Онлайн чтение книги Невеста была в черном The Bride Wore Black
Глава 3. Расследование по делу о смерти Фергюсона

— А затем она передвинулась сюда — вот так. — Кори все больше и больше входил во вкус, как входит в роль любой хороший актер, когда аудитория благожелательна, а роль доставляет удовольствие. Стоило ему заговорить, как сигарета в уголке рта начинала подрагивать от страстности монолога. Он был без пиджака, жилет расстегнут. От возбуждения на лоб упала прядь волос.

— Продолжайте, продолжайте, — кивнул Уэнджер.

— И вдруг начинает один за другим открывать ящики стола — вот так: хлоп — хлоп — хлоп. Черт, я ничего не понял, думал, она просто время тянет, вы знаете, давая какое-то занятие своим рукам, как это у них принято, пока не созреет. А тут наталкивается на ящик, где он лежит, и вытаскивает…

— Минуточку, одну минуточку… — Уэнджер вскочил со стула, сделал поспешный жест, как бы показывая, что он не согласен. — Не трогайте. Нам, возможно, еще удастся снять отпечатки ее пальцев. Вы брались за пистолет после нее?

Рука Кори повисла над пистолетом, будто перебитая лапа с когтями.

— Нет, я лишь положил его обратно в ящик. Но я еще не все рассказал, что она с ним сделала потом…

— Да-да, только позвольте мне сначала завернуть его. Надо его проверить — с вашего разрешения.

— Пожалуйста, пожалуйста. — Кори отступил в сторонку, а Уэнджер вытащил платок и с его помощью переправил пистолет из ящика в карман.

— Я лично прослежу за тем, чтобы вам его вернули, — пообещал Уэнджер.

— Мне не к спеху. Буду только рад хоть как-то помочь. — Представление возобновилось. — И вот она начинает с ним дурачиться. Ну, я подхожу и, как водится, ставлю на ней клеймо… — Им снова овладело бешенство от одних только воспоминаний. — А оно не припечаталось, клеймо-то.

Уэнджер понимающе кивнул, как мужчина мужчине.

— Она абсолютно ничего не почувствовала.

— Совершенно верно. И заявляет: «Не нужна мне любовь, не нужны мне поцелуи», и — к двери, с пистолетом и все такое. Я — за ней, а она оставила его как раз за порогом в прихожей, а сама уже пол-лестницы прошла. Ну, я крикнул ей вслед, что узнаю-таки, кто она, даже если на это у меня уйдет остаток ночи, а она кричит мне в ответ: «Лучше скажи спасибо, что еще не узнал».

От праведного гнева кожа вокруг губ у него побелела.

— Сучка поганая! С каким удовольствием я съездил бы ей по роже! Я понимаю, когда баба отшивает тебя, ну, боится этого дела. Но чего не терплю, так это когда и к себе не подпускает, и еще так нагло себя ведет!

Уэнджер прекрасно его понимал. По какой-то причине, лучше всего известной ей самой, эта жестокая обманщица сначала увлекла Кори, а потом вдруг отказала в том, что он считал причитающимся ему по праву. И хотя он не во всем был согласен с ним, этот парень ему нравился.

Уэнджер забарабанил ногтями по подлокотнику кресла.

— Насколько я вижу, есть три возможных объяснения, почему она ушла с вами, прежде чем вернуться и убить того парня, как давным-давно собиралась сделать. Во-первых, она хотела избавиться от вас, прежде чем у вас появится возможность предупредить Фергюсона и испортить основное дело, которое ей предстояло. Но, когда она пришла с вами сюда, а вы так и не вспомнили, кто она, она передумала. Она увела вас с вечеринки, а это для нее было достаточно. Она полагала, у нее достаточно времени, чтобы вернуться туда и привести свой план в исполнение, прежде чем до вас наконец дойдет, где же это вы ее видели. Во-вторых, она пришла затем, чтобы взять оружие и с его помощью разделаться с ним… Стоп, это объяснение трещит по швам. Мой мозг работает всего на двух цилиндрах. Она же оставила пистолет на пороге. Ну, и в-третьих, вы докучали ей на вечеринке и она боялась, как бы вы не остались после ухода других и все не испортили, поэтому она прибегла к самому простому способу избавиться от вас. Раскочегарила вас и бросила.

У Кори был такой вид, как будто это последнее предположение больно задевает его чувство собственного достоинства, но он молча проглотил эту пилюлю.

— Я полагаю, пока мы можем согласиться, что тут имело место сочетание первого и третьего, — продолжал Уэнджер, собираясь уйти. — Она пришла с вами сюда, потому что вы действовали ей на нервы. Она намеревалась застрелить вас, если до вас дойдет, кто она, а если нет — отпустить. До вас ничего не дошло, и она вас не тронула. Зайдите завтра, хорошо? Я хочу все обсудить с вами еще раз. Просто спросите меня. Моя фамилия — Уэнджер.

Когда он вернулся в управление, светало, а начало дня на службе никогда не бывает прекрасным. Уэнджер устал, а в этот час жизненные силы человека и без того на самом низком уровне. Он прошел в кабинет шефа, плюхнулся в кресло у стола, голова упала на растопыренные пальцы.

— И за каким только чертом надо было этой женщине родиться? — простонал он, обессиленный.

Немного погодя он поднял голову, вытащил пистолет, за который бралась женщина в квартире Кори, положил его в конверт, запечатал, нацарапал на нем едва разборчиво: «Посмотрите, нельзя ли с ним что-нибудь сделать. Уэнджер», указав также номер своего полицейского участка.

Потом снял телефонную трубку:

— Пришлите рассыльного, лады?

— Как назло, ни одного под рукой нет, — ответил дежурный сержант.

— Попробуйте найти кого-нибудь, сгодится любой.

Новобранец, который явился минут пятнадцать спустя, был до того зелен, что пасущаяся корова приняла бы его за траву.

— Где они только тебя выкопали? — заметил Уэнджер, правда, себе под нос: в конце концов, у каждого есть чувства. — Почему так долго?

— Два раза по ошибке попадал не в те комнаты. Это здание какое-то чудное.

Уэнджер посмотрел на него затуманенным взглядом.

— Отнеси вот это. Это пистолет. Что с ним делать, они знают. — Потом, будто что-то предчувствуя, добавил: — Как думаешь, найдешь, где это?

Новобранец гордо просиял:

— Что за вопрос! Я уже бывал там, даже два раза, с тех пор как здесь работаю.

Он повернулся, подошел к той стороне двери, где располагались петли, но не было ручки, бросил взгляд по стыку вверх и вниз, как будто кто-то сыграл с ним злую шутку. Затем до него дошло, в чем дело, он переместился к ручке, ухватился за нее, но все равно выйти не смог.

— Убери ноги, чтобы не мешали, — наставническим тоном, с ангельским терпением посоветовал Уэнджер. — Они не дают двери открыться.

Он слишком устал, чтобы даже сердиться.

— Вы по-прежнему уверены в том, что рассказали мне на днях? — заговорил Уэнджер, начиная свой второй, более обстоятельный допрос Кори, уже в управлении, два дня спустя.

— Абсолютно. У нее такие же глаза, губы — фактически все, как и у той девушки в черном, кроме волос. Это она была на вечеринке у Марджори Эллиот по случаю помолвки, в ту ночь, два года назад, когда погиб Блисс. Я мог бы поклясться, что это она!

— Ваши показания мне вдвойне приятны. Они не только важны сами по себе, они еще и подтверждают мою собственную версию относительно всех этих дел: что это одна и та же женщина. Версию, которую, добавлю, не разделяет больше никто.

Кори сжал кулак, стукнул им по столешнице:

— Если б только я раньше догадался, если б вспомнил, кого же напоминает мне этот портрет! Но нет, не вспомнил же!

— Сделай вы это открытие часом раньше, вы бы, несомненно, спасли ему жизнь. Но удача была на ее стороне. Выходит, настаивая на том, что вы где-то прежде ее видели, вы только все ускорили. Она узнала вас и поняла, что время поджимает, что в ее распоряжении совсем небольшой срок. И она это сделала — вероятно, всего за несколько минут до вашего первого предупредительного звонка! Он умер в двадцать одну минуту четвертого ночи: его часы при падении остановились.

— А я звонил ему в три двадцать две или в три двадцать три: я смотрел на часы у себя в комнате! — Кори страдальчески поморщился. — Стрела, наверное, все еще дрожала у него в сердце, он, возможно, и на пол-то еще не рухнул!

— Не надо так переживать. — Детектив попытался подбодрить его. — Это уже в прошлом, ничего не вернешь. Вы для меня сейчас можете оказаться просто бесценным свидетелем: вы именно то, что я все время так настойчиво искал. Наконец-то обнаружилась хоть какая-то ниточка, хоть какая-то связь между двумя из этих четырех мужчин. А Митчелла вы случайно не знали?

— Нет, не знал.

— А Морэна?

— Тоже.

— Но, по крайней мере, вы хоть знали двоих из них. Вы первый свидетель подобного рода, которого мы отыскали и благодаря которому между этими двумя эпизодами устанавливается какая-то связь. Неужели вы не понимаете, что это может значить для нас?

Кори явно в этом сомневался:

— Но ведь я знал их в разное время. С Фергюсоном я познакомился около восьми месяцев назад, на вечеринке с коктейлями. Блисс к тому времени был уже мертв.

У детектива вытянулось лицо.

— Выходит, хоть мы и нашли вас, любая связь между ними двумя будет восприниматься как свидетельские показания с чужих слов, из вторых рук.

— Боюсь, что так. Я и Блисса-то знал только в последние год-два его жизни. К тому времени они с Фергюсоном вроде как отдалились, вышли из орбит друг друга.

— Между ними что-то произошло? Они поссорились? — настороженно спросил Уэнджер.

— Нет. Чуждые друг другу миры, только и всего. Разные виды деятельности, а отсюда и разные интересы: маклерство и искусство. После того как интересы каждого окончательно определились, не осталось никаких точек соприкосновения.

— Не упоминал ли кто-либо из них о Митчелле?

— Нет, насколько я помню, никогда.

— А о Морэне?

— Нет.

— Ну, Митчелл и Морэн тоже наверняка имеют ко всему этому какое-то отношение, — упрямо гнул свое Уэнджер. — Но о них мы пока забудем, возьмем только этих двоих. Я хочу, чтобы вы вот что сделали для меня: я хочу, чтобы вы как следует порылись в памяти, разворошили все до единого упоминания этих двоих друг о друге — Блисса о Фергюсоне и Фергюсона о Блиссе — и попытались вспомнить, в какой именно связи то или иное упоминание было сделано, какой именно темы или предмета оно касалось. Женщины, лошадки, деньги — что бы там ни было. Вам понятно? Моя теория заключается в том, что есть какая-то точка, в которой эти четыре жизни пересекаются — а может, также и другие жизни. Но поскольку этих других я не знаю, придется пока ограничиться четырьмя. Как только я найду эту точку, я смогу, вероятно, вычислить дальнейшие действия этой женщины. А возможно, и опередить ее, раз уж мне не удалось отыскать ее сразу после совершения ею преступлений.

Уэнджер — шефу:

— Собственно говоря, чтобы устранить все препятствия, я собираюсь сделать то, что, вероятно, покажется нам верным провалом. Я хочу совершенно исключить эту женщину из своих расчетов, словно ее и не существовало. Все равно она только все затемняет. Хочу сосредоточиться на этих четырех мужчинах. Как только я нащупаю их связующее звено, она снова появится на арене и, возможно, приоткроет свой мотив.

Шеф с сомнением покачал головой:

— Техника, вывернутая наизнанку, чтобы не сказать больше. Она совершает убийства, а ты вместо того, чтобы сосредоточить свои усилия на ней, сосредоточиваешь их на ее жертвах.

— Чтобы предупредить ее действия. Иначе она будет держать нас в напряжении вечно, как держит уже почти два года. Когда нельзя проникнуть в одну дверь, надо войти в другую. Пусть даже они ведут в разные комнаты, но есть шанс попасть хотя бы в дом.

— Ну что ж, попытайся попасть в дом, пусть даже через дымоход, — настоятельно попросил шеф. — Пока не возникает большого шума только потому, что ни в отделе, ни во всем участке никто, похоже, не разделяет твоего убеждения, что эти четыре дела каким-то образом связаны между собой. Вероятно, быть одураченным четырьмя разными преступниками в четырех отдельных случаях не столь предосудительно, как быть одураченным одним и тем же преступником четыре раза подряд.

Уэнджер спускался к выходу из управления, когда вдруг столкнулся нос к носу с поднимавшимся ему навстречу Кори. Кори схватил его за руку:

— Минутку, вас-то я и хочу видеть.

— Что это вас привело сюда в столь поздний час? Я как раз собирался домой.

— Я играл в карты, и… послушайте, помните, вы еще просили меня постараться вспомнить об этих «упоминаниях» — Блисс о Фергюсоне и наоборот? Так вот, одно из них вдруг всплыло в моей памяти, и я тут же оставил игру…

— Отлично. Давайте зайдем в какой-нибудь кабинет, и я вас выслушаю.

Они повернулись и вместе поднялись наверх. Уэнджер провел Кори в свободную комнату в задней части здания, включил свет.

— Попаду я домой раньше или позднее, все равно мне устроят взбучку, — мрачно признался он. — Так что лишние полчаса уже не имеют значения.

— Ну, не знаю, нужно вам это или нет, но я, во всяком случае, кое-что вспомнил. По ассоциации, так сказать. Решил сразу же сообщить вам, пока не забыл. Мы играли сегодня в покер, и кто-то отодвинул от себя стопку фишек и сказал: «Их же не заберешь с собой». Тут мне вспомнился Фергюсон. Как-то вечером мы играли в покер у него в студии, и он передвинул стопку фишек через стол с таким же замечанием. А уж это, в свою очередь, вызвало в памяти одну ссылку, которую он в тот вечер сделал на Кена Блисса — а ведь именно это, как вы сказали на днях, вам и нужно.

Видите, как оно работает? Ассоциация идей. Он сказал: «Такая карта мне не шла со времен клуба „Любители повеселиться по пятницам“». Я спросил: «Что это за клуб такой?» Он сказал: «Мы с Кеном Блиссом да еще пара человек создали нечто вроде неформального клуба для карточных игр. Никакого устава, никаких взносов — ничего такого, просто мы встречались, бывало, каждую вторую пятницу — для большинства из нас этот день совпадал с получкой — и играли в покер. Затем, слегка навеселе, садились в машину, которую купили в складчину, и носились по городу как угорелые».

Вот и все, что он сказал, — сдававший за это время как раз успел заменить сброшенные карты. Ну, так имеет ли это хоть какое-нибудь значение для вас?

Уэнджер хлопнул его по плечу, да так сильно, что Кори пришлось ухватиться за стол, чтобы удержать равновесие.

— Это первая удача, которая меня посетила!

Уэнджер — шефу:

— Они оба являлись членами одного карточного клуба — Блисс и Фергюсон. Вроде бы не так много, да? Но это именно то, что нужно: точка, в которой их жизни пересеклись.

— Ну и что это тебе дает?

— От одной ниточки самой по себе не так уж и много проку. Зато две свитых вместе ниточки гораздо крепче. Заставьте пересечься еще несколько в том же самом месте, и у вас уже получится что-то такое, что выдержит вес. Именно так вяжут сети.

Теперь мне предстоит трудная работа. Нужно узнать время, то бишь год, когда этот небольшой любительский клуб функционировал. Нужно узнать, кто еще вместе с Блиссом и Фергюсоном состоял в нем. Нужно узнать даты именно тех пятниц, когда они собирались. А уж когда я все это узнаю, придется повнимательней проверить все эти числа — посмотреть, не обнаружу ли я, чем именно они занимались, когда, как выразился Фергюсон, слегка навеселе носились как угорелые по городу. Кое-какие записи об этом вполне могут обнаружиться в журнале регистрации приводов в каком-нибудь отдаленном полицейском участке.

Затем, когда я все это выстрою, то смогу начать поиск этой женщины. У меня окажется средство для достижения цели. Меня не отстранят от дел, если учесть, в каком я сейчас положении?

— Если бы не все это, — с чувством сострадания промолвил шеф, правда, вовсе не для печати, — тебе ведь практически нечего делать. Как ты собираешься проводить свободное время?

Десять дней спустя.

— Чего-нибудь добился?

— Да, ползу как улитка. Я знаю год, знаю фамилии двух других членов клуба «Любители повеселиться по пятницам». Но появилось белое пятно, которое мне не нравится. Если я не проясню его, оно может вскоре заблокировать все линии расследования.

— И что же это такое?

— Нет Митчелла. Членом карточного клуба он не был, его имени среди них не встречается. Я ковырялся в старых журналах регистрации приводов и наконец кое-что откопал, как и рассчитывал. Однажды в пятницу забрали четверых мужчин. Они были пьяны, опасно вели машину, разбили зеркальную витрину, швырнув на ходу из кабины пустую бутылку из-под спиртного, и, наконец, сбили пожарный гидрант. Они отбухали за это по два месяца в тюрьме да еще вынуждены были оплатить материальный ущерб, и, разумеется, их лишили водительских прав. Ну вот, три фамилии в журнале значились: Блисс, Морэн и Фергюсон. Причем, слава Богу, они назвали свои настоящие фамилии. Четвертое имя — новое — Ханиуэзер. Я также выписал из журнала их тогдашние адреса. Теперь мне будет полегче отыскать этого Ханиуэзера. Будь Митчелл членом этого карточного клуба, он бы тоже попал с ними в переделку, а ведь он один из четырех, кого она убила. Ужасно боюсь, что карточный клуб к этим убийствам не имеет никакого отношения и я иду по ложному следу.

— Митчелл, возможно, именно в этот вечер прихворнул или спасовал, и его подбросили домой, прежде чем они попали в эту переделку, а может, его просто не оказалось в городе. Я бы не сдавался. Продолжай копать дальше. По крайней мере, хоть какой-то конструктивный подход: это лучше, чем вообще ничего.

Неделю спустя.

— Ну, как дела, Уэнджер?

— Видите, какое выражение у меня на лице? Такое бывает у человека, который хочет броситься с моста вниз головой.

— И впрямь. Только сначала разберись с этими убийствами и этой Незнакомкой. А уж потом я сам довезу тебя до моста и даже оплачу за проход по нему.

— Без шуток, шеф, дело дрянь. За эту неделю я создал стройную систему. Теперь у меня есть все, не оставлена без внимания ни одна мелочь. Я даже заполнил пробел с Митчеллом. И вот теперь, когда я все закончил, то оказалось, что эта система не имеет никакого смысла, она совершенно ни к чему. У нее тот же самый недостаток, что и у каждого из этих убийств в отдельности: полное отсутствие мотива для убийства. Никакого преступления, которое могло бы повлечь за собой затяжную кровную месть, они не совершили.

— Мотив определенно есть, просто ты его еще не обнаружил. Во всяком случае, позволь мне выслушать твой доклад.

— Я попытался разыскать этого Ханиуэзера, четвертого члена, по адресу, который он сообщил в тот вечер, когда им предъявили обвинение. И я его не нашел. Он как будто исчез с лица земли. Мне удалось проследить за его передвижениями — а видит Бог, на месте он не сидел! — примерно с год после того случая. Затем он пропал из поля зрения, точь-в-точь как эта женщина — только она появляется, а он нет.

— Чем он занимался?

— Вроде как был хронически безработным. По словам его последней квартирной хозяйки, он целыми днями сидел дома и стучал на пишущей машинке. Затем куда-то съехал оттуда и больше так нигде и не появился.

— Постой, постой, тут я тебе, наверное, помогу, — сказал шеф. — Безработный… стучал на машинке… вероятно, он пытался стать писателем. Они иногда меняют фамилии, разве нет? У тебя есть его словесный портрет?

— Да, довольно точный.

— Походи с ним по издательствам, поспрашивай. Ну а что насчет Митчелла? Все, говоришь, прояснил?

— Да. Он работал барменом в одном заведении, куда они частенько в то время наведывались. Они не раз брали его с собой покататься. Главным образом, я полагаю, потому, что он таскал спиртное у своего хозяина и каждый раз угощал их. Так что, хоть они не был членом самого клуба, все равно частенько оказывался с ними, когда они потом отправлялись выкобениваться. Это хотя бы не дает рухнуть моей версии, чего я так боялся: эти вечерние попойки в машине по пятницам по-прежнему являются точкой, в которой пересекаются их жизни. Основная трудность, однако, так и остается: ни в чем таком, что оправдывало бы постигшую их участь, они, похоже, не повинны.

— Ты в этом уверен?

— Насколько достоверны записи в полицейских участках по городу за тот период. И я даже проверил кое-какие пригороды.

— Неужели ты не понимаешь? Наверняка это что-то такое, на что полиция в свое время не обратила внимания, иначе бы не гулять им на свободе. Скорее всего, это было преступление, обвинения в котором им так и не предъявили.

— Более того, — задумчиво согласился Уэнджер, — мне только что пришло в голову, что это могло быть преступление, о котором они даже сами не подозревали. Ну, это не так сложно! Я просмотрю подшивки всех газет за те дни, когда эти ребята собирались вместе. Наверняка в одной из них найдется что-нибудь, на первый взгляд, казалось бы, ничего общего с ними не имеющее. Для этого и существуют библиотеки, для чего еще? Именно там отныне я и буду сидеть. Чем глубже зарываешься в это дело, тем больше приходится корпеть.

Уэнджер — в отдел дактилоскопии, по телефону:

— Ну, какого черта вы тянете там с этим пистолетом? Вы что, потеряли его? Я все еще жду вашего заключения.

— Какой пистолет? Да вы не присылали нам никакого пистолета! О чем вы говорите?

Послышался неразборчивый писк, похожий на то, когда тенор вдруг запоет фальцетом. Это у Уэнджера сорвался голос:

— О чем я говорю? Я уж Бог знает сколько недель назад послал вам на экспертизу пистолет, и с тех пор от вас ни единого звука! Я по-прежнему жду! Я вовсе не собирался преподносить вам его в качестве рождественского подарка, вы знаете! Интересно, чем вы там занимаетесь, а? Вы ж, ребята, должны вернуть его мне, или, может, вы этого не знали? Кретины чертовы!

— Слушай, громовержец, не указывай нам, как надо работать! Ты что, комиссар полиции, что ли? Если бы ты прислал нам пистолет, мы бы уже отправили его обратно! Но как отправить то, чего мы сроду не получали, а?

— Слушай, как там тебя, не надо наглеть! Пистолет мне нужен, и вы его вернете!

— А-а! Проверь-ка лучше, куда ты его послал!

Щелк!

Городской дом преуспевающего писателя, три недели спустя.

— Мистер Холмс, там пришел один джентльмен, который настаивает на том, чтобы вы его приняли. От него невозможно отделаться.

— Мне ли вас учить, что делать? Сколько вы уже у меня работаете?

— Я сказала ему, что вы диктуете в машину, но он говорит, что его дело просто не может ждать. Он грозился, если я не войду и не предупрежу вас, он войдет сам, без разрешения.

— Где Сэм? Позовите Сэма и вышвырните его! А будет сопротивляться, вызовите полицию!

— Но, мистер Холмс, он сам полиция. Именно поэтому я и решила, что уж лучше я зайду и вы сами…

— К чертям полицию! Наверное, я машину поставил где-нибудь в неположенном месте! Невероятно — как раз когда я занят центральной сценой всей книги! Вы понимаете, что все это записалось на машину и мне придется начинать снова, с конца последней записи? Мне жаль это делать, мисс Траслоу, но — увы! — вы нарушили одно из моих самых первых и незыблемых правил, которое я вам постоянно внушаю с тех самых пор, как вы взялись помогать мне в работе. Никаких вторжений во время творческого процесса, ни даже в том случае, если все здание вокруг меня будет охвачено огнем! Боюсь, после сегодняшнего дня вы мне больше не понадобитесь. Закончите печатать, что там у вас есть, а когда будете уходить, Сэм выдаст вам чек.

Погодите! Это и есть тот человек? Что это вы себе позволяете, вламываетесь в мой дом, поднимаете такую суматоху? О чем вы хотите поговорить со мной?

Уэнджер (тихо):

— О вашей жизни.