Онлайн чтение книги Глубокий сон The Big Sleep
XXIX

В гараже было темно. Пройдя по гравиевой дорожке и по сырой, хлюпающей под ногами траве, я вышел на дорогу, по которой неслись, стекая в канаву, полноводные ручьи. Шляпы не было. Должно быть, я обронил ее в гараже, а Канино не потрудился ее мне вернуть, полагая, как видно, что больше она мне не понадобится. Я подумал о Канино. Едет, наверное, сейчас со спокойной душой обратно: тощий угрюмый Арт вместе с перекрашенной и, возможно, угнанной машиной переправлен в безопасное место. Блондиночка любила Эдди Марса и согласилась скрыться, чтобы спасти его. Значит, она должна сидеть себе спокойно под лампой и ждать его, Канино, возвращения. А сыщик лежит связанный на диване. Коричневый перенесет ее вещи в машину, обойдет напоследок все комнаты — не оставить бы улик, а потом велит ей выйти из дому и подождать. Выстрела она не услышит. Впрочем, достаточно будет и удара дубинки в висок. А ей он скажет, что оставил меня связанным на диване, чтобы через какое-то время я смог развязать веревки и уйти. И она ему по глупости поверит. Ведь он считает ее дурой, этот славный, предусмотрительный мистер Канино.

Плащ расстегнулся, из-за наручников я не мог его застегнуть, и взмокшие полы били по ногам, словно крылья большой, выбившейся из сил птицы. Вот и шоссе. Мимо, в туче брызг, слепя фарами, свирепо шурша шинами, проносились автомобили. Моя машина стояла на том самом месте, где я ее оставил, колеса накачаны и перебортованы — чтобы в случае необходимости можно было воспользоваться ею в любой момент. Все предусмотрено. Я залез в машину, нагнулся под руль и, откинув кожаный фартук и пошарив в тайнике, извлек оттуда второй пистолет, спрятал его под плащ и пустился в обратный путь. Мир теперь сузился, замкнулся, и в мире этом нам с Канино было не разойтись.

Я уже свернул с шоссе, когда сзади блеснули фары. Едва я успел спрыгнуть в наполненную водой канаву, как мимо, не сбавляя хода, промчалась машина. Я высунул голову из канавы и услышал, как она, скрипнув шинами, съехала с дороги на гравий. Мотор заглох, фары погасли, хлопнула дверца. Как стукнула входная дверь, я не слышал, но деревья, за которыми стоял дом, осветились — то ли шторы на окне раздвинули, то ли зажгли в коридоре свет.

Я снова выбрался на дорогу и зашагал по лужайке к дому. Под ногами чавкала мокрая трава. Я нащупал пистолет, он лежал у меня в заднем кармане, и я, хоть и с трудом, мог до него дотянуться, рискуя, правда, вырвать левую руку с корнем. Машина стояла перед домом. Темная, пустая, теплая. В радиаторе уютно булькала, остывая, вода. Я заглянул за боковое стекло. Ключи торчат в замке зажигания. Мистер Канино вел себя крайне самоуверенно. Я обошел машину, осторожно, на цыпочках пересек гравиевую площадку, подошел к окну дома и прислушался. Голосов слышно не было, все звуки тонули в частой барабанной дроби дождя, колотившего по водосточной трубе.

Я напряг слух. Никто не кричит, все тихо и чинно. Он, вероятно, что-то мурлычет ей своим сладким голосом, а она оправдывается: я его отпустила, но взяла с него слово, что он даст нам сбежать. Но Канино мне не поверит, как, впрочем, и я бы не поверил ему. А значит, и на разговоры времени тратить не станет: прихватит блондинку с собой и попытается скрыться. Остается только ждать, когда он выйдет.

Но мне не терпелось. Я переложил пистолет в левую руку, нагнулся, набрал горсть гравия и, встав на цыпочки, потер гравием о стекло. Хотя почти весь гравий рассыпался, скрежет всего нескольких камешков произвел эффект разорвавшейся бомбы.

Я бросился к машине и вскочил на подножку с противоположной стороны. Дом снова погрузился во тьму. Погас свет — и все. Я присел на подножке и замер. Ни шума, ни выстрелов, ни беготни. Канино свое дело знает.

Я опять выпрямился, задом влез в машину, нащупал ключ зажигания и повернул его. Кнопка стартера по идее должна была находиться на приборной доске. Наконец я нащупал ее, нажал, и стартер застучал. Двигатель не успел еще остыть и тут же приглушенно, как-то даже с удовольствием заурчал. А я снова выскочил из машины и спрятался за задними колесами.

Меня била дрожь, но я знал, что такой поворот событий Канино никак не устраивает: машина была нужна ему позарез. Темное окно медленно, дюйм за дюймом поползло вниз, только по неясным бликам света на стекле можно было заметить, что оно вообще опускается. Затем из окна внезапно вырвалось пламя, и грянули три выстрела подряд. В машине посыпались стекла. Я издал истошный вопль. Затем вопль сменился жалобным стоном. Стон в свою очередь перешел на хрип захлебывающегося в крови. Предсмертный хрип стал постепенно стихать и наконец замер. Последний, судорожный вздох. Получилось неплохо. Даже мне самому понравилось. Остался доволен и Канино. Я услышал его смех. Громкий, раскатистый, не имеющий ничего общего с его вкрадчивым, мурлыкающим голоском.

Опять на какое-то время наступила тишина, прерываемая лишь шумом дождя и тихим урчанием мотора. Затем дверь дома приоткрылась, и на пороге возникла человеческая фигура с каким-то белым пятном на шее. Я догадался, это пятно — белый отложной воротник женщины.

Откинув назад голову, на негнущихся ногах блондинка медленно, как деревянная, спустилась по ступенькам с крыльца. В темноте поблескивал ее серебряный парик. Канино, согнувшись, крался за ней, прячась за ее спину. Что-то в этой жуткой парочке было неуловимо смешное.

Она спустилась с крыльца. Теперь я видел ее лицо — белое, застывшее. Направилась к машине. Канино прятался за ней, как за мощным оградительным укреплением, — а вдруг я еще жив и кусаюсь? Сквозь шум дождя до меня донесся ее тихий, ровный голос:

— Я ни черта не вижу, Забияка. Окна запотели.

Канино что-то буркнул в ответ, и блондинка, вздрогнув всем телом, как будто ей ткнули пистолетом в спину, между лопаток, опять двинулась вперед. Когда она подошла почти вплотную к погруженной во тьму машине, я разглядел в темноте и его: шляпа, щека, плечо. Вдруг блондинка остановилась как вкопанная и завизжала. От этого прелестного пронзительного девичьего визга я отлетел в сторону, как будто получил сокрушительный удар в челюсть.

— Я вижу его! — закричала она. — Через стекло! Он за рулем, Забияка!

Канино клюнул на эту удочку, как целая стая изголодавшихся щук. Он грубо оттолкнул блондинку в сторону, рванулся к машине и выбросил вперед руку. В темноте снова трижды вспыхнуло пламя. Опять посыпалось разбитое стекло. Одна пуля, пробив стекло, попала в дерево, рядом со мной. Другая, чиркнув по другому дереву, пропела высоко над головой. А мотор продолжал работать.

Канино стоял согнувшись в три погибели, лицо, только что осветившееся от вспышек выстрелов, опять посерело и растаяло во мраке. Если он стрелял из револьвера, то патроны должны были кончиться. А может, и нет. В общей сложности он выстрелил шесть раз, но после первых трех выстрелов он мог, еще в доме, перезарядить револьвер. Надо надеяться, что так оно и было. Почему-то не хотелось, чтобы он оставался безоружным. Впрочем, у него мог быть и автоматический пистолет.

— У тебя все? — поинтересовался я.

Он бросился на голос. Наверно, надо было, как это водится у джентльменов старой школы, дать ему возможность выстрелить первым, но он держал пистолет наготове, и надо было действовать как можно скорее. Поэтому, решив на этот раз пренебречь джентльменским кодексом, я выстрелил в него четыре раза подряд. Ручка кольта врезалась мне в ребро. Пистолет вылетел у него из рук, как будто его выбили ногой. Послышался хлопок — это Канино прижал обе руки к животу. В таком положении он и упал — лицом вперед, обхватив себя своими здоровенными ручищами. Рухнул ничком на мокрый гравий. И больше не издал ни звука.

Молчала и блондинка. Она стояла неподвижно, дождь хлестал ей по лицу. Я подошел к Канино и носком ботинка зачем-то отбросил в сторону пистолет. Потом присел на корточки и подобрал его. Теперь я находился совсем рядом с блондинкой. Она заговорила — задумчиво, словно сама с собой:

— Я… я боялась, что ты вернешься.

— У нас ведь было назначено свидание, — возразил я. — Говорю же, все было заранее продумано. — И я грубо, как деревенский увалень, загоготал.

Она присела на корточки рядом со мной, нащупала что-то у Канино на груди, встала, и я увидел, что в руке она держит ключик на тоненькой цепочке.

— Его обязательно надо было убивать? — с горечью спросила она.

Я перестал смеяться, так же внезапно, как и начал. Она подошла ко мне сзади и, щелкнув замком, расцепила наручники.

— Да, — еле слышно проговорила она, отвечая на свой же вопрос. — Обязательно.