Онлайн чтение книги Взгляд The Glimpse
3. Концерт

Джаспер ссутулился на заднем сиденье позади шофера. Ана сидела рядом с ним. Их плечи соприкасались, соединенные лентой руки лежали на сиденье между ними. Машина ползла по центральной улице Хэмпстеда к южному КПП около Белсайз-парка. Джаспер не проронил ни слова после того тихого ругательства при виде ее отца. Если в течение церемонии он выглядел готовым к бою, теперь казалось, что он признал себя побежденным.

– Джаспер! – окликнула она его. – Что случилось?

Он бросил на нее быстрый взгляд, но Ане показалось, будто этот взгляд устремлен куда-то в его мысли, словно нереальна она сама, а не то, что он видит.

– Не сейчас, – ответил он.

– Пять минут назад ты сказал, что тебе нужно срочно со мной поговорить.

– Ну а теперь не нужно.

По ее телу растеклось леденящее напряжение. Если Джаспер не способен открыться ей в день их обручения, то она сильно сомневается, стоит ли ей трудиться и терпеть жизнь в Общине и все то, что будет связано с этим: проверки Коллегии, постоянное наблюдение и отчуждение. Однако понятно: лишь от гнева и гордости появляются подобные мысли. Она не имеет права махнуть на себя рукой! Она разгладила на коленях голубые складки ткани.

– Джаспер, ну пожалуйста! В следующие несколько недель мы много времени будем проводить вместе. Я надеялась, что мы сможем быть откровенными друг с другом.

Его взгляд снова сфокусировался на ней.

– Ты уверена, что хочешь честности? – спросил он.

Его негромкий голос прозвучал так угрожающе, что Ана вздрогнула.

Рука Джаспера лежала в ее ладони и ощущалась как очень горячая и безвольная. Ане захотелось развязать белую ленту и сесть подальше от него – или вообще выскочить из машины, когда они остановятся у хэмпстедского КПП. Но, конечно, она ничего подобного делать не стала.

– Да, – ответила она на его вопрос, – я хочу, чтобы мы были честными друг с другом. Ты не должен идти на этот союз только потому, что тебе меня жалко, или потому, что импульсивно сделал мне предложение обручиться, не зная, что у меня Большая Тройка, – а теперь из-за какого-то неуместного чувства долга считаешь себя ответственным за мое будущее благополучие.

– Понятно, – сказал Джаспер. На его болезненно-бледном лице промелькнула тень улыбки. – Значит, вот как ты себя ведешь, когда нам впервые официально разрешено оказаться наедине?

– И вот как ведешь себя ты, – парировала она.

Он стремится увести ее от серьезного разговора, но она не допустит этого. Ей слишком хорошо известно, каково жить с человеком, если не получается нормального общения. Они с отцом никогда не были близки. На какие бы компромиссы она ни была готова, непрочные отношения с Джаспером в их число не входят: она не готова на такое даже ради того, чтобы избежать отправки в Город. Она взглянула на него – и безнадежность, отразившаяся на его лице, заставила ее смягчиться.

– Я не уверена, что могу от тебя требовать такое, – сказала она.

– Требовать что?

– Перестань! Ты понял, о чем я.

Он молча нахмурился.

Ана захватила мягкий шелк платья между большим и указательным пальцами правой руки, рассеянно его потерла и спросила:

– Как идут твои занятия?

– Нормально.

– Если хочешь, я могу помочь тебе готовиться к адвокатскому экзамену.

Джаспер снова поднял взгляд и воззрился на нее. Возможно, он счел это предложение нелепым.

– Когда папу арестовали, я заинтересовалась юриспруденцией, – пояснила она. – А потом ты начал учиться на юридическом. Я вроде как шла по программе.

Она пожала плечами. Наверное, не стоит ему признаваться, насколько сильно ее заинтересовал и увлек этот предмет. Ему неинтересно будет слушать, как полное отсутствие общения со сверстницами и скучные школьные занятия заставили ее прочесть все работы из оксфордской программы, какие она только могла заполучить. Юриспруденция позволяла ей применять свою прирожденную способность запоминать, а кроме того, она получала удовольствие от логичных и нетривиальных аргументов. Ее школьная программа никогда не требовала от нее такого напряжения умственных способностей. Если уж на то пошло, то с приближением к выпуску занятия становились все примитивнее и глупее.

Джаспер продолжал молчать.

Ана выглянула в окно, а потом сделала еще одну попытку:

– Я… э… по дороге на церемонию вспомнила, как мы в первый раз встретились, – сказала она. – На рождественском приеме, который устраивали твои родители.

– Ты была тогда гораздо ниже ростом, – откликнулся он.

– Мне было одиннадцать.

– Да, возможно, поэтому.

На его лице снова появилась тень улыбки.

Она подняла глаза, и под его взглядом ей стало теплее. Наверное, извлечение прежнего Джаспера из этого нового человека требовало ловкости и осторожности – как для того, чтобы извлечь мякоть из колючего плода опунции.

– Я была уверена, что, когда я повзрослею, ты уже будешь обручен, – заметила она.

– Ну, один раз так чуть и не получилось.

– А кто отказался?

– Это вышло обоюдно.

Она кивнула, но не поверила ему. Она не могла себе представить, чтобы какая-то впечатлительная юная девушка смогла отказать богатому и красивому Джасперу Тореллу.

– Ты тогда играла на пианино, – вспомнил он. – Когда мы впервые встретились, – добавил он в качестве объяснения. – Ты спряталась в старом крыле рядом с библиотекой, играла на пианино и плакала.

Ана отвела взгляд: ее удивило и смутило то, что он об этом помнит.

– Да. А вы с Томом меня нашли и настояли, чтобы я вернулась к остальным.

Джаспер улыбнулся, однако его улыбка быстро померкла, а взгляд снова стал холодным.

– Ты предпочитаешь о нем не говорить?

– Нет, все нормально, – ответил он.

Однако его охватила печаль – уныние, которое было ей слишком хорошо знакомо по тому времени, когда умерла ее мать. Толком не поняв, что делает, она подняла руку и провела кончиком пальца по синяку над его глазом. Он схватил ее руку и поднес к губам, нежно поцеловав ладонь у основания большого пальца. Она затаила дыхание. Ей почему-то представилось, что ее болезнь сочится из ее кожи там, где к ней прикасаются его губы. Болезнь окрашивает их в синий цвет, она проникает в его вены и смешивается с кровью, циркулирующей по его телу. Это было похоже на проклятье. Он – ее противоядие. Она – его отрава.

* * *

Первые аккорды последнего концертного номера этого вечера разнеслись по залу. Ссутулившись в своем кресле на балконе, Джаспер пытался проглотить вставший у него в горле ком. Мелодия, которую они слушали, причиняла ему почти такую же сильную боль, как и недоумение в глазах Аны, цветом напоминавших осенний океан. Его пальцы инстинктивно нырнули под рубашку – за медальоном, который он переделал так, чтобы в нем можно было спрятать результаты расследования его брата Тома. Ему уже много месяцев хотелось рассказать Ане, что происходит, но он боялся, что она ему не поверит. Точно так же, как он сам не поверил брату за неделю до его гибели, когда Том заявил, что ему удалось выйти на сенсацию века: с анализами на Чистоту что-то не так!

Концерт до минор Рахманинова стал грустным. В партере воцарилась тишина. Джаспер не замечал тихих разговоров и шепота вокруг до таких вот моментов, когда они прекращались. Он посмотрел поверх края балкона вниз, где плечом к плечу в загоне из металлической сетки стояли Психи. Подсевших на бензидокс различить было легко: они дергались и извивались, у них были большие проплешины в волосах или некачественные парики. У большинства собравшихся в эту толпу оборванцев были включены интерфейсы, и эти миниатюрные компьютеры отбрасывали стремительно кружащиеся символы и слоганы на футболки и свитера тех, кто стояли впереди них. Нечеткие картинки и буквы пульсировали разноцветным морем. Некоторые Психи манипулировали цифровой информацией в такт музыке, жестами меняя цвета и образы, налагающиеся на окружающий их мир.

Когда скрипки начали крещендо и музыка заполнила весь огромный зал, бормотание и шевеление возобновились.

Ком в горле у Джаспера раздулся до размеров теннисного мяча. Он понял, что ему необходимо что-то сказать Ане прямо сейчас. Возможно, это его последний шанс. Он придвинулся к ней. Аромат лимона и сияние ее пепельных волос на мгновение заставили его забыться. Ощутив его близость, она повернула голову. Серьезный взгляд остановился на его лице. Он сжал пальцы под связывающей их лентой и наклонился к барьеру балкона, увлекая ее за собой. Глядя на пианиста, сидящего за роялем в центре сцены, он заговорил:

– Есть вещи, которые мне не удавалось тебе сказать, – негромко проговорил он. – У меня проблемы. – Ее глаза округлились. – Не смотри на меня, – добавил он. – Не привлекай к нам внимания.

Она молча кивнула, и ее лицо стало спокойным. Она прижалась виском к его щеке, словно они всего лишь наслаждаются возможностью быть вместе – и этим движением заслонила его губы.

Джаспер почувствовал прилив восхищения ею – ее умом, не выставляемым напоказ. А еще – глубокое сожаление. Ему давно следовало ей довериться. Теперь уже слишком поздно.

– Этим утром я встречался с одним знакомым из Города, – начал Джаспер. – Только что мы с ним разговаривали, а потом у него вдруг поехала крыша, он обезумел. В считаные секунды появился психпатруль. Ему ввели успокоительное и утащили. И это было… из-за меня.

Отец Аны, сидевший слева от нее, встал. Она отодвинулась назад, чтобы он смог протиснуться мимо сидящих, вдоль ряда, и потянула за собой Джаспера. Пока Эшби извинялся, мать Джаспера, сидевшая справа от сына, накрыла его руку своей. Джаспер повернулся к ней и увидел, что вся его семья – отец, мать и сестра – наблюдает за ним.

У него загорелись щеки. Мать убрала руку, он начал расправлять замявшийся рукав смокинга, и, когда дернул его, крошечный листок вылетел из кармана и порхнул на пол. Он тут же уронил программку и нагнулся, чтобы поднять оба листка, дернув за собой Ану.

– Извини, – пробормотал он. Положив программку на колени, он чуть прищурился, пытаясь разобрать то, что было написано на маленькой бумажке. Там оказался номер телефона. – Ана, – прошептал он. – Извини, мне надо…

Он развязал обручальный узел и начал раскручивать ленту, связывавшую их руки. Она побледнела. Хотя обрученная пара, разумеется, не оставалась связанной в течение всех четырех недель ухаживания, обычно момент снятия ленты был значимым, глубоко интимным и полным молчаливой надежды. Часто пара оттягивала эту минуту как можно дольше, считая добрым знаком сохранение связи до того мгновения, когда приходило время расставаться на ночь.

– Извини, – еще раз повторил Джаспер.

Встав, он протиснулся мимо своих родных, сидевших в конце ряда. С отчаянно бьющимся сердцем он зашагал по проходу, расстегивая слишком тугой, душивший его галстук-бабочку. Дойдя до выхода, открыл дверь зала и вывалился в коридор. Дверь автоматически закрылась за ним, заглушив звуки оркестра. Цепочка тусклых цветных напольных лампочек указывала путь к бару.

Только после «несчастного случая» с братом и «расследования» смотрителей, которое включало в себя тщательный обыск комнаты Тома и конфискацию всех его вещей, Джаспер поверил в то, что его брат действительно обнаружил нечто важное. И только еще через несколько недель он собрался с духом и открыл шкафчик Тома в гольф-клубе. Там он обнаружил крошечный диск, спрятанный за металлической задвижкой – точь-в-точь так, как говорил Том. Он нашел диск – и снова спрятал, уже в соседнем шкафчике. Он размышлял два года, прежде чем принял решение закончить то, что начал брат. После этого он начал медленно искать нужных людей и придумывать безопасный способ вынести доказательства из Общины.

И все его планы этим утром рухнули. Стоило Джасперу передать единственную запасную копию материалов расследования курьеру, как этот тип взбесился. За минуту до этого с ним все было в порядке. Ясно, что он заранее был накачан психотропным средством, а психпатруль был наготове. А это означало, что произошла утечка. Смотрители точно знали, что происходит, и изъяли курьера. И теперь очень скоро они выйдут на Джаспера.

Ему следовало скрыться в момент суматохи, просочиться сквозь щели в хаотичных улицах Лондона и лечь на дно, но он оказался не готов к отказу от своей прежней жизни и не знал, куда именно бежать. И хотя он не мог рассказать о происходящем матери, он надеялся найти возможность открыть правду Ане.

Дойдя до бара, Джаспер оглянулся, проверяя, не следят ли за ним. Расположенные в потолке динамики вибрировали: концерт заканчивался, валторны громко трубили. Снова вступил рояль, рассыпая четкие быстрые ноты. Он хорошо знал эту последнюю композицию из программы концерта, однако переход к новой теме на этот раз показался ему иным, словно вышедшим из-под контроля. Обойдя бар и снова оглянувшись, он шагнул в дверь, ведущую на пожарную лестницу.

Оказавшись на лестничной площадке, Джаспер взмахнул перед собой рукой, чтобы включить интерфейс – золотой треугольник с заключенным в нем кругом рубинового стекла, – висевший у него на шее на цепочке. Рубин загорелся. Как только устройство начало передавать цифровую информацию со встроенного компьютера, красный камень засиял на фоне его рубашки, словно горящий уголек. Джаспер быстро вставил в паз магнитный скремблер, чтобы смотрители не смогли воспользоваться его передачей, отслеживая его местоположение, и произвел жест, затребовавший телефонный звонок. Камера интерфейса зарегистрировала движение его руки, и компьютер перешел в режим телефона, проецируя в воздухе номера. Джаспер поставил открытую ладонь параллельно груди, и на ней возникла виртуальная клавиатура телефона. Второй рукой он ввел в нее номер, оказавшийся на листочке, который он обнаружил в нагрудном кармане своего смокинга.

Звонок тут же переключился на режим речевой почты.

– Это Энкиду, – произнес мужской голос. – Я занят, попробуйте позвонить позже. Бип! Извините, сообщений не принимаю. Я вам не автоответчик.

Джаспер отключил связь и снова посмотрел на листок. Рядом с номером было нацарапано слово «Камден». Пока он комкал листок и прятал его в карман брюк, сигнал интерфейса сообщил о получении почты.

«Энкиду, Камден», – подумал он. Если он сможет попасть туда так, чтобы за ним не проследили, у него, возможно, появится шанс уйти от смотрителей. Встав так, чтобы дверь пожарной лестницы послужила экраном его интерфейса, он открыл новое сообщение – и увидел изображение парня в смирительной рубашке. Из сломанного носа у него струилась кровь. Рот был разверзнут в крике, лоб разбит. Лицо парня было неузнаваемым. Вот только глаза… это были глаза его связного. Того самого курьера.

У Джаспера рубашка стала мокрой от пота, капли с висков потекли по щекам. Он сорвал с себя галстук и согнулся пополам, упираясь ладонями в колени. Дыхание у него сбилось. Музыка, хоть и была теперь еле слышной, бешено закружилась у него в голове.

Кто-то неизвестный отправил ему это изображение, чтобы его предостеречь или запугать. Так или иначе, сообщение подтвердило то, что он знал и раньше: приступ безумия у курьера, начавшийся сразу после того, как Джаспер вручил ему диск, не был случайным.

Джаспер бросил взгляд на камеру наблюдения под потолком, повернулся и побежал вниз по лестнице. Его жесткие подошвы стучали по бетонным ступенькам. На втором уровне его интерфейс на мгновение отключился и тут же заработал снова, задействовав беспроводную усилительную сеть. На третьем уровне он, задыхаясь, рванул дверь, уводящую с пожарной лестницы.

В темноте парили ноты солирующего гобоя. Печальный духовой инструмент проник через старые динамики парковки, раскололся о стену, разделявшую уровень, и узлом завязал Джасперу все внутренности. Он нерешительно остановился.

Его мать не заслужила того, чтобы еще один ее сын таинственным образом исчез. И Ана заслуживает большего. Он напортачил.

Гобой стал тише, а фортепьянная тема начала нарастать. Ее подхватили скрипки.

Быстро выведя трехмерный план Центра искусств, он стал искать выход. «Барбикан», построенный в семидесятых годах двадцатого века, представлял собой обширный лабиринт бетонных лестниц, серых башен и соединительных переходов. Джаспер нашел нужный участок и настроил проекцию интерфейса так, чтобы та слабо светилась. Он осторожно двинулся от лестницы – единственного места, где длинные флуоресцентные лампы еще работали, – к туннелю перехода. Туннель вел к ступенькам, которые выходили наружу в проулке, связанном со станцией «Мургейт». Наилучшим способом уйти от наблюдения была бы подземка. Система слежки смотрителей не может охватить обширную систему лондонского метро.

Джаспер прошел мимо стоящих рядком старых машин, ободранных до полной неузнаваемости. Двадцать три года назад, когда источники бензина начали подходить к концу и начались Бензиновые войны, по всей стране были брошены миллионы автомобилей: перед домами, в гаражах и на автопарковках, таких как эта. Ограниченные ресурсы электричек оказались не в состоянии обеспечивать людей, прежде приезжавших на работу на машинах, – и люди, сотни тысяч, стали стекаться в крупные города, предоставляя городкам и поселкам медленно умирать.

На фоне хорошо знакомой мелодии послышался звук заработавшего двигателя. Джаспер заслонил свой интерфейс и, пригнувшись у толстой колонны, прислушался. Похоже было, что вибрирующий гул доносится откуда-то сзади. У него заколотилось сердце. Автостоянкой на этом уровне почти никто не пользовался: в ней не было никакой необходимости, поскольку шоферам Чистых хватало места, чтобы припарковаться на первом уровне.

Джаспер сузил поле освещенности интерфейса, превратив его в резкий луч света. Вместо того чтобы ощупью пробираться вдоль стены ко второму уровню, он с помощью луча сначала найдет дверь в туннель, а потом направится к ней уже в темноте.

Он вел лучом по кирпичной стене, пока не увидел металлическую дверь, и мысленно проложил себе путь туда. Восемь шагов вперед на «два часа», шаг, чтобы обойти толстую колонну, а потом четыре шага на «три часа». Он отключил освещение и прислушался. В ушах шумела кровь, он больше не мог различить негромкий звук гибридного двигателя. Глубоко вздохнув, он выпрямился и двинулся вперед.

Включившиеся фары поймали его фигуру. Машина поехала к нему, быстро набирая скорость. Джаспер перешел на бег, за секунду преодолев четыре метра. Машина остановилась у колонны. Ослепленный фарами Джаспер толкнулся в дверь.

Она не поддалась.

Собрав все силы, он ударил плечом в холодный металл. Руку ему обожгло острой болью. Дверь не открылась. На мгновение потрясение парализовало его.

Свет фар стал менее ярким. Решив не сдаваться, Джаспер бросился к пандусу, который вел на следующий уровень. Крохотная точка света прыгала перед ним в темноте: кто-то приближался к нему с включенным интерфейсом. Джаспер рванулся назад. Машина дернулась, отрезая ему путь к отступлению, поймав его между своим корпусом и вращающимся разноцветным лучом интерфейса.

По туннелю разносился звук шагов: топ-топ.

– Решил уйти пораньше, Джаспер? – осведомился голос.

У Джаспера оборвалось сердце. В своей панике он даже не сразу опознал бархатный баритон, но в следующую секунду пришло понимание. Каким он был идиотом! Каким наивным дурнем!

– Ты поставил меня в очень неловкое положение, – сказал мужчина. – Я долго надеялся, что мы сможем обойтись без этого.

Щуря глаза, Джаспер всматривался в темноту. Человек держал в руках какой-то металлический стержень. Вверх по позвоночнику Джаспера словно иголками прошлись. Это ощущение все усиливалось, приближаясь к голове, и взрывом затопило черепную коробку. Он попытался поднять руку к месту самой сильной боли, но она осталась безвольно висеть. Он попытался сообразить, что можно сделать, но мысли превратились в разлетающиеся нити, которые поймать никак не удавалось.

До его сознания доходила только музыка, напомнившая ему про Ану: это были финальные аккорды концерта.