Онлайн чтение книги Остров дальтоников The Island of the Colorblind
Понпеи

В тридцатые годы девятнадцатого века, когда Дарвин на корабле «Бигль» исследовал Галапагосские острова и Таити, а молодой Мелвилл грезил Южными морями, ирландский моряк Джон О’Коннелл, потерпев кораблекрушение, застрял на высоком вулканическом острове Понпеи. Обстоятельства его появления на острове неясны. Сам он утверждал, что крушение он потерпел на судне «Джон Буль» у острова Удовольствия, расположенного в восьмистах милях от Понпеи, а затем, что просто невероятно, переплыл за четыре дня в открытой лодке расстояние между этими островами. По прибытии, писал в своих мемуарах О’Коннелл, он и его спутники были захвачены в плен людоедами и едва не были съедены, но спаслись, сумев отвлечь туземцев зажигательной ирландской джигой. Но его приключения на этом не закончились: одна понпейская девушка уговорила его согласиться на татуировку, а потом выяснилось, что она была дочерью местного вождя. О’Коннелл женился на ней и сам стал вождем^28.

Независимо от преувеличений (моряки склонны рассказывать небылицы, а некоторые ученые вообще считают его мифотворцем), рассказы О’Коннелла изобличают в нем любопытного и добросовестного наблюдателя²⁹. Он был первым европейцем, назвавшим остров Понпеи, или Понапе, его туземным именем (сам О’Коннелл так писал это название: Бонаби), также он первым точно и достоверно описал многие понпейские обычаи и ритуалы. Кроме того, он стал первым составителем словаря понпейского языка и первым белым человеком, увидевшим руины Нан-Мадола, остатки монументальной культуры, существовавшей на острове тысячу лет назад, в мифическую эпоху кейлаху айо — «другой стороны вчерашнего дня».

Его исследование Нан-Мадола явилось кульминацией и вершиной его понпейских приключений; О’Коннелл описал «величественные руины» в мельчайших деталях – их немыслимую, страшную заброшенность и табуированную недоступность. Их размеры, их жуткая немота испугали его, и в какой-то момент, ошеломленный их потусторонней отчужденностью, он внезапно испытал приступ ностальгии. О’Коннелл не упоминает о других мегалитических культурах, которыми буквально нашпигована Микронезия, да, возможно, он и не знал об их существовании – о камнях Тага на Тиниане, древних террасах Палау, пятитонных глыбах Бабелдаоба с высеченными на них ликами, похожими на лики острова Пасхи. Но он понял то, чего не смогли понять ни Кук, ни Бугенвиль, ни один из великих мореплавателей той эпохи – он понял, что эти первобытные океанические острова с их на первый взгляд примитивной пальмовой культурой были некогда местом монументальных цивилизаций.

В Нан-Мадол мы отправились на следующий день после прибытия на Понпеи. Легче всего до руин было добраться на лодке. Не зная, с чем придется столкнуться, мы захватили самое разнообразное снаряжение: штормовые костюмы, акваланги и солнцезащитные приспособления. Медленно двигаясь по воде в лодке с мощным подвесным мотором, мы выбрались из гавани у Колонии и миновали мангровые болота, окаймлявшие остров; в бинокль я успел заметить висящие в воздухе корни, и Робин, наш лодочник, сказал, что в корнях ползают мангровые крабы, считающиеся у местных жителей деликатесом. Выйдя в открытое море, мы набрали скорость, и лодка полетела вперед, оставляя за собой волну, которая, словно огромная стремительная, сверкающая на солнце коса, понеслась к берегу за нашей кормой. Нас охватило чувство восторга, когда мы мчались по морю, едва касаясь его поверхности, словно на гигантских водных лыжах. Боб, большой знаток и любитель катамаранов и виндсерфинга, как зачарованный смотрел на каноэ, плывшие под пестрыми парусами. Наличие противовеса делало эти лодки абсолютно устойчивыми при любой волне.

– На таком проа, – сказал Боб, – можно пересечь океан.

Через полчаса погода резко изменилась. Мы увидели, как в небе, по направлению к нам, стремительно пронеслось похожее на гигантскую воронку облако. Через несколько секунд показалось еще одно, и очень скоро мы оказались в непроницаемом тумане, а нас стало немилосердно швырять из стороны в сторону. Боб, сохраняя невероятное самообладание, сумел сделать несколько снимков облака, прежде чем оно нас поглотило. Видимость сократилась до нескольких ярдов, и мы перестали понимать, где находимся. Затем, опять абсолютно внезапно, мы выпрыгнули из облака. Ветер прекратился, но зато с неба стеной хлынул тропический ливень. Как ни абсурдно это звучит, но мы достали ярко-красные зонтики, которыми нас снабдили в отеле, и раскрыли их над головами. Теперь мы выглядели не как герои, бросившие вызов шторму, а как отдыхающие на пикнике с картины Сера. Несмотря на то что дождь продолжал лить с прежней силой, на небе появилось солнце, и между ним и морем вспыхнула яркая радуга. Кнут видел ее как сияющую дугу, протянувшуюся над морем, и начал рассказывать нам о других виденных им радугах: двойной радуге, перевернутой радуге и даже о круговой радуге. Слушая его, мы не в первый уже раз убеждались в том, что хотя в некоторых отношениях его мир был обеднен, в других он был таким же богатым и разнообразным, как наш.

На планете нет ничего, напоминающего Нан-Мадол – древнюю мегалитическую постройку из сотни искусственных островов, соединенных бесчисленными каналами. Когда мы приблизились – очень медленно, потому что каналы мелкие и очень узкие, – то увидели детали конструкции стен: огромные шестигранные черные базальтовые брусья, которые были так искусно пригнаны друг к другу, что смогли выдержать натиск моря и бурь, противостоя разрушительному действию времени. Мы бесшумно скользили по воде между островками до тех пор, пока не пристали к острову-крепости Нан-Доувасу, на котором сохранились исполинские базальтовые стены высотой двадцать пять футов, окружавшие погребальный склеп и множество небольших помещений для молитв и медитации.

Засидевшись в лодке, мы с удовольствием выбрались из нее и в молчании остановились под стеной, только теперь осознав, как велики были призматические блоки, из которых она была сложена, – каждый весил не меньше нескольких тонн. Удивительно, как могли их добыть, доставить из Сокехса, отдаленной части Понпеи, где находилась гора, состоявшая из таких базальтовых шестигранников, и точно пригнать друг к другу, сложив эти стены. Ощущение мощи и значимости было очень сильным – мы чувствовали себя ничтожными и подавленными, стоя возле этой стены. Но кроме того, было ощущение безумия, пустой мегаломании, всегда идущей рука об руку с монументальностью – «необузданной громадностью древних представлений о величии» – и требующей непомерной жестокости и страданий. Это сказал нам лодочник Робин. Он поведал нам о злобных правителях династии Сауделеров, которые завоевали Понпеи и правили в Нан-Мадоле много столетий, требуя непосильной дани в виде пищи и подневольного труда. Когда смотришь на стены, зная все это, они приобретают совсем иной, страшный смысл – между камнями, кажется, проступает кровь и боль поколений. Но тем не менее, как в египетских пирамидах и римском Колизее, в них есть что-то благородное.

За пределами Микронезии Нан-Мадол до сих пор практически никому не известен, как и в те времена, когда на него случайно наткнулся О’Коннелл сто шестьдесят лет назад. В начале двадцатого века эти стены исследовали немецкие археологи, но только в последние десятилетия начались настоящие научные исследования. С помощью радиоуглеродного метода было установлено, что люди жили здесь уже за двести лет до новой эры. Сами жители Понпеи, разумеется, всегда знали о Нан-Мадоле. Это знание содержится в мифах и устных преданиях, но из-за множества запретов и страха перед этим священным местом люди стараются не подходить близко к этой монументальной постройке. Ходят легенды о том, что те, кто посмеет приблизиться к стенам, преждевременно умирают, так как своим появлением наносят оскорбление духам этого места.

Нас охватили поистине непередаваемые ощущения, когда Робин принялся в подробностях описывать этот мертвый город – я почувствовал его дыхание, мне показалось, что город оживает. Здесь была стоянка древних каноэ, сказал Робин, жестом показав это место. Тут лежит огромный камень, о который беременные женщины терлись животами, чтобы облегчить будущие роды. Там – он указал на остров Идехд – ежегодно проводили церемонию искупления. Кульминацией церемонии было принесение черепахи в жертву Нан-Самволю – морскому угрю, бывшему посредником в общении людей с их богом. В той стороне, на Пейкапве, находится магический пруд, глядя в который, правители Сауделеры могли видеть все, что происходило на Понпеи; а там, великий герой Исохкелекель, который в конце концов победил жестоких Сауделеров, увидел в пруду собственное отражение и, потрясенный своим старым безобразным лицом, бросился в воду и утопился (легенда о Нарциссе наоборот!).

Нан-Мадол кажется зловещим и сверхъестественным из-за своей немоты и пустоты. Никто не знает, когда и почему население его покинуло. Рухнула ли бюрократия под собственной тяжестью? Положил ли Исохкелекель конец старому порядку? Вымерло ли население от болезни, мора, климатических изменений или голода? Поднялось ли море и поглотило острова? (Теперь многие острова действительно находятся под водой.) Может быть, какое-то суеверие или древнее проклятие посеяло в народе панику, и он бежал от своих прежних богов? Когда О’Коннелл сто шестьдесят лет назад осматривал это место, оно пустовало уже не менее ста лет. Ощущение прикосновения к тайне падений и взлетов культур и цивилизаций, непредсказуемые повороты их судеб заставили нас задуматься о бренности всего сущего и притихнуть, когда мы собрались в обратный путь^30.

Он оказался трудным и даже пугающим, так как было уже темно. Снова пошел дождь, но теперь косой, так как подул сильный ветер. Через несколько минут мы промокли до нитки и дрожали от пронизывающего холода. Плотный промозглый туман окутал нас, пока мы в черепашьем темпе продвигались вперед, опасаясь в любую минуту напороться на риф. После часа пребывания в этом густом, как суп, ослепляющем тумане у нас сильно обострились все чувства, но первым новый звук уловил Кнут – он услышал барабанный бой, который становился все громче, по мере того как мы, едва ли не на ощупь, приближались к берегу. Острота слуха у Кнута поистине замечательна. Он сам говорит, что это компенсация недостатка зрения. Кнут услышал барабанный бой, когда мы находились на расстоянии полумили от берега – раньше, чем Робин, который ждал появления этого звука и постоянно прислушивался.

Красивый сложный ритмичный звук барабанов, как мы увидели, производили три человека, пивших сакау, устроившись на большом камне у пристани. Мы увидели это, когда выходили на берег. Мне всегда было интересно увидеть и попробовать сакау. Особенно это желание усилилось после того, как Робин на обратном пути расхвалил нам достоинства этого напитка. Он пил сакау каждый вечер, после чего успокаивался и без сновидений спал до утра (по-другому он просто не мог заснуть). В тот вечер Робин пришел к нам в гостиницу вместе с женой и принес бутылку желеобразной сероватой жидкости, которая показалась мне похожей на старое машинное масло. Я опасливо понюхал ее – она пахла отчасти лакрицей, отчасти анисом, а на вкус оказалась очень странной – может быть, потому, что нам пришлось пить ее из стеклянных стаканов. Сакау положено пить из скорлупы кокосовых орехов с соблюдением определенных правил. Мне еще больше захотелось попробовать этот напиток во время традиционной церемонии.

Понпеи стал одним из первых населенных людьми Каролинских островов. Нан-Мадол стал обитаемым намного раньше, чем любой из близлежащих атоллов, да и теперь этот остров с его высокими горами и безопасными террасами служит – во время природных катаклизмов – убежищем для жителей более мелких островков. Атоллы очень малы и хрупки и поэтому легко становятся беззащитными жертвами тайфунов, засухи и голода. Например, Оролук, который когда-то, если верить легендам, был цветущим атоллом до тех пор, пока его едва не смыл в море тайфун. Сейчас площадь этого атолла не превышает трех-пяти квадратных миль³¹. Более того, все эти острова с их ограниченными ресурсами и малыми размерами рано или поздно сталкиваются с мальтузианской проблемой перенаселения, которое привело бы к катастрофе, если бы не возможность эмиграции. По всему Тихому океану, как заметил уже О’Коннелл, островитяне часто бывают вынуждены эмигрировать. Они снаряжают каноэ, как делали их предки на протяжении столетий, и пускаются в путь, не зная, что найдут и куда приведет их судьба. Однако они всегда надеются найти новый остров, на котором удастся поселиться^32.

Правда, население атоллов – сателлитов Понпеи – может в подобных ситуациях найти убежище в «метрополии». Так, в Колонии, столице Понпеи, возникли анклавы беженцев с других островов – Сапвуахфика, Мвоакила, Оролука и даже атолла Мортлок, которые принадлежат другому штату – Чууку. На Понпеи есть и два анклава беженцев с Пингелапа – один в провинции Сокехс, другой в Колонии. Первый анклав возник после опустошительного тайфуна 1905 года, а затем увеличился в результате последующей эмиграции. В пятидесятые годы была еще одна волна эмиграции с Пингелапа, на этот раз вызванная значительным перенаселением. Новый анклав был образован шестьюстами пингелапцами в горной долине Манд. Теперь в этой деревне живут две тысячи человек – втрое больше, чем на самом Пингелапе.

Манд изолирован от остальной территории Понпеи географически, но в еще большей степени этнически и культурно. В течение сорока лет, прошедших после переселения, пришельцы и их потомки избегали всяческих контактов, а тем более браков, с чужаками. В результате возник, так сказать, остров на острове, население которого столь же однородно этнически и культурно, как и на Пингелапе, причем маскун здесь распространен еще больше.

Дорога к долине Манд очень трудна – нам пришлось ехать туда на джипе, причем машина часто двигалась со скоростью пешехода, и дорога заняла больше двух часов. В предместьях Колонии мы еще видели дома и бары сакау, крытые листьями, но, по мере подъема в гору, все признаки человеческого жилья исчезли. Грунтовая дорога, проходимая только для пешеходов и джипов, ответвилась от главной дороги и круто забрала в гору, непосредственно к пингелапской деревне. На высоте температура воздуха упала, а влажность уменьшилась, это было настоящее блаженство после изнуряющей жары низины.