Онлайн чтение книги Приключения Перигрина Пикля The Adventures of Peregrine Pickle
Глава LVIII

Перигрин, едва не сойдя с ума от своих неудач, вымаливает и прекрасной фламандки разрешение навестить ее в Брюсселе. — Она ускользает от его преследования

Когда дело было, таким образом, улажено, все оделись и в пять часов утра позавтракали, а менее чем через час уже сидели в дилижансе, где царило глубокое молчание. Перигрин, слывший душой общества, был чрезвычайно задумчив и меланхоличен вследствие своей неудачи, израильтянин и его дульцинея удручены своим позором, поэт поглощен возвышенными размышлениями, а живописец — планами мести, тогда как Джолтер, убаюканный движением дилижанса, вознаграждал себя за бессонную ночь, а монах со своей прекрасной спутницей заразились мрачностью нашего юноши, разочарованию которого они оба, хотя и по разным причинам, сочувствовали. Утомление и вынужденное бездействие расположило их вкусить сладость сна, и через полчаса после отъезда заснули все, кроме нашего героя и его возлюбленной, если только капуцин не вздумал притвориться спящим, дабы наш молодой джентльмен имел возможность побеседовать наедине с его красивой питомицей.

Перигрин не пренебрег этим случаем, но, напротив, тотчас воспользовался им и шепотом стал сетовать на свое несчастье, сделавшее его игрушкой судьбы. Он сказал ей с большой искренностью, что самые печальные происшествия в его жизни не стоили ему и половины тех, мук и того раздражения, какие он претерпел прошлой ночью, и что теперь, когда ему предстоит разлука с ней, он впадет в мрачную тоску, если она не возымеет к нему сострадания и не предоставит возможности вздыхать у ее ног в Брюсселе в течение тех немногих дней, какие он, сообразуясь со своими делами, может провести в этом городе.

Молодая леди с грустью выразила сожаление по поводу того, что явилась невольной причиной его страданий; сказала, что события прошлой ночи должны послужить предостережением для их душ, ибо она убеждена в том, что добродетель ее не пострадала благодаря вмешательству неба; что, как бы ни повлияло это вмешательство на него, ей оно помогло не изменить долгу, от коего страсть начала ее отвлекать; и, умоляя забыть ее ради его же спокойствия, она дала ему понять, что план поведения, ею намеченный, а также ее честь не позволяют ей согласиться на его посещения и поддерживать с ним какие-либо сношения, покуда она связана супружеским обетом.

Эти слова произвели такое впечатление на ее поклонника, что на несколько минут он лишился дара речи; вновь обретя его, он отдался самым необузданным порывам страсти. Он обвинил ее в жестокости и равнодушии; сказал ей, что она похитила у него рассудок и душевное спокойствие; что он последует за ней на край света и умрет, но не перестанет ее любить; что он умертвит невинного дурака, который явился причиной всех этих волнений, и убьет всякого, кто, по его мнению, будет препятствовать его намерениям. Одним словом, страсть его, достигшая крайних пределов, а также потребность в отдыхе, который умиротворяет и успокаивает смятенный дух, привели его в состояние, близкое к подлинному сумасшествию. В то время как он произносилэти безумные речи, слезы струились по его щекам, и он пришел в такое волнение, что нежное сердце прекрасной фламандки было тронуто его положением, и ее лицо также было орошено слезами сочувствия, когда она умоляла его ради господа бога успокоиться и обещала смягчить для него суровое свое решение. Утешенный этими ласковыми словами, он опомнился и, взяв карандаш, записал ей свой адрес, после того как она посулила ему, что он получит от нее весть не позже чем через двадцать четыре часа после разлуки с ней.

Успокоившись, он вновь обрел власть над собой и понемногу пришел в безмятежное расположение духа. Но не так обстояло дело с его Амандой, которая, познакомившись с его нравом, устрашилась юношеской его стремительности и отнюдь не была склонна завязывать такие отношения, при которых ее спокойствие и репутация могли пострадать от буйных порывов столь неукротимого духа. Хотя она и была очарована его внешностью и талантами, у нее хватило ума понять, что чем дольше будет она потакать его страсти, тем глубже будет затронуто ее сердце, и постоянная тревога нарушит спокойствие ее жизни. Посему она приняла во внимание эти соображения и чувство религиозного долга, которые помогли ей противостоять влечению, и решила утешать своего возлюбленного несбыточными надеждами, пока ей не представится возможность прервать общение с ним, не рискуя пострадать от необдуманных выходок, вызванных его любовью. Из этих соображений она пожелала, чтобы он не провожал ее до дома ее матери, когда дилижанс прибыл в Брюссель; а он, успокоенный ее уловками, церемонно распрощался с ней, так же как и другие путешественники, и остановился в гостинице, указанной ему и его спутникам, нетерпеливо ожидая получить от нее добрую весть до истечения назначенного срока.

С целью отвлечься от своих мыслей он пошел посмотреть ратушу, парк и арсенал, заглянул к книготорговцу, в кунсткамеру и провел вечер в итальянской опере, приглашенной для увеселения принца Карла Лотарингского, бывшего в ту пору губернатором Нидерландов. Короче говоря, назначенный срок уже истекал, когда Перигрин получил письмо такого содержания:

«Сэр, если бы вы знали, какое насилие я совершаю над своим сердцем, отказываясь навсегда от вашего внимания, вы, конечно, воздали бы должное той жертве, какую я приношу добродетели, и постарались подражать этому примеру самоотречения. Да, сэр, небо даровало мне силы бороться с моей преступной страстью и отныне избегать опасной встречи с тем, кто ее внушил. Посему я заклинаю вас нашим вечным блаженством о коем надлежит вам печься, а также уважением и привязанностью, о которых вы открыто заявляете, бороться снепокорной вашей страстью и воздержаться от всех усилий изменить похвальное решение, мною принятое. Не пытайтесь смутить спокойствие той, кто вас любит, нарушить мир семьи, не сделавшей вам никакого зла, и оторвать слабую женщину от достойного человека, который имеет священнейшее право нераздельно владеть ее сердцем».

Эта записка, без числа и подписи, лишила нашего героя последних остатков благоразумия; в припадке умопомешательства он бросился к хозяину гостиницы и потребовал, чтобы к нему привели человека, доставившего письмо, грозя заколоть шпагой все семейство хозяина. Последний, устрашенный его видом и угрозами, упал на колени и поклялся пред лицом неба, что ничего не ведает и ни в каком оскорблении, ему нанесенном, не повинен и что записка была доставлена человеком, ему неизвестным, который удалился немедленно, сказав, что никакого ответа не нужно.

Тогда Перигрин дал исход своему бешенству в тысяче проклятий и ругательств, направленных против той, кто написала письмо; он оскорбил ее наименованием кокетки, обманщицы, авантюристки, выманившей у него деньги с помощью сводника монаха. Он грозил мщением капуцину, которого клялся уничтожить, если тот когда-нибудь попадется ему на глаза. Живописца, на беду свою появившегося во время этого приступа бешенства, он схватил за горло, крича, что тот погубил его своим дурацким поведением; и, по всей вероятности, бедняга Пелит был бы задушен, не вступись за него Джолтер, который умолял своего питомца сжалиться над несчастным и с великим беспокойством пытался узнать причину этого яростного нападения. Он не получил никакого ответа, если не считать ответом невразумительные ругательства. Когда же живописец призвал бога в свидетели того, что не совершил никакого поступка, противоречившего его желаниям, гувернер начал всерьез подумывать о том, что необузданность Перигрина перешла в подлинное безумие, да и сам едва не рехнулся от такого предположения. Желая с большей уверенностью судить о том, какое лечение следует применить, он воспользовался своим авторитетом и прибег к дару красноречия с целью узнать непосредственную причину безумия Перигрина. Он не поскупился на самые патетические мольбы и даже пролил слезы, взывая к нему; как только пронесся первый порыв урагана, Пикль устыдился своего безрассудства и ушел к себе в комнату, чтобы собраться с мыслями. Он запер дверь на ключ и, еще раз прочтя роковое послание, начал колебаться в своей оценке характера и намерений особы, написавшей ему. Иной раз он готов был считать ее одной из тех нимф, которые, под маской невинности и простодушия, охотятся за сердцами и кошельками неосмотрительных и неопытных юнцов. Эта догадка была ему внушена злобой, порожденной разочарованием; но, припомнив все ее поступки и воскресив в памяти ее прелести, он смягчил свой суровый приговор, и сердце его высказалось в защиту ее искренности. Однако это соображение только усилило горечь утраты, и ему грозила опасность снова впасть в отчаяние, если бы волнение его не утихло благодаря надежде вновь увидеться с ней либо случайно, либо в результате усердных и настойчивых поисков, которые он решил предпринять немедленно. У него были основания полагать, что сердце ее склонится к нему вопреки ее добродетельному решению, и он рассчитывал встретить капуцина, зная, что в любое время может воспользоваться его услугами. Он утешился этими рассуждениями, и душевное его смятение улеглось. Не прошло и двух часов, как он, уже овладев собой, присоединился к обществу и попросил прощения у живописца за допущенную с ним вольность, причину которой обещал открыть позднее. Пелит готов был на любых условиях примириться с тем, кто помогал ему сохранять равновесие в борьбе с его врагом доктором, а мистер Джолтер был безмерно обрадован выздоровлением своего питомца.