Онлайн чтение книги Золотая гондола The Golden Gondola
Глава четвертая

– Еще цветы! – воскликнул сэр Харвей, когда в гостиную вошел один из служащих гостиницы, неся огромный букет и корзину с редкими фруктами.

– Нет нужды спрашивать, от кого они, – добавил он, встал и подошел к столику, на который слуга поставил подарки. – Хотя вам наверняка будет интересно содержание карточки, которую я вижу среди цветов.

– Вы можете прочитать ее, если хотите, – ответила Паолина, даже не взглянув в ту сторону. – О, вы только посмотрите на эту вышивку! Я начинаю думать, что, даже объехав весь мир, мы бы не нашли более искусных мастериц, чем здесь.

Она разглядывала два новых платья, которые только что доставили, касаясь материи своими длинными точеными пальцами.

Тогда, в первый вечер, она слишком устала, чтобы оценить по достоинству те ткани, которые выбрал для нее сэр Харвей. Сейчас она не могла оторвать глаз от великолепной фактуры парчи и бархата, изящного рисунка вышивки и тончайшего кружева.

Сэр Харвей тем временем читал записку герцога.

– «Обладательнице самого прекрасного лица во всей Италии, – прочитал он вслух. – Пославший эти скромные подарки надеется, что они будут приняты с улыбкой». Поэтично, не правда ли?

– Мне он не нравится, – ответила Паолина.

– Но он все-таки герцог, – напомнил ей сэр Харвей. – И если бы не он, нам предстояло бы путешествие гораздо более долгое и утомительное. Как мне сказали, бурчиелло герцога считается самым удобным и роскошным судном на всем побережье.

– А что из себя представляет бурчиелло? – спросила Паолина.

– Это что-то вроде плавучего дома, – ответил сэр Харвей. – Там три каюты; одна длинная в середине, две поменьше по бокам, а на носу и корме находятся помещения для слут. Такое судно развивает вполне приличную скорость. Путешествие от порта, где оно находится сейчас, до Венеции займет у нас около восьми часов.

– Это замечательно! – воскликнула Паолина. – Хотя я была бы довольна гораздо больше, если бы с нами не было герцога.

– В этом я с вами согласен, он достаточно неприятный человек, – сказал сэр Харвей.

Паолина удивленно взглянула на него. Ее поразил тон, которым это было сказано. Только вчера он доказывал ей обратное, говоря, что, возможно, интерес герцога к ней вполне серьезен, а если нет, то она сможет сделать его таковым.

Она вопросительно посмотрела на него, ничего не говоря, пока сэр Харвей не объяснил несколько извиняющимся тоном:

– Я слышал, что скоро будет объявлена помолвка его светлости с принцессой Виолеттой д'Эсте.

– Мне очень жаль, что вы разочарованы, – сказала Паолина.

– На самом деле нет, – ответил он. – В своих планах, раздумывая о возможных кандидатурах, я никогда не заходил так далеко, до герцога – по крайней мере, до герцога Феррары.

– Но вы все равно надеялись, – заметила она, улыбнувшись.

– Да, черт возьми! – воскликнул сэр Харвей. – Потому что нет таких препятствий, которые не смогла бы преодолеть умная женщина, и нет таких крепостей, которые бы не взяла красота. А если говорить начистоту, вы очень красивы, Паолина.

– Самое забавное, что это обнаружилось только сейчас, – смеясь сказала Паолина. – Правду говорят, одежда красит человека. Раньше, когда я была плохо одетой дочерью неудачливого игрока, никто не обращал на меня внимания.

– Но кто-то должен был, – возразил сэр Харвей.

Паолина пожала плечами.

– Посетители казино, обрюзгшие старики, которых интересует только наличие вина в их бокале и то, какая карта им выпадет. Или вечно безденежные молодые люди, которые могли провести со мной несколько часов между раздумьями о том, как бы избавить своих знакомых мужчин от лишних денег, а женщин от излишней добродетели.

– Это звучит не слишком заманчиво, – заметил сэр Харвей.

– Да, пожалуй, – вздохнув ответила Паолина.

– Но теперь вы можете забыть обо всем этом.

Говоря это, он проследовал через всю комнату туда, где в низком кресле сидела Паолина, наблюдая за меняющимся выражением его лица.

– В самом деле? – спросила она.

Он взглянул сверху вниз в ее темные глаза и поразился их глубине. Ее миниатюрное, правильной овальной формы лицо было таким прелестным, что невозможно было поверить в то, что страдание может соседствовать с такой красотой.

– Что вы имеете в виду? – спросил сэр Харвей.

– Я имею в виду, – тихо ответила Паолина, – что, если вы вдруг устанете от меня, если вам надоест искать мне мужа, тогда я снова вернусь к тому нищенскому и безрадостному существованию, к которому я привыкла. Но теперь это будет для меня еще тяжелее, так как я уже познала другую жизнь, ту, которую показали мне вы.

– А если я пообещаю, что не устану от вас? – спросил сэр Харвей.

Ее лицо на мгновение прояснилось.

– Я очень хотела бы быть в этом уверенной, – сказала Паолина. – Прошлой ночью, когда вы ругали меня за нелюбезное поведение с герцогом, я не на шутку перепугалась. Я поняла, что у меня очень шаткое положение, так как я полностью завишу от вас. Поэтому я не могу не задаваться вопросом, что со мной будет, если вы меня бросите.

Сэр Харвей наклонился и взял ее руки в свои.

– Паолина, зачем вам себя мучить? – спросил он. – Неужели нельзя воспринимать все это как есть, как веселое, рискованное и немного безумное приключение? Согласитесь, что есть что-то забавное в том, что мы пытаемся перехитрить сливки высшего общества одного из наиболее помпезных городов мира. Я вас уверяю, венецианцы сами о себе думают только в превосходной степени. Ну а мы совместными усилиями смахнем с них немного высокомерия.

– Вы-то, конечно, – ответила Паолина, – но я для этого недостаточно умна.

– А от вас этого и не требуется, – ответил сэр Харвей, – при такой эффектной внешности.

При этих словах он вытащил ее из кресла и, обняв за плечи, подвел к роскошному зеркалу, висевшему на противоположной стене.

– Посмотрите на себя внимательно, – приказал он.

Она подчинилась и увидела совершенно не известную ей особу вместо знакомого отражения, к которому она привыкла за восемнадцать лет. Там не было той скромной, ничем не примечательной девушки, которую она ожидала увидеть.

Вместо этого в зеркале отражалась юная женщина с блестящими, уложенными по последней моде волосами, с губами цвета кармина, одетая в великолепное, сшитое точно по ней, глубоко декольтированное платье, которое выгодно подчеркивало каждый изгиб ее фигуры. Ослепительно белая кожа, немного тронутая розовым на щеках, и длинные темные ресницы, обрамлявшие глаза, довершали общую картину.

– Это не я, – тихо, почти испуганно произнесла Паолина.

– Конечно, – ответил сэр Харвей. – Девушка, которая плыла на «Санта-Марии Лючии», – так, кажется, назывался этот несчастный корабль, – утонула в шторм, как и остальные пассажиры. А перед собой вы видите мою сестру, Паолину Дрейк из Лондона, красота которой произвела сенсацию даже на приемах в королевском дворце.

Паолина не смогла удержаться от смеха.

– Кому же вы говорили это? – спросила она.

– Всем, – ответил сэр Харвей.

– И они верили этому?

– Конечно! Я умею так убедительно лгать, как никто в мире.

Паолина поднесла руки к лицу, с трудом сдерживая смех.

– Это дурно, дурно, – повторяла она, – и тем не менее меня не может это не забавлять. Если бы эти люди, граф и графиня, так мило беседовавшие с нами вчера, или аббат Де Фроскани, или сам герцог узнали бы об этом, что бы они сделали? Как же вы решились на такое мошенничество?

– У нас нет другого выхода, – ответил сэр Харвей.

При этих словах улыбка исчезла с его лица, и, уловив перемену его настроения, Паолина быстро спросила:

– Неужели все так плохо? На сколько еще хватит ваших денег?

– Достаточно надолго, – ответил он уверенно. – Но не настолько, чтобы мы могли не беспокоиться о будущем. Наши туалеты будут полностью готовы завтра или, возможно, послезавтра. Затем я попытаюсь убедить герцога отправиться в Венецию немного раньше, чем он намеревался.

– Вы считаете, что мы ничего не выиграем, если задержимся здесь? – спросила Паолина.

Сэр Харвей пожал плечами.

– Мы приняты в обществе, а это уже неплохое начало. Но это не должно вас сильно волновать. Когда мы поселимся в палаццо, которое я снял на Большом канале, нас засыпят приглашениями.

– Палаццо на Большом канале! – воскликнула Паолина. – Вы, должно быть, сошли с ума! Как мы можем позволить себе это!

– Это необходимо, – ответил сэр Харвей. – Чтобы что-нибудь получить в этом мире, нужно вложить деньги. Мы должны произвести впечатление богатых и значительных людей. Только если правильно подать себя с самого начала, можно убедить окружающих, что мы именно те, за кого себя выдаем.

– Но это стоит целое состояние! – воскликнула Паолина.

– Нет, – возразил он. – Это вы столько будете стоить. Это витрина, моя дорогая, а витрина должна соответствовать драгоценности, помещенной туда.

Паолина отвернулась. Она не хотела, чтобы сэр Харвей видел, как его слова подействовали на нее. Она с трудом выносила, когда он говорил с ней в таком шутливо-циничном тоне. И все же она понимала, что он был прав. Она должна продать себя, и как можно дороже. А так как она была беспомощной и безденежной, ей ничего не оставалось, как благодарить судьбу за то, что она не оказалась в еще худшей ситуации.

– Не надо так делать, – неожиданно сказал сэр Харвей, и строгие нотки в его голосе заставили Паолину обернуться с непонимающим выражением лица.

– Что делать? – спросила она.

– Так стоять, с опущенной головой, с безвольно повисшими руками. У вас вид проигравшего, а это не украшает.

– Извините, – пробормотала Паолина.

– Вы должны постоянно следить за осанкой, позой. Красота заключается не только в лице, это еще и тело, походка, положение рук. А теперь пройдитесь по комнате. Вы должны излучать счастье, улыбаться немного гордо, как будто весь мир создан только для того, чтобы быть положенным к вашим ногам.

Паолина попыталась сделать, как он говорил, но сэр Харвей остановил ее после нескольких шагов.

– Вы не улыбаетесь, – сказал он. – В вас нет того внутреннего света, который должен исходить от красивой женщины, сознающей, что окружающим остается только восхищаться ею. Попробуйте еще раз... Да, уже лучше... Еще раз... И еще раз!

Когда он наконец был удовлетворен результатом, Паолина подошла к столу, где стояли цветы, которые прислал ей герцог. Ей почему-то не хотелось даже притрагиваться к ним. В герцоге было что-то, вызывавшее в ней инстинктивный страх, что-то, что не понравилось ей с их первой встречи. Она еще не забыла выражения его лица, когда она прощалась с ним накануне после приема.

Весь вечер он досаждал ей вопросами, предложениями, просьбами, суть которых сводилась к тому, что ему совершенно необходимо остаться с ней наедине. Но она успешно ускользала от прямого ответа. В конце же, когда они прощались, он, целуя ей руку, вложил в этот жест одновременно нежность и настойчивость.

– Вы беспощадны, – прошептал герцог почти неслышно.

Она подняла на него глаза, но в его взгляде было столько всепоглощающего желания, что она испугалась. Забыв обо всех наставлениях сэра Харвея, она буквально вырвала свою руку.

Паолина присела в низком реверансе и, поднимаясь, старалась не смотреть на герцога. Она знала, что его глаза следили за ней, но ей удалось, не отводя взгляда от пола, с холодным достоинством выйти из комнаты, тем самым давая ему понять, что считает его настойчивость неуместной.

Только оказавшись в гостинице и почувствовав себя в безопасности, Паолина задумалась о том, что именно вызвало у нее такой страх. В конце концов комплименты – это то, что раздает каждый итальянец любой женщине, пожилой или молодой, красивой или не очень. А флирт здесь обычное явление. Почему же она тогда так реагировала на ухаживания герцога? Ей стало стыдно за свое глупое и наивное поведение, особенно после того, как сэр Харвей в недвусмысленных выражениях подтвердил, что именно такой она и была.

– Вы выглядели плохо воспитанной недотрогой, – раздраженно сказал он. – Вам следовало бы быть болеелюбезной с герцогом, не слишком, конечно, но вы должны были показать хотя бы, что вам приятно его общество, то, что он говорит. В конце концов, вы вряд ли еще встретите много столь же влиятельных людей.

Когда Паолина осталась одна в своей комнате, она горько заплакала. Ей так хотелось угодить сэру Харвею, сделать все так, как он говорил, а сегодня вечером она однозначно провалилась.

Но утром, когда прибыли цветы с запиской от герцога, раздражение сэра Харвея пропало.

– Возможно, вы были правы, – сказал он. – По-видимому, его только раззадоривает такое равнодушие. У него достаточно женщин, которые вешаются ему на шею.

К облегчению Паолины, сэр Харвей решил на сегодня отказаться от посещения замка герцога. И когда позже пришел мажордом от герцога и принес приглашение в театр на вечерний спектакль и последующий ужин, сэр Харвей отказался, сказав, что его сестра еще не оправилась от переезда, а у него на вечер другие планы.

– Пусть строят догадки, – заявил он после ухода мажордома, что привело Паолину в состояние, граничащее с восторгом.

Теперь, взглянув на цветы и записку, лежавшие перед ней, она позволила себе усмехнуться.

– Итак, он женится на принцессе д'Эсте? – спросила она. – А мне казалось, вы упомянули о том, что он убежденный холостяк.

– Слухи в этом городе утверждают, что это брак по расчету, слияние двух самых могущественных семей, которые правят этой частью Италии вот уже почти пять столетий.

– Ну, я надеюсь, что она будет счастлива с ним, – сказала Паолина, улыбаясь. – Мне не жаль.

– Вы слишком разборчивы в отношении мужчин, – заметил сэр Харвей. – Я надеюсь, что в Венеции вы не будете так явно показывать свою приязнь или неприязнь.

Тон его был строгим, и веселье исчезло с лица Паолины.

– Я постараюсь быть любезной со всеми, – пообещала она.

– А теперь не хотите ли немного прогуляться? – спросил сэр Харвей. – Погода ясная. Мы можем нанять экипаж, но мне кажется, что, если мы просто не спеша пройдемся по главной улице, ваши достоинства предстанут перед всеми в самом выгодном свете.

– С большим удовольствием, – ответила Паолина.

Бросившись к себе в комнату, она накинула поверх плеч легкий шарф и надела соломенную шляпку, отделанную лентами и кружевом. Вернувшись в гостиную, девушка не могла удержаться от мысли, что она и сэр Харвей со стороны должны выглядеть на редкость эффектной парой.

Сэр Харвей был одет в один из своих новых камзолов и украшенный вышивкой жилет с жабо из венецианского кружева. Он казался таким красивым, что она бы не удивилась, если бы все женщины оборачивались в его сторону, стоило ему пройти мимо.

Огромное число людей, разряженных по последней моде, наслаждались свежим воздухом в парке, изобиловавшем цветами и расположенном в самом центре города. Весело журчали струи фонтана, ароматный запах цветущих апельсиновых деревьев наполнял все вокруг.

Без сомнения, появление сэра Харвея под руку с Паолиной произвело на собравшуюся в парке публику сильное впечатление, на что он и рассчитывал. Они медленно брели по аллее, по-видимому, погруженные в разговор, пока один из гостей, которого они видели накануне на обеде у герцога, не приблизился, чтобы приветствовать их. Низко поклонившись и поднеся к губам руку Паолины, он спросил, не окажут ли они ему честь отобедать этим вечером у него.

– Мой дворец находится совсем недалеко от города, – сказал он им. – Возможно, нам удастся убедить герцога присоединиться к нам, но он обычно предпочитает обедать у себя в замке.

– Тогда, прошу вас, не надо настаивать! – воскликнула Паолина. – Признаться, ваша милость, для меня было бы гораздо интереснее завести новые знакомства. Мне кажется, что здесь, в Ферраре, есть много приятных молодых людей, и мне очень хотелось бы встретиться с ними.

– Ваше желание для меня закон, – галантно ответил ей молодой итальянец. – Я устрою прием в вашу честь, синьорина, чтобы вы могли сделать свой выбор. Надеюсь, мое приглашение принято?

– Принято, – со смехом ответила Паолина.

Когда они разошлись и были уже достаточно далеко, она сказала сэру Харвею:

– Какой милый человек. Кто он?

– Граф Пьеро Россити, – ответил сэр Харвей. – Только я не понимаю, почему он показался вам милым. Большего нахала я не встречал в своей жизни.

– Как вы можете так говорить? – воскликнула Паолина. – Я нахожу, что с его стороны было очень мило пригласить нас.

– А мне он сразу не понравился, – сказал сэр Харвей. – И я полагаю, что мы вряд ли будем присутствовать на этом вечере.

– Да, но мы не можем сначала принять приглашение, а потом не прийти, – сказала Паолина. – Это невежливо.

– Это мне решать, – заявил сэр Харвей тоном, не терпящим возражений.

Паолина вздохнула, но решила, что лучше ничего не говорить. Они продолжали свой путь, но уже молча, и она не могла понять, что ему так не понравилось. Но к тому времени, как они вернулись в гостиную, он пришел в прежнее расположение духа и развлекал ее рассказом о том, как он со своими друзьями пытались покорить Альпы, но в результате получили только обмороженные пальцы ног.

В гостиной они разговаривали и отдыхали до часа дня.

– Сегодня мы обедаем у графа и графини Мауро, – обратился к ней сэр Харвей. – Но это еще не скоро. Я думаю, что успею прокатиться верхом. Я так привык к физическим нагрузкам, что эта ленивая, размеренная жизнь вызывает у меня головную боль.

– Да, конечно, я понимаю, – ответила Паолина. – Прогулка верхом – это замечательно.

– Хозяин гостиницы сказал мне, что у него есть несколько неплохих лошадей. Я посмотрю на них, и, если они не подойдут, он подыщет мне что-нибудь в городе. Это ненадолго.

– Не беспокойтесь обо мне, – сказала Паолина. – Когда мне вас ждать?

Он условился с нею о времени и ушел, а она прошла в свою спальню и, сев за туалетный столик, задумалась. Через несколько минут она поняла, что ее пальцы бессознательно перебирают жемчужины на шее. Паолина сняла ожерелье и невольно залюбовалась им. Жемчужины были очень приятны на ощупь, и она задалась вопросом, кто носил этот жемчуг до нее.

Возможно, внезапно подумала она, эта женщина торговала своим телом, чтобы получить такое ожерелье. Эта мысль привела ее в дрожь. Она положила жемчуг на столик, как будто в этот момент ей расхотелось носить его.

Паолина устала после прогулки и не могла избавиться от мрачных мыслей, поэтому она попыталась расслабиться. Она медленно разделась и приняла ванну. Позже пришел парикмахер и сделал ей прическу по новой моде. Он выпустил на одно плечо длинный локон, а на другой стороне высокой прически воткнул два розовых бутона, только что срезанных в саду.

Платье, которое она выбрала для сегодняшнего вечера, было из белого атласа с вытканными мелкими розовыми цветочками. На рукавах были нашиты розовые банты, повторявшиеся на панье юбки. В тон платью она подобрала розовые туфли и веер, на котором были изображены крошечные, розового цвета купидоны, разбрасывавшие розы.

Паолина была готова задолго до назначенного часа, но не знала, вернулся ли сэр Харвей или нет. Она была слишком застенчива, чтобы подойти и постучать в дверь спальни, но и сидеть здесь в полном одиночестве ей тоже уже надоело.

Она открыла дверь. Гостиная была пуста. Повсюду стояли вазы с цветами, которые прислал ей герцог. От них исходил сильный запах, заполнивший всю комнату, так что она больше смахивала на беседку в саду, чем на гостиную.

Никаких признаков присутствия сэра Харвея не наблюдалось. На стуле не было его шляпы, которую он обычно бросал туда, когда входил, и из-за двери второй спальни не доносилось ни звука.

Вдруг Паолина услышала шаги на лестнице. Она обернулась к двери, подумав, что это сэр Харвей вернулся с прогулки. Но когда открылась дверь, на пороге стоял ливрейный лакей в темном плаще и треуголке на напудренном парике.

Он снял шляпу и низко поклонился.

– Я принес вам послание, синьорина, от его милости, вашего брата, – сказал он хорошо поставленным голосом вышколенного слуги.

– Послание? – переспросила Паолина. – А почему он не пришел сам?

– Его милость задерживается, – ответил лакей, – и просит вас присоединиться к нему. Он послал карету за вами.

– Да, конечно, я поеду, – ответила Паолина.

Она зашла в спальню забрать накидку, затем она вернулась к слуге и спросила:

– А где мой брат?

– Его милость находится в доме своих друзей, – ответил слуга. – Он просил доставить вас как можно скорее.

Паолина вдруг остановилась. Ей в голову пришла мысль, которая заставила ее голос задрожать.

– Но с ним все в порядке, не так ли? Он, случайно, не упал с лошади? – спросила она.

– С его милостью все в порядке, синьорина. Сюда, пожалуйста.

Лакей проводил ее вниз по лестнице, через боковую дверь гостиницы, во двор, где их ждал экипаж. Это была закрытая карета, но Паолина, прежде чем она села в экипаж, успела заметить, что на двери не было привычного гербового щита. Лошади тронулись в путь. Четверка лошадей! Если сэр Харвей послал за ней наемный экипаж, то почему их было так много? А если это карета одного из его друзей, то почему нет герба на дверце?

Она сдвинула брови, пытаясь понять, что все это означало.

Если ничего не произошло, то почему сэр Харвей не приехал сам? Ведь он должен был переодеться к ужину. Он не мог идти в гости в костюме для верховой езды.

Паолина начала подозревать, что, что бы там ни говорил лакей, с сэром Харвеем, наверное, случилось несчастье. Должна же быть какая-то причина, по которой он не смог вернуться. Может быть, подумала она, они едут прямо во дворец графа Мауро? Тогда почему лакей не сказал ей об этом?

Она все больше и больше беспокоилась, особенно, когда карета незаметно выехала за пределы города. Все дома остались позади, они ехали по сельской местности. Выглянув в окно, Паолина видела плодородные поля, виноградники, высокие кипарисы, и среди этой зелени изредка мелькали церкви и монастыри.

Сейчас она была уже совершенно уверена в том, что сэр Харвей попал в какую-то беду.

– О Господи, сделай, чтобы это было не так, – пробормотала она слова молитвы, ее тревога за него росла с каждой минутой.

Она начала вспоминать все несчастные случаи, которые могут произойти при езде верхом. Девушка чувствовала, как ее охватывал ужас, она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать или не скомандовать кучеру ехать быстрее, еще быстрее.

В конце концов, где-то через полчаса, хотя Паолине показалось, что прошла целая вечность, карета повернула с дороги к высоким массивным воротам и въехала на аллею из лимоновых деревьев.

Паолина подалась вперед, чтобы получше рассмотреть дом, у которого они остановились. Это был внушительный особняк, насколько она могла судить по его крышам и башенкам. Но рассмотреть ей удалось немного, так как карета в этот момент развернулась и подъехала к выполненному в виде портика парадному входу.

Она быстро вышла из кареты, насколько позволяли приличия и ее туалет. Сейчас же к ней бросились лакеи в шитых золотом ливреях и напудренных париках и проводили ее в огромный парадный зал с мраморными колоннами зеленоватого оттенка, которые поддерживали великолепно расписанный потолок.

Она намеревалась задать мажордому тысячу вопросов, но решила воздержаться, так как это только задержало бы их, а ей хотелось побыстрее увидеть сэра Харвея. Ведь он, вероятно, ранен, а может быть, и без сознания. Но в каком бы состоянии он ни был, она должна была немедленно его видеть.

Мажордом открыл перед ней дверь, и она оказалась в небольшой гостиной, насколько она могла судить после беглого осмотра. На нее произвели большое впечатление роскошные канделябры, парчовые портьеры, огромное количество цветов, картины, написанные известными художниками. Но того, кого она искала, здесь не было. Диваны и стулья были пусты.

– А где сэр Харвей?

Паолина услышала собственный голос, так громко прозвучавший в этой комнате, полный страха, который шел из глубины ее сердца. Она обернулась, но, к своему изумлению, никого не увидела. Дверь была закрыта, а слуга исчез!

Она, ничего не понимая, подошла к двери и попыталась открыть ее, чтобы найти кого-нибудь, кто бы смог ей все это объяснить.

– Я могу вам помочь? – услышала она голос, доносившийся с противоположной стороны комнаты.

Паолина резко повернулась. Из-за портьеры показался мужчина. Она стояла, уставившись на него, словно не веря своим глазам. По инстинктивному содроганию всего тела она безошибочно определила, кто это был. Это был герцог!

Она стремительно подошла к нему с высоко поднятой головой.

– Что вы здесь делаете? – спросила она. – И где мой брат?

– Я здесь нахожусь потому, что это мой дом, мой охотничий домик, если быть точным. И я с чистым сердцем предлагаю воспользоваться моим гостеприимством.

– Где мой брат? – продолжала настаивать Паолина.

– Ваш брат! – воскликнул герцог, разведя руками. – Насколько я знаю, он сейчас в Ферраре.

– Вы хотите сказать, что его здесь нет? И никакого несчастного случая тоже не было? Тогда почему он послал за мной?

– Может, мы сядем? – предложил герцог.

– Я лучше постою, – ответила Паолина. – Я хочу услышать объяснения, ваша светлость... А затем я уйду.

– Мне очень жаль, но я уже отослал карету, – сказал герцог.

Паолина огляделась.

– Если это ваш дом, то почему я здесь? – спросила Паолина. – Вы послали своих слуг, которые сказали, что мой брат зовет меня. – Она посмотрела на лицо герцога и топнула ногой. – Это была только уловка! – воскликнула она возмущенно. – Уловка, чтобы заманить меня сюда! Ваша светлость, это бесчестно.

– Вы становитесь еще прелестнее, когда сердитесь, – сказал герцог, улыбаясь. – Вы сейчас еще прекраснее, чем когда бы то ни было. Почему вы отказали мне вчера? Вы хотите, чтобы я умер от тоски?

– Ваша светлость, – неожиданно твердо произнесла Паолина. – Возможно, у вас такая манера шутить, но я уверяю вас, что это вовсе не смешно. Вы заманили меня сюда обманом, вы заставили меня волноваться и беспокоиться за судьбу моего брата. Это совсем не то, что я ожидала от человека вашего положения и происхождения. Но как бы там ни было, шутка не удалась и окончена. Я бы хотела немедленно вернуться в Феррару.

– Сядьте, – обратился к ней герцог. – И давайте поговорим.

– Нам не о чем говорить, – ответила Паолина. – Я хочу уехать, и как можно скорее.

– Я выполню любое ваше желание, сделаю все, что вы попросите, – ответил герцог, – кроме этого.

Паолина задохнулась от возмущения.

– Но это смешно, – сказала она. – Вы не можете держать меня против моей воли. Мой брат, должно быть, уже вернулся в гостиницу и не обнаружил меня там. Он будет беспокоиться.

– Неужели? – спросил герцог. – А может быть, он знает, где вы? Может быть, он считает, что вы в хороших руках?

В его голосе было что-то, что напутало ее, глаза ее расширились.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, ваша светлость, – сказала она. – Я уверяю вас, что мой брат будет обеспокоен моим отсутствием и попытается что-нибудь предпринять в этой связи. Пожалуйста, прикажите вернуть карету.

Она помолчала и, увидев, что герцог не отвечает, добавила:

– Пожалуйста, сделайте так, как я прошу.

– Это уже лучше, – одобрительно произнес герцог. – Вы уже просите. Минуту назад вы давали мне приказания.

– Если вы хотите, чтобы я вас умоляла, то ради бога, – ответила Паолина. – Я хочу вернуться в Феррару. Будьте так любезны, доставьте меня туда.

– Как я уже говорил вам, вы можете просить все, что угодно, кроме вашей свободы.

– Но это же нелепо! – воскликнула Паолина. – Вы не можете похитить меня. Мы находимся в цивилизованной стране. Вы можете себе представить, что будут говорить люди?

– А кто вам сказал, что что-нибудь вообще будут говорить? – ответил на это герцог.

– Если вы считаете, что мой брат, обнаружив мое отсутствие, будет просто сидеть, ничего не предпринимая, то вы сильно ошибаетесь, – с жаром возразила Паолина.

– Я уже послал человека для переговоров с вашим братом. И я думаю, что он сейчас вовсе не так огорчен, как вы предполагаете.

Наступила тишина.

– Что вы этим хотите сказать? – спросила Паолина после минутной паузы.

– Я имею в виду, моя милая и очень красивая леди, – ответил герцог, – что я принял меры предосторожности относительно вашего брата. В данный момент у него достаточно денег, денег, которые он выручил от продажи драгоценностей, когда прибыл в город после кораблекрушения. Но, по всем расчетам, он не всегда будет таким же богачом.

Герцог сделал паузу, рассматривая ее лицо, и продолжал:

– Я задал себе вопрос: может ли даже предположительно крупной суммы денег хватить на всю жизнь? Нет, а если так, если человек осознает возможность оказаться в положении бедняка, то он всегда прислушается к голосу разума.

– Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, – сказала Паолина.

– А я уверен, что понимаете, – возразил герцог. – Но, в любом случае, ваш брат – деловой человек. То, что я ему предложил, многие посчитали бы очень выгодной сделкой.

– Вы что, пытаетесь меня убедить, что предложили моему брату деньги? – спросила Паолина резко. – Что вы пытались купить меня?

– Ну зачем же так грубо? – отозвался герцог. – Все, что я сделал, моя дорогая, я сделал из горячей любви к вам.

Он сделал шаг вперед и взял ее за руку.

– Я люблю вас, – повторил он и поцеловал ее пальцы.

Паолина вздрогнула от прикосновения его губ и попыталась вырвать руку, но герцог ей этого не позволил.

– Неужели вы и в самом деле так холодны? – спросил он. – Неужели ваши английские туманы и серые небеса смешались с вашей кровью так, что там не осталось даже искры огня? Если это так, то я просто обязан растопить ваш лед. Я не могу поверить в то, что ваши губы так же холодны, как ваши слова. Вы позволите мне в этом убедиться?

Он притянул ее к себе, но Паолина внезапным рывком высвободилась из его объятий, страх придал ей силы.

– Не смейте прикасаться ко мне! – закричала она. – Вы привезли меня сюда против моей воли. Возможно, вы пытались купить меня, но я принадлежу только себе и никому больше. Я не принадлежу вам, слышите вы? Я никогда не буду вашей, сколько бы вы ни заплатили.

– Вы так в этом уверены? – спросил герцог.

Он подходил к ней ближе и ближе, пока говорил, и она снова видела тот огонь безумного желания, который так напугал ее в их первую встречу.

Она отступала шаг за шагом, пока не оказалась перед диваном и идти было уже некуда. Через секунду она уже была снова в его объятиях, его руки крепко сжимали ее, а губы настойчиво искали ее рот. Она пыталась сопротивляться, но безуспешно. Герцог был гораздо сильнее ее. Она почувствовала себя в ловушке, в логове у чудовища, откуда она не могла сбежать.

Паолина уклонялась от его губ, но это тоже ни к чему не привело. Он целовал ее лицо и наконец добрался до ее губ. В этот момент ей показалось, что он низверг ее в ад, еще более ужасный, чем она могла себе представить.

Девушка чувствовала отвращение и тошноту от его крепких объятий, от его горячих жадных губ. Когда же его поцелуи стали еще яростнее и настойчивее, то она начала буквально задыхаться от ужаса и негодования.

В конце концов он отпустил ее, и она упала на диван без сил, судорожно вдыхая воздух.

– Я люблю вас, – произнес герцог со страстью в голосе. – Я обожаю вас и обещаю вам, что мы будем очень счастливы вместе. Я собираюсь отвезти вас в мой дом в Вероне. Он стоит на холме, оттуда открывается отличный вид на город. Через сады там протекает красивейшая река. И там мы будем одни, моя любовь, только вы и я, и там мы узнаем друг друга. Там вы научитесь любить меня.

– Никогда! Никогда! – закричала Паолина.

Ее рот был полуоткрыт, она тяжело дышала, глаза были расширены от ужаса, она смотрела на герцога, как испуганный кролик на удава.

– На сегодня мы останемся здесь, – заявил герцог. – А завтра мы уедем. Все уже приготовлено. Все, что вам нужно, это быть счастливой при мысли, что я люблю вас.

– Это не любовь! – закричала Паолина. – Если бы вы любили меня, то желали бы мне счастья. А я клянусь вам, что никогда не смогу быть счастливой с вами.

– В свое время вы поймете, какую сегодня совершили ошибку, – убежденно сказал герцог.

– А как же принцесса? – спросила Паолина. – Как же принцесса, на которой вы собираетесь жениться?

– Вы уже слышали об этом? – удивился герцог. – Это брак по расчету, устроенный лишь потому, что принцесса подходит для меня в качестве жены по занимаемому положению. Мы же говорим не о браке, мы говорим о любви.

– Ни о чем подобном мы не говорим, – возразила Паолина, почувствовав прилив смелости. – То, что вы мне предлагаете, не является любовью в том смысле, в котором я ее понимаю. С вашей стороны это всего лишь животное вожделение, а то, что вы мне предлагаете, ввергло бы любую порядочную девушку в ужас. Я ненавижу вас! Вы это понимаете? Я ненавижу вас!

Если Паолина думала, что ее слова как-то повлияют на герцога, то она сильно заблуждалась. Он приблизился к ней с довольной улыбкой на губах и похотливым блеском в глазах, что напугало ее еще больше, чем раньше.

– От ненависти до любви один шаг, – заметил герцог. – К тому же покорные женщины чаще всего быстро надоедают. А я твердо уверен лишь в одном: вы мне никогда не наскучите.

От этих слов она потеряла последние остатки самообладания. Паолина резко встала с дивана.

– Пустите меня! Пустите! – закричала она и побежала к двери, ее белое платье колыхалось от резких движений, она была похожа на птицу, бьющуюся в клетке.

Герцог молча наблюдал за ней. Только когда она достигла двери, его голос остановил ее.

– Мне бы очень не хотелось приказывать своим слугам остановить вас и вернуть обратно, – быстро произнес он. – Но если вы попытаетесь покинуть этот дом, я буду вынужден сделать это.

Паолина остановилась и посмотрела на него. Она все еще была полна решимости бежать, когда поняла, что он говорит правду. Едва приехав, она увидела эту армию слуг, молодых и сильных, которым ей нечего было противопоставить.

«Я проиграла», – подумала она, но внутренний голос или, возможно, какая-то неведомая сила, защищающая нас в худшие моменты жизни, подсказала ей, что нужно выиграть время.

Паолина поправила прическу, расправила кружева на платье и затем медленно, высоко подняв голову, подошла к герцогу, но не слишком близко. Она прямо и уверенно смотрела на него, се самообладание понемногу возвращалось к ней.

– Сейчас время обедать, – сказала она. – Я надеюсь, ваша светлость, ваше гостеприимство предполагает обед.

Он смотрел на нее все с тем же плохо скрываемым желанием, но сейчас к этому чувству прибавилось нечто вроде восхищения.

– Обед подадут сейчас же.

– Для начала мне нужно привести себя в порядок.

– Моя домоправительница покажет вам вашу комнату, – ответил герцог. – Она будет в полном вашем распоряжении, так что вы можете попросить у нее все, что вам нужно.

Несмотря на внешнюю учтивость, в его голосе звучала угроза, и Паолина ее отчетливо расслышала.

В полной тишине ее провели наверх по широкой лестнице в великолепную спальню. Там царила роскошь: на помосте стояла огромная кровать с пологом, канделябры были выполнены из венецианского стекла, на стенах висели зеркала, обрамленные серебром, туалетный столик был сделан из бледно-розового мрамора, а ковры, устилавшие пол, были явно привезены издалека, скорее всего, из Персии. Но для Паолины эта комната была тюрьмой, из которой ей во что бы то ни стало надо было сбежать.

Домоправительница принесла ей теплую надушенную воду, и пока она умывалась, стояла рядом, держа наготове льняное полотенце, окаймленное с двух сторон кружевом. Паолина машинально сполоснула лицо и поправила прическу, тем временем лихорадочно перебирая в уме возможные способы побега. Она пыталась избавиться от страха, не только страха перед герцогом, но и страха, вызванного его последними словами.

В ее голове все время вертелся вопрос, неужели сэр Харвей действительно взял деньги, предложенные герцогом в обмен на нее?

Но в конце концов, вспомнила она, что для него означает девушка, с которой он познакомился лишь несколько дней назад? Было трудно поверить в то, что он может испытывать к ней какую-то привязанность или чувствовать за нее ответственность. Почему же тогда он должен был отвергнуть эту выгодную сделку? Ведь теперь он мог идти своей дорогой, что он первоначально и собирался делать, обеспеченный деньгами и не обремененный кем-то, кому он случайно спас жизнь.

Этот вопрос мучил Паолину, она снова и снова в мыслях возвращалась к нему. Она приблизилась к зеркалу, но вместо своего отражения увидела красивое, загорелое лицо сэра Харвея.

– Я авантюрист!

Она отчетливо слышала, как он произносил эти слова, и не видела достаточно веской причины, по которой это приключение не могло закончиться для него именно сейчас.

Ей внезапно захотелось подойти к окну и крикнуть изо всех сил в надежде, что этот крик каким-то чудом донесется до Феррары и он придет и спасет ее. «Но даже если он придет, что он сможет сделать?» – спросила она себя. У герцога столько слуг, с которыми ему не справиться, да, в конце концов, герцог может просто скрыть факт ее присутствия в этом доме. Да и какие права были у сэра Харвея? Они находятся в чужой стране, где его никто не знает, известно лишь то, что он дворянин.

– Помогите! Помогите мне! – прошептала она почти неслышно, но домоправительница все же спросила:

– Миледи что-то сказала?

– Нет, ничего, – ответила Паолина.

Она впервые пригляделась к женщине внимательнее, думая, нельзя ли как-нибудь использовать ее, чтобы вырваться отсюда.

Домоправительница оказалась смуглой, пожилой итальянкой, и Паолина не сомневалась, что она была глубоко предана герцогу, в семье которого служила всю свою жизнь.

Больше причин для задержки не было. Она была готова спуститься, зная, что там, внизу, ее дожидается герцог. Интересно, что сейчас делает сэр Харвей? Наверное, упаковывает чемоданы, собираясь в Венецию с приятными мыслями о том, что теперь у него достаточно денег, чтобы обеспечить себе безбедную жизнь на долгие годы. «Помогите! Помогите мне!» – Ей так хотелось закричать это вслух, но она сдержалась и с чувством негодования, которое было здесь излишним из-за ее полной беспомощности, медленно спустилась вниз, в мраморный зал.