Онлайн чтение книги Приключения Перигрина Пикля The Adventures of Peregrine Pickle
Глава LXVI

В Лондоне Перигрин доставляет по назначению свои рекомендательные письма и возвращается в крепость к невыразимой радости коммодора и всей его семьи

Когда наш герой ступил на английскую землю, сердце его преисполнилось гордостью при мысли о том, сколь он усовершенствовался с той поры, как покинул родину. Он начал припоминать занятные события раннего детства; он предвкушал радостное свидание со своими друзьями в крепости после полуторагодового отсутствия, и образ его очаровательной Эмилии, который заслонили другие менее достойные впечатления, вновь завладел всецело его сердцем. Со стыдом припомнил он, что пренебрег перепиской с ее братом, которой сам же добивался, вследствие чего получил от этого молодого джентльмена письмо, в то время как жил в Париже. Несмотря на эти совестливые размышления, он был слишком самоуверен, чтобы предвидеть какие-либо затруднения, когда придется испрашивать прощение за такую небрежность, и стал подумывать о том, что страсть его может нанести ущерб благородному его положению, если не удастся удовлетворить ее на таких условиях, о которых он прежде и помыслить не смел.

К сожалению, труд, мною предпринятый, налагает на меня обязанность указать на это развращение чувств нашего надменного юноши, который находился теперь в расцвете молодости, был опьянен сознанием своих достоинств, окрылен фантастическими надеждами и гордился своим состоянием. Хотя он был глубоко влюблен в мисс Гантлит, однако отнюдь не почитал ее сердце конечной целью своего волокитства, которое, как был он убежден, восторжествует над самыми прославленными женщинами в этой стране и удовлетворит влечение его и честолюбие.

Тем временем, желая, чтобы возвращение его в крепость было столь же радостно, сколь и неожиданно, он попросил мистера Джолтера не писать коммодору, не получавшему от них известий со дня их отъезда из Парижа, и нанял почтовую карету и лошадей до Лондона. Гувернер, выйдя распорядиться касательно экипажа, по рассеянности оставил на столе открытую тетрадь, а его воспитанник, случайно бросив взгляд на страницу, прочел следующие слова: «Сент. 15. — Прибыли благополучно по милости божией в сие злосчастное королевство — Англию. На этом кончается дневник моего последнего странствования». Любопытство Перигрина разгорелось от этого замечательного заключения, он обратился к началу и прочитал несколько страниц дневника, какой обычно ведут люди, именуемые дорожными гувернерами, для удовлетворения своего собственного, а также родителей и опекунов воспитанника, и в назидание и для увеселения своих друзей.

Дабы читатель получил ясное представление о сочинении мистера Джолтера, мы приведем запись событий одного дня, как они были им изложены; и эта выдержка явится прекрасным образчиком, чтобы судить о плане и выполнении всей работы.

«Мая 3. — В восемь часов выехали из Булони в почтовой карете — утро туманное и холодное. Укрепил желудок возбуждающим напитком. Порекомендовал упомянутое средство мистеру П. как противоядие от тумана. Mem[53]Memento! — Помни ( лат. ).. Он отказался. Одна из лошадей была с подседом на бабке правой задней ноги. Прибыли в Самюр. Mem. Сделали полтора перегона, то есть три лиги, или девять английских миль. Небо прояснилось. Прекрасная равнина, изобилующая злаками. Форейтор читает молитву, проезжая мимо деревянного распятия у дороги. Mem. Лошади мочились в ручеек, протекающий в низине между двух холмов. Приезд в Кормон. Обычный перегон. Спор с моим воспитанником, который упрям и находится во власти пагубного предубеждения. Едем в Монтрей, где получаем на обед жирных голубей. Весьма умеренный счет. Нет ночного горшка в спальне вследствие небрежности служанки. Обычный перегон. Отправляемся дальше в Нанпон. Страдаю скоплением газов и несварением желудка. Мистер П. угрюм и, кажется, принимает отрыжку за испускание ветров. Из Нанпона выезжаем в Бернэ, куда прибываем вечером и где намереваемся провести всю ночь. N. В. Два последних перегона были двойные, но наши лошади, хотя не из сильных, шли бодро. Поужинали нежным рагу и превосходными куропатками в компании с мистером X. и его супругой. Mem. Упомянутый X. случайно наступил мне на мозоль. Уплата по счету, не вполне приемлемому. Спор с мистером П. по вопросу, дать ли на чай служанке. Он настаивает, чтобы я дал монету в двадцать четыре су, по совести, а хватило бы и трети. N. В. Она — дерзкая особа и не заслуживает ни единого лиара».

Наш герой был так недоволен некоторыми заметками в этом занимательном и поучительном дневнике, что, желая наказать автора, вписал между двух абзацев следующие слова почерком, чрезвычайно походившим на почерк воспитателя: «Mem. Имел удовольствие приятно напиться допьяна, провозглашая тосты за нашего законного короля и его высокое семейство в присутствии почтенных английских отцов Общества Иисуса».

Утолив, таким образом, жажду мести, он выехал в Лондон, где нанес визиты тем аристократам, к которым имел рекомендательные письма из Парижа, и был не только милостиво принят, но и осыпан любезностями и предложениями услуг, ибо они поняли, что имеют дело с богатым молодым джентльменом, который, отнюдь не нуждаясь в их поддержке или помощи, может не без выгоды для них вступить в ряды их приверженцев. Он имел честь обедать за их столом, в результате настойчивых приглашений, и провести несколько вечеров с леди, которым он особенно понравился своей внешностью, манерами и крупными карточными проигрышами.

Итак, будучи введен в beau monde, он решил, что настало время засвидетельствовать почтение своему щедрому благодетелю, коммодору, и однажды утром выехал со своей свитой в крепость, куда благополучно прибыл в тот же вечер. Войдя в ворота, открытые новым слугой, не знавшим его, он увидел своего старого друга Хэтчуея, который прогуливался по двору в ночном колпаке и с трубкой во рту, и, приблизившись к нему, взял его за руку, прежде чем тот заметил его появление. Лейтенант, видя, что его приветствует незнакомец, в молчаливом изумлении смотрел на него, припоминая его черты, и, как только узнал его, тотчас швырнул трубку наземь и воскликнул: «Будь проклят мой салинг! Добро пожаловать в порт!» И с любовью заключил его в свои объятия. Затем он крепким рукопожатием выразил свое удовольствие при виде старого товарища по плаваниям, Тома, который поднес к губам свою дудку, и музыка его разнеслась по всему замку.

Слуги, услыхав знакомый звук, весело высыпали из дома и, узнав, что вернулся их молодой господин, разразились такими громкими криками, что привели в изумление коммодора и его супругу и пробудили сладкие предчувствия у Джулии, чье сердце неистово забилось. Выбежав впопыхах, взбудораженная надеждой, она пришла в такое волнение, что буквально лишилась чувств в объятиях Пикля. Но вскоре она очнулась, и Перигрин, выразив ей свою радость и любовь, отправился наверх и предстал перед крестным отцом и теткой. Миссис Траньон встала и приветствовала его ласковым поцелуем, вознося благодарность богу за благополучное его возвращение из страны нечестивой и порочной, где, как надеялась она, нравственность его не пострадала и религиозные убеждения не изменились и не понесли ущерба. Старый джентльмен, прикованный к креслу, онемел от радости при его появлении и после многих неудачных попыток подняться разразился, наконец, залпом ругательств по адресу своих собственных ног и протянул руку крестнику, который почтительно ее поцеловал.

Закончив обращение к подагре, которая ежедневно в ежечасно навлекала на себя его проклятья, он сказал: Ну, мой мальчик, мне теперь все равно, скоро ли я пойду ко дну, раз ты благополучно вернулся в гавань. А впрочем, это чертовская ложь: мне бы хотелось продержаться на воде, покуда я не увижу здорового мальчугана, твоего сына. Будь прокляты мои мачты! Я тебя так люблю, что считаю своим собственным отпрыском, хотя мне и непонятно, как ты попал на верфь.

Затем, обратив свой глаз на Пайпса, который к тому времени пробрался к нему в комнату и произнес обычное приветствие: «Здорово!» — он воскликнул:

— Эге! И ты тут, селедочная морда, тюлений сын! Как же это ты посмел улизнуть от своего старого командира? Ну, да ладно, собака! Вот тебе моя лапа, я тебя прощаю за твою любовь к моему крестнику. Ступай, крепи такелаж, прикажи выкатить во двор бочку крепкого пива, вышибить втулку и вставить насос на пользу всех моих слуг и соседей; и пусть дадут залп из патереро и устроят иллюминацию в крепости, празднуя благополучное возвращение вашего хозяина. Клянусь богом, если бы мне еще служили эти проклятые расшатанные подпорки, я бы проплясал матросский танец не хуже любого из вас!

Затем внимание его обратилось на мистера Джолтера, который удостоился особых знаков расположения и обещания вознаградить его за заботы и благоразумие, с коим он надзирал за воспитанием и нравственностью нашего героя. Гувернер был так растроган великодушием своего патрона, что слезы струились у него по щекам, покуда он выражал свою признательность и величайшее удовлетворение, доставленное ему созерцанием совершенств своего воспитанника.

Тем временем Пайпс не забыл о полученном приказе. Появилась бочка пива, ворота были открыты для всех желающих, дом освещен, и дано несколько залпов из патереро. Такое событие не преминуло привлечь внимание окрестных жителей. В клубе у Танли были изумлены пальбой, которая вызвала разнообразные умозаключения среди проницательных членов этого общества. Трактирщикзаметил, что, по всей видимости, коммодора потревожили домовые, почему он и приказал дать сигнал тревоги, выстрелив из пушек, как сделал это двадцать лет назад, когда его посетила такая же беда. Сборщик акциза с веселой усмешкой высказал опасение, не умер ли Траньон и не являются ли эти залпы по случаю его смерти двусмысленными, как знак скорби или радости его супруги. Адвокат предположил, что Хэтчуей женится на мисс Пикль и что свадьбу отмечают стрельбой и иллюминацией, а затем Гемэлиел проявил слабые признаки оживления и заметил, что, быть может, сестра его разрешилась от бремени.

Покуда они блуждали в лабиринте догадок, компания крестьян, которые пили в кухне, отправилась разузнать причину стрельбы, поскольку ноги служили им лучше, чем воображение.

Услыхав, что во дворе стоит бочка крепкого пива и слуги приглашают их выпить, они, вместо того чтобы вернуться в таверну и провести там вечер, избавили себя от хлопот и расходов и встали под знамя Тома Пайпса, председательствовавшего на пиру.

Когда весть о возвращении Перигрина распространилась по приходу, священник и трое-четверо джентльменов, живших по соседству и расположенных к нашему герою, тотчас явились в крепость, чтобы принести поздравления по случаю счастливого события, и получили приглашение отужинать. Изысканное угощение было приготовлено под руководством мисс Джулии, прекрасной хозяйки, а коммодор так развеселился, что, казалось, помолодел от радости.

Среди тех, кто удостоил это празднество своим присутствием, находился мистер Кловер, ухаживавший за сестрой Перигрина. Столь велика была его страсть, что, покуда остальные гости были заняты своими кубками, он воспользовался минутой, когда наш герой не участвовал в разговоре, и в любовном нетерпении стал молить, чтобы тот не препятствовал его счастью, уверяя, что, поскольку позволяет ему его состояние, он готов сделать любую дарственную запись в пользу молодой леди, которая была владычицей его сердца.

Наш юноша учтиво поблагодарил его за благородные намерения и добрые чувства к его сестре и сказал ему, что в настоящее время не видит причины препятствовать его желанию; что он разузнает о склонностях самой Джулии и побеседует с ним о способе удовлетворить его желание, но покуда просит отложить обсуждение вопроса, столь важного для них обоих. Напомнив ему о радостном событии, по случаю которого они здесь собрались, он с такой быстротой пустил по кругу бутылку, что веселье стало шумным и несдержанным; они то и дело разражались хохотом без всякой к тому причины, если не считать кларета. За взрывами смеха последовало пенье вакхических песен, в котором сам старый джентльмен пытался принять участие; степенный гувернер щелкал пальцами, отбивая такт, а приходский священник подпевал с самым бессмысленным видом. К полуночи чуть ли не все были пригвождены к своим стульям, словно их удерживала какая-то волшебная сила, и это неудобство усугубилось еще тем, что все слуги в доме находились в таком же положении; итак, им поневоле пришлось отдыхать сидя и клевать носом, и вся компания напоминала сборище анабаптистов.

На следующий день Перигрин беседовал со своей сестрой о предложении мистера Кловера, который, как сказала она ему, хотел положить на ее имя четыреста фунтов и жениться на ней, не требуя никакого приданого. Затем она сообщила ему, что в его отсутствие несколько раз получала вести от своей матери, приказывавшей ей вернуться в отчий дом, но она отказалась повиноваться этому распоряжению, следуя советам и настояниям своей тетки и коммодора, совпадавшими с ее собственными желаниями, ибо у нее были все основания предполагать, что мать добивается только возможности мучить ее суровым и жестоким обращением. Злоба этой леди приняла столь непристойную форму, что, увидав однажды свою дочь в церкви, она встала и до прихода священника осыпала ее язвительнейшими ругательствами в присутствии всех прихожан.