Онлайн чтение книги Братство талисмана The Fellowship of the Talisman
Глава 5

Они позавтракали грудинкой, овсяными лепешками и медом. Конрад вышел из пещеры проведать животных, а когда вернулся, сообщил, что Дэниел и Красотка пасутся на близлежащем сенокосе, Крошка же уплетает пойманного зайца.

– Что ж, – сказал Данкен, – желудки полны, можно и трогаться.

– Если вы не очень торопитесь, – проговорил отшельник Эндрю, – я бы просил вас оказать мне одну услугу.

– Мы не против, если это не отнимет у нас слишком много времени, – ответил Данкен. – Вы приютили нас на ночь, так что мы ваши должники.

– Какой там долг, – отмахнулся Эндрю. – Понимаете, просто мне одному несподручно, а все вместе, да еще с осликом, мы справимся быстро. Помогите мне, пожалуйста, убрать капусту.

– Капусту? – изумился Конрад.

– Да. Кто-то посадил ее перед приходом Злыдней. Разумеется, потом огород остался без присмотра. Я набрел на него совершенно случайно. Он недалеко от церкви, буквально в двух шагах. Правда, тут есть одна загвоздка...

– С капустой? – полюбопытствовал Данкен.

– Нет, не с ней, вернее, и с ней тоже. Там растут и другие овощи – морковь, брюква, горох, бобы. Так вот, кто-то ворует их.

– Но не вы? – уточнил Данкен.

– Огород мой, – заявил Эндрю, – ибо я нашел его. Я пытался разыскать воришку, но не слишком решительно, потому что, как вы видите, воин из меня никудышный, и в случае чего еще неизвестно, кто из нас двоих пострадал бы сильнее. Порой я даже говорил себе, что, не будь он вором, мы могли бы с ним коротать вечера за беседами. В общем, на огороде выросла отличная капуста, и будет жалко, если она сгниет на корню или достанется воришке. Без вашей помощи мне придется убирать ее не день и не два.

– Пожалуй, мы задержимся, – решил Данкен. – Ведь Господь велит нам сострадать ближнему.

– Милорд, – возразил Конрад, – путь предстоит неблизкий.

– Перестань называть меня милордом, – велел Данкен. – Если мы окажем услугу нашему радушному хозяину, у нас станет легче на сердце.

– Ладно, – пробурчал Конрад. – Пойду приведу Красотку.

Огород, находившийся на расстоянии полета камня от церкви, представлял собой диковинное зрелище: многочисленные овощи едва выступали из-под сорняков, среди которых попадались экземпляры ростом по пояс взрослому человеку.

– Да, – заметил Данкен, обращаясь к Эндрю, – вы явно избегали надрываться.

– Я отыскал его чересчур поздно, – запротестовал тот. – Сорняки уже успели набрать силу.

Капусты оказалось три грядки. Кочаны были как на подбор – крупные и крепкие. Конрад расстелил на земле мешковину, и все взялись за работу: выдергивали кочаны, стряхивали с них землю и кидали в мешок.

– Джентльмены, – произнес женский голос, в котором отчетливо слышалось неодобрение.

Мужчины резко обернулись. Крошка глухо зарычал. Данкену сначала бросился в глаза грифон, а уж потом он разглядел всадницу... и застыл, пораженный и сбитый с толку. Женщина была одета в кожаный костюм из брюк и куртки; шею облегал белый шарф. В правой руке она сжимала боевой топор, лезвие которого угрожающе посверкивало на солнце.

– Несколько недель подряд, – продолжала женщина ровным голосом, – я следила за этим презренным отшельником и не препятствовала ему воровать овощи, полагая, что иначе он умрет с голоду. Однако я никак не думала, что встречу здесь за этим занятием благородного дворянина.

– Миледи, – ответил Данкен с поклоном, – мы всего лишь помогаем нашему другу собрать урожай капусты. Мы не знали, что огород принадлежит вам.

– Я намеренно старалась не показываться, – сказала женщина, – ибо в здешних местах открывать свое присутствие небезопасно.

– Однако, миледи, вы открыли его.

– Только для того, чтобы уберечь свои скудные припасы. Две-три морковки, кочан-другой капусты – такое я могу допустить, однако решительно возражаю против бессовестного ограбления.

Грифон наклонил голову и скосил на Данкена свой мерцающий, с золотистым отливом глаз. Его передние лапы заканчивались орлиными когтями; орлиная же голова венчала львиное тело, а хвост вместо кисточки оканчивался зловещим жалом. Огромные крылья были сложены таким образом, что между ними как раз мог усесться человек. Существо прищелкнуло клювом и шевельнуло хвостом.

– Не бойтесь, – заметила женщина, обращаясь к Данкену. – Вид у него грозный, а на деле он и мышки не обидит, если я, конечно, ему не прикажу. Он очень старый и потому добрый.

– Мадам, – произнес Данкен, – признаться, мне несколько не по себе. Меня зовут Данкен Стэндиш. Мы с моим спутником, вон тем верзилой, направляемся на юг Британии. С отшельником же Эндрю случай свел нас лишь накануне вечером.

– Данкен Стэндиш из Стэндиш-Хауса?

– Он самый, однако откуда...

– Ваш род известен по всей Британии. Не сочтите за дерзость, но мне кажется, вы выбрали неподходящее время для прогулок по здешним местам.

– А разве пристало путешествовать по ним благородной даме?

– Меня зовут Дианой, – сказала женщина, – и я вовсе не благородная дама, скорее даже наоборот.

– Прошу прощения, господа, – вмешался Эндрю, – но мне представляются весьма сомнительными права леди Дианы на этот огород. Овощи были посажены еще до нашествия Злыдней, которые предали деревню огню и мечу, так что леди Диана никак не может считаться владелицей огорода. Что касается меня, я никогда не утверждал, что сам возделывал землю.

– Сдается мне, мы ведем себя недостойно, – проговорил Данкен.

– Вообще-то он прав, – сказала Диана. – Земля не принадлежит ни мне, ни ему. Мы оба пользуемся ее плодами, только и всего. Меня просто-напросто возмутило то, что нашлись люди, пожелавшие безраздельно завладеть ею.

– Я согласен поделиться, – заявил Эндрю. – Половина мне, половина ей.

– Что ж, – проговорил Данкен, – по крайней мере, честно, хотя и не по-рыцарски.

– Я не рыцарь, – отрезал Эндрю.

– Если отшельник сообщит мне кое-какие сведения, – сказала Диана, – я не стану притязать на капусту, поскольку тогда она уже не понадобится.

Спрыгнув с грифона, Диана приблизилась к мужчинам.

– Какие такие сведения? – буркнул Эндрю. – С чего вы взяли, что я смогу их сообщить?

– Ты местный?

– Ну да, мои предки жили здесь испокон веку.

– Тогда ты должен знать. По слухам, в деревне жил когда-то человек по имени Вульферт. Меня привела сюда молва о нем. Я поселилась в церкви, поскольку она единственная уцелела при пожаре, учиненном Злыднями, и перерыла все приходские книги, но не нашла ничего сколько-нибудь существенного. Похоже, ваши священники, сэр отшельник, пренебрегали своими обязанностями.

– Вульферт? – повторил отшельник. – Вульферт, Вульферт. Когда он умер?

– Лет сто назад, если я не ошибаюсь.

– Святой человек? Мудрец?

– Вполне возможно. На деле он был колдуном.

– Колдуном! – взвыл отшельник и схватился за голову. – Вы уверены?

– Разумеется. В свое время он прославился на всю страну.

– Выходит, он не принадлежал к Святой Церкви?

– Никоим образом.

– Что случилось? – спросил Данкен. – Из-за чего вы так расстроились?

– В святой земле, – пробормотал Эндрю. – Господи Боже! Его похоронили в святой земле! Нечестивца, языческого колдуна! Раз колдун, значит, язычник, верно? Ему даже воздвигли гробницу!

– Что-то я не пойму, – вмешался Конрад, – о чем это он?

– Ну конечно! – воскликнул Эндрю. – Вот почему на нее обрушился дуб!

– Минутку, – проговорил Данкен. – Вы разумеете, что дуб упал на гробницу? Там, на кладбище?

– Пожалуйста, расскажите мне, – попросила Диана.

– Приблизительно в миле отсюда находится кладбище, – объяснил Данкен. – Мы проходили через него вчера вечером. На нем есть гробница, на которую, судя по всему, достаточно давно рухнуло дерево. Оно до сих пор лежит там. Верхняя плита от удара сдвинулась с места. Помнится, я еще удивился, почему никто не потрудился поправить ее.

– Это старое кладбище, – произнес Эндрю. – Им не пользуются уже много лет. Вдобавок люди вряд ли знали, кто там похоронен.

– По-вашему, в гробнице покоится прах Вульферта? – спросила Диана.

– Господи боже! – с отчаянием в голосе повторил отшельник. – И такого человека положили в святую землю! Хотя откуда им было знать? Я слышал про Вульферта. Говорили, что он – святой, решивший удалиться от мира и обрести покой в здешнем уединении.

– Вы рассчитывали...

Данкен не закончил фразы, обращенной к Диане. Внезапно у него возникло ощущение, что местность вокруг неуловимо изменилась. Долю секунды спустя он сообразил, что произошло. Над огородом нависла тишина – сплошное безмолвие, которое не нарушали ни жужжание насекомых, ни щебет птиц; все те звуки, которые раздаются почти постоянно и потому воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, вдруг стихли. Неожиданную тишину отягощало присутствие чего-то, что должно было вот-вот произойти, чего-то неведомого и потому опасного. Остальные как будто почувствовали то же самое: они замерли, настороженно прислушиваясь и поглядывая по сторонам.

Данкен медленно поднял руку, его пальцы сомкнулись на рукояти меча, однако он не стал обнажать клинок, ибо пока непосредственной угрозы не возникало. Впрочем, воздух, казалось, был насквозь пронизан опасностью. Диана крепче стиснула свой топор. Грифон переминался с лапы на лапу, поворачивая голову то направо, то налево.

Кусты на дальнем конце огорода зашевелились, и из них показалось диковинное существо: круглая голова – грубая пародия на человеческую, короткая шея, массивный торс. Существо было начисто лишено волос как на голове, так и на теле; по всей видимости, они у него никогда не вырастали.

Безволосые, подумал Данкен, те твари, о которых упоминал Гарольд Потрошитель. Огромные безволосые слизняки, уродливые копии людей.

Меч со свистом вылетел из ножен. Данкен взмахнул клинком, рассек воздух, и лезвие засияло на солнце ослепительным светом.

– Посмотрим, – пробормотал он, словно отвечая Потрошителю, предостерегавшему его насчет этих существ.

Безволосая тварь выбралась из кустов и выпрямилась во весь рост. Она была немного выше взрослого человека, но отнюдь не столь высокой, как можно было представить со слов Потрошителя; двигалась неуверенно, причем ноги постоянно оставались согнутыми в коленях. Полное отсутствие одежды на мускулистом теле лишний раз подчеркивало мертвенную белизну кожи. В руке тварь держала увесистую дубинку, которая мнилась скорее продолжением руки – такая же толстая и шишковатая.

За первым чудовищем появились и другие. Они выступали из-за деревьев, выходили из зарослей кустарника, выстраивались в слабое подобие шеренги. Во взглядах крошечных глазок из-под выдававшихся вперед надбровных дуг читались легкий интерес и откровенное презрение. Шаг, второй, третий – внезапно, без всякого сигнала, чудища устремились на людей, перепрыгивая через сорняки. Они размахивали дубинками, но не издавали ни звука, и впечатление создавалось поистине жуткое: ни криков, ни визга, ни улюлюканья, что, безусловно, должно было оказывать и оказывало необходимое воздействие на противника.

Инстинктивно, не сознавая, что делает, Данкен рванулся навстречу. Он был уверен, что Злыднями предводительствует та самая тварь, которая показалась первой, хотя откуда взялась его уверенность, вряд ли сумел бы объяснить: монстры походили друг на друга как две капли воды. Так или иначе, тварь надвигалась на Данкена, словно заранее избрала его своей жертвой. Дубинка чудища начала опускаться, Данкен уклонился от удара и в то же мгновение сделал выпад. Клинок вонзился в горло твари. Та споткнулась и рухнула навзничь, точно срубленное дерево. Данкен выдернул меч, оставивший в горле врага зияющую рану, и отскочил в сторону, но все-таки немного замешкался, и безволосый мертвец, падая, задел его так, что он чуть было не покатился кубарем. Едва устояв на ногах, Данкен краем глаза заметил, что на него мчится новый противник; он мигом развернулся и успел ударить, прежде чем чудовище сообразило, что к чему. Клинок прошел наискось между плечом и шеей, и голова твари, отделенная от тела, поскакала по земле. Из туловища потоком хлынула кровь.

Данкен огляделся. Диана ерзала на траве, отчаянно стараясь выбраться из-под туши безволосого слизняка. Топор валялся рядом, на лезвии его дымилась кровь, и потому не приходилось сомневаться, что слизняк мертв. Поблизости от хозяйки стоял, поднявшись на дыбы, грифон. Он держал передней лапой еще одного безволосого, который извивался всем телом и быстро перебирал ногами, как будто бежал по воздуху.

– Берегитесь, милорд! – крикнул Конрад.

Предостережение поступило как нельзя кстати. Данкен еле увернулся от удара; тем не менее тот был настолько сильным, что юноша, когда дубинка скользнула по его плечу, утратил равновесие и упал. Очутившись на земле, он тут же перекатился на спину и вскочил. Чудовище, вероятно, то же самое, что зацепило его, замахнулось для нового удара. Данкен выставил перед собой меч, и в этот миг на безволосого налетел Крошка. Могучие челюсти мастифа стиснули руку нападавшего; безволосый рухнул на колени, и пес, отпустив руку, вцепился ему в горло.

Данкен облегченно вздохнул. Раз Крошка добрался до горла врага, о том можно забыть. Он окинул взглядом поле битвы. Диана наконец выбралась из-под туши слизняка и бросилась на помощь грифону, который сражался сразу с тремя тварями, действуя одновременно когтями и клювом. Под лапой грифона распластался четвертый слизняк, уже нашедший свою погибель; троица же медленно, но верно пятилась.

Позади грифона дрались на дубинках Конрад и двое безволосых. Удар следовал за ударом, только трещала древесина да разлетались во все стороны щепки. Поодаль, бросив свое оружие, улепетывал во все лопатки от Дэниела последний из Злыдней. На глазах у Данкена Дэниел настиг беглеца, впился зубами ему в плечо и на бегу подкинул высоко в воздух.

Отшельника нигде не было видно.

Издав ликующий возглас, Данкен кинулся на подмогу Конраду, однако неожиданно споткнулся обо что-то и упал; глаза ему застлала алая пелена, внутри головы словно вспыхнуло пламя. Затем боль на мгновение спала, но тут же возвратилась. Он не помнил, как ударился о землю, не ощутил никакого столкновения. Какое-то время спустя – неизвестно сколько – он сообразил, что ползет на животе, цепляется пальцами рук за траву и подтягивает тело. Забавнее всего было ощущение, как будто он лишился головы, которую заменило нечто не способное ни видеть, ни слышать. Еще позже – опять-таки неизвестно когда – кто-то плеснул ему в лицо воды, приговаривая: «Все в порядке, милорд». Потом Данкена подняли, перекинули через плечо; он хотел было запротестовать против подобного обращения с собой, но оказалось, что ему не по силам произнести что-либо вразумительное или шевельнуть хотя бы пальцем. Единственное, что он мог, – беспомощно висеть на плече.