«Пираты-призраки». Роман

Онлайн чтение книги Пираты-призраки The Ghost Pirates
«Пираты-призраки». Роман

Перевод осуществлен по изданию: William Hope Hodgson. The Ghost Pirates. Ash-Tree Press Classic Macabre, USA. 2003

Эта повесть — последняя из трех. Первая называлась «Путешествие шлюпок с „Глен Карриг“», вторая — «Дом на краю». «Пираты-призраки», таким образом, завершают своего рода трилогию, составленную из книг очень разных, но объединенных общей концепцией невероятного. Автор искренне надеется, что с написанием этой книги он навсегда прощается с привычкой подыскивать рациональное объяснение всегда и всему.

Уильям Хоуп Ходжсон

ПЕСНЯ МАТРОСОВ

ЗАПЕВАЛА: Эй, лентяи, на шпиль [64]Ворот с вертикальным барабаном (баллером), служащий для подъема якорей, выбирания троса и т. п. — Здесь и далее прим. переводчика. — марш!

МАТРОСЫ: Хей-хо! Взяли!..

ЗАПЕВАЛА: Навались, смоленые души!

МАТРОСЫ: Хей-хо! Еще взяли!

ЗАПЕВАЛА: Команду слушай!

МАТРОСЫ: Хей-хо! Взяли!

ЗАПЕВАЛА: Слушай команду! Товьсь!..

МАТРОСЫ: Хей-хо! Еще взяли!

ЗАПЕВАЛА: Руки на вымбовки!

Палы [65]Стопор, не допускающий вращения шпиля или ворота в сторону, противоположную той, в которую его вращают в работе. сбрось!

МАТРОСЫ: Р-раз!

ЗАПЕВАЛА: Еще раз!

МАТРОСЫ: Пошла, пошла!..

ЗАПЕВАЛА: Слушай, матросы топают!

МАТРОСЫ: Тихо! Слушай!

ЗАПЕВАЛА: Слушай, шестерни щелкают!

МАТРОСЫ: Ну-ка, взяли!

ЗАПЕВАЛА: Дружней навались!

Выбирай-ка трос, коль провис!

МАТРОСЫ: Еще взяли!

ЗАПЕВАЛА: Сама пойдет! Сама пойдет!..

МАТРОСЫ: Слушай, морские бродяги сопят!

Хей-хо! Взяли!

Слушай, морские бродяги кряхтят!

Хей-хо! Еще взяли!

ВСЕ: Слушай, морские бродяги кричат!

Раз-два, подтянись!

Слушай, морские бродяги пыхтят!

Три-четыре, навались!

ЗАПЕВАЛА: Слушай, как шпиль-то скрипит!

Слушай, как перлинь гудит!

Слушай команду, морская душа,

Дружно плечом навались!

МАТРОСЫ: Раз-два, взяли!

Еще — взяли!

ЗАПЕВАЛА: Слушай, стопоры щелкают!

Слушай, матросы пыхтят и топают!

Слушай, как ванты гудят!

А парус на мачте хлопает!

МАТРОСЫ: Слушай-послушай!

Навостри уши!

В море уйдут

Смоленые души.

ЗАПЕВАЛА: Эй, песню пой,

морская душа!

МАТРОСЫ: Раз-два, взяли!

ЗАПЕВАЛА: Чайки — молчи,

Ветер — слушай!

МАТРОСЫ: Три-четыре, еще взяли!..

ЗАПЕВАЛА: На вымбовки, черти,

дружней навались!

МАТРОСЫ: Хей-хо! Взяли!

ЗАПЕВАЛА: И слушай как стопоры щелкают!

МАТРОСЫ: Хей-хо! Еще взяли!

ЗАПЕВАЛА: Смотри, не зевай!

МАТРОСЫ: Хей-хо! Взяли!..

ЗАПЕВАЛА: Слабину выбирай!

МАТРОСЫ: Хей-хо! Дружней взяли!

ЗАПЕВАЛА: Раз-два, навались!

МАТРОСЫ: Еще взяли!

ЗАПЕВАЛА: Три-четыре, шевелись!

МАТРОСЫ: Сама пойдет, сама пойдет!

ЗАПЕВАЛА: Стоп выбирать!

Шпиль стопор и!

Вымбовки долой!

Лица утри!

ВСЕ: Хей-хо! Работу кончай!

Хей-хо! Ветер крепчай!

В море уходим!

Берег — прощай!

Тень из моря

Свой удивительный рассказ он начал без особых предисловий…


На «Мортзестус» я нанялся во Фриско. Об этой лоханке болтали всякое, и некоторые дошедшие до меня слухи были по-настоящему странными, но я долго оставался без работы и поиздержался, к тому же мне слишком не терпелось уехать, чтобы придавать значение подобной ерунде. Мало ли что говорят в порту! Главное, насчет кормежки и отношения к матросам с «Мортзестуса» было все в порядке. Я, правда, поспрашивал ребят, что же все-таки не так с судном, но никто так и не смог сообщить мне ничего конкретного. Несчастливый — вот все, что они могли мне сказать. Говорили, что «Мортзестусу» чаще, чем другим, выпадают дальние рейсы; кроме того, судну не везло с погодой: дважды на нем ломало ветром рангоут да один раз сместился груз в трюме. Случались с ним и другие неприятные вещи, которые, впрочем, могли произойти практически с любым судном. Ничего необычного я в этом не увидел и был готов рискнуть, лишь бы поскорее добраться до дома. С другой стороны, будь у меня возможность выбирать, я бы, конечно, постарался отправиться в путь на какой-нибудь другой посудине.

И лишь когда относил в кубрик свой вещмешок, я обнаружил, что вся команда на «Мортзестусе» новая. Понимаете, все старики списались подчистую, как только судно пришвартовалось во Фриско; то есть буквально все, за исключением одного молодого лондонца из кокни, который оставался на борту все время, пока корабль стоял под погрузкой. Впоследствии, когда мы с ним познакомились поближе, он сказал, что твердо решил получить все, что ему причитается, а до остальных ему было мало дела.

В первую же ночь на борту я обнаружил, что буквально все матросы в открытую говорят, будто с кораблем что-то неладно. Они обсуждали это как некий общепризнанный факт, однако относились к нему как к шутке. Исключением был тот самый паренек-кокни по фамилии Уильямс; он единственный не смеялся вместе со всеми и, похоже, воспринимал проблему — если таковая существовала — чрезвычайно серьезно.

Помимо воли я почувствовал, как во мне просыпается любопытство. Мне стало интересно, есть ли что-то реальное за теми туманными историями, которые мне приходилось слышать, поэтому при первой же возможности я спросил Уильямса, какие у него основания полагать, что в слухах, ходивших о «Мортзестусе», есть зерно истины.

Поначалу Уильямс был склонен уклониться от прямого ответа, но потом его, что называется, прорвало. Подойдя ко мне, он сказал, что не может припомнить ни одного случая, который можно было бы назвать необычным или странным в том смысле, какой я вкладывал в это слово. С другой стороны, на его глазах случилось много такого, что, взятое в целом, заставляло задуматься. Например, сказал он, «Мортзестусу» уж очень часто выпадали далекие и трудные рейсы, да и погода, будь то резкий лобовой ветер или штиль, редко благоприятствовала судну. Случались на борту и всякие мелкие происшествия. В частности, паруса, которые, как Уильямс знал точно, были убраны и надежно закреплены, частенько разворачивались сами собой, причем случалось это при полном безветрии и всегда ночью. В заключение же Уильямс сказал нечто такое, что озадачило меня больше всего:

— На этом корыте слишком много чертовых теней, они-то и действуют на нервы!

Все это он выпалил буквально залпом, и я озадаченно на него взглянул.

— Слишком много теней? — переспросил я. — Что, ради всего святого, ты хочешь этим сказать?!

Но Уильямс отказался объяснить, что он имел в виду, как не захотел ничего добавить к тому, что он уже сказал, и только упрямо мотал головой, когда я пытался его расспрашивать. Без всякой видимой причины он вдруг сделался мрачен и неразговорчив, но я догадывался, в чем дело. Вероятно, ему сделалось стыдно, что он не сдержался и высказал вслух свои затаенные мысли по поводу «теней». По тому, как он держался со мной, я догадался, что Уильямс принадлежит к тому типу людей, которые предпочитают хранить свои переживания при себе и не часто облекают их в слова. Как бы там ни было, я не видел смысла расспрашивать его дальше и заговорил о чем-то другом, однако на протяжении еще нескольких дней ловил себя на том, что гадаю, какие такие «тени» мог иметь в виду Уильямс.

На следующий день после нашего разговора мы покинули порт Фриско при благоприятном попутном ветре, что до некоторой степени положило конец разговорам в кубрике. И все же…


Он немного поколебался, потом продолжил:


В первые две недели плавания не произошло ничего необычного, да и благоприятный ветер все еще держался. Я даже позволил себе надеяться, что в конце концов мне все-таки повезло с судном. Матросы все чаще называли «Мортзестус» ласковыми прозвищами, и я чувствовал, что они начинают считать свои же недавние разговоры о сглазе глупыми выдумками. Я уже начал привыкать к спокойной, размеренной жизни на борту, когда случилось нечто такое, что снова заставило меня насторожиться.

Шла первая ночная вахта,[66]С 20 до 24 часов. и я сидел на правом трапе, ведущем на баковую надстройку.[67]Бак; полубак — на парусных кораблях — небольшой помост или палуба, расположенная на некоторой высоте над верхним деком. Баком также часто называют нос или носовой кубрик, где живут матросы. Погода стояла прекрасная, в небе плыла огромная луна. На корме пробили четыре склянки, и впередсмотрящий, старый матрос Джаскетт, тоже ударил в судовой колокол. Выпуская из рук рында-булинь, он заметил, что я сижу на ступеньках и курю свою трубку. Перегнувшись через ограждение, Джаскетт посмотрел на меня и сказал:

— Это ты, Джессоп?

— Похоже, что я, — отозвался я.

— Если б такая погода стояла всегда, — задумчиво проговорил Джаскетт, обводя безмятежный горизонт зажатой в кулаке трубкой, — то на кораблях бы плавали не мы, а наши бабки и прочие слабосильные родственники.

У меня не было причин возражать, и он продолжил:

— Даже если на этой старой калоше действительно лежит проклятье, как кое-кто здесь, похоже, думает, что ж, скажу одно: дай мне Бог и в следующий раз попасть на такое же проклятое судно. Кормят хорошо, по воскресеньям даже пудинг дают, на борту порядок, начальники не звери… в целом все очень неплохо. Ну а что до того, будто наш «Мортзестус» сглазили, так это чушь собачья! Я плавал на многих судах, про которые говорили, будто на них водится нечисть, и кое-кто там действительно водился, да только это были не призраки. Помню, служил я на одном корыте, так там, бывало, сменишься с вахты, ляжешь на койку и вертишься, вертишься — глаз не сомкнешь, пока все швы в матрасе не перещупаешь, да эту дрянь не передавишь. А бывало…

Но тут по другому трапу на бак поднялся младший матрос, который должен был сменить Джаскетта, и старик принялся ругаться, отчего тот не явился раньше. Матрос что-то бормотал в ответ, но я не расслышал его слов, поскольку в этот момент мой затуманенный дремотой взгляд внезапно выхватил из темноты нечто непостижимое и невероятное! Чуть дальше по направлению к корме, почти напротив грот-мачты, я увидел человеческую фигуру, которая преспокойно шагнула на палубу через фальшборт. Я был так поражен, что сам не заметил, как вскочил и, вцепившись в поручень, уставился в ту сторону.

Так я и стоял, пока за моей спиной не раздался чей-то голос. Это был Джаскетт, который шел на ют, чтобы сообщить второму помощнику имя сменившего его матроса.

— Что это с тобой, дружище? — спросил он, с любопытством глядя на мое напряженное лицо.

Но к этому моменту фигура — чем бы она ни была — уже растворилась в тени на подветренном борту.

— Ничего, — коротко ответил я, ибо был слишком потрясен увиденным, чтобы сказать что-то еще. Кроме того, мне необходимо было подумать.

Джаскетт поглядел на меня с еще большим любопытством, но только пробурчал что-то себе под нос и двинулся дальше.

Еще почти минуту я оставался на месте, пристально вглядываясь в темноту, но так и не обнаружил ничего странного. Тогда я медленно пошел к корме и остановился, лишь миновав камбуз. Отсюда хорошо просматривалась вся палуба, но я снова не увидел ничего, кроме теней, отбрасываемых раскачивавшимися в лунном свете снастями.

Джаскетт снова прошел на нос и нырнул в кубрик, и я остался на палубе один. И пока я стоял, напряженно вглядываясь в сумрак на подветренном борту, мне на память внезапно пришли слова Уильямса: «Слишком много теней». Тогда я не понял, о чем он, но сейчас объяснения мне уже не требовались. Похоже, тени на судне действительно имелись… Размышляя об этом, я отчетливо понимал, что, если хочу сохранить рассудок, мне необходимо раз и навсегда решить для себя, существовала ли замеченная мною призрачная фигура на самом деле, или это была игра воображения. Здравый смысл подсказывал, что это, скорее всего, просто греза — короткий сон, который я увидел, когда незаметно для себя задремал, однако в глубине души я понимал, что промелькнувшая в темноте призрачная фигура гораздо реальнее, чем я пытался себя уверить. И, чтобы проверить истинность этого последнего утверждения, я решительно шагнул в самую густую тень, но там не было ничего и никого.

Это меня подбодрило. Здравый смысл продолжал твердить, что явление странной тени я просто вообразил, выдумал. Подойдя к грот-мачте, я заглянул за окружавшую ее кофель-планку[68]Деревянный или металлический брус с отверстиями для кофель-нагелей, прикрепленный горизонтально на палубу у мачт или у внутренней части борта. и в помповое отделение, но и здесь ничего не увидел. Тогда я направился к юту.[69]Кормовая часть верхней палубы судна или кормовая надстройка на судне. Под срезом кормовой надстройки было намного темнее, чем на палубе, но когда я огляделся по сторонам, то убедился, что и здесь никто не прячется, и осмелел еще больше. Оставались, правда, еще ведущие на ют трапы, но я довольно быстро сообразил, что второй помощник или дежурящий у судового колокола хронометрист непременно заметили бы любого, кто поднялся бы к ним наверх.

Прислонившись к переборке, я еще раз обдумал ситуацию, посасывая погасшую трубку и не спуская глаз с палубы. Наконец я закончил размышлять и, придя к неким утешительным для себя выводам, громко сказал: «Нет!» Потом мне в голову пришла еще одна мысль, и, пробормотав что-то похожее на «Если только она не…», я шагнул к фальшборту и, перегнувшись через планшир, поглядел вниз, но в воде ничего не было, и я, круто развернувшись, бодро промаршировал на нос. Здравый смысл одержал убедительную победу; теперь я был убежден, что у меня просто разыгралось воображение.

Я как раз добрался до левого люка, ведущего в носовой кубрик, и уже собирался спуститься вниз, когда что-то заставило меня обернуться. Бросив взгляд через плечо, я вздрогнул: примерно на полпути к корме в колышущемся лунном свете, заливавшем палубу позади грота, маячила размытая, призрачная фигура.

Это была та самая фигура, которую я только что приписал игре своего воображения. Должен признаться, что, увидев ее вновь, я был потрясен. Откровенно говоря, я испугался. Теперь я знал, что возникшая передо мной в призрачном лунном свете фигура не является плодом моей фантазии. Это был человек. Ничего сверх этого я сказать не мог, ибо свет луны и движущиеся тени парусов и канатов не позволяли разглядеть его как следует.

Пока я стоял, пораженный нерешительностью и ужасом, мне в голову пришла спасительная мысль, что, быть может, это дурачится кто-то из матросов. О том, какова могла быть цель этого розыгрыша, я даже не задумался. Тогда я готов был поверить в любое объяснение, какое мой здравый смысл нашел бы достаточно правдоподобным. Испытывая невероятное облегчение, я даже нашел в себе силы удивиться, как раньше не подумал о подобной возможности. Понемногу набравшись мужества, я обвинил себя в том, что пошел на поводу у собственного воображения; в противном случае я бы, конечно, додумался до этого объяснения раньше и не пережил бы столько неприятных минут. Теперь мне было все ясно, но — вот странность! — я вдруг обнаружил, что по-прежнему боюсь пойти на корму и выяснить, кто затеял эту не слишком удачную шутку. С другой стороны, меня смущала мысль, что если сейчас не сделаю этого, значит, я ни на что не гожусь, и меня остается только вышвырнуть за борт как ненужный балласт. Поэтому я все же двинулся вперед, хотя, как легко догадаться, не слишком торопился.

Я преодолел уже половину разделявшего нас расстояния, но странная фигура по-прежнему виднелась на палубе у грота, безмолвная и неподвижная, и только блики лунного света и тени от канатов плавно скользили по ее плечам каждый раз, когда «Мортзестус» слегка кренился на небольшой волне. Помню, я пытался вызвать в себе чувство удивления. В самом деле, если этот маскарад затеял кто-то из матросов, то он наверняка слышит мои шаги; почему, в таком случае, он не пытается скрыться, пока у него есть такая возможность? Почему, наконец, он не спрятался раньше?.. Эти и другие вопросы так и теснились в моей голове, но, гонимый странной смесью сомнения и уверенности, я не останавливался, и расстояние между нами продолжало сокращаться. Вот я уже миновал камбуз; до странной фигуры оставалось шагов двенадцать, когда она вдруг повернулась и, в три прыжка достигнув борта, перебралась через него и исчезла в море.

Я бросился к борту и посмотрел вниз, но ничего не увидел; только тень нашего корабля скользила по залитой лунным светом глади моря.

Не знаю, сколько времени я в растерянности смотрел на ленивые волны, наверное — не меньше минуты. В голове у меня не было ни одной мысли — одна ужасная пустота. То, чему я только что стал свидетелем, явилось страшным подтверждением неестественности происходящего — всего того, что я только недавно объявил игрой воображения. Думаю, на некоторое время я вовсе лишился способности рассуждать логично и трезво, был словно оглушен и ничего не соображал.

Как я уже говорил, прошла минута или две, а я все стоял у борта и глядел на воду внизу, словно тщась проникнуть взором в тайну, которую она скрывала. Из оцепенения меня вывел голос второго помощника.

— Брасопить фок! — крикнул он с юта.

И я, точно сомнамбула, отправился выполнять приказание.

Что видел юнга

На следующее утро, будучи свободным от вахты, я первым делом осмотрел место, где странная тень проникла на судно и покинула его, но, разумеется, не обнаружил ничего необычного — и вообще ничего такого, что помогло бы мне разрешить загадку странного гостя.

После этого на протяжении нескольких дней не происходило ничего примечательного, хотя по вечерам я частенько поднимался на палубу, пытаясь найти что-то такое, что пролило бы свет на мучившие меня вопросы. При этом я держался достаточно осторожно и ни слова не говорил никому о том, что видел. Впрочем, я был уверен, что надо мной в любом случае просто посмеются.

Так прошло несколько вечеров, но я ни на шаг не приблизился к разгадке тайны. А потом в середине второй ночной вахты[70]Вторая ночная или средняя вахта продолжается с 24 до 4 часов. случилось вот что…

Я стоял на руле, а Тэмми — молодой и совсем еще неопытный юнга, вышедший едва ли не в свое первое плавание, — дежурил у судового колокола и прохаживался по подветренной стороне юта. Второй помощник, облокотившись на ограждение впереди, курил трубку. Погода стояла по-прежнему прекрасная, а луна хотя и была на ущербе, светила так ясно, что можно было различить шляпки забитых в палубу гвоздей. Пробили три склянки, и я, признаться, начал клевать носом. Вероятно, в конце концов я все же задремал, благо наша старая калоша сама шла по курсу и мне совершенно нечего было делать, разве что время от времени подправлять курс, да и то немного. И вот сквозь сон мне вдруг почудилось, что кто-то негромко зовет меня по имени. Разумеется, я сразу встрепенулся, хотя и не был абсолютно уверен, что мне это не приснилось. В первую очередь я посмотрел на второго помощника, но он все так же задумчиво курил, обратившись ко мне спиной. Тогда я перевел взгляд на нактоуз;[71]Ящик или шкафчик, в котором укреплен судовой компас. «Мортзестус» шел точно по курсу, и я вздохнул с облегчением. И тут я снова услышал голос, окликавший меня по имени. На этот раз я не сомневался, что мне это не почудилось; обернувшись, я посмотрел в подветренную сторону и увидел Тэмми, который тянулся рукой через рулевое устройство, собираясь схватить меня за плечо. Я уже хотел спросить, что за бес в него вселился, но юноша поднес палец к губам, призывая меня к молчанию, а потом показал куда-то вперед, на наветренный край юта. В полутьме его лицо казалось мертвенно-бледным, и на нем явственно читалось волнение.

На протяжении нескольких секунд я, вглядывался в ту сторону, куда он показывал, но ничего не увидел.

— Что там такое? — вполголоса спросил я, когда мне надоело напрягать зрение, высматривая во мраке неизвестно что. — Я ничего не вижу!

— Тсс!.. — сипло пробормотал Тэмми, не глядя на меня.

Вдруг он негромко ахнул и, перемахнув через рулевое устройство, встал рядом со мной, и я почувствовал, что парень весь дрожит. Казалось, его взгляд устремлен на какой-то медленно перемещающийся объект, но я по-прежнему ничего не видел.

Должен сказать, что я забеспокоился. В каждом движении юнги читался неподдельный ужас, а то, как пристально он вглядывался в темноту, заставило меня предположить, что юноша увидел что-то необычное и странное.

— Что, черт побери, с тобой такое? — резким тоном спросил я, но тут же спохватился и снова покосился на второго помощника. К счастью, он по-прежнему стоял к нам спиной. Тэмми он не заметил, и я снова повернулся к юнге.

— Ради всего святого, возвращайся на свой пост, пока тебя не увидел второй помощник, — прошипел я. — А если хочешь что-то сказать, для этого вовсе не обязательно лазить через руль. Тебе, наверное, что-то приснилось.

Но не успел я договорить фразу до конца, как парень схватил меня за рукав и, показывая свободной рукой куда-то в направлении вьюшки[72]Барабан в виде катушки для намотки тросов; устанавливается на подставках и вращается рукоятками. лаглиня, закричал во весь голос:

— Оно идет! Идет сюда!

Этого было достаточно, чтобы второй помощник бросился к нам, желая узнать, что случилось, но прежде, чем он успел достичь нас, я увидел в густом полумраке за вьюшкой какую-то скорчившуюся тень, отдаленно напоминавшую человека. Впрочем, она была такой расплывчатой и неясной, что в первое мгновение я засомневался, действительно ли что-то вижу, но потом мои мысли скачком вернулись назад, к той страшной ночи неделю назад, когда я впервые заметил на палубе безмолвного и страшного чужака.

В следующую секунду рядом со мной оказался второй помощник, и я машинально показал ему на скорчившуюся в тени фигуру, хотя в глубине души не сомневался, что он не сможет увидеть то, что вижу я (странно, не правда ли?). В то же мгновение странная фигура растаяла, я перестал ее видеть и вдруг почувствовал, что Тэмми обнимает мои колени.

Второй помощник еще несколько мгновений вглядывался в темноту за вьюшкой, потом повернулся к нам и ухмыльнулся.

— Спите на посту! — рявкнул он и, не дожидаясь моих возражений, велел Тэмми взять себя в руки и не шуметь, пока он пинками не сбросил его с юта.

После этого второй помощник снова отошел к срезу юта и, раскурив погасшую трубку, стал прохаживаться взад и вперед, время от времени бросая в мою сторону странные взгляды, показавшиеся мне и озадаченными, и тревожными одновременно.

Как только меня сменили, я отправился в малый кубрик, где жили юнги. Мне не терпелось поговорить с Тэмми. В мозгу моем роились десятки вопросов, а главное — я не знал, как быть дальше.

Когда я заглянул внутрь, Тэмми сидел, поджав колени к подбородку, на своем рундучке и неотрывно смотрел на дверь. Лицо у него было испуганное. Когда я просунул в дверь голову, юнга негромко вскрикнул от испуга, но, увидев, что это я, немного успокоился — во всяком случае, выражение его лица сделалось несколько менее напряженным.

— Заходи, — сказал он тихим голосом, из которого тщетно пытался изгнать дрожь страха, и я, перешагнув через комингс, сел на рундук напротив него.

— Что это было, Джессоп? — спросил Тэмми, опуская ноги на палубу и подаваясь вперед. — Ради всего святого, скажи, что это было?!!

В его голосе послышались визгливые нотки, и я поднял руку, призывая парня к тишине.

— Тише! — сказал я. — Разбудишь остальных!

Юнга повторил свой вопрос чуть тише, но я ответил не сразу. Мне вдруг показалось, что с моей стороны будет гораздо разумнее притвориться, будто я ничего необычного не видел. Немного поразмыслив, я решил поддаться этому внезапному побуждению.

— Что ты имеешь в виду? — проговорил я как мог спокойно. — Собственно говоря, я как раз хотел спросить, что случилось? С чего тебе вдруг взбрело в голову выставить нас перед вторым помощником круглыми идиотами? Что за истерики, юнга?! — закончил я, подпустив в свой тон гневные нотки.

— Это была не истерика! — с горячностью зашептал Тэмми. — И ты прекрасно это знаешь. Ты же сам видел это! Я знаю, я наблюдал за тобой и видел, как ты указал второму помощнику прямо на него.

Бедняга чуть не плакал от страха и обиды, ибо мне все же удалось убедить его, что я не верю ни единому его слову.

— Чушь! — отрезал я. — Просто ты заснул на вахте, а потом резко проснулся, вот тебе и привиделось невесть что!..

Я хотел успокоить Тэмми, но — Бог свидетель! — меня самого нужно было успокаивать. Не представляю, что было бы, если бы он узнал, что мне довелось увидеть на палубе всего неделю назад.

— Я не спал, во всяком случае — не больше тебя, — с горечью возразил юнга. — И тебе это отлично известно, так что не надо делать из меня дурака. На этом корабле водятся… водятся призраки!

— Чушь! — снова сказал я самым решительным тоном.

— У нас на борту призраки. Духи, — убежденно повторил Тэмми.

— Кто тебе сказал? — спросил я с самым недоверчивым видом.

— Никто. Я просто знаю. И ты тоже знаешь… Да это известно буквально всем! Ребята все время об этом говорят, только… только они мало в это верят. Я и сам не верил до сегодняшней ночи.

— Все это ерунда, — проговорил я. — Обычные матросские байки. На этом корабле нет никаких призраков!

— Ничего не ерунда, — возразил Тэмми, нисколько не убежденный. — И не сказки… Почему ты не хочешь признаться, что видел его?!.. — чуть не плача воскликнул он, и я снова вынужден был напомнить парню о спящих товарищах.

— Почему ты не хочешь признаться, что что-то видел? — повторил Тэмми чуть тише.

Я поднялся с рундука и, шагнув к двери, бросил:

— Ты просто дурак, юнга. Советую тебе не болтать о том, что произошло сегодня. Ложись-ка лучше спать.

С этими словами я вышел из кубрика, оставив Тэмми наедине с собой. В последний момент он, кажется, собирался броситься за мной, чтобы сказать еще что-то, но я уже скрылся за дверью.

В последующие два-три дня я старался избегать Тэмми, не давая ему застать меня одного. Мне хотелось убедить парня в том, что он ошибался, когда решил, будто видел кого-то той ночью. Впрочем, как вы скоро узнаете, особой пользы это не принесло, ибо на исходе третьего дня случилось нечто такое, что сделало бессмысленным любое отрицание с моей стороны.

Человек на мачте

Это произошло в первую ночную вахту, вскоре после того, как пробили шесть склянок. Я был на носу, сидел на фор-люке. На палубе не было ни души. Ночь выдалась великолепная, ветер почти улегся, и на борту было очень тихо.

Внезапно я услышал сердитый окрик второго помощника:

— Эй, на гроте! Какого дьявола ты туда забрался?

Я резко выпрямился. Некоторое время все было тихо, потом снова раздался голос второго помощника:

— Ты что, не слышишь? Что, черт тебя подери, тебе там понадобилось? Ну-ка, слезай!

Поднявшись на ноги, я перешел на наветренный борт, откуда был хорошо виден срез юта. Второй помощник стоял у правого трапа и, запрокинув голову, смотрел вверх на что-то скрытое от меня грот-марселем. Пока я старался разглядеть, что он там увидел, второй помощник снова прокричал:

— Будь ты проклят, салага чертов! Слезай, кому сказано!

И, топнув по палубе ногой, повторил свой приказ еще более гневным тоном, но никакого ответа не последовало. Заинтригованный, я двинулся в сторону кормы. Интересно, что все-таки случилось? Кто и зачем забрался ночью на грот? Кому вдруг взбрело в голову лезть на мачту без приказа? Внезапно меня осенило: та фигура, которую видели мы с Тэмми… Неужели второй помощник тоже заметил кого-то — или что-то? Я заспешил, потом вдруг резко остановился. В ту же секунду раздался резкий свисток второго помощника — он вызывал на палубу вахтенную смену, и, повернувшись, я побежал в носовой кубрик, чтобы поднять ребят. Минуту спустя я уже бежал вместе с ними на корму, чтобы узнать, что от нас требуется.

Приказ второго помощника настиг нас на полпути к юту.

— Эй, там — марш наверх, живо! Узнайте, что там делает этот болван. Какого черта он залез на мачту!

— Есть, сэр! — откликнулись сразу несколько голосов, и двое матросов прыгнули на ванты с наветренной стороны. Я полез следом; остальные собирались присоединиться к нам, но второй помощник крикнул, чтобы один человек встал у вант с подветренной стороны на случай, если неизвестный попытается спуститься этим путем.

Карабкаясь по вантам наверх, я слышал, как второй помощник приказал дежурившему на рынде Тэмми спуститься на палубу и вместе с другим юнгой встать у носового и кормового штагов.

— Если он поймет, что его загнали в угол, он может попытаться соскользнуть по ним, — пояснил второй помощник. — Если кого-то увидите — сразу зовите меня.

Но Тэмми колебался.

— Ну, что стоишь, юнга? — резко спросил второй. — В чем дело?

— Ни в чем, сэр, — отозвался Тэмми, и я услышал, как он спускается с юта на главную палубу.

Тем временем первый из матросов, поднимавшихся с наветренной стороны, успел добраться до путенс-вантов;[73]Связи, идущие от вант из-под марса к боковым его кромкам; служат для укрепления кромок марса и не дают ему выгибаться вверх от стеньтяги стень-вант. его голова поднялась над марсом, и теперь он осматривался, прежде чем лезть дальше.

— Что там, Джок? — спросил у него Пламмер, матрос, поднимавшийся чуть впереди меня.

— Ничего не вижу, — отозвался Джок и, перебравшись через путенс-ванты, исчез из вида.

Пламмер последовал за ним. Вот он тоже добрался до путенсов и остановился, чтобы перевести дух. Я почти нагнал его, и он обернулся.

— Слушай, Джессоп, что за пожар? — спросил он. — Кого он тут увидел? За кем мы гоняемся?!

Я ответил, что не знаю, и Пламмер перелез на грот-стень-ванты. Я не отставал. Наши товарищи, поднимавшиеся с подветренной стороны, были почти на той же высоте, что и мы. Под нижней шкаториной грот-марса виднелись бледные лица Тэмми и второго юнги, стоявших на палубе и глядевших вверх.

Должен сказать, что матросы, поднявшиеся на грот по команде второго помощника, слегка волновались, но мне показалось, что ими владел не столько страх, сколько любопытство и сознание необычности происходящего. Впрочем, парни на подветренных вантах явно старались держаться поближе друг к другу, и я мысленно одобрил подобное решение.

— Должно быть, чертов «заяц», — вслух заметил один из матросов. — Кто-то захотел бесплатно прокатиться.

Мой измученный сомнениями мозг мгновенно ухватился за это предположение. Быть может, он прав, подумал я, и все мои тревоги были основаны на пустом месте. Впрочем, почти сразу я был вынужден расстаться со столь заманчивой идеей, так как отлично помнил, что призрачная фигура шагнула на борт, когда «Мортзестус» уже давно находился в открытом море. Этого нельзя было объяснить при помощи самой хитроумной логики. С другой стороны, сейчас я ничего странного не видел. Что же, гадал я, могло померещиться второму помощнику?.. Почудился ли ему человек на гроте или среди раскачивающихся теней над нашими головами действительно скрывалось что-то осязаемое, реальное? Мысленно я снова вернулся к призрачной фигуре, притаившейся за вьюшкой лага. Тогда второй помощник не смог разглядеть того, что заметили мы с Тэмми, хотя лично мне странный гость показался вполне материальным и было просто удивительно, как наш начальник мог его не увидеть. «Заяц»?.. Гм-м… Впрочем, сегодняшнее происшествие и вправду можно объяснить таким способом. Ведь если кто-то мог…

Тут течение моих мыслей оказалось прервано. Один из матросов на противоположной стороне мачты громко закричал, размахивая свободной рукой.

— Я его вижу! Вижу! — восклицал он, показывая куда-то наверх.

— Где он? — громко откликнулся откуда-то сверху Джок. — Где ты его видишь?!

Запрокинув голову, я напряг зрение и стал всматриваться в лабиринт теней наверху. Признаться, я испытывал огромное облегчение. «Значит, он существует на самом деле», — сказал я себе и, повернувшись, окинул взглядом ближайшие реи, но снова не увидел ничего — ничего, кроме теней и пятен лунного света.

Снизу донесся голос второго помощника:

— Ну что, поймали вы его?

— Еще нет, сэр! — крикнул в ответ матрос, стоявший ниже других на подветренной стороне.

— Мы его видим, — добавил второй матрос по фамилии Куойн.

— А я никого не вижу, — сказал я.

— Вот он, выше!.. — отозвался Куойн.

Мы добрались уже до вант брам-стеньги, но Куойн показывал на бом-брам-рей.

— Ты болван, Куойн. Самый настоящий болван. Это же я!..

Голос, донесшийся сверху, принадлежал Джоку, и матросы дружно рассмеялись.

Теперь я тоже увидел Джока. Он стоял на вантах чуть ниже бом-брам-рея. Очевидно, он опередил нас, пока мы перебирались через марсовую площадку.

— Ты дурак, Куойн, — снова повторил Джок. — Да и второй помощник, похоже, не намного умнее, — добавил он вполголоса.

С этими словами он начал спускаться.

— Значит, наверху никого нет? — спросил я.

— Нет, — коротко ответил Джок.

Когда мы достигли палубы, второй помощник спустился с юта и подбежал к нам.

— Ну, где он? Вы его поймали?

— Там никого не было, сэр, — ответил я за всех.

— Что?! — чуть не закричал помощник. — Не может быть! Я же своими глазами… Вы что-то скрываете! — неожиданно обозлился он, переводя взгляд с одного лица на другое. — Ну-ка, отвечайте, кто был на мачте?!

— Мы ничего не скрываем, — сказал я. — И на гроте никого не было.

Второй помощник снова оглядел нас всех по очереди.

— Что же я, по-вашему, идиот?

Ему никто не ответил.

— Я сам видел человека на гроте, — продолжал помощник. — И Тэмми тоже его видел. Когда я заметил его в первый раз, он был чуть выше марса, так что ошибиться я не мог. И если вы утверждаете, что наверху никого нет, значит, вы попросту врете!

— Никак нет, сэр, — сказал я. — Джок поднялся до бом-брам-рея, но никого не нашел.

Второй помощник не нашелся что ответить. Сделав несколько шагов в сторону кормы, он с подозрением оглядел мачту, потом повернулся к двум юнгам.

— А вы — вы тоже никого не видели? — спросил он, пристально глядя на Тэмми и его товарища. — И никто не спускался с грота по штагам?

— Нет, сэр, никто, — хором ответили юнги.

— Верно, черт побери, — вполголоса пробормотал второй помощник, — если бы кто-то спускался этим путем, я бы сам его заметил…

— А вы не знаете, сэр, кто это мог быть? — осмелился спросить я.

Помощник капитана пронзительно посмотрел на меня.

— Нет, — отрезал он и надолго задумался, а мы стояли и терпеливо ждали, пока он разрешит нам идти.

— Боже мой!.. — внезапно воскликнул второй помощник. — Как я раньше не догадался! — И, повернувшись к нам, внимательно оглядел каждого в отдельности: — На палубе вся вахта?

— Так точно, сэр! — хором ответили мы, но я заметил, что второй помощник беззвучно шевелит губами, пересчитывая стоящих перед ним матросов. Наконец он сказал:

— Всем оставаться на своих местах. Ты, Тэмми, бегом в малый кубрик. Взглянешь, все ли юнги лежат по койкам, и доложишь мне. Ну, живо!..

Тэмми убежал, а помощник повернулся к второму юнге.

— А ты — марш на бак. Пересчитаешь матросов старпомовой смены и тоже доложишь.

Парень умчался. Через несколько секунд вернулся запыхавшийся Тэмми. Он сообщил, что двое других юнг спокойно спят, и второй помощник тотчас отправил его в каюты парусного мастера и корабельного плотника, чтобы проверить, на месте ли эти двое.

Пока Тэмми отсутствовал, вернулся первый юнга и доложил, что все подвахтенные лежат по койкам и спят.

— Ты уверен? — осведомился второй помощник с плохо скрываемым подозрением.

— Совершенно уверен, — без тени сомнения ответил юнга, и второй помощник сделал нетерпеливый жест рукой.

— Тогда сходи узнай, у себя ли стюард, — сказал он, и по его тону я понял, что он весьма и весьма озадачен.

«Ничего, мистер помощник капитана, посмотрим, что ты скажешь, когда узнаешь еще кое-что!» — подумал я не без некоторого злорадства. Потом мне стало любопытно, к каким же умозаключениям придет второй помощник, когда выяснится, что все матросы находятся на своих местах.

И вот вернулся Тэмми с известием, что и корабельный плотник, и парусный мастер, и судовой повар — все спокойно спят у себя в каютах.

Выслушав рапорт юнги, помощник что-то пробормотал себе под нос и велел юноше спуститься в кают-компанию, чтобы посмотреть, у себя ли старший помощник.

Тэмми бросился исполнять поручение, но вдруг остановился.

— Может быть, мне заодно заглянуть и к капитану? — спросил он.

— Нет! — решительно ответил второй помощник. — Делай, что тебе сказано, потом доложишь. Если нужно будет пойти к капитану, я сделаю это сам.

— Есть, сэр! — отозвался Тэмми и побежал на ют.

Пока его не было, вернулся второй юнга. Он сообщил, что стюард был очень недоволен и спрашивал, какого дьявола посторонние болтаются у дверей его каюты.

Второй помощник почти минуту молчал, потом повернулся к нам и сказал, что мы можем отправляться к себе на нос.

Пока мы, вполголоса переговариваясь, тянулись к дверям носового кубрика, с юта по трапу скатился Тэмми. Я слышал, как он докладывает второму помощнику, что старпом спит.

— И капитан тоже, сэр, — добавил юнга.

— Мне кажется, я не приказывал тебе… — начал было второй помощник.

— Так точно, сэр, — подтвердил Тэмми. — Просто дверь его каюты была открыта.

Второй помощник повернулся и медленно побрел назад, на корму. Он что-то говорил Тэмми, но до меня донеслось всего несколько слов.

— …отвечать за весь экипаж. Я не…

Потом оба поднялись на ют, и больше я ничего не слышал.

Мои товарищи ушли вперед, и я поспешил их догнать. Когда мы были уже у самых дверей кубрика, пробили одну склянку, и мы, разбудив очередную вахту, рассказали ребятам, чем вынуждены были заниматься.

— Мне кажется, второй помощник слегка спятил, — заметил один из матросов.

— Да нет! — рассмеялся другой. — Просто он прикемарил на посту, и ему приснилось, что его приехала навестить родная теща!

Это замечание вызвало дружный смех, и я смеялся вместе со всеми, хотя у меня-то имелись весьма веские основания предполагать, что ночное происшествие не было пустяком.

— Может быть, это все-таки «заяц», — услышал я голос Куойна — матроса, который первым высказал это предположение, как только поднялась тревога. Он обращался к Стаббинсу — невысокому, мрачноватому парню, который прежде служил на военном судне.

— Черта с два, — откликнулся тот. — «Зайцы» не такие дураки.

— Ну, не знаю… — пробормотал Куойн. — Интересно, что наш второй думает по этому поводу.

— Я тоже не думаю, что это «заяц», — вмешался я. — В самом деле, какого черта «зайцу» делать на мачте, да еще ночью? Уж скорей бы он попытался пробраться в кладовку к стюарду.

— Это точно! — согласился со мной Стаббинс. Он только что раскурил трубку, и теперь задумчиво ее посасывал.

— Вот загадка так загадка! — изрек он немного погодя. — Просто ума не приложу, в чем тут дело.

— Я тоже не понимаю, — согласился я и некоторое время молчал, прислушиваясь к тому, что скажут другие. В конце концов мое внимание привлек Уильямс, который когда-то намекал насчет «теней». Сейчас он полулежал на койке и молча курил, не принимая участия в общей беседе.

— А ты что скажешь? — обратился я к нему. — Как ты думаешь, что на самом деле увидел второй помощник?

Уильямс смерил меня угрюмым, подозрительным взглядом, но ничего не ответил.

Признаться, его нежелание высказаться вызвало во мне приступ раздражения, но я постарался этого не показать. Выждав немного, я предпринял еще одну попытку втянуть его в разговор.

— Знаешь, Уильямс, кажется, теперь я начинаю понимать, что ты имел в виду, когда сказал — дескать, на этой посудине «слишком много теней».

— Вот как? — отозвался Уильямс, на мгновение вынув трубку изо рта, — похоже, мне все же удалось застать его врасплох.

— Именно так, — кивнул я. — И похоже, что на «Мортзестусе» теней действительно хватает.

Уильямс резко сел на койке и как-то весь подался вперед, протянув ко мне руку с зажатой в ней трубкой. Глаза его блестели от волнения.

— Значит, ты видел… — он заколебался, пристально глядя на меня, и я понял, что он и хочет, и боится высказать то, что было у него на душе.

— Ну же!.. — подбодрил я его. — Говори!..

Но Уильямс продолжал колебаться. Почти минуту он молчал, потом выражение его лица, в котором читались сомнение и какое-то другое, менее определенное чувство, сменилось гримасой угрюмой решимости.

— Будь я проклят, — проговорил Уильямс, — если не получу сполна все жалованье, которое мне причитается. И плевать на тени!..

Я изумленно уставился на него:

— Но какое отношение все это имеет к твоему жалованью?

Уильямс решительно кивнул головой:

— Самое прямое. Не понимаешь?

Я терпеливо ждал объяснений.

— Все ребята взяли расчет. — С этими словами он махнул рукой с зажатой в ней трубкой, показывая куда-то в сторону кормы.

— Во Фриско? — уточнил я.

— Да, — подтвердил он. — Никто из них не получил ни гроша. Из всей команды на борту я остался один…

Внезапно я понял.

— Ты думаешь, они тоже видели… — Я немного поколебался и закончил: —…видели тени?

Уильямс молча кивнул.

— И поэтому предпочли сбежать?

Он снова кивнул и принялся выколачивать трубку о край койки.

— А как же офицеры и капитан? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Они тоже, — мрачно кивнул Уильямс. — На «Мортзестусе» полностью новый экипаж. Из прежней команды не осталось никого, кроме меня.

И он тяжело поднялся — били восемь склянок, и ему пора было заступать на вахту.

Неполадки с парусом

Таинственного незнакомца мы ловили в ночь с четверга на пятницу. На протяжении последующих пяти дней матросы в кубрике говорили почти исключительно об этом странном происшествии, но, насколько я заметил, кроме меня, Тэмми и Уильямса, никто не отнесся к нему достаточно серьезно. Следует, впрочем, упомянуть о Куойне, который продолжал при каждом удобном случае твердить, что у нас на борту незаконный пассажир. Что касалось второго помощника, то теперь я почти не сомневался: он начал понемногу догадываться, что на борту происходит нечто весьма серьезное, что не только понять, но и представить трудно. К сожалению, ему приходилось держать свои догадки и полуоформившиеся предположения при себе, поскольку капитан и старший помощник немилосердно высмеяли его за внезапно открывшиеся способности, как они выразились, «духовидца». Об этом я узнал от Тэмми, который случайно слышал, как на следующий день во время «собачьей вахты»[74]Вахта, длящаяся с 16 до 20 часов. оба грубовато посмеивались над вторым помощником. Тот же Тэмми сообщил мне еще одну вещь, из которой я понял, что наш второй помощник глубоко обеспокоен, ибо не может понять, откуда взялся и куда исчез таинственный незнакомец, которого он заметил поднимающимся на грот-мачту. Он даже заставил Тэмми во всех подробностях описать фигуру, которую мы видели у вьюшки лага. Но самым главным было то, что второй помощник не пытался отнестись к сообщенным ему сведениям как к чему-то несерьезному или достойному осмеяния; напротив, он слушал очень внимательно и задал юнге множество вопросов. Мне, во всяком случае, было очевидно, что он движется к единственному верному выводу, однако — Бог свидетель! — вывод этот показался бы любому здравомыслящему человеку невероятным и невозможным.

А во вторник вечером, то есть спустя пять дней после происшествия с человеком на мачте, каковое, как я уже говорил, живо обсуждалось командой на протяжении всего этого времени, случилось еще одно необъяснимое и странное событие, которое давало нам — тем, кто знал или хотя бы только догадывался об истинной природе происходящих на судне вещей, — еще больше оснований для страха. Отлично понимаю, что на тот момент те из нас, кто не был свидетелем происшедшего, вряд ли могли всерьез испугаться того, о чем я собираюсь рассказать. С другой стороны, они тоже были растеряны и недоумевали, возможно даже потрясены, и не удивительно: в происшедшем было слишком много необъяснимого, и вместе с тем — заурядного и естественного. В самом деле, что особенного может быть в том, что сам собой распустился один из закрепленных парусов? Обычное дело на первый взгляд, однако случилось это при весьма странных обстоятельствах — странных для того, кто знал столько, сколько знали я, Тэмми и второй помощник.

Первая вахта подходила к концу; пробили семь склянок, и нашу смену подняли, чтобы идти на палубу менять людей старпома. Большинство матросов уже встали с коек и сидели на рундуках, натягивая рабочую одежду. Внезапно в дверь кубрика заглянул юнга из старпомовой вахты.

— Старший помощник велел спросить, — сказал он, кто из вас крепил фор-бом-брамсель в прошлую вахту.

— А зачем ему? — поинтересовался кто-то из наших.

— Подветренный край брамселя распустился и болтается, — объяснил юнга. — Старпом говорит, тот, кто его крепил, должен подняться наверх и закрепить парус как следует.

— Ах вот оно что! Впрочем, мне-то что за дело, это не я крепил брамсель. Спроси лучше остальных, сынок.

— Спросить о чем?.. — сонно поинтересовался Пламмер, выбираясь из койки.

Юнга повторил свой вопрос. Пламмер зевнул и потянулся.

— Сейчас сообразим… — пробормотал он и почесал в затылке, пытаясь одновременно натянуть штаны свободной рукой. — Кто же из наших крепил фор-бом-брамсель?.. — Он надел штаны и встал. — Ах да, Том, кто же еще!

— Это все, что я хотел узнать, — сказал юнга и удалился.

— Эй, Том!.. — окликнул матроса Стаббинс. — Ну-ка, просыпайся, лентяй ты эдакий! Мистер старший помощник только что присылал за тобой. Его очень интересует, кто в прошлый раз крепил фор-бом-брамсель. Он болтается, и старпом хочет, чтобы ты закрепил его снова, как только начнется наша вахта.

Том соскочил с койки и начал быстро одеваться.

— Болтается, говоришь? — переспросил он. — Вот странно, вчера ведь и ветра-то никакого не было. Я отлично помню, что обнес парус сезнями[75]Плетеный конец с клевантом и очком, служащий для крепления парусов. Обносные сезни часто делаются ткаными и красятся. и завел под леер.

— Быть может, сезень гнилой попался, вот он и лопнул, — предположил Стаббинс. — В общем, тебе лучше поторопиться — вот-вот пробьют восемь склянок.

Действительно, через минуту мы услышали четыре сдвоенных удара в рынду и поспешили на перекличку. Как только она закончилась, старпом наклонился к второму помощнику и что-то шепнул ему на ухо.

— Том! — крикнул второй помощник.

— Здесь, сэр! — откликнулся Том.

— Это ты крепил фор-бом-брамсель в прошлую вахту?

— Сдается мне, что я, сэр.

— Тогда почему он болтается?

— Не могу знать, сэр.

— В общем, давай наверх, нужно заново закрепить парус. И постарайся на этот раз сделать все как следует.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Том и вместе с нами отправился на бак.

У фок-мачты он остановился и, схватившись за ванты, не спеша полез наверх. Я прекрасно видел его, ибо луна хотя и была на ущербе, давала достаточно света.

Облокотившись на кофель-планку, я стал набивать трубку, время от времени поглядывая на Тома, медленно карабкавшегося по вантам. Остальные матросы из обеих вахт спустились в носовой кубрик, поэтому мне показалось, что на главной палубе я остался один. Не прошло, однако, и минуты, как я обнаружил, что ошибся; раскуривая трубку, я увидел Уильямса — молодого матроса-кокни, который вышел из-за наветренной стороны камбуза и, остановившись, тоже задрал голову кверху. Признаться, его появление меня несколько удивило, так как я знал, что он и трое других матросов затеяли партию в покер, продолжавшуюся уже не один вечер (за это время Уильямс успел выиграть у партнеров больше шестнадцати фунтов табаку). Кажется, я даже открыл рот, чтобы спросить, почему он не в кубрике, за картами, когда мне на ум внезапно пришел наш первый разговор. Я отчетливо помнил, как Уильямс сказал, что паруса на «Мортзестусе» часто распускались, словно сами собой, и всегда — по ночам. Помнил я и то, как он выделил голосом эти два коротких слова; тогда мне было невдомек, что Уильямс имеет в виду, но сейчас я почувствовал, как у меня мороз пробежал по коже.

В самом деле, то, что произошло на судне, было невероятным, почти абсурдным: убранный парус, даже плохо закрепленный, не мог вдруг распуститься при такой тихой, почти безветренной погоде, которая установилась за прошедшие сутки. Просто удивительно, как я с самого начала не подумал о том, насколько это невероятно и странно. Паруса никогда не распускаются в штиль, когда море спокойно, а судно почти не раскачивается.

И, оттолкнувшись от кофель-планки, я решительно направился к Уильямсу. Парень что-то знал или, по крайней мере, догадывался о чем-то таком, о чем я не имел ни малейшего представления. Но Том, Том!.. Что могло ждать его там, наверху? Я не знал, и это пугало меня едва ли не больше всего. Быть может, кто-то считает, что мне стоило рассказать обо всем, что я знал и о чем догадывался, но… Кому я мог это рассказать? Да меня бы просто высмеяли!

Уильямс заметил меня и, повернувшись в мою сторону, негромко сказал:

— Боже мой! Это снова началось.

— Что именно? — спросил я, хотя и понимал, что он имеет в виду.

— Да эти странности с парусами, — ответил Уильямс, жестом указывая на фор-бом-брамсель.

Я тоже бросил взгляд наверх. Вся подветренная сторона паруса, начиная от крестового сезня, свободно свисала вниз. Чуть ниже я разглядел фигурку Тома, который только что перебрался на ванты брам-стеньги.

Уильямс вздохнул:

— Вот так мы потеряли двоих.

— Двоих матросов?! — вырвалось у меня.

— Да, разумеется, — выдавил Уильямс.

— Как это случилось? Я никогда об этом не слышал.

— Это потому, что тебе некому было рассказать.

Я ничего не ответил; собственно говоря, я едва обратил внимание на его слова, поскольку передо мной снова встал вопрос, как мне быть и что делать.

— Наверное, следует рассказать второму помощнику все, что мне известно. И сделать это нужно прямо сейчас, — заявил я. — Уверен… он и сам видел нечто такое, что не в состоянии объяснить, и… и… Короче говоря, я не должен молчать. Если бы второй помощник знал действительное положение вещей…

— Ерунда, — довольно бесцеремонно перебил меня Уильямс. — Если ты пойдешь к нему, он просто назовет тебя свихнувшимся идиотом, только и всего. Ходи — не ходи, все бесполезно.

Я остановился в нерешительности. Уильямс был прав, и я не представлял, как мне лучше поступить. В том, что наверху Тома подстерегает какая-то опасность, у меня не было никаких сомнений, однако, если бы кто-нибудь спросил, откуда у меня такая уверенность, я бы затруднился сказать что-то определенное. В существовании некоей угрозы я был уверен, словно видел ее признаки своими собственными глазами; смущало меня другое — смогу ли я предотвратить эту неведомую опасность, если поднимусь на мачту вместе с Томом?

Эта мысль оформилась в моем мозгу как раз в тот момент, когда я, запрокинув голову, смотрел на своего товарища. Он уже добрался до нужной высоты и стоял на перте[76]Перты и подперты — тросы, укрепленные под реями, на которых стоят матросы при работе с парусами. в том месте, где свернутый парус должен был крепиться к рею. Вот Том перегнулся через рей и потянулся вниз, чтобы подобрать болтающуюся парусину. В следующую секунду я увидел, как пузо паруса вдруг надулось и сразу опало, словно наполнившись внезапным порывом ветра.

— Будь я проклят!.. — начал Уильямс, и в его голосе мне почудилось нечто сродни взволнованному ожиданию, но уже в следующее мгновение он замолчал, будто поперхнувшись, так как парус своим болтающимся концом внезапно хлестнул по перту снизу, сбросив Тома вниз.

— Господи Боже мой! — завопил я. — Том упал!

На мгновение у меня перед глазами все расплылось; Уильямс что-то кричал над самым моим ухом, но я не мог разобрать ни слова. К счастью, странная пелена спала с моих глаз так же быстро, как появилась, и я снова смог различать окружающие предметы. Почти сразу я увидел, что Уильямс показывает на что-то темное, раскачивавшееся из стороны в сторону чуть ниже рея. В тот же миг он сорвался с места и побежал к вантам фока, что-то крича на бегу.

— …Сезень! — уловил я последнее слово.

Мне все стало ясно: падая, Том каким-то чудом успел ухватиться за сезень, и теперь от нашей с Уильямсом быстроты зависело, останется наш товарищ в живых или погибнет. Не думая больше о возможной опасности, я помчался следом и вскоре уже карабкался по вантам наверх. Внизу я услышал топот башмаков по палубе и голос второго помощника. Он спрашивал, что случилось, но я не стал отвечать — нужно было беречь дыхание, чтобы как можно скорее подняться наверх. Большинство сезней на реях «Мортзестуса» были довольно старыми, некоторые подгнили, и если Том ухватился за один из таких, он в любую минуту мог сорваться вниз.

Но вот я добрался до марса и быстро перебрался через него. Уильямс немного опередил меня. Не прошло и минуты, как я добрался до брам-рея, а Уильямс полез дальше к бом-брам-стеньге. Двигаясь по пертам, я вскоре остановился под тем местом, где повис Том. Оттуда я крикнул, чтобы он потихоньку спускался, а я его подхвачу, но Том почему-то не отзывался. Приглядевшись, я рассмотрел, что его тело как-то безвольно обмякло, к тому же держался он только одной рукой.

Тем временем Уильямс добрался до бом-брам-стеньги и окликнул меня. Он хотел, чтобы я поднялся к нему и помог вытянуть Тома наверх. Через несколько секунд я уже стоял рядом с ним, и Уильямс объяснил, что по чистой случайности сезень захлестнулся за запястье Тома и удержал его от падения. Поглядев вниз, я убедился, что Уильямс прав. Теперь мне было более или менее ясно, как все произошло, однако — вот странно! — даже в эти минуты я не мог не подумать о том, каким слабым был ветер, а между тем я своими глазами видел, с какой силой раздувшийся парус хлестнул Тома по лицу и сбросил с пертов.

Размышляя об этом, я одновременно отвязывал левый бык-гордень.[77]Снасть бегучего такелажа судна, с помощью которой при уборке парусов нижняя шкаторина прямого паруса подтягивается к рею. Конец его я завязал беседочным узлом вокруг сезня и спустил образовавшуюся петлю вниз, захватив ею руку и плечи Тома. Затем я затянул петлю у него под мышками, и мы стали выбирать гордень, так что уже через минуту парень был рядом с нами на рее. В неверном лунном свете я разглядел здоровенную шишку, надувавшуюся у него на лбу — очевидно, именно сюда пришелся удар нижней шкаторины паруса, от которого бедняга потерял сознание.

Несколько секунд мы просто стояли, переводя дыхание. Потом совсем близко под нами я услышал голос второго помощника.

Уильямс поглядел вниз и криво усмехнулся:

— Ну надо же!

— Что там? — быстро спросил я.

Уильямс кивком головы указал вниз. Держась одной рукой за леер, а другой поддерживая бесчувственное тело товарища, я развернулся и наклонил голову. Сначала я ничего не увидел. Потом до меня снова донесся сердитый голос второго помощника:

— Кто вы такие и что там делаете?!

Теперь я его видел. Второй помощник стоял у вант брам-стеньги и глядел вверх. В лунном свете его лицо казалось размытым бледным пятном.

— Отвечайте, кто вы? — снова крикнул помощник.

— Это мы, сэр. Я и Уильямс, — отозвался я. — Тут у нас несчастье случилось. С Томом.

Я замолчал. Второй помощник что-то проворчал и стал подниматься дальше. С вант подветренной стороны вдруг донесся гул нескольких голосов.

Вскоре второй помощник оказался рядом с нами.

— Что тут происходит? — хмуро, с подозрением спросил он. — Что случилось?

Наклонившись вперед, он пристально всматривался в лицо Тома. Я начал объяснять, но помощник перебил меня.

— Он мертв? — коротко спросил он.

— Нет, сэр, — ответил я. — Не думаю. Просто бедняга неудачно упал. Когда мы до него добрались, он висел на сезне, который случайно обвился вокруг его руки. Его сшибло с рея парусом.

— Что-о?! — воскликнул второй помощник.

— Ветер надул болтавшийся парус, свободный конец перекинуло через рей и…

— Какой ветер?! — снова перебил он. — Никакого ветра не было! — Второй помощник переступил с ноги на ногу. — Что ты мне сказки-то рассказываешь?

— Никак нет, сэр, я просто говорю, как было. Порыв ветра перекинул нижнюю шкаторину паруса через рей и сбросил Тома с пертов. Уильямс и я — мы оба видели, как это случилось.

— Ты несешь чушь, Джессоп! На море полный штиль, никакого ветра не было.

Мне показалось, в его голосе прозвучали растерянные нотки, однако я чувствовал, что второй помощник все еще сомневается, все еще подозревает нас в чем-то, хотя в чем — не могу сказать, да и он, думаю, тоже не мог бы. Покосившись на Уильямса, собирался сказать что-то еще, но раздумал. Обернувшись, он окликнул матроса, поднявшегося на мачту следом за ним, и велел спуститься и доставить на мачту бухту нового трехдюймового[78]Три дюйма в окружности. манильского троса и блок со свитнем.[79]Блок, у которого строп оканчивается свитнем. Последний служит для подвязывания блока к какому-либо рангоутному дереву или снасти такелажа.

— Да поживее, черт тебя возьми! — закончил он.

— Есть, сэр! — отозвался матрос и мигом слетел вниз, а второй помощник снова повернулся ко мне.

— Когда мы спустим Тома вниз, тебе придется еще разок объяснить, что все-таки случилось. Только учти, я не желаю больше слышать никаких сказок о внезапно поднявшемся ветре!

— Хорошо, сэр, — кивнул я. — Только ничего другого вы от меня все равно не услышите.

— Ты что же это, дерзишь мне?! — гневно крикнул второй помощник. — Имей в виду, Джессоп, я не потерплю неуважения ни от тебя, ни от кого-либо другого!

— Я вовсе не хотел дерзить, сэр. Просто все было именно так, как я сказал. Виноват ветер, сэр, — это единственное объяснение, какое я могу дать.

— А я повторяю — все это выдумки, и я не желаю их слушать! — сказал он все еще сердито. — В том, что случилось сегодня, есть что-то весьма странное. Мне придется доложить о происшедшем капитану; не могу же я пересказывать ему эти ваши басни о… — Он неожиданно замолчал.

— Это не единственная странная вещь, которая случилась на борту нашей старой калоши, сэр, — возразил я. — И вам это прекрасно известно.

— Ты о чем, Джессоп? — сердито спросил помощник. — Я же сказал — не потерплю никаких пререканий!

Все же в его голосе мне почудились новые интонации, и я понял, что сумел поколебать уверенность начальника в собственной правоте. Похоже, он больше не считал, что я рассказываю сказки. Примерно полминуты второй помощник молчал, и я решил, что он пытается разобраться в ситуации. Когда же он наконец заговорил, его слова относились исключительно к тому, как нам спустить Тома на палубу.

— Пусть один из вас спустится по вантам с подветренной стороны и подстрахует нас, пока мы будем его спускать, — решил он и, повернувшись, посмотрел вниз.

— Ну, принесешь ты наконец канат или нет? — крикнул он.

— Уже несу, сэр! — откликнулся матрос, появляясь на марсовой площадке.

Через плечо его был перекинут конец манильского троса, а на шее висел блок со свитнем. На то, чтобы прикрепить блок, потребовалось совсем немного времени, и уже через несколько минут мы осторожно опустили Тома на палубу. Потом отнесли его в носовой кубрик и уложили на койку, а второй помощник послал юнгу за бренди. Когда тот принес бутылку, помощник начал осторожно вливать бренди Тому в рот, а двое матросов растирали пострадавшему руки и ступни. Вскоре наш товарищ начал подавать признаки жизни: закашлялся, открыл глаза и обвел нас расфокусированным, непонимающим взглядом. Потом ухватился за боковину койки и сел. Его все еще качало, и один из матросов поддержал его за плечи. Второй помощник, напротив, отступил на шаг назад и смерил Тома критическим взглядом.

Тот снова покачнулся и поднес руку ко лбу.

— На-ка, выпей еще, — велел второй помощник.

От бренди у Тома перехватило дыхание, и он, едва не раскашлявшись снова, воскликнул:

— Боже мой, башка прямо раскалывается!

Том снова поднял руку и ощупал надувшуюся на лбу шишку. Затем, подавшись вперед, растерянно огляделся.

— Что случилось? — удивленно спросил он, явно не понимая, что с ним.

— Что случилось? — снова повторил Том.

— Это я у тебя хотел спросить, — ответил второй помощник, впервые за все время заговорив с присущей ему суровостью.

— Неужто я заснул на вахте? — обеспокоился Том, с мольбой оглядывая нас.

— Здорово его шибануло, — хохотнул один из матросов. — Всю память отшибло напрочь!

— Нет, ты не заснул, — ответил я. — Тебя…

— Заткнись, Джессоп! — перебил меня помощник. — Я хочу, чтобы парень сам рассказал обо всем. С этими словами он повернулся к Тому: — Ты поднялся на фор-бом-брамсель. Помнишь?

— Нет, сэр, не совсем… То есть совсем не помню, — покачал головой Том. Похоже, он не совсем понимал, что говорит ему начальник.

— Но ведь ты залез наверх! — раздраженно воскликнул второй помощник, начиная терять терпение. — Парус развязался, и я послал тебя наверх, чтобы ты снова его закрепил.

— Развязался, сэр? — тупо переспросил Том.

— Ну да! Развязался, распустился, как угодно!.. Тебе понятно?

Недоумение, написанное на лице Тома, исчезло, уступив место выражению сосредоточенного внимания.

— Да, сэр. Теперь я вспоминаю, — проговорил Том, к которому, по-видимому, вернулась память. — Парус болтался. Я наклонился, чтобы подтянуть его к рею, но парус внезапно наполнился ветром и хлестнул меня по лицу…

Он ненадолго замолчал.

— Мне кажется… — начал Том немного погодя и снова не договорил.

— Ну что тебе кажется?! — вскричал второй помощник. — Давай выкладывай!..

— Даже не знаю, сэр. Я не понимаю… — Том снова заколебался. — Это все, что я знаю, — промолвил он наконец и прижал ладонь к шишке на лбу жестом человека, который тщетно пытается что-то вспомнить.

В кубрике на несколько секунд воцарилась полная тишина, в которой отчетливо прозвучал шепот Стаббинса:

— Но ведь ветра никакого не было!.. — пробормотал он озадаченно.

Остальные отозвались согласным ропотом. Второй помощник ничего не сказал, и я исподтишка бросил на него быстрый, испытующий взгляд. Неужели, подумалось мне, он начинает понимать, сколь бесполезно пытаться отыскать сколь-нибудь разумное, рациональное объяснение происшедшему? Неужели уловил связь между сегодняшним случаем и появлением на гроте таинственной фигуры, которая впоследствии бесследно исчезла?

Сейчас мне кажется, что это было действительно так, потому что второй помощник еще несколько секунд с сомнением глядел на Тома, а потом покинул кубрик, сказав, что утром проведет полное расследование инцидента. Но наступило утро, а никакого расследования не было и в помине. Сомневаюсь я и в том, что второй помощник доложил о случившемся капитану. Даже если в своем рапорте он и упомянул о ночном происшествии, то как о чем-то весьма незначительном, не стоящем внимания, ибо ни капитан, ни старший помощник ни о чем нас не спрашивали, хотя между собой мы, разумеется, говорили об этом случае много и подробно.

Что касается второго помощника, то я даже сейчас не совсем понимаю его реакцию. Порой мне казалось — он продолжает подозревать нас в том, что мы попытались сыграть с ним какую-то шутку; возможно, даже думал, что один из нас имеет какое-то отношение к обоим происшествиям. А может, просто продолжал бороться с растущим убеждением, что на борту нашего старого корыта происходит что-то необъяснимое и опасное. Все это, однако, лишь мои предположения.

И все же вскоре события получили дальнейшее развитие.

Смерть Уильямса

Как я уже говорил, в кубрике много спорили о странном происшествии с Томом. Стаббинс считал, что он лез на ванты в полусне и сам сорвался с перта. Том, разумеется, решительно это отрицал, однако у него не было свидетелей, способных подтвердить его слова, так как тогда ни он и никто другой не знал, что я и Уильямс видели, как парус перехлестнулся через рей и сбросил матроса вниз. Стаббинс же утверждал, что Тома просто не могло ударить раздувшимся парусом, ибо никакого ветра в ту ночь не было. Остальные матросы были с ним полностью согласны.

— Ну вот что, парни, — сказал я наконец. — Не знаю, как там все было, но мне почему-то кажется, что Том говорит чистую правду.

— Да как же это могло быть? — удивился Стаббинс. — Ведь ветра-то не было!

— Ну а шишка у него на лбу? — спросил я в свою очередь. — Она ведь откуда-то взялась, правда?

— Наверное, треснулся лбом о рей, когда оступился, — предположил Стаббинс.

— Скорее всего, так оно и было, — согласился старик Джаскетт, который сидел рядом на рундуке и курил.

— Вы оба ошибаетесь! — с горячностью возразил Том. — Я не спал и не оступался. Меня сбросило парусом!

— Хватит нести чушь, парень, — осадил его Джаскетт.

— Есть еще одно обстоятельство, Стаббинс, — снова заговорил я. — Сезень, который спас Тома, свисал с рея со стороны кормы. Как ты считаешь, могло его перекинуть ветром? А раз могло перекинуть сезень, значит, и парус могло!

— Так сезень висел под реем или был переброшен через верх? — уточнил Стаббинс.

— В том-то и дело, что через верх. Больше того, распустившийся край паруса тоже был перекинут через рей и свисал с его задней стороны!

Стаббинс был, по-видимому, очень удивлен моим заявлением и не нашелся, что возразить. Пока он обдумывал свои следующие слова, в разговор вмешался Пламмер.

— А кто это видел? — спросил он.

— Я видел, — ответил я довольно резко. — И Уильямс. Второй помощник тоже поднимался наверх, так что можете спросить у него…

Пламмер замолчал, занявшись своей трубкой, и в разговор снова вступил Стаббинс.

— Наверное, Том держался за сезень и за нижнюю шкаторину паруса, когда сорвался, — проговорил он не слишком уверенно. — Вот он и перетянул их на заднюю сторону.

— Нет, — тут же возразил Том. — Сезень был под парусом, я его даже не видел. Кроме того, у меня просто не было времени, чтобы взяться за шкаторину — парус раздуло так внезапно, что я не успел увернуться.

— Как же ты тогда схватился за сезень, когда падал? — поинтересовался Пламмер.

— А он и не хватался, — ответил я за Тома. — Сезень случайно обвился вокруг его запястья, и он на нем повис. Так мы его и нашли.

— Ты хочешь сказать, что Том вовсе не держался за сезень? — спросил Куойн, раскуривая трубку.

— В том-то и дело, — кивнул я. — Да и как он мог схватиться за трос, если от удара потерял сознание?

— Это верно, — подтвердил Джок. — Тут ты прав, Джессоп.

Куойн раскурил наконец свою трубку.

— Ну, не знаю… — проговорил он.

Но я пропустил его слова мимо ушей и продолжал:

— Что бы вы ни утверждали, а когда мы с Уильямсом поднялись наверх, Том висел на сезне, который дважды обернулся вокруг его запястья. Кроме того, как я уже говорил, нижняя шкаторина паруса болталась с задней стороны рея — там ее удерживал вес Тома, висящего на сезне.

— Все это чертовски странно, — озадаченно проговорил Стаббинс. — И я думаю, что теперь мы вряд ли сумеем объяснить, как это все получилось.

Тут я бросил быстрый взгляд на Уильямса, как бы спрашивая его, не рассказать ли остальным обо всем, что мы видели, но он покачал головой, а немного погодя я и сам решил, что этим мы ничего не достигнем. Во-первых, мы и сами не имели четкого представления о том, что происходит, а известные нам полуфакты и невероятные догадки способны были лишь выставить сложившуюся ситуацию в еще более странном свете. Единственное, что нам оставалось, — это ждать и наблюдать. Если бы в подтверждение наших слов мы могли привести настоящие, вещественные доказательства, тогда можно было надеяться, что наша повесть не вызовет у остальных ни недоверия, ни насмешек, но пока ничего такого у нас не было.

Очнувшись от этих размышлений, я услышал, как Стаббинс снова спорит с одним из матросов.

— Понимаешь, раз ветра не было, такое попросту невозможно, и все-таки…

Тут собеседник перебил его, сказав что-то, чего я не расслышал.

— Нет, — ответил Стаббинс. — Больше ничего я не могу придумать. Абсолютно не понимаю, как это могло произойти, и мне это очень не нравится. Просто чертова сказка какая-то!..

— Если не веришь — взгляни на его запястье, — посоветовал я.

Том тотчас выставил руку на всеобщее обозрение: запястье распухло и почернело в том месте, где вокруг него обмотался сезень, но Стаббинса это не убедило.

— Да, — неохотно согласился он. — Факт есть факт. Только он ничего не объясняет, вот в чем беда.

Я не ответил. Как справедливо заметил Стаббинс, наличие синяка на руке Тома не могло пролить свет на обстоятельства его появления, поэтому в дальнейших разговорах на эту тему я почти не участвовал. Да и об этой беседе рассказываю только для того, чтобы показать, как отнеслись в кубрике к странному происшествию с Томом. Впрочем, последнее занимало нас не слишком долго, ибо, как я уже упоминал, вскоре произошли новые события.

Следующие три ночи прошли спокойно, но на четвертую таинственные предвестья недавних дней неожиданно разрешились довольно мрачным происшествием. К несчастью, и обстоятельства трагедии, и она сама были столь непонятными и странными, что весь ужас случившегося могли постичь лишь те немногие, кто уже соприкоснулся с неведомым и страшным, понемногу окутывавшим наше судно подобно темному облаку. Большинство матросов снова заговорили о том, что наш корабль-де, невезучий, что его «сглазили»; кроме того, как часто бывает в таких случаях, пошли разговоры о том, что у нас на борту Иона.[80]Иона — один из т. н. «малых» пророков Ветхого Завета; согласно Библии, отказался исполнять Божью волю и «бежал от лица Господня» на корабле; по дороге попал в бурю, которая успокоилась только после того, как корабельщики выбросили Иону за борт. В широком смысле Иона — человек, приносящий несчастье. Все же я не могу сказать, будто никто из наших матросов не понимал, что на «Мортзестусе» происходит что-то страшное. Многие наверняка сознавали это хотя бы отчасти; в их числе почти наверняка был и Стаббинс, но я уверен, что он не постигал и одной четвертой всей значимости таинственных фактов, которые лежали в основе происшествий, превращавших каждую ночную вахту в кошмар. Каким-то образом он ухитрился не заметить элемента опасности, угрожавшей каждому из нас лично, хотя для меня эта опасность была очевидна. Быть может, все дело в том, что Стаббинсу недоставало воображения, с помощью которого он мог бы проследить связь известных ему событий и провидеть их дальнейшее неизбежное развитие. Я, однако, помнил, что о двух предыдущих происшествиях, точнее, об их подноготной, он не имел даже самого поверхностного представления. Если бы дело обстояло иначе, он, быть может, придерживался бы того же мнения, что и я. Увы, Стаббинс, похоже, даже не стремился понять что-либо: даже в случае с Томом он упрямо держался самой простой версии, согласно которой парень свалился с рея спросонок. И только после случая, о котором я собираюсь рассказать, он, кажется, все же заглянул в разверзшийся перед нами мрак и сделал кое-какие (правда — не слишком глубокие) выводы.

Я хорошо помню эту четвертую ночь. Она была ясной, звездной, но безлунной; по крайней мере, я не видел, чтобы на небе была луна, хотя она, быть может, выглядела как тонкий полумесяц, не дававший почти никакого света. Ветер немного усилился, но был ровным, без порывов, благодаря чему мы делали шесть или семь узлов. В ту ночь наша смена заступила во вторую ночную вахту, и когда мы вышли на палубу, темнота вокруг нас полнилась свистом и гудением ветра в снастях. На главной палубе мы с Уильямсом были одни; мой товарищ курил, облокотившись на кофель-планку с наветренной стороны, а я прохаживался из стороны в сторону между ним и фор-люком. Матросом-наблюдателем в ту ночь был Стаббинс.

Пробило две склянки, и я невольно подумал о том, как много времени еще осталось до конца вахты, когда можно будет вернуться в кубрик и завалиться на койку. Внезапно у меня над головой раздался резкий щелчок, похожий на винтовочный выстрел. За этим звуком последовал беспорядочный стук и хлопанье полощущегося на ветру паруса.

Услышав этот шум, Уильямс оттолкнулся от кофель-планки и, пробежав несколько шагов по направлению к корме, замер, глядя наверх. Я подошел к нему, и мы стали вместе смотреть, что случилось. В темноте я смутно видел, что подветренный край фор-бом-брамселя оторвало от рея, и шкотовый угол паруса болтается и хлопает на ветру. Каждые несколько секунд он ударялся о рей со звуком, похожим на удар молота по наковальне.

— Похоже, вырвало чеку скобы или лопнуло звено цепи! — прокричал я изо всех сил, стараясь перекричать производимый парусом грохот. — И теперь скоба стучит о рей!

— Да! — прокричал Уильямс, хватаясь за гитов.[81]Гитовы — снасти бегучего такелажа; служат для уборки парусов, ими подтягивают шкотовые углы паруса под середину рея.

Я поспешил к нему на помощь. И тотчас второй помощник на юте дал тревожный свисток. В ответ раздался топот ног, и через считанные секунды к нам подбежали остальные вахтенные. Совместными усилиями мы быстро опустили рей и взяли парус на шкоты, затем Уильямс и я полезли наверх, чтобы поглядеть, что случилось. Как я и предполагал, скоба была цела, но чека выпала из отверстий, а саму скобу заклинило в шкив-гате на плече рея.

Уильямс тут же отправил меня за запасной чекой, а сам освободил гитов и стал внимательно его осматривать на предмет потертостей или надрывов. Снова поднявшись на мачту, я вставил чеку на место, прицепил гитов и крикнул оставшимся на палубе матросам, что они могут тянуть. Уже на втором рывке застрявшая скоба выскочила из шкив-гата. Дождавшись, пока она поднимется достаточно высоко, я перебрался на брам-рей и придерживал цепь, пока Уильямс прикреплял ее к люверсам марселя. Наконец он наново перевязал гитов и крикнул второму помощнику выбирать. Потом Уильямс повернулся ко мне.

— Ты спускайся и помоги им тянуть, — сказал он. — А я останусь здесь и буду светить на парус фонарем, чтобы было видно, все ли в порядке.

— Ладно, Уильямс, — согласился я, перебираясь на ванты. — Смотри только, чтобы тебя не утащил наш корабельный бука!

Эти слова я произнес под влиянием нахлынувшего на меня бесшабашно-веселого настроения, которое появляется порой у тех, кто работает высоко на мачте. И я действительно испытывал какой-то странный восторг, ибо отягощавшие меня в последнее время мрачные предчувствия куда-то испарились, словно унесенные поднявшимся свежим ветром.

— Если здесь и есть бука, то явно не один, — с присущей ему таинственностью откликнулся Уильямс.

— Что-что? — переспросил я. Уильямс повторил.

Его слова неожиданно вернули меня к действительности. Какими бы невероятными ни были события последних недель, они были вполне реальны, и мысль об этом подействовала на меня как холодный душ.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

Но Уильямс ничего не ответил, очевидно решив отмолчаться.

— Послушай, — не отступал я, — ты должен мне сказать!.. Что тебе известно о нашей посудине? И как много тебе известно?.. Почему ты никогда ничего мне не…

Я не договорил: меня перебил донесшийся снизу голос второго помощника.

— Эй, наверху!.. Прикажете ждать вас всю ночь? Один пусть спустится сюда и поможет тянуть фалы; другой может оставаться наверху и освещать такелаж!

— Слушаюсь, сэр! — гаркнул я в ответ и, повернувшись к Уильямсу, заговорил быстрым шепотом: — Скажи, если ты считаешь, что оставаться здесь одному опасно, я… — Я запнулся подбирая слова. — В этом случае я, пожалуй, останусь с тобой.

Внизу снова завопил второй помощник:

— Эй вы там, на рее, заснули?! Пошевеливайтесь!!

— Сейчас спускаюсь, сэр! — прокричал я в ответ.

— Так мне остаться? — спросил я Уильямса.

— Скажешь тоже! — откликнулся он. — Не бери в голову. Мне нужны только мои денежки, и я получу их сполна, до последнего пенни. А их я не боюсь.

И я стал спускаться вниз. Мне и в голову не приходило, что слова, сказанные мне Уильямсом, были его последними словами, обращенными к живым.

Спустившись на палубу, я торопливо схватился за один из фалов.

Мы подняли рей уже почти до верхушки мачты, и второй помощник, глядевший наверх на темные очертания паруса, уже готов был скомандовать «Завернуть тросы!», когда с рея донесся приглушенный крик. Кричал, несомненно, Уильямс, но его голос показался мне каким-то странным.

— Стоп выбирать! — заорал второй помощник.

Мы замерли, напряженно прислушиваясь.

— В чем дело, Уильямс? — крикнул второй помощник. — Что там у тебя?

Мы ждали почти целую минуту, но ответа не было. Впоследствии некоторые матросы говорили, что им послышался странный, вибрирующий стук, едва различимый за посвистом ветра в снастях. Похожий звук производят порой провисшие тросы, когда ударяются друг о друга. Не знаю, действительно ли природа встревожившего их звука была такова, или же она была иной, недоступной воображению простых матросов… Сам я ничего такого не слышал, но ведь я держался за самый конец фала и был, соответственно, дальше от снастей фока, чем те, кто тянул конец впереди меня.

Второй помощник поднес к губам сложенные рупором ладони.

— Эй, все в порядке?!

Ответ оказался неожиданным и не слишком разборчивым. Мы услышали:

— Черт бы вас побрал!.. Я остался один… Вы думали… Все, что мне причитается!..

Голос оборвался, и наступила тишина. Потрясенный, я таращился на темную громаду паруса, но ничего не видел.

— Он свихнулся! — предположил Стаббинс, который спустился с марса, чтобы помогать нам тянуть фалы.

— Точно, спятил, — согласился Куойн, стоявший чуть впереди меня. — У парня с самого начала были не все дома.

— Эй вы, тихо там! — прикрикнул второй помощник и рявкнул, задрав голову: — Уильямс!

Но ответа не было.

— Уильямс! — крикнул он громче.

И снова никто не откликнулся.

— Эй, ты, наглый кокни, отвечай! — взорвался второй помощник. — Оглох ты, что ли, крокодил чертов?!

Но Уильямс не отзывался, и помощник повернулся ко мне:

— Живо наверх, Джессоп, посмотри, что там с ним такое.

— Есть, сэр, — ответил я и бросился к вантам.

Мне было не по себе. Неужели Уильямс действительно сошел с ума? Он и вправду всегда был немного чудным, но, может быть… Неужели он увидел? Эта мысль пришла ко мне неожиданно и была такой страшной, что я не посмел додумать ее до конца. Похолодевшими руками я схватился за ванты, и тут сверху донесся ужасающий вопль. Я замер, держась руками за ворст.[82]Ворст (воршт) — металлический прут, прикрепляемый к вантам на юферсах для удержания последних в одной плоскости. В следующее мгновение сверху, из мрака вылетело что-то большое и темное и рухнуло на палубу недалеко от того места, где стояли остальные матросы, произведя громкий, чавкающий звук, от которого меня замутило.

Несколько человек вскрикнули от ужаса и выпустили фал; к счастью, сработал стопор, и рей не упал. Потом на палубе ненадолго воцарилась тишина, и мне показалось, что в посвист ветра вплетаются какие-то протяжные не то стоны, не то всхлипы.

Второй помощник первым пришел в себя и заговорил. Его голос прозвучал так внезапно, что я даже вздрогнул от неожиданности.

— Кто-нибудь, принесите фонарь, быстро!

Никто не двинулся с места, и помощник повысил голос:

— Ты, Тэмми, принеси с нактоуза одну из ламп для освещения компаса.

— Д-да, сэр, сейчас, сэр… — проговорил юнга дрожащим голосом и нетвердой рысью бросился на корму.

Меньше чем через минуту я увидел, как с той стороны приближается к нам пятно яркого света. Обратно Тэмми тоже бежал бегом. Приблизившись, он протянул лампу второму помощнику, который решительно шагнул к черневшей на палубе бесформенной массе. Остановившись возле нее, второй помощник поднял фонарь повыше.

— Боже мой! — вырвалось у него. — Это Уильямс!

Он наклонился ниже, и я сумел рассмотреть распростертое на палубе тело. Это действительно был Уильямс. По приказу второго помощника двое матросов подняли труп и уложили на люке. Сам помощник отправился на корму, чтобы позвать капитана. Через пару минут он вернулся со старым судовым флагом, которым накрыл беднягу Уильямса. На палубу поднялся Старик. Приподняв край флага, он несколько секунд смотрел на мертвеца, потом снова опустил ткань и повернулся ко второму помощнику, который в нескольких словах передал ему все, что нам было известно.

— Оставить его здесь, сэр? — осведомился он, закончив рассказ.

— Ночь достаточно тихая, — медленно сказал капитан, — так что можете оставить погибшего здесь.

И, повернувшись на каблуках, ушел назад на корму, а матрос, которому второй помощник передал фонарь, поднял его над головой, освещая место, куда упал Уильямс.

— Ну-ка, принесите швабру и ведра два воды, — распорядился помощник. — А ты, Тэмми, отправляйся на ют.

Проследив за подъемом рея и разборкой концов, второй помощник тоже ушел на корму. Должно быть, ему не хотелось, чтобы юнга слишком долго оставался один, размышляя о лежащем на люке трупе, ибо его неокрепшая душа могла не выдержать столь тяжелого испытания. И действительно, некоторое время спустя я узнал, что второй помощник нашел для Тэмми работу, занявшую на время все его мысли.

Мы вымыли палубу и отправились в кубрик. Нечего и говорить, что все были подавлены происшедшим. Некоторое время мы просто сидели на койках или рундуках и молчали. Лишь матросы из старпомовой вахты продолжали спать, и никто из них не знал, что случилось.

Так прошло несколько минут, потом в кубрик внезапно заглянул Пламмер, который должен был нести вахту на штурвале.

— Что тут у вас произошло? — спросил он. — Уильямс сильно расшибся?

— Тише, разбудишь ребят! — шикнул я на него. — И вообще, откуда ты взялся?.. Разве сейчас не твоя очередь стоять на руле?

— Второй приказал передать штурвал Тэмми, а меня отослал на нос — сказал, что я могу пока отдохнуть. Еще он сказал, что Уильямс свалился с мачты. — Пламмер оглядел кубрик. — Где же он?..

Я посмотрел на остальных, но никто из моих товарищей, похоже, не был расположен обсуждать случившееся несчастье.

— Уильямс сорвался с вант брам-стеньги, — сказал я.

— Ну и где он? — повторил Пламмер.

— Разбился, — коротко сказал я. — Мы положили его на люке.

— Насмерть? — спросил Пламмер и побледнел.

Я только кивнул.

— Я сразу понял: случилась какая-то беда, когда увидел, что кэп идет на нос. Как это вышло-то?..

И он снова обвел взглядом матросов, которые курили в угрюмом молчании.

— Никто не знает, — ответил я и перехватил взгляд Стаббинса, который удивленно покосился на меня.

После непродолжительной паузы Пламмер снова заговорил:

— Я слышал, как он кричал. Мне даже показалось — что-то произошло с ним там, наверху.

Стаббинс зажег спичку и принялся заново раскуривать погасшую трубку.

— Что, например? — спросил он.

— Что, например?.. — переспросил Пламмер. — Ну, не знаю я… Может, ему защемило пальцы между бейфутом и мачтой, или случилось еще что-то в этом роде…

— А почему он ругался на второго помощника? Это тоже потому, что он прищемил пальцы? — вставил Куойн.

— Не знаю. А разве он ругался? — удивился Пламмер. — Кто это слышал-то?

— Наверное, его слышали все, кроме тех, кто спал, — сказал Стаббинс. — Только думаю, Уильямс ругался вовсе не на второго. Сначала я решил, что парень спятил, вот и честит всех подряд, но сейчас мне кажется, что это не совсем так. Во всяком случае, у бедняги Уильямса не было никаких причин ругать второго помощника. Не из-за чего ему было его ругать! И вообще, сдается мне, что обращался он вовсе не к нам; я, правда, не все разобрал, но у меня сложилось именно такое впечатление. В конце концов, наш второй помощник не имеет никакого отношения к выплате жалованья.

И Стаббинс снова посмотрел на меня. Джок, сидевший на рундуке рядом со мной, вынул трубку изо рта.

— По-моему, ты не так уж не прав, приятель, — сказал он и кивнул. — Не так уж не прав, проглоти меня акула!

Стаббинс продолжал пристально смотреть на меня.

— Ну а ты что думаешь? — спросил он внезапно.

Не знаю, быть может, мне это только показалось, однако похоже было, что кроме желания знать мое мнение в его вопросе был заложен некий подтекст.

Я в свою очередь посмотрел на Стаббинса. По совести сказать, я понятия не имел, что думаю.

— Даже не знаю… — проговорил я, слегка растерявшись. — Я… Мне тоже не показалось, будто Уильямс ругался на второго помощника. Правда, это было только первое впечатление, но все же…

— Именно об этом я и говорю! — перебил Стаббинс. — С чего бы ему ругаться на второго помощника?! Но не это самое странное… Сам подумай: сначала Том едва не сорвался с самой верхотуры, а теперь вот Уильямс… Просто поразительное совпадение, не так ли?

Я кивнул.

— Если бы не сезень, Том тоже мог погибнуть, — уверенно сказал Стаббинс и, помолчав, добавил: — А ведь это случилось всего три-четыре дня назад!

— Верно, — согласился Пламмер. — Я только не пойму, к чему ты клонишь?

— Да ни к чему, — пожал печами Стаббинс. — Только странно все это. Чертовски странно! Можно подумать, корабль и в самом деле проклят.

— Да уж, — кивнул Пламмер. — В последнее время на борту и так хватало всякой чертовщины, а теперь еще и это… Впредь надо будет как следует привязываться, если придется лезть на ванты ночью.

Старина Джаскетт вынул трубку изо рта и вздохнул.

— Почти каждую ночь на борту что-нибудь да случается, — проговорил он почти жалобно. — Никакого сравнения с тем, что было в начале плавания. Я, признаться, думал, что все эти разговоры про сглаз и прочее — пустой треп, но теперь… Похоже, на борту и в самом деле водятся призраки.

— Ну, это вряд ли, — сказал Стаббинс. — Во всяком случае, не в том смысле, в котором ты думаешь…

Он немного помолчал, словно пытаясь ухватить за хвост мысль, которая упорно от него ускользала.

— Ну?.. — поторопил его Джаскетт.

Но Стаббинс не обратил на него внимания. Его лицо сделалось сосредоточенным, напряженным, словно он пытался найти ответ на вопрос, еще не до конца сформировавшийся в его мозгу.

— У нас на борту действительно творится много странного… — проговорил он медленно. — Сегодня ночью и вовсе случилось скверное дело. Совершенно не понимаю, почему Уильямс, когда был наверху, вдруг заговорил о жалованье и прочем. Быть может, у парня и в самом деле были не все дома, только… — Стаббинс снова замолчал и молчал примерно полминуты. Потом произнес с нажимом: — Только главное не в этом. Главное в том, кому он это говорил!..

— Чего-чего? — удивленно переспросил Джаскетт.

— Я полагаю, ты не так уж не прав, — сказал Стаббинс, выбивая трубку о край рундука. — Я имею в виду насчет призраков…

Сменить штурвального!

Понемногу разговор увял. Мы все были слишком напуганы, чтобы и дальше обсуждать гибель товарища. Не знаю, как у других, но посетившие меня мысли были слишком мрачными, чтобы ими делиться.

Внезапно я услышал свисток второго помощника. Потом над палубой загремел его голос:

— Сменить штурвального!

— Второй помощник приказывает сменить рулевого, — сказал Куойн, который подошел к двери, чтобы узнать, в чем дело. — Эй, Пламмер, давай-ка бегом, пока начальник не разозлился.

— А сколько времени? — спросил Пламмер, вставая и выколачивая трубку. — Скоро пробьет четыре склянки, моя вахта почти закончилась. Кто там следующий по очереди?

— Ладно, Пламмер, — сказал я, поднимаясь с рундука. — Я пойду. Все равно следующая очередь — моя, а несколько минут не имеют значения.

Пламмер снова сел, а я вышел из кубрика и отправился на корму. У юта я встретил Тэмми, который расхаживал вдоль борта с подветренной стороны.

— Это ты? — удивился я. — Кто же встал за штурвал?

— В-второй, — ответил юнга дрожащим голосом. — Второй помощник. Но он хочет, чтобы его кто-нибудь сменил. Я… я расскажу тебе, что случилось, как только появится возможность…

И я стал подниматься на ют.

— Кто это? — спросил второй помощник, заслышав мои шаги.

— Джессоп, сэр.

Второй помощник продиктовал мне курс и, не прибавив больше ни слова, отошел к переднему срезу юта. Вскоре я услышал, что он позвал юнгу по имени и несколько минут говорил с ним, но, о чем шла речь, я так и не понял. Мне, однако, очень хотелось узнать, что случилось и почему второй помощник вынужден был сам встать за штурвал. Он не сделал бы ничего подобного, если бы Тэмми, к примеру, не справился с управлением кораблем, — ему бы это и в голову не пришло. В этом я был уверен. Значит, понял я, случилось что-то из ряда вон выходящее, но что — это мне еще предстояло узнать.

Тем временем второй помощник закончил разговаривать с Тэмми и теперь медленно прохаживался вдоль ограждения с наветренной стороны. Один раз он дошел почти до самой кормы и, наклонившись, заглянул зачем-то под покрышку рулевого устройства, однако мне так и не сказал ни слова. Чуть позже он спустился на главную палубу по трапу наветренного борта; почти одновременно с ним на ют поднялся Тэмми, воспользовавшийся для этого противоположным трапом.

— Я снова его видел! — сообщил он срывающимся от волнения шепотом.

— Кого? — спросил я.

— Этого человека. — Юнга перегнулся через крышку рулевого устройства и добавил таким тоном, каким обычно говорят о чем-то невероятном: — Он перелез через фальшборт с наветренной стороны. Как будто вышел прямо из моря!..

Услышав эти слова, я повернулся к юнге, но на юте было слишком темно, чтобы я мог разглядеть выражение его лица. В горле у меня вдруг пересохло, и я несколько раз сглотнул. «Боже правый! — подумал я. — Опять!..» Должно быть, из боязни за собственный рассудок я попытался возразить, но юнга опередил меня тоном нетерпеливым и безнадежным одновременно.

— Ради всего святого, Джессоп!.. Перестань притворяться. В конце концов, это просто не по-товарищески. Мне обязательно нужно с кем-то поговорить, иначе я сойду с ума!

Тут я понял, сколь бессмысленно и неблагоразумно было с моей стороны притворяться, будто ничего не знаю. Ведь мне с самого начала было известно, что на борту неладно, однако, как я уже упоминал, именно по этой причине я старался избегать разговоров с юнгой.

— Давай, выкладывай, — вздохнул я. — Я тебя выслушаю, только, ради бога, посматривай, как бы второй помощник не застал нас врасплох.

Юнга ответил не сразу — продолжал настороженно оглядываться по сторонам.

— Выкладывай свою историю, — повторил я. — И поторопись, иначе он вернется еще до того, как ты доберешься до середины. Кстати, почему, когда я пришел тебя сменять, за штурвалом стоял помощник? За что он тебя прогнал?

— Он меня не прогонял, — ответил Тэмми, поворачиваясь ко мне. — Я сам бросил руль.

— Почему?

— Я тебе все расскажу, только ты не перебивай. Ты, наверное, знаешь, что второй помощник велел мне встать за штурвал, когда… В общем, после того как… — Он кивнул головой в направлении носа.

— Да, продолжай.

— Я стоял у руля минут десять или даже четверть часа и уже начал успокаиваться. Сначала мне было не по себе из-за Уильямса, но я старался не думать о нем. Вместо этого я сосредоточился на том, чтобы держать судно на курсе. Случайно я взглянул на подветренный борт и увидел, как он лезет через планшир. Можешь себе представить, как я испугался! Просто не знал, что делать… Второй помощник курил у переднего среза юта, и я был совершенно один. От страха на меня как будто столбняк напал — я не мог пошевелиться, не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Но, когда он направился ко мне, я очнулся, бросил штурвал, заорал во все горло и бросился вперед — туда, где стоял помощник. Он схватил меня и как следует встряхнул, иначе, ей-богу, я бы, наверное, сиганул на палубу прямо с юта — до того я напугался. Второй, конечно, стал расспрашивать, что случилось, но я не мог вымолвить ни слова и только показывал на него. Помощник все спрашивал меня: «Где, где?» — но я только зубами стучал. Вдруг я понял, что больше его не вижу… Не знаю, видел ли его помощник — я в этом не уверен, хотя трудно сказать… В конце концов он велел мне перестать валять дурака и вернуться к штурвалу, но я сказал, что не пойду. Отказался наотрез, понимаешь?.. Тогда помощник засвистел в свою дудку и позвал кого-нибудь из вахтенных, а до тех пор сам встал к рулю. Остальное ты знаешь…

— Ты уверен, что не вообразил себе все это, потому что думал о бедняге Уильямсе? — спросил я больше для того, чтобы выиграть время; рассказу юнги я, разумеется, сразу же поверил.

— Я-то думал, ты хочешь выслушать меня, а ты смеешься!.. — с горечью воскликнул Тэмми. — Ладно, если не веришь мне, скажи: кого второй помощник видел на гроте? Почему упал Том? Что случилось с Уильямсом? Ради Бога, Джессоп, не пытайся отделаться от меня, как в прошлый раз! Я чуть не свихнулся — до того мне хотелось поделиться моими страхами с кем-нибудь, кто меня выслушает. Я многое могу вынести, но не одиночество! Ты хороший человек, Джессоп, и я не понимаю, почему ты делаешь вид, будто ничего не понимаешь. Скажи мне наконец, что все это означает? Что это за ужасная тварь, которую я видел уже дважды? Уверен, ты что-то знаешь, только боишься рассказывать, потому что думаешь — над тобой будут потешаться. Но я не буду над тобой смеяться. Мне ты можешь рассказать все.

Он вдруг замолчал. Я тоже ничего не говорил, пытаясь собраться с мыслями.

— Не надо относиться ко мне как к ребенку, Джессоп! — с горячностью выкрикнул Тэмми.

— Я и не собирался, — ответил я, неожиданно для самого себя решив рассказать ему все. — Мне тоже нужен человек, с которым я мог бы поделиться…

— В таком случае, что все это значит?! — выпалил юнга. — Они… настоящие? Когда ребята в кубрике болтали насчет призраков, я думал — это обычные матросские байки, но теперь…

— Честное слово, Тэмми, я не знаю, что все это значит, в этом отношении мне известно не больше, чем тебе. И я не знаю, насколько эти фигуры реальны — в том смысле, разумеется, какой мы обычно вкладываем в это слово. Я еще никому этого не говорил, но… За несколько дней до того, как ты в первый раз заметил призрака на юте, я тоже видел кое-что, только не здесь, а на палубе.

— Значит, ты видел? — нетерпеливо перебил он.

— Видел. Но…

— Тогда почему ты притворился, будто ничего не знаешь? — с упреком сказал юнга. — В какое положение ты меня поставил?! Я был уверен, что мы оба видели того призрака, но ты так категорично заявил, будто там ничего не было, что я сам начал сомневаться. Мне было очень нелегко, Джессоп; я даже думал: еще немного, и я сойду с ума. И только когда второй помощник заметил на гроте постороннего, я понял, что за всем этим что-то стоит.

— Я так и полагал: если скажу тебе, будто ничего не видел, ты решишь, что ошибся, — признался я. — Мне хотелось, чтобы ты думал, будто тебе это показалось или приснилось.

— И все это время ты знал, что он существует на самом деле?

— Да, — кивнул я.

— С твоей стороны это было очень… благородно. Только никакой пользы это не принесло.

Юнга немного помолчал.

— Ужасно, правда?.. Я имею в виду то, что случилось с Уильямсом. Как ты думаешь, он тоже что-нибудь увидел там, наверху?

— Не знаю, Тэмми. И не думаю, чтобы мы когда-нибудь это узнали. Может быть, это все-таки был несчастный случай… — Последнюю фразу я добавил специально для Тэмми, ибо мне не хотелось рассказывать ему о том, что на самом деле думал.

— А что Уильямс говорил насчет того, что ему «причитается»? Он, вероятно, имел в виду жалованье… Но к кому он обращался?

— Не знаю, — снова сказал я. — Уильямс постоянно твердил о своем намерении получить все жалованье сполна. Ради этого он и остался на «Мортзестусе», хотя прежняя команда взяла расчет во Фриско. Мне он не раз говорил, что намерен получить причитающиеся ему деньги во что бы то ни стало.

— А почему команда взяла расчет? — спросил Тэмми и тут же понял: — Господи! Наверное, они тоже увидели что-то, и это их испугало. Что ж, это возможно… Я-то ничего не знал: мы, юнги, нанялись на «Мортзестус» только перед этим рейсом. Судно, на котором мы пришли во Фриско, продали, а нам посоветовали обратиться сюда, чтобы мы смогли вернуться домой.

— Может быть, они и видели, — согласился я. — Если судить по некоторым высказываниям Уильямса, он-то видел достаточно.

— А теперь он мертв, — мрачно заключил Тэмми. — Он мертв, и мы ничего от него не узнаем.

Он снова помолчал, потом заговорил о другом.

— Скажи, Джессоп, ты не слышал: в вахту старшего помощника случалось что-нибудь странное?

— Да. За последнее время произошло несколько событий, которые кажутся мне необычными, — я слышал об этом от ребят первой вахты. Но сам старпом ничего не замечает и только кроет своих ребят на чем свет стоит, так что им приходится самим соображать, что к чему.

— И все-таки, — не отступал Тэмми, — сдается мне, что в нашу вахту происходит больше всяких странных вещей. Во всяком случае, они не такие… малоприметные. Возьми хотя бы сегодняшнюю трагедию!

— Все думают, это был несчастный случай, а мы не можем доказать, что это не так.

Тэмми с сомнением покачал головой.

— Теперь я всегда буду бояться подниматься наверх один.

— Ерунда, это ведь мог быть несчастный случай.

— Опять ты меня дразнишь! — разозлился юнга. — Зачем ты это говоришь, если сам так не думаешь?

Я ничего не ответил, ибо знал, что Тэмми прав. Довольно долго мы оба молчали, потом юнга снова заговорил:

— Значит, на судне водятся привидения?

И снова я ответил не сразу.

— Нет, не думаю. Во всяком случае, не настоящие привидения.

— А какие же?

— Видишь ли, я разработал одну теорию. Порой она представляется мне единственно верной, а порой кажется полной чушью. Скорее всего, я ошибаюсь, но никаким другим способом я не могу объяснить все те ужасные и странные вещи, которые произошли на борту за последнее время.

— Расскажи скорее, что это за теория, — взволнованно попросил юнга и даже передернулся от нетерпения.

— Как мне кажется, — медленно начал я, — на корабле нет ничего, что могло бы причинить нам вред. Даже не знаю, как это лучше объяснить, но если я прав, то дело в самом «Мортзестусе». Сам корабль — вот причина всего.

— Как это может быть? — озадаченно спросил Тэмми. — Значит, на «Мортзестусе» все-таки есть призраки, духи?

— Нет. Я же только что сказал тебе, что никаких призраков на судне нет. Дай мне лучше договорить, тогда и будешь задавать вопросы.

— Хорошо, — согласился он.

— Так вот, насчет человека, которого ты видел сегодня… Ты сказал: он перебрался через ограждение и взобрался на ют, так?

— Так, — кивнул юнга.

— А фигура, которую видел я, явилась из моря и в море вернулась.

— Господи! — воскликнул Тэмми, но тут же зажал себе рот рукой. — Продолжай, продолжай!.. — добавил он взволнованным шепотом.

— Моя теория заключается в том, что наше судно как бы открыто для этих существ, которые могут беспрепятственно на нем появляться и исчезать. Почему так случилось и что это за существа я, конечно, не знаю. Во многих отношениях они напоминают людей, но вряд ли это люди. Одному Богу известно, что за твари могут обитать в морях и океанах. Я считаю, что мы, с одной стороны, не должны изобретать разные глупости, а с другой — не очень разумно объявлять глупостью то, чего не понимаем. Этой так называемой «золотой середины» я и стараюсь придерживаться в моих рассуждениях. Не знаю, состоят ли эти существа из плоти и крови или же они принадлежат к миру, который мы обычно называем миром духов и призраков, но допускаю обе возможности.

— Они не могут быть из плоти и крови, — перебил Тэмми. — Где же тогда они живут? Кроме того, первый призрак, которого я видел, был вроде как прозрачным. Во всяком случае, мне показалось, будто я вижу сквозь него. А сегодняшний… если бы он был как все люди, второй помощник обязательно бы увидел его. Наконец, объясни, что они делают в море? Они ведь утонут!

— Не обязательно.

— Я все равно уверен, что это не люди, — продолжал стоять на своем Тэмми. — Люди не могут жить в воде, такого просто не бывает…

— Если подумать как следует, призраков тоже не бывает, — сказал я. — Но я вовсе не утверждал, что эти существа сделаны из плоти и крови. С другой стороны, я вовсе не хочу сказать, будто это призраки или духи в привычном нам смысле слова. Пока не хочу…

— Откуда же они берутся? — задал юнга довольно глупый вопрос.

— Из моря. Ты же сам видел.

— Тогда почему они не появляются на других судах? Как ты это объяснишь?

— Иногда мне кажется, что моя теория способна дать ответ на этот вопрос, хотя кому-то мои выводы могут показаться безумием чистой воды.

— И все-таки, как?.. — не успокаивался Тэмми.

— Я уже говорил, что, по моим представлениям, наш корабль открыт для них. Открыт или не защищен — как тебе будет угодно. Согласись, что в подавляющем большинстве случаев наш вещественный мир и мир нематериальный никак не соприкасаются; между ними существует невидимая преграда, которая не дает объектам одного мира вторгаться на «чужую территорию». Однако в некоторых случаях эта преграда может быть достаточно тонкой или даже прорываться. Подобное могло случиться и с нашим судном. Если дело обстоит именно так, значит, «Мортзестус» беззащитен перед визитами существ из иного плана бытия.

— Но почему? Почему именно «Мортзестус»?!

— Бог знает, — пожал я плечами. — Возможно, это имеет какое-то отношение к мировому магнетизму или силам тяготения. Впрочем, ты вряд ли поймешь, в чем суть, даже если бы я был в состоянии объяснить. Я и сам этого не понимаю. Больше того, в глубине души я не верю, что все объясняется так просто — такой уж у меня характер. Говорю тебе, Тэмми, я не знаю, как это могло произойти! Быть может, когда-то на борту «Мортзестуса» совершилось какое-то особенно гнусное или святотатственное преступление, быть может, произошло что-то другое… Мне, впрочем, кажется, что подлинная причина лежит за границами моего, да и твоего разумения.

— Если эти существа нематериальны, значит, это духи? — снова спросил юнга.

— Не знаю, — повторил я, начиная понемногу терять терпение. (Попробуйте-ка объяснить человеку что-то, чего и сами не понимаете, и вы поймете, что я испытывал.) — По правде говоря, у меня даже нет никаких предположений относительно того, что они такое. Порой мне кажется, что моя голова рождает какие-то правдоподобные идеи, но мое нутро их не принимает, хоть убей!..

Я нарочно заговорил шутливым тоном, но отвлечь Тэмми мне не удалось.

— Какие же это идеи? — заинтересовался он.

— Какие?.. — Я вздохнул. — Ну вот, например… Представь, что наша земля населена двумя разновидностями живых существ: мы — одна форма жизни, а они — другая…

— Продолжай! — требовательно сказал юнга.

— Так вот, при обычных условиях мы не можем воспринимать их как нечто материальное, хотя друг для друга они так же реальны, как люди. Понимаешь?..

— Да, — кивнул Тэмми. — А дальше?

— Так вот, представь также, что земля для них так же реальна, как и для нас. То есть она может обладать свойствами, которые делают ее вполне материальной для них, тогда как другие ее свойства делают землю материальной для нас. Но вот друг друга мы как реальность не воспринимаем; точно так же мы не способны оценить и особые свойства нашей планеты, которые делают ее реальной для них. В общем, это довольно трудно объяснить…

— Кажется, я понял. Ну и что?

— А то, что, если бы где-то поблизости от нас в «перегородке» между мирами не зияла изрядная брешь, мы бы не могли ни видеть наших соседей, ни ощущать их присутствие. То же самое относится, вероятно, и к ним: при обычных условиях они не видят нас и не могут вторгаться на наш план бытия, но чем больше изъянов в окружающей нас атмосфере, тем реальнее для нас они становятся. Или, лучше сказать, тем сильнее становится наша способность воспринимать их как материальные объекты. Вот и все, яснее объяснить не могу.

— Получается, что ты все-таки считаешь их духами или чем-то в этом роде, только эти духи понемногу становятся все более материальными. Так? — спросил Тэмми.

— Боюсь, что так, — признался я. — Впрочем, в любом случае сомневаюсь, что их материальность будет сродни нашей; иными словами, они вряд ли превратятся в таких же, как мы, людей. С другой стороны, строить подобные предположения было бы достаточно глупо; не забудь, я могу ошибаться, и на самом деле все обстоит совершенно не так.

— Мне кажется, ты должен рассказать все второму помощнику, — медленно проговорил Тэмми. — Потому что, если дело обстоит так, как ты сказал, мы должны направить судно в ближайший порт и там сжечь.

— Второй помощник ничего не сможет поделать, даже если поверит нам, — возразил я. — А я вовсе не уверен, что он поверит.

— Может быть, и нет, — согласился Тэмми. — Но если бы тебе удалось убедить его в своей правоте, он, быть может, уговорил бы капитана, и тогда что-то могло бы измениться. В противном случае дело может кончиться плохо.

— Если второй помощник пойдет со всем этим к капитану, над ним снова начнут потешаться, — сказал я безнадежным тоном.

— Нет, — покачал головой Тэмми. — После того, что случилось с Уильямсом, никто над ним потешаться не будет.

— Может быть, ты и прав, — сказал я с сомнением.

На этом разговор закончился. На ют вернулся второй помощник, и Тэмми бесшумно растворился в темноте, оставив меня в полном смятении. Я чувствовал, что должен что-то предпринять, пока не стало слишком поздно. Вот только что?

Что появилось из тумана

В полдень мы похоронили Уильямса. Бедняга! Его смерть была такой неожиданной. Весь день матросы были подавленны и мрачны; снова начались разговоры о том, что среди экипажа есть человек, который приносит несчастье. Если бы они только знали то, что знали я, Тэмми и, возможно, второй помощник!

Вскоре случилась еще одна неприятность. Нас накрыло туманом. Сейчас уже не помню точно, было ли это в тот день, когда хоронили Уильямса, или на следующий. Помню только, когда мы впервые заметили туман, я решил, что это просто легкая дымка, которая порой висит над водой в жаркие дни, ибо солнце в это время стояло довольно высоко.

Ветер улегся, превратившись в легчайший бриз, и нас с Пламмером послали к грот-мачте бензелевать[83]Бензель — перевязка двух тросов третьим тонким тросом (линем) или соединение двух частей одного троса для образования стропа. ванты.

— Гляди-ка, как парит! — сказал Пламмер. — Как в самую жару!

— Да, — согласился я и больше не думал о странном явлении.

— Странный какой-то туман, — заметил Пламмер по прошествии некоторого времени, и по его тону я понял, что он удивлен.

Я поднял голову, но сначала не увидел ничего необычного. Только потом понял, что имел в виду Пламмер. Самый воздух словно сгустился, и в нем угадывались некие стеклянистые потоки — так дрожит горячий воздух над паровозной трубой, когда из нее не идет дым.

— Может, это от жары, — предположил я, хотя еще никогда такого не видел.

— Я тоже, — кивнул Пламмер.

Прошло не больше минуты, когда я снова оторвался от работы и с удивлением увидел, что весь корабль, словно стеной, окружен дрожащим, стеклянистым маревом, сквозь которое едва виднелся горизонт.

— Господи Иисусе! — вскричал я. — Вот так странная штука!

— Угу, — согласился Пламмер, оглядываясь. — Никогда такого не видел, во всяком случае на этих широтах.

— Похоже, это не от жары.

— Да уж… — с сомнением пробормотал Пламмер.

И мы снова вернулись к работе, лишь изредка перекидываясь парой слов. Когда я попросил Пламмера подать мне такелажную свайку, он наклонился, чтобы поднять ее с палубы, куда я ее уронил, и вдруг ахнул — при этом сосредоточенное выражение на его лице сменилось гримасой крайнего изумления. Пламмер даже рот открыл, что было на него не похоже.

— Боже мой! Оно пропало!

Я быстро обернулся. В самом деле, странное марево исчезло, будто его и не было, и только поверхность моря блестела и переливалась на солнце.

Я уставился на Пламмера, а он — на меня.

— Разрази меня гром! — вырвалось у него.

Не думаю, чтобы я ему что-то ответил, поскольку меня внезапно охватило отчетливое ощущение нереальности происходящего. Правда, уже через минуту я обозвал себя трусливым ослом, но странное ощущение не проходило. Чтобы успокоиться, я снова посмотрел в сторону моря, и мне показалось, будто что-то в нем неуловимо изменилось. Поверхность воды сверкала как-то чересчур ярко, да и воздух был необычайно прозрачен; вместе с тем меня не оставляло чувство, будто в открывавшейся картине недостает какой-то небольшой, но существенной детали. Лишь пару дней спустя я сообразил, что с горизонта странным образом исчезло несколько судов, которые я отчетливо видел до того, как над водой поднялся странный туман.

До конца вахты, а фактически на протяжении всего дня, не произошло больше ничего примечательного. И только вечером — во вторую половину «собаки», если точнее, — я снова увидел вдали давешнюю дымку; она стлалась низко над водой, и садившееся за горизонт солнце казалось из-за этого тусклым, ненастоящим.

Тогда я понял, что жара не имеет никакого отношения к появлению странного тумана.

С этого-то все и началось…

На следующий день я нес вахту на верхней палубе, и пока она не закончилась, внимательно наблюдал за погодой, но воздух оставался совершенно прозрачным. Я было начал успокаиваться, но один матрос из вахты старпома случайно обмолвился в кубрике, что, когда он стоял у руля, горизонт ненадолго заволокло легкой дымкой.

«Тонкая такая полоска, появилась и скоро исчезла», — сказал он мне, когда я принялся осторожно его расспрашивать. Матрос считал, что во всем виновата жара. Я почти наверняка знал, что это не так, однако спорить не стал. На тот момент никто — в том числе и Пламмер — не склонен был придавать появлению тумана сколь-нибудь большое значение. Даже Тэмми, когда я спросил, видел ли он странный туман, сказал, что такое часто бывает в слишком жаркую погоду, когда под действием солнечных лучей верхний слой воды начинает испаряться. И я не стал его переубеждать, хотя в глубине души был уверен: дело не только в этом.

Но уже на следующий день случилось нечто такое, что повергло меня в еще более сильное беспокойство, а заодно показало, что я был прав, когда счел туман явлением неестественным. Было же это так:

Пробили пять склянок «детской» (с восьми до полудня) вахты. Я стоял у штурвала. Небо было на редкость ясное — до самого горизонта не было видно ни единого облачка. Ветра тоже почти не было, и от жары меня начало клонить в сон. Второй помощник находился на палубе с остальными матросами, руководя какими-то такелажными работами, я на юте был совершенно один.

Лучи солнца были такими жаркими, что скоро мне захотелось пить. За неимением ничего лучшего, я достал плитку прессованного табака, которая была у меня с собой, и, отломив кусок, принялся жевать, хотя обычно предпочитал трубку. Спустя какое-то время я огляделся по сторонам в поисках плевательницы, но ее не было. Вероятно, когда на юте мыли палубу, ее отнесли на нос, чтобы отдраить как следует. Пользуясь тем, что на юте никого не было, я оставил штурвал и отошел к заднему гакаборту. Именно тогда я и увидел справа на раковине[84]Верхняя наружная часть корабля в кормовой оконечности. нечто совершенно невероятное — корабль с распущенными парусами, идущий левым галсом в крутой бейдевинд. До него было всего несколько сотен ярдов. Слабый ветер едва надувал паруса неизвестного судна, и они начинали полоскаться всякий раз, когда его корпус приподымался на некрутой волне; по всей видимости, незнакомец делал не больше одного узла. С бизань-гафеля свисал флаглинь с вывешенными на нем разноцветными сигнальными флажками. Судя по всему, судно сигналило именно нам. Все это я охватил взглядом в одно мгновение, но никак не отреагировал, ибо застыл, пораженный. Изумление же мое объяснялось тем, что раньше я этого судна не видел, хотя при таком слабом ветре оно должно было находиться в пределах видимости не менее двух-трех часов, прежде чем догнало нас (что тоже было проблематично). Однако никакого рационального объяснения столь внезапному появлению неизвестного судна я придумать не мог. Единственное, в чем я был уверен, — оно существовало в действительности, а не только в моем воображении. Тогда почему, спросил я себя, никто не заметил его раньше?

Внезапно позади меня раздался громкий скрип. Брошенный мною штурвал поворачивался из стороны в сторону, и я прыгнул к нему и схватился за рукоятки, боясь, как бы не заклинило руль. Выровняв штурвал, я обернулся, чтобы бросить еще один взгляд на чужое судно, и похолодел. Его не было! Ничего, кроме безбрежной морской глади до самого горизонта! Я несколько раз моргнул и откинул волосы со лба, но это ничуть не помогло делу: сколько я ни вглядывался, нигде не было никаких признаков таинственного судна. Не заметил я и ничего необычного, если не считать легкого дрожания нагретого воздуха. Куда бы я ни посмотрел, море оставалось безмятежным и пустым.

Неужели за те секунды, пока я сражался со штурвалом, судно успело затонуть, спросил я себя. Подобное предположение первым пришло мне в голову, и на мгновение я даже поверил, что такое возможно. Но, оглядывая поверхность моря в поисках следов кораблекрушения, я не увидел ничего — ни щепочки, ни дощечки, ни даже клетки для кур.[85]Кур на старинных парусниках держали в качестве запаса продовольствия (мясо, яйца). Клетки с ними размещались на палубах и в случае кораблекрушения первыми всплывали на поверхность. Пришлось мне отказаться от моей идеи и поискать другое объяснение странному явлению.

Довольно долгое время я ничего не мог придумать, но потом другая мысль, подсказанная интуицией или, быть может, предчувствием, пронеслась в моем мозгу, и я спросил себя, не может ли таинственное исчезновение неизвестного парусника иметь какое-то отношение к предыдущим странным событиям. Поначалу я решил, что судно, которое заметил, мне все-таки привиделось. Признаться, подобная перспектива меня не слишком обрадовала, однако только так я мог объяснить его внезапное появление. Ничего другого просто не приходило в голову. В самом деле, если бы парусник существовал в действительности, другие матросы заметили бы его еще прежде меня, а между тем этого не произошло… Тут я основательно запутался, ибо слишком отчетливо помнил все особенности оснастки неизвестного судна; словно наяву я видел перед собой его рангоут, такелаж и все остальное, видел, как тяжело покачивается на ленивых волнах массивный корпус и полощутся на слабом ветру паруса. А сигнальные флаги! Судно подавало нам сигнал, который я, правда, не сумел разобрать. Нет, никаких сомнений быть не могло: чужой парусник существовал в действительности.

Тогда куда же он потом делся?

Охваченный сомнениями, я стоял, полуотвернувшись от штурвала, который удерживал левой рукой, и продолжал оглядывать морской простор в надежде, что что-то поможет мне разобраться в происшествии.

И вдруг неизвестный корабль появился снова. Теперь он был не позади на раковине, а почти на траверсе,[86]Направление, перпендикулярное курсу морского судна. но я не думал об этом — до того был поражен. Да и видел я его неясно, словно сквозь слой дрожащего от жары воздуха. Уже в следующую секунду судно расплылось и исчезло вновь, однако теперь я не сомневался, что оно существовало в действительности, а не привиделось мне. Больше того, я знал, что все это время оно находилось в пределах видимости — только я почему-то не мог его увидеть. Это дрожание студенистого, словно сгустившегося от жары воздуха… о чем-то оно мне напоминало. Вскоре я припомнил странное марево, появившееся близ «Мортзестуса», прежде чем его окутало необычной, туманной дымкой; после этого мне оставалось только сложить одно с другим, что я и сделал. Нет, во внезапно появившемся корабле не было ничего таинственного или странного. Странное происходило с нами. Что-то вокруг «Мортзестуса» помешало мне — да и остальным тоже увидеть приближающийся корабль. С него-то нас заметили — об этом свидетельствовали вывешенные между гафелем и кормой сигналы. Любопытно было бы узнать, с некоторой отстраненностью подумал я, как объяснили матросы с чужого корабля наше нежелание отвечать на их сигнализацию, которое не могло не показаться им преднамеренным? Сам я был уверен, что даже в эту минуту они продолжают различать нас весьма и весьма отчетливо, хотя мы видели вокруг лишь пустынный океан. И на тот момент это обстоятельство показалось мне едва ли не самым странным из всего, что с нами случилось.

Потом я задался вопросом, сколько уже времени мы плывем в этаком визуальном одиночестве? Именно тогда я вспомнил, что утром того дня, когда появился туман, мы заметили вдали несколько парусов, но после этого горизонт оставался пустынным на протяжении без малого трех суток. Одного этого должно было хватить, чтобы я насторожился, ибо еще несколько судов отплыло на родину одновременно с нами и двигалось одним с нами курсом. При ясной погоде и слабом ветре они должны были бы постоянно находиться в поле нашего зрения, и в первые дни плавания так и было, но два дня назад все они внезапно исчезли. Это последнее соображение я и счел решающим доказательством в пользу существования непосредственной связи между появлением тумана и нашей неспособностью видеть другие корабли. Наша странная слепота длилась, таким образом, уже три дня, а мы ничего не заподозрили.

Тут я вспомнил о появлении на раковине незнакомого парусника. Помнится, меня посетило странное чувство, на которое я поначалу не обратил внимания. Тогда мне казалось — я гляжу на догоняющее нас судно из какого-то другого измерения. Сейчас эта невероятная идея полностью захватила меня; я был уверен, что не ошибаюсь, и на протяжении некоторого времени способен был думать только о том, как это может быть, а не о том, что это может означать и к каким последствиям привести. Как бы там ни было, новая концепция прекрасно укладывалась в мою теорию и давала ответы практически на все вопросы, которые появились у меня в тот момент, когда я увидел позади неизвестный парусник.

Внезапно у меня над головой захлопали паруса, и с палубы донесся сердитый окрик самого капитана:

— Куда правишь, черт тебя побери?!

Спохватившись, я повернулся к штурвалу и постарался вернуть судно на прежний курс, но мне это не удалось.

— Не могу знать, сэр, — выдавил я.

Признаться, я напрочь забыл, что стою на штурвале.

— Я тебе дам — «не могу знать»! — прогремел капитан. — Право руля, раззява, пока мы не вышли из ветра!

— Слушаюсь, сэр! — откликнулся я, налегая на штурвал. Впрочем, я еще не совсем пришел в себя и действовал почти автоматически.

В последующие пару минут я сознавал только, что Старик продолжает честить меня на все лады. Потом моя растерянность немного прошла, и я обнаружил, что, словно баран, уставился на компас, хотя до этой секунды не различал ни румбов на картушке, ни даже самого нактоуза. К счастью, «Мортзестус» понемногу возвращался на прежний курс, и я вздохнул с некоторым облегчением. Одному Богу известно, насколько далеко мы могли бы отклониться от маршрута, если бы не капитан.

Поняв, что действительно чуть не повернул «Мортзестус» кормой вперед, я подумал о том, как изменилось положение чужого корабля, когда увидел его во второй раз. Сначала он был у нас на раковине, а потом вдруг оказался на траверсе. Теперь, когда мой мозг снова заработал, я понял, почему так получилось, хотя раньше причина его столь быстрого перемещения казалась мне необъяснимой. Двигался, разумеется, не чужой корабль, а мы разворачивались, так что он в конце концов оказался с правого борта от нас.

Любопытно, как быстро все эти мысли промелькнули в моем сознании, полностью (хотя и на короткое время) завладев моим вниманием, в то время как капитан продолжал обрушивать на меня самые страшные проклятья. Однако я едва слышал его. Во всяком случае, следующее, что помню, — это как капитан схватил меня за плечи и с силой встряхнул.

— Да что с тобой?! — прокричал он мне прямо в лицо.

Я же только тупо смотрел на него и не произносил ни слова: судя по всему, от изумления на время утратил дар речи.

— Ты что, с ума сошел от жары? — продолжал орать капитан. — Совсем спятил? Или, может быть, у тебя солнечный удар? Отвечай, болван, когда с тобой разговаривают!

Я попытался что-то сказать, но язык мне не повиновался.

— Я-я-я-я… — выдавил я с трудом.

На самом деле со мной все было в порядке, просто я был слишком потрясен сделанным мною открытием и не мог сразу вернуться к окружающей действительности.

— Сумасшедший! Сумасшедший болван! — выругался капитан.

Он повторил эти слова еще несколько раз, словно они единственные наиболее полно выражали его мнение обо мне и моем состоянии. Потом капитан выпустил мои плечи и отступил на пару шагов.

— Сумасшедший! — снова повторил он.

— Я не сумасшедший, — неожиданно даже для самого себя выпалил я. — Не больше, чем вы, сэр!

— Тогда почему, черт тебя возьми, ты не отвечаешь, когда к тебе обращаются? — прорычал капитан. — Что с тобой, Джессоп? Какого дьявола тебе вздумалось менять курс? Отвечай немедленно!

— Я увидел корабль, сэр. Справа на раковине. Он подавал сигнал…

— Что?!.. — Капитан быстро окинул взглядом море вокруг и снова повернулся ко мне. — Какой корабль? Что ты мне тут небылицы-то рассказываешь! Никакого корабля нет!

— Он есть, сэр. Вон там… — Я показал в ту сторону, где, по моему мнению, находился сейчас чужой корабль.

— Заткнись, Джессоп, — перебил меня капитан. — Ты бредишь. Никакого корабля я не вижу.

— Но я его видел, сэр, — возразил я. — Я…

— Не смей мне перечить! — взорвался капитан, потеряв терпение. — Спишь на посту, скотина!

Внезапно он замолчал и пристально всмотрелся в мое лицо — вероятно, старый осел решил, что я действительно сошел с ума. Не прибавив больше ни слова, он повернулся и подошел к переднему срезу юта.

— Мистер Тьюлипсон!

— Здесь, сэр! — откликнулся второй помощник.

— Поставьте к штурвалу другого человека.

— Слушаюсь, сэр, — отозвался второй.

Через пару минут на ют поднялся старина Джаскетт, чтобы сменить меня. Я назвал ему наш курс, и он повторил его.

— Что стряслось? — шепотом спросил Джаскетт, когда я передавал ему штурвал.

— Да ничего особенного, — ответил я и отправился к срезу юта, где стоял капитан.

Я доложил курс и ему, но старый кашалот сделал вид, будто меня не замечает. Тогда я спустился на палубу, чтобы отдать положенный рапорт второму помощнику. Он выслушал меня довольно благосклонно, а потом спросил, чем я так разозлил капитана.

— Я только доложил ему, что видел по правому борту судно, которое сигналило нам флажками, — сказал я.

— Там нет никакого судна, Джессоп, — возразил второй помощник и пристально посмотрел на меня. Его лицо оставалось непроницаемым, но спокойствие, с каким он воспринял мои слова, показалось мне странным.

— В том-то и дело, что есть, — возразил я. — Видите ли, сэр…

— Достаточно, Джессоп, — перебил он меня. — Ступай на бак, отдохни, выкури трубочку. Ты понадобишься, когда мы будем перетягивать футропы. Кстати, когда пойдешь обратно на корму, захвати из подшкиперской мушкель.[87]Деревянный молоток для изготовления оплетки из шкимушгара. Состоит из цилиндра с продольной полукруглой выемкой и рукоятки.

Я ответил не сразу: был настолько зол — никто не хотел меня слушать! — что на мгновение лишился дара речи. Впрочем, сыграли свою роль и сомнения.

— Есть, сэр, — пробормотал я наконец и отправился в кубрик.

После тумана

После появления странного тумана, события начали развиваться с поистине невероятной скоростью. За каких-нибудь два-три дня произошло очень много всего.

Вечером того же дня, когда капитан прогнал меня от штурвала, мы стояли первую ночную вахту, длившуюся с восьми до полуночи. С десяти и до конца смены я должен был стоять впередсмотрящим.

Прохаживаясь по палубе полубака, я размышлял о том, что произошло днем. Вспомнив капитана, я обругал его про себя последними словами за тупость, однако некоторое время спустя мне пришло в голову, что на его месте устроил бы еще не такой скандал. Подняться на ют и обнаружить, что судно развернулось чуть не в обратном направлении, а рулевой, вместо того чтобы исполнять свои обязанности, уставился в абсолютно пустое море и к тому же несет явный бред, было бы чересчур для кого угодно. Я еще легко отделался — за такие штучки можно было отведать линьков. И дернул же меня черт рассказать ему о чужом корабле! Этот свой промах я могу объяснить только крайним потрясением и растерянностью, в противном случае я бы держал язык за зубами, как поступил бы на моем месте любой разумный человек. Ничего удивительного, что капитан решил, будто я спятил!

Потом я перестал думать о капитане и спросил себя, почему второй помощник так странно смотрел на меня утром. Неужели он знает больше, чем я предполагаю? Но если так, то почему он не хочет поговорить со мной откровенно?

В конце концов мои мысли снова вернулись к вопросу о природе и свойствах тумана, над которым я ломал голову весь прошедший день, да так ничего и не придумал. Впрочем, одна теория казалась мне несколько правдоподобнее остальных. Туман, дымка, марево — все эти видимые явления представлялись мне материальным воплощением границ некоей тончайшей сферы, внутри которой мы оказались заключены.

Размышляя обо всем этом, я продолжал прохаживаться из стороны в сторону, время от времени посматривая в сторону моря, которое почти совершенно успокоилось. Внезапно я различил в темноте какой-то огонек и, остановившись как вкопанный, впился в него взглядом. Если это был ходовой огонь какого-то корабля (а это казалось весьма вероятным), следовательно, загадочная сфера, внутри которой царили какие-то свои законы, перестала существовать. И, перегнувшись через борт, я с еще большим рвением стал вглядываться в ночь.

Почти сразу я понял, что это действительно зеленый судовой огонь,[88]Зеленый отличительный судовой огонь вывешивается на правом, а красный — на левом борту судна. который горел у нас на левой скуле. Неизвестное судно шло нам наперерез. Хуже того, оно находилось от нас в опасной близости — об этом говорили величина и яркость зеленого огня. Неизвестный корабль шел в крутой бейдевинд, а мы — полным ветром, поэтому по правилам судоходства уступить дорогу должны были именно мы.

Обернувшись, я поднес руки ко рту и крикнул второму помощнику:

— Огни на левой скуле, сэр!

— Где именно? — почти тотчас донесся его ответ.

«Да он что, ослеп?» — сказал я себе.

— Примерно два румба, сэр! — прокричал я и снова посмотрел вперед на случай, если неизвестное судно изменило курс.

Представьте себе мое изумление, когда никакого огня я не увидел! Я даже побежал на самый нос и перегнулся через фальшборт, но сколько ни вглядывался в ночной мрак, все было тщетно: со всех сторон нас окружала непроглядная темень, в которой не было видно ни единого проблеска света.

Я стоял, напрягая зрение, пока мне не пришло в голову, что повторяется утренняя история. Вероятно, неосязаемое нечто, окружившее наш корабль, в силу каких-то причин на мгновение стало тоньше, позволив мне увидеть огни впереди, теперь же незримые стены снова сомкнулись. Но вне зависимости от того, видел ли я пересекающее наш курс судно или нет, я знал, что оно там и что оно близко. Каждую минуту мы могли наскочить на него. Мне оставалось надеяться только на то, что капитан встречного судна, увидев, что мы не собираемся уступать дорогу, прикажет положить руль на ветер, чтобы пройти у нас за кормой. Невозможно описать, с какой тревогой и с каким напряжением я ждал, чем все закончится.

Внезапно позади меня загрохотали по палубе шаги, и на полубак поднялся юнга, дежуривший у рынды.

— Второй помощник говорит, что не видит никаких огней, Джессоп, — сказал он, подходя ко мне. — Ты можешь показать их мне?

— Нет, — ответил я. — Я и сам больше их не вижу, хотя всего минуту назад отчетливо различал зеленый ходовой огонь в двух румбах на левой скуле. Мне показалось — он довольно близко, но…

— Может быть у них фонарь погас? — предположил юнга, всматриваясь, как и я, в кромешную темноту впереди.

— Может быть, — согласился я.

Я не стал говорить, что огонь был так близко, что даже в кромешном мраке мы бы уже видели очертания самого судна.

— Ты уверен, что это был именно ходовой огонь, а не звезда? — с сомнением спросил юнга еще минуту спустя.

— О, как я сразу не подумал! — с горечью вскричал я, театральным жестом прикладывая ладонь ко лбу. Конечно же, это была луна! Теперь я знаю это точно!..

— Не кипятись, — сказал юнга примирительным тоном. — Каждый может ошибиться. Вот только что мне сказать второму?

— Скажи, что огни исчезли.

— А если он спросит — куда?

— Мне-то почем знать! — не выдержал я. — Не задавай дурацких вопросов. Исчезли — и все!

— Ладно, не хочешь — не говори. — Юнга пожал плечами и отправился докладывать вахтенному начальнику.

Примерно пять минут спустя я снова увидел огонь. Теперь он горел у нас слева на крамболе, то есть — на четыре румба впереди траверса; как я и предполагал, чужой корабль начал поворот, чтобы избежать столкновения. Не теряя ни секунды, я крикнул второму помощнику, что снова вижу зеленый огонь в четырех румбах слева по ходу. Господи, подумалось мне, если мы разойдемся, то едва-едва! Казалось, их зеленый сигнальный фонарь горит меньше чем в сотне ярдов от нашего борта. Нам еще повезло, что ветра почти не было и шли мы самым тихим ходом.

«Ну теперь-то второй помощник увидит все своими глазами, — подумал я. — А болван-юнга поймет, что это за звезда!»

Но не успел я додумать свою мысль до конца, как огонь померк и пропал. В ту же секунду до меня донесся голос второго помощника:

— Где огни, Джессоп?

— Снова исчезли, — отозвался я упавшим голосом.

Минуту спустя я услышал, что второй сам идет ко мне. Вот он достиг правого трапа, ведущего на полубак, и остановился.

— Ты где, Джессоп?

— Здесь, сэр, — ответил я, подходя к верхней площадке трапа.

Второй помощник медленно поднялся на полубак.

— Что тут у тебя за огни? Можешь показать точно, где ты видел их в последний раз?

Я так и сделал, и второй помощник, перегнувшись через леер, стал смотреть в ночь, но ничего не увидел.

— Огни исчезли, сэр, — напомнил я. — Погасли или еще что-то… Но я видел их дважды — сначала в двух румбах на левой скуле, а потом — почти слева по борту, однако и в первый, и во второй раз они почти сразу пропали.

— Ничего не понимаю, Джессоп, — задумчиво проговорил помощник. — Ты уверен, что это были именно судовые огни?

— Я не мог ошибиться, сэр, это был правый бортовой огонь. Я видел его достаточно близко.

— Все равно не понимаю, — повторил он. — Вот что, Джессоп, сбегай на ют, скажи юнге, что я велел тебе принести мой ночной бинокль. Только будь с ним поосторожнее.

— Есть, сэр, — ответил я и побежал на корму.

Меньше чем через минуту я вернулся с биноклем; помощник поднес его к глазам и некоторое время всматривался в темноту с подветренной стороны. Внезапно он опустил бинокль и, повернувшись ко мне, спросил:

— Куда же подевалось судно? Если даже оно успело сменить курс, все равно должно быть где-то близко. Мы бы видели его рангоут, паруса, свет в каютах, лампу компаса или хоть что-нибудь!

— Это странно, сэр, — подтвердил я.

— Чертовски странно! Так странно, что я все-таки думаю — ты обознался.

— Никак нет, сэр. Уверен, что это был судовой фонарь.

— Где же тогда судно?

— Не знаю, сэр. Именно это и встревожило меня больше всего.

Второй помощник ничего не ответил. Еще дважды он обошел площадку полубака, останавливаясь у бортовых лееров и глядя в темноту в свой бинокль. У левого борта он задержался почти на целую минуту, потом все так же молча шагнул к левому трапу и, спустившись на палубу, вернулся на ют.

«Похоже, он не на шутку озадачен, — подумал я. — Или, быть может, думает, что у меня начались галлюцинации». Впрочем, почти сразу мне пришло в голову, что одно вовсе не исключает другого.

Немного погодя, я спросил себя, имеет ли второй помощник хоть малейшее представление о том, сколь удивительным и странным может оказаться действительное положение дел. То мне казалось — он кое о чем догадывается, то я был почти уверен, что он ничего не знает. Порой мне хотелось поделиться с ним моими умозаключениями; так, думал я, будет лучше, да и помощник, похоже, был склонен меня выслушать, однако твердой уверенности у меня не было. Я боялся, что, пустившись в откровенный разговор, просто выставлю себя в его глазах дураком или, того хуже — сумасшедшим.

Я как раз стоял у носового ограждения полубака, когда зеленый огонь появился в третий раз. Он был очень большим и ярким, и я видел, что он движется. Это, в свою очередь, указывало на то, что чужое судно находится очень близко.

«Ну теперь, — подумал я, — второй помощник наверняка увидит его!» Я был настолько уверен в этом, что не спешил подавать сигнал. Мне хотелось, чтобы вахтенный начальник убедился: я не ошибался и не грезил, когда дважды сигнализировал о появлении огней. Кроме того, я боялся, что свет снова исчезнет, едва только открою рот. Почти полминуты я ждал, что зеленый фонарь погаснет, но он продолжал гореть, и я не сомневался, что второй помощник вот-вот его заметит. Каждую секунду я ждал, что он окликнет меня, но помощник молчал.

Больше я не мог выдержать и подбежал к лееру в конце полубака.

— Ходовой огонь слева позади траверса, сэр! — крикнул я изо всех сил.

Увы, я ждал слишком долго. Не успел я закончить фразу, как зеленый огонь погас. От досады я даже топнул ногой по палубе и выругался. Снова я остался в дураках. Правда, у меня еще оставалась слабая надежда, что вахтенные на корме успели заметить огонь, прежде чем он исчез, однако моим упованиям не суждено было сбыться.

— К дьяволу тебя вместе с твоими огнями! — крикнул второй помощник и засвистел в свисток. Тотчас один из вахтенных выскочил из кубрика и побежал на корму, чтобы узнать, какой приказ отдаст начальник.

— Кто из вас сменяет Джессопа? — услышал я вопрос второго.

— Джаскетт, сэр?

— Пусть сменит его немедленно. Ясно?

— Так точно, сэр. — И матрос бросился обратно.

Через минуту на полубак поднялся заспанный Джаскетт.

— Что стряслось? — спросил он, протирая глаза.

— Да все этот идиот второй помощник, — сказал я с раздражением. — Я трижды докладывал ему, что вижу ходовой огонь, но этот слепой осел его проворонил. Он думает, что они мне почудились, вот и велел разбудить тебя.

— А где же огонь? — поинтересовался Джаскетт, оглядываясь по сторонам. — Я что-то ничего не вижу.

— Исчез, — объяснил я.

— Как исчез? — удивился Джаскетт.

— Откуда мне знать? Исчез — и все! — огрызнулся я.

Джаскетт повернулся и на протяжении нескольких секунд пристально разглядывал меня в темноте.

— Знаешь, приятель, — промолвил он наконец, — я бы на твоем месте пошел вниз и как следует выспался. Что до твоих огней, то со мной однажды тоже такое было, так знаешь, что я тебе скажу: когда тебе начинают мерещиться разные разности, нет ничего лучше, чем завалиться на койку и поспать.

— Ничего мне не мерещится!.. — упрямо возразил я.

— Хорошо, хорошо… — сказал Джаскетт сочувственным тоном. — Ты, главное, поспи, и утром будешь в полном порядке. А насчет огней не беспокойся — уж я-то их не пропущу.

— Черт! — выругался я и начал спускаться с полубака, гадая, уж не решил ли Джаскетт, будто я спятил.

— Выспаться как следует?!. — бормотал я. — Ха!.. Хотел бы я посмотреть на того, кто сумел бы заснуть после всего, что я видел и испытал за один лишь сегодняшний день!

Я чувствовал себя бесконечно угнетенным: никто не понимал, что происходит, никто не хотел меня даже выслушать! У меня были определенные догадки, но это крошечное знание странным образом делало меня еще более одиноким. Разве что с Тэмми поговорить, подумалось мне вдруг. Уж юнга-то постарается меня понять; по крайней мере, он меня выслушает, а для меня это будет большим облегчением.

И, поддавшись этому внезапному порыву, я повернулся и отправился в малый кубрик к юнгам. Но, поравнявшись с ютом, я поднял голову и увидел на фоне звездного неба черный силуэт второго помощника, который стоял там, по своему обыкновению облокотившись на ограждение.

— Эй, кто там бродит? — спросил он.

— Джессоп, сэр, — ответил я.

— Что тебе понадобилось на корме?

— Хотел поговорить с Тэмми, сэр.

— Ступай-ка лучше на бак и поспи, — сказал второй помощник с ноткой сочувствия в голосе. — Это полезнее, чем шататься по судну. В последнее время у тебя что-то слишком разыгралось воображение.

— Вовсе нет, сэр. Я в полном порядке, просто…

— Достаточно! — резко прервал он меня. — Отправляйся спать. Это приказ.

Я вполголоса выругался и медленно побрел на бак. Откровенно говоря, мне уже надоело, что со мной обращаются как с душевнобольным. «Господи! — сказал я себе. — Что же мне делать? Неужели ждать — ждать до тех пор, пока последнему идиоту станет понятно то, что известно мне? Этак недолго и в самом деле с ума сойти!»

Спустившись через левую дверь в кубрик, я подошел к своему рундуку и сел, чувствуя себя усталым и несчастным. Неподалеку от меня резались в карты Пламмер и Куойн; Стаббинс вытянулся на койке и следил за игрой. Все трое курили. Когда я сел, Стаббинс перегнулся через край койки и окинул меня задумчивым взглядом. Куойн и Пламмер, оторвавшись от игры, тоже уставились на меня.

— Что там у тебя произошло с вторым помощником? — спросил Стаббинс после небольшой паузы.

Я поднял голову и в свою очередь посмотрел на него. Казалось, я просто лопну, если не поделюсь с кем-нибудь своими тревогами, и все же мне пришлось сделать над собой усилие, прежде чем я сумел рассказать им о сегодняшнем дне. В подробные объяснения я пускаться не стал, зная по опыту, что это бессмысленно, а просто изложил факты, предоставив им самим сделать выводы.

— Три раза, говоришь? — уточнил Стаббинс, когда я закончил.

— Да, — подтвердил я.

— А кэп, значит, прогнал тебя от штурвала потому, что ты увидел парусник, который он не видел? — добавил Пламмер задумчиво.

— Да.

Мне показалось — я заметил, как Пламмер бросил на Куойна многозначительный взгляд, дескать, у Джессопа не все дома, но Стаббинс смотрел только на меня.

— Сдается мне, наш второй помощник решил, что у тебя лихорадка или что-то вроде этого, — сказал он после непродолжительного молчания.

— Второй помощник — осел! — с горечью возразил я. — Круглый идиот!

— Ну, это ты зря. Наш мистер Тьюлипсон не так уж плох, — ответил Стаббинс. — Просто ему показалось, что ты ведешь себя странно. Я и сам ничего не понимаю…

Он замолчал и некоторое время задумчиво курил.

— А в самом деле, почему эти огни видел только ты? Почему их не видел второй помощник? — спросил Куойн.

Тут мне снова показалось, будто Пламмер слегка подтолкнул приятеля локтем, призывая его к молчанию. Как и второй помощник, он, похоже, считал, что я свихнулся, и мне захотелось стукнуть его чем-нибудь тяжелым, но меня отвлек Стаббинс.

— Не понимаю, — повторил он с нажимом. — По-моему, второй помощник знает достаточно много, чтобы поверить — ты действительно что-то видел. И он должен был поверить, а не гнать тебя с палубы.

И, не отрывая взгляда от моего лица, Стаббинс медленно кивнул.

— Почему это он должен был мне поверить? — удивился я.

Ход мыслей Стаббинса ускользал от меня, и я впервые подумал о том, что ему, похоже, известно куда больше, чем я предполагал до сих пор.

— И что такого особенного знает второй помощник? — добавил я.

Стаббинс затянулся дымом, вынул трубку изо рта и еще сильнее перегнулся через край койки.

— Разве он ничего не сказал тебе после того, как ты спустился с наблюдательной площадки?

— Сказал, — подтвердил я. — Он увидел, что я иду на корму, и велел отправляться спать, потому что якобы в последнее время у меня слишком разыгралось воображение!

— А что ты ему ответил?

— Ничего. Вернулся в кубрик.

— А тебе не пришло в голову напомнить ему о том, как он послал нас на мачту ловить неизвестно кого? Может быть тогда воображение разыгралось у него?

— Я об этом даже не подумал, — признался я.

— Жаль, что не подумал.

Стаббинс немного помолчал, потом сел на койке и попросил передать ему спички. Когда я протянул ему свой коробок, Куойн, который вернулся было к игре, пробормотал:

— Это мог быть и «заяц». Никто ведь не доказал, что это было что-то другое.

Стаббинс пропустил его замечание мимо ушей. Закурив, он вернул мне спички и продолжил:

— Кроме того, он послал тебя спать, не так ли? Хотел бы я знать, зачем он солгал!

— Почему ты решил, что второй помощник солгал? — удивился я.

Стаббинс глубокомысленно кивнул.

— Я знаю, что ты видел этот огонь, и мне кажется — он тоже знает.

При этих словах Пламмер замер над картами, но ничего не сказал.

— Значит, ты не сомневаешься, что я на самом деле его видел? — удивленно спросил я.

— Только не я, — уверенно ответил Стаббинс. — В конце концов, ты не тот человек, который способен совершить одну и ту же ошибку три раза подряд.

— Я знаю, что видел этот огонь, — сказал я. — Но… — я немного поколебался и закончил: —…все это чертовски странно!

— Вот именно, — согласился Стаббинс. — В последнее время у нас на борту происходит что-то слишком много странного.

Он помолчал несколько секунд, потом добавил:

— Я бы сказал — сверхъестественного.

Он замолчал, чтобы затянуться дымом из трубки. В наступившей тишине я отчетливо услышал голос старого Джаскетта, окликавшего помощника на юте.

— Красный ходовой огонь на правой раковине!

— Вот, слыхали? — сказал я, кивнув головой в направлении кормы. — Именно там и должно быть сейчас судно, огни которого я заметил раньше. Оно не успевало проскочить перед нами, и капитан приказал положить руль на ветер, чтобы пропустить нас. Теперь они снова привели свою посудину к ветру, чтобы пройти у нас с кормы.

Поднявшись с рундучка, я пошел к двери; Стаббинс, Пламмер и Куойн двинулись следом. Когда мы вышли на палубу, я услышал, как второй помощник кричит, требуя, чтобы впередсмотрящий указал ему точное местоположение огней.

— Богом клянусь, чертов огонь снова исчез! — воскликнул я.

Мы все бросились к штирборту, но в темноте со стороны кормы не было видно ни единого проблеска света.

— Я, кажется, ничего не вижу, — пробормотал Куойн.

Пламмер промолчал.

Обернувшись через плечо, я посмотрел на баковую надстройку. В темноте я едва различал фигуру Джаскетта. Он стоял у правого леера и, приложив руку козырьком ко лбу, пристально всматривался в то место, где, как я полагал, он в последний раз увидел красный огонь.

— Куда он делся, Джаскетт? — громко спросил я.

— Странное дело, приятель, — отозвался старый матрос. — Никогда со мной ничего подобного не было. Только что я видел красный ходовой фонарь, а через секунду он пропал!

Я повернулся к Пламмеру.

— Ну, что ты теперь скажешь?

— Ничего не понимаю, — покачал он головой. — Честно говоря, сперва я подумал, что ты и впрямь ошибся, но, похоже, ты был прав.

Со стороны кормы послышался звук приближающихся шагов.

— Второй помощник идет сюда, чтобы содрать с тебя шкуру, Джаскетт! — воскликнул Стаббинс. — Придумай-ка объяснение получше, пока у тебя есть пара секунд!

Второй помощник прошагал мимо нас и взлетел по трапу на полубак.

— В чем дело, Джаскетт? — спросил он. — Где ты видел огонь? Ни я, ни юнга ничего не заметили.

— Этот чертов свет куда-то девался, сэр, — ответил Джаскетт.

— Как это — девался?! — рявкнул второй помощник. — Куда? Как?!

— Не могу знать. Я видел его так же ясно, как вас, и вдруг его не стало. Это произошло в одно мгновение, сэр!

— Вот что, хватит меня баснями-то кормить! Неужели ты думаешь, что я в это поверю? — спросил второй.

— Вот вам истинный крест, был огонь! — перекрестился Джаскетт. — Да и Джессоп тоже что-то видел!

Эти слова он добавил в последнюю минуту. Очевидно, старый плут больше не думал, что огни мне померещились с недосыпа.

— Дурак ты, Джаскетт, — отрезал второй помощник. — Ты, верно, наслушался сказок, которые тут рассказывал этот напуганный кретин Джессоп, вот тебе и мерещится черт знает что.

Немного помолчав, он продолжил чуть более спокойным тоном:

— Хотел бы я знать, что за идиотскую игру вы затеяли. Что за дьявол в вас всех вселился?! Ведь ты сам знаешь, что никаких огней не было! Джессопа я убрал, но тебе-то зачем понадобилось твердить то же самое?

— Мы ничего не… — начал было Джаскетт, но второй помощник перебил его.

— Заткнись и наблюдай, — сказал он и, повернувшись, быстро спустился по трапу на палубу.

Мимо нас он прошел, не сказав ни слова и даже не посмотрев в нашу сторону.

— Знаешь, Стаббинс, — сказал я, — что-то мне не верится, что второй помощник верит, будто мы видели огни.

— Трудно сказать, — ответил матрос. — По нему не поймешь.

Остаток вахты прошел без происшествий, и когда пробили восемь склянок, я отправился спать, ибо переживания сегодняшнего дня не на шутку утомили меня.

Когда нас вызвали на утреннюю[89]Утренняя вахта «Диана» продолжалась с 4 до 8 часов утра. вахту, я узнал, что один матрос из смены старшего помощника тоже видел ходовые огни (это произошло вскоре после того, как наша смена отправилась спать). Он даже успел доложить об этом, но огни тут же исчезли. Это происходило дважды, и старший помощник, вообразивший, будто матрос валяет дурака, пришел в такую ярость, что дело едва не закончилось рукоприкладством. В конце концов матроса досрочно отправили отдыхать, а на его место заступил другой вахтенный. Видел ли новый наблюдатель что-либо необычное, так и осталось неизвестным. Даже если он и заметил что-то странное, то предпочел об этом умолчать, так что продолжения эта история не получила.

А буквально на следующую ночь произошло нечто такое, что я на время забыл и об исчезающих огнях, и о странном тумане, и даже об окруживших нас таинственных стенах, когда предметы привычного мира сделались для нас невидимыми.

Человек, который звал на помощь

Как я уже говорил, это случилось на следующую ночь. Не знаю, как остальные, но именно после этого случая я с особенной остротой ощутил присутствие на борту некоей опасности, угрожавшей непосредственно моей жизни.

С восьми до полуночи мы находились в кубрике на подвахте.[90]Подвахтенными называются сменившиеся с вахты матросы. Когда в восемь часов мы спускались вниз, мне показалось, что погода начинает меняться: ветер ощутимо свежел, а поглядев в сторону кормы, я увидел встающую на горизонте плотную стену облаков, предвещавших еще более сильный ветер.

В четверть двенадцатого нас подняли на очередную вахту. Судя по доносившимся снаружи звукам, ветер действительно усилился, матросы старпомовой вахты с криками тянули канаты. Потом громко захлопала парусина, и я догадался, что наши товарищи спускают бом-брамсели. Взглянув на часы, которые всегда висели над моей койкой, я увидел, что до начала нашей вахты остается еще довольно много времени, и подумал, что, если нам повезет, убрать паруса успеют без нас и нам не придется карабкаться на мачты.

Быстро одевшись, я открыл дверь кубрика и выглянул наружу. Оказалось, что ветер, дувший в правую раковину, изменил направление и дует теперь прямо в корму. Судя по тому, как выглядело небо, в ближайшее время следовало ожидать, что ветер еще посвежеет.

Высоко надо мной хлопали на ветру едва различимые в темноте бом-брамсели на фоке и бизани. На гроте брамсель пока не убирали. По вантам фок-мачты поднимались матрос второго класса Джекобс из вахты старпома и еще кто-то. Оба старпомовских юнги были уже на реях бизани. Остальные вахтенные сновали по палубе и крепили концы.

Закрыв дверь, я вернулся к своей койке и снова посмотрел на часы. До восьми склянок оставалось еще несколько минут, и я достал непромокаемый костюм, поскольку снаружи собирался дождь. Пока я занимался этим, в кубрик заглянул Джок.

— Как там дела, Джок? — спросил Том, поспешно выбираясь из своей койки.

— Крепчает. Думаю, плащи вам понадобятся, — сказал Джок.

Когда пробили восемь склянок, мы собрались на корме для переклички, но произошла задержка: старший помощник отказывался передавать смену до тех пор, пока Том, который по своему обыкновению поднялся в последнюю минуту, не выбежал на палубу, на ходу заправляя рубашку в штаны. Когда он наконец встал в строй, старпом и второй помощник задали ему хорошую головомойку за опоздание, поэтому прошло несколько минут, прежде чем перекличка закончилась и мы отправились обратно на бак. Эта задержка, малозначительная сама по себе, имела, однако, ужасные последствия для одного из нас: как только мы поравнялись с фок-мачтой, где-то наверху раздался ужасный крик, заглушивший даже завывания ветра. В следующую секунду прямо на нас свалилось из темноты что-то большое, бесформенное и упало прямо на Джока. Раздался тупой удар. Бедняга Джок вскрикнул и, не издав больше ни звука, повалился на палубу, зато все мы завопили от страха и, не разбирая дороги, всей толпой бросились на бак. Вместе со всеми бежал и я, и сейчас мне ничуть не стыдно в этом признаться. Слепой, помрачающий разум ужас овладел мною, и, поддавшись ему, я не останавливался, пока не оказался в кубрике.

Когда мы все оказались в освещенном, безопасном помещении, наступила реакция. Несколько мгновений мы стояли молча и только переглядывались, не зная, что случилось. Кто-то что-то спросил, в ответ послышалось недоуменное бормотание нескольких голосов. Нам всем было немного стыдно за наше паническое бегство, поэтому, когда один из матросов, отцепив подвешенный с левого борта фонарь, предложил вернуться и посмотреть, что же там случилось, никто не возразил. Я снял с крюка фонарь правого борта, и мы двинулись к выходу.

Когда мы снова высыпали на палубу, я услышал голоса старпома и второго помощника. По всей вероятности, они спустились с юта, чтобы выяснить, что произошло, однако на палубе было слишком темно, и я не видел, где они стоят.

— Куда, черт побери, вы все провалились? — услышал я крик старшего помощника.

В следующее мгновение, они, должно быть, увидели свет наших фонарей, так как я услышал быстрый стук их башмаков, приближавшийся к нам. В следующее мгновение оба офицера появились на правом борту чуть позади фока. Один тут же налетел на распростертое на палубе нечто и упал (о том, что это был старший помощник, я догадался по взрыву отборных ругательств), но сразу поднялся и, даже не поглядев, обо что споткнулся, бросился к кофель-планке. Второй помощник вбежал в круг света, отбрасываемый нашими фонарями, и остановился как вкопанный, с подозрением оглядывая нас всех по очереди.

Сейчас меня нисколько не удивляет, что и он, и старший помощник повели себя именно так, но в тех обстоятельствах я никак не мог взять в толк, что на них нашло. Особенно поразил меня старпом. Он вдруг выскочил на нас из темноты, трубя как раненый бык и размахивая кофель-нагелем.[91]Кофель-нагели — стержни из твёрдого дерева или металла, которые вставляются в отверстия кофель-планки для крепления и укладки снастей бегучего такелажа. Я даже решил, что он помешался; при этом я совершенно не учел, что картину, которая открылась его глазам, старпом мог истолковать лишь одним-единственным образом. Только представьте: матросы обеих вахт вдруг выбегают из кубрика посреди ночи, орут и размахивают фонарями. Не следует забывать, что незадолго перед этим на реях кто-то кричал, потом на палубу свалилось что-то тяжелое, после чего тоже хватало беготни и громких воплей. Несомненно, старпом воспринял первый крик как сигнал к мятежу, а наши действия — как попытку захватить корабль.

Первые же его слова подтвердили правильность моей догадки.

— Проломлю голову каждому, кто сделает еще хоть шаг! — прорычал старпом, размахивая кофель-нагелем перед самым моим носом. — Я вам покажу — бунтовать! Что это вы затеяли, а?.. Ну-ка, марш на нос, шелудивые собаки!

Эти последние слова вызвали среди матросов недовольное ворчание, и старпом невольно попятился.

— Ну-ка, погодите, ребята! — крикнул я. — Помолчите немного!

— Мистер Тьюлипсон, — обратился я затем к второму помощнику, который до сих пор не произнес ни слова. — Не знаю, что за бес вселился в мистера старшего помощника, но если он и дальше намерен говорить с нами в таком тоне, дело может кончиться худо для него.

— Ты забываешься, Джессоп! Попридержи язык. Я не позволю тебе говорить так о старшем помощнике, — резко перебил второй. — Доложите, что произошло, а потом отправляйтесь в кубрик — все!

— Мы и собирались, только старпом не дал нам и слова сказать! — возразил я. — Боюсь, сэр, произошло ужасное несчастье. Что-то упало с мачты прямо на Джока и…

Я осекся, потому что откуда-то сверху вновь донесся громкий крик:

— Эй, на помощь! Помогите! Помогите! — отчаянно взывал кто-то. Потом крик перешел в нечленораздельный, пронзительный вопль.

— Боже мой, сэр! — воскликнул я. — Это на фор-бом-брамселе! Кто-то из наших кричит!

— Тихо! — приказал второй помощник. — Послушаем еще!

Мгновение спустя тот же крик раздался снова. На этот раз он звучал прерывисто, словно кричавший задыхался.

— На по… На помощь! Боже! Помогите! Спасите!

— Ну-ка, ребята, давай туда! — внезапно заговорил Стаббинс и первым прыгнул на ванты фок-мачты.

Я последовал за ним, зажав кольцо фонаря в зубах. Пламмер тоже шагнул к вантам, но второй помощник остановил его.

— Останься, — сказал он. — Я сам поднимусь. Троих будет достаточно.

И с этими словами он стал карабкаться по вантам следом за мной.

Мы спешили изо всех сил и вскоре добрались до фор-марса. Мой фонарь освещал только ближайшие снасти, и я не видел, что творилось выше, но Стаббинс, опережавший меня на несколько выбленок,[92]Отрезки тонкого троса, ввязанные поперек вант и выполняющие роль ступеней при подъеме по вантам на мачты и стеньги. вдруг остановился у салинга[93]Деревянная или стальная конструкция, служащая для соединения стеньги с ее продолжением — брам-стеньгой, а брам-стеньги — с бом-брам-стеньгой и для разноса в стороны брам- и бом-брам-вант. Салинг представляет собой раму из двух продольных брусьев — лонга-салингов и двух-трех перекрещивающихся с лонга-салингами брусьев — краспиц. и крикнул, задыхаясь от быстрого подъема:

— Вон они!.. Дерутся… Как черти!..

— Что-что? — крикнул снизу второй помощник, так же изрядно запыхавшийся.

Но Стаббинс, похоже, не услышал его, так как ничего не ответил. Мы перебрались через салинг и оказались на вантах брам-стеньги. Здесь ветер свирепствовал с особенной силой — выл и визжал, а над нашими головами трещал и хлопал полуприспущенный парус, но никаких других звуков я не слышал.

Не успел я подумать, что это может означать, как из темноты наверху раздался протяжный, дикий вопль, за которым последовала бессвязная мешанина из яростных проклятий и призывов о помощи.

Под бом-брам-реем Стаббинс остановился и посмотрел на меня.

— Скорее, Джессоп!.. Фонарь!.. — прокричал он, с трудом переводя дыхание. — Иначе здесь… совершится убийство!

Я взял фонарь в руку и протянул ему. Стаббинс наклонился, чтобы взять его у меня, затем поднял фонарь над головой и перебрался на несколько выбленок выше, поравнявшись таким образом с бом-брам-реем. Я же все еще находился немного ниже, поэтому мне были видны лишь отблески света, плясавшие по парусам и снастям, однако кое-что все-таки сумел разглядеть. В первую очередь я посмотрел в наветренную сторону, но на этом плече рея ничего не было. Тогда я посмотрел в подветренную сторону и сразу увидел в разорванном лучами света полумраке две неясные фигуры — по крайней мере, мне показалось, что их было именно две, — сцепившиеся в смертельной схватке.

Секунду спустя Стаббинс, вероятно, поднял фонарь еще выше, и я увидел всю картину более отчетливо. Одним из сражавшихся был матрос второго класса Джекобс; правой рукой он крепко держался за рей, а левой отбивался от кого-то, кто стоял на пертах сразу за ним, ближе к концу рея. Джекобс то пыхтел, то стонал, то разражался яростными проклятьями. Один раз противнику едва не удалось столкнуть его вниз, и Джекобс громко, почти по-женски взвизгнул. В целом мне показалось, что он совсем утратил мужество, и только отчаяние придает ему силы.

Не могу описать, как подействовало на меня это невероятное зрелище. Застыв на месте, я как зачарованный смотрел на дерущихся и ничего не предпринимал, словно не сознавая, что все это происходит в действительности.

За те несколько секунд, что я неподвижно висел на вантах, Стаббинс успел обогнуть мачту. Немного придя в себя, я двинулся за ним.

Второй помощник находился еще ниже меня и не видел ничего, что происходило на рее. Заметив, что я остановился, он окликнул меня и спросил, что случилось.

— Это Джекобс, сэр! — крикнул я в ответ. — Он, кажется, с кем-то схватился, только не вижу с кем.

Стаббинс тем временем ступил на перты подветренного плеча рея и поднял фонарь еще выше, напряженно всматриваясь в темноту. Я быстро догнал его, а вскоре к нам присоединился и второй помощник, однако, вместо того чтобы встать на перты, он вскарабкался на рей и выпрямился во весь рост, держась рукой за драйреп. Потом крикнул, чтобы ему дали фонарь. Стаббинс протянул фонарь мне, я передал его второму, а он поднял его, освещая подветренный конец рея. Мечущийся желтый свет выхватил из темноты спину Джекобса, но того, кто находился за ним, мы по-прежнему не могли разглядеть.

Пока мы передавали фонарь друг другу, произошла небольшая заминка, но потом мы со Стаббинсом снова двинулись по пертам вперед. Двигались мы медленно, однако и это потребовало от нас изрядного мужества, ибо ситуация складывалась весьма и весьма опасная.

Пожалуй, нелегко будет описать в точности, что происходило на мачте. Постарайтесь все же представить себе эту картину. Итак, второй помощник стоит на рее с фонарем и, раскачиваясь из стороны в сторону вместе с судном, которое то поднимается, то плавно опускается на волнах, изо всех сил вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, что творится впереди. Чуть ниже балансируем на пертах мы со Стаббинсом. Левее нас — Джекобс; он дерется как одержимый, сопит, ругается, молится, стонет. Сразу за ним — темнота и тени.

Внезапно второй помощник заговорил.

— Погодите-ка немного, ребята, — велел он нам и тут же обратился к Джекобсу.

— Эй! — крикнул он. — Джекобс! Ты меня слышишь?

Но Джекобс не ответил, только продолжал пыхтеть и браниться.

— Идите дальше, — сказал нам второй помощник. — Только осторожно. Крепче держитесь!

Он поднял фонарь, и мы поползли вдоль рея. Наконец Стаббинс добрался до Джекобса и успокаивающим жестом опустил ему руку на плечо.

— Мы здесь, Джекобс, — проговорил он. — Успокойся. Теперь все будет в порядке.

Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы парень затих как по волшебству, и Стаббинс, протянув руку за него, схватился за леер ближе к концу рея.

— Держи его со своей стороны, Джессоп, — крикнул он. — А я переберусь дальше.

Я так и поступил, и Стаббинс, не выпуская леера, обогнул Джекобса.

— Здесь никого нет! — крикнул он, но в его голосе не было ни намека на удивление.

— Как — никого? — откликнулся второй помощник. — А где же Свенсон?

Ответа Стаббинса я не расслышал, ибо мне вдруг показалось, будто у топенанта[94]Снасть бегучего такелажа, служащая для удержания в нужном положении ноков реев, гиков и проч. на конце рея я различаю какую-то темную тень. Я всмотрелся: тень шевельнулась, вскарабкалась на рей, выпрямилась, и я увидел во мраке человеческую фигуру. Пока я смотрел, фигура схватилась за топенант и принялась карабкаться по нему с обезьяньей ловкостью. Вскоре она оказалась над головой Стаббинса и потянулась к нему призрачной рукой…

— Стаббинс, берегись! — заорал я во все горло.

— Что там еще? — откликнулся он, немного напуганный моим внезапным окриком, и тут же его шапка слетела с головы и, кувыркаясь, унеслась во тьму.

— Проклятый ветер! — проворчал Стаббинс.

Неожиданно Джекобе, который как будто совсем успокоился и лишь изредка негромко стонал, снова принялся визжать и брыкаться.

— Держи его! — рявкнул Стаббинс. — Он же свалится с чертова рея!

Я сделал еще полшага вперед и, обхватив Джекобса левой рукой, крепко взялся за леер с другой стороны. Потом поднял голову, и мне показалось, что я вижу какую-то расплывчатую, темную тень, которая быстро поднималась по топенанту.

— Подержи его, пока я подтяну сезень! — крикнул второй помощник.

В следующую секунду раздался треск, и фонарь погас.

— Проклятье! Чертов парус! — выругался второй помощник.

Не без труда я развернулся, чтобы взглянуть на него. В темноте я едва различал фигуру второго помощника, сидевшего на рее верхом. Очевидно, он пытался спуститься на перты, но оступился и выпустил фонарь. Потом я бросил взгляд на такелаж подветренной стороны. При этом мне снова показалось, что среди паутины тросов и канатов я вижу какую-то движущуюся тень, но я не был уверен, что глаза меня не обманывают, а в следующую секунду она уже скрылась.

— Вы как, сэр? — спросил я.

— Все в порядке, — откликнулся второй помощник. — Вот только фонарь уронил. Парус надулся и выбил его у меня прямо из рук!

— Ничего страшного, сэр, — сказал я. — Обойдемся без фонаря. Джекобс, похоже, успокоился.

— Все равно будьте поосторожнее, когда пойдете назад, — предупредил второй помощник.

— Идем, Джекобс, — сказал я. — Идем. Пора спускаться.

— Да, идем, — добавил Стаббинс. — Теперь все в порядке. Спускайся, мы тебе поможем.

И мы осторожно повели парня вдоль рея.

Джекобс пошел с нами довольно охотно, однако ни одного осмысленного слова он так и не произнес. Как будто перед нами не взрослый мужчина, а напуганный ребенок. Пару раз он вздрогнул, но молчал.

В конце концов мы переправили парня на ванты подветренного борта и начали спускаться. Один из нас поддерживал Джекобса, другой страховал снизу. Таким манером мы не могли двигаться быстро, поэтому, когда достигли палубы, второй помощник, задержавшийся наверху, чтобы закрепить сезень, почти нагнал нас.

— Отведите Джекобса в кубрик и уложите на койку, — распорядился он, а сам отправился на корму, где у среза юта, у дверей пустующей пассажирской каюты, собралась толпа наших товарищей, кто-то все еще держал в руках фонарь.

В кубрике было темно и пусто.

— Они все на корме с Джоком и… Свенсоном. — Прежде чем произнести второе имя, Стаббинс сделал чуть заметную паузу.

— Да, — откликнулся я. — Вот, значит, что произошло… Хорошо хоть теперь кое-что прояснилось.

— Я с самого начала подозревал что-то подобное, — заметил Стаббинс.

Я не ответил. Перешагнув через комингс, зажег спичку и поднял повыше, чтобы Стаббинсу, который поддерживал Джекобса под локоть, было видно, куда идти. Вместе мы уложили парня на койку и накрыли одеялом, поскольку его вдруг начало трясти как в ознобе. Он так и не сказал ни слова, и мы, оставив его лежать, поспешили на корму. По пути Стаббинс заметил, что Джекобс, должно быть, помешался из-за всего, что с ним случилось.

— Уверен, что бедняга спятил, — сказал он. — Парень не понимает ни слова из того, что ему говорят.

— Может быть, к утру он немного оправится, — ответил я.

Когда мы уже приближались к юту, Стаббинс снова заговорил.

— Они положили их в пустую пассажирскую каюту.

— Да, — кивнул я. — Вот бедняги!..

Тут мы подошли к толпе, и матросы расступились, давая нам подойти ближе к двери. Кто-то негромко спросил, как там Джекобс, и я ответил, что все в порядке: мне не хотелось пускаться в подробности.

Потом я заглянул в каюту. Лампа под потолком горела, и мне было все хорошо видно. В каюте было две койки; сейчас на каждой из них лежало тело. Капитан тоже был здесь — стоял, прислонившись к переборке. Лицо у него было встревоженное, но он молчал, погрузившись в задумчивость. Второй помощник возился с флагами, которыми он накрыл обоих матросов. Старший помощник что-то ему говорил, но так тихо, что я не расслышал и половины. Старпом выглядел подавленным, но меня это несколько удивило.

— Сломана шея, — донесся до меня обрывок его фразы. — А голландец…

— Я видел, — коротко ответил второй помощник.

— Двое сразу… Всего, значит, трое…

Тьюлипсон не ответил.

— Разумеется… несчастный случай… — продолжал бубнить старпом.

— Вот как? — переспросил второй помощник каким-то странным тоном.

При этих словах старпом удивленно покосился на него, но второй как раз накрывал краем флага лицо бедняги Джока и ничего не заметил.

— Это… это… — начал старпом и запнулся. После непродолжительного колебания он добавил еще несколько слов, которые я не разобрал, но в его голосе мне послышался страх.

Второй помощник словно не слышал. Наклонившись, он заботливо расправил флаг на теле, лежавшем на нижней койке. В этом поступке было столько неподдельного участия, что я невольно проникся к второму теплыми чувствами.

«Вот достойный человек!» — подумал я, а вслух сказал:

— Разрешите доложить, сэр: мы уложили Джекобса в кубрике.

Старпом подпрыгнул от неожиданности и уставился на меня так, словно увидел духа. Второй помощник тоже провернулся ко мне и хотел что-то спросить, но капитан его опередил.

— Что с ним? — спросил он, делая шаг вперед.

— Мне показалось, парень вроде как не в себе, — ответил я. — Но, быть может, когда он поспит, ему станет лучше.

— Что ж, будем надеяться, — промолвил капитан и, выйдя на палубу, стал медленно подниматься на ют по правому трапу.

Второй помощник шагнул к лампе и остановился там, а старпом, бросив на него беспокойный взгляд, поспешил за капитаном. Я проводил его взглядом, и тут меня осенило. Старпом, похоже, начал кое-что понимать. В самом деле, два несчастных случая один за другим… Он просто не мог не догадаться, что между ними существует некая связь. Только что слышанные мною обрывки его разговора со вторым помощником как будто подтверждали это. Не следовало сбрасывать со счетов и многочисленные мелкие происшествия, случавшиеся на корабле в разное время; тогда старпом над ними только посмеивался, но теперь… Уж не начал ли он наконец постигать их смысл — их зловещий, ужасный смысл?..

«Ага, мистер Все-Нипочем!.. — злорадно подумал я. — Теперь-то и вам придется несладко, коль вы начали что-то понимать!»

Потом мысли мои обратились к ожидавшему нас будущему.

— Помоги нам Бог!.. — вырвалось у меня.

Второй помощник в последний раз оглядел каюту, прикрутил фитиль лампы и вышел, закрыв за собой дверь.

— А теперь, ребята, — сказал он, обращаясь к матросам старпомовой смены, — ступайте отдыхать. Все равно мы больше ничего для них сделать не можем.

— Есть, сэр! — ответил нестройный хор голосов. Когда мы двинулись на бак, второй помощник внезапно спросил, сменил ли кто-нибудь впередсмотрящего.

— Нет, сэр, — ответил Куойн.

— Сейчас твоя очередь?

— Да.

— Тогда смени его поскорее, — посоветовал второй.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Куойн и поспешил на нос вместе с нами.

Мы уже отошли от юта, когда я поинтересовался у Пламмера, кто стоит на руле.

— Том, — ответил он. — Том стоит…

Почти одновременно с этими словами на палубу упали первые капли дождя, и я машинально посмотрел на небо. Оно было сплошь затянуто тучами.

— Похоже, будет шторм, — заметил я.

— Угу, — согласился Пламмер. — Придется спускать паруса.

— Как бы не объявили аврал. Тогда на палубу вызовут всех.

— Угу, — снова сказал Пламмер и зевнул. — А коли так, на кой отправлять старпомову смену спать?!

Матрос с фонарем первым спустился в кубрик, мы — следом.

— А где фонарь с нашей стены? — спросил Пламмер.

— Разбился, — коротко ответил Стаббинс.

— Как это — разбился? — удивился Пламмер.

Стаббинс замялся, и я ответил вместо него:

— Второй помощник уронил фонарь, когда мы были наверху, — объяснил я. — Кажется, его задело парусом.

А матросы старпомовой вахты, похоже, не собирались спать, во всяком случае — немедленно. Рассевшись по койкам и рундучкам, они принялись набивать трубки. Внезапно из носовой части кубрика, где и раньше было темновато, а теперь, когда у нас остался только один фонарь, стало совсем темно, донесся слабый стон.

— Кто это?! — испуганно спросил один из матросов, сидевший почти у самого входа.

— Тише! — шикнул на него Стаббинс. — Это он!

— Кто? — не понял Пламмер. — Джекобс?

— Да, — кивнул я. — Вот бедняга!

— А что там случилось-то? — спросил другой матрос, показывая наверх движением головы.

Прежде чем я успел ответить, Стаббинс вскочил.

— Второй помощник зовет, — громко сказал он. — Пошли, ребята.

И он первым выбежал на палубу.

Пламмер, Джаскетт и я бросились следом. Погода испортилась окончательно, ветер усилился, и пошел сильный дождь. Пока мы пробирались к юту по мокрой палубе, до нас донеслась команда второго помощника:

— Все на гитовы и гордени! Спустить грот-бом-брамсель!

Секунду спустя до меня донеслись хлопки парусины, которую трепал неистовый ветер.

Несколько минут спустя парус был убран.

— Двое на грот, крепить парус![95]Крепить паруса — скатывать, увязывать их на реях, на бушприте или около мачт.

По привычке я бросился к вантам подветренной стороны, но остановился в замешательстве. Больше никто не двинулся с места.

Через секунду рядом с нами появился второй помощник.

— Давай, ребята, шевелись! — сказал он. — Паруса нужно убрать как следует.

— Я пойду, — сказал я, — если пойдет кто-нибудь еще.

Но никто из моих товарищей не пошевелился и не сказал ни слова. Не знаю, что было бы дальше, но тут с юта скатился Тэмми.

— Я готов! — выкрикнул он дрожащим от волнения голоском.

— Нет, — внезапно сказал второй помощник и сам полез на ванты грота.

— Не отставай, Джессоп! — крикнул он.

Я ухватился за выбленки и стал карабкаться следом за вторым помощником. Когда ребята отказались лезть на мачту, я ожидал, что он обрушится на них с бранью, но этого, к моему удивлению, не произошло. Тогда мне не пришло в голову, что второй помощник сделал выводы из недавней двойной трагедии: потому-то он и отнесся к случаю столь вопиющего неповиновения на редкость снисходительно. Лишь некоторое время спустя до меня начало кое-что доходить.

Еще большее удивление у меня вызвало то, что Стаббинс, Пламмер и Джаскетт тоже полезли на ванты, едва мы поднялись над палубой на несколько футов.

Примерно на половине пути к верхушке мачты второй помощник остановился и, посмотрел вниз.

— Кто это лезет за тобой, Джессоп? — спросил он.

Ему откликнулся Стаббинс.

— Это мы, сэр. Стаббинс, Пламмер и Джаскетт.

— Кто, черт побери, велел вам подниматься на мачту? Ну-ка, марш вниз! Вы мне не нужны.

— Мы просто хотим составить вам компанию, сэр, — был ответ.

Я был уверен, что второй помощник вот-вот взорвется, но снова ошибся — ошибся во второй раз за последние пару минут. Вместо того чтобы обругать Стаббинса, второй помощник молча повернулся и полез дальше, а мы последовали за ним.

Добравшись до грот-бом-брамселя, мы быстро справились с парусом, поскольку для этой работы нас было более чем достаточно. Когда же стали спускаться, я невольно обратил внимание, что второй помощник оставался на рее до тех пор, пока мы все не перебрались на ванты. По всей вероятности, он решил первым встретить любую опасность, какая могла подстерегать нас наверху, и я постарался держаться как можно ближе к нему, чтобы в случае необходимости успеть прийти на помощь. К счастью, на сей раз обошлось без происшествий, и мы благополучно достигли палубы.

Я сказал «обошлось без происшествий», но это не совсем так: уже на обратном пути, когда второй помощник перебирался через салинг, он вдруг коротко вскрикнул, и я тотчас остановился.

— Что случилось, сэр?

— Н-нет, ничего! — откликнулся он. — Абсолютно ничего. Колено ушиб, вот и все.

Теперь-то я уверен, что он лгал, ибо той же ночью я еще не раз слышал подобные крики, и — Бог свидетель! — у кричавших была для этого причина.

Схватка в темноте

Как только мы спустились на палубу, второй помощник тотчас скомандовал:

— Встать на гитовы бизани! — И, первым бросившись на корму, схватился за бык-гордени.

Торопясь к гитову подветренного борта, я краем глаза заметил, что на палубу поднялся сам капитан.

— Свистать всех наверх! Убрать паруса! — приказал он второму помощнику.

— Слушаюсь, сэр! — отозвался тот и, возвысив голос, крикнул: — Живо на бак, Джессоп, зови остальных. Нужно убавить паруса. Ну, марш!..

— Есть, сэр! — И я бросился исполнять приказание, а второй помощник окликнул Тэмми и велел вызвать старпома.

Добравшись до кубрика, я просунул голову в дверь и увидел, что несколько человек из предыдущей вахты собираются ложиться.

— Все наверх! Убавить паруса! — крикнул я, входя внутрь.

— Ну вот, так и знал! — проворчал один из матросов.

— Неужели начальство думает, что после всего, что случилось сегодня, мы полезем на мачты? — сварливо осведомился другой.

— Наша смена только что поднималась на грот, — сказал я. — И второй помощник тоже был с нами.

— Что-о?! — недоверчиво протянул первый. — Сам Тьюлипсон?

— Да, — подтвердил я. — И он, и вся вахта, кроме юнг.

— И что случилось?

— Ничего. — Я как можно небрежнее пожал плечами. — Абсолютно ничего. Поднялись — спустились, только и всего.

— И все равно, — проворчал второй матрос, — мне что-то не хочется лезть наверх после того, что случилось с Джоком и Свенсоном.

— Дело не в том, хочется тебе или нет, — терпеливо сказал я. — Нужно спускать паруса, иначе дело может кончиться плохо. Один из юнг сказал мне, что барометр падает.

— Идем, ребята, — подал голос третий матрос, старый морской волк, вставая с рундучка. — Приказ есть приказ. Как там снаружи, Джессоп?

— Льет как из ведра, — сказал я. — Так что не забудьте плащи.

Прежде чем вернуться на палубу, я ненадолго замешкался, ибо мне почудилось, что из темноты в дальнем конце кубрика донесся чуть слышный стон. «Бедняга Джекобс!» — подумал я.

Потом меня отвлек матрос, который говорил последним.

— Все в порядке, Джессоп, — сказал он довольно едким тоном. — Можешь нас не ждать — через минуту мы будем на месте.

— Я вовсе не собирался вас ждать. Я о вас вообще не думал, — возразил я и прошел в ту часть кубрика, где лежал Джекобс.

Незадолго до странного происшествия на мачте он соорудил над своей койкой что-то вроде полога для защиты от сырости, выкроив его из старой мешковины. Сейчас полог был задернут, и мне пришлось откинуть его в сторону, чтобы увидеть Джекобса. Парень лежал на спине и дышал очень неравномерно и неглубоко. Его лица я не мог разглядеть толком, но в полутьме мне показалось, что он очень бледен.

— Джекобс! Как ты себя чувствуешь? — негромко позвал я, но парень не пошевелился, словно вовсе меня не слышал, и я, постояв над ним еще немного, снова задернул занавеску.

— Ну, как у него дела? — спросил кто-то, когда я двинулся к выходу.

— Скверно, — ответил я. — Чертовски скверно. Наверное, надо сказать стюарду, чтобы посмотрел парня. Когда смогу, попрошу второго помощника…

Выйдя на палубу, я поспешил на корму, чтобы помочь товарищам убрать парус. Довольно быстро мы убрали крюйс на бизани и поспешили к фок-мачте, чтобы заняться фор-бом-брамселем. Еще через минуту на палубе появилась вторая вахта и, по команде старпома, захлопотала у грота. К тому моменту, когда грот-брамсель был подтянут к реям, мы уже закончили свою часть работы, так что теперь все три брамселя были убраны. Оставалось только принайтовить их к реям.

— Все наверх, крепить паруса! — раздалась команда.

— На ванты, ребята, — сказал нам второй помощник. — И давайте без недоразумений.

Матросы из старпомовой вахты сгрудились у грот-мачты; в темноте мне было трудно разглядеть их лица, но, похоже, никто из них не спешил выполнять приказ. Вскоре я услышал брань старшего помощника, в ответ раздался недовольный ропот, и старпом затих.

— Побыстрей, ребята. Шевелись! — поторопил второй помощник.

Стаббинс первым прыгнул на ванты.

— А ну, пошли! — крикнул он. — Закрепим чертов парус и вернемся, пока те не начали!

За Стаббинсом полез Пламмер, потом — Джаскетт, я и Куойн, который спустился с марса, чтобы помочь нам.

— Вот это другое дело! Молодцы! — похвалил второй помощник и направился к гроту.

Я видел, как он и старпом разговаривают с матросами, пытаясь убедить их подчиниться приказу, и к тому моменту, когда мы добрались до марсовой площадки, вторая вахта тоже полезла наверх.

Впоследствии я узнал, что, как только матросы из старпомовой смены начали подниматься на грот, второй помощник с четырьмя юнгами отправился крепить брамсель на бизани.

Оказавшись высоко над палубой, мы начали двигаться осторожнее, тщательно рассчитывая каждое движение, ибо каждый из нас заботился теперь не только о судне, но и о себе. Таким манером мы добрались до салинга, точнее — добрался Стаббинс, который лез первым. Внезапно он громко вскрикнул (крик этот был до странности похож на тот, который издал некоторое время назад второй помощник) и, обернувшись, обрушился на Пламмера с бранью.

— Поосторожней, старый ты копченый кашалот! Из-за тебя я чуть не сорвался! — заорал он. — Ты что думаешь, мы сюда шутки шутить забрались? Хочешь шутить — шути над кем-нибудь другим, не то как дам в зубы!..

— Я тут ни при чем! — возмутился Пламмер. — Я тебя даже не трогал. На кого ты ругаешься?

— На тебя, на кого же еще! Ты…

Окончание фразы заглушил визгливый вопль Пламмера.

— Эй, Пламмер, что с тобой? — окликнул я его. — Ради всего святого, прекратите драться, иначе мы все отсюда свалимся!

Но ответом мне была лишь громкая, испуганная ругань. Потом Пламмер начал кричать изо всех сил; когда же он ненадолго останавливался, чтобы набрать в легкие воздуха, я слышал яростные проклятья Стаббинса.

— Они сейчас свалятся! — воскликнул я в отчаянии. — Ей-богу свалятся!

И я схватил Джаскетта за ботинок.

— Что там происходит? Что они делают?! — крикнул я. — Ты видишь?

Говоря это, я потряс его за ногу, но старый осел — во всяком случае, таковым я счел его в этот момент — сам заорал испуганным голосом:

— О Господи! Помогите! Помогите!

— Заткнись, болван! — рявкнул я. — Заткнись и дай мне пролезть, если ничего не хочешь делать!

Но Джаскетт только кричал все громче и громче, словно с ним случилась истерика. Я как раз раздумывал, что еще можно предпринять в моем положении, когда до моего слуха донесся нестройный хор многих голосов. Кричали где-то на гроте; я различал проклятья, яростные выкрики, даже визг. Один голос перекрыл всех; он призывал матросов спускаться.

— Вниз! Все вниз! Скорее! Черт… — Все дальнейшее — целый залп хриплых ругательств.

Нужно было что-то делать, и я попытался обогнуть Джаскетта, но он буквально прилип к вантам — распластался на них, если можно так выразиться, и сдвинуть его в сторону не было никакой возможности. В темноте над ним продолжали кричать и браниться Пламмер и Стаббинс, а ванты тряслись так, что можно было подумать: эти двое дерутся не на жизнь, а на смерть.

На миг мне показалось, что Стаббинс кричит что-то осмысленное, но, в чем дело, я разобрать не мог.

Сознание собственной беспомощности привело меня в ярость, и я снова принялся трясти и дергать Джаскетта за ногу, пытаясь заставить его хоть немного сдвинуться в сторону.

— Черт тебя возьми, Джаскетт! — кричал я. — Будь ты проклят, старый трусливый дурак! Пропусти меня, слышишь?! Пропусти немедленно!

Но Джаскетт, как видно, совершенно обалдел от страха: вместо того чтобы подвинуться, он начал спускаться. В отчаянии я схватил его правой рукой за штаны в районе «кормы», а левой вцепился в трос где-то на уровне бедра и рванулся вверх, на несколько мгновений буквально оседлав старого матроса. Правой рукой я вцепился в ванты над его плечом и, получив, таким образом, точку опоры, перенес выше левую руку. Одновременно я нащупал ногой очередную выбленку и поднялся выше, миновав, таким образом, Джаскетта. Тут я ненадолго остановился и бросил взгляд наверх.

— Стаббинс! — позвал я. — Пламмер!..

В ту же секунду башмак Пламмера опустился мне прямо на лицо. Боль была такая, что я едва не свалился, удержавшись лишь чудом. Мертвой хваткой вцепившись левой рукой в трос, я кулаком правой несколько раз ударил Пламмера по ноге, громко проклиная его неловкость. Пламмер отдернул ногу, и в тот же миг до меня с невероятной отчетливостью донеслось то, что кричал Стаббинс:

— Ради Бога, пусть скорее спускаются!

Едва я услышал эти слова, как что-то схватило меня за пояс. К счастью, я продолжал крепко держаться за ванты, ибо в то же самое мгновение ощутил столь неожиданный и сильный рывок, что мог запросто сорваться. От испуга у меня едва не остановилось сердце; кажется, я даже не закричал. Повинуясь не разуму, а, скорее, инстинкту, я яростно лягнул ногой темноту. До сих пор не знаю, попал ли я во что-то или нет, так как от страха почти ничего не соображал, и мне трудно сказать с уверенностью, достиг ли мой удар цели. Мне, впрочем, показалось, что нога моя угодила во что-то мягкое и податливое. Возможно, я только вообразил, будто попал во что-то или в кого-то, однако сам я склонен считать иначе, поскольку сразу после этого почувствовал себя свободным. Разумеется, я не стал мешкать и выяснять, в чем дело, а со всей возможной скоростью устремился вниз.

О том, что было дальше, у меня сохранились довольно смутные воспоминания. Не знаю, Джаскетт ли пропустил меня вниз или я каким-то образом перебрался через него… На палубу я спустился, ничего не соображая от страха и волнения, и сразу очутился в толпе вопящих, обезумевших от ужаса матросов.

Поиски Стаббинса

Какое-то время спустя я начал сознавать, что капитан и старший помощник тоже находятся на палубе и пытаются хоть немного успокоить поддавшийся панике экипаж. В конце концов им это удалось, и они велели нам отправляться на корму. Когда мы собрались у люка, ведущего в кают-компанию, капитан собственноручно налил каждому по чарке рома, после чего старший помощник произвел перекличку.

В первую очередь он проверил матросов своей смены, потом перешел к нашей. Должно быть, старший помощник был слишком взволнован или возбужден, так как первым вызвал Джока.

На несколько мгновений на палубе воцарилась гробовая тишина, и я отчетливо услышал, как воет ветер в снастях и хлопают на ветру незакрепленные брамсели.

Ради Бога, пусть скорее спускаются!

Второй помощник поспешил на помощь начальнику и выкликнул следующее имя:

— Джаскетт!

— Здесь, сэр!

— Джессоп?

— Я!

— Куойн!

— Здесь.

— Стаббинс!

Ответа на было.

— Стаббинс! — снова крикнул второй помощник.

И снова никто не ответил.

— Стаббинс!! Где он, черт побери?! — Голос второго помощника зазвучал резко, встревоженно.

Последовала непродолжительная пауза, потом заговорил один из матросов:

— Его нет, сэр.

— Кто видел его последним? — спросил второй помощник, оглядывая наш строй.

Пламмер выступил вперед, попав в полосу света, лившуюся из люка кают-компании. На нем не было ни куртки, ни шапки, а рубаха, как мне показалось, была разорвана во многих местах и висела клочьями.

— Наверное, я, сэр, — сказал он.

Капитан, стоявший рядом с вторым помощником, шагнул к Пламмеру и впился взглядом в его лицо. Второй помощник снова заговорил.

— Где это было?

— Наверху. Он поднимался чуть впереди меня. Мы как раз добрались до фока-салинга, когда… когда… — Пламмер неожиданно замолчал.

— Так-так, — кивнул второй помощник и повернулся к капитану. — Кому-то придется подняться на фок и посмотреть… — Он заколебался.

— Но… — начал капитан и тоже осекся.

— Я готов, сэр, — негромко сказал второй помощник и повернулся к матросам.

— Тэмми, — приказал он, — принеси из ламповой пару фонарей.

— Есть, сэр! — отозвался юнга и убежал.

— Ну вот, — добавил второй помощник, обращаясь к остальным. — Мне нужны двое храбрецов, которые готовы подняться со мной наверх — искать Стаббинса.

Никто не отозвался. Я был почти готов выступить вперед, но мне помешало воспоминание о яростном объятии, которое чуть не сбросило меня с мачты; оно лишило меня остатков мужества, и я промолчал. Ни за что на свете я не хотел бы пережить подобное снова.

— Ну, ребята, не дрейфь! — сказал второй помощник. — Не можем же мы оставить нашего товарища в беде. Возьмем фонари, так что наверху будет светло как днем. Итак, кто пойдет?

Я шагнул вперед. Мой страх не прошел, но стыд оказался сильнее. Я просто не мог не вызваться.

— Я пойду с вами, сэр, — сказал я негромко, чтобы никто не заметил, как дрожит мой голос и стучат зубы.

— Вот это уже больше похоже на дело, Джессоп, — одобрительно кивнул второй помощник. Голос у него был такой, что на душе у меня потеплело.

Тут подоспел Тэмми с фонарями. Второй помощник взял один, а другой велел отдать мне. Подняв свой фонарь над головой, он вгляделся в лица команды.

— Эй, смоленые души, вы же не допустите, чтобы мы с Джессопом поднялись наверх вдвоем, правда? Мне нужен еще один человек, лучше — двое. Неужели вы трусите, морские волки?!

Куойн внезапно вышел из строя.

— Вы тут называете нас трусами, сэр, — сказал он. — Может, оно и так, только взгляните сперва на него… — Куойн указал на Пламмера, который все еще стоял у всех на виду в полосе падавшего из люка света. — И объясните нам, кто сделал все это с его одеждой… сэр.

Второй помощник машинально перевел взгляд на Пламмера. Вид у него был действительно еще тот: как я уже упоминал, его рубаха была разорвана и висела полосами, которые развевались на ветру. Второй помощник, однако, ничего не сказал; казалось, при виде Пламмера он лишился последних аргументов и не знал, что возразить.

Затянувшееся молчание нарушил сам Пламмер.

— Я тоже пойду с вами, сэр. Только нам понадобится больше чем два фонаря. Света нужно много. От двух фонарей никакого прока не будет.

Я был удивлен, ведь Пламмер вызвался идти после того, что ему пришлось пережить. Все-таки у парня было мужество. Меня, однако, ожидал еще больший сюрприз. Капитан, который за все время произнес не больше десяти слов, обернулся к второму помощнику и положил руку ему на плечо.

— Я тоже пойду с вами, мистер Тьюлипсон, — сказал он.

Второй помощник несколько мгновений пораженно смотрел на Старика.

— Но, сэр, мне кажется… — пробормотал он.

— То, что вам кажется, меня не интересует, — перебил капитан. — Это решено, Тьюлипсон.

И он обратился к старпому, который пристально следил за этим странным разговором, но никак в нем не участвовал:

— Мистер Грейндж, возьмите двух юнг, спуститесь в кладовую и принесите ящик фальшфейеров[96]Тонкая бумажная гильза, наполненная пиротехническим составом, который при горении дает яркое пламя голубого, белого или красного цвета. и несколько осветительных патронов.

Старпом пробормотал что-то и отправился вниз с двумя юнгами из своей вахты, а капитан повернулся к матросам.

— Не трусь, ребята! — громко сказал он. — Сейчас мы со вторым помощником поднимемся наверх, и я хочу, чтобы пять-шесть человек светили нам фальшфейерами. Пламмер и Джессоп вызвались сами. Нужно еще четверо. Ну, кто хочет — шаг вперед!

На этот раз матросы почти не колебались. Первым вышел из строя Куойн. Мгновение спустя его примеру последовали трое матросов из смены старпома и старина Джаскетт.

— Прекрасно, шестерых хватит, — сказал капитан и повернулся ко второму помощнику. — Где же мистер Грейндж? — спросил он раздраженно. — Что он там копается?

— Я здесь, сэр!.. — донесся голос старшего помощника, а через секунду он и сам показался из люка. В руках он держал коробку с фальшфейерами; позади него двое юнг несли ящик сигнальных патронов.

Капитан нетерпеливым жестом выхватил у старпома коробку и открыл крышку.

— Кто-нибудь из вас шестерых, подойдите сюда, — сказал кэп.

Один матрос из старпомовой вахты первым бросился к нему. Капитан достал из коробки несколько фальшфейеров.

— Смотри, — сказал он, — пока мы будем подниматься, ты должен сидеть на фор-марсе и следить за тем, чтобы одна из этих штук постоянно горела. Понял?

— Так точно, сэр.

— Знаешь, как их поджигать? — спросил капитан.

— Да, сэр.

Капитан вручил матросу фальшфейеры и бросил взгляд на второго помощника.

— Где этот ваш парнишка, мистер Тьюлипсон… Тэмми, кажется?..

— Здесь, сэр! — звонко отозвался из темноты Тэмми, прежде чем второй помощник успел раскрыть рот.

Капитан достал из коробки новый фальшфейер.

— Слушай меня внимательно, сынок, — сказал он, протягивая фальшфейер юнге. — Возьми эту штуку и встань на полубаке. Когда мы полезем наверх, будешь светить нам до тех пор, пока первый матрос не поднимется на фор-марс. Ясно?

— Да, сэр, — кивнул Тэмми и взял фальшфейер.

— Постой… — Капитан вынул из коробки второй патрон. — Первый фальшфейер может выгореть еще до того, как твой товарищ будет готов, так что на тебе еще один. На всякий случай, как говорится. А теперь — марш!

Тэмми взял второй фальшфейер и умчался на нос.

— Осветительные патроны готовы, мистер Грейндж? — спросил капитан у старпома.

— Заправлены и готовы, — отрапортовал тот.

Капитан сунул один фальшфейер в карман своей тужурки и решительно выпрямился.

— Очень хорошо. Выдайте каждому по фонарю и коробке спичек. Да не забудьте захватить жестянки с парафином.

И он продолжил подробно инструктировать нас:

— Когда мы с мистером Тьюлипсоном будем готовы, двое матросов из вахты мистера Грейнджа должны подняться на оттяжки гика-топенанта и зажечь осветительные патроны. На верхнем марса-pee Куойн и Джаскетт расходятся в разные стороны и зажигают на ноках еще по одному патрону. Смотрите, будьте осторожнее, держите патроны подальше от парусов. Пламмер и Джессоп пойдут с нами — со мной и вторым помощником — еще выше. Есть вопросы?

— Никак нет, сэр! — дружно откликнулись мы.

Тут капитану, похоже, пришла какая-то новая идея, и он скрылся в кают-компании. Через минуту он вернулся и протянул второму помощнику какой-то предмет, тускло блеснувший в свете фонарей. Я успел заметить, что это был револьвер. Еще один револьвер капитан сунул себе в карман.

Прежде чем взять оружие, второй помощник немного помедлил. На его лице ясно читалось сомнение.

— Я думаю, сэр… — начал он, но капитан его перебил.

— Думать не ваше дело, мистер Тьюлипсон, — резко сказал он. — Лучше спрячьте его в карман, да смотрите, чтобы не выпал.

И он повернулся к старшему помощнику.

— Пока мы будем наверху, вы отвечаете за порядок на палубе, мистер Грейндж.

— Слушаюсь, сэр, — ответил старпом и велел одному из юнг отнести коробку с фальшфейерами в кают-компанию, а капитан повел нас на нос.

Свет фонарей, которые мы несли с собой, освещал оборванные канаты и перепутанные снасти брамселей, и я подумал, что матросы, ударившись в панику, попросту побросали их незакрепленными; пока же они в слепом ужасе метались по палубе, ветер доделал остальное. Разгром и беспорядок, которые я увидел, словно пробудили мое сознание, и я с новой силой ощутил всю странность и необъяснимость происходящего. Отчаяние шевельнулось в моей душе, и я спросил себя, чем же завершится эта череда странных и страшных событий, к чему она всех нас приведет?

От этих невеселых размышлений меня отвлек крик капитана, раздавшийся довольно далеко впереди. Он приказывал Тэмми подняться на баковую надстройку и зажечь фальшфейер. Не успели мы поравняться с вантами фок-мачты, когда палубу залил дрожащий мертвенно-голубоватый свет, в котором всё — снасти, паруса, рангоут — казалось каким-то незнакомым, одномерным, плоским.

Теперь я видел, что второй помощник уже поднялся по вантам правого борта. Стоя на выбленке и держа в руке фонарь, он кричал Тэмми, чтобы тот был поаккуратнее и следил за тем, чтобы искры с фальшфейера не попадали на стаксель,[97]Косой треугольный парус, поднимаемый впереди мачты к носу судна. уложенный на крыше надстройки. Откуда-то с левого борта донесся голос капитана, который приказывал нам пошевеливаться.

— Поживей, ребята! — кричал он. — Поживее!..

Парень, получивший приказ занять позицию на фор-марселе, поднимался сразу за вторым помощником. Пламмер был на пару выбленок ниже.

— Где Джессоп с другим фонарем? — снова услышал я голос капитана. — Куда он провалился?!

— Я здесь, сэр! — отозвался я.

— Марш на мою сторону! — приказал он. — Два фонаря на одном борту не нужны!

Обогнув камбуз, я увидел капитана. Старик ловко карабкался по вантам наверх, следом поднимались Куойн и матрос из вахты старпома. Повторяю: именно такая картина предстала передо мной в тот момент. Я не стал медлить — подпрыгнув, схватился за ворст и встал ногами на планшир. Как раз в это мгновение фальшфейер Тэмми погас, и наступила темнота, показавшаяся после яркого света особенно плотной и непроницаемой.

Я замер на месте — одна нога на планшире, колено другой — на ворсте. Мой фонарь едва цедил тусклый желтый свет, который точно в стену упирался в чернильную мглу, казавшуюся почти осязаемой. Я не мог разобрать ничего, если не считать второго фонаря, жалким желтым пятнышком раскачивавшегося на вантах правого борта футах в сорока-пятидесяти надо мной и на несколько вымбовок ниже путенс-вантов марсовой площадки. Все остальное тонуло в непроглядной тьме. В этой-то темноте и раздался вдруг жуткий, прерывистый вой, напомнивший мне надгробное рыдание. Что это было, я не знаю, но — можете мне поверить — звучало это по-настоящему ужасно.

— Свет! Давай скорее свет, парень! — донесся с вант запыхавшийся голос капитана. Казалось, он не успел еще договорить, а на баковой надстройке уже вспыхнул ослепительно-голубым светом новый фальшфейер.

Я бросил взгляд наверх. Капитан находился на том же самом месте, где я видел его, перед тем как погас свет. Куойн и второй матрос тоже никуда не исчезли, и едва Тэмми зажег второй фальшфейер, все трое снова начали карабкаться вверх. Посмотрев на ванты правого борта, я увидел Джаскетта и матроса из старпомовой вахты, которые находились уже на полпути к марсу. В трепещущем голубовато-белом свете их лица казались сверхъестественно бледными. Еще выше, у самых путенс-вант, я разглядел и второго помощника. Подняв фонарь над головой, он вскарабкался на марс и сразу исчез из вида. За ним поднялся на марсовую площадку матрос с фальшфейерами. Капитан, карабкавшийся по вантам левого борта и находившийся непосредственно надо мной, уже перелезал через путенсы, и я понял, что должен спешить, если не хочу получить нагоняй.

Когда я был недалеко от марсовой площадки, над моей головой вспыхнул яркий голубой свет. Почти одновременно с этим фальшфейер в руках Тэмми погас.

Остановившись, чтобы немного перевести дух, я поглядел вниз. По палубе метались пятна света и причудливые тени, отбрасываемые качавшимся на ветру такелажем. Все же я рассмотрел нескольких матросов, стоявших у левой двери камбуза; все они смотрели на нас, но их запрокинутые лица казались мне просто расплывчатыми, бледными пятнами, едва различимыми в темноте.

Потом я полез дальше и, миновав путенс-ванты, встал на марсе рядом с капитаном. Он что-то кричал матросу, который должен был занять место на оттяжке гика-топенанта. Как я понял, парень, поднимавшийся с левого борта, что-то не понял или перепутал, однако в конце концов — почти минуту спустя после того, как его напарник оказался на месте, — все же зажег свой осветительный патрон. Пока он возился, матрос на марсе поджег второй фальшфейер, осветив такелаж выше марсовой площадки. Света было достаточно, и мы приготовились лезть на стень-ванты, однако прежде капитан перегнулся через ограждение марса и крикнул старпому, чтобы тот послал на баковую надстройку человека с сигнальным патроном. Лишь после того как старпом отозвался, капитан полез дальше, а мы последовали за ним.

К счастью, к этому времени дождь почти прекратился, а ветер не только не усилился, но даже, кажется, несколько ослабел. Несмотря на это, он продолжал раздувать пламя осветительных патронов, так что за каждым из них тянулся хвост огня длиной примерно в фут.

Когда мы поднялись примерно до половины стень-вант, второй помощник спросил у капитана, не пора ли Пламмеру зажигать свой патрон, но Старик ответил, что это лучше сделать, когда мы доберемся до салинга, поскольку там опасность поджечь что-либо будет не так велика.

Неподалеку от салинга капитан приказал мне передать ему через Куойна фонарь. Когда мы поднялись еще на несколько выбленок, Старик и второй помощник вдруг остановились и, подняв фонари как можно выше, стали вглядываться в темноту между снастями.

— Где же этот Стаббинс? — пробормотал капитан. — Вы ничего не видите, мистер Тьюлипсон?

— Абсолютно ничего, — ответил второй помощник и, возвысив голос, громко позвал: — Стаббинс, ты здесь?! Эй! Отзовись!

Но, как мы ни прислушивались, до нас не доносилось ничего, кроме стенаний ветра и резких хлопков незакрепленного брамселя.

Потом второй помощник перебрался через салинг и сделал знак Пламмеру следовать за собой. Там, отойдя от мачты почти к фор-брам-стень-штагу, матрос поджег фальшфейер, освещая пространство вокруг. В его ярком свете мы увидели, что Стаббинса нигде нет.

— Пусть парни с осветительными патронами разойдутся к нокам рея! — распорядился капитан. — Поживее! Да смотрите не подожгите паруса!

Куойн и Джаскетт разошлись по пертам один на левый, а другой — на правый нок. В свете пламмеровского фальшфейера я хорошо различал обоих; и Куойн, и Джаскетт двигались осторожно, почти боязливо, что, учитывая обстоятельства, было ничуть не удивительно. Когда они добрались до ноков, я почти потерял их из вида, так как они находились теперь на самой границе освещенной области. Через несколько секунд ярко вспыхнул сигнальный патрон Куойна; ветер тотчас принялся раздувать пламя, и матрос принял патрон на вытянутую руку, чтобы не поджечь снасти. Мы ждали, но патрон Джаскетта все не загорался. Прошла почти минута, потом из полутьмы на правом ноке донеслось громкое проклятье, и почти сразу же раздался странный, вибрирующий звук.

— В чем дело, Джаскетт? — крикнул второй помощник. — Что там у тебя?!

— П-перт, сэ-э-эр!.. — Последнее слово прозвучало приглушенно, словно Джаскетт вдруг задохнулся.

Второй помощник быстро наклонился, одновременно поднимая фонарь выше, а я выглянул из-за мачты.

— Что там, мистер Тьюлипсон? — услышал я голос капитана.

Второй помощник не успел ответить. Джаскетт на конце рея принялся звать на помощь, и я увидел, что перт под правым плечом марса-рея дрожит и трясется — яростно трясется, если можно так выразиться. В тот же момент второй помощник переложил фонарь в левую руку и, сунув правую в карман, рывком выхватил револьвер и прицелился во что-то находившееся, как мне показалось, чуть ниже рея. Короткая желтая вспышка на мгновение разогнала пляшущие тени, а от выстрела зазвенело в ушах, но я успел заметить, что перт перестал трястись и подпрыгивать.

— Патрон, Джаскетт! Зажигай осветительный патрон! — крикнул второй помощник. — Быстрее!

На ноке рея вспыхнул крошечный огонек спички, и тут же из патрона вырвался длинный язык пламени.

— Так-то лучше, Джаскетт. Теперь опасности нет! — добавил второй.

— Что это было, мистер Тьюлипсон? — услышал я голос капитана.

Подняв голову, я увидел, что Старик успел перебраться туда, где стоял помощник. Тот что-то объяснял капитану, но говорил так тихо, что я ничего не слышал. Потом я посмотрел на Джаскетта. Когда вспыхнул осветительный патрон, я поразился тому, сколь неудобна и неестественна была его поза. Согнутое правое колено Джаскетта было перекинуто через рей, левая нога свесилась вниз и нелепо болталась рядом с пертом, локтями же он уперся в рей, чтобы можно было зажечь патрон. Вскоре, впрочем, он поставил на перт обе ноги, а на рей навалился животом. Осветительный патрон Джаскетт держал чуть ниже верхней кромки паруса, поэтому я сразу заметил под пертом небольшое отверстие, из которого бил луч света. Несомненно, эту дыру в парусине оставила

пуля, которую выпустил из своего револьвера второй помощник.

— Эй, поосторожней с огнем! — крикнул Джаскетту капитан. — Ты сожжешь парус и нас вместе с ним!

Оглянувшись, я увидел, что Старик снова вернулся на левые ванты. Пламмер по-прежнему находился по правую руку от меня, но его патрон начинал понемногу гаснуть. Дым попадал прямо ему в лицо, но он не обращал на это никакого внимания, напряженно глядя куда-то вверх.

— Добавь скорей парафина, Пламмер! — крикнул я ему. — Иначе огонь сейчас погаснет!

Мельком взглянув на патрон, Пламмер добавил в него парафина из жестянки и, подняв над собой на вытянутой руке, снова стал смотреть в темноту.

— Ты что-нибудь видел? — спросил капитан, заметив его напряженную позу.

Пламмер вздрогнул и оглянулся.

— Фор-бом-брамсель, сэр… Он болтается…

— Что-о?! — изумленно воскликнул капитан. Он стоял на брам-вантах на несколько выбленок выше Пламмера и теперь откинулся всем телом в сторону, чтобы лучше видеть парус.

— Черт побери!.. — вырвалось у него. — Мистер Тьюлипсон! Вам известно, что фор-бом-брамсель не закреплен?

— Нет, сэр, — хладнокровно откликнулся второй помощник. — Но если это действительно так, значит, это очередные дьявольские штучки!

— Он не закреплен и болтается на ветру, — еще раз подтвердил капитан и одновременно со вторым помощником поднялся на несколько выбленок выше, так что теперь оба находились на одном уровне. Я перелез через салинг и вскоре догнал капитана, чьи башмаки оказались на уровне моей головы.

Внезапно капитан крикнул:

— Вот он где!.. Стаббинс! Стаббинс!!

— Где, сэр? — тотчас спросил второй помощник. — Я не вижу!

— Вон там! — ответил капитан, показывая рукой направление.

Откинувшись на прямых руках назад, я поглядел вдоль капитанской спины вверх — в ту сторону, куда указывал его палец. Сначала я не видел ничего, потом во мраке проступила какая-то скорченная фигура, наполовину скрытая пузом раздутого ветром бом-брамселя. Скоро я понял, что она там не одна. Рядом с первой фигурой угадывалась еще одна, а чуть дальше, ближе к концу рея, темнела какая-то бесформенная масса, почти совсем скрытая болтающимся краем паруса.

— Стаббинс! — снова прокричал капитан. — Спускайся! Ты меня слышишь?!

Но никто не спустился, и никакого ответа он так и не получил.

— Кажется, их там двое… — начал было я, но капитан не услышал меня.

Вместо этого он закричал еще громче:

— Ты что, оглох, Стаббинс?! Спускайся вниз, живо!

И снова никакого ответа.

— Пусть меня повесят, если я кого-нибудь вижу! — подал голос второй помощник со своей стороны мачты.

— Ах ты не видишь! — прорычал Старик, не на шутку разозлившись. — Погоди, сейчас я сделаю так, что вы все его увидите!

И он наклонился, протягивая мне фонарь.

— На-ка, подержи, Джессоп!

Я взял фонарь, а капитан вынул из кармана тужурки фальшфейер. Краем глаза я заметил, что второй помощник высунулся из-за мачты и с тревогой за ним наблюдает. Очевидно, в неверном, колеблющемся свете сигнальных патронов он неверно истолковал действия капитана, ибо закричал испуганным голосом:

— Не стреляйте! Ради бога, сэр, не стреляйте!

— К чертям стрельбу! Смотрите! — воскликнул Старик.

И он снял с фальшфейера колпачок.

— Там двое, сэр! — снова крикнул я ему.

— Что?! — Капитан чиркнул по колпачку концом фальшфейера, и тот ярко вспыхнул. В тот же миг капитан поднял его над головой, освещая фор-бом-брамсель.

Вокруг сразу стало светло, и я увидел, как две тени бесшумно соскользнули на брам-рей. Одновременно с ними скорченное Нечто, сидевшее чуть дальше, выпрямилось во весь рост, бросилось к мачте и скрылось за ней.

— Господи! — ахнул капитан, шаря в кармане в поисках револьвера.

Две тени, спрыгнувшие на брам-рей, стремительно побежали по нему в разные стороны, одна налево, другая — направо. Где-то за мачтой дважды выстрелил револьвер помощника. Капитан тоже выстрелил два раза, потом еще раз, но возымели ли эти выстрелы какое-то действие, я сказать не могу. Единственное, что заметил, — темное Нечто, когда капитан стрелял в третий раз, скользнуло по правому бом-брам-бакштагу вниз — как раз туда, где находился Пламмер. Сам Пламмер твари видеть не мог, ибо во все глаза смотрел на брам-рей.

— Берегись, Пламмер! — почти взвизгнул я. — Над тобой!..

— Что? Где?! — крикнул он в ответ и, схватившись за штаг, яростно замахал своим патроном из стороны в сторону, словно отбиваясь от кого-то, но в мечущихся тенях разглядеть что-либо было невозможно.

Чуть ниже, на верхнем марса-pee дружно завопили Джаскетт и Куойн; в ту же секунду их осветительные патроны погасли, а мгновение спустя потух и патрон Пламмера. Теперь снасти освещали только два фонаря и фальшфейер в руках капитана, который догорел и погас еще через несколько секунд. В наступившей полутьме капитан и помощник что-то кричали матросам на рее, те отзывались нетвердыми голосами. Фонарь у меня в руках все еще горел, и в его свете я увидел Пламмера, который с ошарашенным видом продолжал цепляться за штаг.

— Пламмер, ты цел? — окликнул я товарища.

— Да, — ответил он после небольшой паузы и выругался.

— Уходите с ноков! — приказал капитан стоящим на марса-pee матросам. — Сходитесь к мачте! К мачте!

Снизу, с палубы, тоже доносились какие-то выкрики, но я не мог разобрать слов. Капитан над моей головой с беспокойством оглядывался, держа наготове револьвер.

— Подними фонарь выше, Джессоп, — сказал он мне. — Я ни черта не вижу!

Матросы под нами перелезли с рея на ванты. Увидев это, капитан скомандовал громовым голосом:

— Спускайтесь вниз! Живо!

— Спускайся, Пламмер! — крикнул и второй помощник. — Уходи оттуда, слышишь?! Спускайся за остальными!

— Вниз, Джессоп, вниз! — поспешно скомандовал мне капитан. — Спускаемся!

Я не заставил себя упрашивать и быстро перебрался через салинг, капитан — за мной. Второй помощник на вантах противоположного борта не отставал. Свой фонарь он передал Пламмеру, и я видел, что в его руке тоже блестит револьвер.

Вскоре мы достигли марса. Матрос, который должен был сидеть здесь с фальшфейерами, куда-то исчез. Впоследствии мне сказали, что, когда все фальшфейеры вышли, он преспокойно спустился на палубу, но тогда мы этого не знали и предположили самое худшее. Пропал и матрос с правого гика-топенанта; он тоже соскользнул вниз по одному из штагов незадолго перед тем, как мы добрались до марсовой площадки. Потом он клялся, что на него вдруг бросилась огромная черная тень, похожая на тень человека, и я сразу вспомнил тварь, которая собиралась напасть на Пламмера. Что касалось матроса на левом гика-топенанте — того самого, который долго возился со своим осветительным патроном, — то он был на прежнем месте, но его патрон горел еле-еле.

— Эй, ты! — крикнул ему капитан. — Вниз! Скорее!

— Есть, сэр! — отозвался матрос и начал спускаться.

Дождавшись, пока парень перелезет на ванты грота, капитан велел и мне покинуть марсовую площадку. Он уже собирался последовать за мной, когда с палубы донесся дружный вопль множества голосов, а затем — отчаянный одинокий крик.

— С дороги, Джессоп! — рявкнул капитан и мигом очутился на вантах рядом со мной. Второй помощник крикнул что-то с вант правого борта, но мне некогда было прислушиваться; чтобы не задерживать капитана, я заскользил вниз со всей возможной скоростью, сосредоточившись лишь на том, чтобы не сорваться. Только когда до палубы оставалось совсем немного, я заметил человека, стремительно выбежавшего из двери баковой надстройки, но, кто это был, я так и не рассмотрел.

Минуту спустя все мы были уже на главной палубе — недалеко от группы матросов, которые, как мне показалось, собрались вокруг чего-то лежавшего на палубе. Как ни странно, смотрели они не вниз, а в сторону кормы, словно стараясь разглядеть что-то в темноте.

— Оно на леере! — раздалось несколько голосов.

— Нет, — взволнованно возразил кто-то. — Я видел! Оно сигануло за борт!

— Да ничего там не было! — сердито крикнул другой матрос.

— А ну, тихо! — властно крикнул капитан. — Что случилось? Где старший помощник?

— Здесь, сэр! — нетвердым голосом отозвался старпом откуда-то из центра группы. — Это Джекобс, сэр. Он… Он…

— Он — что?!.. — крикнул капитан. — Да перестаньте мямлить, мистер Грейндж, возьмите себя в руки!

— Я д-думаю, он м-мертв, с-сэр, — все еще запинаясь доложил старпом.

— Дайте мне взглянуть, — сказал капитан чуть тише. — Кто-нибудь, принесите свет!

Матросы расступились, и капитан опустился на колени рядом с вытянувшимся на палубе телом.

— Где твой фонарь Джессоп? — не поднимая головы, окликнул он меня.

Я подошел ближе и поднял фонарь. Джекобс лежал лицом вниз. Капитан перевернул его на спину и вгляделся в неподвижное лицо.

— Да, — заключил он после небольшой паузы, — он мертв.

Поднявшись, Старик несколько секунд молча рассматривал тело, потом повернулся ко второму помощнику, который спустился на палубу почти одновременно с нами.

— Третий, — сказал он мрачно.

Второй помощник слегка откашлялся и кивнул. Мне показалось, он собирался что-то сказать, но только посмотрел на Джекобса и отвернулся.

— Третий, — повторил капитан. — И всего за одну вахту!

Наклонившись, он бросил на Джекобса еще один взгляд.

— Бедняга, — пробормотал он негромко.

Второй помощник снова откашлялся.

— Куда мы его положим? — спросил он неожиданно сиплым голосом. — В пассажирской каюте обе койки заняты.

— Придется положить прямо на пол, — ответил капитан. — Распорядитесь, мистер Тьюлипсон.

Когда по команде второго помощника матросы подняли тело и понесли на корму, Старик издал еле слышный стон. Думаю, он просто не сознавал, что я стою рядом.

— Боже мой! — услышал я. — Боже мой!..

И капитан медленно двинулся к юту.

Думаю, основания для отчаяния у него были. Только за сегодняшний день погибли сразу трое, и пропал без вести Стаббинс. Его мы больше никогда не видели.

Совет

Я еще долго стоял у вант с фонарем, не зная, что делать. Потом я увидел, что на нос возвращается второй помощник.

— Это ты, Пламмер? — спросил он.

— Нет, сэр. Это я, Джессоп.

— А где Пламмер?

— Не знаю, сэр. Наверное, ушел в кубрик. Позвать его?

— Нет, не нужно, — задумчиво проговорил помощник. — Повесь-ка свой фонарь на ворст, потом возьми у Пламмера второй и укрепи по правому борту. И сходи в ламповую, помоги юнгам.

— Слушаюсь, сэр, — ответил я и отправился исполнять приказание.

Забрав у Пламмера фонарь и укрепив его на вантах правого борта, я поспешил на корму. Там я увидел Тэмми и второго юнгу из нашей вахты, которые возились в кладовой, зажигая фонари.

— Зачем вы это делаете? — спросил я.

— Старик приказал развесить на вантах все фонари, какие имеются в наличии, чтобы осветить палубу, — объяснил Тэмми.

С этими словами он протянул мне два зажженных фонаря, а сам взял еще два.

— Идем, — сказал он и первым вышел из кладовки на палубу. — Эти повесим на гроте. А еще мне нужно с тобой поговорить.

— А на бизань? — спросил я.

— А-а, — отозвался Тэмми, — этим он займется. — (Говоря «он», Тэмми разумел второго юнгу.) — И вообще, скоро все равно рассветет.

Мы повесили фонари на ванты — по два на каждую сторону, потом Тэмми повернулся ко мне.

— Слушай, Джессоп, — решительно начал он, — ты обязательно должен рассказать капитану и второму помощнику все, что тебе известно.

— Что именно?

— Ты говорил, с нашим кораблем что-то неладно, поэтому на нем и происходят всякие… странные вещи, — волнуясь заговорил Тэмми. — Если бы ты только рассказал все второму помощнику, когда я тебя об этом просил, сегодняшнего могло и не произойти.

— Но ведь я ничего не знал наверняка, — возразил я. — Я и сейчас не знаю. Вдруг я ошибаюсь? Да, у меня есть теория, но это не значит, что я прав. А доказательств…

— Доказательств?! — перебил Тэмми. — Какие же еще нужны доказательства? Разве того, что случилось сегодня, мало?

Я немного подумал.

— Может быть, и нет, — сказал я наконец. — Но я имел в виду другое: я не могу предъявить ничего, что сочтут доказательствами капитан и второй помощник. Да они меня просто не станут слушать!

— Станут, и очень внимательно, — ответил Тэмми. — После того, что произошло, они готовы будут выслушать любого, кто предложит хоть какое-то объяснение. Я уже не говорю о том, что рассказать все — твой долг!

— Ладно, допустим я пойду к капитану, — уныло сказал я. — Но что он сможет сделать? Ведь если дело так и дальше пойдет, то самое большее через неделю мы все будем мертвы.

— Расскажи ему все, — повторил Тэмми. — Это то, что ты обязан сделать. Если бы тебе удалось убедить начальников в своей правоте, они бы сами направили судно в первый же попавшийся порт и высадили нас на берег.

Я с сомнением покачал головой.

— Все равно им придется что-то предпринять, — с нажимом сказал Тэмми. — С оставшимися людьми мы все равно не сможем обогнуть мыс Горн. Если задует как следует, нам не управиться с парусами.

— Ты не понимаешь, Тэмми, — сказал я. — Даже если бы мне удалось убедить Старика, что я ничего не выдумал и что моя догадка верна, он все равно ничего не сможет сделать. Ты забыл, что мы вряд ли увидим берег, даже если каким-то чудом до него доберемся. Мы — слепые, и…

— Что, ради всего святого, ты хочешь сказать? — испуганно перебил юнга. — Почему ты говоришь, что мы — слепые? Разве я не вижу тебя, а ты — меня? Разумеется, мы сможем увидеть землю и…

— Погоди, — остановил я его. — Как я уже сказал, ты просто не понимаешь, в каком безвыходном положении мы находимся на самом деле. Разве я тебе не говорил?

— Не говорил о чем?

— О корабле, который я заметил, — сказал я. — Об огромном паруснике, который я видел, когда Старик прогнал меня от штурвала?

— Я помню тот случай, — медленно проговорил Тэмми. — Кажется, это было позавчера, в первую утреннюю вахту, так?

— Да, — кивнул я. — А известно ли тебе, что произошло?

— Нет, — покачал головой юнга. — Ребята говорили, будто ты кемарил за штурвалом, а Старик тебя поймал.

— Все это просто сплетни, — ответил я. — На самом деле было так…

И я рассказал юнге о том, как увидел нагонявший нас парусник и как он сначала исчез, а потом появился снова. Рассказал ему и о том, как все это объясняю.

— Теперь ты понимаешь, в чем проблема? — спросил я.

— Кажется да. Этот странный пузырь, который окружает нас со всех сторон, не дает нам видеть другие суда, верно? — проговорил Тэмми, которого мои слова явно потрясли.

— Верно, — сказал я. — А самое неприятное состоит в том, что если мы не можем видеть другие суда, когда они находятся достаточно близко, то точно так же не увидим и берег, даже если подойдем к нему вплотную. Иными словами, мы все, считай, полностью ослепли… ну, почти полностью. Мы затеряны в океане, и глаза у нас завязаны, как при игре в жмурки. Капитан не сможет привести нас в порт, даже если захочет. Скорее уж, он направит «Мортзестус» прямо на скалы, даже не увидев их.

— Что же нам теперь делать? — с отчаянием спросил юнга. — Ты действительно думаешь, что мы бессильны что-либо изменить? Нет, не верю! Что-то можно сделать! Ина… иначе это просто ужасно.

Несколько минут мы молча прохаживались по палубе от фонаря до фонаря, потом Тэмми снова заговорил.

— Если дело обстоит так, как ты говоришь, мы можем столкнуться с другим кораблем и даже не увидеть, кто на нас налетел.

— Не исключено, — согласился я. — Хотя мне кажется, что нас-то как раз видно. Не знаю, отчего это происходит, но другие суда видят нас и могут в случае необходимости легко отвернуть в сторону.

— Но ты говорил, мы можем налететь на скалы потому, что не будем их видеть? — снова спросил юнга, следуя ходу собственных мыслей.

— Да, — подтвердил я. — Но другому судну ничто не помешает сманеврировать, если мы вдруг окажемся у него на пути.

— А если это будет не судно, а, скажем, айсберг? Или брошенное судно, которое носит по морям ветром или течениями?

— В таком случае, — ответил я, придав своему голосу несколько шутливый тон, — мы, скорее всего, расколотим их вдребезги.

Юнга ничего не ответил, и мы молчали еще некоторое время. Потом ему в голову, видимо, пришла другая идея.

— А эти огни, которые ты видел ночью? Это были корабельные огни? — спросил он.

— Да, — ответил я. — А что?

— А то, что если это действительно были ходовые огни, значит, мы все-таки могли бы видеть другие суда. Разве не так?

— О, мне следовало знать, что ты так скажешь! Только ты забыл, что второй помощник сменил меня с вахты именно потому, что я утверждал, будто что-то вижу.

— Да я не о том! Я хотел сказать: если мы все-таки можем их видеть, значит, пузырь, про который ты говоришь, окружает нас не со всех сторон.

— Вовсе не обязательно, — покачал я головой. — Просто стенка этого пузыря — в силу неведомых нам причин — могла где-то прорваться или сделаться достаточно тонкой. Однако мне кажется, тот факт, что огни исчезли почти сразу после их появления, свидетельствует, что прореха в окружающем нас барьере была достаточно маленькой — или что она сразу закрылась.

Эти слова заставили Тэмми глубоко задуматься, и, когда он снова заговорил, в его голосе прозвучали нотки безнадежности — того самого чувства, которое испытывал и я.

— Итак, ты считаешь — бесполезно разговаривать обо всем этом с капитаном? — спросил я.

— Откуда мне знать? — Я пожал плечами. — Я и сам много об этом думал. Вреда, мне кажется, это не принесет, так что, пожалуй…

— Я бы на твоем месте обязательно поговорил с капитаном или, на худой конец, со вторым помощником, — убежденно сказал Тэмми. — Я убежден — после всего, что случилось сегодня, никто и не подумает над тобой смеяться. Вреда это не принесет, тут ты прав, но может принести и пользу. В конце концов, тебе известно больше, чем кому-либо другому, так что…

Он остановился и огляделся по сторонам.

— Подожди минутку, хорошо? — И он бросился к корме. Я видел, как юнга остановился перед срезом юта и посмотрел наверх, потом быстро вернулся.

— Ну вот, — сказал он. — Идем. Старик как раз на юте, разговаривает с Тьюлипсоном. Лучшей возможности у нас не будет!

И все же я продолжал колебаться, однако Тэмми схватил меня за рукав и чуть не силой потащил к трапу.

— Хорошо, — проговорил я, оказавшись на ступеньках. — Хорошо, я с ними поговорю, но пусть меня повесят, если я знаю, что мне им сказать.

— Просто скажи, что у тебя есть кое-какие догадки насчет сегодняшнего. Они спросят — какие, тут-то ты им все и выложишь. Я уверен, они заинтересуются, — сказал юнга.

— Может быть, ты тоже пойдешь со мной? — предложил я. — В крайнем случае сможешь подтвердить мои слова, иначе они решат, будто я спятил.

— Ладно, — согласился Тэмми. — Только ты иди первым.

Я поднялся по трапу на ют и направился к ограждению, где стояли капитан и второй помощник. Тэмми шел следом. Приблизившись, я услышал обрывок фразы, которой тогда не придал никакого значения. «…Послали за ним» — вот какие слова достигли моего слуха. Потом второй помощник заметил меня и, повернувшись, спросил, что мне нужно.

— Я хотел бы поговорить с вами и со Ста… с капитаном, — ответил я.

— Что там у тебя, Джессоп? — поинтересовался капитан.

— Даже не знаю, с чего начать, сэр, — замялся я. — Это касается этих… сегодняшних неприятностей.

— Каких именно неприятностей? Говори яснее! — строго сказал кэп.

— Сегодняшних происшествий, сэр! — выпалил я. — Вы можете мне не верить, но, после того как мы вышли из порта, на борт проникло какое-то странное существо или существа.

Я заметил, как капитан и второй помощник обменялись быстрыми взглядами. Потом капитан спросил:

— Что значит «после того как мы вышли из порта»? Может быть, ты хочешь сказать — «в порту»?

— Никак нет, сэр. Дело в том, что оно или они явились из моря, — сказал я. — Я сам видел, как какая-то тварь перелезла через борт, когда мы уже вышли в открытый океан. Вот Тэмми — он тоже видел…

— Ах вот как! — воскликнул капитан, и мне показалось, что он начинает что-то понимать. — Значит, из моря?..

И он снова покосился на второго помощника, но тот смотрел только на меня.

— Да, сэр, — подтвердил я. — Конечно, это только мои догадки, но я боюсь, что дело в корабле. Что-то с ним не так. Лично я уверен, что нам угрожает серьезная опасность. Поверьте, это не голословные утверждения: я многое видел, и мне кажется, кое-что понимаю, хотя, разумеется, далеко не все.

Я замолчал, задохнувшись, и капитан снова посмотрел на второго помощника. Тот мрачно кивнул и сказал капитану несколько слов, которые я не расслышал. Старик что-то ответил еще более тихим голосом и снова повернулся ко мне.

— Вот что, Джессоп, буду говорить с тобой на чистоту, — начал он. — Ты производишь впечатления человека более умного, чем большинство матросов, так что надеюсь, тебе достанет здравого смысла держать язык за зубами.

— Как раз перед этим рейсом я получил свидетельство третьего помощника, — ответил я.

Тэмми позади меня вздрогнул от удивления. О том, что я получил такое свидетельство, он не знал. Капитан кивнул.

— Тем лучше, возможно, я еще поговорю с тобой об этом, но позже…

Он ненадолго замолчал, словно задумавшись, и второй помощник снова шепнул ему несколько слов.

— Хорошо, — сказал капитан, отвечая на реплику второго, и снова обратился ко мне: — Ты утверждаешь, Джессоп, что видел, как какие-то существа выходили из моря и поднимались на борт. Расскажи мне об этом как можно подробнее. Все, что ты помнишь, и, пожалуйста, начни с самого начала.

И я рассказал ему все, не опустив ни единой подробности, начиная со странной фигуры, которая на моих глазах шагнула на борт прямо из моря, и заканчивая событиями последних дней. При этом я старался придерживаться фактов, и капитан только переглядывался со вторым помощником, но ничего не говорил. Наконец он не выдержал и остановил меня нетерпеливым жестом.

— Значит, ты по-прежнему считаешь, что тем утром, когда я отослал тебя с юта, ты видел корабль?

— Да, сэр, считаю. Больше того, я в этом уверен.

— Но ведь ты знаешь, что никакого корабля не было! — воскликнул капитан.

— Простите, сэр, — сказал я извиняющимся тоном, — но корабль был. И если вы позволите, я постараюсь все объяснить.

— Ладно, — нехотя буркнул Старик. — Продолжай.

Теперь, когда я был уверен, что он готов меня выслушать и отнестись к моим словам серьезно, я уже не боялся рассказать все и перешел от фактов к своим умозаключениям и догадкам: о странной дымке, о выходящих из нее тварях и прочем. Закончил тем, как Тэмми убедил меня поделиться с ним и вторым помощником всем, что было мне известно.

— Он думал, сэр, что когда вы все узнаете, то тотчас прикажете идти в ближайший порт, — сказал я, — но я ответил, что вы вряд ли сможете это сделать, даже если захотите.

— Вот как? А почему? — заинтересованно спросил капитан.

— Видите ли, сэр, если мы не видим другие суда, даже когда они находятся совсем рядом, то мы не увидим и земли. Так я, во всяком случае, думаю. Вы просто разобьете корабль или посадите на рифы, потому что не видите, куда плывете.

Это мое заявление подействовало на капитана (да и на второго помощника тоже) как удар дубины. Они долго молчали, потом капитан вдруг выпалил:

— Боже мой, Джессоп! Если ты прав, то нам остается уповать только на милость Господню!

После этого он снова надолго замолчал, а когда заговорил снова, я понял, что он порядком растерян и не знает, как быть.

— Боже мой, Боже мой! Если ты прав, то…

Тут в разговор вмешался второй помощник.

— Команда ничего не должна знать, сэр, — сказал он тихо, но твердо. — Если хоть что-то из того, что мы сейчас услышали, станет известно, на борту начнется черт знает что!

— Это верно, — согласился капитан. — Ты понял, Джессоп? — добавил он, пристально глядя на меня. — Никому ни слова!

— Конечно, сэр, понимаю.

— Тебя это тоже касается, сынок, — сказал капитан, поворачиваясь к Тэмми. — Держи язык за зубами. Не стоит ухудшать наше положение, оно и без того незавидное. Ты меня понял?

— Так точно, сэр, — кивнул юнга. — Я буду молчать.

— Вот и хорошо. — Капитан тяжело вздохнул и снова повернулся ко мне. — Эти… тени или существа, что выходили их моря… Ты никогда не видел их днем?

— Нет, сэр, никогда.

— Так-так, — кивнул капитан и посмотрел на второго помощника. — Судя по тому, что рассказал нам Джессоп, — а я думаю, на его слова можно положиться, — опасность грозит нам только в темное время суток. А как вы считаете, мистер Тьюлипсон?

— Думаю, что вы правы, сэр, — подтвердил второй помощник, и капитан кивнул.

— И каковы будут ваши предложения? — спросил он.

— Мне кажется, — начал второй помощник, — что каждый вечер, пока еще светло, мы могли бы убирать паруса и ложиться в дрейф до утра. — Эту фразу он произнес нарочито медленно, выделяя голосом каждое слово, потом запрокинул голову и, кивком указав на полощущиеся на ветру брамсели, закончил: — Нам еще повезло, что ветер не задул сильнее.

Капитан мрачно кивнул.

— Да, так и придется поступить. Правда, это сильно замедлит наше продвижение, так что теперь один Бог знает, когда мы вернемся домой!

— Лучше поздно, чем никогда, — негромко пробормотал второй помощник и добавил нормальным голосом: — А фонари, сэр?..

— И фонари, — подтвердил Старик. — Каждый день после наступления темноты будем вывешивать на вантах все наличные фонари и лампы.

— Отлично, сэр, — с одобрением сказал второй помощник и повернулся к нам с Тэмми.

— Скоро рассвет, Джессоп, — сказал он, бросив взгляд на небо. — Ступайте, погасите фонари и отнесите их обратно в кладовку.

— Есть, сэр, — ответили мы и покинули ют.

Тень в море

В четыре часа, когда пробили восемь склянок и очередная смена поднялась на палубу, уже совсем рассвело. Перед самым концом нашей вахты второй помощник велел нам поставить все три брамселя. При свете страхи наши в значительной мере рассеялись, и нам было любопытно посмотреть, что же творится наверху, на мачтах. Тома, который лазил на фок, чтобы осмотреть такелаж, засыпали вопросами, не видел ли он наверху чего-нибудь странного, но он отвечал, что ничего необычного не заметил.

В восемь утра, когда мы снова поднялись на палубу стоять «детскую» вахту, я заметил парусного мастера, который шел на бак от пассажирской каюты на корме. В руках он держал складной метр, и я понял, что он снимал мерку с лежавших там бедняг, чтобы похоронить их по закону моря. После завтрака и почти до самого полудня он работал, выкраивая из старой парусины три савана. Потом, с помощью второго помощника и одного из подвахтенных, он перенес мертвецов на шканцы и зашил в парусину, положив в ногах по куску песчаника, который использовался для драйки палубы. Он как раз закончил свой скорбный труд, когда пробили восемь склянок и капитан приказал второму помощнику вызвать на палубу всю команду, а вахтенным — открыть бортовой лацпорт, обычно предназначавшийся для укладки сходней.

Подходящей доски достаточно большого размера у нас не нашлось, поэтому решено было отсоединить крышку одного из люков и использовать ее. Ветер к этому времени совершенно затих, и поверхность моря была почти спокойной, так что судно лишь слегка покачивалось на небольших, отлогих волнах. Единственными звуками, нарушавшими живое молчание океана, были негромкий шорох парусов да несмолкающее, монотонное поскрипывание рангоута. В этой-то обстановке почти полной тишины капитан прочел по требнику подобающие случаю молитвы.

Первым на крышку люка перенесли тело голландца Свенсона (при жизни он был невысоким и коренастым, и я легко его узнал). Саму крышку положили на край палубы напротив лацпорта, так что конец ее свешивался над водой. По сигналу Старика второй помощник поднял второй конец, тело соскользнуло с крышки и с громким плеском исчезло за бортом.

— Бедный старина Голландец! — пробормотал кто-то позади меня. Думаю, то же самое чувствовал и каждый из нас.

Вторым на крышку люка уложили Джекобса; когда и он исчез в морской пучине, настал черед Джока. Когда его поднимали, многие в толпе не сдержали дрожи. Джока любили многие — я, во всяком случае, не знал никого, кому бы он был не симпатичен, — поэтому не удивительно, что мне вдруг сделалось не по себе. Но вот второй помощник в последний раз наклонил крышку, и из толпы моряков донесся нестройных хор хриплых голосов:

— Прощай, Джок! Прощай, дружище!

В следующий момент буквально все, кто был на палубе, бросились к борту, чтобы в последний раз взглянуть на тело. Даже второй помощник поддался этому всеобщему желанию и перегнулся через планшир. Я стоял на кормовом битенге рядом с Тэмми и Пламмером (он, правда, держался немного позади), и мне было хорошо видно, как зашитое в парусину тело нашего товарища коснулось воды и начало погружаться в глубину. Буквально через пару секунд я различал уже только размытое светлое пятно савана, которое на глазах уменьшалось, становясь все более расплывчатым. Внезапно оно исчезло совсем, как мне показалось — слишком внезапно, чтобы это могло произойти естественным путем.

— Все! — произнесли сразу несколько голосов, и наша вахта медленно побрела в кубрик, а двое матросов из дежурной смены стали прилаживать люк на место.

В этот момент Тэмми подтолкнул меня локтем.

— Смотри, Джессоп, что это? — прошептал он.

— Где? — спросил я.

— Вон там. Какая то странная тень… — сказал юнга. — Смотри же!

И тут я понял, что он имел в виду. Казалось, со дна океана поднимается к поверхности что-то большое и темное; с каждый минутой оно становилось все различимее, и происходило это в том самом месте — так, во всяком случае, я тогда решил, — где исчез в воде Джок.

— Погляди! — снова сказал Тэмми. — Оно становится больше!

Он был сильно взволнован, и его чувства передались и мне.

Перегнувшись через фальшборт, я еще раз взглянул вниз. Неизвестный предмет еще больше приблизился и начал приобретать вполне определенную форму. Вскоре я понял, что он мне напоминает, и почувствовал, как по моей спине пробежал холодок ужаса.

— Он похож на тень корабля, — сказал рядом со мной Тэмми.

Но я уже и сам это видел. Из неведомых глубин океана прямо у нас под килем поднималась к поверхности тень огромного корабля.

Пламмер, который еще не ушел, услышал последние слова юнги и обернулся.

— О чем это ты? — спросил он.

— Вот об этом, — ответил Тэмми и указал вниз.

Теперь уже я поддал его локтем под ребра, но было поздно. Пламмер увидел странную тень, но, как ни странно, ничего не понял.

— Ну и что? — сказал Пламмер. — Это же просто тень нашего корабля, — сказал он.

Тэмми, вняв моему недвусмысленному предупреждению, не стал возражать, но когда Пламмер вслед за остальными ушел в кубрик, я велел юнге никому не рассказывать о том, что мы только что видели.

— Мы должны вести себя чертовски осторожно. Или ты забыл, что сказал капитан?

— Помню, — ответил Тэмми с виноватым видом. — Я просто не подумал. В следующий раз буду молчать как рыба.

Оглянувшись по сторонам, я заметил второго помощника, который все еще стоял у борта, глядя в воду. Шагнув к нему, я заговорил:

— Как вы думаете, сэр, что это такое?

— Бог его знает, — ответил он, предварительно убедившись, что, кроме нас с Тэмми, поблизости нет никого из команды. Потом повернулся и стал подниматься на ют, но на верхней ступеньке трапа снова остановился. — Закройте-ка пока лацпорт. И помни, Джессоп — никому ни слова!

— Есть, сэр, — ответил я.

— Тебя, парень, это тоже касается, — добавил второй помощник и ушел по юту дальше на корму.

Тэмми и я как раз закончили заделывать проход, когда второй помощник вернулся. Он привел с собой капитана.

— Прямо под лацпортом, сэр, — негромко сказал второй помощник и показал за борт.

Капитан некоторое время всматривался в воду за бортом, потом я услышал, как он сказал:

— Я ничего не вижу.

Второй помощник еще больше перегнулся через борт и всмотрелся в воду. Я сделал то же самое, но ничего не увидел: таинственная тень, чем бы она ни была, пропала.

— Она исчезла, сэр, — сказал Тьюлипсон. — Когда я пошел за вами, она была, а теперь ее нет.

Минуту спустя я закончил заделывать лацпорт и отправился на бак, но второй помощник остановил меня.

— Расскажи капитану, что ты видел в море, — сказал он, когда я подошел.

— Не могу сказать точно, сэр, — ответил я, — но мне показалось, это что-то вроде огромного корабля, который поднимался со дна к поверхности воды. Сначала он был похож на тень, но потом…

— Вот видите, сэр, — заметил второй помощник, поворачиваясь к капитану. — Именно так я вам и говорил.

Капитан, прищурясь, пристально разглядывал меня.

— Ты уверен? — спросил он наконец.

— Да, сэр, — ответил я. — Мне не показалось, Тэмми видел то же самое.

Я долго ждал, пока капитан или второй помощник что-нибудь скажут, но они молчали. Наконец они повернулись, чтобы подняться на ют.

Второй помощник что-то сказал капитану, но тот только покачал головой.

— Мне можно идти, сэр? — спросил я.

— Да, ты свободен, — откликнулся второй помощник через плечо, но капитан вдруг остановился и вернулся на несколько шагов назад.

— Помни, ни слова об этом в кубрике! — сказал он строго.

— Я помню, сэр, — ответил я, и капитан снова направился к трапу, а я поспешил в кубрик чтобы чем-нибудь перекусить.

— Твоя доля в котелке, — сказал мне Том, когда я шагнул через комингс. — А лимонный напиток — в кружке.

— Спасибо, — сказал я, устраиваясь на рундучке.

Я был слишком поглощен собственными мыслями, чтобы обращать внимание, о чем говорили остальные. Зрелище таинственного корабля, поднимавшегося из темной бездны, очень сильно на меня подействовало. Я был уверен, что не вообразил его себе. Этот корабль был реален: ведь кроме меня его видели двое, нет — трое, ибо Пламмер тоже его заметил, хотя и не разобрался, что к чему. Вполне понятно, что я долго размышлял об этом призрачном судне, однако мысли мои двигались словно по замкнутому кругу. У меня не было никакого объяснения увиденному. Потом я вдруг вспомнил о неясных фигурах, которые мельком видел наверху, и мое воображение заработало на полную катушку. В самом деле, совпадение получалось весьма знаменательное. Понимаете, первая тварь, которую я увидел, явилась на борт из моря, и туда же вернулась. А сегодня я увидел в море тень корабля — корабль-призрак, как я начал его называть. (Название, кстати, показалось мне весьма удачным, хотя — Бог свидетель — век бы не видеть такие корабли и даже не знать о них!) Темные, безмолвные тени наверху — и темная, грозная тень под нами. Одно просто должно было быть как-то связано с другим, но я не знал — как. Я так глубоко задумался над этим, что непроизвольно задал мучивший меня вопрос вслух:

— Быть может, это его команда?..

— Что-что? — переспросил Джаскетт, сидевший на своем рундучке рядом.

Я постарался взять себя в руки и напустил на себя самый безмятежный вид, на какой только был способен.

— Разве я что-то сказал? — спросил я небрежно.

— Ага, приятель, — кивнул Джаскетт, с любопытством меня разглядывая. — Что-то насчет команды…

— Должно быть, мне просто что-то приснилось, — ответил я, вставая и отодвигая котелок.

Хотелось бы мне, чтобы все это мне действительно приснилось!

Корабли-призраки

В четыре пополудни мы снова заступили на вахту, и второй помощник велел мне работать над шпигованным матом,[98]Пеньковый ковер, используемый для защиты дерева или тросов от трения, загрязнения, а также в качестве дорожек. Тканые или сплетенные из смоляных каболок маты часто пробивают короткими концами ворсы, чтобы сделать их мягче. который я давно начал, но до сих пор не удосужился закончить. Забрав из подшкиперской заготовку, я повесил ее на веревку, натянутую между грот-мачтой и стенкой камбуза, и приступил к работе. Через несколько минут там же появился и Тэмми, которому второй помощник приказал свивать линь. Юнга притащил с собой запас пеньки и начатый конец, который он зацепил за один из кофель-нагелей.

— Как ты думаешь, Джессоп, что это было? — спросил он после того, как мы несколько минут проработали молча.

Я поднял голову и посмотрел на него.

— У тебя есть какие-то предположения?

Юнга покачал головой.

— Даже не знаю, что и подумать, — сказал он. — Но у меня такое чувство, будто это имеет какое-то отношение к… ко всему остальному. — И кивком головы Тэмми показал наверх.

— Мне эта мысль тоже приходила.

— Вот как? — оживился юнга. — И что же?..

— Наверняка я, конечно, ничего не знаю. Но не исключено, что я прав…

И я рассказал Тэмми о своей догадке: о том, что пробиравшиеся к нам на борт таинственные люди-тени вполне могли оказаться пришельцами с корабля-призрака, который мы видели под водой после похорон.

— Боже мой! — воскликнул юнга, который сразу сообразил, к чему я клоню.

После этого он некоторое время стоял неподвижно и думал, думал изо всех сил.

— Ты хочешь сказать — там они и живут? — уточнил Тэмми после небольшой паузы.

— Ну, вряд ли мы назвали бы это жизнью, но в целом — да. Они являются к нам оттуда.

Тэмми кивнул, но с некоторым сомнением.

— Ну и ну!.. — промолвил он недоверчиво и задумался еще глубже, а немного погодя спросил:

— Значит, ты считаешь, что это… этот корабль сопровождает нас уже довольно долгое время, просто раньше мы его не замечали? — сказал Тэмми немного погодя.

— Он сопровождает нас с самого начала пути, — убежденно ответил я. — Ну, может быть, с того самого дня, когда я в первый раз увидел лезущую через борт тварь.

— Может быть, этот корабль не один, — сказал Тэмми. — Может, есть и другие…

Я быстро взглянул на него.

— Если они есть, — сказал я, — нам остается только молиться, чтобы они нас не заметили. Не знаю, призраки они или кто-то еще, но в одном у меня сомнений нет: это пираты, самые настоящие, кровожадные пираты!

— Это ужасно, — мрачно сказал Тэмми. — Ужасно говорить всерьез о… о подобных вещах. О невозможных вещах.

— Я и сам старался об этом не думать, — признался я. — Мне кажется, если я буду думать, то просто сойду с ума. На море, порой, случаются фантастические вещи, но это — не выдумки.

— Ты совершенно прав, Джессоп, — поддакнул Тэмми. — На первый взгляд все это кажется совершенно нереальным, но тут же начинаешь понимать, что это происходит на самом деле, происходит с тобой, и тогда остается только удивляться, почему не сталкивался ни с чем подобным раньше. Но все равно, если вернешься домой и станешь рассказывать о том, что с тобой приключилось, тебе никто не поверит!

— Они бы поверили, если бы оказались на нашей старой калоше сегодня в ночную вахту, — сказал я. — Кроме того, они ведь не понимают, а мне… Я хотел сказать… теперь я всегда буду чувствовать себя по-другому, если мне доведется услышать или прочитать о каком-то пропавшем без вести судне.

Тэмми во все глаза уставился на меня.

— Мне приходилось слышать, как старые моряки болтают о подобных вещах, — сказал он, — но я никогда не думал… Словом, я никогда не принимал их всерьез.

— Боюсь, к этому нам придется отнестись со всей серьезностью. Господи, оказаться бы сейчас дома!..

— Я тоже хотел бы этого больше всего на свете, — согласился Тэмми.

После этого мы довольно долго работали молча, потом юнга снова заговорил.

— Как ты думаешь, теперь мы действительно будем каждый вечер убирать паруса?

— Конечно, — ответил я. — Это единственный выход, потому что никто из наших больше не согласится подняться на реи после наступления темноты.

— Но если… если капитан прикажет… — начал юнга.

— Ты бы полез? — перебил я.

— Нет! — с жаром воскликнул он. — Ни за что! Пусть меня даже в кандалы закуют.

— Вот видишь, ты не полезешь, и никто не полезет.

В этот момент к нам подошел второй помощник.

— Хватит на сегодня, — сказал он. — Заканчивай работу, ребята. Отнесите мат и линь обратно в подшкиперскую, а потом возьмите веники и подметите весь мусор.

— Есть, сэр! — ответили мы, и второй помощник ушел на нос.

— Взберись-ка на камбуз, Тэмми, — велел я, — и отвяжи конец веревки.

— Ладно, — согласился юнга и побежал к трапу.

Когда он вернулся, я попросил его помочь скатать мат, который был довольно большим.

— Дальше я сам, — сказал я наконец. — А ты сматывай свой линь.

— Сейчас, — ответил он и, захватив с палубы целую охапку брошенных мною пеньковых отходов, направился к борту.

— Эй, стой! — крикнул я. — Не вздумай выбрасывать их в воду! Они будут плавать, и капитан или второй помощник непременно их заметит!

— Подойди-ка сюда, Джессоп, — не слушая меня, ответил юнга тихим, напряженным голосом.

Я поднялся с люка, на котором стоял на коленях, и посмотрел на Тэмми. Перевесившись через планшир, юнга пристально вглядывался в воду за бортом.

— Ну, что там у тебя? — недовольно спросил я; подходить я не собирался, боясь, что свернутый в трубку мат, который не успел перевязать, снова развернется.

— Ради бога, скорее! — почти крикнул он, и я, позабыв обо всем, бросился к борту и вскочил на ростры.[99]Совокупность запасных рангоутных деревьев, которые обычно найтовились к «шлюпочным салазкам» для предотвращения их повреждения во время шторма.

— Смотри!.. — И Тэмми показал рукой, в которой был зажат пук пеньковой шкимушки, на воду под бортом.

При этом часть пеньки вывалилась у него из пальцев; упав вниз, она вызвала на поверхности воды легкую рябь, которая и помешала мне сразу разглядеть, что имеет в виду юнга. Но едва лишь вода успокоилась, я сразу понял, что так напугало Тэмми.

— Их уже два! — не проговорил, а, скорее, прошептал он. — А вон там, кажется, третий… — И юнга снова показал рукой направление.

— И еще один, у самой кормы, — пробормотал я упавшим голосом.

— Где? Где?!

— Вон там. — Я показал.

— Итого — четыре, — прошептал юнга. — Четыре корабля-призрака!

Я ничего не ответил, просто продолжал вглядываться в зеленоватую толщу воды, где маячили безмолвные, темные тени. Казалось, они находятся довольно глубоко и почти не движутся. Их очертания были неясны, размыты, однако у меня не было никаких сомнений в том, что вижу именно парусные суда, хотя рассмотреть их подробно мне не удавалось.

Несколько минут мы молчали, потом Тэмми негромко сказал:

— Они существуют на самом деле.

— Ну, не знаю, — ответил я.

— Я хотел сказать, что утром мы не ошиблись, — уточнил юнга.

— Ну, в этом-то я не сомневался, — вздохнул я.

Со стороны носа послышались шаги второго помощника, который возвращался на корму. Выйдя из-за камбуза, он сразу заметил нас.

— В чем дело, ребята? — крикнул он. — Это так вы убираетесь?!

Я поднял руку, знаками показывая ему, чтобы он не шумел и не привлекал внимание других матросов.

Второй помощник сделал еще несколько шагов в нашу сторону.

— Ну, в чем дело? — спросил он все еще раздраженным тоном, но гораздо тише.

— Мне кажется, вам следует взглянуть на это, сэр, — вежливо ответил я.

Должно быть, по моему голосу второй помощник догадался, что мы обнаружили что-то важное и новое, поскольку одним прыжком взлетел на ростры и встал рядом со мной.

— Поглядите, сэр, — сказал Тэмми, указывая вниз. — Их уже четыре.

Второй помощник посмотрел вниз и, заметив под водой темную тень, резко подался вперед.

— Боже мой! — пробормотал он вполголоса.

После этого он почти полминуты вглядывался в глубину и молчал.

— Вон там, подальше, еще два, — подсказал я, пальцем показывая направление, однако прошло еще некоторое время, прежде чем второй помощник разглядел все четыре корабля-призрака. Наконец он соскочил с ростров и строго поглядел на нас.

— Отойдите от борта. Возьмите веники и метите палубу — и никому ни слова! Все это может оказаться ерундой, обманом зрения.

Последние слова второй помощник произнес, скорее, по привычке; на самом деле он ничего подобного не думал, и мы с Тэмми это знали. Потом Тьюлипсон повернулся и быстро ушел, а мы подобрали брошенные у грота мат и незаконченный линь и понесли их обратно в подшкиперскую.

— Мне кажется, второй побежал докладывать капитану, — заметил Тэмми, но я ничего не ответил, поскольку слишком глубоко задумался о четырех кораблях-призраках, которые медленно шли за нами под водой и словно чего-то ждали.

Взяв в подшкиперской по венику, мы отправились назад, собираясь начать уборку. По пути навстречу нам попались второй помощник и капитан. Остановившись у фока-браса, они взобрались на ростры; потом второй помощник начал что-то говорить, показывая при этом на брас, так что со стороны вполне могло показаться, будто он докладывает капитану о каких-то неполадках с такелажем. Держались оба так естественно, что любой непосвященный, кто увидел бы их у борта, несомненно был бы введен этой картиной в заблуждение. Какое-то время спустя капитан довольно небрежно поглядел за борт; то же сделал и второй помощник, а через минуту они уже вернулись на корму и поднялись на ют. Оба по-прежнему держались так, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло, но, когда они проходили мимо нас, я обратил внимание на выражение лица капитана. Он казался всерьез обеспокоенным или, лучше сказать, основательно сбитым с толку.

Разумеется, нам с Тэмми очень хотелось снова взглянуть на таинственные тени, но, когда нам наконец представилась такая возможность, солнце уже немного сместилось к горизонту, и вода так блестела под его лучами, что рассмотреть что-либо под ее поверхностью было невозможно.

К четырем склянкам мы закончили мести палубу и спустились в кубрик выпить чаю. Там уже сидели несколько человек, они ели и разговаривали.

— Я слыхал, — сказал Куойн, — что до темноты мы должны будем спустить все паруса.

— Что ты говоришь? — переспросил старина Джаскетт, на мгновение оторвавшись от своей кружки.

Куойн повторил.

— Кто это тебе сказал? — заинтересовался Пламмер.

— Я слышал это от парусного мастера, а ему сказал стюард.

— Стюард-то откуда знает? — спросил Пламмер.

— Понятия не имею, — пожал плечами Куойн. — Наверное, слышал, как офицеры говорили об этом в кают-компании.

Пламмер повернулся ко мне:

— А ты что-нибудь знаешь, Джессоп?

— О чем? О том, чтобы спускать паруса на ночь? — уточнил я.

— Ну да, — кивнул Пламмер. — Разве Старик не говорил тебе об этом сегодня утром?

— Не мне. Кэп со мной вообще не разговаривал, но он действительно упоминал об этом, когда беседовал с вторым помощником.

— Вот видите! — воскликнул Куойн. — Значит, я правду говорю!

В этот момент в кубрик заглянул один из матросов старпомовой вахты.

— Все наверх, спускать паруса! — сказал он.

Почти одновременно с этим мы услышали резкий свисток старпома.

Пламмер поднялся и потянулся за шапкой.

— Ну вот, я же говорил, начальники больше не хотят терять матросов.

И он вышел на палубу.

На море был полный штиль, но мы тем не менее убрали и закрепили все бом-брамсели и брамсели, потом подтянули к реям марсель и фор-марсель. Прямая бизань уже давно была убрана, ибо в последнее время ветер дул нам почти прямо в корму.

Мы как раз убирали фок, когда нижний край солнца коснулся далекой линии горизонта. Вскоре парус был закреплен, и я ждал только, чтобы мои товарищи, находившиеся на рее между мной и мачтой, перебрались с пертов на ванты и я смог бы сделать то же самое. Ждать пришлось почти целую минуту, и, не имея никаких других занятий, я коротал время, любуясь закатом. Именно поэтому я заметил то, на что при других обстоятельствах не обратил бы внимания.

Солнце опустилось за горизонт уже примерно до половины, сделавшись похожим на огромный, слегка приплюснутый купол, сделанный как будто из тускло-малинового огня. Именно в этот момент я заметил справа по носу легкую дымку, которая поднималась над поверхностью океана, затмевая солнце, светившее теперь несколько слабее, словно его лучам приходилось пробиваться сквозь густой туман или дым. Странная дымка на глазах становилась плотнее и начинала клубиться; грязновато-серые сгустки тумана, в просветы между которыми били багровые лучи закатного солнца, приобретали самые невероятные формы, напоминая то ли фантастических животных, то ли сказочных великанов. Пока я смотрел, странный туман, клубясь, поднимался все выше и вскоре принял очертания трех высоких конических башен, выраставших из низкого, вытянутого вдоль горизонта основания.

Клубы тумана продолжали то сходиться, то расходиться, и вскоре я понял, что вижу как бы нарисованную им в воздухе тень огромного трехмачтового корабля. Почти одновременно до меня дошло, что тень эта движется! Сначала она была развернута бортом к еще не до конца севшему солнцу, но теперь разворачивалась к нему кормой. Нос призрачного судна описывал плавную дугу, а три башни — три мачты — сближались, пока не слились в одну. Теперь чудовищный корабль был нацелен прямо на нас; больше того, с каждой секундой он заметно увеличивался в размерах, становясь одновременно все менее различимым в сгущающихся сумерках.

От закатившегося солнца осталась только тонкая золотая полоска, но небосвод все еще был окрашен в багряно-золотистые тона, и на фоне его мчался на нас на всех парусах почти прозрачный корабль-призрак, сотканный из соленого морского тумана. Вскоре сумерки сгустились еще больше, и в наступившей полутьме мне показалось, что таинственное судно погружается в океан. Оно не тонуло, нет — просто уходило под воду, и когда солнце погасло совсем, размытые очертания его верхних парусов окончательно растворились в густо-серых тенях подступающей ночи.

— Эй, Джессоп, ты что там, заснул? — услышал я голос второго помощника, который тоже поднялся на фок, чтобы помочь нам убрать паруса. — Давай вниз!

Я вздрогнул — просто чудо, что я не свалился с рея! — и огляделся. Все мои товарищи уже спускались по вантам вниз, и я оставался на мачте один.

— Есть, сэр, — машинально откликнулся я и двинулся вдоль рея к вантам. Вскоре я уже был на палубе, однако охвативший меня наверху страх не проходил. Я был ошеломлен и напуган, но сильнее всего томило меня тревожное предчувствие, которое не мог облечь в слова.

Когда пробили восемь склянок, я после переклички отправился на ют: пришел мой черед стоять за штурвалом. Я, однако, еще не пришел в себя, и поначалу в голове у меня было совершенно пусто — не мог даже сосредоточиться на управлении кораблем, и все мои действия носили чисто машинальный характер. Со временем, однако, этот своеобразный ступор прошел, и я вновь начал воспринимать все, что происходило вокруг. Происходило, впрочем, немногое: океан был совершенно спокоен, ветра не было, и даже непрекращающийся скрип рангоута, казалось, на время затих.

В штиль штурвальному делать абсолютно нечего. Вместо того чтобы торчать на юте, я мог бы с тем же успехом сидеть в кубрике и курить трубку. Внизу, на главной палубе, горели развешенные на вантах фок- и грот-мачты светильники, но они давали света меньше, чем можно было надеяться, поскольку в большинстве своем это были сигнальные фонари с глухой задней стенкой, дающие направленный свет.

Впрочем, и о фонарях, и о штиле, и о непроглядном ночном мраке за бортом (ночь выдалась на удивление темная) я вспоминал лишь время от времени, да и то вскользь, так как теперь, когда возможность думать снова вернулась ко мне, я размышлял почти исключительно о странном тумане, поднявшемся из моря и принявшем форму огромного корабля, а потом снова растаявшем. Потом я поймал себя на том, что пристально вглядываюсь в темноту на западе или испуганно озираюсь по сторонам. Ничего удивительного в этом не было: я слишком отчетливо помнил, как сотканный из тумана фантом гигантского парусника развернулся и помчался к нам. Это последнее впечатление, полученное перед самым наступлением темноты, глубоко врезалось в мое сознание, и теперь я невольно искал взглядом таинственный корабль, ибо мне продолжало казаться, что он находится где-то поблизости. Эта мысль пугала меня до дрожи, с которой я никак не мог совладать; больше того, с каждой минутой во мне росла уверенность, что вот-вот должно произойти что-то скверное.

Но пробили уже две склянки, а все вокруг по-прежнему было спокойно — однако и это спокойствие казалось мне странным. В ночной темноте и тишине мне чудилась опасность, поскольку помимо замеченного мною туманного фантома я не мог не вспоминать и о четырех огромных тенях, грозно маячивших под маслянистой водной гладью с нашего левого борта. Каждый раз, когда думал о них, я был рад, что у нас на палубе горит какой-никакой свет, хотя и гадал, почему ни одного фонаря нет на вантах бизани. Мне очень хотелось, чтобы там тоже повесили хоть один светильник, и я твердо решил сказать об этом второму помощнику, как только он подойдет ко мне. Второй помощник, по своему обыкновению, стоял у среза юта, опершись на ограждение, но не курил: в противном случае я бы видел, как тлеет в темноте огонек его трубки. Судя по всему, он тоже был обеспокоен. Трижды с начала вахты второй помощник спускался на главную палубу, и я был почти уверен, что он ходил взглянуть, не покажутся ли за бортом какие-то признаки близкого присутствия четырех таинственных кораблей. Впрочем, ночью их вряд ли можно было разглядеть.

Дежурный хронометрист отбил три склянки, ему ответил судовой колокол на носу. Эти звонкие удары заставили меня вздрогнуть, так как мне показалось — рынду бьют над самым моим ухом. Обычно я реагировал на знакомые звуки гораздо спокойнее, но сегодня ночью даже самый воздух над палубой был каким-то странным. Что в нем такого странного, я так и не успел разобраться, поскольку еще до того, как второй помощник отозвался на уставное «Полный порядок на борту!» впередсмотрящего, наверху раздался лязг и грохот бегучего такелажа, донесшийся с левой стороны грот-мачты. Почти одновременно я услышал пронзительный визг бейфута[100]Снасть, придерживающая рей к мачте или к стеньге. и понял, что кто-то или что-то раздернул[101]То есть распустил. гардели грот-марселя. Что-то громко треснуло, потом послышался глухой удар — это застрял, зацепившись за что-то, падающий рей.

Второй помощник что-то крикнул и бросился к трапу. С главной палубы донесся топот бегущих ног и крики вахтенной смены. Разобрал я и голос капитана — должно быть, он выскочил на палубу через люк кают-компании.

— Принесите фонари! Больше фонарей! — скомандовал Старик и громко выругался.

Он кричал еще что-то, но я разобрал только последнее слово: «…снесло…»

— Нет, сэр, не думаю, — донесся ответ второго помощника.

Всеобщая неразбериха продолжалась еще с минуту, потом я услышал металлическое щелканье палов — это матросы завели фалы на баллер кормового шпиля и начали понемногу их выбирать. До меня долетали отдельные слова Старика: «…вся эта вода?»

— Не могу знать, сэр, — ответил второй помощник.

Ненадолго наступила тишина, нарушаемая только щелчками палов, скрипом канатов и повизгиванием роликов бейфута. Потом второй помощник сказал:

— Кажется, все в порядке.

Ответа капитана я так и не услышал, так как в этот самый момент мне почудилось, будто моей шеи коснулось чье-то ледяное дыхание. Резко обернувшись, я увидел какую-то тварь, глядевшую на меня поверх гакаборта.[102]Кормовое ограждение юта. Ее глаза слабо мерцали в темноте, отражая свет компасной лампы, но помимо этого я не видел ничего, кроме смутных очертаний головы и вцепившихся в ограждение конечностей. На протяжении нескольких секунд, показавшихся мне самыми долгими в моей жизни, я в немом изумлении смотрел на тварь. Двигаться я не мог, хотя чудовище было совсем близко. Я не мог даже пошевелиться — до того глубоким и всеобъемлющим был охвативший меня ужас. Наконец способность управлять своими членами вернулась ко мне, и, выхватив из нактоуза освещавший компас фонарь, я направил его на тварь. Пока я стоял, словно парализованный, тварь успела почти полностью перебраться через ограждение, но едва лишь на нее упал свет фонаря, как она с невероятным проворством отпрянула назад, соскользнула за борт и пропала из вида. Все это произошло так быстро, что я даже не успел рассмотреть ее толком — в памяти осталось лишь мокро поблескивающее нечто да горящие в темноте злобные глаза.

В следующее мгновение я уже сломя голову мчался прочь от этого безмолвного ужаса. Мною владела одна мысль — скорее вниз, подальше отсюда! На нижней ступеньке трапа я оступился и с размаха приземлился на «корму», все еще сжимая в руке нактоузный фонарь. Матросы уже закончили выбирать тросы и теперь вынимали вымбовки из шпиль-гатов. Мое внезапное появление и крик, сопровождавший мое падение, до того напугали их, что они попятились, а двое или трое едва не бросились наутек и совладали с собой, лишь увидев, что это я, а не какое-то неведомое морское чудовище.

Секунду спустя откуда-то с носа на корму прибежали капитан и второй помощник.

— Что тут опять такое, черт побери?! — выкрикнул Тьюлипсон. Тут он заметил меня и слегка наклонился, чтобы рассмотреть как следует. — Джессоп?! Почему ты здесь, а не у штурвала?

Я кое-как поднялся и попытался все объяснить, но был так потрясен и напуган, что язык мне не повиновался.

— Я… тут это… — запинаясь, пробормотал я.

— Проклятье! — сердито воскликнул второй помощник. — Марш назад, быстро!

Но я не послушался — мне очень хотелось все ему объяснить.

— К-конечно, сэр, но я… я видел…

— Живо к штурвалу, Джессоп, черт бы тебя побрал! — рявкнул второй помощник.

Я тупо кивнул и отправился выполнять приказание, решив рассказать все второму, когда он тоже поднимется на ют, но на верхней ступеньке трапа остановился. Нет, ни за что на свете я не остался бы здесь один хотя бы несколько минут! Это было выше моих сил.

Тут снизу донесся голос капитана:

— Что опять стряслось, мистер Тьюлипсон? — спросил он второго помощника, но тот ответил на сразу, а повернулся к матросам, которые, по-видимому, все еще стояли поблизости.

— Все свободны, — сказал он несколько более резко, чем обычно.

Я услышал, как вахтенные потянулись в кубрик, переговариваясь на ходу. И только когда они отошли на достаточное расстояние, второй помощник ответил на вопрос капитана.

— Это Джессоп, сэр… Кажется, он опять что-то увидел. Я не хотел говорить об этом, пока вахта была здесь — не стоит лишний раз пугать людей.

— Согласен, — проворчал капитан.

После этого они оба стали подниматься по трапу, а я, осмелев, преодолел последние пару ступенек и встал у светового люка.

— А почему здесь нет фонарей? — внезапно спросил капитан.

— Я подумал, они тут не нужны, — ответил второй помощник и добавил что-то насчет экономии керосина.

— Повесьте, — решительно сказал капитан.

— Хорошо, сэр, — ответил второй помощник и, кликнув вахтенного на рынде, велел принести из кладовой два фонаря.

Поднявшись по трапу на ют, оба двинулись к корме и увидели меня.

— Почему ты не за штурвалом? — строго спросил Старик.

К этому времени я немного успокоился и собрался с мыслями.

— Я не пойду туда, сэр, пока не принесут фонари.

Капитан гневно топнул ногой. Он уже собирался обругать меня — быть может, даже арестовать, но второй помощник торопливо выступил вперед:

— Послушай, Джессоп, так не годится! — воскликнул он, укоризненно качая головой. — Давай-ка за штурвал. И без возражений!

— Погодите, мистер Тьюлипсон. Мне как раз хотелось бы выслушать его возражения, — неожиданно сказал капитан и повернулся ко мне. — Ну, что там у тебя, Джессоп? Почему ты отказываешься занять свой пост?

— Я кое-что видел, — объяснил я. — Страшная тень… или тварь… не знаю, как сказать. Когда я обернулся, она как раз лезла через гакаборт, и…

— Ах вот оно что! — Капитан прервал меня быстрым движением руки и добавил, изрядно удивив меня: — Тебе бы лучше присесть, Джессоп. Тебя всего трясет.

Я с размаху опустился на решетку светового люка. Меня действительно трясло — нактоузный фонарь так и плясал у меня в руках, и по юту метались тени.

— Ну а теперь, — сказал Старик, — расскажи нам, что ты видел.

Пока я рассказывал им о твари, вахтенный принес два фонаря и повесил на ворсты с левого и правого борта.

— Повесь еще один фонарь под бизань-гик, — приказал капитан. — И побыстрее поворачивайся.

— Есть, сэр! — откликнулся матрос и умчался.

— Ну вот, — сказал капитан, когда его приказание было исполнено. — Теперь, я думаю, тебе будет не страшно вернуться к штурвалу. Ют хорошо освещен, к тому же я или второй помощник постоянно будем находиться здесь.

Я поднялся.

— Благодарю вас, сэр, — сказал я и отправился к рулю.

Повесив фонарь в нактоуз, я крепко взялся за рукоятки штурвала. Мне действительно стало немного спокойнее, и все же я то и дело оглядывался; настоящее же облегчение испытал, когда несколько минут спустя пробили четыре склянки и меня сменили.

Остальные матросы из нашей вахты давно сидели в кубрике на носу, но я не пошел туда: не хотел, чтобы меня расспрашивали, почему я так спешил, что свалился с трапа. Вместо этого я набил трубку и, закурив, стал прохаживаться вдоль палубы, благо на вантах каждой из мачт висело теперь по два фонаря, да еще по одному фонарю стояло на запасных стеньгах, укрепленных слева и справа под фальшбортом. Света, таким образом, хватало, однако вскоре после того, как пробили пять склянок, мне вдруг показалось, будто над планширом позади тросовых талрепов фока на мгновение появилось призрачное лицо. Я тут же сорвал с ворста один из фонарей и направил в ту сторону, однако там ничего не было. И все же я был уверен, что не ошибся и что влажно блестящие глаза мне не почудились. Они глубоко врезались в мое сознание, и каждый раз, когда я думал о них, у меня делалось муторно на душе и от страха начинало сосать под ложечкой. Именно тогда я впервые понял, насколько бессердечны и жестоки эти твари, а понять это мне помог тяжелый, холодный взгляд промелькнувших в темноте глаз.

До конца вахты я еще раз видел кошмарное лицо, но оно исчезло за бортом еще до того, как я потянулся за фонарем. Потом пробили восемь склянок, и мои мучения закончились — во всяком случае, так я тогда думал.

Исполинский корабль

Нас снова вызвали на палубу примерно в четверть четвертого утра. Матрос, который пришел за нами, сообщил весьма странные новости.

— Топпин пропал. Просто как в воду канул!.. — сказал он, пока мы поднимались с коек. — Черт побери, еще никогда мне не приходилось плавать на судне, на котором творятся такие жуткие вещи! Да здесь по палубе ходить и то опасно!

— Кто, ты говоришь, пропал? — спросил Пламмер, садясь на койке и спуская ноги вниз.

— Топпин, один из наших юнг, — ответил матрос. — Мы обыскали весь корабль, но его нигде нет. Поиски еще продолжаются, но, я думаю, мы никогда его не найдем, — закончил он с мрачной убежденностью.

— Ну-ну, не каркай, — заметил Куойн. — Авось парнишка дрыхнет где-нибудь в укромном уголке.

— Вряд ли, — сказал матрос. — Говорят тебе — его нет на борту. Мы прочесали весь чертов корабль.

— А где его видели в последний раз? — спросил я. — И кто?

— Он был на юте, отбивал время, — объяснил матрос. — Старик чуть душу не вытряс из рулевого — да и из старшего помощника заодно, — но они клянутся, что ничего не знают.

— Как же это может быть? — спросил я. — Ведь они тоже были на юте!

— А вот так… — матрос развел руками. — Парнишка вроде бы был с ними, потом они обернулись — а его уже нет. Оба клянутся, что не слышали ни звука, ни плеска; парень точно в воздухе растворился.

Я сел на рундучок и потянулся за башмаками. Прежде чем я успел что-то сказать, матрос снова заговорил, немного понизив голос:

— Знаете, ребята, если так и дальше пойдет, не знаю, где мы все скоро окажемся!

— В аду, вот где!.. — буркнул Пламмер.

— Мне так даже думать об этом не хочется, — вставил Куойн.

— А думать надо, — сказал матрос. — И думать как следует, черт побери. Я уже поговорил с парнями из нашей смены, и они согласны…

— Согласны на что? — спросил я.

— Пойти и поговорить с нашим чертовым капитаном, — выпалил матрос и погрозил мне пальцем. — Пускай поворачивает к ближайшему порту, и чтоб без шуток!

Я собирался возразить, что, даже если наш Старик согласится выполнить требование команды, из этого вряд ли выйдет что-нибудь путное. Я даже рот открыл, но вовремя прикусил язык: ведь парень понятия не имеет о том, что я видел и к каким выводам пришел.

— А вдруг он не согласится? — только и сказал я.

— Тогда придется его заставить, черт нас возьми!

— Вот так план!.. — Я через силу рассмеялся. — А ты подумал, что будет, когда мы доберемся до берега? Ведь это же бунт! На берегу нас всех закуют в кандалы и отправят в ближайшую тюрьму.

— Лучше уж посидеть за решеткой, — возразил он. — По крайней мере живы останемся.

При этих словах остальные одобрительно загудели. Вскоре, однако, наступила тишина — матросы глубоко задумались. Первым нарушил молчание Джаскетт.

— Поначалу я не верил, что тут могут водиться призраки… — начал он, но Пламмер не дал ему договорить.

— Только нельзя их убивать, я имею в виду — никого из начальства, — сказал он. — Ни убивать, ни бить. За это и вздернуть могут.

— Конечно нельзя! — согласились остальные, а парень из старпомовой вахты сказал:

— Мы и не будем никого убивать. Нужно только поднять бузу, чтобы Старик повернул в ближайший порт — вот и все!

— Верно, — раздалось сразу несколько голосов.

Тут пробили восемь склянок, и мы один за другим отправились на палубу.

После переклички, во время которой произошла легкая заминка, когда второй помощник по ошибке выкликнул фамилию Топпина, ко мне подошел Тэмми. Почти целую минуту он подавленно молчал, потом сообщил срывающимся шепотом, что тени четырех кораблей исчезли еще днем и больше не появлялись.

— Как? — удивился я. — Откуда ты знаешь?!

— Я проснулся, когда дежурная вахта начала искать Топпина, — объяснил юнга. — И больше не смог заснуть, вот и поднялся наверх. Я… — Он хотел сказать еще что-то, но осекся.

— Ну, что там у тебя? — ласково спросил я. Мне хотелось подбодрить паренька.

— Я не знал… — сказал Тэмми и, не договорив, внезапно схватил меня за руку. — Ох, Джессоп! — воскликнул он. — Чем все это кончится?! И что с нами со всеми будет? Неужели нельзя ничего сделать, чтобы… Ведь можно же что-то предпринять!

Я не ответил. У меня давно появилось гнетущее чувство, что мы мало что можем сделать для собственного спасения. Фактически — ничего.

— Что же ты молчишь?! — Тэмми с силой потряс мою руку. — Ведь мы могли бы попытаться что-то придумать. Все лучше, чем это!.. Ведь нас просто убивают, убивают по одному, словно баранов на бойне!

Я продолжал молчать, угрюмо всматриваясь в воду за бортом. Ничего дельного мне на ум не приходило, хотя мозг мой лихорадочно работал в поисках выхода из создавшегося положения.

— Почему ты молчишь, Джессоп? Ты что, не слышишь?! — Юнга чуть не плакал.

— Я тебя слышу, Тэмми, просто не знаю, как быть.

— Ты не знаешь! — воскликнул он с горечью. — Уж не хочешь ли ты сказать, что мы должны сдаться и позволить им убивать нас и дальше?

— Мне кажется, мы сделали все, что в наших силах, — покачал я головой. — Ума не приложу, что еще тут можно придумать, разве что каждую ночь запираться всей командой в кубрике.

— Все равно это лучше, чем то, что творится сейчас, — серьезно сказал Тэмми. — Потому что в противном случае на борту очень скоро вообще не останется ни одного человека.

— А вдруг, пока команда будет отсиживаться в кубрике, поднимется ветер? — спросил я. — У нас же все мачты посносит!

— А что если ветер поднимется сейчас? — парировал Тэмми. — Ты же сам говорил, что, пока темно, ни один матрос на реи не поднимется. Кроме того, можно убавлять паруса еще до наступления темноты. Говорю тебе, если ничего не делать, через несколько дней на борту не останется ни одной живой души!

— Не кричи! Ты что, хочешь, чтобы Старик тебя услышал? — предупредил я, но Тэмми, что называется, «завелся».

— Нечего мне рот затыкать, — огрызнулся он. — И пусть кэп слышит, мне плевать! Я сам пойду к нему и скажу то же самое прямо ему в лицо!

К счастью, на эту вспышку ушел весь его задор, и после небольшой паузы, юнга продолжал немного спокойнее:

— Не пойму, почему ребята ничего не предпринимают? Они должны заставить Старика отвести судно в ближайший порт. Они должны…

— Ради бога, замолчи, идиот! — снова зашипел я. — Ты несешь чушь. Вы не добьетесь ничего, только заработаете кучу неприятностей!

— А мне наплевать, — повторил Тэмми. — Я не хочу, чтобы меня убили — сбросили с мачты или утащили за борт.

— Но послушай, — возразил я, — ведь я, кажется, говорил тебе, что мы не увидим берега, даже если доберемся до него благополучно…

— Ты так думаешь, — покачал головой Тэмми. — Но у тебя нет доказательств.

— Доказательств у меня действительно нет, — согласился я. — Но это ничего не меняет. Если капитан все-таки повернет к берегу, то рано или поздно мы непременно окажемся на скалах.

— Пускай! — тряхнул головой Тэмми. — Лучше пойти ко дну с пробитым бортом, чем умереть от рук этих… этих тварей.

— Подумай как следует, Тэмми… — начал было я, но как раз в это время юнгу позвал второй помощник, и ему пришлось уйти.

Когда он вернулся, я расхаживал перед грот-мачтой и размышлял, что еще можно сказать, чтобы успокоить парня, который, как мне казалось, готов был совершить какой-то отчаянный шаг.

— Вот что, Тэмми, — снова сказал я. — Все, что ты говорил несколько минут назад, — полная ерунда, которая не приведет ни к чему хорошему. Я согласен с тобой в одном: положение наше скверное, но никто в этом не виноват. К сожалению, помочь нам тоже никто не может, поэтому сейчас самый подходящий момент, чтобы проявить мужество и терпение. Я скажут тебе еще только одно: если ты согласен говорить спокойно и разумно — я тебя выслушаю; если же нет — иди трави кому-нибудь другому.

С этими словами я ушел на левый борт и снова взобрался на ростры, дабы, если Тэмми изъявит такое желание, поговорить с ним спокойно и подальше от чужих ушей. Но прежде чем усесться на кофель-планку, я бросил взгляд за борт (это вышло у меня чисто машинально) и остолбенел. Не в силах оторвать от увиденного взгляд, я поманил Тэмми пальцем.

— Боже мой! — ахнул я. — Ты только взгляни!..

— Что там такое? — И, подойдя ко мне, Тэмми тоже перегнулся через борт.

Даже не знаю, как лучше описать, что мы увидели… В море, почти под самой поверхностью, появился какой-то серебристо-белый купол, похожий на гигантский воздушный пузырь. Он был почти прозрачным, и, приглядевшись, мы увидели внутри клотик, тень бом-брамселя и тонущий во мраке такелаж исполинской мачты. Еще глубже — так, во всяком случае, мне кажется теперь — я разглядел смутные очертания просторной палубы и палубных надстроек.

— Господи Иисусе!.. — прошептал Тэмми и замолчал.

Немного погодя с губ юнги сорвалось короткое восклицание; очевидно, ему в голову пришла какая-то идея, ибо, соскочив с ростров, он со всех ног бросился на бак. Вернувшись, Тэмми шепотом сообщил мне, что впереди, слева по носу, в нескольких футах от поверхности, виднеется клотик еще одной огромной мачты.

Должен сознаться, что, пока Тэмми отсутствовал, я изо всех сил напрягал зрение, силясь разглядеть внизу огромный корабль. Сам он тонул в зеленоватой мгле, но мне все же удалось рассмотреть грот-бом-брам-топенанты и леер бом-брам-рея, причем сам парус был поднят. Но сильнее всего подействовало на меня другое. В какой-то момент у меня появилось ощущение, что на вантах корабля-гиганта я различаю смутное, призрачное движение. Порой мне казалось, будто я на самом деле вижу какие-то тускло поблескивающие тени, снующие среди снастей. Один раз я был почти уверен, что заметил некое существо, которое, точно заправский матрос, двигалось по пертам бом-брам-рея к стеньге. Разумеется, я не мог бы ничего доказать, но сам я нисколько не сомневался, что в морской глубине под днищем нашего «Мортзестуса» кипит какая-то загадочная работа.

Стараясь разглядеть побольше, я непроизвольно склонялся над бортом все больше и больше, и в конце концов — Господи, как же я заорал! — потерял равновесие и едва не полетел вниз. Отчаянно взмахнув руками, я чудом ухватился за фока-брас и лишь таким образом удержался на рострах. Несколько мгновений я балансировал над морем, и в этот краткий промежуток времени мне вдруг почудилось, что клотик гигантской мачты вспорол поверхность воды и в воздухе под самым бортом нашего судна промелькнула (теперь я знаю это точно) странная темная тень. Тогда, впрочем, я не обратил на это внимания, поскольку был слишком напуган.

В следующий миг Тэмми, бросившийся было мне на помощь, издал громкий вопль ужаса и головой вниз полетел через борт. Я едва успел схватить его за пояс и штаны под коленкой и рвануть на себя. Тэмми мешком свалился на палубу, и я бросился сверху, прижимая его всей своей тяжестью, так как юнга продолжал вопить и бороться, а я был слишком растерян и слишком ослабел от пережитого страха, чтобы надеяться удержать его одними руками.

Понимаете, тогда я подумал, что на юнгу действует что-то вроде внушения и что он стремится вырваться, чтобы броситься за борт и покончить с собой. Ничего другого мне просто не пришло в голову, хотя теперь я знаю, что на Тэмми набросился призрак. Увы, я был чересчур взвинчен, да и думал в эти мгновения только о том, как удержать парня, поэтому оказался не в состоянии понять, что же происходит на самом деле. Лишь впоследствии я вспомнил и отчасти осознал — надеюсь, вы-то меня понимаете? — что же видели мои глаза, но не зафиксировал разум.

Впрочем, возвращаясь к этим трагическим событиям, должен сказать, что при неверном свете раннего утра прильнувший к Тэмми призрак казался на фоне добела отдраенных досок палубы едва различимой серой тенью.

Потный, запыхавшийся, еще не пришедший в себя после пережитого потрясения, я сидел на бедном парне верхом, а он продолжал вопить и сопротивлялся так отчаянно, что я думал, мне его не удержать.

Именно так это выглядело со стороны.

Потом я услышал крик второго помощника и топот ног по палубе. В следующую секунду сразу несколько человек схватили меня, чтобы оторвать от Тэмми.

— Подлый трус!.. — воскликнул кто-то.

— Держите его, держите! — закричал я. — Он хочет броситься за борт!

Тут до моих товарищей дошло, что я вовсе не пытался обидеть юнгу, поскольку меня тут же отпустили и позволили встать. Тэмми еще брыкался, но двое матросов крепко держали его за руки, и я решил, что парню ничто не угрожает.

— Что тут произошло? — строго спросил второй помощник, подходя к нам. — В чем дело, Джессоп?

— Мне кажется, парнишка слегка спятил, — сказал я.

— Почему ты так решил? — снова спросил Тьюлипсон, но, прежде чем я успел ответить, юнга внезапно обмяк и осел на палубу.

— Парнишка-то, кажись, в обмороке, — сочувственно заметил Пламмер и смерил меня недоверчивым взглядом. — Что стряслось-то? Из-за чего вы поцапались?

— Говорят тебе, мы не ссорились, — огрызнулся я. — Просто он…

— Отнесите его на корму и уложите в пассажирской каюте, — вмешался второй помощник.

Его слова показались мне неожиданными, но потом я понял, что таким образом он хотел избежать ненужных расспросов. Вероятно, второй помощник решил, что мы снова увидели что-то необычное и странное — такое, о чем остальным лучше не знать.

Пламмер наклонился, чтобы поднять юнгу.

— Нет, — быстро сказал второй помощник. — Пусть это сделает Джессоп. Все ребята, инцидент исчерпан, — добавил он, обращаясь к остальным. — Ступайте!..

Матросы послушно отправились на бак, негромко переговариваясь на ходу, а я поднял бесчувственное тело юнги и понес за вторым помощником на корму.

— Не стоит класть его в каюту, — сказал второй помощник, когда мы подходили к юту. — Уложи его лучше на кормовом люке, а я пошлю кого-нибудь за бренди.

Несколько глотков бренди быстро привели Тэмми в чувство. Парнишка даже сел, и, хотя по лицу его было видно, что он пережил сильное потрясение, на вопросы он отвечал спокойно и разумно.

— Что случилось? — были его первые слова. — Я заболел, сэр?!.. — с беспокойством добавил он, увидев перед собой второго помощника.

— Что-то вроде того, — кивнул Тьюлипсон. — Ты потерял сознание. Думаю, тебе следует пойти к себе и прилечь.

— Но я чувствую себя нормально, сэр! — возразил Тэмми. — Мне кажется, я мог бы…

— Без разговоров, юнга! — перебил второй. — И не заставляй меня повторять дважды. Если ты мне понадобишься, я тебя вызову.

Тэмми поднялся и, пошатываясь, побрел в малый кубрик. Ноги его заплетались. Думаю, парень был рад возможности немного отдохнуть.

— Ну а теперь, Джессоп, — сказал второй помощник, поворачиваясь ко мне, — давай выкладывай, что там у вас стряслось на самом деле, да поподробнее.

Я начал рассказывать, но второй помощник почти сразу остановил меня, подняв вверх руку.

— Погоди-ка! Кажется, поднимается ветерок! — С этими словами он взбежал на ют по трапу левого борта и, отдав рулевому какие-то приказания, снова спустился вниз.

— Вахта — наверх! Брасопить фок по правому борту! — крикнул он и засвистел в дудку. — Потом доскажешь, — бросил он на ходу.

— Есть, сэр, — откликнулся я и отправился помочь товарищам управиться с фалами.

Когда мы развернули реи к ветру, второй помощник отправил нескольких вахтенных на парус, а потом подозвал меня.

— Ну, продолжай, Джессоп.

И я рассказал ему об огромном призрачном корабле и добавил несколько слов насчет Тэмми: я уже не был уверен, будто он сам захотел прыгнуть в море. К этому моменту я успокоился настолько, что обрел способность рассуждать и делать выводы. Тут-то и вспомнилась мне странная тень, виденная мною под бортом после того, как клотик корабля-гиганта ненадолго поднялся над поверхностью. Второй помощник не был, однако, расположен выслушивать мои догадки. Едва услышав об огромном корабле, он сорвался с места и бросился к борту, чтобы увидеть все своими глазами. Я пошел за ним и встал рядом, но, как назло, поверхность моря покрылась рябью, и мы не увидели ничего, кроме бесформенных теней.

— Бесполезно, — сказал помощник примерно минуту спустя. — И лучше нам отойти от борта, пока другие нас не заметили. Возьми-ка вон те фалы и заведи их на кормовой шпиль.

До самого конца вахты я трудился не покладая рук, ставя паруса вместе с остальной вахтой. Когда наконец пробили восемь склянок, я поспешил в кубрик, чтобы позавтракать и поскорее лечь спать.

В полдень, когда мы поднялись на палубу на вторую дневную вахту, я первым делом подошел к борту, но нигде под водой не было видно никаких признаков присутствия исполинского корабля. После этого я почти всю вахту трудился над шпигованным матом и присматривал по распоряжению второго за Тэмми, который взялся доплетать линь. Мне, впрочем, показалось, что юнга в полном порядке, да ничего другого я и не ожидал. Единственной замеченной мною странностью в его поведении была необычная молчаливость, ибо до четырех часов, когда мы отправились в кубрик пить чай, юнга не произнес и десятка слов.

Когда пробили четыре склянки и мы снова поднялись на палубу, я обнаружил, что легкий бриз, подгонявший нас на протяжении всего дня, улегся, и «Мортзестус» почти не движется. Солнце клонилось к закату, но небо было безоблачным и ясным, и лишь когда я внимательнее всмотрелся в линию горизонта, мне показалось, будто снова различаю вдалеке странное дрожание воздуха, которое в прошлый раз предшествовало появлению туманной дымки. Дважды я был почти уверен, что вижу, как слева по носу поднимаются над морем длинные и тонкие языки тумана, но они исчезли так же быстро, как появились. В остальном же море выглядело совершенно спокойным и безмятежным. Сколько ни вглядывался в воду, я не мог рассмотреть в глубине огромной, страшной тени исполинского корабля-призрака.

Вскоре после того, как пробили шесть склянок, поступил приказ обеим вахтам подняться на палубу убирать паруса на ночь. Мы подтянули к реям брамсели и бом-брамсели и убрали все три нижних прямых паруса. Потом среди матросов пронесся слух, что ночью, то есть после восьми часов вечера, на баке не будет впередсмотрящего. Это, разумеется, вызвало целый шквал недоуменных вопросов и догадок — особенно после того, как кто-то сказал, что после наступления темноты двери кубрика будут заперты и никому не разрешат выходить на палубу.

— Кто же будет стоять на руле? — услышал я ворчливый голос Пламмера.

— Думаю, за штурвал, как обычно, поставят кого-то из вахтенной смены, — ответил ему другой матрос. — Один из офицеров все равно обязан находиться на юте, так что рулевой будет не один.

Если не считать этих двух замечаний, общее мнение было таково, что Старик — если он действительно отдал такой приказ — поступил единственно разумным образом. Как заметил один из матросов: «Коли команда всю ночь храпит в кубрике, ни одна душа не свалится за борт!».

До конца нашей последней вахты оставалось всего несколько минут.

Пираты-призраки

Когда пробили восемь склянок, я сидел в кубрике и разговаривал с четырьмя матросами из старпомовой смены. Внезапно откуда-то с кормы донеслись громкие крики, потом над нашими головами раздался громкий стук, словно кто-то колотил по палубе вымбовкой. Я вскочил и бросился к левой двери; четверо моих собеседников последовали за мной. Через секунду мы были уже наверху, где сгущались сумерки.

Глазам нашим открылась странная и страшная картина. Весь левый фальшборт закрывала какая-то колышущаяся, серая пелена, постепенно затоплявшая палубу. Вглядываясь в нее до боли в глазах, я вдруг обнаружил, что обрел способность видеть происходящее четко и ясно. Странная серая пелена распалась на множество стремительно движущихся фигур, отдаленно похожих на человеческие. В сумеречном освещении они выглядели нереальными, невозможными, словно обитатели какого-то фантастического, выдуманного мира. На мгновение мне даже показалось, что я сошел с ума, но — нет. Боже мой!.. Это были тени, но они были реальны и исполнены свирепой ярости и жажды крови. Да и видел их не я один. Подтверждением этому мог служить услышанный мной крик, который, очевидно, подняли шедшие на перекличку матросы.

— Поглядите наверх! — крикнул кто-то.

Я поднял голову и увидел, что и по снастям быстро карабкаются десятки темных фигур.

— Господи Иисусе! — взвизгнул рядом еще один голос и вдруг прервался, словно кричавшему сдавили горло.

Опустив взгляд, я увидел, что двое из четверых матросов, сидевших со мною в кубрике, катаются по палубе, отчаянно отбиваясь от серых тварей. На каждого из них напало сразу несколько врагов, так что я различал в темноте лишь бесформенные клубки сплетенных в смертельной схватке тел. Матросы хрипели и приглушенно вскрикивали, но я и двое других моряков были до того парализованы изумлением и страхом, что просто не могли сдвинуться с места. Потом мимо нас пробежал и скрылся в кубрике еще один матрос, на спине которого повисли сразу два призрака. Из люка донесся пронзительный крик, и я понял, что наш товарищ убит. В тот же момент двое матросов рядом со мной сорвались с мест и взлетели по правому трапу на баковую надстройку. Очевидно, они надеялись спастись там, но я заметил, что по левому трапу почти одновременно с ними взбежали несколько серых тварей. С надстройки донеслись громкие вопли, сменившиеся шумом яростной борьбы. Эти звуки заставили меня наконец очнуться, и я огляделся по сторонам в поисках пути к спасению. Повсюду мелькали серые тени, и я не придумал ничего лучшего, чем взобраться на клетки со свиньями, откуда перебрался на крышу камбуза. Там я распластался на животе и затаил дыхание в надежде, что меня не заметят.

Прошло немного времени, и мне начало казаться, что вокруг стало намного темнее. Осторожно приподняв голову, я увидел, что наше судно окружил плотный, клубящийся туман. Потом я заметил, что футах в шести от меня на крыше камбуза лежит еще кто-то. Это оказался Тэмми. Под прикрытием тумана я чувствовал себя в большей безопасности, поэтому встал на четвереньки и подполз к нему. Когда я тронул юнгу за плечо, он невольно вскрикнул от ужаса, но, увидев меня, расплакался словно младенец.

— Тише! — сказал я ему. — Ради бога — тише!

Впрочем, я мог бы ничего не говорить, ибо ужасные крики наших товарищей, избиваемых на главной палубе, заглушали все остальные звуки.

Привстав на колени, я огляделся по сторонам, потом посмотрел наверх. В темноте я смутно различал рангоут и паруса, причем брамсели и бом-брамсели были почему-то распущены и болтались. В следующее мгновение крики несчастных матросов затихли, и наступила тишина, показавшаяся мне еще более жуткой. Так прошло несколько секунд, потом Тэмми снова начал всхлипывать, и я в страхе схватил его за плечо.

— Тише! — прошипел я. — Они услышат!

Моя угроза подействовала — юнга взял себя в руки, а я снова посмотрел наверх. У меня на глазах один за другим развернулись все шесть марселей. Не успели они полностью расправиться, как до меня донеслись щелчки сезней на гроте, фоке и бизани, и я понял, что дьявольские твари зачем-то ставят нижние паруса.

Потом все снова стихло, и я осторожно подполз к краю крыши и поглядел вниз, но из-за тумана ничего не увидел. Внезапно позади меня раздался короткий крик ужаса и боли, который тут же оборвался. Вскочив на ноги (я надеялся, что туман скроет меня от глаз чудовищных тварей, хотя полной уверенности у меня не было), я бросился назад, туда, где оставил Тэмми, но юнга исчез.

Несколько минут я стоял неподвижно, сдерживая рвущийся из груди вопль отчаяния. Над головой у меня гремели и хлопали, разворачиваясь, нижние паруса. Снизу, с палубы, доносились знакомые звуки авральной работы, но сами твари хранили жуткое, нечеловеческое молчание. Потом наверху заскрипели блоки и брасы — это твари сноровисто разворачивали реи.

Я все стоял, совершенно забыв о смертельной опасности, которая могла мне грозить. Паруса у меня над головой на глазах наполнялись ветром, хотя за секунду до этого никакого ветра я не ощущал. Скоро я почувствовал, что крыша камбуза, на которой я стоял, плавно кренится вперед. Очень скоро угол наклона стал таким большим, что я упал на четвереньки и принужден был схватиться за одну из растяжек, чтобы не скатиться вниз. Что происходит, я не понимал. В следующую секунду с левого борта до меня долетел чей-то вопль, исполненный такого страдания, что я едва не выпустил талреп. В ответ с палубы донеслось еще несколько криков, которые, слившись воедино, превратились в пронзительное стенание, от которого я буквально помертвел, потом снова послышался шум короткой, яростной борьбы.

Тут холодный ветер разогнал туман, и я увидел под собой круто уходящую вниз палубу. Бросив взгляд в направлении носа, я с ужасом увидел, что бушприт «Мортзестуса» почти касается воды. Наклон продолжал расти, крыша камбуза встала почти вертикально, и вскоре я повис в воздухе, из последних сил держась за растяжку, оказавшуюся теперь у меня над головой. Я видел, как ушел под воду бушприт, как океанские волны перехлестывают через полубак, заливают палубу и с ревом устремляются в двери опустевшего кубрика.

Вокруг продолжали раздаваться предсмертные крики гибнущих моряков, но я почти не обращал на них внимания, ибо мне предстояла борьба за собственную жизнь. Что-то ударилось об угол камбуза чуть выше меня; скосив глаза, я увидел Пламмера, который пронесся мимо и исчез в бурлящей воде. Машинально проводив его взглядом, я со страхом обнаружил, что морские волны беснуются и прыгают уже у самых моих ног. В последний раз раздались нестройные крики тонущих, взревела вода, и я почувствовал, что проваливаюсь вместе с судном в разверзшуюся впереди бездну.

Тогда, набрав в грудь как можно больше воздуха, я выпустил растяжку и рванулся куда-то вверх и в сторону. Пенные валы захлестнули меня, вода накрыла с головой, а в ушах зазвучало грозное пение сотен голосов, которое с каждой секундой становилось все громче. Я понял, что умираю. От недостатка воздуха грудь моя была словно объята огнем. Не выдержав, я широко открыл рот и… почувствовал себя на поверхности.

Слава Богу, я мог дышать, хотя из-за попавшей в глаза воды ничего не видел и почти ничего не соображал. Лишь немного отдышавшись и успокоившись, я увидел ярдах в трехстах от себя лежавший в дрейфе большой корабль. Поначалу я не поверил своим глазам, потом понял, что у меня есть крохотный шанс. Я закричал и поплыл в вашу сторону.

Остальное вы знаете.

— Значит, ты думаешь… — задумчиво проговорил капитан и замолчал на полуслове.

— Нет, — ответил Джессоп. — Я не думаю, я знаю. И вы тоже знаете. Все, что я рассказал вам, — чистая правда. От моряков часто приходится слышать невероятные истории о событиях, которым они якобы были свидетелями, но это произошло на самом деле. Вы сами наверняка повидали много такого, чему нельзя найти объяснения; быть может, вы видели даже больше, чем я. Весь фокус в том, что подобные события не попадают в судовые журналы. Никогда. И то, что случилось со мной, тоже не попадет — во всяком случае, не в том виде, как я вам только что рассказывал…

Джессоп кивнул головой и добавил, обращаясь к капитану:

— Ставлю свое годовое жалованье против фунта табаку, что ваша запись в судовом журнале будет примерно такой: «18 мая… градусов южной широты… градусов западной долготы, 14 час. по судовому времени. Легкий зюйд-ост силой около 2 баллов. Справа на крамболе замечено неизвестное судно. Нагнали его к 18 час. В течение двух часов подавали сигналы, но неизвестное судно не отвечало. В конце вахты наблюдатель отметил у неизвестного сильный крен на нос. В течение минуты крен резко увеличился, в результате чего судно затонуло со всей командой. Легли в дрейф и спустили шлюпки. На месте крушения удалось подобрать только одного человека — матроса первого класса по имени Джессоп. Объяснить причины катастрофы указанный Джессоп не смог». Вот так, сэр…

Он сделал небольшую паузу, потом жестом указал на первого и второго помощников.

— А вы, господа, заверите все это вашими собственноручными подписями; то же самое сделаю и я, и, возможно, ваш боцман. Потом, когда мы придем домой, в газетах напечатают коротенькое сообщение о гибели «Мортзестуса», чтобы читатели могли посудачить об опасностях морских путешествий и ненадежности современных судов. Быть может, кто-то из теоретиков даже выскажется в печати насчет плохо проконопаченных швов или дефектов обшивки, и на этом — конец!..

Джессоп коротко, цинично рассмеялся и добавил:

— О, вы отлично понимаете, что никто, кроме вас, никогда не узнает, как все было на самом деле. Матросы?.. Эти не в счет. Ведь они — грубые, неразвитые создания, и ни одному здравомыслящему человеку в голову не придет принимать на веру их болтовню. Да и болтать-то они начинают, только когда налакаются. В трезвом виде они предпочитают помалкивать, чтобы не выставить себя на посмешище, но как выпьют — тут их словно черт за язык тянет… Скажете, не так?

Джессоп замолчал и обвел нас суровым взглядом, и капитан — а вслед за ним и оба помощника — кивнули в знак согласия.

Приложение. Безмолвный корабль

Я служу третьим помощником парусника «Сэнджер», который, как известно, подобрал в море матроса первого класса Джессопа. Упомянутый Джессоп попросил нас кратко записать, что мы видели в день катастрофы парусника «Мортзестус», и заверить наше свидетельство своими подписями. Капитан поручил эту работу мне, потому что, как он выразился: «У вас это выйдет лучше, чему меня».

Итак, мы поравнялись с неизвестным нам на тот момент судном в середине «собачьей вахты», но сама катастрофа случилась вскоре после того, как пробили восемь склянок. В течение последних двух с половиной часов я и старший помощник неотлучно находились на юте, наблюдая за «Мортзестусом». Мы подавали сигналы, но нам никто не ответил, что показалось нам весьма и весьма странным. Можно было подумать, что на судне нас не видят, хотя мы находились у него на левом траверсе на расстоянии каких-нибудь трехсот-четырехсот футов. Погода, напоминаю, стояла ясная, видимость была отличной, и если бы моряки «Мортзестуса» оказались приятными ребятами, мы могли бы даже организовать дружеское чаепитие. Но они никак не реагировали, и мы отказались от этой идеи, обозвав их между собой «угрюмыми свиньями»; впрочем, спускать сигнальные флажки мы не стали.

Все это я рассказываю к тому, чтобы вы получили представление о том, как долго и внимательно мы следили за «Мортзестусом». Помнится, с самого начала мне показалась странной царившая на борту тишина. Мы не слышали даже их судового колокола! Я был настолько озадачен этим обстоятельством, что поделился своими сомнениями со старпомом, но он ответил, что тоже ничего не понимает.

Когда пробили шесть склянок, матросы на «Мортзестусе» бросились убирать паруса. Вполне понятно, что это поразило нас еще больше — ведь был почти полный штиль! — и мы с удвоенным вниманием стали наблюдать за происходящим. На паруснике по-прежнему царила мертвая тишина: даже когда команда начала травить фалы, мы не услышали ни скрипа лебедки, ни хлопков паруса. Больше того, даже без подзорной трубы я отчетливо видел, как их капитан отдавал какие-то приказания; его рот открывался и закрывался, но до нас не доносилось ни звука, хотя мы должны были слышать каждое слово.

И вот, как только закончилась «собака», случилось то, о чем рассказывал нам Джессоп. Наш капитан и старпом уверены, что видели какие-то фигуры, карабкавшиеся на борт «Мортзестуса», но не смогли разглядеть их как следует, поскольку над морем сгустились сумерки. Что касается меня и второго помощника, то мы не беремся ничего утверждать со всей определенностью. Бесспорно было одно (и в этом наши мнения совпали): на борту «Мортзестуса» творится нечто в высшей степени странное, однако разглядеть все как следует нам мешал клубящийся серый туман, заволакивавший палубу злосчастного судна. От этого зрелища мне стало не по себе; думаю, и другие офицеры испытывали нечто подобное, однако в подобных случаях полагаться на чувства опасно; сначала необходимо убедиться, насколько происходящее действительно серьезно и реально.

После того как капитан и старший помощник заявили, будто видели каких-то людей, поднимавшихся на борт «Мортзестуса», до нас начали доноситься кое-какие звуки, поначалу — довольно странные, отдаленно напоминавшие шум, какой производит раскручивающийся валик фонографа. Потом мы услышали крики и истошные вопли множества людей, но… По правде говоря, я и сейчас не возьмусь сформулировать, что тогда подумал — до того странным и непонятным было все происходящее.

Следующим, что мне запомнилось, был густой туман, окончательно закрывший от нас корабль. Вместе с туманом стихли и звуки; это произошло, впрочем, довольно резко — как будто кто-то плотно закрыл дверь в комнату, где идет оживленный разговор. Над туманом, однако, еще выступали верхушки мачт, верхние паруса и такелаж «Мортзестуса». Капитан и старпом утверждали, что видят на реях людей; я тоже различал на вантах какие-то неясные, темные фигуры, и только второй помощник сказал, что ему что-то такое кажется, но он ни в чем не уверен. Как бы там ни было, за каких-нибудь пару минут все верхние паруса оказались распущены и взяты на шкоты. Нижние прямые паруса были не видны из-за тумана, но, по свидетельству Джессопа, они тоже были поставлены надлежащим образом. А еще через минуту все паруса на «Мортзестусе» вдруг наполнились ветром, о чем свидетельствовал не только их вид, но и характерный громкий хлопок, тогда как наши паруса по-прежнему едва полоскались на реях.

То, что произошло в следующее мгновение, потрясло меня сильнее всего. Все мачты «Мортзестуса» вдруг начали клониться вперед, к воде, и над полосой закрывавшего судно тумана показались корма и руль, которые на наших глазах задирались все выше. Одновременно с этим до нас донесся крик, нет — полный отчаяния, душераздирающий вопль множества людей. Потом корма поднялась еще выше — ничего подобного я в жизни не видел! — а секундой позже вставший на нос «Мортзестус» быстро ушел под воду, над которой все так же клубился странный туман.

Заметив в воде плывущего человека — а первым его увидел именно я, — мы как можно скорее спустили шлюпку и подобрали его. Это и был матрос первого класса Джессоп. Его рассказ в точности совпадает с тем, что мы видели своими собственными глазами, в подтверждение чего мы ставим под этим документом наши подписи:

Капитан парусника «Сэнджер» Уильям Наустон;

Старший помощник Дж. Дж. Адамс;

Второй помощник Э. Браун;

и я — третий помощник Джек Т. Эван.


Читать далее

Уильям Хоуп Ходжсон. «Пираты-призраки»
Предисловие. «И АД СЛЕДОВАЛ ЗА НИМ…» 14.04.13
«Пираты-призраки». Роман 14.04.13
«Пираты-призраки». Роман

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть