Онлайн чтение книги Перси Джексон и последнее пророчество The Last Olympian
Глава четвертая. Металлический саван

Мне снилось, что Рейчел Элизабет Дэр бросает дартс в картину, на которой изображен я.

Она стояла в своей комнате… Нет, не так. Должен сказать, что у Рейчел нет комнаты. В ее распоряжении верхний этаж родительского особняка – роскошного перестроенного дома в Бруклине. Ее «комната» – это громадный чердак с прожекторами вместо ламп и окнами от пола до потолка. Этот этаж почти в два раза больше квартиры моей матери.

Из ее заляпанной краской дорогущей акустической системы доносились ревущие звуки альтернативного рока. Насколько я мог судить, единственное правило Рейчел касательно музыки состояло в том, что на ее айподе не может быть двух песен с похожими мелодиями и все они должны быть необычными.

На ней было кимоно, и волосы ее торчали в разные стороны, словно она только что проснулась. На кровати все было перевернуто. С мольбертов свисали простыни материи. Грязная одежда и старые обертки от энергетических шоколадок валялись на полу, но когда у тебя комната таких размеров, кавардак не очень заметен. В окне виднелись очертания Манхэттена во всей их ночной красе.

Рейчел бросала дротики в картину, где изображался я, стоящий над поверженным гигантом Антеем. Рейчел нарисовала ее пару месяцев назад. Я скорчил такую свирепую (даже пугающую) рожу, что трудно было понять, хороший я парень или плохой, но Рейчел сказала, что именно так я и выглядел после сражения.

– Полубоги, – пробормотала Рейчел, бросая в полотно еще один дротик. – И их дурацкие квесты…

Большинство дротиков улетали в никуда, но несколько попали в цель. Один торчал у меня под нижней губой, словно козлиная бородка.

Кто-то постучал в дверь ее спальни.

– Рейчел! – раздался мужской голос. – Что ты там, черт побери, делаешь? Выключи это…

Рейчел схватила пульт дистанционного управления и выключила музыку.

– Входи.

Отец вошел, нахмурившись и моргая от света. У него были волосы цвета ржавчины, чуть темнее, чем у Рейчел. Они прилипли на одну сторону лица, словно он всегда спал на одном боку. Карман его синей шелковой пижамы украшала монограмма «ВД». Представляете? Кто вообще делает монограммы на пижаме?

– Что тут происходит? – спросил он. – Три часа ночи.

– Не могу уснуть, – ответила Рейчел.

Дротик, который имитировал мою бороду, слетел с картины. Остальные Рейчел спрятала за спиной, но мистер Дэр их заметил.

– Итак… насколько я понимаю, твой друг не вернется в Сент-Томас?

Мистер Дэр так меня называл. Никогда не говорил «Перси». Неизменно «твой друг». Или «молодой человек», если он обращался ко мне, что делал очень редко.

– Не знаю. – Рейчел насупилась.

– Утром мы уезжаем. Если он еще не принял решения…

– Он, вероятно, не придет, – с несчастным видом сказала Рейчел. – Ты доволен?

Мистер Дэр сцепил руки за спиной и принялся с суровым выражением на лице расхаживать по комнате. Я представил, как он это делает в зале заседаний совета директоров своей девелоперской компании и как дергаются, наблюдая за ним, его подчиненные.

– Тебя все еще мучают кошмары? – спросил он. – Головные боли?

Рейчел швырнула дротики на пол.

– Я жалею, что сказала тебе об этом!

– Я твой отец. Я переживаю за тебя.

– Ты переживаешь за репутацию семейства, – пробормотала Рейчел.

Ее отец никак на это не прореагировал, может, потому, что уже слышал это замечание раньше, а может, потому, что так оно и было на самом деле.

– Можно позвать доктора Аркрайта, – предложил он. – Он помог тебе пережить смерть твоего хомячка.

– Тогда мне было шесть лет, – сказала Рейчел. – Теперь мне не нужен психотерапевт. Я всего лишь… – Она беспомощно покачала головой.

Ее отец остановился перед окнами. Он смотрел на горизонт нью-йоркского неба так, словно оно принадлежало ему, что не соответствовало действительности. Он владел только его частью.

– Тебе полезно будет уехать, – решил он. – Тут на тебя оказывали нездоровое влияние.

– Я не собираюсь ни в какую женскую академию в Кларионе, – огрызнулась Рейчел. – А мои друзья тебя не касаются.

Мистер Дэр улыбнулся, но в этой улыбке не было дружелюбия. Она скорее говорила: «Настанет день, когда ты поймешь, какой глупой ты была».

– Попробуй уснуть, – предложил он. – Завтра вечером мы будем на берегу. Развлечешься немного.

– Развлекусь, – повторила за ним Рейчел. – Вот это уж точно.

Ее отец вышел из комнаты. Дверь за собой он не закрыл.

Рейчел уставилась на мой портрет, потом подошла к укрытому простыней мольберту рядом с ним.

– Надеюсь, это сны, – сказала она.

Она сняла простыню с мольберта, на котором оказался сделанный быстрыми росчерками угля набросок. Но Рейчел – хорошая художница. Черты Луки были явно узнаваемы – еще совсем мальчишка лет девяти, с широкой ухмылкой и в то время без шрамов на лице. Я понятия не имел, откуда Рейчел знала, как он тогда выглядел, но сходство было так велико, что я сразу понял: рисовала она не по догадке. Судя по тому, что я знаю о жизни Луки (а знаю я не так уж и много), здесь он был изображен как раз перед тем, как ему стало известно, что он полукровка, и Лука убежал из дома.

Рейчел уставилась на портрет, потом открыла следующий мольберт. Здесь я увидел еще более тревожную картинку – Эмпайр-стейт-билдинг и молнии вокруг него. Вдалеке была видна надвигающаяся буря, а из туч высовывалась громадная рука. У основания здания собралась толпа… только не обычная толпа туристов и прохожих. Я видел копья, дротики и знамена – все признаки армии.

– Перси, – пробормотала Рейчел затухающим голосом. – Что происходит?

Сон погас, и последнее, что я помню, это желание ответить на вопрос Рейчел.

Я хотел позвонить ей следующим утром, но в лагере не было телефонов. Дионису и Хирону городской телефон не требовался. Если возникала такая необходимость, то они связывались с Олимпом почтой Ириды. А когда полубоги пользуются сотовыми, то их сигналы приводят в боевую готовность всех монстров в радиусе ста миль. Это все равно что выстрелить сигнальной ракетой: «Я здесь! Прицелься, пожалуйста!» Даже в безопасных границах лагеря мы не хотели делать себе такую рекламу.

У большинства полубогов (кроме Аннабет и нескольких других) даже нет сотовых телефонов. И я уж точно не мог сказать Аннабет: «Слушай, дай-ка мне твою мобилу – нужно позвонить Рейчел!» Чтобы позвонить, пришлось бы оставить лагерь и пройти несколько миль до ближайшего магазинчика. И даже если бы Хирон меня отпустил, к тому времени, когда я туда добрался бы, Рейчел уже летела бы самолетом в Сент-Томас.

Я с трудом проглотил завтрак за столиком Посейдона, не сводя глаз с трещины в мраморном полу, через которую несколько лет назад Нико отправил в подземное царство шайку кровожадных скелетов. Это воспоминание не очень-то улучшало мой аппетит.

После завтрака мы с Аннабет отправились инспектировать домики. Вообще-то дежурной была Аннабет. Мое же утреннее задание состояло в просмотре докладов для Хирона. Но так как мы оба ненавидели эти занятия, то решили заняться ими на пару, чтобы не было так отвратительно.

Мы начали с домика Посейдона, а это практически означало – с меня. Я утром застелил свою кушетку (ну, типа застелил), поправил рог Минотавра на стене, а потому из пяти баллов поставил себе четверку.

Аннабет скорчила гримасу:

– Ты слишком щедр.

Кончиком карандаша она приподняла с пола старые спортивные трусы.

Я быстренько схватил их.

– Эй, слушай, прекрати! Этим летом Тайсон за мной не убирает.

– Троечка из пяти баллов, – сказала Аннабет.

Я знал, что спорить бесполезно, и мы пошли дальше.

Я пытался на ходу просмотреть доклады Хирону. Тут были послания от полубогов, природных духов и сатиров со всей страны, они писали о происках монстров в последнее время. Сообщения удручающие, и мой мозг, страдающий синдромом «дефицит внимания в сочетании с гиперактивностью», вовсе не хотел вникать в эту информацию.

Повсюду происходили бои местного масштаба. Набор новичков в лагерь свелся к нулю. Сатирам не удавалось находить новых полукровок и приводить их на Холм полукровок, потому что по всей стране бродили монстры. Мы уже несколько месяцев не получали никаких известий от нашей подруги Талии, возглавлявшей охотников Артемиды, а если Артемида и знала, что с ними случилось, то нам она ничего не сообщала.

Мы зашли в домик Афродиты, который, конечно, получил пять из пяти. Кровати были застелены идеально. Одежда во всех шкафчиках разложена по цвету. На подоконнике стояли свежие цветы. Я хотел скинуть один балл за то, что весь домик провонял дорогими духами, но Аннабет меня не послушала.

– Как всегда, отличная работа, Силена, – сказала она.

Силена безразлично кивнула. Стена над ее кроватью была украшена фотографиями Бекендорфа. Она сидела на постели с коробочкой из-под шоколада на коленях, и я вспомнил, что ей принадлежал шоколадный магазинчик в Виллидже и что именно так она привлекла внимание Афродиты.

– Хотите конфет? – спросила Силена. – Мой отец прислал. Он думал… он думал, что это поднимет мне настроение.

– Вкусные? – спросил я.

Она покачала головой.

– Как картон.

Я ничего не имел против картона, а потому попробовал одну. Аннабет отказалась. Мы пообещали, что зайдем к Силене попозже, и пошли дальше.

Мы пересекли площадь и обнаружили, что домик Ареса конфликтует с домиком Аполлона. Часть обитателей домика Аполлона, вооружившись огненными бомбами, уселась в колесницу с пегасами и взлетела над домиком Ареса. Я прежде этой колесницы не видел, но она была вполне себе ничего – типичная прогулочная коляска. Скоро крыша на домике Ареса занялась огнем, и наяды из озера принялись ее тушить.

Тогда обитатели домика Ареса произнесли заклинание – и все стрелы у детей Аполлона превратились в резину. Они стреляли из лука, но резиновые стрелы просто отскакивали от ребят Ареса.

Мимо пробежали два лучника, преследуемые ребятами Ареса, которые на бегу выкрикивали стихи: «Ты мне заплатишь за проклятие это! Как мне обрыдли чертовы куплеты!»

– Кошмар, – вздохнула Аннабет, – опять то же самое. В прошлый раз, когда ребята Аполлона прокляли кого-то, те целую неделю сочиняли куплеты, никак не могли остановиться.

Меня пробрала дрожь. Аполлон был богом поэзии и стрельбы из лука, и я слышал собственными ушами, как он читает стихи. Я бы предпочел, чтобы меня пристрелили.

– А из-за чего у них сыр-бор? – спросил я.

Аннабет не ответила, делая пометку в своем свитке, – оба домика получили по единице.

Я вдруг понял, что смотрю на нее во все глаза… Это было смешно, потому что я видел ее миллион раз. Этим летом я догнал ее по росту, что стало для меня облегчением. И все же она казалась куда более взрослой. Это меня пугало. Нет, она, конечно, всегда была ничего, но теперь становилась просто красавицей.

Наконец она ответила:

– Из-за летающей колесницы.

– Что?

– Ты спросил, из-за чего у них сыр-бор.

– Ах да… Спросил.

– Они захватили ее в ходе рейда в Филадельфии на прошлой неделе. Там с этой летающей колесницей были некоторые из полукровок Луки. Домик Аполлона захватил ее во время сражения, но рейд возглавлял домик Ареса. И вот с тех пор они не могут решить, кому принадлежит эта колесница.

Мы пригнулись, когда колесница Майкла Ю спикировала на одного из ребят Ареса, который в ответ попытался его заколоть и обругать стихами – у него как раз здорово получалось рифмовать всякие ругательные слова.

– Мы сражаемся не на жизнь, а на смерть, а они поссорились из-за какой-то дурацкой колесницы! – возмутился я.

– Ничего, перебесятся. Кларисса скоро возьмется за ум.

Я не был бы в этом так уверен. Это вовсе не в духе Клариссы.

Я проглядел еще несколько докладов, и мы проинспектировали еще несколько домиков. Деметра получила четверку. Гефест – тройку, а следовало бы и еще меньше, но мы им дали поблажку за Бекендорфа. Гермес схлопотал двойку, что неудивительно. Все обитатели лагеря, не знающие, кто их божественные родители, помещались в домик Гермеса, а так как боги – народ немного забывчивый, то в этом домике всегда толклось полным-полно народа.

Наконец мы добрались до домика Афины, где все было, как всегда, в порядке. Книги ровно стояли на полках. Доспехи начищены. На стенах висели карты сражений и расписания. Только на койке Аннабет творился кавардак. Она вся была усыпана бумажками, а серебристый ноутбук Аннабет не включен.

– Влакас! – пробормотала Аннабет, то есть обозвала себя идиоткой по-гречески.

Ее заместитель Малькольм едва сумел скрыть улыбку.

– Ну да, гм… мы все остальное убрали. Не знали только, можно ли трогать твои записки.

Это они предусмотрительность проявили. У Аннабет имелся бронзовый нож, предназначенный для монстров и людей, которые совали нос в ее вещи.

Малькольм посмотрел на меня.

– Мы подождем на улице, пока вы закончите инспекцию.

Ребята Афины строем вышли из домика, а Аннабет принялась убирать свою койку.

Я неловко переминался с ноги на ногу, делая вид, что изучаю доклады. Даже во время инспектирования правила лагеря запрещали полукровкам разных полов находиться… ну, как бы вдвоем в домике.

Об этом правиле вспомнили, когда Силена и Бекендорф стали встречаться. И я знаю, кое-кто из вас может подумать: а разве все полубоги не являются родней по божественной линии? А если так, то разве всякие гулянки-свиданки не находятся под запретом? Но тут дело в том, что божественная линия с точки зрения генетики в счет не идет, поскольку у богов нет ДНК. Ни один полубог не станет встречаться с кем-то, у кого тот же самый божественный родитель. Ну, скажем, двое ребят из домика Афины… Никогда! Ну а если дочь Афродиты и сын Гефеста? Они же не родственники. Так что тут никакой проблемы нет.

По какой-то странной причине я думал об этом, глядя, как Аннабет наводит порядок. Она закрыла ноутбук, который прошлым летом получила в подарок от изобретателя Дедала.

Я откашлялся.

– Так ты… добыла какие-нибудь интересные сведения из этой коробочки?

– И еще сколько! – воскликнула она. – У Дедала было столько идей, мне сто лет нужно, чтобы все их разложить по полочкам.

– Да, – пробормотал я. – Это будет забавно.

Аннабет собрала в кучу свои бумаги – в основном зарисовки зданий и кипу записок. Я знал, что она хочет стать архитектором, но, раз получив хороший урок, больше никогда не спрашивал у нее, над чем она работает. Иначе она пошла бы нести всякую чушь про углы и точки опоры, пока у меня глаза на лоб не повылазили.

– Знаешь… – сказала Аннабет, убирая волосы за ухо, что она обычно делает, когда нервничает. – Вся эта история с Бекендорфом и Силеной. Она… заставляет задуматься. О том… что важно. О потере людей, которые для тебя важны.

Я кивнул. Мой мозг начал фиксировать всякие случайные подробности, например то, что она все еще носит серебряные сережки в виде сов – их подарил ей отец. Он у нее такой башковитый мужик – профессор военной истории в Сан-Франциско.

– Гм… да, – неуверенно пробормотал я. – Это… у тебя дома все в порядке?

Ну да, ну да, совсем идиотский вопрос, но я же нервничал, черт меня раздери! Аннабет посмотрела на меня разочарованным взглядом, но кивнула.

– Отец хотел взять меня в Грецию этим летом, – задумчиво сказала она. – Я всегда хотела увидеть…

– Парфенон, – вспомнил я.

– Ну да. – Она натянуто улыбнулась.

– Ничего. Не последнее ведь лето.

Не успел я это сказать, как понял, что сморозил глупость. Я был на пороге гибели. Через неделю Олимп может пасть. Если эпоха богов и в самом деле заканчивалась, то мир, который мы знали, должен был погрузиться в хаос. На полукровок будет объявлена охота до тех пор, пока нас не изведут всех до единого. Летних каникул у нас больше не предполагается.

Аннабет уставилась в свой свиток.

– Три из пяти баллов, – пробормотала она, – из-за того, что староста – идиотка. Идем. Покончим с твоими докладами и вернемся к Хирону.

На пути к Большому дому мы прочли последнее сообщение – оно было написано от руки на кленовом листе. Прислал его сатир из Канады. Хотя настроение у меня и так было хуже некуда, но, прочтя написанное, я почувствовал себя еще хуже.

– «Дорогой Гроувер, – прочел я вслух, – леса вокруг Торонто подверглись нападению злобного гигантского барсука. Попытался действовать по твоему совету и призвать на помощь силы Пана. Без толку. Многие деревья наяд уничтожены. Отступаем к Оттаве. Ждем совета. Где ты? Глисон Хедж, протектор».

Аннабет нахмурилась.

– Ты получал от Гроувера хоть какие-нибудь известия? Ну хоть по твоей эмпатической связи?

Я отрицательно покачал головой.

Начиная с прошлого лета, когда умер бог Пан, наш друг Гроувер уходил во все более далекие походы. Совет козлоногих старейшин объявил его отщепенцем, но Гроувер продолжал прочесывать Восточное побережье, пытаясь рассказать о Пане и убедить духов природы защитить их собственные малые клочки дикой чащи. Он приходил в лагерь всего несколько раз, чтобы повидаться со своей девушкой Можжевелкой.

Последнее известие о нем пришло из Центрального парка – он там организовывал дриад, но вот уже два месяца от него не поступало никаких известий. Мы пытались связаться с ним почтой Ириды, но послания до него не доходили. У меня с Гроувером была эмпатическая связь, и поэтому я думал, что, случись с ним беда, мне станет об этом известно. Гроувер как-то раз сказал мне, что если он умрет, то эмпатическая связь может убить и меня. Но я не был уверен, оставалось ли это до сих пор в силе или нет.

«Может быть, он все еще на Манхэттене?» – спрашивал я себя.

Потом я вспомнил свой сон и про набросок Рейчел – темные тучи смыкаются над городом, армия, собравшаяся у Эмпайр-стейт-билдинга…

– Аннабет! – Я остановил ее у площадки для игры в тезербол[4]Тезербол – игра в мяч для двоих: мяч привязан к шесту, и противники бьют по мячу, пытаясь намотать на шест веревку, которой привязан мяч, каждый в свою сторону – один по часовой стрелке, другой – против. Побеждает тот, кто закрутит веревку до предела.. Я понимал, что напрашиваюсь на неприятности, но не знал, кому еще можно довериться. И потом я всегда полагался на ее советы. – Слушай, мне приснился такой странный сон про Рейчел…

Я рассказал ей все, даже про странную картинку, изображающую Луку в детстве.

Некоторое время она молчала, потом так плотно скрутила свой свиток с отметками, что он даже порвался.

– И что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?

– Не знаю. Ты лучшая из всех известных мне стратегов. Если бы ты была Кроносом и планировала эту войну, то каким бы был твой следующий шаг?

– Я использовала бы Тифона для отвлекающего маневра. А потом нанесла бы удар по Олимпу, пока боги находятся на Западе.

– Точно так, как на картинке Рейчел.

– Перси, – сказала она звенящим голосом. – Рейчел всего лишь смертная.

– Но что, если ее сон говорит правду? Ведь, судя по словам тех других титанов, и Олимп будет уничтожен в течение нескольких дней. Они говорили, что у них масса других вариантов. А что с этой картинкой Луки в детстве…

– Мы просто должны быть готовы.

– Каким образом? – спросил я. – Ты посмотри на лагерь. Мы даже с внутренними распрями не можем покончить. А тут еще мою дурацкую душу должны забрать.

Аннабет швырнула на землю свиток.

– Я знала, что нельзя тебе показывать это пророчество! – Голос у нее был сердитый и уязвленный. – Оно тебя только напугало. А ты, когда напуган, пытаешься от всего спрятаться.

Я, совершенно ошарашенный, уставился на нее.

– Я? Спрятаться?

– Да, ты. – Она смотрела мне прямо в глаза. – Ты – трус, Перси Джексон!

Мы стояли нос к носу. Глаза у нее были красные, и я вдруг понял, что, называя меня трусом, она, возможно, не имела в виду пророчество.

– Если тебе кажется, что наши шансы невелики, то, может, тебе лучше отправиться вместе с Рейчел на каникулы? – сказала она.

– Аннабет…

– Если тебя не устраивает наша компания.

– Это несправедливо!

Она метнулась мимо меня в сторону полей клубники. По пути пнула тезербол, и он сердито закрутился вокруг шеста.

Хотелось бы сказать, что с этого момента настроение у меня стало улучшаться. Но этого, конечно, не случилось.

В этот день у нас намечалось собрание у костра – мы должны были сжечь саван Бекендорфа и проститься с нашим товарищем. Даже домики Ареса и Аполлона по такому случаю заключили временное перемирие.

Саван Бекендорфа был сделан из металлических звеньев наподобие кольчуги. Я не понимал, как он будет гореть, но, видимо, тут нам помогали парки. Металл расплавился в огне и, превратившись в золотистый дымок, устремился в небо. Пламя костра всегда отражало настроение обитателей лагеря, и сегодня его языки были черного цвета.

Я надеялся, что дух Бекендорфа окажется в Элизиуме. Может быть, он даже решит возродиться и проживет три жизни, чтобы добраться до Островов блаженных, а ведь это в царстве мертвых что-то вроде генерального штаба. Уж если кто это заслужил, то в первую очередь – Бекендорф.

Аннабет ушла, не сказав мне ни слова. Бо́льшая часть обитателей лагеря тоже разошлись по своим делам, а я стоял, уставившись в догорающий костер. Силена сидела рядом и плакала, а Кларисса со своим бойфрендом Крисом Родригесом пытались ее утешить.

Наконец я набрался мужества и подошел к ним.

– Привет, Силена. Я тебе очень сочувствую.

Она шмыгнула носом. Кларисса сердито посмотрела на меня, но она всегда на всех смотрит сердито. Крис даже не повернулся в мою сторону. Он входил в команду Луки, пока Кларисса не спасла его из Лабиринта прошлым летом, и я думаю, Крис до сих пор чувствует себя виноватым.

Я откашлялся.

– Силена, знаешь, у Бекендорфа была твоя фотография. Он смотрел на нее перед тем, как у нас там все началось. Ты очень много для него значила. Благодаря тебе прошедший год стал лучшим в его жизни.

Силена зарыдала.

– Ну ты и умник, Перси, – пробормотала Кларисса.

– Нет, ничего, – прошептала Силена. – Спасибо… спасибо тебе, Перси. Я пойду.

– Давай я побуду с тобой, – предложила Кларисса.

Силена отрицательно покачала головой и побежала прочь.

– Она сильнее, чем кажется, – пробормотала Кларисса так тихо, словно говорила сама с собой. – Ничего, справится.

– Ты могла бы ей помочь, – сказал я. – Ты могла бы почтить память Бекендорфа, сражаясь вместе с нами.

Кларисса схватилась было за нож, но его на поясе больше не было – она швырнула его на стол для настольного тенниса в Большом доме.

– Это не моя проблема, – прорычала она. – Если мои ребята не получают того, что заслуживают, я не сражаюсь.

Я заметил, что она не говорит в рифму. Может быть, ее не было поблизости, когда ее соплеменники подверглись проклятию, а может, она знала способ разрушать это колдовство. Меня мороз подрал по коже, когда я подумал, что, может, Кларисса и есть шпион Кроноса в лагере. Но какую бы неприязнь я ни питал к Клариссе, шпионить на титанов – это было совсем не в ее духе.

– Ну хорошо, – вздохнул я. – Я не хотел об этом говорить, но за тобой должок. Если бы не я, то ты бы теперь гнила в пещере циклопов в Море чудовищ.

Она стиснула зубы.

– Проси о чем угодно, Перси, только не об этом. Домик Ареса слишком часто подвергался унижениям. И не думай, будто я не знаю, что люди говорят обо мне за глаза.

Я хотел сказать: «Что ж, разве это не правда?» Но прикусил язык.

– И что же ты – будешь спокойно смотреть со стороны, как Кронос нас уничтожит? – спросил я.

– Если вам так нужна моя помощь, скажи отпрыскам Аполлона – пусть отдадут нам колесницу.

– Ты прямо как ребенок.

Она бросилась было на меня, но между нами встал Крис.

– Тихо, ребята, – сказал он. – Кларисса, знаешь, он, может, в чем-то и прав.

– И ты туда же? – Она презрительно посмотрела на него.

Потом устало повернулась и пошла прочь – Крис бросился следом.

– Эй, постой! Я только хотел сказать… Кларисса, подожди!

Я проследил, как последние искорки Бекендорфова костра улетают в закатное небо, а потом направился на арену для фехтования. Мне нужно было передохнуть, и я хотел увидеть старого друга.