Онлайн чтение книги Пертская красавица, или Валентинов день The Fair Maid of Perth, or St. Valentine's Day
Глава XXXV

Когда король медленно ехал назад в монастырь, где стоял двором, герцог Олбени с тревогой в глазах и дрожью в голосе спросил у графа Дугласа:

— Поскольку, милорд, вы явились очевидцем печальных событий в Фолкленде, не пожелаете ли вы сообщить о них весть моему злосчастному брату?

— Ни за всю Шотландию! — отрезал Дуглас. — Я лучше стану на полет стрелы перед сотней лучников Тайндейла и обнажу перед ними грудь. Нет, святая Брайда Дугласов мне свидетельницей, я могу только сказать, что видел несчастного юношу мертвым. Как случилось, что он умер, это скорее сможете объяснить вы, ваша светлость. Когда бы не бунт Марча и не война с англичанами, я бы высказал вам, как я на это смотрю. — С этими словами граф отвесил низкий поклон в сторону короля и поскакал к себе, предоставляя герцогу Олбени рассказать брату о случившемся, как он сам сумеет.

«Бунт Марча и война с англичанами? — повторил про себя герцог. — Да! И еще твоя собственная выгода, любезный граф, которую при всем своем высокомерии ты не можешь отделить от моей. Что ж, если задача возложена на меня, я должен с нею справиться — и справлюсь».

Он проследовал за королем в его покои. Король, опустившись в свое любимое кресло, с удивлением посмотрел на брата.

— Ты бледен как смерть, Робин, — сказал король. — Хотел бы я, чтобы ты побольше думал перед тем, как дать пролиться крови, если это на тебя так сильно действует. И, однако, Робин, я люблю тебя тем горячей, что временами ты все-таки выказываешь природную свою доброту — даже и тогда, когда прибегаешь к сомнительной политике.

— А я, мой царственный брат, — сказал приглушенным голосом герцог Олбени, — всей душой хотел бы, чтобы нам сегодня не довелось услышать о чем-нибудь похуже, чем залитое кровью поле, которое мы с вами видели сейчас. Я не стал бы долго сокрушаться о тех дикарях, что лежат там пищей для воронья. Но увы!.. — Он умолк.

— Как! — вскричал в ужасе король. — Что нового и страшного еще?.. Ротсей? Наверно… наверно, Ротсей!.. Говори! Какое совершил он новое безрассудство? Опять беда?

— Милорд… мой государь!.. Кончились все безрассудства, все беды моего несчастного племянника.

— Он умер!.. Умер! — в муке простонал отец. — Олбени, как брат заклинаю тебя… Нет, я уже не брат твой! Как твой король я тебе приказываю, темный и хитрый человек, сказать мне самое худшее!

Олбени, запинаясь, проговорил:

— Подробности мне известны только смутно… Достоверно одно: мой бедный племянник прошлой ночью был найден мертвым в своей спальне… Умер, как мне сказали, от какой-то внезапной болезни.

— Ротсей!.. Возлюбленный мой Давид!.. О, если бы дал мне бог умереть вместо тебя, мой сын… мой сын!

Так говорил страстными словами писания беспомощный, осиротелый отец и рвал на себе седую бороду и белоснежные волосы, между тем как Олбени, безмолвный, сраженный укорами совести, не смел остановить бурю его гнева. Но смертельная тоска короля почти мгновенно сменилась бешенством, настолько чуждым мягкой и робкой его природе, что братом его овладел страх и заглушил поднявшееся раскаяние.

— Так вот что крылось за твоими нравственными наставлениями, — сказал король, — за твоим благочестием!.. Но одураченный отец, отдавший сына в твои руки, невинного ягненка — в руки мясника, этот отец — король! И ты это узнаешь, на горе себе! Как, убийца смеет стоять перед братом, запятнанный кровью его сына? Не бывать тому!.. Эй, кто там есть? Мак-Луис! Бранданы!.. Измена!.. Убийство!.. Обнажите мечи, если вам дорог Стюарт!

Мак-Луис и с ним несколько человек из стражи ворвались в зал.

— Измена и убийство! — вскричал несчастный король, — Бранданы, ваш благородный принц…

В горе и волнении он замолчал, не в силах выговорить страшное свое сообщение. Наконец срывающимся голосом он снова начал:

— Немедленно топор и плаху во двор!.. Схватить… — Но слово точно застряло в горле.

— Схватить — кого, мой благородный сеньор? — спросил Мак-Луис, который, увидав своего короля в этом порыве неистовства, так не вязавшемся с его обычной учтивой манерой, почти склонился к мысли, что тот, насмотревшись на ужасы битвы, повредился в уме. — Кого я должен схватить, государь мой? — повторил он. — Здесь только брат вашего королевского величества, герцог Олбени.

— Верно, — сказал король, уже остыв после краткого приступа мстительной ярости. — Слишком верно… Никто, как Олбени… Никто, как сын моих родителей, никто, как брат мой! О боже! Дай мне силы унять греховную злобу, горящую в груди… Sancta Maria, ora pro nobis! note 78Святая Мария, молись за нас! (лат.)

Мак-Луис бросил недоуменный взгляд на герцога Олбени, который постарался скрыть свое смущение под напускным сочувствием и полушепотом стал объяснять офицеру:

— От слишком большого несчастья у него помутился рассудок.

— От какого несчастья, ваша светлость? — спросил Мак-Луис. — Я ни о чем не слышал.

— Как!.. Вы не слышали о смерти моего племянника Ротсея?

— Герцог Ротсей умер, милорд Олбени? — вскричал верный брандан в ужасе и смятении. — Где, как и когда?

— Два дня назад… Как — еще не установлено… в Фолкленде.

Мак-Луис смерил герцога долгим взглядом, потом с горящими глазами, с видом твердой решимости обратился к королю, который творил про себя молитву:

— Мой государь! Минуту назад вы не договорили слова, одного только слова. Скажите его — и ваша воля для бранданов закон!

— Я молился, Мак-Луис, чтобы мне побороть искушение, — ответил убитый горем король, — а ты меня вновь искушаешь. Вложил бы ты в руку безумного обнаженный меч?.. Но ты, Олбени, мой друг, мой брат… советчик мой и наперсник!.. Как сердце твое позволило тебе это свершить?

Олбени, видя, что чувства короля смягчились, заговорил с большей твердостью:

— Мой замок не огражден бойницами против воинства смерти… Я не заслужил тех черных подозрений, которые заключены в словах вашего величества. Я их прощаю, ибо они внушены отчаянием осиротевшего отца. Но я присягну крестом и алтарем… спасением своей души… душами наших царственных родителей…

— Молчи, Роберт! — остановил его король. — Не добавляй к убийству ложную клятву. Но неужели все это делалось, чтобы на шаг приблизиться к скипетру и короне? Бери их сразу, безумец, и почувствуй, как чувствую я, что они жгут раскаленным железом!.. О Ротсей, Ротсей! Ты хоть избавлен от злого жребия стать королем!

— Государь, — сказал Мак-Луис, — позвольте мне вам напомнить, что корона и скипетр Шотландии, когда ваше величество перестанете их носить, переходят к принцу Джеймсу, который наследует права своего брата Давида.

— Верно, Мак-Луис! — горячо подхватил король. — Ас ними, бедное мое дитя, он унаследует и те опасности, которые сгубили его брата! Благодарю, Мак-Луис, благодарю!.. Ты мне напомнил, что есть у меня дело на земле. Ступай и как можно скорее призови своих бранданов быть наготове! Не бери с нами в путь ни одного человека, чью преданность ты не проверил, в особенности никого, кто был связан с герцогом Олбени… да, с человеком, который называет себя моим братом!.. И вели, чтобы мне немедленно подали носилки. Мы отправимся в Дамбартон, Мак-Луис, или в Бьют. Горные кручи, и бурный прибой, и сердца верных бранданов будут защитой моему сыну, пока не лег океан между ним и честолюбием его жестокого дяди… Прощай, Роберт Олбени… Прощай навсегда, человек с каменным сердцем и кровавой рукой! Наслаждайся той долей власти, какую уступят тебе Дугласы… Но впредь не смен показываться мне на глаза, а пуще того — не пытайся приблизиться к моему меньшому сыну! Потому что в час, когда ты совершишь такую попытку, мои телохранители получат приказ заколоть тебя своими протазанами!.. Мак-Луис, распорядись об этом.

Герцог Олбени удалился, не пытаясь ни оправдываться, ни возражать.

Что последовало далее, о том повествует история. На ближайшей сессии парламента герцог Олбени настоял, чтобы высокое собрание объявило его невиновным в смерти Ротсея, — хотя, исключив вопрос о пене за оскорбление или о прощении обиды, он тем самым показал, что признает за собой вину. Несчастный престарелый король затворился в замке Ротсея в Бьюте, чтобы там оплакивать погибшего первенца и в лихорадочной тревоге оберегать жизнь своего второго сына. Не видя более верного способа уберечь малолетнего Джеймса, отец отправил его во Францию, где мальчику предстояло воспитываться при дворе французского короля. Но судно, на котором отправили принца Шотландского, захватил английский корсар, и хотя в ту пору между двумя королевствами было заключено перемирие, Генрих IV Английский не постеснялся удержать принца в плену. Это нанесло несчастному Роберту III последний, сокрушительный удар. Возмездие, хотя и запоздалое, все же постигло его вероломного и жестокого брата. Правда, сам Роберт Олбени мирно сошел в могилу, дожив до седин и передав регентство, которого достиг такими гнусными путями, в наследство своему сыну Мардоку. Но через девятнадцать лет после смерти престарелого короля вернулся в— Шотландию Джеймс — король Иаков I Шотландский, а герцог Мардок Олбени вместе со своими сыновьями взошел на эшафот во искупление вины своего отца и собственной вины.