Глава шестая

Онлайн чтение книги Пустошь The Aftermath
Глава шестая

Попасть к Оливии в сознание не так-то просто. Нужно несколько минут концентрироваться, чтобы прорвать мысленный барьер. Но если крепко зажмурить глаза и приникнуть лбом к чему-нибудь твердому, получается гораздо быстрее. Видимо, вживленное в мозг устройство, которое соединяет меня с геймером, вышло из строя.

Что же, такая неисправность вполне меня устраивает, ведь она позволяет получать сведения об Оливии.

Поначалу я боюсь, как бы Оливия не узнала о моих новых способностях, и заглядываю к ней только на одну-две минутки. Однако через пару дней я успокаиваюсь и теперь подолгу зависаю у нее в сознании.

Таким образом я лучше узнаю человека, который все это время мной управлял.

Сегодня Оливия поднимается на крышу своего дома. Вокруг огромного стеклянного купола кружат аэроавтобусы. На противоположном краю, перед двустворчатыми дверями гаража, припаркован серебристый, похожий на пузырь автомобиль. Кроме автомобиля и небольшой скамейки в центре, здесь ничего нет. Высоко над головой, в верхней точке купола, металлические балки пересекаются, образуя что-то наподобие звезды. Из ее центра свисает светильник – две дуги, обращенные друг к другу. Кажется, светильник зажжен, хотя на улице день.

Оливия прижимает ладонь к узкой полоске стекла рядом с дверью. Появляется виртуальная клавиатура, и девушка вводит код – тысяча сто восемь. Замок открывается. Оливия уже готова отвернуться и вдруг замирает, глядя на проносящийся мимо автобус. Даже сквозь купол слышно, как у него на боку играет видео – реклама чудодейственного средства под названием нанитовая инъекция. Оливия со вздохом поворачивается к клавиатуре и вводит еще несколько кодов. Стекла в куполе темнеют, как будто наступает ночь. Шум автобуса стихает вдали.

Оливия идет по крыше, а вокруг медленно проявляется голографический сад, залитый лунным светом. Там, где прежде не было ничего, теперь распускаются пестрые цветы.

Я знаю, что увитая розами шпалера и трава под босыми ногами Оливии – всего лишь иллюзия, полученная введением нескольких четырехзначных кодов. И все же я хотела бы оказаться на ее месте. В «Пустоши» ничего подобного нет. У Оливии есть технологии, способные создать искусственный вечер и яркие экзотические цветы, а у меня – только пыль, увядшие сорняки и палящее солнце.

Оливия останавливается во дворике в центре сада, который выглядит неуместно древним в этом мире стекла и металла. Она садится на каменную скамью, сжимает руки в кулаки и несколько минут медленно вдыхает и выдыхает, не произнося ни слова. Наверное, Оливия приходит сюда, чтобы позабыть обо всех неприятностях. Хотя откуда у нее неприятности?

Ее размышления прерывает пронзительный звонок. Оливия достает из кармана плоское наладонное устройство – то самое, с помощью которого она отгородилась в автобусе от внешнего мира, – и кладет его рядом с собой. Вместо голографического меню на скамейке возникает человек – высокий худощавый парень с загорелым лицом и кудрявыми каштановыми волосами. Выглядит он настолько реально, что, кажется, можно потрогать рукой.

Оливия придвигается ближе, и теперь их разделяет только светлый квадратик устройства. Девушка вздыхает, не поднимая глаз.

– Не думала, что ты действительно придешь, – произносит она тихим дрожащим голосом.

Непривычно слышать, как Оливия разговаривает с кем-то сама, а не через меня. Она заглядывает парню в глаза – в жизни не видела таких голубых глаз – и продолжает:

– Я соскучилась, Лэндон.

Лэндон… Имя, которым я назвала Итана несколько дней назад. Так вот кто на самом деле шептал мне нежные слова и обещал отдать за меня жизнь все эти три года…

– Долго разговаривать я не могу, – отвечает Лэндон. – Но мне хотелось исполнить свое обещание – увидеть твое лицо.

– Я рада, что ты его исполнил.

– Нам нужно быть осторожнее. Мама слышала, как я называл тебя по имени во время игры, и чуть меня не прибила. Нельзя выходить из роли слишком часто, а то еще попадусь.

Теперь ясно, почему мы все время повторяем: «Не выходи из роли». Лэндону с Оливией запрещено называть друг друга по имени. Видимо, мы с Итаном нужны им для прикрытия. Но почему они не могут встречаться в собственном мире?

– Я тебя предупреждала! – резко произносит Оливия.

Лэндон вспыхивает и опускает взгляд.

– Родители по-прежнему отслеживают все твои разговоры? – спрашивает она уже мягче.

Лэндон стирает с лица хмурую гримасу и проводит пальцем по губам девушки. Она вздрагивает. Интересно, чувствует Оливия его прикосновение или нет? В конце концов, он всего лишь голограмма…

– Сама знаешь, что да. Мама постоянно допытывается, сколько я заработал очков. Пару дней назад они с папой получили на свои аку-планшеты мой ежемесячный отчет, и он их не обрадовал. Семь тысяч пятьсот двадцать восемь очков из предписанных четырнадцати тысяч. Допрашивали меня, почему я играю уже три года, а конца не видно. Хотят, чтобы я поскорее прошел лечение и…

– …и больше со мной не встречался.

– Лечение стоит дорого, а мама с папой…

– А мама с папой у тебя – заступники! – перебивает Оливия, отодвигаясь на другой конец скамейки. – Практически анархисты! Не удивлюсь, если они нарушат закон и вообще запретят тебе играть! – Оливия вцепляется руками в скамейку, почти срываясь на крик.

– Они мои родители.

– Они погубят и себя, и тебя!

Повисает молчание. Я пользуюсь этим, чтобы немного прийти в себя и обдумать услышанное.

Итак, «Пустошь» – это способ лечения. Отказаться играть – значит нарушить закон.

Родители Лэндона – заступники. Я уже слышала это слово, но не помню где.

Раздается негромкое потрескивание. Оливия отрывает взгляд от цветка – чего-то среднего между розой и орхидеей – и поворачивается к Лэндону. Его проекция вспыхивает несколько раз, точно готовая перегореть лампочка.

Оливия презрительно фыркает:

– Мамочка тебя отключает.

– Оливия, я…

– До свидания, Лэндон, – резко произносит девушка, но он уже исчез.

Когда Оливия восстанавливает под куполом солнечный свет и шум, попутно уничтожив цветы и траву, я возвращаюсь в собственное тело.

В памяти возникает картинка из прошлого.

Кто-то тащил меня на руках. Я слышала его дыхание и чувствовала, как на меня струится чужой пот. Потом меня ударили левым боком обо что-то плоское и податливое, и все тело, от пальцев ног до макушки, пронзила острая боль. Ноздри заполнил резкий запах плесени.

– Осторожнее, не сделай ей больно, – прошептал женский голос.

– Тоже мне, заступница нашлась! – ответил мужской. – С таким отношением долго в компании не продержишься.

На лоб мне надавила чья-то рука – с такой силой, что я закричала от боли.

Мужчина фыркнул:

– Ты посмотри на нее! Разве это разумное существо? На самом деле она ничего не чувствует.

Неправда: я чувствовала.

– И все-таки она человек, – ворчливо ответила женщина.

Кто эти люди? Их лиц я не помню. Я только что обрела еще один крошечный кусочек своего прошлого, однако не выяснила ничего нового. Чтобы понять, почему заступники против «Пустоши», надо знать, зачем ее создали.

* * *

– Мы отправляемся в набег, – сообщаю я Эйприл с Джереми, как только Оливия возвращается в игру. – И вы оба идете со мной.

Она отсутствовала семьдесят один час двадцать две минуты – у меня подсчитана каждая секунда. А также все, что я съела и выпила за это время.

– Лучше бы устроили спасательную экспедицию, – ворчит Эйприл. – На набегах много не заработаешь.

Оливия поворачивает мою голову в сторону Эйприл, и та умолкает. Не удивлюсь, если ее геймер ненавидит Оливию так же сильно, как я. Никогда бы не подумала, что девушка с подобной внешностью способна вызывать у кого-то страх.

Лицо Джереми, как всегда, непроницаемо.

– Конечно, я с тобой, Клавдия, – говорит он.

Я киваю.

– Сейчас найду подходящее место.

Эйприл натянуто улыбается.

Проникнуть в голову к Оливии получается не с первой попытки. Я не могу лечь головой на стол, поэтому концентрироваться нужно сильнее, чем обычно. В следующий раз, обещаю я себе, я попаду к ней в сознание сходу. Сначала Оливия изучает окно с моими данными. Она не заметила, что за ее отсутствие уровень сытости поднялся с сорока до пятидесяти семи. Пока Оливии не было, я съела несколько энергетических батончиков. В следующий раз надо быть осторожнее и больше двигаться.

Если, конечно, этот следующий раз когда-нибудь настанет.

Оливия проводит рукой справа налево, словно кому-то машет, и на главном экране выпадает длинный список припасов.

– Ищешь что-то конкретное? – спрашивает Эйприл.

– Да нет. Хотя вообще-то… Хочу запастись снаряжением на зиму. Один знающий человек говорит, что скоро похолодает. Но вы этого от меня не слышали.

Какая еще зима?! Сейчас конец лета. Дни стоят такие жаркие, что кожа чуть не обугливается на солнце. С набегов я возвращаюсь вся в волдырях. Затем мне вспоминается снежная буря, налетевшая несколько месяцев назад после такого же невыносимо жаркого дня. А потом, посреди января, температура подскочила до сорока пяти градусов. Может, резкая смена погоды – еще одна особенность игры? Еще один способ нас помучить?

– Терпеть не могу зиму, – произносит Джереми. Вернее, геймер, скрывающийся за его безжизненной физиономией. Интересно, говорит он это как персонаж или от собственного имени?

– Уэст-Энд, – предлагает Эйприл. – Давно мы туда не наведывались.

Наконец Оливия разворачивает карту. Я ждала этого момента с тех пор, как очутилась у нее в голове, и теперь смотрю в оба. На Уэст-Энд-авеню один людоед, но его окружает четверо выживших. Дичь загоняет охотника, находя силу в численности.

Меньше месяца назад я совершила одиночную спасательную экспедицию в музыкальный магазин на Бродвее. Я уже собиралась уходить, когда на меня напало трое людоедов. Они загнали меня за прилавок и прижали к стене, завешенной пожелтевшими фотографиями с автографами, на которых улыбались люди в широкополых шляпах.

– Сила в численности, – злорадно ухмыльнулся один из людоедов, когда они начали медленно смыкать круг.

Я убила их всех. Первого – расщепленным рифом от гитары, которую он разбил, пытаясь меня оглушить. Второго – его же собственным оружием. Третью задушила – накинула ей на шею свой пояс и затягивала все туже, пока она не перестала хрипеть. Но все то время, что я с ними дралась и собирала их вещи, меня не покидало желание убежать и спрятаться.

Желание это не покидает меня и теперь.

Я пристально слежу за каждым движением Оливии. Она сначала раздвигает, потом резко соединяет большой и указательный пальцы – карта растягивается. На ней видны сотни, тысячи крошечных фотографий. Происходящее на Уэст-Энд больше меня не интересует. Мое внимание привлекает область в левой части экрана, непохожая на остальную карту.

Зона под моей фотографией закрашена темно-зеленым. Она тянется далеко вправо. Слева тоже изображен ландшафт, только затемненный: ни фотографий, ни надписей – просто черная пустота. Интересно, далеко ли эта область от нашего убежища – километрах в восьмидесяти, наверное. Я тщательно изучаю остальную карту, но больше не нахожу ни одного черного пятна. Может, это выход из игры?

Я пытаюсь оторвать взгляд от черного участка – и не могу. Слишком сильно он отличается от всего, что изображено на экране. На ум приходит бумажная карта из рюкзака, который мы с Миа украли у людоеда.

– Это еще что за чертовщина? – спросила я, когда Миа вывалила содержимое рюкзака на пол.

– Карта, – ответила она. – По-моему, бесполезная.

Прежде чем Миа успела возразить, я вырвала карту у нее из рук.

Оливия заставила меня внимательно изучить лист ветхой желтоватой бумаги. Провела моими пальцами по контуру зеленого участка, похожего на треугольник с неровными краями, вокруг которого все было закрашено черным. Наконец я скомкала карту и кинула ее в Миа.

– Карта Вирджинии. Все, что за границей, даже не стали раскрашивать – просто замалевали черным.

– Я же говорю: бесполезная, – довольно улыбнулась Миа.

Я отгоняю это воспоминание и сосредотачиваюсь на настоящем. На бумажной карте черная область лежала за пределами местности под названием Вирджиния. Вполне возможно, загадочный темный участок, который я вижу на экране, отмечает границу «Пустоши».

Я должна туда отправиться. Должна выяснить, не выход ли это. И я решаю при первой же возможности сбежать.

– Подождем, пока они закончат. Потом выследим и проверим, чем они поживились, – слышу я собственный голос.

Оливия имеет в виду четырех персонажей, которые окружили людоеда на Уэст-Энд. Однако я не могу думать ни о чем, кроме черной области на карте.

– Может, отправимся пока куда-нибудь еще? – спрашивает Эйприл. – Заработаем в кои-то веки немного очков.

Оливия увеличивает масштаб, и экран полностью заполняется зеленым. Но я видела достаточно. Восемьдесят километров к северо-западу – может, чуть больше, может, чуть меньше. Я хочу получить свободу. Хочу отправиться в путь прямо сейчас. У меня такое чувство, что я способна пройти эти восемьдесят километров за один день и выбраться из «Пустоши» к завтрашнему утру.

– Людоеды низшего уровня на Второй улице. Несерьезно, конечно, но лучше, чем ничего. Довольна?

– Такими темпами я никогда не закончу игру, – плаксиво произносит Эйприл – так тихо, что я не уверена, слышит ее Оливия или нет. Я, по крайней мере, слышу, хотя все мои мысли сосредоточены на побеге.

Конечно, это просто фантазии. Пройти восемьдесят километров за один день в такую жару – самоубийство. К тому же я пока невластна над собственным телом. Непонятно, когда и насколько Оливия вернет мне свободу. Впрочем, сейчас все это не важно.

Я почти уверена, что нашла выход в мир Оливии – мир светящихся зданий и прозрачных автобусов.

Наконец красное имя на Уэст-Энд исчезает вместе с фотографией, и Оливия сворачивает окно с картой. Мне оно больше не нужно: пока Оливия разглагольствовала о стратегии, набегах и очках – похоже, количество заработанных очков играет в «Пустоши» важную роль, – я успела выучить маршрут наизусть.

* * *

Следующие два дня Оливия играет почти постоянно. Еду я получаю, только когда живот у меня вваливается, а голова начинает раскалываться от боли. Коротаю время, перемещаясь между ее сознанием и моим собственным и размышляя, откуда у меня такая способность. Способность, которой не обладает больше никто из членов клана.

Рак мозга – у нее или у меня?

Телепатия?

Удар обрезом по голове? Возможно, он повредил что-то у меня в мозгу, поэтому я полностью пришла в себя и получила доступ к сознанию Оливии. Это объяснение звучит наиболее правдоподобно, хотя я по-прежнему не уверена, что происходило со мной после стычки в зале суда.

Шанс на побег подворачивается в среду вечером, через пятьдесят два часа после того, как Оливия вернулась в игру. Они с отцом уезжают куда-то на пять дней, и ей удается убедить остальных без нее не играть.

– Я поставлю всех на групповой сэйв, – сообщаю я, стоя посреди безопасной комнаты и уперев руки в бедра, – чтобы вам даже в голову не пришло играть без меня.

Эйприл пытается возражать, но Итан с Джереми встают на сторону Оливии.

Джереми пожимает плечами и опускается в кресло рядом с дверью.

– Тут даже спорить не из-за чего, – говорит он и садится боком, перекинув длинные ноги через подлокотник.

– Джереми прав, – добавляет Итан. Я слышу, как он подходит ко мне сзади, скрипя ботинками по полу. – Всего-то пять дней. Мне, например, так и так пора заняться учебой, пока не накопилось долгов.

Итан обнимает меня, так что мои локти оказываются прижаты к телу, и осторожно кладет подбородок мне на макушку. Внезапно мне становится дурно.

«Отпусти меня!»

Его подбородок давит мне на голову – в то самое место, куда пришелся удар обрезом. Однако комната кренится набок и бешено вращается не поэтому. Я ощущаю запах кислотного мыла, которым Итан мылся полчаса назад. Чувствую, как его пальцы слегка надавливают мне на живот по обеим сторонам от пупка.

Я больше не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Потому что все в нашей жизни не так, как я думала раньше. Нашими телами пользуются Оливия с Лэндоном.

«Пожалуйста, отпусти…»

Оливия заставляет меня слегка повернуться и с улыбкой взглянуть на Итана, потом кладет мои ладони поверх его рук.

– Значит, решено: групповой сэйв.

Оливия переводит меня в режим самостоятельного поддержания жизнедеятельности, что бы это ни значило. Ее глазами я вижу, как она задает параметры режима: один энергетический батончик и две бутылки воды в день – достаточно, чтобы не умереть от голода и жажды, не более того. Вот только я не собираюсь питаться черствыми батончиками.

Оливия укладывает меня рядом с Итаном и оставляет в полумраке сэйва вместе с другими персонажами. С помощью существующей между нами связи я убеждаюсь, что она полностью вышла из игры. Потом выжидаю еще два часа, тупо глядя на Джереми, который неподвижно сидит напротив кровати. Наконец выскальзываю из объятий Итана, встаю с плоского матраса и вынимаю из рюкзака фонарик.

От неудобной позы, в которой оставила меня Оливия, затекли ноги. Я встряхиваю ими несколько раз и прохожусь по комнате туда-сюда, затем опускаюсь на колени перед Эйприл – хочу найти ее пояс с оружием. Эйприл лежит на принесенном из тюрьмы старом резиновом мате, глаза у нее открыты. Пояс оказывается в рюкзаке, который она прижимает к груди.

– Раздобудешь себе другой, – шепотом говорю я.

И все же мне стыдно ее обкрадывать.

Внезапно руки Эйприл напрягаются. Я с визгом шарахаюсь назад и приземляюсь на пятую точку.

Эйприл медленно садится. Прислоняется к стене и опускает руку в рюкзак. Волоски у меня на руках и шее встают дыбом, пальцы крепче стискивают «глок». Безжизненные глаза девушки обращены прямо на меня. Она достает что-то из рюкзака.

Ее геймер вернулся. Ее геймер вернулся, поймал меня с поличным, и мне остается только драться.

Затем я направляю луч фонарика на предметы, которые Эйприл держит в руке – это вовсе не оружие. Она просто достала еду и бутылку с водой. Склонив голову набок, я наблюдаю, как девушка механически жует пирожное и запивает его водой. Длится это минут пять. Потом она снова прижимает к груди рюкзак, ложится и принимает прежнюю позу.

Похоже, это и есть режим самостоятельного поддержания жизнедеятельности.

«Мы – как роботы», – думаю я, стараясь побороть тошноту.

Я снова подползаю к Эйприл, перекладываю ее ножи к себе в рюкзак и уже собираюсь уйти, но что-то меня останавливает. Да, мой мир не таков, каким я его представляла, и все же, хочу я этого или нет, я до сих пор считаю Эйприл, Итана и Джереми своими друзьями. Хотя все слова, которые они мне говорили, вкладывал им в уста кто-то другой.

Я должна попытаться их разбудить.

– Эйприл!

Я слегка встряхиваю девушку за плечо, потом наклоняюсь и заглядываю ей в глаза.

– Ты… ты здесь?

Она не двигается, не смаргивает, не вздрагивает. Просто смотрит прямо перед собой, прижимая к груди рюкзак, точно ребенок – любимую игрушку.

Пробую расшевелить Итана с Джереми – бесполезно. Они в таком же бессознательном состоянии.

Сгорбившись, я подхожу к двери, хватаюсь за ручку, и меня бьет током. Я с криком падаю на колени, а электричество пробегает по руке и распространяется по всему телу.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Глава шестая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть