Онлайн чтение книги Приключения Перигрина Пикля The Adventures of Peregrine Pickle
Глава XXXI

Оба молодых джентльмена пробуют свои силы в галантном обхождении, в результате чего попадают в нелепое и бедственное положение, а затем мстят виновнику своей неудачи

Тем временем наш герой и его новый друг, вместе с достойным Джеком Хэтчуеем, ежедневно совершали экскурсии вглубь страны, посещали джентльменов, живших в окрестностях, и отправлялись с ними на охоту; все трое встречали прекрасный прием благодаря своим талантам, которые они умели приспособлять с большою легкостью к нравам и наклонностям любезных знакомых. Лейтенант был в некотором роде чудак, Перигрин обладал большим запасом жизнерадостности и добродушия, а Годфри, помимо прочих своих достоинств, уже перечисленных выше, превосходно пел песни; вот почему за этим триумвиратом ухаживали в любом обществе, как мужском, так и женском; и не будь сердца наших молодых джентльменов уже заняты, им представилось бы множество случаев проявить свое искусство в науке любви; впрочем, они не отказывались от галантных похождений, оставлявших их сердца холодными, и забавлялись интрижками, которые, по мнению распутников, сохраняют незапятнанной верность владычице души.

В разгар этих увеселений наш герой получил уведомление от своей сестры, что она рада была бы встретиться с ним завтра, в пять часов пополудни, у своей кормилицы, которая жила в коттедже по соседству с домом ее отца, ибо она лишена возможности увидеть его где-либо в другом месте ввиду строгости матери, которая подозревает о ее намерениях.

Он повиновался зову и в назначенное время явился на место свидания, где был встречен этой любезной молодой леди, которая бросилась к нему с неудержимым восторгом, обвила руками его шею и пролила потоки слез у него на груди, повторяя одни и те же слова, ибо больше не в силах была ничего выговорить: «Мой милый, милый брат!» Он обнял ее с самой почтительной братской нежностью, в свою очередь пролил слезы, уверил ее, что это одно из счастливейших мгновений в его жизни, и ласково поблагодарил ее за то, что она не последовала преподанным урокам и не подчинилась приказу, вызванному противоестественным отвращением его матери.

Он пришел в восторг, убедившись из разговора с ней, что она в значительной степени наделена чувствительностью и благоразумием, ибо с дочерней скорбью оплакивала ослепление своих родителей и выражала такой ужас и беспокойство по поводу порочного нрава своего младшего брата, какой только может питать мягкосердечная сестра. Он познакомил ее со всем, что имело отношение к его собственной судьбе; и, предполагая, что ей тяжело живется дома, среди людей, которые должны были возмущать и огорчать ее, высказал желание перевести ее в какое-нибудь другое место, где бы она могла жить с большим спокойствием и приятностью.

Она восстала против этого предложения как против меры, которая неизбежно навлечет на нее неумолимый гнев матери, чьим расположением и любовью она в настоящее время пользовалась в самой малой степени; они обсуждали различные планы поддерживать общение в будущем, как вдруг у двери раздался голос миссис Пикль.

Мисс Джулия (так звали молодую леди), видя, что ее предали, была охвачена волнением и страхом, и Перигрин едва успел ободрить ее обещанием выступить на ее защиту, как дверь распахнулась, неумолимая родительница ворвалась в комнату и в ярости бросилась прямо к своей трепещущей дочери, но сын, вмешавшись, принял на себя первый взрыв ее гнева.

Глаза ее сверкали злобным негодованием, которое мешало ей говорить и, казалось, сотрясало все ее тело; левой рукой она вцепилась ему в волосы, а правой била его по лицу, так что кровь хлынула у него из носа и изо рта, но он продолжал защищать свою сестру от побоев Гема, который напал на нее с другой стороны, видя, что брат должен защищаться. Эта атака продолжалась несколько минут с большим напором, и, наконец, Перигрин, убедившись, что ему грозит опасность быть побежденным, если он не откажется от оборонительной позиции, швырнул брата наземь; затем, отцепив руку матери от своих волос и осторожно вытолкнув ее из комнаты, запер дверь изнутри, после чего, повернувшись к Гему, выбросил его из окна, под которым задавали корм свиньям. К тому времени Джулия от ужаса едва не лишилась рассудка; она знала, что провинилась и не может питать надежды на прощение, а потому с этой минуты считала себя изгнанной из дома отца. Тщетно старался брат утешить ее, снова обещая ей свою любовь и защиту; она почитала себя бесконечно несчастной, ибо обречена была переносить вечный гнев матери, с коей до сей поры жила, и страшилась приговора света, который, как думала она, осудит ее, даже не выслушав, на основании ложных сообщений ее матери. Не желая, однако, пренебрегать имеющимися в ее распоряжении средствами предотвратить грозу, она решила умиротворить, если возможно, материнское сердце своим смирением и даже воззвать к авторитету отца, как ни был он беспомощен, прежде чем отказаться от надежды на прощение. Но добрая леди избавила ее от этих тщетных просьб, сказав ей в замочную скважину, чтобы отныне она не смела входить в родительский дом, ибо с этого часа она отрекается от нее, считая ее недостойной любви и внимания. Джулия, горько плача, пыталась смягчить суровость приговора самыми смиренными и разумными доводами, но, так как, оправдывая себя, она неизбежно должна была принять сторону старшего брата, ее усилия, вместо того чтобы разжалобить мать, только привели ее в величайшее негодование, выразившееся в ругательствах по адресу Перигрина, которого она поносила, называя закоренелым, отъявленным негодяем.

Слыша эти несправедливые обвинения, юноша задрожал всем телом от возмущения и заявил обидчице, что он считает ее достойной жалости.

— Ибо несомненно, — сказал он, — ваша дьявольская ненависть будет сурово наказана вашей собственной совестью, которая и сейчас обвиняет вас в жестокости и лживости ваших упреков. Что касается до моей сестры, я благодарю бога за то, что вам не удалось заразить ее противоестественным предубеждением, ибо она слишком справедлива, слишком добродетельна, слишком добра, чтобы впитать его, и потому вы ее отвергаете как чужую вам по крови и выгоняете беспомощную в безжалостный мир. Но и теперь ваш бесчеловечный план будет разрушен: то самое провидение, которое защитило меня от вашей жестокой ненависти, будет покровительствовать и ей, покуда я не найду нужным закрепить по закону то право на содержание, какое природа, по-видимому, даровала нам всуе. Тем временем вы можете наслаждаться, отдавая все свое внимание своему возлюбленному сыну, чьи приятные качества столь долго удостаивались вашей любви и уважения.

Эти несдержанные упреки довели его взбешенную мать почти до безумия; она осыпала его злейшими проклятиями и бесновалась, как сумасшедшая, у двери, которую пыталась взломать. В этой работе ей помогал ее любимый сын, грозивший отомстить Перигрину и яростно сражавшийся с замком, который противостоял всем их усилиям, покуда наш герой, завидев своих друзей Гантлита и Пайпса у перелаза на расстоянии одной восьмой мили от окна, не позвал их на помощь; уведомив их о том, как его осаждают, он попросил удержать его мать, чтобы ему легче было прикрыть отступление его сестры Джулии. Молодой солдат вошел и, поместившись между миссис Пикль и дверью, дал сигнал своему другу, который, взяв на руки сестру, благополучно пронес ее мимо когтей этой женщины-дракона, тогда как Пайпс со своей дубинкой держал в страхе молодого хозяина.

Мать, лишенная, таким образом, своей добычи, бросилась на Гантлита, как львица, у которой отняли детенышей, и тот мог сильно пострадать, если бы не предупредил этого злостного намерения, схватив ее за обе руки и удержав на приличном расстоянии. Пытаясь вырваться из тисков, она боролась с таким напряжением и в то же время предавалась такому гневу, что с ней начался жестокий припадок, и в этом состоянии она была уложена в постель, а союзники удалились, не понеся больше никакого ущерба.

Тем временем Перигрии был немало озабочен мыслью, как поступить с сестрой, которую он спас. Он и думать не мог о том, чтобы обременять коммодора новыми расходами, но боялся взять на свое попечение Джулию, не спросив совета и указаний своего благодетеля; пока что он отвел ее в дом джентльмена, жившего по соседству, чья жена была ее крестной матерью, и там ее приняли ласково и с большим сочувствием; он намеревался подыскать какой-нибудь почтенный дом, где бы она могла жить в его отсутствие, как полагается благовоспитанной девице, и решил выделить на ее содержание сумму из своей собственной ренты, которой, по его мнению, должно было хватить ему, несмотря на этот расход. Но его замысел был расстроен оглаской всей истории, которая стала известна на следующий день и вскоре дошла до слуха Траньона, а коммодор пожурил крестника за то, что он скрыл это приключение, и, с разрешения своей жены, приказал, чтобы он немедленно привел Джулию в крепость. Молодой джентльмен со слезами благодарности поведал о своем намерении содержать ее на свой счет и с жаром просил не лишать его этой радости. Но дядя остался глух ко всем его мольбам и настаивал на ее пребывании в крепости хотя бы только для того, чтобы составить компанию ее тетке, которая, по его наблюдениям, страдала от отсутствия собеседников.

Итак, Джулия была доставлена домой и отдана на попечение миссис Траньон, которая, хотя и притворялась довольной, могла обойтись без своей племянницы; впрочем, у нее была надежда утолить злобу против миссис Пикль теми сведениями, какие она получит от дочери о хозяйстве и домашнем обиходе этой леди. Да и мать, казалось, понимала, какое преимущество было теперь на стороне ее золовки, и была опечалена известием о переселении Джулии в крепость не меньше, чем если бы услыхала о смерти своего супруга. Она изощряла свою фантазию, распространяя сплетни, порочащие доброе имя родной дочери, о которой она злословила повсюду; она называла коммодора старым головорезом, подстрекнувшим ее детей к мятежу, и объясняла гостеприимство его жены, им потакавшей, не чем иным, как ее закоренелой ненавистью к их матери, которую они оскорбили. Она требовала теперь, в самых повелительных выражениях, чтобы ее супруг отказался от всякого общения со стариком из замка и его приверженцами, а мистер Гемэлиел, найдя к тому времени других друзей, охотно подчинился ее воле — мало того, он даже не пожелал вступить в разговор с коммодором, когда они случайно встретились как-то вечером в трактире.