Онлайн чтение книги Охотник The Hunter
4

Стоя одной ногой в челноке, Рой другой оттолкнулся и вывел его из маленькой скалистой бухточки. Сейчас же, став на одно колено, он начал подгребать, используя разгон от толчка. Острое весло быстро погнало суденышко по тихой воде. Его крепкие руки так расчетливо прилагали свою силу, что не было ни рывков, ни задержек, а только упорное и ровное скольжение твердого брезентового корпуса, прорезавшего воду.

Он плыл по Мускусной заводи, которая вела к его главному озеру и главной из его хижин и была одним из основных участков его охоты. Это был искусственный водоем, извилистый и заросший, образованный старой бобровой запрудой, которая так надежно перегородила ручей, что получилось озерко с крутыми, густо заросшими лесом берегами. Идеальное обиталище для мускусной крысы — ондатры. Не слишком глубоко, дно и берега густо покрыты осокой, рогозом, стрелолистом и тростником и усеяны старыми дуплистыми пнями — немаловажное условие для ондатры. На серо-коричневой поверхности воды повсюду виднелись травянистые, слепленные из грязи и веток островки. На тех, что побольше, были норы ондатры, на тех, что поменьше, крысы спокойно кормились, недостижимые для хищных врагов. Рой направил челнок к одному из таких островков. Некоторыми из них он пользовался как укрытием, приманивая уток, и сейчас, когда челнок его вышел на открытое зеркало, с них поднялась туча чирков и крохалей, красноголовых и чернокрылых диких уток и свистух. Они вспорхнули небольшими шумными стайками и скрылись.

Возле одного из островков Рой подобрал двух уток, которых утром подстрелил с берега. Он бросил их на дно лодки и опять свернул к берегу, чтобы начать осмотр капканов.

Рою до сих пор было плохо, но это была слабость выздоровления. Он не помнил, как добрался до болота, не помнил даже, как покинул Сент-Эллен. Знал только, что очнулся сегодня утром в своей хижине на болоте, что его сильно рвало и что каким-то образом он сберег свой мешок в целости — даже яйца. Худшее миновало, но и теперь, гребя, он с трудом мог сосредоточиться на том, что делает. Ему приходилось напрягать память, чтобы не пропустить капкан. Он знал, что в этот раз, больше чем когда-нибудь, нельзя пропускать ни одного. Обловом на этом болоте всегда открывался у него зимний сезон, и это всегда бывало показателем, какой можно ждать охоты. Он уже приближался к первому капкану, как вдруг услышал, что его окликают с отмели перед хижиной:

— Рой! Рой Мак-Нэйр!

Челнок уткнулся в большой ком слипшихся водорослей.

— Кто там? — крикнул Рой. — Это ты, Джек?

Он подумал, что это Джек нагнал его, чтобы сказать, что Сэм все бросает, или, может быть, что вернулся Энди Эндрюс.

— Это я, Скотти Малькольм.

— Скотти? Здорово, Скотти, сейчас причалю. — Голос Роя прозвучал глухо и тускло, теряясь в болотных зарослях. Несколькими ударами весла он повернул челнок к хижине: — Ты что, в Сент-Эллен?

— Нет. Я в лес с тобой, — сказал Скотти.

— Ну, так ты избавился от длинной прогулки. Еще полчаса — и ты бы меня здесь не застал.

Скотти Малькольм охотился вместе с траппером, которого все звали Самсоном. У каждого был свой участок, но охотились они сообща. Участки их находились к северо-западу от Роя, и, проехав на челноке Роя по озеру, Скотти выгадывал двадцатимильный переход по высоким хребтам, которые вели к его владениям.

— Вчера я узнал, что ты ушел из Сент-Эллена, — сказал Скотти, нагибаясь, чтобы ухватить челнок за нос. — Ну и шагал же ты! Я шел полночи, чтобы тебя нагнать.

Скотти Малькольм уселся на камень, чтобы снять мешок, и протянул Рою ружье. Это был худощавый, подвижной, жизнерадостный кельт, ростом не выше Роя, лет на десять моложе его годами и лет на двадцать, — сложением. Он был одет как настоящий охотник и траппер, не то что Рой, который выглядел скорее как рабочий-литейщик по дороге на завод. У Скотти была хоть и поношенная, но настоящая охотничья шапка. Его шерстяная куртка была спортивного покроя, его сапоги были охотничьи сапоги, с резиновыми головками и высокими голенищами мягкой кожи.

— Смотри, не замочи свои сапожки, — сказал Рой, когда Скотти, перегнувшись, опустил свой тяжелый мешок на дно челнока. Сапоги Скотти и в лесу всегда были до блеска начищены, и каждый год кто-нибудь дразнил Скотти, что они распугают дичь, отравят воду, собьют все следы и подпалят лес.

— Смотри, не потопи лодку, — не остался в долгу Скотти.

Усевшись, он взялся было за второе весло, закрепленное кожаной лямкой, но тут же ему пришлось отпустить его и ухватиться за борт, потому что Рой откинулся назад и сильно накренил челнок.

— В чем дело, Рой? — крикнул Скотти через плечо. — Ты что, устарел для увеселительных прогулок?

— Это все твой вес пера: никак не уравновесишь.

— Это все ты, бездонная бочка, ишь накачался.

— А давно ли ты стал трезвенником?

Скотти не ответил. Скотти не был трезвенником, это он должен был признать, но он всегда четко различал добро и зло, даже в самом себе, а особенно в Рое, который часто не оправдывал его ожиданий.

Они оттолкнулись от берега и поплыли к первому из капканов Роя.

— Как это ты начисто не выловил это болото уже много лет назад? — сказал Скотти.

— Ондатра в этом болоте никогда не переведется, Скотти. Не было еще зимнего сезона, когда я не брал бы здесь хоть сколько-нибудь.

— Может быть. Но что ты называешь сколько-нибудь?

— Три, иногда четыре крысы на десять ловушек. Иногда весной дело доходит до недомерков, но тогда я снимаю капканы и даю им подрасти. Странное дело, Скотти, но я всегда вылавливаю сначала самых старых и самых больших крыс, а потом они идут все мельче.

Рой имел право говорить об ондатрах, потому что (из них двоих) он был знатоком. Все трапперы ставили капканы на разного зверя, но большинство из них специализировалось на каком-нибудь одном. Рой работал в своем стиле — был специалистом по массовому облову. Он специализировался на том пушном звере, который собирается в большом количестве в определенном месте: бобр или ондатра живут сообществами у плотин и на болотах; они никуда с места не двигаются и ежегодным приплодом не только восполняют убыль, но еще и растут в числе. Скотти предпочитал более пугливого и подвижного, но и более ценного зверя: норку, куницу, ласку — зверей-бродяг, которых надо было уметь выследить, разведать их тропы, водопои, ночлеги.

Первый капкан был пуст, но разряжен.

— Должно быть, сорвался, — сказал Скотти, удерживая челнок на месте.

— Да нет. Это система «Виктор» с тугим предохранителем, они безотказные. Самая ловкая крыса и та не высвободится. А эта, должно быть, оттянула сторожок.

— Так почему ты не поставишь капкан поглубже в нору, чтобы она не могла зайти сбоку?

— Тогда тянет за цепочку.

Капкан был поставлен в кормежную нору. Это была небольшая впадина в рыхлом обрыве, верхняя часть ее была над уровнем воды, нижняя уходила под воду. В поисках кола, которым был заякорен капкан, Рой глубоко погрузил руки в воду.

— Ты что, достаешь его? — спросил Скотти.

— Нет. Забиваю кол поглубже.

Рой насторожил капкан и установил его в норе под водой.

— Теперь не вытянет, — сказал он. Потом срезал три или четыре тростниковых стебля и воткнул их в грязь возле капкана как скромную приманку.

Они объехали все болото, осмотрели все капканы: и в кормежках, и в ночлежных норах, и на кочках, где крысы поочередно оставляют следы пахучего липкого мускуса, вызывая на свидание или на поединок, и возле дуплистых пней, служащих им уборными. Нигде ничего.

— Осталось еще два, — сказал Рой.

— Похоже, что ты можешь поставить крест на этом болоте, — сказал Скотти.

Но в последних капканах было по крысе.

— Неплохие, — сказал Скотти.

— Средние, — возразил Рой, бросая крыс в челнок. — В первый раз у меня на этом болоте такая неудача.

— Две на десять капканов — это неплохо, Рой.

Рою пришлось согласиться, но внезапно он принял решение:

— Давай-ка пройдем еще раз. Я сниму половину этих капканов. Что им зря сидеть в этом болоте.

— А тебе что, не хватает капканов?

— Нет.

— Так зачем же снимать их?

— Зряшное дело, Скотти. Зряшное дело.

Они сняли четыре из десяти капканов и переправились на другой берег озерка, где и пристали среди гущи водорослей. Скотти вылез первым и придерживал челнок, а Рой не захотел больше мочить ноги. Он закинул мешок за плечи и передал ружье Скотти. Став на колени, Рой быстрым броском опрокинул челнок себе на голову, и они начали переволок. Весла, закрепленные в кожаных уключинах, уравновешивали лодку на плечах, а борта упирались в предплечья. Главное было — держать равновесие, и Рой свободно размахивал руками, следуя за Скотти по узкой лесной тропе вверх по крутому подъему.

Они не разговаривали. Еще до конца подъема пошел дождь. Поначалу слишком слабый, чтобы пробить сосновые ветви, нависавшие над тропой, он скоро стал окатывать их потоками воды, и они шли то мокрыми прогалинами, то прогретыми сухими аллеями из сосен, где было сухо над головой, сухо в воздухе, сухо везде. Так они дошли до перевала. Перевалив и начав длинный спуск, они все чаще попадали на мокрые прогалины и через час извилистого спуска, промокшие до костей, выбрались к узкому концу Акульего озера.

— Спусти челнок на воду, а я погляжу. Тут у меня два капкана на норок, — сказал Рой. Он опустил челнок на отмель и пошел, пробираясь по берегу между скалами и буреломом. Капканы были поставлены у, входа, в обиталище норок, у самой воды. Рой поглядел на гладкую скалу, спускавшуюся к плоской песчаной отмели, и еще раз подумал, что нет места лучше для норки. Но в эти ловушки за всю весну не попалось ни одной. Теперь тоже ничего не было, и он снял их.

— Ты становишься чересчур разборчив, Рой, — сказал Скотти, увидев капканы. — Зачем ты и эти снял?

— Здесь нет больше пушного зверя, — сказал Рой.

— Ты слишком многого требуешь, — Скотти влез в челнок. — Зверь приходит и уходит, — добавил он.

— Он уходит, уходит, уже ушел! — сказал Рой. — Отсюда, по крайней мере, он ушел.

— А ты просто на себя дурь напускаешь, — сказал Скотти, и от сильного удара весла нос лодки так зарылся в воду, что Рою пришлось дважды сработать веслом, чтобы ее выровнять. — Ты сколько лет твердишь, что участок выловлен, но каждый раз как-то обертываешься. Пушнины становится меньше и дичи тоже, но это дело поправимое. Всегда так бывало.

— А теперь не то. С каждым годом зверь уходит все дальше на север.

От дождя вода стала как мертвая, и нос челнока легко резал ее податливую поверхность. Хотя время близилось к полудню, видимость сквозь дождь была плохая.

— Уходит на север, — повторил Скотти. — Все вы помешались на этом. Все собираются уходить на север.

Рой и сам не был уверен, правильно ли он делает, снимая капканы. Как знать, а вдруг и эта покорность отчаяния и сборы на север — все это лишь отражение его краха в Сент-Эллене.

— А то как же, Скотти, — сказал он крепким плечам и затылку впереди себя. — Нам всем предстоит либо уходить на север, либо осесть на ферме в Сент-Эллене. Так что выбирай, Скотти. Выбирай любое из двух.

Всю дорогу по озеру они не переставали спорить.

— Послушай. Уж с этим ты должен согласиться, — сказал наконец Скотти, когда они начали переволок через узкую перемычку к последнему озеру. — Если ты не перестанешь снимать отсюда капканы, то этой зимой мехов у тебя не будет. — Теперь Скотти тащил челнок на голове, а Рой шел впереди, посмеиваясь над тем, что Скотти в споре, как и всегда, чересчур принимает все к сердцу. Но невольно хотелось разделять оптимизм Скотти в отношении их будущего, и, хотя сам Рой слишком трезво смотрел на вещи, чтобы с ним соглашаться, все же слушать его было приятно. На мгновение это оживило в нем утерянную веру в свой охотничий участок.

Прежде чем пускаться в путь на последнее озеро — озеро Т, основную базу охотничьих угодий Роя, они остановились позавтракать в одной из его старых, заброшенных хижин. Когда-то охотничьим центром Роя были Мускусная заводь и первая построенная на ней хижина. Позднее он передвинулся севернее и построил эту хижину на озере Т. Еще позже, десять лет назад, он подался еще севернее и выстроил свою третью хижину на другом берегу озера, в двух часах езды отсюда. Как и многие озера Канады, это озеро названо было по своей форме, напоминающей заглавную букву Т. Сейчас они были у основания буквы, а чтобы попасть к теперешней хижине Роя, надо было подняться по средней палочке, свернуть налево и плыть до конца поперечины.

— Где у тебя ключ? — спросил Скотти, когда они сбросили мешки у порога хижины и отряхнулись от дождя.

— А почему ты не хочешь развести огонь здесь, на воздухе? — спросил Рой.

— К чему это? Разве ты снял печку?

— Да нет, она стоит на месте, — отозвался Рой и достал ключ с гвоздя под застрехой.

Скотти отпер дверь, и они вошли.

Рою этого не хотелось, он не любил входить в свои заброшенные хижины. Она была прочной постройки, сухая, но внутри неимоверно запущена. В ней стоял тяжелый запах гнили, и все было запакощено мышами. Мыши изгрызли матрац, и вся хижина до самых стропил была в обрывках мочалы и растительного пуха. Повсюду — на полках, на грубо сколоченных столах, в печи и даже в лампе — были мышиные гнезда. Рой и Скотти затопали ногами, и большинство мышей скрылось, но некоторые остались и нагло глазели на непрошенных гостей. Одна не могла выбраться из стеклянной банки, пока Скотти не опрокинул банку, а тогда шмыгнула прочь. Рой сплюнул в ладонь табачную жвачку и запустил ком в последнюю мышь, сидевшую на печке. Он промахнулся, но мышь нырнула в открытую конфорку и больше не показывалась. Это была большая белоногая полевка, остальные же были обыкновенные серые домашние мыши и одна крыса, за которой Скотти долго охотился, выгоняя березовым поленом из всех углов, и наконец убил, когда она метнулась к открытой двери.

— Зачем ты ее убил? — спросил Рой.

— Всегда убиваю крыс, — сказал Скотти. — Ненавижу этих гадин!

— Чем они гаже мышей? Убиваешь одних, убивай всех!

— Да я крыс не терплю, — сказал Скотти.

Рой не стал спорить. В другое время он заставил бы Скотти еще раз изложить свои теории о добре и зле в мире животных. Но Рой уже забыл про Скотти. Оглядывая хижину, он чувствовал, что время и жизнь проходят слишком быстро. Еще сравнительно недавно эта хижина в глубине леса жила полной жизнью — и казалось, что это надолго. Теперь она была заброшена и близка к полному разрушению. Еще немного — и пазы разойдутся, крыша провалится, бревна растрескаются, пол прогниет и вся его постройка рухнет. Пока еще она выглядела прочной, но Рой знал, что она обречена. Это было своего рода напоминанием, что лес мог поглотить все — человека, или хижину, или весь поселок Сент-Эллен. Рой подумал, что даже не столько лес разрушает дело рук человеческих, а сама жизнь опережает их. Рой не мог бы определить это точнее, но у него мелькала иногда мысль, что виноват в этом человек, что природа всегда будет побеждать людей, если только люди не побьют природу ее же оружием. Он твердо верил в победу человека над природой, но эта хижина была доказательством, что он частично побежден, что зверь ушел от него своим путем, на север, и что скоро ему придется-уходить туда же. Это было прообразом того, что ожидает и Сент-Эллен, если голый гранит и бесплодная земля победят Сэма и фермера Джека.

— Пойдем отсюда, — сказал он Скотти. — Лучше поесть на воздухе.

Они заперли дверь хижины и развели костер у самого озера.

Эта полоска воды была для Роя настоящим домом. Он любил плыть по ней и наблюдать, как она раздвигается перед ним в широкое полотно озера, как растут высокие скалы, а потом делаются ниже и пропадают, скрытые густой зарослью пихт, елей и сосен. Именно здесь он опять начинал особенно остро чувствовать лес. Для него это озеро было началом необитаемого края, который простирался необжитой и нетронутый до самого Гудзонова залива. То, что на карте между озером и Арктикой были помечены поселения и города, не имело значения. Это были великие канадские леса, и чем выше Рой поднимался по озеру Т, тем ощутительнее они его обступали. Когда дождь перестал и прояснилось небо, перед ним возникли знакомые скалы, деревья и хребты. Они так четко были запечатлены в его мозгу, что он даже не сознавал, что наблюдает их, и все же каждый раз он находил что-нибудь новое, особенно возвращаясь из Сент-Эллена.

— Ты замечаешь, как сосна и ель обгоняют березу, — сказал он Скотти. Они были на стыке основания и перекладины буквы Т. Напротив них, за самым широким плесом, был крутой склон хребта, протянувшегося по самому берегу на три-четыре мили. Им хорошо был виден лес по всему склону, лес, исполосованный неистовством лесоруба и огня. Это был молодняк по вырубкам, большей частью густые поросли крепкой березки, уже оголенной надвигающейся зимой. Березы ярко белели на фоне черной земли и скал, припиравших их к склону. Но как ни част был узор берез, темно-зеленые верхушки пихт и елей делались все многочисленнее. В битве за солнце между молодыми березами и хвойными медленнее растущие хвойные, в конце концов, брали верх. Рой знал, что они победят березу. Скоро вся округа станет опять хвойным лесом, если только неистовые лесорубы или яростные пожары не убьют всю молодую хвойную поросль.

— А что я тебе всегда говорю. Рой, — твердил Скотти. — Все в лесу меняется. То, что на время уходит, потом возвращается. Зверь тоже вернется, как и эти пихты.

Рой закинул голову и засмеялся:

— Тебе бы священником быть, Скотти.

— Не понимаю, чего это тебе всегда приходит в голову, — сказал Скотти.

— Всегда надеешься увидеть то, чего на самом деле нет, — настаивал Рой.

— А есть у тебя на тех островах капканы? — спросил Скотти, ненадолго перестав грести, когда они вышли на широкое место. Справа от них, в самом центре озера, над водой подымались два покрытых редким лесом островка — вершины двух подводных гор.

— Нет, когда замерзнет, я ставлю там капканы на лис, — сказал Рой.

— У тебя пропадают хорошие места для улова, — заметил Скотти. — На такие вот островки норки наведываются к уткам и чайкам в гнезда. Тебе бы поставить тут парочку капканов. Рой.

— Но через неделю-другую птицы все снимутся, — сказал Рой. — А с ними уйдут и норки.

— Так ведь это через несколько недель. И все равно, когда озеро замерзнет, норки там непременно будут.

Рой уже давно потерял надежду поймать хоть одну норку на этих островах, но сейчас он был полон энергии. Лес овладел им, и он повернул челнок к острову.

— Ладно, уговорил меня, Скотти! — закричал он. — Наддай, может успеем поставить капканчик-другой и вернуться домой засветло.

Их соединенными усилиями двенадцатифутовый челнок быстро резал тихую воду. Они так его гнали, что нос задрался, а корма осела. Откинувшись, они нарочно перенесли центр тяжести назад, чтобы скользить на одной корме и тем уменьшить сопротивление воды. Надо было быть первоклассным гребцом, чтобы так сильно грести при такой неравномерной и большой загрузке, но оба были мастерами своего дела. Они щеголяли друг перед другом, стараясь сильнее подать лодку на своем гребке. Удары весел становились все быстрее и резче, челнок все больше задирал нос, но ни одному из них не удавалось пересилить. Впрочем, вес и сила здесь не имели значения. Важно было мастерство и выносливость, и оба не сдали до самого острова.

Помогая друг другу, они поставили три капкана на обоих островах. Работали они споро и быстро, пустив в качестве наживки одну из подстреленных Роем уток.

— Скорее, Скотти, — сказал Рой и оттолкнул челнок от берега, едва дождавшись товарища. — Я вовсе не собираюсь катать тебя по озеру. Берись за весло. Я тебя так завожу, что ты к хижине на карачках потащишься. Наддай, Скотта! Наддай!

Теперь они по-настоящему спешили, и было не до разговоров. Только время от времени Рой откидывал голову и смеялся, смеялся их соревнованию, смеялся напряженному движению гибких плеч Скотти, мелькавших перед ним, смеялся терпкой радости быть снова в лесу вблизи от своего дома.

В конце концов. Рой измотал Скотти: тот был моложе, и ведь это был привычный путь Роя, который спешил домой. К тому же темнело, а Рой был неутомим в состязании с темнотой. Рой, можно сказать, греб за двоих к тому времени, как они втянулись в узкий залив озера и перед ними на самом берегу внезапно открылась приземистая бревенчатая хижина, словно присевшая на огромном плоском валуне.

— Ну, вот тебе приятное зрелище, — сказал Рой притомившемуся Скотти. — Хижина в лесу, возвращение охотника домой.

— Где его кто-то ожидает, — добавил Скотти.

Из трубы поднимался дым, и, когда они ввели челнок в скалистую бухточку, дверь хижины распахнулась и из нее вышли двое.