Только в полдень он наконец отказался от попыток работать. Первое предложение он написал сразу же, как только вошел в комнату, но дальше ничего не получалось. Дэвид зачеркнул первую фразу и попробовал начать сначала, и снова – полная пустота. Следующая фраза не шла, хотя он отчетливо слышал ее. Дэвид попытался еще раз начать с простого предложения, и снова – ничего. Ничто не изменилось и через два часа. Дальше первой фразы он так и не двинулся, а все последующие получались чрезвычайно пустыми и бесцветными. Дэвид не сдавался целых четыре часа, пока не понял, что его настойчивость бессильна перед случившимся. Он признал это, но не смирился, закрыл и спрятал тетрадь с зачеркнутыми рядами строчек и отправился на поиски Мариты.
Она читала на террасе, греясь на солнышке, и, едва взглянув на Дэвида, все поняла и спросила:
– Ничего?
– Хуже, чем ничего.
– Совсем-совсем?
– Ни строчки.
– Давай выпьем, – сказала Марита.
– Давай, – согласился Дэвид.
Они вошли в бар, и вслед за ними в открытую дверь проник теплый день. Это был прекрасный день, такой же, как вчера, или даже лучше, потому что лето уже уходило, и каждый погожий день воспринимался как подарок. «Нельзя терять времени, – подумал Дэвид. – Попробуем провести его хорошо, в свое удовольствие». Он смешал мартини, наполнил стаканы, и напиток получился на вкус ледяным и несладким.
– Ты правильно сделал, что начал писать сегодня утром, – сказала Марита. – Но давай пока забудем об этом.
– Хорошо.
Он взял бутылку джина «Гордонз», слил воду из-под оттаявшего льда и стал отмерять напитки, наливая их в пустой стакан.
– Чудесный день, – сказал он. – Что будем делать?
– Пойдем купаться, – сказала Марита. – Жаль терять такой день.
– Хорошо, – сказал Дэвид. – Предупредить мадам, что мы опоздаем к обеду?
– Она уже приготовила для нас холодные закуски, – сказала Марита. – Я подумала, ты захочешь поплавать в любом случае, как бы тебе ни работалось.
– Очень предусмотрительно, – сказал Дэвид. – А как мадам?
– С синяком под глазом, – ответила Марита.
– Не может быть.
Марита рассмеялась.
Они обогнули мыс по лесной дороге, оставили машину в одном из тенистых островков хвойного леса и перенесли корзину с едой и пляжные принадлежности в спрятавшуюся в прибрежных скалах бухту. Дул слабый восточный ветер, и, когда они вышли из зарослей пиний к морю, оно было темно-синего цвета. Прибрежные скалы были красными, песок в бухте лежал желтыми складками, а вода над песчаным дном, когда они подошли к морю, оказалась янтарно-прозрачной. Они спрятали корзину и рюкзак в тени самого большого из камней, разделись, и Дэвид, собираясь нырять, забрался на камень. Он стоял на камне под солнцем, голый и загорелый, и смотрел на море.
– Хочешь нырнуть? – крикнул он Марите.
Она покачала головой.
– Я подожду тебя.
– Нет, – крикнула она и вошла в воду по бедра.
– Ну и как? – спросил Дэвид сверху.
– Прохладнее, чем обычно. Почти холодная.
– Хорошо, – сказал он, и, пока она, глядя вверх на Дэвида, медленно входила в воду, сначала по живот, потом по грудь, он выпрямился, привстал на мысках, на какое-то время застыл в воздухе, а потом метнулся вперед и вниз, легко разрезав воду, точно дельфин. Она поплыла к бурлящему кругу, но Дэвид уже вынырнул рядом, подхватил ее, обнял и прижался солеными губами к ее губам.
– Elle est bonne, la mer, – сказал он. – Toi aussi.49
Они поплыли за пределы бухты в открытое море, туда, где подножие горы скрывалось под водой, и там, лежа на спине, раскачивались на волнах. Вода остыла, но верхний слой немного прогрелся, и Марита лежала, выгнув спину, так что вся голова, кроме носа, была под водой, а поднятые ветерком еле заметные волны нежно омывали ее загорелую грудь. Из-за яркого солнца глаза ее были закрыты. Дэвид плыл рядом и, поддержав ее голову рукой, поцеловал сначала левую, а потом правую грудь.
– У них вкус моря, – сказал он.
– Ты мог бы заснуть прямо здесь?
– А ты?
– Я не смогу лежать только на спине.
– Поплывем подальше и назад.
– Давай.
Они заплыли далеко, так далеко, что показался берег за соседним мысом, а потом и багряные вершины поднимавшихся над лесом гор. Они полежали на спине, глядя на берег, и не спеша поплыли назад, останавливаясь перевести дух, сначала, когда скрылись из виду вершины гор, потом, когда спрятался соседний мыс, а затем уверенно, в один прием миновали вход в бухту и выбрались на берег.
– Устала? – спросил Дэвид.
– Очень, – сказала Марита. Она никогда не заплывала так далеко.
– Сердце выскакивает?
– О нет, все хорошо.
Дэвид подошел к большому камню и взял одну из бутылок тавельского и два полотенца.
– Ты похожа на котика, – сказал он, опускаясь на песок рядом с Маритой.
Он протянул ей вино, она отпила из бутылки и вернула ее Дэвиду. Он тоже сделал большой глоток, а потом Марита, растянувшись на солнышке, на бархатистом сухом песке возле корзины с закуской, сказала:
– Кэтрин, наверное, не устала бы.
– Как бы не так. Просто она не плавала так далеко.
– Правда?
– Мы очень много проплыли, малышка. Я ни разу не видел с моря гор.
– Ну хорошо, – сказала она. – Сегодня мы ей все равно ничем не поможем, так что не будем думать об этом, Дэвид?
– Да.
– Ты еще любишь меня?
– Да. Очень.
– Может быть, я совершила большую ошибку, и ты стараешься меня не обидеть?
– Никакой ошибки, и я вовсе не стараюсь.
Марита взяла в горсть несколько ярких редисок и съела их, не торопясь, запивая вином. Редиска была молодая, хрустящая и терпкая.
– Не расстраивайся из-за работы, – сказала она. – Все будет хорошо. Я уверена.
– Конечно, – сказал Дэвид.
Он вынул вилкой сердцевину артишока, обмакнув свернутый комочек в приготовленный мадам горчичный соус.
– Можно мне еще тавельского? – спросила Марита. Она сделала большой глоток и вдавила бутылку донышком в песок рядом с Дэвидом, прислонив ее к корзине. – Хороший обед приготовила нам мадам, правда, Дэвид?
– Превосходный. Неужели Ороль ее поколотил?
– Не сильно.
– Она часто ссорится с ним.
– Он старше и был прав, поколотив ее, когда она разбушевалась. Она сама мне призналась под конец. И просила передать тебе…
– Что еще?
– Признание в любви.
– Она и тебя любит, – сказал Дэвид.
– Нет же. Глупый. Просто, она на моей стороне.
– Давай договоримся: больше ничьих сторон нет.
– Нет, – согласилась Марита. – Я и не хотела. Просто так получилось.
– Что получилось, то получилось.
Дэвид передал ей банку с нарезанными артишоками и соус и достал вторую бутылку тавельского. Бутылка все еще была холодной. Он выпил вина.
– Нас просто издергали, – сказал он. – Сумасшедшая женщина вконец издергала Бернов.
– Бернов?
– Конечно, Берны – это мы. Потребуется немного времени, чтобы оформить бумаги. Но это формальность. Хочешь, я дам письменное заверение. Думаю, с ним я справлюсь.
– Я тебе и так верю.
– Я напишу это на песке, – сказал Дэвид.
Вернувшись, они заснули крепким сном и проспали чуть ли не до вечера, а когда Марита открыла глаза и посмотрела на спящего рядом Дэвида, солнце уже садилось. Дэвид спал, крепко сжав губы, вытянув руки вдоль тела, и ровно дышал во сне, а женщина смотрела на его лицо, грудь, думая о том, что до сих пор видела его спящим только два раза. Она подошла к двери в ванную, взглянула на себя в высокое зеркало и улыбнулась. Одевшись, она пошла на кухню поболтать с мадам.
Позже, пока Дэвид все еще спал, она присела рядом с ним на кровать. В сумерках на фоне загорелого лица волосы его казались совсем светлыми. Она ждала, когда он проснется.
Они сидели в баре за виски с содовой. Марита старалась пить поменьше.
– Ты бы мог ездить в город каждый день, – сказала она, – брать газеты, заходить в бар и читать их в одиночестве. Жаль, здесь нет клуба или кафе, чтобы ты обзавелся приятелями.
– Чего нет, того нет.
– И все же тебе иногда надо бывать одному, без меня, когда ты не работаешь. А то кругом – одни женщины. Я хочу, чтобы у тебя появились друзья. В этом Кэтрин была очень не права.
– Она не нарочно. Я сам виноват.
– Может быть, и так. А у нас будут друзья? Настоящие друзья?
– У нас уже есть по одному.
– А другие будут?
– Возможно.
– И ты забудешь меня, потому что с ними будет интереснее.
– Интереснее не бывает.
– Но появятся молодые, современные, знающие много нового люди, и я тебе наскучу.
– Не появятся, и ты не наскучишь.
– Я их убью. Я – не Кэтрин, я тебя никому не уступлю.
– Вот и хорошо.
– Хочу, чтобы у тебя были друзья и фронтовые товарищи, с которыми можно было бы охотиться и играть в карты в клубе. Ну а женщины-подруги тебе ни к чему, правда? Молодые, современные, влюбчивые, по-настоящему понимающие тебя и тому подобное.
– Ты же знаешь, я не повеса.
– Женщины постоянно меняются, – сказала Марита. – Каждый день новые. Никто не застрахован, а уж тем более ты.
– Я люблю тебя, – сказал Дэвид, – и ты – моя жена. Главное – не принимай близко к сердцу. Просто будь рядом.
– Я с тобой.
– Знаю, и я рад видеть тебя, чувствовать, что ты рядом и что мы будем спать вместе и будем счастливы.
В темноте Марита лежала, прижавшись к нему, и он ощутил прикосновение ее губ, груди, рук.
– Я – твоя женщина, – шептала она в темноте. Твоя. Что бы ни случилось, я всегда буду твоей. Ласковой и любящей.
– Да, моя любовь. Спи. Спи сладко.
– Раньше ты, – сказала Марита, – я приду через минутку.
Когда она вернулась, Дэвид уже спал, и она забралась под простыню и легла рядом. Он спал на правом боку, и дыхание его было тихим и ровным.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления