Онлайн чтение книги Город The City
8

Индаро выгнулась в сторону, уходя от выпада вражеского меча, после чего, крякнув, двумя руками обрушила клинок супостату на шею. Кости позвонков хрустнули, точно старое дерево. Индаро высвободила меч как раз вовремя, чтобы отбить рубящий удар справа. Брошенное копье отскочило от края ее щита и пронеслось на волосок от лица. Мощный удар лишил ее равновесия, она крутанулась вправо, одновременно выпустив кишки очередному нападающему – тот с воплем упал. Индаро вскинула щит, спасаясь от убийственного удара слева. Одновременно ее меч взвился, вышибая мозги какому-то воину, потерявшему шлем.

Рядом с нею сражалась Дун. Вот она вскочила на спину павшему и двумя быстрыми ударами рассекла глотки сразу двоим нападавшим. Улучив мгновение, она быстро улыбнулась Индаро и соскочила наземь.

Та чуть отступила от поверженного врага, корчившегося в последних муках у ее ног, и быстрым ударом в сердце избавила его от страданий.

Пользуясь краткой передышкой, Индаро огляделась, чтобы ощутить ритм боя. Все нынешнее утро воинство Города упорно продвигалось вперед, шаг за шагом тесня врагов. Солнечные лучи нагревали кроваво-красную броню на шее Индаро. Битва длилась с рассвета, а теперь стоял почти полдень. Сил пока что хватало. Мимо Индаро промчались сразу двое товарищей по оружию. Они устремились навстречу врагам и с криком бросились в схватку.

Там, впереди, неприятельский воин стряхнул с себя наседающих горожан и рванулся в сторону Индаро и Дун.

Дун издала свой боевой клич – это был пронзительный вопль, от которого у врагов поистине кровь стыла, – и понеслась наперерез. Нырнув под клинок, занесенный в бешеном размахе, она в свою очередь рубанула врага в колено. Ему на подмогу бежали еще трое. Индаро перепрыгнула через убитого неприятеля и поспешила навстречу. Отбила меч первого, едва не снеся ему голову возвратным движением клинка. Второй нацелился Индаро в бок, третий ударил в лицо. Однако сталь прозвенела о сталь, и Дун сшибла нападавшего с ног.

– Сильно попало? – Она повернулась к Индаро.

– Рана поверхностная, – пожала плечами та.

На самом деле она понятия не имела, насколько плохо в действительности были дела. Тело кругом раны онемело, но она чувствовала, как на бедро из-под кожаного подола капает кровь. А может, и не кровь вовсе, а пот?

Оглядевшись, она перешагнула через мертвое тело и, вздрогнув от боли, наклонилась поднять брошенный щит работы синекожих. Взяла его на руку, распрощавшись с прежним, расколотым. Сколько щитов она поменяла за нынешнее утро? Штук шесть, а может, и семь. Щиты синекожих были самыми лучшими.

Справа от нее пошатнулся воин в красной броне: удар меча оглушил его. Индаро бросилась на помощь, но враг уже добил его ударом в шею. Разлетелись кровавые брызги, синий, скалясь, повернулся к Индаро. Кровь оставила след в его светлой бороде.

Индаро кинулась на него. Он, впрочем, отбросил ее клинок, и уже она едва увернулась от яростного удара, рассекшего кожаный камзол.

«А он искусный фехтовальщик», – подумала она, пытаясь собраться.

Синекожий снова атаковал, да с такой убийственной быстротой, что ей пришлось отчаянно обороняться, спасая свою жизнь. Она отводила и отбивала удары, но чужеземец без остановки гнал ее назад. Он был гибок и очень силен. Его лицо оставалось спокойным, и Индаро вдруг поняла, что он с ней просто играл. А при желании убил бы в мгновение ока.

Делая очередной шаг назад, она споткнулась о мертвое тело. Пошатнулась – и синекожий ударил с быстротой молнии, метя в сердце. Она спаслась только тем, что весьма неизящно упала на колено и вскинула щит. Враг грозно навис над ней, она успела перехватить его оценивающий взгляд…

И тут прокричала труба – враги получили приказ отступать. Противник Индаро помедлил и отошел, оставив ее. Он и его товарищи отходили с достоинством, сохраняя боевые порядки и защищая раненых. Индаро провожала их взглядом, по-прежнему стоя на колене и со вскинутым щитом. Потом поднялась. Ее одолела внезапно подкравшаяся усталость. Индаро стояла, ожидая приказа. И очень скоро, передаваемое от бойца к бойцу, пролетело: «Назад, к земляным укреплениям».

Индаро осмотрелась в поисках Дун, своей спутницы и служанки. Та оказывала помощь раненому Дикому Коту. Бросив последний взгляд на отступающих врагов, Индаро побрела в сторону укреплений, откуда они двинулись в бой на рассвете. На ходу посмотрела по сторонам. Слева и справа были лишь серая пыль, мертвые тела и красная кровь. На плоской – глазам не на чем было остановиться – равнине не осталось ни деревьев, ни даже травы. Это поле боя переходило из рук в руки уже раз десять, если не больше. Обычное, ничем не отличавшееся от множества других. Индаро всякий раз хотелось хоть чем-нибудь отметить места гибели храбрых мужчин и женщин, принесших в дар Городу свою кровь и свою жизнь. Она понимала, чем руководствовались древние, сооружавшие каменные курганы на местах памятных битв. Индаро криво усмехнулась. Начни здесь строить курганы, и на пыльной серой равнине места свободного не осталось бы. Тут дрались каждый день вот уже добрых полгода. Вспомнились зимние битвы, когда воины кутали руки и ноги в толстые шерстяные одежды и все равно рисковали обморозиться. Теперь стояло лето, и по телу ручьями сбегал пот. А скоро наступит уже такая жара, что воины будут сотнями умирать просто от жажды, а еще у кого-то не выдержит сердце.

– Индаро!

Она оглянулась и обнаружила, что отбилась от отряда. К ней уже спешил предводитель:

– Ты ранена?

Индаро вспомнила тот удар в бок и принялась расстегивать латы. Потом оттянула камзол. Военачальник нагнулся, близоруко разглядывая рану.

– Повезло, – отметил он наконец. – Скажешь, чтобы зашили. – И указал ей на полевую лечебницу.

Но стоило ему отвернуться, как Индаро просто села в пыль. Рана кровоточила, но несильно, а воительнице вовсе не хотелось идти туда, где занимались своей жутковатой работой лекари и разносились крики и стоны тяжелораненых.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем рядом с ней присела на корточки Дун. Та держала в руках флягу с водой.

– Как ты?

– Подожду, пока не перевяжут тяжелых, и пойду зашиваться, – сказала Индаро. Выхлебала полфляги и со вздохом откинулась навзничь, чтобы пожаловаться: – Устала я что-то…

Она почувствовала, как Дун вынимает меч у нее из ладони. Это оказалось не так-то просто – спекшаяся кровь приклеила металл к коже. Потом клинок с шуршанием вошел в ножны. Дун помогла Индаро высвободиться из доспехов. Дышать сразу стало легче, и воительница с жадностью набрала полную грудь воздуха, пусть даже насыщенного запахами крови и смерти. Дун приподняла ей голову и подложила что-то мягкое.

Индаро незаметно погрузилась в сон. Отдаленные крики раненых стали голосами морских птиц – ей снился дом…

* * *

Когда-то она жила в уютном каменном доме над отвесными кручами, где кружились в солнечных лучах крикливые чайки.

«Держись подальше от утесов, – постоянно предупреждали ее. – Не подходи к краю!»

Но ей было всего три годика, и она понятия не имела, чем опасны высокие скалы. Она подбегала к самому краю и смотрела, как в голубом свете кружатся громадные белые птицы. Девочка взмахивала руками, подражая полету, и прыгала по траве. А еще она заглядывала вниз, не понимая, что видит. Только то, что земля кончалась возле самых ее ног, а где-то далеко внизу вспыхивали и разлетались белые искры.

«Даро, не двигайся! Деточка, стой смирно!»

Она так проворно обернулась на голос отца, что едва не свалилась. А потом ее, причиняя боль, подхватили загрубелые руки, а на лицо закапали горячие слезы…

* * *

Индаро зашевелилась во сне, хотела перекатиться… Боль в боку разбудила ее. Вновь откинувшись на спину, она стала смотреть в темнеющие небеса.

…После того случая маленькую девочку не пускали далеко от серого дома, разрешая гулять только по ухоженным садикам с их размеченными дорожками и аккуратно высаженными цветами. Лишь годы спустя она снова подошла к краю обрыва и посмотрела вниз, и отрывистые крики чаек немного утишили боль в ее сердце. В ту ночь умерла мать. Отец сидел за столом, вперив невидящий взгляд в стену. А еще в тот день Индаро стукнуло шестнадцать. Начиналась новая жизнь.

Серый дом стоял высоко над Городом, глядя на закатное солнце. Бо́льшую часть своей недолгой жизни юная Индаро даже не слышала о Городе. А когда наконец услышала – не заподозрила, что является частью Города и принадлежит ему.

Однако в день ее шестнадцатилетия на пороге объявились двое солдат и увели Индаро с собой мимо молчаливых охранников и безмолвных слуг, пока мать еще лежала на смертном одре, а отец сидел беспомощный, раздавленный горем. Индаро отправили на юг, в учебный лагерь, где она и пребывала в течение двадцати дней. Там ее учили убивать синекожих. Потом выдали форму, снятую с убитого воина, вручили старый меч и отправили на пустынную равнину Араз – сражаться. То сражение позже вошло в анналы как Оставление Араза. Это была постыдная страница в военной истории Города, покрывшая позором всех выживших.

В десять лет, когда Индаро получала все, чего ни желала, ее познакомили с мастером фехтования – худощавым немолодым человеком со шрамами на лице. Он обучал ее утонченному искусству владения клинком. Природной грации и чувства равновесия ей было не занимать, – во всяком случае, учтивый пожилой мастер так говорил. Мать улыбалась, а отец чуть не лопался от гордости, видя, насколько быстро его дочь становится хорошей фехтовальщицей.

Вот только на равнинах Араза эти умения ей не очень-то пригодились. Там на них насела едва ли не величайшая армия из всех, какие видел мир, и спустя двое суток чудовищной резни силы Города были попросту смяты. Какое искусство? Приходилось с силой отчаяния рубить и колоть все, что двигалось, пока оно двигаться не переставало. Не выжил почти никто. По крайней мере, никто не сознавался, что побывал в том сражении. Индаро припоминала те дни очень отрывочно, разрозненными, невероятно яркими кровавыми вспышками. В одном из этих воспоминаний ее втаскивали по наружной стороне Стены Победы в ненадежной ивовой корзине. Все ужасы, пережитые за два предыдущих дня, меркли перед страхом этих последних мгновений, когда полнейшее отчаяние вдруг сменилось надеждой и эту надежду в любой миг могла отнять случайная вражеская стрела. Индаро была почти последней, кого спасли, втащив на высокую стену. Были еще корзины, но их сбили и уничтожили, а немногих уцелевших, сбежавшихся к подножию стены, безжалостно перебили. Им выпало погибнуть, когда до спасения можно было дотянуться рукой.

– Пора уже твою рану зашить, – прозвучал голос Дун.

Индаро устало повернула голову и кивнула. После боя всегда наступало время, когда обреченные умереть – умирали, а те, кто мог выжить, получали необходимую помощь, и к небесам возносились обычные молитвы об их выздоровлении. Тогда усталые лекари могли обратить внимание на легкораненых.

Индаро поднялась и побрела в сторону лекарских палаток.

…Спустя полгода после Оставления Араза бесчестье, постигшее Город, было отчасти заглажено: ночным броском посреди глухой зимы легендарный полководец Шаскара отвоевал утраченные земли и всего-то с двумя тысячами лично отобранных солдат разнес в пух и прах целую армию синекожих. Так состоялась Вторая битва при Аразе. Она восстановила восточные рубежи Города у реки Керчеваль. Эта граница сохранялась в неприкосновенности и по сей день.

Врачевательница, седовласая женщина с пустыми глазами, зашила бок воительницы и осторожно перевязала рану. Индаро и Дун отправились поискать съестного.

В битком набитой палатке-харчевне они взяли по миске рыбы с чечевицей и кукурузного хлеба и заняли освободившийся столик. Кругом сидели, ссутулившись, смертельно усталые мужчины и женщины. Мало кто разговаривал, иные не могли даже есть. Опустившись на деревянное сиденье, Индаро без воодушевления уставилась на еду.

И тут жесткая рука хлопнула ее по плечу. Индаро выругалась – в боку отдалась резкая боль. Тем временем к ним с Дун подсел белобрысый поджарый воин и поставил перед собой миску, полную до краев и даже с горкой. С ним подошли еще трое Диких Котов – воинов из их отряда. Они пересмеивались и болтали так, словно явились не с поля боя, а с чьей-то свадьбы.

– Жива еще, Индаро? – с полным ртом хлеба спросил Броглан. – Тот синяк едва тебя не достал! – Проглотил и докончил: – А ведь точно убил бы, если бы захотел.

– А ты, значит, следил? – ядовито осведомилась Дун.

– Я и сам малость занят был, – перешел к обороне Броглан. – Не то чтобы сложа ручки сидел. Знаешь, тот мужик… он был особенный. Пореже бы на таких нарываться!

Индаро подумала, что в его словах есть правда. Они попривыкли с легкостью убивать неприятельских солдат. Даже шутили, как уязвимы синекожие, как быстро они погибают.

– Индаро с мечом кого угодно одолеет! – заявила верная Дун.

– Не видала ты его, – буркнул светловолосый Гаррет.

Дун за это и его наградила злым взглядом.

– Ты как вообще, Рыжик? – Броглан повернул голову и пристально всмотрелся в лицо Индаро.

Она лишь коротко кивнула. Индаро терпеть не могла, когда ее называли Рыжиком, и позволяла такую фамильярность лишь Броглану. Он был способен хоть кого вывести из себя, но там, где он появлялся, неизменно делалось веселее. Сегодня, увы, под светлыми глазами залегли темные круги, от него так и веяло поражением. Индаро сунула в рот кусочек хлеба и стала жевать. От рыбы в миске шел неприятный запах.

– Старика Медвежьелапа видела? – спросил Броглан. – Он своим здоровенным мечом по двое сразу валил. Вжик – и две глотки пополам!

Броглан чиркнул себя по шее ребром ладони и засмеялся. Резко и совсем не весело.

– Видела, – отозвалась Индаро.

У Медвежьелапа в самом деле был палаш на добрых полфута длиннее обычного. Он любовно правил его каждый вечер, доводя до безукоризненной остроты. В отряде шутили, что этот меч сразил больше друзей, чем врагов.

– Он хоть вернулся? – спросила Дун.

– А то! – Броглан фыркнул. – Думаю, за его голову уже награда назначена.

– Он один войска стоит, – сказала Индаро. Она сама видела, как старого воина свалили в рукопашной, но он вновь поднялся, вращая своим страшным мечом, да так, что друзья и враги разом бросились кто куда. – Он там ранен небось…

Броглан передернул плечами. У них не было принято слишком переживать о собственных ранах. Они и к увечьям товарищей относились спокойно. И даже в самые черные дни, после жутких кровопролитий, никогда не говорили о павших – только о тех, кто остался в живых. Сегодня рядом с Индаро пали двое, с кем она несколько месяцев билась плечом к плечу. И еще с полдесятка были тяжело ранены. Но разговор велся о старике Медвежьелапе и его новых свершениях.

– Говорят, через пару дней новобранцы прибудут, – подал голос Гаррет, неизменно подхватывавший все слухи.

Вокруг стола прокатился стон. Когда новичков, еще «тепленьких» после учебного лагеря, ставили в первые ряды, тут-то и наступало самое опасное время. Перепуганные юнцы либо впадали от ужаса в прострацию и делались бесполезны, либо, наоборот, с таким дурным азартом бросались вперед, что всем остальным приходилось очень несладко.

– Все мы когда-то новобранцами были, – с благочестивым видом заметил Гаррет.

Броглан хмыкнул.

– Я не был! – буркнул он, сосредоточенно жуя. – Я так и родился ветераном!

Остальные закивали. Индаро молча смотрела на свой ужин. Им всем было трудно припомнить время, не занятое сражениями. Тем не менее после Оставления Араза в жизни Индаро было целых пять мирных лет. Сперва ее отправили домой долечиваться после тяжелого ранения. Потом отец употребил свое влияние, чтобы ее оставили на штабной работе, а на передовую посылали других. Потом она как-то затерялась, «ушла в подполье» и в итоге действительно оказалась под землей – в сточных тоннелях. Собственно, она была беглянкой из войска, хотя сама даже мысленно не называла себя так ни тогда, ни теперь. Она полагала, что делает важную и ответственную работу, в то время как безвестно сгинуть в битве было бы пустой растратой ее способностей, могущих принести Городу немалую пользу.

А потом в чертоге Назирающих она встретила того старика… Бартелла. Ей запомнился его взгляд, выражавший что-то среднее между презрением и, еще хуже того, жалостью. Спустя несколько недель она покинула Чертоги и заново вступила в Приморскую армию. Та как раз вела бои недалеко от ее дома, защищая Выступающий берег.

Это было восемь лет назад…

– Рыба что-то пованивает, – сморщила нос Дун.

Она выплюнула серый комок жеваной рыбы обратно в миску и тоже взялась за хлеб.

– А по мне, так ничего, – по-прежнему с набитым ртом сказал Броглан.

– Есть хоть что-нибудь, что твое брюхо не приняло бы?

– Предпочитаю есть, пока могу. – Броглан пожал плечами. – Зря ли говорят, на сытый желудок войско веселее шагает!

– Благодарение богам, нас хоть в далекие переходы не гонят!

После этого они ели в молчании. Не хотелось болтать даже Броглану. Индаро, сгорбившись над миской, думала о том, что еще предстояло идти в лагерь. Ноги налились таким свинцом, что путь казался немыслимым. Ей более-менее прямо сидеть и то удавалось с трудом.

Потом она внезапно почувствовала, как изменилась атмосфера в шатре. Возникло некое напряжение. Подняв глаза, она заметила рослого темноволосого воина, шедшего между столиками с плошкой в руках. По мере его приближения все замолкали, а шел он как раз в ее сторону. Хоть бы мимо, про себя взмолилась Индаро, но напрасно. Он остановился, поставил миску и оглядел стол. Никто не стал встречаться с ним взглядом, даже Броглан. Темноволосый сел и взял кусок хлеба. За другими столами возобновились разговоры, но вполголоса, и все косились на них.

Фелл Эрон Ли был предводителем их отряда. И армейской легендой. Подчиненные его попросту боготворили. Это притом, что, согласно наблюдениям Индаро, репутация воителя по мере роста его положения обычно неотвратимо пикировала. Взводных было принято считать честолюбивыми дураками. Полководцев, за несколькими весьма почтенными исключениями, презирали и ненавидели за жестокость, глупость и трусость. Военачальников среднего ранга, в том числе и предводителей отрядов, считали либо простаками, либо трусами, а чаще тем и другим сразу.

Фелл Эрон Ли был просто героем.

Слава сопутствовала ему со времен Второй битвы за Выступающий берег. Он тогда придумал и осуществил гениально смелую вылазку, позволившую отбить жизненно важную твердыню с потерей всего троих солдат. Причем один из троих погиб оттого, что вздрогнул от нежданного появления козы и сорвался с утеса. Быть бы парню полководцем, да помешала завистливая ревность старших военачальников. Так считали в войсках, и никто с этим не спорил. Еще ходил слух, будто Фелл доводился побочным сыном другому герою – пропавшему без вести полководцу Шаскаре. Ну да чего люди не болтают.

Индаро разговаривала с ним всего однажды – в те дни, когда ее одолели сомнения и она вернулась в армию. Даже опасалась тогда, не казнили бы за трехлетнее отсутствие. И вот ее привели в палатку, где сидел средних лет мужчина в обычной форме. Он шуршал бумагами на столе, склонив голову. В глаза ей бросился глубокий, большой палец можно вложить, шрам у него на лбу справа. Побелевшая кожа выглядела натянутой и, кажется, пульсировала. Потом человек поднял голову и посмотрел на нее. Глаза у него оказались потрясающе синими.

– Индаро Керр Гильом, – представил ее вошедший с нею охранник, запнувшись на фамилии.

– Я знал твоего отца, – сообщил ей военачальник, не меняя каменного выражения лица. Ее начало чуть-чуть оставлять судорожное напряжение, а он добавил: – Никогда не верил тем, кто говорил, будто он породил целый выводок отступников.

– Отец ничего не знал о моем… отсутствии, – деревянным голосом выговорила Индаро, у которой пересохло в горле. – Он отрекся от меня, господин мой.

На самом деле это была ложь, и он это знал. Однако кивнул.

– Я занимаюсь тем, что пытаюсь выигрывать битвы, – сказал он ей. – Мне нужно все, что я могу для этого собрать. Ты, говорят, отменная фехтовальщица, а такими я не разбрасываюсь.

Он жестом отпустил стража и вернулся к работе.

И вот теперь, сидя в шатре-харчевне, Индаро украдкой разглядывала его. Спустя некоторое время она сообразила, что он нипочем не узнает ее, ведь у него под началом многие сотни бойцов. Ну а если и узнает, что с того? Она откинулась на спинку сиденья и убрала с лица волосы цвета темной меди. Тут он поднял глаза, не донеся до рта кусок хлеба. Посмотрел на нее, слегка кивнул и обратился к ее служанке:

– Дун, что-то не то с рыбой?

– Она плохая, господин мой.

– Дай сюда. – Он протянул руку.

Дун непонимающе уставилась на нее, потом сообразила и быстро передала ему свою миску. Он принюхался и выругался:

– Гарвей…

Он почти не повысил голоса, но помощник возник рядом с ним, точно из воздуха.

– Возьми вот это. – Предводитель вручил ему миску. – Кто там в ответе за сегодняшнюю еду? Базала? – (Помощник ничего не ответил, он явно не знал.) – Так вот, кто бы это ни был, когда я вернусь в палатку, чтобы он был там. В оковах.

Помощник кивнул и повернулся, по-прежнему держа плошку с рыбой.

Фелл Эрон Ли оглядел стол.

– Вы знаете, кто я такой, – сказал он, и это не было вопросом. – Мне нужны добровольцы.

Вся взрослая жизнь Индаро состояла в том, что, уходя от одной невыносимой ситуации, она впутывалась в другую. Она уклонялась от воинской службы, спасаясь от сводящего нутро ужаса каждодневного кровопролития, увечий и смерти. Она ушла со штабной работы, ибо впала в отчаяние от бессмысленного перекладывания бумаг, – причем эта деятельность еще и опутывала войско паутиной беспомощных и бездарных распоряжений. И наконец презрение к себе самой вынудило ее покинуть архивестницу и вернуться на войну. А теперь вот ее ждал новый и неведомый вызов, новое испытание…

Добровольцами на задание вызвались все. Даже понятия не имея, в чем оно заключается. Феллу Эрону Ли требовались только двое. Он выбрал Индаро и Броглана. Дун было не велено сопровождать ее. Уходя из-за стола вместе с Феллом, Индаро обернулась и ободряюще улыбнулась. Подруга лишь глазела ей вслед, разрываясь, похоже, между завистью и беспокойством.

В свете угасающего дня двое следовали за своим предводителем. Мимо догорающих костров, мимо спящих солдат, выделявшихся темными бугорками на ровной, одноцветной в лунном свете земле. Час был поздний, лагерь уже затих. Ни смеха, ни веселой болтовни, лишь негромкое похрапывание да отдаленное гудение механизмов. Следуя за Феллом, Индаро больше не чувствовала былой свинцовой тяжести в ногах. И рана в боку ее больше не беспокоила. Наоборот, кровь резво и весело бежала по жилам в предчувствии новой опасности. А что? Какое угодно самоубийственное задание и то лучше, чем обыденная резня назавтра.

– Что-то ты притихла, – пробормотал Броглан.

– Я притихла? – с раздражением отозвалась она. – Я-то всегда тихая. Это у тебя язык без костей.

– Как думаешь, куда нас пошлют?

– Поживем – увидим, – с деланым безразличием отозвалась она.

На самом деле ей уже виделась тайная вылазка в расположение неприятеля. С переодеванием в форму синих, с успешным покушением на вражеского полководца… Похвала императора, восстановление чести…

– Им нужны шпионы, – предположил Броглан.

– У них полно шпионов, – улыбнулась она. – Да кому нужен шпион вроде тебя? У тебя язык опережает голову на неделю.

Броглан заулыбался в ответ.

Когда они пришли к палатке военачальника, им было велено обождать снаружи. Немного времени спустя изнутри появился повар – не Базала, другой, и вышел он без оков, но лицо у него было белей, чем, по идее, полагалось быть фартуку. Он удалился в темноту, спотыкаясь, сопровождаемый стражей…

Войдя, Индаро с любопытством огляделась. Узкий лежак. Дубовый сундук. Ненадежного вида стол, при нем три стула с прямыми спинками. И целые коробки бумаг. Выделялись только доспехи, надетые на стойку, – алая кожа, поблескивающая золотом и серебром. Невольно Индаро мысленно примерила доспех на себя. Потом вообразила Фелла Эрона Ли облаченным в эти латы, и отчего-то в полуночной прохладе палатки ей сделалось жарко.

– Садитесь. – Предводитель указал им на стулья. Самих вошедших он едва удостоил беглым взглядом, однако сказал: – Индаро, а ведь ты ранена.

И как догадался?

– Это всего лишь царапина, господин.

– Покажи.

Мгновение помедлив, она завернула камзол. Поднявшись, Фелл быстро подошел, нагнулся, вгляделся… Удовлетворенно кивнул. И объявил:

– Вы незамедлительно отправляетесь в Тысячу.

Индаро постаралась ничем не показать, какой восторг охватил ее при этих словах. Тысячей назывался отряд личных телохранителей императора. Туда придирчиво отбирали самых проверенных ветеранов, воистину лучших из лучших. Да не просто так, а, как правило, после какого-нибудь необычайного подвига.

– Это не повышение, – приглядевшись к их лицам, сказал Фелл. – Не так давно императорская стража понесла… скажем так, некоторые потери. Вместе с посланцами других войск вы присоединитесь к ним всего на одно задание, чтобы укрепить их ряды.

Это для Индаро не имело никакого значения. Вот он, шанс оказаться замеченной, шанс, чтобы ее имя запомнилось не только в связи с уклонением от службы! Она чувствовала, какое волнение распирало сидевшего рядом Броглана. Оставалось только гадать, чего ему стоило удержать язык за зубами и немедленно не ляпнуть какую-нибудь глупость.

– Император сейчас у Четвертых Восточных ворот, – продолжал предводитель. – Он собирается в путь на рассвете. Поедет на север, к Теснинам. Там находится Третья Имперская армия, она ведет бои с одризийским войском, вдвое превосходящим численностью. Им всю зиму шлют подкрепления, конницу и пехоту из Приморской, а император, как мне сказали, едет к ним для поднятия духа.

Фелл повернулся к столу и расправил потрепанную карту.

Индаро с готовностью подалась вперед. Со времен учебного лагеря впервые кто-то удосужился что-то ей объяснить.

В палатке было темновато, пришлось напрячь зрение. Левую часть карты занимало темное пятно Города. Фелл указал пальцем на Малое море наверху листа и Теснины, простиравшиеся за ним. Индаро смогла рассмотреть длинную черту городской стены, делившую карту. Поискала глазами Выступающий берег, но его не было на карте. Ее дом располагался много западнее.

– А мы где? – спросила она.

Предводитель посмотрел на нее без всякого выражения, но все же показал место посредине карты. Оно не было ничем отмечено, кроме нескольких скрещенных штрихов.

– Это леса? – продолжала Индаро, имея в виду темные пятна справа.

– Нет. Это враги, солдат. – Палец Фелла заскользил по пергаменту. – Вот тут одризийцы, здесь – фкени, дальше петрасси и две армии…

– Для нас, рядовых, они все одно – синяки, господин, – сказал Броглан.

Он подмигнул Индаро и широко улыбнулся, а предводитель задумчиво на него посмотрел. Индаро даже показалось, что его взгляд был полон значения. Эти мужики с их мужской солидарностью!

Потом Фелл указал на изображение крохотной башенки, венчавшей линию городской стены.

– Вот это – Четвертые Восточные, – произнес он отрывисто. – Придется вам скакать во всю прыть, чтобы поспеть туда до рассвета.

Он снял ладонь с карты, и та с треском свернулась.

– Такого рода поездки для Бессмертного весьма необычны, – продолжал Фелл. – Похоже, дела по-настоящему плохи. Итак, вы немедленно отправляетесь к воротам и присоединяетесь к телохранителям. С вами поедет мой помощник, все необходимые бумаги у него. – И он вновь уселся за стол. – Удачи вам.

Индаро была едва с ним знакома, но все-таки расслышала в его голосе удовлетворение.

На этом им полагалось бы выйти и приступить к сборам, но Броглан все же помедлил.

– Почему именно мы, господин? В смысле, мы, да, вызвались… Но ты-то ведь за наш стол сел!

Индаро чуть пинка ему не дала. Сама она уже двигалась к выходу, мысленно призывая Броглана последовать своему примеру.

– Ты едешь потому, – холодно ответил Фелл, – что так решил твой непосредственный начальник.

– Ну, верно, господин. Я еще могу понять, почему ты выбрал Индаро… – (И она услышала в его голосе непривычно вкрадчивую нотку.) – Она у нас фехтовальщица каких мало, а для телохранителя это первейшее дело. Ну а я-то… я же…

– Мне что, солдат, свое решение пересмотреть?

– Никак нет, господин!

Броглан повернулся и уже выскакивал наружу следом за Индаро, когда голос предводителя догнал его:

– По-моему, это же очевидно.

Оба повернулись и уставились на него.

– Что у вас общего? – осведомился Фелл.

Индаро так и не родила никакой дельной мысли. Не дождавшись ответа, Фелл покачал головой:

– Вы оба принадлежите к великим семействам. Таких охотнее берут в Тысячу. Возможно, это несправедливо, но это так. Ты это хотел услышать, Эван Квин Броглан? Что тебя выбрали не за храбрость и не за ум, а за случайные обстоятельства рождения?

Броглан ничего не сказал, однако улыбнулся и кивнул.

– Удачи, – повторил Фелл Эрон Ли и отвернулся от них.