Дэвида Крайтса, старшего из сержантов третьего взвода, были голубые глаза и волосы цвета соли с перцем, несмотря на пролонг. Ещё он отличался деловой манерой общения. Обычно. На этот раз он потеребил собственную бороду, значительно более густое и в целом куда более величественное украшение, чем у лейтенанта, и ухмыльнулся. — Вероятно, проще всего будет взять отделение МакКоллума. Раз уж они удобно устроились прямо возле люка, и всё такое.

— Ну, если это лучшее, что у нас есть, полагаю ими нам и придётся удовольствоваться, — со вздохом согласился Манн и, при взгляде на капрала Вендела МакКоллума, возле его светло-карих глаз появились смешливые лучики морщинок.

МакКоллум, который командовал вторым отделением, был сто девяносто три сантиметра ростом, тёмноволос, и выделялся бросающимся в глаза носом. Ещё он был слегка избыточно полноват, чтобы позировать для агитационных плакатов. Они с Крайтсом были знакомы более двадцати стандартных лет и знамениты благодаря своим состязаниям в каламбурах, длящимся буквально часами.

Однако в данный момент главным было то, что из всей морской пехоты "Гексапумы" именно второму отделению и его пухлому капралу случилось иметь наивысшие оценки в тренировочных отработках штурма. Именно поэтому из всех присутствующих — если не считать Манна и Крайтса — только люди МакКоллума были в полной боевой броне.

— Постарайтесь, капрал, на этот раз не открывать никаких взрывающихся шкафчиков с краской, — сурово произнёс лейтенант.

— Одна крошечная ошибка, и тебе никогда уже не позволят забыть о ней, — печально сказал МакКоллум, а затем окинул юного взводного мрачным, обвиняющим взглядом. — Я всё ещё думаю, что это было грязным трюком, даже для офицера… сэр.

— Грязным? — Манн под взглядом капрала принял невинный вид. — Мне казалось, что это внесёт приятное разнообразие после стандартных звуковых сигналов. И, как указал сержант в то время, когда он — то есть я — это задумал, — с огоньком в глазах напомнил лейтенант, — вам на самом деле следовало на учениях больше внимания уделять опасности наткнуться на мину-ловушку.

— Я исправился, сэр.

Все трое улыбнулись, а наблюдавший за ними Аикава Кагияма пожелал ощущать себя хотя бы отчасти так же спокойно, как они выглядели. Как минимум до какой-то степени, по его мнению, это спокойствие должно было быть показным. Воины веками принимали расслабленный вид, чтобы продемонстрировать уверенность в себе пред тем, как встретиться с неведомым. Однако под скорлупой притворства таился крутой, непробиваемый профессионализм. Манн из них троих был самым молодым, но в его авторитете сомнений не возникало, каким бы мягким ни был его стиль командования. Аикава считал, что именно это было самым завидным качеством взводного.

Лейтенант секунду задумчиво почесал подбородок, а потом взглянул на Аикаву, уровень волнения которого тут же скакнул резко вверх.

— Похоже, вы, мистер Кагияма, отправляетесь на эту маленькую прогулку с нами. Не знаю, на что мы там можем наткнуться, но мои люди будут за вами приглядывать. Только помните две вещи. Первое, вы — гардемарин в своём первом рейсе, а не герой-покоритель космоса из голосериала. Держитесь подальше от проблем, подмечайте, что делают уже бывавшие в подобных передрягах люди вокруг вас, и не доставайте оружие из кобуры, пока кто-нибудь не скажет вам это сделать. Второе, ваш скафандр держит дротики пульсера и прочие неприятные вещи чертовски лучше неприкрытой кожи, но он не является бронёй. Поэтому, сделайте нам одолжение, держитесь так, чтобы между вами и любыми встреченными нами опасностями был человек в броне.

Аикава отметил, что это, по сути, было приказом держать руки в карманах и не мешаться под ногами. Что, с учётом обстоятельств, он воспринял практически с облегчением.

— Сэр, вы считаете, что лейтенант Хернс права в своей обеспокоенности? — чуть погодя спросил он.

— Не знаю. — Если Манн и считал, что вопрос Аикавы был неуместен, то ничем этого не показал. — Знаю только, что ей не свойственно шарахаться от любой тени. Полагаю, мы выясним это через несколько минут. — Он оглянулся на Крайтса и МакКоллума. — Надеть шлемы.

— Есть, сэр.

Облачённые в броню морпехи защелкнули бронированные шлёмы. Аикава надел и загерметизировал собственный, шарообразный. Никогда не бывший крупным человеком, он ощущал себя в стандартном флотском скафандре лилипутом рядом с возвышавшимися над ним морпехами в броне. Угольно-чёрные конечности боевой брони пузырились "мускулами" экзоскелета. Импульсные ружья, которыми было вооружено большинство морпехов, выглядели в их закованных в доспехи руках игрушечными. Двое стрелков сменили бывшие у них плазменные ружья на трехстволки. Аикава знал, что и у гранатометчиков с собой были только стандартные фугасные и осколочные гранаты, и ни одной плазменной. Однако, будучи вооружённым всего лишь импульсным пистолетом в кобуре на правом бедре, он всё равно чувствовал себя мизерным и бесполезным.

Ожидая выхода из бота, он размышлял о том, что только что сказал Манн. Это было занятно. Аикава был вполне уверен, что та степень уважения, которую, похоже, питали в отношении мнения лейтенанта Хернс все морпехи "Гексапумы", редко доставалась офицеру её ранга. Особенно флотскому офицеру её ранга. При этом та, похоже, совершенно этого не сознавала. Аикава задавался вопросом, насколько Хернс была этому обязана тому, что произошло на Тиберии, и насколько — присутствию лейтенанта Гутиэрреса.

— Две минуты, лейтенант Манн, — услышал он объявление пилота бота через коммуникатор скафандра.

— Понял, — ответил Манн и сделал круговое движение "заводи" в сторону Крайтса и МакКоллума. Те дружно кивнули, а Аикава — послушно следуя предостережению Манна — осмотрительно остался в стороне, когда громоздкие в своей броне морпехи двинулись к воздушному шлюзу.

***

Хелен двигалась за главстаршиной Вундерманом по проходу, ведущему к третьему отсеку систем жизнеобеспечения. Пауло д'Ареццо составлял компанию коммандеру Льюис, отправившейся к единственному уцелевшему термоядерному реактору "Анхура", а её лейтенант-коммандер Хеншоу, пробиравшийся сквозь нагромождение обломков к тому, что осталось от кормовых импеллерных отсеков, отправил с Вундерманом. Хелен поражалась, насколько ей не хватало д'Ареццо. Его чопорность была невыносима, но его внешнее спокойствие имело куда более успокаивающий эффект, чем она желала признать. Он был единственным человеком из всей абордажной партии, кто был ей ровней по молодости и отсутствию опыта, и это ощущение общности было для неё неожиданным источником силы.

— Минутку, мэм, — внезапно заявил Вундерман, и она остановилась у него за спиной. Шедшие с ними старшина и двое рядовых перекрывали ей вид, и в чём была проблема ей оставалось непонятно.

— Что скажите, главстаршина? — спросил один из рядовых.

— Не думаю, что это непосредственный результат попадания. Больше похоже на вторичный взрыв. Но что бы это ни было, оно оставило за собой чёртову прорву беспорядка.

— Интересно, как они восстановили здесь давление? — спросил рядовой.

— Это одна из причин, по которым я считаю, что это был вторичный взрыв, — ответил Вундерман. — Нечто, пробившееся настолько глубоко снаружи, и причинившее такие разрушения, оставило бы такую пробоину, перекрыть которую было бы жуткой проблемой. Но если здесь, в такой глубине корабля, взорвалось что-то вроде сверхпроводящего кольца, оно могло именно так искурочить проход, и оставить в обшивке небольшую дыру, не разворотив весь борт.

— Типа жалко, что у них не повреждены гравитационные пластины, верно? — вставил второй рядовой.

— Невесомость бы помогла, — согласился Вундерман. — Но, думаю, если мы будем держаться левого борта, всё будет в порядке. Только смотрите, куда наступаете.

Любопытство Хелен стало практически невыносимо — особенно поскольку, формально, она была старшим (раз уж единственным) присутствующим офицером. Однако с учётом обстоятельств она не собиралась пытаться командовать старшиной с опытом Вундермана. А если бы у неё и было такое искушение, одной мысли о реакции коммандера Льюис на подобный опрометчивый шаг было бы достаточно, чтобы задавить его в зародыше. Но, тем не менее…

Вундерман и остальные раздвинулись, и Хелен сразу же об этом пожалела.

Впереди вся правая сторона прохода была вспорота словно гигантским когтем. На протяжении девяти или десяти метров он превратился в обломки, наполовину расплавившиеся и снова застывшие. Зона повреждений захватывала одну из аварийных герметичных дверей. Её правая половина, очевидно, даже не успела сдвинуться с места, прежде чем её заклинил титанический удар, вспоровший проход.

Не успели и члены экипажа, находившиеся в проходе в момент удара.

Хелен не могла даже предположить, сколько их здесь было. Правая сторона прохода была испятнана следами рикошетивших осколков, но разглядеть их было трудно из-за забрызгавшей переборку крови. Выглядело это так, словно какой-то сумасшедший с пульверизатором, заряженным кровью, затеял перекраску коридора, используя клочья человеческой плоти и осколки кости для предания своей работе текстуры, но был чем-то отвлечён на половине работы. Оторванные конечности, разорванные туловища, пальцы, обрывки формы, целёхонький ботинок, из которого по-прежнему торчала нога владельца, голова, откатившаяся в угол к заклинившей двери, словно забытый кем-то баскетбольный мяч… И, самое жуткое, скорченное тело человека, явно тяжело пострадавшего в результате взрыва, но каким-то чудом не убитого на месте, хотя его ноги были сломаны во многих местах. Человека, разрывающиеся лёгкие которого извергали кровь через рот и ноздри, в то время как он цеплялся пальцами за палубу в разгерметизированном проходе.

Тонкий, тихий голос внутри неё, не обращая внимания на её ужас, заявил, что Вундерман прав. Это не могло быть непосредственным результатом попадания. Такая большая пробоина, если бы она дотянулась досюда, привела бы к практически мгновенной разгерметизации прохода. А этот человек, должно быть, умирал несколько минут, лежа здесь и не в состоянии выбраться…

Она чувствовала, что главстаршина уголком глаза наблюдает за ней, и заставила себя ещё немного постоять так, глядя на сцену неописуемой бойни. Затем сделала глубокий вдох.

— Кажется, вы предлагали держаться левого борта, главстаршина? — произнесла она, уставившись на сильно повреждённую палубу на правой стороне. Собственный голос прозвучал для неё странно: отсутствовала дрожь, сотрясавшая её тело.

— Да, мэм.

— Ну, — сказала она, — раз уж я самая лёгкая из присутствующих, полагаю мне и идти первой, чтобы проверить надёжность палубы.