Онлайн чтение книги Тени былого
Глава 23. МИСТЕР МАРЛИНГ ПОЗВОЛЯЕТ УБЕДИТЬ СЕБЯ

На следующее утро леди Фанни изволила завтракать в постели и прихлебывала горячий шоколад, когда в дверь поскреблась Леони. Миледи поднесла руку к изящному ночному чепцу и пригладила золотые кудри, а потом крикнула:

– Войдите! Ах, это ты, деточка, – продолжала она. – Помилуй Боже, неужели ты так рано катаешься верхом?

На Леони была амазонка, и этот наряд дополняли начищенные сапожки, кожаные перчатки с раструбом и кисточками, а также черная касторовая шляпа с длинным пером, ниспадавшим на плечо.

– Да, мадам, но только если я вам не нужна. Монсеньор сказал, что мне следует спросить вас.

Леди Фанни откусила кусочек сладкого сухарика и с жарким интересом уставилась на столбик кровати, поддерживавший полог.

– Разумеется, деточка, разумеется. Зачем бы ты мне была нужна? Право, какие розы цветут на твоих щеках! Я бы отдала самое драгоценное мое ожерелье за твой цвет лица. Правда, когда-то и у меня был такой. Поезжай, моя любовь. Не заставляй Джастина ждать. А Руперт встал?

– Камердинер одевает его, мадам.

– Я составлю ему компанию в гостиной, – сказала миледи, отставляя чашку с блюдцем. – Беги, деточка! Погоди! Пошли ко мне Рейчел, любовь моя, будь так добра.

Леони тут же убежала. Полчаса спустя миледи, весьма поторопившись, впорхнула в гостиную в муслиновом наряде и изящном чепце, прятавшем ее ненапудренные волосы. При ее появлении Руперт поднял голову и отложил книгу, над которой зевал.

– Господи, как ты рано встала, Фан.

– Я пришла составить тебе компанию, – проворковала она и села возле него у окна.

– Чудесам нет числа! – сказал Руперт и добавил, чувствуя, что такая сестринская любовь не должна оставаться невознагражденной: – Сегодня тебе не дашь больше двадцати, Фан, душой клянусь!

– Милый Руперт! Ты правда так думаешь?

– Да… ну, хватит, хватит! Леони уехала с Джастином на верховую прогулку.

– Руперт! – сказала миледи.

–А?

– Я вижу, что Джастин женится на этой девочке.

Руперт и бровью не повел.

– Ты так думаешь?

– Мой милый мальчик, он в нее по уши влюблен.

– Это я знаю, я же не слепой, Фан. Но он ведь и прежде бывал влюблен.

– Руперт, ты несносен! Ну при чем тут это?

– Ни на одной из них он не женился, – ответил милорд.

Фанни приняла шокированный вид.

– Руперт!

– К чему чопорность, Фанни! Это работа Эдварда, я знаю.

– Руперт, если ты будешь бранить милого Эдварда…

– Чтоб черт побрал Эдварда! – весело перебил Руперт.

Фанни несколько секунд молча сверлила его взглядом, а потом вдруг улыбнулась.

– Я пришла не для того, чтобы ссориться с тобой, противный мальчишка. Джастин не сделает из Леони свою любовницу.

– Да, разрази меня, ты, по-моему, права. Он стал таким строгим, что его просто узнать нельзя. Но брак… Его так легко не изловить!

– Изловить? – вскричала миледи. – Ничего подобного! Девочка даже не думает, что может стать его женой. Потому-то он и захочет на ней жениться, помяни мое слово!

– С него станется, – с сомнением произнес Руперт. – Но… Господи, ему же стукнуло сорок, Фанни, а она совсем младенец.

– Ей двадцать, мой дорогой, или скоро будет. Бесподобно! Она всегда будет видеть в нем героя и не станет обращать внимание на отсутствие у него морали, потому что сама ее лишена. А он… о, он будет самым взыскательным мужем в Лондоне и самым восхитительным! Она навсегда останется его малюткой, хоть поклянусь, а он «монсеньором». Нет, я твердо решила, что он на ней женится. А что скажешь ты?

– Я? Я был бы рад, но… черт! Фанни, мы же не знаем, кто она такая! Боннар! Никогда не слышал о такой фамилии, и от нее попахивает буржуа, черт побери, сильно попахивает! А Джастин… ты же знаешь, он Аластейр Эйвонский – и не может жениться на мещанке!

– Ха! – сказала миледи. – Поставлю на кон мою репутацию, что она не плебейского происхождения. Тут есть какая-то тайна, Руперт.

– Это любому дураку ясно, – ответил Руперт без обиняков. – И если ты спросишь меня, Фан, так, по-моему, она в родстве с Сен-Виром.

Он откинулся на спинку и посмотрел на сестру, ожидая встретить изумленный взгляд. И не встретил.

– Где был бы мой ум, если бы я не заметила этого? – осведомилась Фанни. – Чуть я услышала, что ее увез Сен-Вир, то сразу поняла – она его побочная дочь.

Руперт даже поперхнулся.

– Черт, и ты хочешь, чтобы Джастин женился на такой?

– Мне это безразлично, – сказала миледи.

– Он этого не сделает! – убежденно заявил Руперт. – Он всегда был повесой, но он блюдёт родовую честь. В этом ему не откажешь.

– Вздор! – Миледи прищелкнула пальцами. – Если он ее любит, то и думать не станет о родовой чести. Да разве меня она заботила, когда я выходила за Эдварда?

– Тише, тише! У Марлинга есть свои недостатки, я не отрицаю, но в его роду нет ни капли дурной крови, а род этот можно проследить до…

– Дурачок! Разве я не вышла бы за Фонтенуа? Мне стоило только палец поднять! Или за милорда Блэкуотера, или за его светлость герцога Камминга? И все-таки я выбрала Эдварда, хотя рядом с ними он – никто.

– Черт побери, он не плебей!

– Мне было бы все равно, даю слово!

Руперт покачал головой.

– Это неподобающий шаг, Фанни, Богом клянусь, неподобающий. И мне это не нравится.

Миледи состроила ему гримасу.

– Ну, так скажи Джастину, что тебе это не нравится, мой милый! Скажи ему…

– Благодарю тебя, я в дела Джастина не вмешиваюсь. Он сделает то, что захочет, но ставлю сто фунтов, на незаконнорожденной он не женится.

– Идет! – воскликнула миледи. – Ах, Руперт, на той неделе я проиграла в карты мой изумруд! Я все глаза выплакала, а Эдвард сказал только, что это должно послужить мне уроком!

– В этом весь Эдвард, – кивнул Руперт. – Мне ли не знать!

– Ничего ты не знаешь; несносный мальчишка! Он подарит мне другой изумруд! – Она вдруг часто заморгала. – Он всегда так добр ко мне. Приедет ли он? Право, я ужасно расстроюсь, если нет!

Глаза Руперта были устремлены в окно.

– Что же, он приехал, и очень а propos[122]Кстати (фр.)..

– Что! Это правда он, Руперт? Ты не шутишь?

– Нет, это он, и, судя по лицу, в черном бешенстве.

Леди Фанни блаженно вздохнула.

– Милый Эдвард! Он будет так на меня сердиться, я знаю!

В гостиную стремительно вошел Марлинг. Он был в дорожной грязи, глаза у него опухли от бессонницы, губы были неумолимо сжаты. Он молча смерил свою очаровательную жену яростным взглядом.

– Вот и последний из нас! – возликовал Руперт. – Теперь вся семья в сборе, слава небесам! Желаю тебе доброго утра, Эдвард!

Леди Фанни встала и протянула руку мужу.

– Эдвард, право же, это так глупо! Он словно не заметил ее руки.

– Ты вернешься со мной сегодня же, Фанни. Я не потерплю неповиновения.

Руперт присвистнул и пробормотал вполголоса:

– Ату его! Ату ее!

Леди Фанни хихикнула.

– Ах, сударь, сколь вы не галантны! И вы не удосужились взглянуть на себя в зеркало. Являетесь ко мне грязным, непричесанным! Ко мне, кто так любит, чтобы мужчина был point de vice[123]Здесь: безупречен (фр.)..

– Оставим мой внешний вид, с твоего разрешения. Я достаточно долго терпел твои капризы, Фанни. Ты вернешься со мной в Англию.

– Неужели, сударь? – В глазах миледи вспыхнул боевой огонь.

– Вы моя жена, сударыня.

– Но не ваша вещь, сударь. Прошу, разгладьте свой нахмуренный лоб. Мне он таким не нравится.

– Непременно! – вмешался Руперт. – Как там моя кузина, Марлинг?

– Да, сударь! И как вы могли покинуть бедняжку Гарриет? Ты поступил очень дурно, Эдвард.

– Фанни, ты кончила? Предупреждаю тебя, я не в настроении терпеть все эти ужимки.

– Осторожнее, Фан, осторожнее! – сказал Руперт, получавший от всего этого огромное удовольствие. – Не то он отринет тебя, это уж как пить дать.

Марлинг резко обернулся к нему.

– Ваши шутки неуместны, Аластейр. Полагаю, нам будет легче разговаривать, если вы нас оставите одних.

– Как ты смеешь, Эдвард! Бедный мальчик только-только начал вставать с кровати, и у него рана в плече – пуля прошла на какой-то дюйм от легкого!

– Меня не заботят раны Руперта, – уничтожающе сказал Марлинг. – Он останется жив и без моего сочувствия.

– Хорошо, но рана, несомненно, откроется, если мне придется и дальше любоваться вашей угрюмой физиономией! – отпарировал Руперт. – Да улыбнитесь же, Бога ради!

– Да-да, Эдвард, улыбнись! – умоляюще сказала миледи. – Когда ты так хмуришься, у меня разбаливается голова.

– Фанни, поговорим наедине пять минут.

– Нет, сударь, ни за что. Вы невыносимы, когда обращаетесь ко мне в таком тоне, и, право же, больше я терпеть не намерена.

– Вот так, Марлинг. Пойдите закажите завтрак. Вам сразу полегчает, голову даю на отсечение. У вас желчь разлилась из-за пустоты в желудке. Уж я-то это ощущение знаю. Ветчина, пирожки, кофе, чтобы запить их, и вы станете другим человеком, провалиться мне!

Леди Фанни хихикнула. Чело Марлинга стало еще темнее, глаза жестче.

– Вы пожалеете об этом, сударыня. Вы зашли слишком далеко.

– Ах, сударь, у меня нет терпения выслушивать ваши тирады. Приберегите их для Гарриет! Ее они, разумеется, чаруют.

– Испытайте их на Джастине, – посоветовал Руперт. – Вот он с Леони. Господи, какое счастливое семейное собрание!

– В последний раз, Фанни… больше я спрашивать не стану – ты поговоришь со мной в одиночестве?

– В одиночестве? – повторил Руперт. – Ну, разумеется, она согласится. Одиночество, вот что требуется! Одиночество и жирная ветчинка…

– Мой дорогой Марлинг, надеюсь, я вижу вас в добром здравии? – В комнату бесшумно вошел его светлость.

Марлинг взял свою шляпу.

– Я совершенно здоров, Эйвон, благодарю вас.

– Зато в каком он расположении духа! – вставил Руперт. – О Господи!

– Признаюсь, – произнес Марлинг ровным голосом, – оно оставляет желать лучшего.

– Да не может быть! – Руперт изобразил изумление. – Просто море было бурным, Эдвард, и у вас растрясло печень.

Эйвон обернулся к брату.

– Твои замечания, Руперт, всегда поучительны. И все же, мне кажется, мы обойдемся без них.

Руперт тут же увял. Миледи вздернула голову. Эйвон подошел к столику, налил рюмку бургундского и предложил Марлингу, но тот жестом отклонил ее.

– Я приехал, сударь, забрать мою жену домой. Но раз она отказывается сопровождать меня туда, разрешите мне откланяться.

Эйвон поднял лорнет и посмотрел сквозь него на миледи.

– Да, Джастин, отказываюсь. Я поеду с тобой в Париж.

– Разумеется, я чрезвычайно польщен, – сказал его светлость. – Тем не менее, дорогая моя, ты поедешь со своим мужем.

– Благодарю вас! – Марлинг саркастически усмехнулся. – Я не возьму ее, если она послушается вас! Она должна послушаться меня!

– Я н-никого не п-послушаюсь! – Лицо леди Фанни сморщилось, как у готового расплакаться ребенка. – Вы оба такие недобрые!

Марлинг промолчал, и она прижала к глазам платочек.

– Ты приезжаешь… кричишь на меня… и… и хмуришься… Я не поеду с тобой! Я тебя ненавижу, Эдвард!

– Мне не хватало только этого, – сказал Марлинг и повернулся к двери.

Зашелестели шелка – миледи пробежала через комнату.

– Ах, Эдвард, я не то хотела сказать, ты же знаешь! Совсем не то!

Он отстранил ее.

– Ты вернешься со мной?

Она поколебалась, потом подняла на него глаза. Две крупные слезы сползли по ее щекам. Марлинг взял обе ее руки и нежно их пожал.

– Нет, – сказал он мягко, – я не могу смотреть, как ты плачешь. Поезжай с Джастином.

Тут она повисла у него на шее и зарыдала.

– Ах, Эдвард, я поеду с тобой! Правда-правда! Прости меня!

– Милая! – Он крепко ее обнял.

– Я решительно de trop[124]Лишний (фр.)., – заметил его светлость и налил себе еще бургундского.

– Я поеду, Эдвард! Но… мне так… мне так хочется в Париж!

– Тогда поезжай, радость моя. Я не хочу лишать тебя удовольствия.

– Н-но я… я не в силах расстаться с тобой, – рыдала Фанни.

– Прошу прощения, но не мог бы я кое-что предложить? – Герцог медленно подошел к ним. – Право, для подобных страданий нет ни малейших причин. Все очень просто! – Он отвесил Марлингу блистательный поклон. – Прошу вас поехать с нами в Париж, мой дорогой Эдвард.

– А! Благодарю вас, но…

– Да, я знаю, – прожурчал Эйвон. – Вы предпочитаете не переступать неблагопристойный порог моего жилища.

Марлинг покраснел.

– Право же, я…

– Поверьте, это лишнее. Я бы не предложил столь неприятный план, если бы не то обстоятельство, что Фанни мне необходима.

– Не понимаю, почему вы нуждаетесь в ней.

Его светлость недоуменно поднял брови.

– Дражайший Эдвард, а мне казалось, что вы с вашими неколебимыми понятиями о приличиях должны понять причину сразу же.

– Леони! Я совсем забыл… – Марлинг нерешительно помолчал. – Неужели вы не можете найти даму, которая составила бы ей общество?

– Без сомнения, их найдется сотня, но мне необходима хозяйка дома.

– В таком случае Фанни лучше поехать с вами, а я вернусь в Англию.

Фанни вздохнула.

– Эдвард, если ты не поедешь в Париж, я должна буду вернуться с тобой. Но мне так хочется, чтобы ты поехал.

В эту секунду вошла Леони и захлопала в ладоши при виде Марлинга.

– Parbleu![125]Черт возьми! (фр.) Это мосье Марлинг! Bonjour, m'sieur. Он улыбнулся и поцеловал ей руку.

– Надеюсь, я нахожу вас в добром здравии, дитя? Но ваш румянец уже служит мне ответом.

– Взыскательные глаза взирают на мою малютку благосклонно, – прожурчал герцог. – Малютка, я пытаюсь уговорить мистера Марлинга почтить мой убогий дом своим присутствием. Прошу, присоедини свои уговоры к моим.

– Да? – Леони перевела взгляд с одного на другого. – Пожалуйста, поедемте, хорошо? Я попрошу монсеньера пригласить и мосье Давенанта.

Эйвон невольно улыбнулся.

– Прекрасная мысль, ma fille.

– Дитя, – сказал Марлинг, – это лишнее. Вы возьмете с собой миледи, а мне позволите уехать.

– А, ба! – воскликнула Леони. – Это потому, что вы не любите монсеньора, правда?

– Моя малютка откровенна, этого у нее не отнимешь, – заметил его светлость. – Вся суть дела

в двух словах.

– Вы не думаете, что он достаточно респектабельный. Но только теперь он стал очень-очень

респектабельным, je vous assure[126]Я вас уверяю (фр.)..

У Руперта вырвался приглушенный звук, плечи миледи задрожали, а Марлинг не выдержал и безудержно расхохотался. Леони с негодованием оглядела развеселившуюся троицу и обернулась к герцогу.

– Что с ними, монсеньор? Почему они смеются?

– Понятия не имею, малютка, – ответил Эйвон не моргнув и глазом.

– По-моему, это глупо. Очень глупо.

Однако смех очистил воздух. Марлинг посмотрел на герцога и сказал прерывающимся голосом:

– Признаюсь… именно ваша… недостаточная респектабельность несколько стоит… мне поперек

горла!

– Я так и полагаю, – ответил герцог. – Но вы

найдете опору в Давенанте. Он будет в восторге оплакивать вместе с вами мою покойную мораль.

– Весьма заманчиво, – ответил Марлинг и бросил неуверенный взгляд на жену. – Но мне кажется, в этой сумасшедшей затее я окажусь неуместным.

– Мой дорогой Эдвард, а я в ней уместен? —

осведомился его светлость оскорбленным тоном. – Я полагаюсь на вас, на то, что вы поможете мне внести в нее должную солидность.

Марлинг с легкой улыбкой посмотрел на темно-малиновый кафтан герцога.

– Я придать солидность еще могу, но вы, Эй-вон? Вы вносите в нее великолепность.

– Вы мне льстите. – Эйвон поклонился. —Должен ли я истолковать это как согласие?

– Да, Эдвард, да! О, пожалуйста!

– Voyons, это будет fort amusant, m'sieur. Вы должны поехать.

Руперт осмелился подать голос:

– Присоединяйтесь к нам, Марлинг! Чем больше, тем веселее.

– Что я могу ответить на такие любезные уговоры? – Марлинг взял руку жены в свою. – Благодарю вас, Эйвон. Я принимаю ваше приглашение.

– В таком случае Гастону лучше вернуться в Лондон за вашими вещами, – сказал его светлость.

Леони засмеялась.

– Он умрет, монсеньор. Уж я знаю.

– Заметьте, – сказал герцог, обращаясь к Марлингу, – смерть и всяческие беды всегда веселят мою малютку.

Марлинг положил ладонь на голову Леони.

– Она плутовка, Эйвон, не так ли? Но хорошенькая плутовка.

Леони широко раскрыла глаза.

– Vraiment? Я правда хорошенькая, монсеньор? Вы тоже так думаете?

– Более или менее, малютка. Более или менее.

У нее вытянулось лицо.

– Я и боялась, что вы так не думаете, монсеньор.

Эйвон ущипнул ее за подбородок.

– Дитя, разве я не называю тебя ma belle?

Леони прижала его руку к губам.

– Merci, Monseigneur! Вы сделали меня такой счастливой, enfin[127]Наконец! (фр.)!

Марлинг внезапно посмотрел на жену. Она улыбнулась и опустила глаза, а он обернулся к Руперту.

– Пожалуй, я последую твоему превосходному… хотя не очень своевременному совету, мой мальчик.

Руперт ухмыльнулся.

– Что? А, ветчинка! Да, хороший совет, разрази меня! Но не стану отрицать, дал я его, чтобы разъярить вас, Эдвард!

– И добился своего, шалопай. Эйвон, нет нужды посылать Гастона в Англию. Я могу сам туда вернуться и присоединиться к вам в Париже на следующей неделе.

– Дорогой Эдвард, Гастону только полезно потрудиться. Он растолстел и обленился. Он будет в Париже раньше нас.

– Вы очень добры! – Марлинг поклонился.

– Это противоречит моей репутации, – сказал его светлость и позвонил.

* * *

На следующее утро все общество отправилось в Париж. Леди Фанни волновалась, Марлинг посмеивался, Руперт отпускал шуточки, Леони была преисполнена радостного возбуждения, а герцог оставался неторопливым и безмятежным, как обычно. Все жители Леденье высыпали поглазеть на их отбытие и дивились коляске, нагруженной багажом, дормезу с гербами его светлости на дверцах и на следовавшие за ним две кареты поменьше.

В одной из них ехали Марлинги, а Эйвон, Леони и Руперт – в дормезе. Руперт полулежал на подушках, смягчавших толчки, и коротал время за картами с Леони. Его светлость расположился в углу и наблюдал за ними, слегка посмеиваясь.