Онлайн чтение книги Высокое окно The High Window
27

Когда, повернув ключ в замке, я открыл дверь, Шоу уже вставал с дивана. Это был высокий человек, в очках, над лысым, куполообразным черепом торчали уши. На лице застыла улыбка вежливого идиотизма.

Девушка сидела в моем кресле за шахматным столиком. Ничего не делала, просто сидела.

— А вот и вы, мистер Марло, — защебетал Шоу. — Отлично. Мы с мисс Дэвис тут без вас разговорились. Я рассказывал ей, что родился в Англии. А она… она не сообщила мне, откуда родом. — С этими словами он направился к двери.

— Большое спасибо, мистер Шоу.

— Не за что, — чирикнул он. — Не за что. Ну, я побежал. Обед, знаете ли…

— Еще раз огромное спасибо. Очень вам признателен.

Он кивнул и исчез. Дверь за ним закрылась, а в воздухе, казалось, еще витает его неестественно бодрая улыбка — словно улыбка Чеширского кота.

— Привет, — сказал я.

— Привет, — откликнулась она. Голос очень спокойный, очень серьезный. Светло-коричневый полотняный костюм, соломенная шляпа с широкими полями, низкой тульей и коричневой бархатной лентой точно в тон туфель, кожаная отделка по краям холщовой сумки, перекинутой через плечо. Без очков.

Выдавало ее только выражение лица. Прежде всего совершенно безумные глаза. Белая кайма вокруг радужной оболочки, застывший взгляд. Зрачки двигаются с такой натугой, что, кажется, вот-вот заскрипят. Углы рта крепко сжаты, но середина верхней губы подергивается и выдается над зубами, как будто привязана тонкими нитками по краям. Губа взлетала вверх, и тогда всю нижнюю часть лица охватывала судорога; когда же судорога прекращалась, рот плотно сжимался, после чего все постепенно начиналось сызнова. Вдобавок что-то стряслось с ее шеей, так что голова медленно запрокидывалась налево, градусов на сорок пять. Тут голова застывала, шея подергивалась, и голова возвращалась в обычное положение.

Этих двух движений — в сочетании с неподвижной позой, стиснутыми на коленях руками и застывшим взглядом — было достаточно, чтобы и самому свихнуться.

На письменном столе стояла жестянка с табаком, а между столом и ее креслом находился шахматный столик с шахматными фигурками в ящике. Я достал из кармана трубку и подошел к письменному столу набить ее табаком из жестянки, оказавшись таким образом по другую сторону шахматного столика от девушки. Ее сумка, завалившись немного набок, лежала перед ней на краю стола. Когда я подошел, девушка вздрогнула, но затем опять замерла. Даже выжала из себя улыбку.

Я набил трубку, чиркнул спичкой и закурил.

— Вы без очков, — сказал я, стоя с потушенной спичкой в руке.

Она заговорила. Тихим, ровным голосом:

— О, я ношу их только дома или когда читаю. Они у меня в сумке.

— Вы и сейчас не на улице. Наденьте.

Как бы невзначай потянулся к ее сумке. Она даже не пошевелилась. Смотрела мне в лицо, а не на руки. Отвернувшись, открыл сумку. Вынул оттуда прозрачный очешник и подтолкнул его ей через стол:

— Надевайте.

— Да, сейчас. Только надо, наверное, снять шляпу.

— Снимите шляпу.

Она сняла шляпу и положила ее на колени. Потом вспомнила про очки и забыла про шляпу. Потянулась за очками и уронила шляпу на пол. Надела очки. Совсем другое дело.

Тем временем я достал из ее сумки пистолет и опустил его в боковой карман. Кажется, она не заметила. Вроде бы тот самый автоматический кольт 25-го калибра с ореховой рукояткой, который я обнаружил вчера утром в верхнем правом ящике ее письменного стола.

Я вернулся к дивану, сел и сказал:

— Ну-с, что будем делать? Есть хотите?

— Я только что была у мистера Венниера.

— Правда?

— Он живет в Шермен-Окс. В конце Эскамильо-Драйв. В самом конце.

— Очень может быть, — бессмысленно проговорил я и попытался выпустить колечко дыма, но не получилось. На щеке стал подергиваться лицевой нерв. Это мне не понравилось.

— Да, — сказала она ровным голосом. Верхняя губа по-прежнему снует вверх-вниз, подбородок ходит ходуном. — Место очень тихое. Мистер Венниер живет там уже третий год. До этого он жил в Голливуд-Хиллз, на Даймонд-стрит. С одним человеком, но они, по словам мистера Венниера, не очень ладили.

— Бывает. Вы мистера Венниера давно знаете?

— Восемь лет. Знаю не очень хорошо. Я должна была время от времени относить ему… пакет. Он любил, когда я приходила сама.

Опять попробовал выпустить колечко. Никак.

— Разумеется, мне он никогда не нравился. Я боялась, что он… боялась, он…

— Но он ничего себе не позволил?

— Нет, не позволил. Но был в пижаме.

— Вот жизнь. Целый день в пижаме валяется. Везет же некоторым.

— Что-то вы, должно быть, знаете, — серьезно сказала она. — Раз вам деньги платят. Миссис Мердок всегда прекрасно ко мне относилась, не правда ли?

— Еще бы. И сколько же сегодня вы ему отнесли?

— Только пятьсот долларов. Миссис Мердок сказала, что больше не даст и дать не может. Сказала, что пора с этим кончать. Так действительно больше не могло продолжаться. Мистер Венниер все обещал, что это прекратится, но не сдержал слова.

— Верь им после этого.

— Оставался только один выход. Я уже много лет знала, что этим кончится. Я была кругом виновата, а миссис Мердок так трогательно ко мне относилась. Мне ведь все равно нечего было терять, правда?

Я вцепился рукой в щеку, чтобы успокоить лицевой нерв. Она забыла, что я ей не ответил, и заговорила опять:

— Вот я и решилась. Он сидел в пижаме, перед ним на столе стоял стакан. Он пялился на меня. Даже не встал открыть мне дверь. Но в двери был ключ. Кто-то оставил ключ в замке. В двери… в двери… — слова застряли у нее в горле.

— … торчал ключ, — закончил за нее я. — Поэтому вы смогли войти.

— Да, — она кивнула и опять попыталась улыбнуться. — Все оказалось так просто. Даже не помню, был ли шум. Конечно, не могло не быть. Очень сильный шум.

— Не иначе.

— Я подошла к нему совсем близко, так что промахнуться не могла.

— А что делал мистер Венниер?

— Ничего не делал. Сидел и пялился. Вот, собственно, и все. Мне не хотелось возвращаться к миссис Мердок. Я и так уже доставила ей столько неприятностей. Ей и Лесли. — Тут голос ее стих и оборвался, по телу пробежала легкая дрожь. — Поэтому я и приехала сюда. И когда вы не открыли мне дверь, я пошла в контору управляющего попросить, чтобы он разрешил мне подождать вас здесь. Я не сомневалась: вы будете знать, что делать.

— Вы до чего-нибудь дотрагивались в доме Венниера? Постарайтесь вспомнить. Кроме ручки входной двери. Вошли и вышли, ничего не касаясь?

Она задумалась, и ее лицо перестало дергаться.

— Вспомнила. Я выключила свет. Перед уходом. Знаете, плафон под потолком с большой такой лампочкой. Его я и выключила.

Я кивнул и улыбнулся ей. Мимолетной, бодрой улыбкой знаменитого Филипа Марло.

— Когда это произошло? Давно?

— Нет, прямо перед тем, как ехать сюда. Я была на машине. На машине миссис Мердок. Той самой, о которой вы вчера спрашивали. Я забыла сказать вам, она не взяла ее, когда уехала. Или сказала? Да, теперь вспомнила, конечно, сказала.

— Значит, так, — прикинул я. — Сюда езды не меньше получаса. У меня вы уже почти час. Получается, что вы покинули дом мистера Венниера где-то в половине шестого. И выключили свет.

— Совершенно верно, — она снова кивнула, довольно быстро. Обрадовалась, что вспомнила. — Я выключила свет.

— Хотите выпить?

— Нет, что вы, — она решительно помотала головой. — Я не пью.

— А если я выпью, не возражаете?

— Конечно, нет. С какой стати.

Я встал, внимательно посмотрел на нее. Губа по-прежнему ползет вверх, голова вертится, хотя, кажется, не так быстро, как раньше. В затихающем ритме, что ли.

Трудно сказать, чем это кончится. Возможно, чем больше она говорит, тем лучше. Никто толком не знает, сколько времени длится шок.

— Где ваш дом?

— То есть как? Я живу у миссис Мердок. В Пасадене.

— Да нет, настоящий дом. Где живут ваши родители.

— Они живут в Вичите. Но я у них не бываю — никогда. Изредка пишу, но мы не виделись уже много лет.

— Чем занимается ваш отец?

— У него ветеринарная больница. Лечит кошек и собак. Мне кажется, не нужно, чтобы они знали. Они и раньше ничего не знали. Миссис Мердок от всех скрывала.

— Не нужно так не нужно, — согласился я. — Пойду выпью.

Обогнул ее кресло, пошел на кухню и приготовил себе коктейль покрепче. Выпил его залпом, вынул из бокового кармана ее маленький пистолет и проверил, стоит ли он на предохранителе. Понюхал дуло, выбил магазин. Взял пистолет так, чтобы можно было заглянуть в казенную часть. Загнанный туда патрон не подходил по размеру и скривился о затвор. Патрон, похоже, 32-го калибра. А патроны в магазине — 25-го калибра, от этого пистолета. Собрал пистолет и вернулся в комнату.

Из кухни звука падения я не услышал. Она просто соскользнула с кресла на пол, подмяв под себя свою красивую шляпу. Холодная, как макрель.

Я уложил ее поудобнее, снял с нее очки и проверил, не проглотила ли она язык. Вставил ей в угол рта сложенный носовой платок, чтобы она, когда придет в себя, не прикусила язык. Подошел к телефону и позвонил Карлу Моссу:

— Это Фил Марло, доктор. Есть еще больные или всех вылечил?

— Вылечил, — ответил он. — Ухожу. Что-нибудь случилось?

— Я дома. Если не забыл, Бристол-апартментс, четыре-ноль-восемь. У меня здесь девушка потеряла сознание. Я боюсь не обморока, боюсь, как бы она не спятила, когда придет в себя.

— Не давай ей ни капли спиртного. Скоро буду.

Я положил трубку и опустился возле девушки на колени. Стал растирать ей виски. Она открыла глаза. Губа опять полезла вверх. Я вынул у нее изо рта платок. Она подняла на меня глаза и сказала:

— Я только что была у мистера Венниера. Он живет в Шермен-Окс. Я…

— Ничего, если я подыму вас и перенесу на диван? Это я, Марло, здоровенный олух, который вечно пристает со своими неуместными вопросами.

— Привет, — сказала она.

Я поднял ее. Она вся напряглась, но ничего не сказала. Опустил ее на диван, подоткнул юбку под ноги, подложил под голову подушку и подобрал ее шляпу. Шляпа стала плоской, как камбала. Кое-как расправил ее и положил на письменный стол.

Скосив глаза, девушка следила за мной.

— Вы вызвали полицию? — тихо спросила она.

— Еще нет. Не успел.

Она удивилась. И как будто даже немного обиделась.

Я открыл ее сумку и, повернувшись к ней спиной, вложил в нее пистолет. Посмотрел, что было внутри. Обычные пустяки: пара носовых платков, помада, серебристо-красная эмалированная пудреница, несколько салфеток, кошелек с мелочью и несколькими долларовыми бумажками. Ни сигарет, ни спичек, ни билетов в театр.

Открыл боковое отделение на молнии. Водительские права и тонкая пачка денег — десять пятидесятидолларовых банкнот. Перетасовал их. Ни одной новенькой бумажки. Деньги перехвачены резинкой вместе со сложенным листом бумаги. Вынул его, развернул и прочел. Обычный, аккуратно напечатанный бланк долговой расписки, помеченной сегодняшним числом. Подпись подтвердила бы получение пятисот долларов. «Уплачено по счету».

Но подписать этот счет теперь, как видно, будет некому. Сунул деньги и расписку в карман. Застегнул сумку и повернулся к дивану.

Она смотрела в потолок. Лицо опять подергивается. Я зашел в спальню, взял одеяло и укрыл ее.

И опять пошел выпить на кухню.