Глава шестнадцатая

Онлайн чтение книги Американец The American
Глава шестнадцатая

Последующие десять дней были самыми счастливыми в жизни Ньюмена. Каждый день он виделся с мадам де Сентре, не встречая при этом ни старой мадам де Беллегард, ни старшего из своих будущих шуринов. В конце концов мадам де Сентре даже сочла нужным извиниться за их отсутствие.

— Они очень заняты, — пояснила она, — они знакомят лорда Дипмера с Парижем. — Она произнесла эти слова серьезным тоном, но чувствовалось, что за серьезностью таится улыбка, и это ощущение подтвердилось, когда она добавила: — Он, знаете ли, наш семиюродный брат, а голос крови, как известно, сильнее всего! К тому же он такой интересный человек! — и тут она рассмеялась.

Раза два-три Ньюмен встречал молодую мадам де Беллегард, она грациозно бродила по комнатам с томно-рассеянным видом, словно в поисках неких недоступных ей заманчивых развлечений. Ньюмену она напоминала красивый, но надтреснутый флакон духов; однако постепенно он проникся к ней добрыми чувствами, причиной чему было то, что она обречена состоять в брачном союзе с Урбаном де Беллегардом. Он жалел эту маленькую брюнетку — жену маркиза де Беллегарда — еще и потому, что она была глуповатой, улыбалась завлекательной улыбкой и сердце ее, по-видимому, не отличалось постоянством. Временами маленькая маркиза смотрела на Ньюмена так призывно, что иначе, как непосредственностью ее натуры, подобный взгляд объяснить было нельзя; будь это кокетством, она постаралась бы его завуалировать. Ее, несомненно, мучило желание спросить о чем-то Ньюмена или что-то ему сказать, и он недоумевал, что бы это могло быть. Но ему не хотелось давать ей повод заводить разговор: ведь если она собиралась жаловаться ему на свою горькую участь быть связанной узами брака с таким сухарем, как месье де Беллегард, Ньюмен понятия не имел, что он мог бы ей посоветовать. Однако ему не раз представлялось, как в один прекрасный день она подойдет к нему и страстно прошепчет (предварительно осмотревшись, нет ли кого поблизости): «Я знаю, мой муж внушает вам отвращение. Не могу отказать себе в удовольствии заверить вас, что вы совершенно правы. Пожалейте несчастную, у которой муж — заводная кукла из папье-маше». Но, хотя Ньюмен не был искушен в вопросах светского этикета, он имел точное представление, какие поступки относятся к разряду «низких», и потому понимал, что при его положении в этом доме ему надо быть начеку; он никому из здешних обитателей не желал давать повод обвинить его в том, что он, проникнув в круг семьи, ведет себя неподобающе. А пока мадам де Беллегард взяла за правило посвящать его в то, как обстоит дело с туалетом, в котором она намеревалась быть на его свадьбе и который, несмотря на частые совещания с портным, все никак не могла себе ясно во всей полноте вообразить.

— Помните, я вам говорила, что на рукавах у меня будут бледно-голубые банты? — спрашивала она. — Так вот, никак не могу себя нынче убедить, что они должны быть голубыми. Не понимаю, с чего бы это? Сегодня эти банты кажутся мне розовыми, нежно-розовыми. А потом на меня что-то находит и уже не нравится ни голубое, ни розовое. Но без бантов никак нельзя!

— Пусть будут желтые или зеленые, — посоветовал Ньюмен.

— Malheureux![111]Несчастный! (франц.) — восклицала маленькая маркиза. — Зеленый цвет расстроит ваш брак — ваши дети станут незаконными!

Перед лицом света мадам де Сентре была спокойно счастлива. Вдали от света она казалась даже взволнованно счастливой — так блаженно считал Ньюмен. Она нежно выговаривала ему:

— Вы меня ничуть не радуете. Не даете никакого повода побранить вас, одернуть! А я на это рассчитывала! Мечтала об этом. Но вы не совершаете никаких оплошностей. Вы до безобразия пристойны. И очень жаль — я не получаю никакого удовольствия. С таким же успехом я могла бы выйти за любого другого.

— Боюсь, это самая большая моя вина, — отвечал в таких случаях Ньюмен. — Уж будьте так добры, закройте глаза на этот мой недостаток, — и заверял ее, что он, разумеется, никогда не будет ее бранить, он ею более чем доволен. — Если бы вы только знали, как точно вы соответствуете тому идеалу, который я лелеял! И теперь я понимаю, почему я так домогался этого идеала: обладание им, как я и думал, меняет всю жизнь! Я — редкий счастливчик, ведь мне выпал такой выигрыш! Всю прошлую неделю вы держались именно с тем спокойствием, какое я мечтал видеть в моей жене. Вы говорите как раз то, что я хотел бы слышать от нее. Вы двигаетесь по комнате точно так, как, я представлял себе, будет двигаться она. Вы одеваетесь в том стиле, как и должна была бы одеваться моя жена. Короче говоря, вы отвечаете моему идеалу по всем статьям, а требования у меня, можете мне поверить, высокие.

Слушая его признания, мадам де Сентре сделалась очень серьезной. Немного погодя она возразила:

— Не заблуждайтесь, я не подымаюсь до вашего идеала, он слишком высок. Я совсем не такая, как вы воображаете, я гораздо проще. Вы мечтаете о женщине необыкновенной. Как это ваш идеал достиг такого совершенства?

— Он никогда не был другим, — отвечал Ньюмен.

— Я начинаю думать, — продолжала мадам де Сентре, — что ваш образ идеальной женщины лучше моего. Вы чувствуете, какой это большой комплимент? Да, сэр, решено: отныне я стараюсь подняться до вашего идеала.

После того как Ньюмен сообщил о своей помолвке миссис Тристрам, та навестила дорогую Клэр и на другой день заявила нашему герою, что ему просто неприлично повезло.

— Самое смешное, — сказала она, — что вы, конечно, будете счастливы, но так, словно женились на какой-нибудь мисс Смит или мисс Томсон. Я считаю, что вы заключаете блестящую партию, причем не платите за свою удачу никакой пошлины. Обычно такие блестящие браки строятся на компромиссе, но вы получаете все, не жертвуя ничем. Да еще будете невероятно счастливы!

Ньюмен поблагодарил миссис Тристрам за присущее ей умение так приятно выразить свое одобрение. Ни одна женщина не умела столь же изящно поддержать или пожурить человека. Отзыв мистера Тристрама о помолвке Ньюмена был иным; жена и его сводила к мадам де Сентре, и он описал этот поход следующим образом:

— Не думай, что услышишь мое мнение о своей графине, — заявил он. — Я уже однажды на таком попался. Чертовски подло вытягивать из человека, что он думает о вашей будущей жене. Каждый получает то, что заслужил. Стоит тебе услышать, что я скажу о твоей даме, и ты тут же бросишься к ней это пересказывать, а уж она постарается, чтобы несчастный злопыхатель, явившись к ней с визитом, почувствовал себя очень и очень несладко. Однако я готов быть к тебе справедливым, ты, видно, никаких моих отзывов мадам де Сентре не передавал, а если и передавал, она оказалась на редкость великодушной. Со мной она была очень мила, очаровательно любезна. Они с Лиззи сидели на кушетке, держались за руки, называли друг друга chere, belle,[112]Милая, дорогая (франц.). и на каждом третьем слове мадам де Сентре дарила меня обворожительной улыбкой, словно хотела дать понять, что и я тоже милый и дорогой. Могу тебя уверить, что она вознаградила меня за все прежнее пренебрежение, которое я от нее видел, — была необыкновенно оживленна и приветлива. Правда, в какую-то недобрую минуту ей пришло в голову, что она должна представить нас своей матери — той, мол, хотелось бы познакомиться с твоими друзьями. Мне ее мать была вовсе ни к чему, и я собрался сказать, чтобы они обошлись без меня, а я подожду их в другой комнате, но Лиззи дьявольски проницательна, она сразу догадалась о моих намерениях и так на меня глянула! Кончилось тем, что они рука об руку направились к старой маркизе, а я поплелся за ними. Старая дама восседала в кресле и играла своими аристократическими пальцами. Она оглядела Лиззи с головы до ног, но надо отдать должное моей жене — она и сама это умеет, любого заткнет за пояс. Лиззи сообщила ей, что мы — близкие друзья мистера Ньюмена. Маркиза воззрилась на нее непонимающе, а потом и говорит: «Ах, Ньюмена! Да, да, моя дочь надумала выйти за некоего Ньюмена». Тут мадам де Сентре начала снова гладить Лиззи и объяснять, что вот именно этой милой леди и пришло в голову составить ваш брак, она-то вас и познакомила. «Ах, значит, это вас я должна благодарить за зятя-американца, — обрушилась на Лиззи старая маркиза, — очень умно придумали! Можете не сомневаться, я вам чрезвычайно обязана». И тут она переводит взгляд на меня, начинает меня рассматривать и потом спрашивает: «Вы, вероятно, тоже заняты изготовлением каких-то товаров?» Я хотел было ей ответить, что занимаюсь изготовлением метелок для таких старых ведьм, как она, но Лиззи меня опередила: «Мой муж, мадам маркиза, относится к разряду тех несносных людей, от которых миру очень мало пользы, — у него ни профессии нет, ни определенного занятия». Ей важно было уесть старуху, так что она и меня не пощадила. «Ну что ж, моя дорогая, — отвечает маркиза, — каждому свой удел». «А мой удел, увы, расстаться с вами», — подхватывает Лиззи, и мы в том же порядке, в каком явились, убираемся прочь. Ну, скажу я тебе, теща твоя будет всем тещам теща!

— Ничего, — ответил Ньюмен, — для моей тещи самое главное, чтобы я поменьше попадался ей на глаза.

Вечером двадцать седьмого, в назначенное время, Ньюмен отправился на бал к мадам де Беллегард. Старый дом на Университетской улице был непривычно ярко освещен. В кругу света, падавшего из ворот, толпилась кучка ротозеев, наблюдавших, как подъезжают экипажи, во дворе пылали факелы, а ступеньки парадного входа были застелены красным ковром.

Когда пришел Ньюмен, гостей собралось еще немного. Маркиза с дочерью и невесткой стояли на верхней площадке, где из-за цветочных горшков выглядывала облезлая, старая нимфа. На мадам де Беллегард было лиловое платье со старинными кружевами, и она казалась сошедшей с портрета Ван-Дейка, мадам де Сентре была в белом. Старая леди с величавой любезностью приветствовала нашего героя и, обернувшись, подозвала к себе тех из гостей, кто стоял поблизости. Все это были пожилые джентльмены — любители «задирать нос», как охарактеризовал их Валентин де Беллегард; на груди у многих красовались орденские ленты и звезды. Они приблизились с подобающей их положению неспешностью, и маркиза объявила, что желает представить им мистера Ньюмена, который намерен жениться на ее дочери. Затем она представила Ньюмену одного за другим трех герцогов, трех графов и одного барона. Все эти джентльмены поклонились ему и улыбнулись самым любезным образом, а Ньюмен пустился пожимать им руки, говоря каждому:

— Рад познакомиться, сэр.

Он бросал взгляды на мадам де Сентре, но она смотрела в другую сторону. Если бы он, подобно неуверенному в себе актеру, играющему перед взыскательным взором критика, постоянно нуждался в ее одобрении, он мог бы черпать уверенность в том, что ни разу не поймал на себе ее взгляда, — значит, она на него полагается. Ньюмену же соображения такого рода в голову не приходили, но мы тем не менее рискнем предположить, что, несмотря на его собственную безмятежность, мадам де Сентре не упускала из виду ни малейшего его движения. Молодая мадам де Беллегард была облачена в смелое темно-красное одеяние, расшитое огромными серебряными лунами в разных фазах — от полумесяца до полного круга.

— Что же вы ничего не скажете о моем платье? — спросила она Ньюмена.

— Мне кажется, — ответил он, — будто я смотрю на вас через телескоп. Весьма необычный туалет.

— Если так, он как раз под стать нынешнему торжеству. Но предупреждаю, я не принадлежу к небесным телам.

— А я никогда и не видел, чтобы небо ночью имело алый оттенок.

— Это говорит о моей оригинальности, любой другой выбрал бы синий фон. Моя золовка наверняка предпочла бы нежно-голубую ткань и усеяла ее дюжиной изящных полумесяцев. Но, по-моему, красный фон гораздо эффектнее. А замысел у меня такой — лунное сияние.

— Лунное сияние и кровопролитие, — подхватил Ньюмен.

— Убийство при лунном свете? — засмеялась мадам де Беллегард. — Роскошный девиз для вечернего наряда. И обратите внимание, чтобы завершить образ, я украсила прическу кинжалом, усыпанным бриллиантами. Но смотрите, вот и лорд Дипмер, — мгновенно переменила она тему. — Надо выяснить, что он думает о моем туалете.

Лорд Дипмер, джентльмен с очень красным лицом, смеясь, подошел к ним.

— Лорд Дипмер все не может решить, кого он предпочитает — меня или мою золовку, — сказала мадам де Беллегард. — Клэр нравится ему, поскольку она его кузина, а я как раз потому, что нет. Но за Клэр он не имеет права ухаживать, а я вполне disponible.[113]Доступна (франц.). За помолвленной женщиной ухаживать неприлично, тогда как за женщиной замужней неприлично не ухаживать.

— О, я обожаю ухаживать за замужними! — воскликнул лорд Дипмер. — Они не просят, чтобы на них женились.

— А незамужние просят? — поинтересовался Ньюмен.

— Увы, да, — ответил лорд Дипмер. — У нас, в Англии, девушки вечно заводят этот разговор.

— И вы им грубо отказываете? — предположила мадам де Беллегард.

— Ну согласитесь, не жениться же на каждой девушке, которой хочется замуж, — ответил его светлость.

— Ваша кузина ни о чем таком просить не станет. Она выходит замуж за мистера Ньюмена.

— Тогда другое дело! — рассмеялся лорд Дипмер.

— Ну а если она захотела бы выйти за вас, ей, я думаю, вы бы не отказали. И это дает мне надежду, что в конце концов вы остановите свой выбор на мне.

— Когда мне нравятся две вещи, я никогда не довольствуюсь одной, — ответил молодой англичанин. — Я забираю обе.

— Какой ужас! На это я не пойду! Я хочу быть единственной, — воскликнула мадам де Беллегард. — Мистер Ньюмен куда лучше вас, он умеет выбирать. О, он проделывает это очень тщательно, словно нитку в иголку вдевает. Мадам де Сентре он предпочел всему мыслимому и немыслимому.

— Все равно он не может помешать мне быть ее кузеном, тут уж ничего не поделаешь, — с веселым простодушием сказал Дипмер.

— Да уж, тут я ничего поделать не могу, — засмеялся в ответ Ньюмен, — да и она тоже.

— И ничего не сможете поделать, если я приглашу мадам де Сентре танцевать, — все с тем же простодушием заявил лорд Дипмер.

— Смог бы, если бы пригласил сам, — сказал Ньюмен. — Но беда в том, что танцевать я не умею.

— О, да тут и уметь нечего, кружитесь, и все, не правда ли, милорд? — воскликнула мадам де Беллегард, но лорд Дипмер с ней не согласился, он сказал, что танцевать надо уметь, а то будешь выглядеть осел ослом, и в эту минуту к ним, медленно ступая и заложив руку за спину, присоединился Урбан де Беллегард.

— Какой превосходный бал, — сказал ему Ньюмен. — Ваш старый дом так и сияет.

— Ну, раз вам нравится, мы довольны, — ответствовал маркиз, подняв плечи и слегка наклоняясь вперед.

— Да, по-моему, всем нравится, — заявил Ньюмен. — И может ли быть иначе, если первый, кого, входя, видят гости, — это ваша сестра, прекрасная, как ангел.

— Да, она очень красива, — торжественно подтвердил маркиз. — Но, естественно, для других это не столь очевидная причина испытывать удовольствие, как для вас.

— О, насчет меня вы совершенно правы, маркиз. Я всем доволен, чрезвычайно доволен, — согласился Ньюмен, как всегда слегка растягивая слова. — А теперь расскажите мне, пожалуйста, о ваших друзьях, — попросил он, оглядываясь, — что они собой представляют?

Маркиз де Беллегард молча осмотрелся, склонив голову и медленно потирая пальцами нижнюю губу. В салон, где стояли они с Ньюменом, вливался поток людей, комнаты уже были полны народу, и сборище становилось поистине блестящим. Блеск ему придавало главным образом сияние обнаженных женских плеч, обилие драгоценностей, роскошь и изысканность туалетов. Среди мужчин никого не было в мундирах, ибо двери мадам де Беллегард оставались наглухо закрытыми для клевретов новоявленной власти, распоряжавшейся в то время судьбами Франции, и нельзя утверждать, что среди массы смеющихся, оживленных лиц часто мелькали черты, исполненные благородной гармонии. Но все-таки жаль, что наш герой не был физиономистом, — многие из этих лиц привлекали внимание, отличались выразительностью, наводили на размышления. Правда, будь повод для встречи с этими людьми другим, они вряд ли пришлись бы Ньюмену по душе. Женщины показались бы ему не слишком красивыми, мужчины чересчур самонадеянно улыбчивыми. Однако сейчас Ньюмен был так лучезарно настроен, что воспринимал только приятные впечатления и, не вглядываясь слишком пристально в окружающих, видел лишь исходивший от всех блеск и радовался тому, что, если подвести баланс, весь этот блеск следует отнести на его счет.

— Я представлю вас кое-кому, — немного погодя сказал маркиз. — Считаю это своим долгом. Вы позволите?

— О, я готов жать руку всем, кому вы сочтете нужным, — отозвался Ньюмен. — Правда, ваша матушка уже познакомила меня с полдюжиной старых джентльменов, так что будьте осторожны, чтобы не повториться.

— А кто были те джентльмены, кому вас представила моя мать?

— Честное слово, я уже забыл, — рассмеялся Ньюмен. — Мне все здесь кажутся на одно лицо.

— Полагаю, что они вас не забыли, — проговорил маркиз и начал торжественный обход комнат.

Чтобы не отстать от него в толпе, Ньюмен взял маркиза под руку, после чего тот некоторое время шагал молча и смотрел прямо перед собой. Постепенно они дошли до последней из комнат, в которых проходил прием. Здесь Ньюмен увидел даму чудовищных размеров, она восседала в весьма основательном кресле, и перед ней полукругом стояла группа людей. Когда маркиз приблизился, группа расступилась, а месье де Беллегард сделал шаг вперед и раболепно застыл, поднеся к губам шляпу. Ньюмену доводилось видеть джентльменов, принимающих такую же позу в церкви, когда они входили в свою ложу. Дама и впрямь имела большое сходство с выставленным для поклонения божком. Она была неправдоподобно монументальна и величаво невозмутима. В ее облике Ньюмену почудилось что-то даже устрашающее: тройной подбородок, пронизывающие насквозь заплывшие глазки, огромная грудь в глубоком декольте, тиара из покачивающихся перьев и сверкающих драгоценных камней, необъятный ворох пышных шелковых юбок — все это повергло его в трепет. Вид этой удивительной особы и окружающих ее почитателей напомнил Ньюмену, как на ярмарках выставляют на обозрение «самую толстую женщину на свете». Она вонзила в подошедших свои маленькие немигающие глазки.

— Дорогая герцогиня, — произнес маркиз, — разрешите представить вам нашего хорошего друга, о котором мы вам уже говорили. Желая познакомить с мистером Ньюменом тех, чьим мнением дорожу, мог ли я не начать с вас?

— Чрезвычайно приятно, мой друг, чрезвычайно приятно, месье, — сказала герцогиня, и хотя голос у нее был тонкий и пронзительный, я не решился бы назвать его неблагозвучным. Ньюмен отвесил приличествующий случаю почтительный поклон.

— Я сегодня затем и приехала, чтобы посмотреть на месье. Надеюсь, месье оценит, на что я ради него пошла. Достаточно только взглянуть на меня, сэр, — продолжала она, окидывая собственную персону красноречивым взором.

Ньюмен молчал, не находясь с ответом, хотя, судя по всему, раз герцогиня сама подшучивала над своей мощной фигурой, ей можно было говорить что угодно. Услышав, что она приехала ради того, чтобы познакомиться с Ньюменом, стоявшие вокруг джентльмены сразу слегка повернули головы и устремили на него взгляды, исполненные благосклонного любопытства. Маркиз с поистине сверхъестественной серьезностью представил Ньюмену каждого из них, и каждый по мере того, как произносили его имя, раскланивался; все они принадлежали к тем, кого во Франции именуют beaux noms.[114]Представители знатных родов (франц.).

— Я очень хотела познакомиться с вами, — снова сказала герцогиня. — C’est positif![115]Именно так! (франц.) Прежде всего я обожаю ту, на ком вы собираетесь жениться, это самое очаровательное создание во всей Франции. Смотрите, обращайтесь с ней хорошо, не то вы обо мне услышите. Правда, с виду вы человек добрый. Мне говорили, что вы — фигура необычная. Чего только я о вас не наслышалась. Да, да! Это все правда?

— Не знаю, что вам рассказывали, — ответил Ньюмен.

— О, о вас ходят легенды. Мне говорили, что карьера у вас была очень переменчивая, очень bizzáre.[116]Причудливая (франц.). Кажется, десять лет назад вы основали на вашем Западе целый город, где проживает сейчас миллион человек? Или полмиллиона? И вы — единственный владелец этого процветающего поселения и посему сказочно богаты. И станете еще богаче, если только не будете дарить дома и земли без всякой выплаты ренты всем, кто обязуется не брать в рот сигары. И, как нам сказали, вас через три года сделают президентом Америки.

Герцогиня поведала эту престранную «легенду» гладко и бесстрастно, и Ньюмену подумалось, что все это прозвучало так, словно знаменитая старая актриса прочла отрывок из комической пьесы. Не успела герцогиня закончить, как наш герой разразился громким неудержимым смехом.

— Дорогая герцогиня, дорогая герцогиня, — забормотал извиняющимся тоном маркиз.

К дверям комнаты сразу подошли несколько гостей посмотреть, кто позволяет себе смеяться над герцогиней. А та продолжала свой монолог тихо, спокойно и уверенно — будучи герцогиней, она не сомневалась, что ее слушают, а старушечья любовь поболтать делала эту великаншу безразличной к мнению окружающих.

— Нет, я вижу, вы человек очень примечательный. Иначе вы не смогли бы расположить к себе нашего доброго маркиза и его достойную матушку. Их милость не всякому удается заслужить, это люди требовательные. Я вот и сама не уверена, пользуюсь ли сейчас их расположением. Что скажете, Беллегард? Ведь теперь я знаю: чтобы вам понравиться, надо быть американским миллионером. Но главная ваша победа, дорогой сэр, — это то, что вы угодили графине. Она же разборчива, как сказочная принцесса! Просто чудо, что вы ее завоевали! В чем ваш секрет? Конечно, я не жду, что вы откроете его перед всеми этими господами, но заезжайте как-нибудь ко мне и явите ваши таланты.

— Секрет не мой, а мадам де Сентре, — ответил Ньюмен. — А заключается он в ее необычайном милосердии. Словом, о нем надо спросить у нее самой.

— Хорошо сказано! — воскликнула герцогиня. — Премило для начала. Как, Беллегард? Вы уже уводите месье?

— Я обязан выполнить свою роль, дорогой друг, — ответил маркиз, показывая рукой на других гостей.

— О, я знаю, какой вы усердный хозяин. Ну что ж, мое желание исполнилось, я познакомилась с месье. Он — умница! И пусть не возражает — так и есть. Прощайте!

Следуя за маркизом в другую комнату, Ньюмен спросил, чем знаменита эта герцогиня.

— Влиятельнейшая дама во Франции, — ответил Беллегард.

Затем он представил своего будущего зятя по меньшей мере двадцати персонам обоего пола, отбирая их, по-видимому, по тому, насколько в них проявлялся аристократизм. В одних случаях на лицах тех особ, с кем знакомили Ньюмена, было ясно написано, что они принадлежат к высшей касте, часто же он догадывался об этой принадлежности лишь благодаря кратким, но выразительным характеристикам, которые давал им хозяин дома. Среди его новых знакомцев были мужчины, как крупные и величавые, так и мелкие, суетливые, были дамы некрасивые, в пожелтевших кружевах и сомнительных драгоценностях, но встречались и прехорошенькие, чьи белоснежные плечи не прикрывали ни драгоценности, ни что-либо другое. Все свидетельствовали Ньюмену свой искренний интерес, все одаривали его улыбками и заверяли, что очень рады познакомиться, и каждый глядел на него с той мягкой твердостью людей из хорошего общества, которая дает понять, что руку вам протянут, но пальцы, сжимающие монету, не разожмут. Если маркиз, обходя комнаты, напоминал проводника с медведем, а все происходящее перекликалось с сюжетом сказки о Красавице и Чудовище, то следует заметить, что присутствующие, по-видимому, находили медведя вполне схожим с представителями человеческого рода. Самому Ньюмену казалось, что его знакомство с друзьями маркиза было обставлено «очень приятно», другого слова он подыскать не мог. Приятно было, что ему оказывали столько откровенного внимания, приятно было слышать из уст, над которыми красовались заботливо подстриженные усы, отточенные, приправленные юмором любезности, приятно было замечать, как умные француженки — а Ньюмену все они казались умными — поворачиваются спиной к партнерам, чтобы получше разглядеть этого странного американца, за которого собралась замуж Клэр де Сентре, и награждают экспонат чарующими улыбками. Но вот, отвернувшись от парада улыбок и других знаков внимания, Ньюмен поймал на себе тяжелый взгляд маркиза и сразу спохватился. «А не строю ли я из себя дурака, — пришло ему на ум, — может, я разгуливаю здесь, как терьер на задних лапах?» Тут он заметил в другом конце комнаты миссис Тристрам, расстался с месье де Беллегардом и начал пробираться к ней.

— Как по-вашему, я не слишком запрокидываю голову? — спросил он свою приятельницу. — Вам не кажется, что у меня под подбородком виден замок от поводка?

— Мне кажется, вы, как все счастливые люди, выглядите очень смешно, — ответила миссис Тристрам. — Не более и не менее смешно, чем другие счастливцы. Я минут десять наблюдала за вами и за маркизом де Беллегардом. Ему все это в тягость.

— Тем паче надо быть ему благодарным — взявшись за дело, он довел его до конца, — ответил Ньюмен. — Однако пора и честь знать. Больше не стану его обременять. Но вы правы — я страшно счастлив. Даже не могу устоять на месте. Позвольте вашу руку и давайте пройдемся.

Он провел миссис Тристрам по всем комнатам. Их было великое множество: украшенные ради празднества, переполненные нарядными гостями, они, несмотря на несколько поблекший вид, вновь обрели прежний блеск. Глядя по сторонам, миссис Тристрам тихо отпускала колкие замечания насчет гостей. Но Ньюмен отвечал рассеянно, он вряд ли ее слышал, его мысли были заняты другим. Он упивался радостным сознанием успеха, свершения задуманного, триумфа. Внезапный страх, не выглядит ли он глупцом, улетучился, и он испытывал теперь только глубокое удовлетворение. Он получил то, к чему стремился. Вкус успеха всегда манил его, и ему везло — он ощущал его не раз. Но никогда прежде вкус этот не был так сладок, никогда так много не сулил, никогда к нему не примешивалось столько блеска и веселья. Огни, цветы, музыка, разодетая толпа, ослепительные женщины, драгоценности и даже сама непривычность чужого, но звучного говора вокруг — все служило живым символом и гарантией того, что он добился цели и собственными усилиями проложил сюда дорогу. Однако, если Ньюмен и улыбался шире обычного, не тщеславие раздвигало его губы, ему ничуть не хотелось, чтобы на него показывали пальцем, он не жаждал личного успеха. Доведись ему, оставаясь невидимым, заглянуть в особняк Беллегардов через дыру в крыше, открывшееся зрелище порадовало бы его ничуть не меньше. Он счел бы увиденное свидетельством своего преуспеяния и укрепился бы в уверенности, что на жизнь надо смотреть легко, к чему рано или поздно сводились все его наблюдения. А сейчас чаша успеха нашего героя была полна до краев.

— Прекрасный бал, — сказала, немного пройдясь, миссис Тристрам. — Ничто не оскорбляет мой взор, кроме вида моего мужа — вон он стоит, прислонившись к стене, и беседует с каким-то незнакомцем, которого, небось, принимает за герцога, а тот — я почти уверена — ведает здесь освещением. Как вы думаете, нельзя ли их разлучить? Может быть, опрокинуть лампу?

Неизвестно, внял ли бы ее призыву Ньюмен, который не видел ничего зазорного в том, что Тристрам увлечен разговором с искусным мастером своего дела, но в эту минуту к ним как раз подошел Валентин де Беллегард. Несколько недель назад Ньюмен познакомил его с миссис Тристрам, и младший брат мадам де Сентре сразу воздал должное блестящим достоинствам этой дамы и уже нанес ей несколько визитов.

— Вы читали Китса? Его балладу «Belle Dame sans Merci»? — обратилась к Валентину миссис Тристрам. — Вы напоминаете мне ее героя:

«Зачем, о рыцарь, бродишь ты

Печален, бледен, одинок?» [117]Китс Джон (1795–1821). «Прекрасная дама, не знающая милосердия». Перевод В. Левина.

— Я одинок, поскольку вы лишили меня вашего общества, — ответил Валентин. — А выглядеть счастливым — дурной тон, это позволительно только Ньюмену. Ведь все это затеяно в его честь. Нам с вами не положено выходить на авансцену.

— Прошлой весной вы мне предрекали, — напомнил Ньюмен, повернувшись к миссис Тристрам, — что, прожив здесь полгода, я взбешусь от ярости. По-моему, срок на исходе, но самое бешеное, что я могу выкинуть, это предложить вам кофе глясе.

— Я говорил вам, — вмешался Валентин, — что бал в нашем доме пройдет как нельзя лучше. Я не имел в виду кофе глясе, но смотрите, здесь собрался весь свет, и сестра утверждает, что Урбан сегодня просто очарователен.

— Он славный малый, славный, — согласился Ньюмен. — Я люблю его, как брата. Кстати, надо пойти сказать несколько добрых слов вашей матушке.

— Да уж подберите самые добрые, — предупредил Валентин. — Быть может, подобное желание вы испытываете в последний раз.

Но Ньюмен был близок к тому, чтобы заключить старую мадам де Беллегард в объятия. Он прошел через все комнаты и нашел маркизу в первой зале: она сидела на софе со своим юным родственником лордом Дипмером. Вид у молодого англичанина был довольно скучающий; засунув руки в карманы, вытянув вперед ноги, он усиленно разглядывал носки своих туфель. Мадам де Беллегард, казалось, что-то горячо ему втолковывала и явно ждала от него ответа или знака, подтверждающего, что ее слова возымели действие. Сложив руки на коленях, она смотрела на простоватую физиономию его светлости с вежливо сдерживаемым раздражением.

Увидев подошедшего Ньюмена и встретившись с ним взглядом, лорд Дипмер покраснел.

— Боюсь, я помешал интересной беседе, — сказал Ньюмен.

Мадам де Беллегард встала, ее собеседник тоже вскочил, и она оперлась на его руку. Секунду-другую она молчала, но, поскольку и лорд Дипмер не произносил ни слова, с улыбкой заметила:

— Лорду Дипмеру следовало бы выказать учтивость и подтвердить, что наша беседа на самом деле была интересна.

— О да! Я ужасно неучтив! — воскликнул его светлость. — Но мне и правда было интересно.

— Верно, мадам де Беллегард давала вам полезные советы? — предположил Ньюмен. — Старалась вас немножко обуздать?

— Я дала ему один превосходный совет, — подтвердила маркиза, обратив на нашего героя вызывающий взгляд холодных глаз. — Милорду остается только воспользоваться им.

— Воспользуйтесь, сэр, воспользуйтесь, — горячо подхватил Ньюмен. — Маркиза худого не посоветует, особенно в такой вечер, как сегодня, когда она настроена покойно и радостно, — любой ее совет будет во благо. Смотрите, какое кругом оживление, как все хорошо удалось! Ваш бал просто великолепен, счастливая мысль пришла вам в голову. У меня бы ничего подобного не получилось.

— Очень рада, если вы довольны, — сказала мадам де Беллегард. — Я и ставила себе целью доставить вам удовольствие.

— Доставьте мне еще одно, — попросил Ньюмен. — Отпустите нашего друга лорда, мне кажется, ему пора немного размяться, а вы обопритесь на мою руку и пройдемте вместе по комнатам.

— Да, я хотела доставить вам удовольствие, — повторила старая леди. Она сняла руку с руки лорда Дипмера, и Ньюмен подивился ее кротости. — И если этот молодой человек достаточно умен, — добавила она, — он пойдет, разыщет мою дочь и пригласит ее танцевать.

— А я-то восхвалял ваш совет! — со смехом склонился Ньюмен над мадам де Беллегард. — Ничего не поделаешь, полагаю, придется мне это проглотить.

Лорд Дипмер вытер пот со лба и удалился, а мадам де Беллегард взяла Ньюмена под руку.

— Да, ваш бал на редкость удался, — снова объявил он, следуя за маркизой из одной комнаты в другую, — как видно, все здесь знают друг друга и все рады друг другу. Маркиз познакомил меня со множеством ваших друзей, и я чувствую себя совсем как член семьи. Этот вечер я никогда не забуду, — продолжал Ньюмен, желая сказать что-нибудь чрезвычайно приятное и лестное. — И вспоминать о нем всегда буду с удовольствием.

— Думаю, этот вечер никто из нас не забудет, — сказала маркиза, как всегда четко и твердо выговаривая каждое слово.

Гости расступались перед ней, кое-кто оборачивался, чтобы взглянуть на хозяйку дома, ей без конца кланялись, прижимая к сердцу руку, и все это она принимала с гордым достоинством. Однако, хотя маркиза всем улыбалась, она не проронила ни звука, пока они не достигли последней комнаты, где она увидела своего старшего сына. Здесь со словами «Ну, сэр, довольно!», произнесенными с мягкой сдержанностью, она отошла от Ньюмена к Урбану. Тот сразу взял обе ее руки в свои и с нежнейшей заботой подвел к креслу. Это была трогательная семейная сцена, и Ньюмен скромно удалился. Некоторое время он бродил из комнаты в комнату, взирая на всех с высоты своего роста, превосходившего рост большинства присутствующих, присоединялся к тем группам, где были люди, с которыми его познакомил Урбан де Беллегард, держался непринужденно и являл собой вид полной невозмутимости. Его по-прежнему все вокруг радовало, но даже самые радостные минуты приходят к концу, и блеск приема начал тускнеть. В музыке зазвучали завершающие аккорды, а гости оглядывались в поисках хозяйки, желая с ней попрощаться. Найти ее, видимо, не удавалось, и до Ньюмена долетели чьи-то слова, что маркиза почувствовала недомогание и ушла к себе. Он услышал, как одна из дам сказала:

— Не выдержала напряжения. Бедняжка маркиза, могу себе представить, каково ей.

Но тут же разнесся слух, что маркиза оправилась, и правда, оказалось, что она сидит в кресле у выхода и выслушивает благодарности своих знатных гостей, которые умоляют ее не вставать. Сам же Ньюмен пустился на поиски мадам де Сентре. Она много раз, вальсируя, проносилась мимо него, однако с самого начала вечера он, покорно выполняя ее категорическое указание, не обмолвился с нею ни словом. Комнаты, расположенные в rez-de-chaussée,[118]Нижний этаж (франц.). тоже были открыты гостям, в распоряжение которых предоставили весь дом, но обнаружилось, что внизу народу мало. Ньюмен прошел через комнаты, заметил рассеянные там и сям парочки, явно довольные своим относительным уединением, и дошел до маленькой оранжереи, выходившей в сад. Дальняя ее стена была забрана стеклом, и за этим не затененным растениями огромным окном блистали зимние звезды, так что стоявшие у окна, казалось, находились по ту сторону, в саду. А у окна были двое — леди и джентльмен. В леди, хоть она и стояла к нему спиной, Ньюмен даже издали сразу узнал мадам де Сентре и заколебался, удобно ли ему к ней подойти. Но едва он шагнул вперед, она обернулась, видимо почувствовав его присутствие. С минуту она смотрела на него, потом снова обратилась к своему собеседнику.

— Право, жаль, что нельзя пересказать это мистеру Ньюмену, — произнесла она тихо, но так, что Ньюмен ее услышал.

— Сделайте милость, перескажите, — ответил джентльмен, и по голосу Ньюмен узнал лорда Дипмера.

— Пожалуйста! Сделайте милость! — воскликнул, подходя к ним, Ньюмен.

Он заметил, что лицо лорда Дипмера залилось краской и он нервно крутит в руках перчатки, свернутые так туго, будто их хотели выжать досуха. Вероятно, все это свидетельствовало о большом душевном смятении, и Ньюмену показалось, что и мадам де Сентре тоже проявляет признаки беспокойства. Тон у обоих был очень взволнованный.

— То, что я вам скажу, говорит только в пользу лорда Дипмера, — отважно улыбаясь, заявила мадам де Сентре.

— Хотя ему от этого будет не легче, — смущенно хохотнул милорд.

— Что за секреты? — поторопил их Ньюмен. — Говорите скорей, терпеть не могу секретов.

— Ничего не попишешь, приходится сносить то, чего не любишь, а что любишь — уплывает из рук, — посмеиваясь, заметил красный до корней волос молодой лорд.

— Это говорит в пользу лорда Дипмера, но далеко не в пользу остальных, — продолжала мадам де Сентре. — Поэтому я ничего вам не скажу. Не сомневайтесь, я никому не скажу, — и она протянула англичанину руку, а тот пожал ее робко, но пылко. — Ступайте, милорд, потанцуйте! — добавила она.

— Да только танцевать и остается! — откликнулся лорд. — Пойду напьюсь, — и, мрачно фыркнув, он ушел.

— Что между вами произошло? — спросил Ньюмен.

— Ничего, что могло бы вас огорчить, но пока я вам не скажу, — ответила мадам де Сентре.

— Этот сиятельный юнец пытался за вами волочиться?

Мадам де Сентре заколебалась, но потом серьезно сказала:

— Нет, он вполне честный молодой человек.

— Но вы так взволнованны. Что случилось?

— Я уже сказала, ничего такого, из-за чего вам следует огорчаться. Я уже успокоилась. Когда-нибудь я вам все расскажу, но не сейчас. Сейчас увольте — не могу.

— Что ж, должен сознаться, я и сам не хочу узнавать ничего неприятного. Я в восторге от всего, и главное — от вас. Я перевидал сегодня множество разных леди и беседовал со многими, но в восторге я от вас.

Мадам де Сентре обратила на него ласковый долгий взгляд, а потом перевела глаза на звездное ночное небо за окном. Они стояли так молча бок о бок.

— Скажите, что и вы мною довольны, — попросил Ньюмен.

Ему пришлось долго ждать ответа, а потом она тихо, но твердо произнесла:

— Я очень счастлива.

И тут же сзади раздался другой голос, так что оба сразу обернулись.

— Простите меня, но я боюсь, как бы мадам де Сентре не простудилась. Я позволила себе принести шаль.

На пороге смиренно стояла озабоченная миссис Хлебс, держа в руках белую шаль.

— Спасибо, — сказала мадам де Сентре. — Один вид этих холодных звезд замораживает. Шали мне не надо, но мы вернемся в комнаты.

Она повернулась и пошла, Ньюмен последовал за ней. Миссис Хлебс почтительно отступила, пропуская их. Ньюмен на секунду задержался возле старушки, и она подняла на него глаза, как бы молча его поздравляя.

— Да, да, — сказал он. — Вы непременно будете жить с нами.

— Как вам угодно, сэр, — отозвалась она. — В любом случае вы меня видите не в последний раз.


Читать далее

Глава шестнадцатая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть