Онлайн чтение книги Краткая история смерти The Brief History of the Dead
2. Убежище

Ветер дул двадцать три дня, сначала с востока, потом с юга, и в отдушинах раздавался долгий предсмертный стон. Время от времени ледяное дуновение прорывалось сквозь препятствия в виде перегородок и поворотов, и сотни прозрачных серых кристаллов разлетались по комнате, устилая стол и пол. Лори замирала за своим занятием и наблюдала, как они тают. Она впадала в уныние оттого, что это происходило так медленно. Обогреватели, видимо, работали на пределе, либо изначально барахлили и не подлежали починке. Потом отключится свет, а затем, если только она еще будет жива, истощатся съестные припасы. Куда ни кинь, всюду клин.

Проблемы начались примерно месяц назад, когда антенну сорвало с вышки. Они с Пакеттом и Джойсом по мере сил восстановили ее. Антенна представляла собой гибкий алюминиевый шест, скрытый внутри огромной спутниковой тарелки, и вокруг него скопился толстый слой снега и льда. Из-за ветра температура на пару дней поднялась выше отметки замерзания – из-за того самого дурацкого ветра, который медленно подтапливал шельфовый ледник под ними, – и груды снега и льда, соскользнув с тарелки одним гигантским куском, увлекли антенну с собой.

Вот так все и произошло. До чертиков глупо.

И почему эту штуку не сделали из термогенного металла? Или в отсутствие иных вариантов отчего ее не установили так, чтобы она не забивалась снегом? Или, на худой конец, почему их не снабдили оборудованием, которое могло понадобиться для починки? Иногда Лори казалось, что экспедицию от начала до конца снаряжали макаки. Но нет. Ее спланировала и спонсировала, целиком и полностью, корпорация «Кока-кола» в качестве одновременно рекламной акции и научной экспедиции в зависимости от того, что вы прочли – внутреннюю документацию или пресс-релиз.

Идея заключалась в том, чтобы послать в Антарктику группу исследователей для разработки методов применения полярного льда в создании безалкогольных напитков. Ледники и так уже в конце концов таяли, огромное количество воды стекало в океан, и корпорация решила извлечь из этого пользу, пока имелась такая возможность. Вот чем они объясняли свой поступок. Рекламный отдел даже придумал новый слоган: «Кока-кола – из самой свежей воды на планете!», который через пару лет, если «пойдет», собирались превратить в «Кока-кола – вот это свежесть!».

Предполагалось, что экспедиция продлится полгода. На предварительном совещании выбрали Майкла Пакетта, полярного специалиста, Роберта Джойса, специалиста по безалкогольным напиткам, и Лори, специалиста по дикой природе. Заспорили о том, называть ли ее специалистом по «дикой природе» или «по животному миру» – вообще можно ли назвать Антарктику «дикой», как, скажем, Амазонку в конце прошлого века? – но дебаты прекратились, когда кто-то предложил воспринимать это слово в его изначальном смысле, как неокультуренный или обделенный вниманием регион. Поэтому фотография Лори, появившаяся во всех газетах, – малоприятная фотография, на которой она засовывала нижнее белье в парусиновую сумку военного образца, – вышла под заголовком «Лора Берд, специалист по дикой природе, готовится к долгой зиме». Ее первый возлюбленный был профессором журналистики, и она была прекрасно осведомлена об ухищрениях, с помощью которых редакторы высмеивают сюжеты, которые считают нелепыми. Даже теперь, когда холод все крепче стискивал хижину в своих объятиях, Лори чувствовала, что краснеет при одной лишь мысли об этом.

Фотографии. Дикая жизнь. Макаки.

В какой-то старой рекламе семейство обезьян потягивало колу на Рождество. Лори не сомневалась, что в детстве видела нечто подобное по телевизору.

Во всяком случае, вскоре после того как антенна отлетела от тарелки – точнее говоря, два дня назад, – радио в последний раз издало «белый шум», выплюнуло несколько нечленораздельных слогов и замолчало. И почему она постоянно перебирает подробности?.. Интернет и телефонная связь отключились одновременно с радиопередатчиком, так что трое исследователей – Лори, Пакетт и Джойс – лишились возможности связаться с корпорацией и попросить помощи. Пакетт настаивал, что надо обыскать хижину в поисках любых запчастей, которыми можно починить рацию и передатчик. В доме были лишь две комнаты, спальня и столовая, но тем не менее поиски заняли полдня. Они обнаружили несколько сотен пакетов с пеммиканом и вяленым мясом, банку с десятью тысячами таблеток витамина С, связку электроодеял, перетянутую резиновым жгутом, две керосиновые лампы, шесть банок растворимого кофе, походную плитку, две запасные палатки и даже примитивный ящик с инструментами, но ничего такого, что помогло бы в починке радио или сломанной антенны.

Список экспедиционного оборудования был незамысловат. Лори знала, что дальнейшие поиски напрасны.

Пока работала хотя бы одна система коммуникации, они могли потребовать материал, необходимый для ремонта остальных. Но поскольку вышли из строя все средства связи, они лишились всякой защиты.

Люди из «Кока-колы» прекрасно разбирались в том, что касалось рекламы, маркетинговых исследований и продвижения готового продукта. Оказалось, что по части полярных исследований их знаний недоставало.

Они прождали почти неделю в надежде, что корпорация вновь выйдет на связь. Пакетт продолжал ковырять ледяные щиты, а Джойс – изучать воду, чтобы понять, соответствует ли она корпоративным стандартам чистоты. Лори осматривала прилегающую территорию в поисках хотя бы мельчайших признаков жизни. Она, разумеется, думала, что их работа – просто трата времени, что корпорация и так знает все, что ей нужно, об Антарктике благодаря десяткам технико-экономических исследований. В конце концов будь экспедиция серьезным научным предприятием, а не просто способом повысить интерес к новейшей продукции «Кока-колы», разве на полюс послали бы всего троих? Разве они не прошли бы более серьезной подготовки? Нет, экспедиция была чистой воды рекламной акцией, и только, и они это знали. Тем не менее все трое продолжали работать. Это был наилучший способ скоротать время в ожидании помощи. В конце концов миновали дни Шейклтона и Скотта, когда проходило много лет, прежде чем кто-либо замечал исчезновение полярной экспедиции. Протокол требовал отсылать в корпорацию отчет об успехах каждые двадцать четыре часа, в три часа дня по тихоокеанскому времени, и, пока не сломалось радио, Пакетт, Джойс и Лори не пропустили ни дня. Конечно, три часа ночи и три часа дня почти неразличимы на Южном полюсе, где солнце висит в небе месяцами, и, возможно, порой они ошибались. Но есть разница между отчетом, запоздавшим на несколько часов, и отчетом, запоздавшим на четыре, пять, шесть, семь дней. Корпорация наверняка уже должна была заподозрить неладное.

Скоро кто-нибудь пробьется сквозь ветер и снег и спасет их. Лори видела эту картину даже с открытыми глазами. По льду прикатят снегоходы, с них спрыгнут люди и сложат у двери хижины все необходимые припасы. Или же сверху спустится вертолет, выгрузит новый передатчик и снова поднимется в воздух, качаясь на ветру, как стрекоза.

Тем временем она играла в карты с Пакеттом и Джойсом. Они рассматривали армированные дуги, подпиравшие хижину изнутри. Время от времени кто-нибудь прижимал ладонь к двери и чувствовал, как сквозь металл сочится холод. Времени у них было хоть отбавляй. Они начали слышать голоса, которые звали их, собачий лай, шум моторов – звуки, которые таились в ветре, точь-в-точь как растения внутри зерен. В конце концов, однако, люди поняли, что им мерещится. Никто за ними не приехал. О них забыли.

Лора осознала это последней – и тогда у нее так закружилась голова, что перед глазами замелькали тысячи ярких пятен, которые взрывались как далекие звезды. Она подумала, что сейчас упадет в обморок. Лори пробормотала, что удача от них отвернулась, и Пакетт заметил, что не стоит так говорить, поскольку не угадаешь, когда станет еще хуже или лучше, если уж на то пошло. Удача – неисчерпаемый ресурс, и нечего пытаться его измерить. Джойс возразил, что существует огромное количество историй о людях, от которых окончательно отвернулось счастье, вспомнить хотя бы прикованного к скале Прометея, чью печень до конца времен терзал орел. Вот это был тот случай, когда удача явно исчерпала себя. Пакетт намекнул, что, вероятно, удача вообще не принадлежит к числу вещей, на которые можно предъявить права; не исключено, что есть полосы везения и невезения, которые пересекают весь мир, и иногда мы оказываемся в одной струе, а иногда в другой, но само по себе везение не является частью нас, мы всего лишь пытаемся оставаться на плаву. Джойс ответил: «Если ты никогда не ощущал настоящую удачу, – до глубины души, Пакетт, – то вряд ли тебя можно назвать экспертом по данному вопросу».

Лора быстро устала от разговора. Это был один из тех вялых споров, который мужчины тянули часами, перебрасываясь репликами просто ради развлечения. Она уже не раз угрожала выйти из хижины и замерзнуть в снегу, если они не прекратят. Теперь, впрочем, Лори отдала бы что угодно, чтобы вновь услышать Джойса и Пакетта. Кого угодно.

Пакетт и Джойс ушли почти три недели назад. Когда стало ясно, что корпорация не собирается присылать помощь, они отправились в путь на нагруженном снегоходе, направляясь к западному побережью моря Росса, где предположительно находилась станция, изучающая миграционные повадки императорских пингвинов. Мужчины хотели связаться с корпорацией, объяснить, что случилось, а потом, если получится, взять на станции рацию и запасной передатчик и вернуться в хижину. Мотор снегохода расходовал горючее до последней молекулы и мог шестьдесят дней протянуть на одной заправке. Даже если лед подтаял или путь преградили заносы, на дорогу до станции ушло бы не больше недели, и еще через несколько дней Джойс и Пакетт должны были вернуться. Лори уже начала мириться с мыслью о том, что они не приедут. Она осталась одна в хижине, и ей было страшно.

Ветер звенел проводами. Потом звук изменился, и послышались медленные ритмичные удары, которые терялись и таяли где-то на пределах слышимости. Лори вспомнила колокола, которые звонили в летнем лагере, куда она ездила в детстве. Их было два, в разных концах лагеря, и Лори отыскала на причале место, где звуки перекрывали друг друга. Она стояла там, в выпуклом «кармане тишины», куда едва могла поместиться, и слушала треск сверчков и плеск воды. Лори бродила по ограниченному пространству хижины, пытаясь обнаружить подобный «карман». Может быть, в углу над компьютером или на узкой полоске под кроватью. Потом она сдалась, села в кресло у двери и налила бокал вина. Единственная бутылка «Мерло» превосходного вкуса.

Полярные медведи в рекламе «Кока-колы». Это были не обезьяны, а полярные медведи.

Через четыре дня Лори обнаружила цифровой плеер в чемодане Джойса. Она умывалась, стоя в другом конце комнаты, когда замок раскрылся с коротким щелчком, напоминающим пистолетный выстрел, и она не удержалась и заглянула внутрь. Джойс забрал с собой дневник, туалетные принадлежности и большую часть вещей, но оставил пачку аккуратно сложенных теплых кальсон и маленький цифровой плеер «Бертельсман» с несколькими сотнями записей. Лори слушала их вперемешку, и в течение следующих трех недель, вплоть до того морозного, ясного, безветренного и свежего вечера, когда она рискнула выйти из убежища, в хижине звучали Бетховен, «Линк спрингз», Гендель, Шёнберг и Чарли Паркер.

Она читала, делала зарядку и готовила, а в промежутках тихонько сидела в кресле, и музыка окутывала ее словно плащом. Каждый день после ленча, в течение часа, Лори пыталась заполнить пару страничек в дневнике, анализируя вероятные эффекты, оказываемые производством колы, на местные растения и животных, – такова была ее единственная обязанность в экспедиции. Задание казалось тем труднее и абсурднее, поскольку в пределах видимости не было ни местных растений, ни животных. Все тюлени и пингвины сгрудились вдоль кромки ледника, где пещеры и трещины давали им свободный доступ к воде. Единственным средоточием растительной жизни на континенте был сам океан, где обитали разные формы водорослей. Время от времени Лори возилась с радио, пытаясь отправить сигнал о помощи. Лишь однажды, меньше минуты, она слышала какие-то щелчки, попискивания и свист, словно переговаривались дельфины, но потом передатчик снова замолчал, и больше из него не удалось извлечь ни звука. Лори частенько раскладывала пасьянс, но неизменно останавливалась, когда осознавала, что слишком долго тасует карты, не спеша их выкладывать. Иногда она бродила туда-сюда, от кровати до двери, считая шаги. Четыре, пять, шесть, семь. Она пыталась спать по восемь часов в сутки, но из-за постепенного износа обогревателей просыпалась через три-четыре часа с мучительно сведенными от холода мышцами ног. Лори каждое утро смотрела на градусник. Температура внутри хижины падала примерно на два градуса за ночь. Вскоре она опустится ниже отметки замерзания, и тогда придется пробивать корку льда, чтобы добраться до питьевой воды в баке. Лори уже видела, как ее дыхание повисает в воздухе крошечными, быстро исчезающими облачками. Насколько еще должна упасть температура, чтобы у нее началось обморожение?

Однажды вечером, после ужина, когда Лори была готова поклясться, что ни о чем не думает, ее вдруг охватила невероятная грусть, напоминавшая боль в суставах, как будто все тело внезапно начало разваливаться на части. «Что это такое?» – подумала Лори. Ощущение взялось словно из ниоткуда. Только что она стояла над сломанным передатчиком, слушала Шостаковича и рассеянно дирижировала оркестром, а потом вдруг оказалась на кровати, дрожа и неудержимо плача. Она рыдала так, что у нее свело живот; тогда Лори сложилась пополам, сунув голову между ног, и хватала воздух ртом, пока ритм дыхания не восстановился. С тех пор каждый вечер, в одно и то же время, ситуация повторялась – безудержные рыдания, затем сжатие в животе, которое заставляло позабыть обо всем случившемся.

Она изголодалась по общению и смеху, по простому взаимодействию с другими. Лори старательно вспоминала свои разговоры с другими – с людьми, которые клали руку ей на колено и наклонялись, чтобы шепнуть на ухо, с теми, кто кричал на нее в школе и на совещаниях, – а когда не удавалось припомнить, она придумывала собеседников, что было ничуть не хуже. Она скучала по Пакетту и Джойсу, их нелепым спорам, даже по звуку их дыхания. Она все больше подозревала, что мужчины заблудились где-то между хижиной и станцией на берегу моря Росса, или же что они добрались до станции, но не рискнули пуститься в обратный путь. Лори скучала по отцу и матери, по друзьям, по соседям в доме, где она жила. Иногда она так много о них думала, что голова наполнялась голосами.

«Пора спать, детка», – говорил отец, а потом проходило пятнадцать лет, и Лори слышала голос соседки в студенческом общежитии: «На выходных я буду у Кайла, так что комната в твоем распоряжении». Минуло еще десять лет, и она услышала босса, который постучал в дверь кабинета: «Я скажу всего одно слово, а ты ответь, что думаешь. Антарктика». А за год до этого бойфренд Лори заявил: «Вот помада, теперь будешь краситься только ею. Господи, когда я вижу этот цвет, так и хочется откусить тебе губы». Буквально за неделю от отъезда на полюс с Пакеттом и Джойсом было: «Что, жалко отдать какой-то паршивый доллар? Мисс Новые-Черные-Туфли-и-Красивый-Поясок. Мисс Слишком-Занятая-Фифа-чтобы-Подумать-о-Ком-то-Кроме-Себя!» Этот человек клянчил мелочь у входа в здание корпорации «Кока-кола».

Лори прислушивалась к голосам, пока их не заглушал ветер, а потом покидала просторные поля воспоминаний и возвращалась под низкие серые своды хижины, к бесконечным часам сидения и хождения туда-сюда.

Она пыталась разными способами заполнить досуг, распуская привычные дела на нити и по каждой проходя до конца – не важно, насколько призрачной и тонкой была каждая из них. Она решила, что не позволит себе сойти с ума. Поутру Лори посвящала зарядке целый час, вместо обычных пятнадцати минут, и бежала на месте, в куртке и перчатках. Она читала те книги, которые вынуждали сосредоточиваться на каждом слове. Блюда, которые готовила Лори, становились все более трудоемкими – тушеное мясо в горшочках, жаркое, запеканки. Они истощали запас овощей и кипели на плите полдня. Она заполняла любую паузу, отложив все дела, чтобы разгладить складку на одеяле или смести кучку снега с пола. Но ничего не помогало. Не важно, сколько раз она заставляла себя встать с кресла, пытаясь симулировать ощущение неотложности действия, – Лори никуда не двигалась. Она застыла на месте и понимала это.

Однажды утром она чинила плиту и чуть не отхватила себе левую руку. Случилось вот что. Лори услышала, что над конфоркой дребезжит разболтавшийся болт; не дотянувшись до рычага, при помощи которого его можно было подтянуть, она вскарабкалась на плиту, чтобы взяться под другим углом, и заглянула в зазор между плитой и стеной. От стены отстала какая-то металлическая полоса, она дрожала и подергивалась, касаясь плиты, когда хижина сотрясалась от ветра. Вот откуда исходил шум, и дело было не в болте. Лори понимала, что дребезжание сведет ее с ума, если она ничего не предпримет, поэтому она попыталась вручную загнуть кусок металла обратно. Ничего не получилось, и тогда она стала пилить его карманным ножом. Когда не помогло и это, Лори решила обрубить железяку при помощи топорика, найденного в ящике с инструментами. Она ухватилась за плиту левой рукой, занесла топорик правой, размахнулась и потеряла равновесие.

Рука так онемела от холода, что Лори не осознала случившегося, пока топор не пролетел мимо ее головы и не врезался в плиту. Послышался раскатистый гул, похожий на колокольный звон, после чего топор с лязгом упал на пол.

Опустив глаза, Лори увидела серебристое отверстие на плите, как будто кто-то бурил замерзшую почву. Оно проходило аккурат у кончиков ее пальцев. Именно в ту минуту Лори осознала глубину своего одиночества. Если бы топор упал парой дюймов левее, она истекла бы кровью прежде, чем кто-нибудь нашел ее, – через несколько недель или даже лет (она уже была в состоянии это представить). Отныне надлежало быть аккуратнее.

Лори начала припоминать различные случаи из жизни – встречи, разговоры и прочие эпизоды – с пугающей отчетливостью. Однажды, учась в колледже, она провела целый день в чикагском зоопарке, наблюдая за детенышем жирафа, последним в мире, который длинным черным языком крутил и качал длинную железную цепь. Она вспомнила, как впервые поступила на работу – в прачечную, и клиент, вручив ей брюки с круглым пятном между ног, спросил: «Можно ли вывести с синтетики сироп от кашля?» Однажды мать привела ее на вечеринку к своей подруге, а потом отругала за то, что девочка пела «Ну когда же мы уйдем?» на мотив «С днем рожденья тебя». Лори было тогда всего четыре.

Лори подумала: возможно, на нее нахлынул тот же прилив воспоминаний, что, по слухам, переживают умирающие, – только намного, намного медленнее.

«Лори Берд, специалист по дикой природе, готовится к долгой зиме».

А потом снова начались слезы, которые всегда заставали ее врасплох. Лори не понимала, почему она не в состоянии их предвидеть. Может быть, они были сродни боли, которую женщины испытывают при родах, мучительной агонии сжатия и растягивания, от которой пустеет сознание, как только боль приходит. А может быть, они имели нечто общее с приливом воспоминаний, которые так прочно укореняли ее в прошлой жизни, – в жизни, которая захлестывала и удерживала Лори, по мере того как настоящее становилось все более расплывчатым, а будущее – весьма сомнительным. Может быть, слезы тоже приходили из другой жизни, настоящей, той, которая разворачивалась перед глазами Лори, и, может быть, там она была лишь гостем.

Однажды, незадолго до того как испортился термометр, она поняла, что гул, который она так привыкла слышать в хижине, замолк. Этот звук издавал дом, преобразуя вибрацию собственных атомов в тепло. Гудение исходило откуда-то из глубины стен, оно было настолько однообразным и постоянным, что Лори даже не распознавала его как отдельный звук. Она не поняла бы, что он стих, если бы ветер ненадолго не перестал, отчего в воздухе воцарилась почти абсолютная тишина. Она сняла перчатку и коснулась одного из обогревателей. От мороза защипало пальцы. Подняв рамку вокруг панели и открыв замок, Лори увидела, что спираль внутри потускнела, выгорела до серого цвета. Лори осмотрела другие обогреватели и обнаружила то же самое – десятки выгоревших спиралей, похожих на мертвых червей, которых вымыло дождем на тротуар. Она знала, что однажды это случится, – обогреватели наконец перестали работать.

В кладовке оставались две палатки (Пакетт и Джойс забрали остальные), и Лори установила одну из них прямо в центре комнаты, чтобы спать внутри. Палатка оказалась на диво хорошо изолированной, с собственной, хоть и ограниченной, системой подогрева, с новенькой так называемой «мягкой спиралью» – и вскоре Лори предпочла проводить там большую часть дня. Свет, пробивавшийся сквозь ткань, окрашивал все вокруг в молочно-розовый цвет, купол палатки слегка поднимался и опускался, по мере того как в хижине менялось атмосферное давление. У Лори было странное ощущение – почти сон, – что она живет внутри медузы. Рано утром, прежде чем полностью проснуться, она лежала в спальнике, прислушиваясь к волнообразному колыханию ветра и воображая, что она медленно перемещается по дну океана, а вокруг плавают миллионы желтых диатомей. Грезить было проще, чем вопить, вопить проще, чем беспокоиться, а беспокоиться проще, чем плакать, – Лори знала, что ей останутся только слезы, если она перестанет следить за собой.

Каждое утро она выбиралась из палатки, чтобы приготовить завтрак и сделать зарядку, и несколько раз – чтобы сходить в туалет, а потом – вечером, чтобы приготовить ужин. В хижине осталось лишь небольшое количество тепла, накопившегося за минувшие полгода, – еще немного добавляла включенная плита, но Лори все равно приходилось надевать куртку и перчатки всякий раз, когда она вылезала из палатки. Она еще не знала, что будет делать, когда электричество отключится полностью. Несколько дней назад оно начало мигать, возвращаясь короткими прерывистыми вспышками. Лори считала секунды в промежутках между светом и тьмой и боролась с дурнотой. Но сейчас по крайней мере свет еще горел.

Свет. Ветер. Снег.

Она часто принималась нанизывать словесные ассоциации, дремля в палатке. Лори придумала эту игру давным-давно, в начальной школе, когда пыталась чем-то заполнить пустые минуты между переменой и окончанием учебного дня.

Снег. Снежок. Мяч. Шар. Шарм-эль-Шейх. Море. Корабль. Товар.

Товар. Лори проработала в «Кока-коле» меньше месяца, когда руководство настояло на проведении рекламной акции под названием «Наши в городе». Это случилось в разгар очередной массовой паники, когда все ток-шоу и новости полнились слухами о террористах, которые якобы намеревались отравить питьевую воду по всей стране. Фирма наняла около десяти тысяч приятных мужчин и женщин, которые должны были ужинать в ресторанах Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и других больших городов и обращаться к посетителям, пьющим воду, с вопросом: «А разве не безопаснее пить колу?» Через две недели после начала кампании «домашние продажи» возросли на сорок процентов, а через четыре – еще на двадцать. Идея принадлежала Джойсу, успех операции принес ему продвижение по службе… и в итоге командировку в Антарктику (Лори всерьез подозревала, что карьера Джойса завершилась где-нибудь на дне глубокой расщелины). Пакетта выбрали благодаря знанию полярного ландшафта (хотя на самом деле запас его сведений не выходил за рамки хобби), а Лори – потому что из полутора десятков экологов в отделе только у нее было достаточно опыта, чтобы показаться подходящей кандидатурой, и недостаточно авторитета, чтобы отказаться. Так обычно делались дела в корпорации.

Через четыре дня после того как электричество начало сдавать, оно выключилось настолько резко, что Лори поняла: это окончательно. По дому распространился запах кордита – хотя откуда бы ему здесь взяться – и плеер намертво замолчал на середине песни Этты Джеймс. Если бы Лори знала хоть что-нибудь о принципах работы генератора, то, возможно, попыталась бы его починить, но она плохо разбиралась в электронике и располагала лишь немногочисленными обрывками теории, усвоенными на первом курсе колледжа. Лори включила фонарик, который держала в кармане палатки. Все вокруг по-прежнему было бледно-розовым, но теперь, когда свет отражался от стенок, а не сочился снаружи, цвет казался вдвое насыщеннее, чем прежде. Вещи внутри палатки воспринимались с необычайной отчетливостью. В уголке у входа лежала коробка с овсяными батончиками. Лори развернула и съела один, поразившись тому, как ясно видны отдельные зернышки, так плотно слепленные вместе, они напоминали крошечные фрагменты головоломки. Она знала, что отныне ей предстоит питаться именно такой едой – кусками пеммикана, обезвоженными бисквитами, вяленой говядиной и гранолой. Продуктами, способными пережить апокалипсис. Разумеется, Лори всегда могла включить походную плитку или попытаться развести костер, но все равно провизии хватило бы не больше, чем на месяц. Экспедиция должна была закончиться несколько недель назад, а поставки продовольствия всегда отличались скудностью.

Итак, ситуация: ни тепла, ни электричества… а вскоре не будет и еды.

Лори поняла, что делать. Она осознала, что неделями размышляла над этим вопросом.

Единственным шансом было снарядить второй снегоход, покинуть укрытие и отправиться вслед за Пакеттом и Джойсом. Если она сумеет добраться до западного побережья моря Росса, то найдет еду, убежище и компанию; если нет, будет не хуже, чем сейчас. Лори не хотелось уходить. Мысль о путешествии по льдам, сквозь холод и пустоту, пугала ее. Но иного выбора не оставалось.

Следующие полдня Лори провела, собирая необходимые вещи: коробки с сублимированной и консервированной едой, банку с витаминами, несколько банок кофе, десяток рулонов туалетной бумаги, одну смену одежды, палатку, спальный мешок, термобелье, аптечку, солнцезащитное средство, моток крепкой веревки, спички в водонепроницаемой упаковке, походную плитку, несколько банок мазута, пачку свечей, запасную палатку, маленький магнитный компас (снегоход был снабжен навигатором, но Лори решила подстраховаться), фонарик и лишний комплект батареек, ящик с инструментами, кастрюлю для готовки и еще одну – чтобы растапливать снег, несколько листов фанеры, ледоруб, топор, снегоуборочную лопату, карманный нож и, наконец, упряжь, лыжи и лыжные палки на тот случай, если снегоход сломается и придется тащить припасы на себе. Лори потратила больше часа в поисках дополнительного горючего, но так ничего и не нашла. Либо корпорация не подумала снабдить их топливом, либо Пакетт и Джойс все забрали. В любом случае предстояло обходиться без него.

Она настолько сосредоточилась на сборах и укладывании, что даже не заметила, как перестал дуть ветер. Лори вышла из хижины, сунув руки под мышки. Вокруг царило абсолютное спокойствие. Сколько она ни всматривались, не было ни единого облачка, хотя откуда-то сыпался редкий мучнистый снег.

Стоял один из «закатных дней» – так она их называла, – когда небо часами сияло розовым и золотым цветом. Яркая россыпь звезд только-только показалась, и Лори принялась считать. Впрочем, чем дольше она смотрела, тем больше огоньков видела и поэтому вскоре сдалась.

Она опустилась на корточки, чтобы изучить состояние льда. Тысячи параллельных «гребней», навеянных южным ветром, – «заструги», как их называют, – тянулись от дверей хижины до самого горизонта. Но лед был не слишком мягким, не слишком сухим и не слишком твердым, и Лори подумала, что он обеспечит ей легкое путешествие.

Она начала отколупывать лед, покрывавший снегоход, приставляя к нему острый край ледоруба и постукивая ладонью. Это было все равно что скалывать камень с будущей скульптуры; к ногам тысячами сыпались осколки, и Лори задумалась о расстоянии, которое предстояло преодолеть, о количестве усилий и об удаче, которая ей потребуется.