ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛОНДОН 1883–1890

Онлайн чтение книги Письма The Letters of Oscar Wilde
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛОНДОН 1883–1890

Описание

Уайльд отплыл из Нью-Йорка домой на борту парохода «Ботния» 27 декабря 1882 года. После двух-трех недель пребывания в Лондоне он потратил остаток денег, заработанных в Америке, на то, чтобы три месяца пожить в Париже. Там он познакомился с Верленом и Виктором Гюго, с Малларме, Золя, Дега, Эдмоном де Гонкуром и Альфонсом Доде. Он сделал себе волнистую прическу, как у Нерона на бюсте в Лувре, и стал одеваться по последней моде. «Оскар первого периода умер», — провозгласил он.

43. Мэри Прескотт {57}Прескотт, Мэри (?-1923) — американская актриса, которая играла главную роль в пьесе Уайльда, поставленной в Америке (см. комментарий к письму 30).

Париж

[? Март-апрель 1883 г.]

Дорогая мисс Прескотт, я получил американские газеты и благодарю Вас за их присылку. По-моему, нам не следует забывать, что реклама не обеспечит успеха слабой пьесе, сколько ее ни рекламируй. Она пойдет впрок лишь сильной пьесе, хорошо сыгранной. Вот что я имею в виду: можно шесть месяцев подряд дважды в день выезжать на улицы Нью-Йорка с вереницей ярко-красных фургонов, чтобы объявить «Веру» великой пьесой, но если на первом же представлении не подтвердится, что это сильная пьеса, хорошо исполненная и хорошо поставленная, никакая реклама в мире ей не поможет. Мое имя как автора пьесы возбудит известный интерес в Лондоне и Америке. Ваше имя как исполнительницы роли героини имеет огромный вес. Что нам нужно сделать — это сосредоточить в своих руках все реальные предпосылки успеха. Успех — это наука; если есть предпосылки, будет и результат. Искусство представляет собой математически выверенный результат эмоциональной тяги к прекрасному. Без тщательного продумывания оно ничто.

В отношении диалога: трагических эффектов можно достичь, привнося комическое. Смех в зале не устраняет чувства ужаса, но, давая отдушину, помогает ему углубиться. Никогда не бойтесь вызвать смех в зале. Этим вы не испортите, а, наоборот, усилите трагедию. Каноны каждого вида искусства зависят от того, к чему эти виды искусства апеллируют. Живопись апеллирует к зрению и основывается на научных законах оптики. Музыка апеллирует к слуху и основывается на научных законах акустики. Драма апеллирует к человеческой природе и должна иметь под собой в качестве первоосновы научные законы психологии и физиологии. Ну а один из законов физиологии состоит в том, что любая крайне напряженная эмоция стремится к разрядке при помощи какой-нибудь эмоции противоположного свойства. Истерический смех и слезы радости — примеры драматического эффекта, которые дает сама природа. Вот почему я не могу убрать из пьесы комические реплики. Кроме того, соль хорошего диалога состоит в том, что люди перебивают друг друга. Всякий хороший диалог должен оставлять впечатление непринужденной беседы, в которой персонажи живо реагируют на реплики партнеров. Ни в коем случае не должен он производить впечатление заданного авторского текста, а то, что персонажи перебивают друг друга, имеет не только свой художественный эффект, но и физиологический смысл. Это дает актерам время перевести дыхание и набрать воздуха в легкие. Остаюсь, дорогая мисс Прескотт, Вашим искренним другом

Оскар Уайльд

44. Теодору Дюре {58}Дюре, Теодор (1838–1927) — французский писатель и искусствовед. «Манетт Саломон» (1867) — один из двух последних совместных романов братьев Эдмона (1822–1896) и Жюля (1830–1870) де Гонкуров. Письмо Уайльда написано по-французски.

[Париж], гостиница «Вольтер»

[Апрель 1883 г.]

Дорогой мсье Дюре, я буду чрезвычайно рад иметь удовольствие посетить с Вами в ближайшую среду мсье де Гонкура; в моих глазах это один из величайших мастеров современной прозы, а его роман «Манетт Саломон» — шедевр.

Очень Вам благодарен за Вашу любезность и за то, что Вы представили меня мсье Золя, знакомством с которым я не премину воспользоваться.

Примите уверение в моих самых лучших чувствах.

Оскар Уайльд

45. Р. X. Шерарду {59}Шерард, Роберт Харбороу (1861–1943) — английский журналист и литератор, праправнук Вордсворта. Уайльд познакомился с ним в Париже примерно в этот период. Автор книг о Золя, Доде, Мопассане (с каждым из которых был лично знаком), а также четырех книг об Уайльде. Томик стихов, о котором говорится в письме, принадлежит Реннеллу Родду (см. комментарий к письму 22). Свою поэму «Сфинкс» Уайльд начал писать еще в Оксфорде и закончил только во время пребывания в Париже, именно в этот период. Однако она не публиковалась до 1894 года. «Трехсложную рифму» Уайльд в итоге нашел:

И как оплакан Афродитой

Был Адониса катафалк?

Вел не тебя ли Аменалк,

Бог, в Гелиополисе скрытой?

(Перевод Н. Гумилева)

Гостиница «Вольтер»

Среда [начало апреля 1883 г.]

Мой дорогой Роберт, посылаю тебе томик стихов настоящего поэта, но фальшивого друга; в нем есть новые вещи, «Шартрский собор» и «Могила викинга», в которых многое прекрасно; надеюсь, тебе особенно понравится последняя из них, а также «Посланец». Значение ритмической прозы до сих пор полностью не изучено; я рассчитываю еще поработать в этом жанре, как только убаюкаю своего «Сфинкса» и найду трехсложную рифму к слову «Катафалк». Любящий тебя

Оскар Уайльд

46. Р. X. Шерарду {60}Посвящение на сборнике «Шепоты: Ранние стихи Роберта Харбороу Шерарда» (1884) было следующим: «Оскару Уайльду, Поэту и Другу, с преданностью и восхищением посвящается».

Лондон, Гроувенор-сквер, Маунт-стрит, 8

[Почтовый штемпель — 17 мая 1883 г.]

Дорогой Роберт, твое письмо так же восхитительно, как и ты сам, а я впервые после всех этих передряг: переправы через пролив, посадки в поезд и уплаты дополнительного сбора за провоз багажа из Парижа (последнее вызвало у меня естественное негодование) — нашел минуту, чтобы присесть за стол и сказать тебе, какое удовольствие оно мне доставило и какие воспоминания о блужданиях без цели при луне и о прогулках на закате нахлынули на меня при виде твоего почерка.

Что до посвящения твоих стихов, то я его принимаю — неужели я бы мог отвергнуть дар, столь музыкальный в своей красоте и сотворенный человеком, которого я так люблю?

Никакое предательство, пусть самое гнусное, и никакое вероломство, пусть самое низкое, не замутнит для меня образа идеальной дружбы. Люди приходят и уходят, как тени, но навсегда останется не потускневшим идеал — идеал жизней, соединенных не только привязанностью или приятностью дружеского общения, но и способностью приходить в волнение от одних и тех же проявлений прекрасного в искусстве и поэзии. Ведь мы могли бы поклоняться одной и той же мраморной богине и извлекать сходные звуки гимнов из тростниковых трубочек ее флейт; золото ночи и серебро рассвета могло бы оборачиваться для нас совершенной красотой; каждая струна, поющая под пальцами музыканта, каждая пичуга, восторженно заливающаяся в роще или в кустарнике, каждый полевой цветок, распустившийся на склоне холма, могли бы наполнять наши сердца одним и тем же ощущением прекрасного, и мы могли бы встретиться и взяться за руки в обители Красоты.

Вот какой, по-моему, должна быть подлинная дружба, вот как могли бы строить свою жизнь люди, но дружба — это огонь, который испепеляет все, что небезупречно, и который не очищает несовершенство, а сжигает его. Возможно, есть немало вещей, в которых мы расходимся, может быть, их больше, чем мы думаем, но в нашем желании находить красоту во всем мы едины, как едины мы в наших поисках того маленького золотого града, где без устали играет флейтист, вечно цветет весна и не безмолвствует оракул, того маленького града, в котором обитает искусство, слышны музыка сфер и смех богов и ожидает своих поклонников Красота. Ибо мы по крайней мере отправились не в пустыню на поиски тростинки, колеблемой ветром, или обитателя царских чертогов, а в край свежих вод и к источнику жизни; ибо нам обоим пел соловей и радовалась луна, и не Палладе и не Гере отдали мы приз, но той, что из мрамора каменоломни и минерала копей может сотворить для нас колоннаду Парфенона и резную гемму, той, что есть душа Красоты, той, что явилась из своего грота в прохладу вечера этого старого мира и, зримая, живет среди нас.

Вот чего мы, по-моему, ищем, а то, что и ты ищешь это со мною, ты, который сам столь дорог мне, крепит мою веру в наше будущее и уверенность в нашей любви.

Оскар

47. Миссис Милле {61}Грей, Эуфемия (1829–1897), в 1855 году вышла замуж за художника Джона Эверетта Милле (1829–1896), после расторжения своего брака с Джоном Рёскиным. Имеется в виду большая статья миссис Лангтри (Лили) в приложении к «Нью-Йорк Таймс», написанная ею после того, как в американской прессе, не оценившей ее актерский талант, появились публикации, в которых муссировались подробности ее личной жизни.

Гроувенор-сквер, Чарльз-стрит, 9

[Приблизительно 3 июня 1883 г.]

Дорогая миссис Милле, вот высказывания Лили об американских женщинах. По-моему, они выражены в очень мягкой форме и служат уроком вежливости стране, обошедшейся с ней неучтиво. Надеюсь, они Вас заинтересуют. Они и в самом деле очень умны, но ведь все красивые женщины в большей или меньшей степени наделены даром слова. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

48. Уолдо Стори {62}Стори, Уолдо (1855–1915) — американский скульптор. Свою будущую жену Констанс Мэри Ллойд (1857–1898) Уайльд впервые встретил в Лондоне в 1881 году. Их обручение произошло в Дублине двумя годами позже. «Гранд Транкс» — акции канадских железных дорог. «Дядя Сэм» — Уорд, Сэмюэль (1814–1884) — американский лоббист, финансист и оратор. Был крайне гостеприимен в отношении Уайльда во время его пребывания в Америке в 1882 году. «Молодой здоровяк — трансценденталист из Бостона» — Кроуфорд, Фрэнсис Мерион (1854 1909), племянник Сэмюэля Уорда, автор многих романов.

Шеффилд, гостиница «Ройял Виктория»

[Почтовый штемпель — 22 января 1884 г.]

Да, мой дорогой Уолдино, да! Изумительно, конечно, — это было необходимо.

Естественно, я не писал: ветры переносят новости через Апеннины лучше, чем почта! Ну конечно, этим и объясняются великолепные закаты, относительно которых так недоумевала наука. Ура! У тебя-то, когда ты был помолвлен, закатов не было — только лунные ночи.

Итак, мы венчаемся в апреле (как и вы в свое время), а затем едем в Париж и, может быть, в Рим — как ты считаешь? Будет ли приятен Рим в мае? Я хочу сказать, будете ли там ты с миссис Уолдо, папа римский, полотна Перуджино? Если да, мы приедем.

Ее зовут Констанс, и это юное, чрезвычайно серьезное и загадочное создание с чудесными глазами и темно-каштановыми локонами — само совершенство, если не считать того, что она не признает Джимми единственным настоящим, художником всех времен (ей хотелось бы протащить через черный ход Тициана или еще кого-нибудь), зато она твердо знает, что я — величайший поэт, так что с литературой у нее все в порядке; кроме того, я объяснил ей, что ты — величайший скульптор, завершив тем самым ее художественное образование.

Мы, конечно, безумно влюблены. Почти все время после нашей помолвки мне пришлось разъезжать по провинциям, «цивилизуя» их при помощи своих замечательных лекций, но мы дважды в день шлем друг другу телеграммы, благодаря чему телеграфисты настроены совершенно романтически. Впрочем, я подаю мои послания с самым суровым лицом и стараюсь выглядеть так, как если бы слово «любовь» означало зашифрованный приказ: «скупайте акции «Гранд Транкс», а слово «любимая» — «распродайте по номиналу». Уверен, что это помогает.

Дорогой Уолдо, я совершенно счастлив и надеюсь, что ты и миссис Уолдо полюбите мою жену. Я ей столько рассказывал о вас обоих, что она уже прекрасно вас знает, ну и конечно же я не могу представить себе, чтобы кто-нибудь, увидев, не полюбил ее.

Передай, пожалуйста, привет дяде Сэму и молодому здоровяку-трансценденталисту из Бостона, штат Массачусетс, чьими романами все мы зачитываемся. И передай от меня самый сердечный привет своей жене, скажи ей, как не терпится мне познакомить с ней Констанс. Addio.

Оскар

49. Лили Лангтри {63}Во время своего второго турне по Америке миссис Лангтри сыграла в английской переработке пьесы французского драматурга Викторьена Сарду (1831–1908), крайне популярного на английской и американской сцене конца XIX века (премьера состоялась в Вашингтоне в «Фордз Опера Хаус» 15 декабря 1883 года, затем с 7 по 26 января 1884 года спектакль шел в Нью-Йорке).

Шеффилд, гостиница «Ройял Виктория»

[Приблизительно 22 января 1884 г.]

Моя дорогая Лил, всем сердцем радуюсь Вашему огромному успеху; в газетах здесь печатают самые восторженные телеграфные отзывы о Вашей игре в «Угрозе». Вам удалось то, что не удавалось никому из современных артистов: Вы вторично отправились завоевывать Америку и одержали новые победы. Но Вы ведь и созданы, чтобы побеждать; это всегда угадывалось в блеске Ваших глаз и в звуке Вашего голоса.

Итак, это письмо наполовину продиктовано желанием сказать Вам, как радуюсь я Вашим триумфам, — Вы поистине «Venus Victrix» [9]Венера-победительница (лат.).нашего времени! — а наполовину — желанием сообщить Вам, что я женюсь на юной красавице по имени Констанс Ллойд, этакой серьезной, изящной, маленькой Артемиде с глазами-фиалками, копною вьющихся каштановых волос, под тяжестью которой ее головка клонится, как цветок, и чудесными, словно точеными из слоновой кости, пальчиками, которые извлекают из рояля музыку столь нежную, что, заслушавшись, смолкают птицы. Мы поженимся в апреле. Очень надеюсь, что к тому времени Вы освободитесь. Я так хочу, чтобы Вы узнали и полюбили ее.

Я много работаю, разъезжаю с лекциями и обогащаюсь, хотя ужасно, что приходится постоянно разлучаться с ней. Впрочем, мы дважды в день обмениваемся телеграммами, а бывает, что я вдруг примчусь из самого глухого угла, чтобы часочек побыть с нею и предаться всем тем глупостям, которым предаются благоразумные возлюбленные.

Напишите мне письмо с пожеланием счастья, остаюсь всегда преданный Вам и любящий Вас друг

Оскар Уайльд

50. Дж. У. Апплтону {64}Апплтон, Дж. У. (1845–1909) — лондонский организатор выступлений Уайльда с лекциями в городах Великобритании. В тот день Уайльд выступал с лекцией на тему «Красивый дом» в «Литературном обществе» в Алверстоне.

Ланкашир, Алверстон, гостиница «Каунти-отель»

[Приблизительно 22 февраля 1884 г.]

Уважаемый мистер Апплтон, почему я вижу, что в Гриноке объявлена лекция «Значение искусства в современной жизни»? Сколько раз можно повторять Вам, что я читаю эту лекцию только в том случае, если выступаю в одном и том же городе дважды, причем в разные дни. Ничто так не выводит меня из себя, как подобные вещи, которые случаются постоянно.

Разумеется, предстоит скандальное объяснение с Обществом. Мне все это начинает надоедать. Искренне Ваш

О. У.

51. Дж. У. Апплтону

Тайт-стрит, 16

[Приблизительно март 1884 г.]

Уважаемый мистер Апплтон, лекция не должна быть посвящена Челлини — она посвящена Костюму. Надеюсь, в этом деле не произойдет никакой путаницы.

Не откажите в любезности прислать мне американские и английские критические сочинения. Я хочу составить коллекцию. Было бы желательно получить их на этой неделе. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

52. Редактору «Пэлл-Мэлл газетт» {65}«Пэлл-Мэлл баджит» — еженедельное приложение к «Пэлл-Мэлл газетт», в котором перепечатывались наиболее интересные материалы из нее. Статья Уайльда «Еще о радикальных идеях реформы костюма» появилась в «Газетт» 11 ноября 1884 года и была перепечатана в «Баджит» 14 ноября. Она сопровождалась рисунками Уэнтворта Хайша, а также известного английского художника, архитектора и декоратора Эдварда Уильяма Годвина (1833–1886).

Бирмингем, гостиница «Грейт Вестерн»

[Приблизительно 11 ноября 1884 г.]

Милостивый государь, в моей статье о костюме есть несколько опечаток, которые, если Вы собираетесь поместить ее в «Баджит», следовало бы исправить в соответствии с приложенным. Не знаю, могу ли я просить Вас о том, чтобы рисунок, который я Вам послал, был помещен на таком месте, где не будет печатного текста на обороте, иначе ужасно пострадают изящество и художественность оттиска; впрочем, может быть, я прошу слишком многого. Остаюсь, сударь, Вашим покорным слугой

Оскар Уайльд

Как я вижу, в отношении двух рисунков вышла некоторая неясность, поэтому я поставил вопросительный знак после рисунка «Идеальный костюм» Хайша просто для того, чтобы показать, что это не моя идея.

53. Констанс Уайльд {66}Единственное сохранившееся письмо Уайльда к жене (за исключением нескольких односложных карандашных записок, написанных в дни, предшествующие процессу). Остальные были несомненно уничтожены — либо ею самой, либо ее семьей.

Эдинбург, Балморал

Вторник [Почтовый штемпель — 16 декабря 1884 г.]

Дорогая и любимая, вот я тут, а ты — на другом краю земли. О, гнусные факты, не дающие нашим губам целовать, хотя души наши — одно.

Что могу я сказать тебе письмом? Увы! Ничего из того, что я хотел бы сказать тебе. Боги передают послания друг к другу не при помощи пера и чернил, и, право же, твое физическое присутствие здесь не сделало бы тебя более реальной: я чувствую, как твои пальцы перебирают мои волосы, как твоя щека трется о мою щеку. Воздух наполнен музыкальными звуками твоего голоса, мои душа и тело, кажется, больше не принадлежат мне, а слиты в каком-то утонченном экстазе с твоей душой и телом. Без тебя я чувствую себя неполным. Навеки твой

Оскар

Здесь я останусь до воскресенья.

54. Лили Лангтри {67}Речь идет все о той же пьесе Сарду, в которой миссис Лангтри играла во время своего американского турне и которая теперь шла в Лондоне в «Принс-Тиэтре». Бракосочетание Уайльда и Констанс Ллойд состоялось 29 мая 1884 года.

[Тайт-стрит, 16]

[6 апреля 1885 г.]

У Констанс только что был врач и категорически запретил ей ехать сегодня в театр, поскольку вчера мы выезжали обедать. А я не хотел бы оставлять ее одну: она, как Вы знаете, ждет ребенка. Поэтому с благодарностью и сожалением отсылаю билеты обратно. Не могли бы Вы предоставить нам два кресла в партере или свободную ложу в ближайшую среду, когда Констанс очень хотелось бы пойти? Она надеется, что Вы как-нибудь заглянете к нам на чай. Она хочет показать Вам свой дом, который, наверное, Вам понравится. Всегда Ваш

Оскар

Я бы взял на себя смелость отдать билеты в другие руки, если бы это не была «премьера», но я же знаю, как стремятся все увидеть Вашу леди Ормонд.

55. Э. У. Годвину {68}Э. У. Годвин (см. комментарий к письму 52) был помимо всего прочего и художником по интерьеру дома (в частности, по его рисункам был оформлен дом Уистлера в Челси). Он же был «автором» дома, в котором жил Уайльд с женой на Тайт-стрит, и многие письма Уайльда к нему связаны с этим обстоятельством.

Тайт-стрит, 16

[Апрель 1885 г.]

Дорогой Годвино,

рад, что Вы отдыхаете на лоне природы. Природа — глупое место для поисков вдохновения, но восхитительное для того, чтобы забыть о всяком вдохновении. Конечно же мы скучаем по Вас, но белая мебель напоминает о Вас ежедневно, и мы убеждаемся, что на стол слоновой кости можно положить лепесток розы, во всяком случае белой, не причинив ему вреда. А это не пустяк. Хотим поскорей увидеть Вас здоровым и полным сил. Моя жена шлет Вам сердечные пожелания доброго здоровья. Всегда Ваш

Оскар Уайльд

56. Э. У. Годвину {69}Речь идет о статье Уайльда «Шекспир и сценический костюм», опубликованной в журнале «Девятнадцатый век» в мае 1885 года. Впоследствии, в переработанном виде, она была включена Уайльдом в его сборник статей «Замыслы» (1891) под названием «Истина о масках». В этой статье Уайльд писал о костюмах и декорациях Годвина к спектаклю «Клаудиан» по пьесе У. Уиллса (1883). «…спектакль, «поставленный леди Арчи»» — комедия У. Шекспира «Как вам это понравится», поставленная леди Арчибальд Кэмпбелл в июле 1884 года. Рецензия Уайльда на его возобновление в 1885 году, о котором идет речь в последней фразе письма, была опубликована в «Драматик ревью» 6 июня. Спектакль, который, по словам Уайльда, «был прелестен», — «Генрих IV» Шекспира в постановке «Драматического общества» в Оксфорде (премьера состоялась 15 мая, рецензия Уайльда вышла 23 мая). О подходе лорда Литтона к «археологии» в постановке шекспировских пьес Уайльд высказался в своей статье «Джульетта в исполнении Мэри Андерсон», опубликованной в «Девятнадцатом веке» в декабре 1884 года.

[20 мая 1885 г.]

Дорогой Годвино, счастлив узнать, что Вы где-то обретаетесь. Мы уже думали, что Вы пропали неизвестно куда, всюду Вас искали, но нигде не могли найти.

Спасибо за похвалу моей статье. Объясню, почему я говорил о спектакле, «поставленном леди Арчи». Поскольку я уже писал выше о Вашей работе в «Клаудиане», я побоялся упомянуть Вас вторично, чтобы это не выглядело так, будто я расхваливаю Вас за то, что Вы декорировали мой дом. Но ведь всем известно, что все это сделано Вами. Слава целиком принадлежит Вам.

Приезжайте в город. В Оксфорде Ваше отсутствие вызвало плач и стенания. Спектакль был прелестен. Смотрите мой отчет о нем в субботнем номере «Драматик ревью». Изумительный образчик театральной критики! С экскурсами в археологию, которых будет достаточно, чтобы превратить Литтона в соляной столп.

«У моей жены насморк», но примерно через месяц она поправится. Надеюсь, насморк окажется мальчиком, но полюблю кого бы ни послали мне боги.

Что скажете о постановке в Кумбе в этом году? Я должен где-нибудь ее раскритиковать. Всегда Ваш

О. У.

57. Норману Форбс-Робертсону {70}Форбс-Робертсон, Норман (1859–1932) — английский актер, автор нескольких пьес, младший брат известного актера и режиссера Джонстона Форбс-Робертсона (1853–1937). Старший сын Уайльда Сирил родился 5 июня 1885 года.

[Тайт-стрит, 16]

[Начало июня 1885 г.]

Дорогой Норман, спасибо за поздравления. Да, приходи завтра. Малыш — прелесть; у него есть переносица! Что, по словам кормилицы, служит доказательством гениальности! А еще у него бесподобный голос, который он и упражняет в свое удовольствие, предпочтительно в вагнерианской манере.

У Констанс дела идут превосходно и настроение прекрасное.

Очень обрадован твоей телеграммой. Ты должен жениться немедленно! Всегда твой

Оскар

58. Джорджу Керзону {71}Стэнхоуп, Эдвард (1840–1893) — политический деятель, консерватор. В момент написания этого письма — вице-президент Совета по образованию. «Молодой блестящий Конингсби» — вновь ссылка на героя одноименного романа Дизраэли (1844). Недавний блестящий выпускник Оксфордского университета, где он был весьма заметной фигурой, Джордж Керзон явно должен был занять видное положение в консервативной партии (что и произошло в самом ближайшем будущем).

Тайт-стрит, 16

20 июля 1885 г.

Дорогой Керзон, я хочу быть одним из школьных инспекторов Ее Величества! Это амбициозно, однако я хочу, очень хочу этого и надеюсь, что ты мне поможешь. Назначает инспекторов Эдвард Стэнхоуп, и ты как мой оксфордский однокашник мог бы оказать мне большую помощь, написав ему письмо и охарактеризовав в нем меня как человека не без способностей (если ты сам так считаешь). Не стану докучать тебе объяснением причин, вынуждающих меня просить эту должность, но я хочу ее и, думаю, смог бы хорошо исполнять должностные обязанности.

Если бы ты мог оказать мне любую помощь, какую сможешь, я был бы тебе премного обязан, и мне известно, молодой блестящий Конингсби, на каком счету ты в партии!

Я надеюсь получить это место, и получить его с твоего одобрения и благословения. Я не знаю Стэнхоупа лично и боюсь, что он придерживается распространенного мнения обо мне как о сущем бездельнике. Не скажешь ли ты ему, что это не так? В любом случае всегда твой

Оскар Уайльд

59. Г. К. Мэрильеру {72}Мэрильер, Генри Карри (1865–1951) — был учеником «Крайст-Хоспитал» — школы для детей-сирот в 1875–1884 гг. В 1880–1881 гг. жил на Стрэнде, неподалеку от Уайльда. В момент написания письма — студент классического отделения Кембриджского университета. Впоследствии занимался литературным творчеством, журналистикой. Издал альбом «Ранние работы Обри Бердслея» (1899), выпустил несколько книг на различные темы, в частности, об искусстве гобеленов, в котором прекрасно разбирался. В 1885–1886 гг. Уайльд написал ему несколько писем — неизменно дружеских. Сейл, Чарльз Эдвард (1864–1924) — большую часть жизни проработал в библиотеке Кембриджского университета. В 1885 году выпустил анонимно сборник стихов «Берта: История любви».

Тайт-стрит, 16

[Почтовый штемпель — 14 ноября 1885 г.]

Дорогой Гарри, спору нет, армия — профессия благородная. Я предпочел бы видеть Вас скорее военным в треуголке, чем священником или адвокатом. Мыслящий человек всегда может сохранить тонкость, и, думаю, Вы правы, что собираетесь держать экзамен, хотя я удивлен, что Вас не прельщает идея стать учителем. Вы с Вашей живой отзывчивостью, тонкой интуицией и воодушевленностью могли бы так превосходно преподавать! У Вас есть первое необходимое качество учителя — способность заставлять других полюбить Вас. Что до меня, то я считаю жизнь учителя самой приятной на свете. Но где бы Вы ни подвизались, какую бы профессию ни избрали, Вы добьетесь известности и сделаете карьеру. Я почувствовал это при первой встрече с Вами, а теперь, когда между нами завязалась переписка, я знаю это наверняка.

Интересно, вы в Кембридже так же мерзнете, как мы? Я люблю истому жарких дней и ненавижу холод нашей зимы, столь безжалостной, столь определенной: она дает лишь форму, когда тебе хочется цвета, ясность, когда тебе нужна тайна, и превращает несчастных людей в красноносых и сизоносых страшилищ. По-моему, мне лучше не приезжать в Кембридж. Вы должны заниматься, и я бы Вас отвлек. Вам следует мечтать о параллелограммах, а не о поэзии и говорить только об иксах-игреках. Что Вы на это скажете? Жизнь длинная, и мы еще часто будем видеть друг друга. А пока можно переписываться. Кстати, пришлите мне свою фотографию.

Сейл из Нью-Колледжа прислал мне свою книжку стихов. Вы его знаете? Там есть один очень красивый сонет. Любящий Вас

Оскар

60. Г. К. Мэрильеру

Тайт-стрит, 16

[Почтовый штемпель — 16 ноября 1885 г.]

Что поделывает Гарри? Читает Шелли в краю лунного света и тайны? Или катается себе на лодке в одеждах вавилонских? Видится ему мир мусорной кучей или цветником? Отвратительным или прекрасным? Или тем и другим?

О. У.

61. Г. К. Мэрильеру

Глазго, гостиница «Сентрал Стейшн»

[Почтовый штемпель — 12 декабря 1885 г.]

Дорогой Гарри, я в отъезде — в краю жутких снегов и жуткой почтовой бумаги! Читаю лекции и странствую — скиталец с миссией! Но Ваше письмо дошло до меня — как звуки музыки, принесенные ветром из дальних стран. В Вас тоже живет любовь к невозможному — l'amour de l'impossible (или как там люди называют это?). Когда-нибудь Вы, как и я, обнаружите, что такой вещи, как романтический опыт, не существует; есть романтические воспоминания и есть желание романтического — и это все. Наши самые пламенные мгновения экстаза — только тени того, что мы ощущали где-то еще, или того, что мы жаждем когда-нибудь ощутить. По крайней мере, мне так кажется. И вот что удивительно: из всего этого возникает странная смесь страсти с безразличием. Сам я пожертвовал бы всем, чтобы приобрести новый опыт, и притом я знаю, что такой вещи, как новый опыт, вовсе нет. Думаю, я скорее уж умер бы за то, во что я не верю, чем за то, что считаю истиной. Я взошел бы на костер ради ощущения и оставался бы скептиком до конца! Лишь одно сохраняет для меня бесконечное очарование — тайна настроений. Повелевать этими настроениями упоительно, покоряться им упоительно вдвойне. Иной раз я думаю, что жизнь в искусстве — долгое и восхитительное самоубийство, и не жалею об этом.

Многое из этого Вы, наверное, пережили сами; многое же Вам еще предстоит пережить. Есть неведомая страна, полная диковинных цветов и тонких ароматов; страна, мечтать о которой — высшая из радостей; страна, где все сущее прекрасно или отвратительно. Всю прошлую неделю читал Вальтера Скотта; Вам тоже следует читать его, так как всего этого он лишен.

Пишите мне на Тайт-стрит и сообщите, где Вы будете. Всегда Ваш

О. У.

62. Г. К. Мэрильеру {73}Осман, Эдвардс (1864–1936) — однокашник Мэрильера по «Крайст-Хоспитал». В момент написания письма — студент Оксфорда. Впоследствии стал критиком, лектором, переводчиком.

Клуб «Альбемарл»

[Почтовый штемпель — 1 января 1886 г.]

Приеду в среду поездом 4.10. Кто такой Осман?

Давайте будем жить, как спартанцы, но беседовать, как афиняне. Всегда Ваш

Оскар

63. Редактору «Пэлл-Мэлл газетт» {74}«Пэлл-Мэлл газетт» в этот период регулярно публиковала подборку «Сто лучших книг» по мнению «Ста лучших знатоков». Письмо Уайльда было помещено в газете 8 февраля под заголовком «Читать или не читать», с примечанием от редакции: «Поскольку мы опубликовали столько писем, содержащих советы, что надо читать, нижеследующий совет «чего читать не надо», исходящий от столь тонкого знатока, как мистер Оскар Уайльд, также может оказаться полезным».

[Начало февраля 1886 г.]

По-моему, книги можно с удобством подразделить на три категории:

1. Книги, которые следует прочесть, такие, как «Письма» Цицерона, Светоний, «Жизнеописания живописцев» Вазари, «Жизнь Бенвенуто Челлини», сэр Джон Мандевилль, Марко Поло, «Мемуары» Сен-Симона, Моммзен и «История Греции» Грота (покуда у нас нет лучшей).

2. Книги, которые следует перечитывать, такие, как Платон и Китс: мастера, а не менестрели в области поэзии, пророки, а не savants [10]Ученые (франц.).в области философии.

3. Книги, которые не следует читать вовсе, такие, как «Времена года» Томсона, «Италия» Роджерса, «Свидетельства» Пейли, сочинения всех отцов церкви, за исключением св. Августина, все труды Джона Стюарта Милля, за исключением эссе «О свободе», все пьесы Вольтера без всякого исключения, «Аналогия» Батлера, «Аристотель» Гранта, «Англия» Юма, «История философии» Льюиса, все полемические книги и все книги, тщащиеся что-то доказать.

Третья категория безусловно самая важная. Советовать людям, что нужно читать, как правило, либо бесполезно, либо вредно: ведь понимание литературы — вопрос характера, а не обучения; Парнас не постигнешь с помощью учебника, и все, чему можно выучиться, не стоит того, чтобы выучивать это. Зато советовать людям, чего читать не следует, — это совсем другое дело, и я беру на себя смелость рекомендовать курсам усовершенствования при университете поставить перед собой такую задачу.

Более того, это одна из самых насущных задач в нынешний век — век, который читает так много, что не имеет времени восхищаться, и пишет так много, что не имеет времени размышлять. Тот, кто отберет из хаоса наших современных учебных программ «Сто худших книг» и опубликует их список, окажет подрастающему поколению подлинное и основательное благодеяние.

Высказав эти свои взгляды, я, наверное, должен был бы воздержаться от каких бы то ни было рекомендаций относительно состава «Ста лучших книг», но, надеюсь, мне не будет отказано в удовольствии быть непоследовательным, так как я очень хочу предложить включить в этот список одну книгу, которую, как это ни странно, обошло вниманием большинство превосходных знатоков, выступавших на ваших страницах. Я имею в виду «Антологию древнегреческой поэзии». Прекрасные стихи, собранные в этой книге, занимают, по-моему, такое же положение относительно греческой драматической литературы, какое терракотовые статуэтки Танагры занимают относительно мраморов Фидия, и столь же необходимы для полного понимания духа Древней Греции.

Я также с удивлением обнаружил, что в списке нет Эдгара Аллана По. Ведь этот изумительный мастер ритмики безусловно заслуживает, чтобы его поместили туда, правда? Если ради того, чтобы освободить ему место, нужно будет выбросить кого-то еще, я выбросил бы Саути, а Кебла, по-моему, можно было бы с большой пользой для дела заменить Бодлером. Спору нет, и «Проклятье Кехамы» и «Христианский год» обладают определенными поэтическими достоинствами, но абсолютная всеобщность вкуса имеет свои опасности. Лишь аукционщик готов восхищаться всеми художественными школами.

64. Генри Э. Дикси {75}Дикси, Генри Э. (1859–1943) — американский актер. Его пьеса-бурлеск «Адонис», в которой он исполнял главную роль, была поставлена в «Гейети-Тиэтре» в Лондоне (премьера 31 мая 1886 года) и с успехом шла три месяца. Дикси в ней пародировал игру Генри Ирвинга к удовольствию всего театрального Лондона.

Тайт-стрит, 16

[Начало июня 1886 г.]

Дорогой мой Адонис, я рад отметить, что хотя критикам не вполне понравилась Ваша пьеса, все они высоко оценивают очарование и изящество Вашей игры.

Что до меня, то я хотел бы, чтобы Вы были морской волной и танцевали вечно. Каждое Ваше движение, каждый Ваш жест преисполнены естественной красоты и выражают прелесть самой жизни.

Как-нибудь днем я, если позволите, загляну к Вам и посижу с Вами, пока Вы обедаете.

Примите мои наилучшие пожелания и поздравления. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

65. Герберту П. Хорну {76}Хорн, Герберт П. (1864–1916) — английский архитектор, писатель, знаток искусства и поэзии. В последние годы XIX века переехал во Флоренцию, где написал биографию Боттичелли (1908) и основал музей. В письме речь идет о попытке, предпринимавшейся Уайльдом, Хорном и другими почитателями поэта Томаса Чаттертона (1752–1770), поместить мемориальную доску на здании школы в Бристоле, где он учился, — попытке, окончившейся неудачей. Никакой мемориальной доски памяти Чаттертона не существует и по сей день. Лекцию, посвященную Томасу Чаттертону, Уайльд прочитал в Беркбек-колледже в Лондоне 24 ноября 1886 года. «Чудесным мальчиком» назвал Чаттертона Уильям Вордсворт (1770–1850) в одном из своих стихотворений.

Тайт-стрит, 16

[7 декабря 1886 г.]

Дорогой Хорн, ну конечно, мемориальная доска будет — мы этого добьемся. Мне казалось, мы договорились обо всем в Бристоле. Маленький классический фасад школы — самое подходящее место для нее: она придаст зданию дополнительный исторический интерес без ущерба для его облика и значения архитектурного памятника восемнадцатого века. Помнится, в поезде Вы говорили, что один из Ваших друзей обещал создать проект мемориальной доски, а я на днях разговаривал на эту тему с одним горячим поклонником Чаттертона.

Считаете ли Вы нужным поместить на доске барельефный профиль Т. Ч.? Сдается мне, что ни одного подлинного портрета поэта не сохранилось. А что, если ограничиться простой надписью:

Памяти

Томаса Чаттертона —

одного из величайших поэтов Англии

и бывшего ученика этой школы

Я бы предпочел одну надпись, хотя ей мог бы сопутствовать какой-нибудь символический рисунок.

В тот вечер, когда опустился такой туман, я чуть было не заехал за Вами, чтобы отвезти послушать мою лекцию о Чаттертоне в Беркбек-колледж, но не решился вытаскивать Вас из дому в такую мерзкую погоду. К вящему моему удивлению, там собралось 800 человек! И похоже, всех их действительно интересовал «чудесный мальчик».

Заходите как-нибудь вечером выкурить со мной сигарету, да поскорее. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

66. Олсейгеру Вайэну {77}Вайэн, Олсейгер — издатель журнала «Корт энд сосайети ревью». Статья Уайльда «Дитя-философ» появилась в нем 20 апреля.

Тайт-стрит, 16

[Почтовый штемпель — 13 апреля 1887 г.]

Дорогой Вайэн, написать для Вас статью «Дитя-философ»? Она будет посвящена удивительным и забавным ответам учеников в американской школе, которые записал Марк Твен.

Среди них есть прелестные, такие, например: «республиканец — это грешник, о котором говорится в Библии»; «демократ — это сосуд, куда обычно наливают пиво».

Приходите в пятницу пообедать с нами в «Пэгани» на Портленд-стрит — в 7 ч. 30 м. По-вечернему одеваться не надо, будем только мы и бутыль итальянского вина. После чего мы будем курить сигареты и толковать о статье для журнала. Может, мы могли бы зайти к Вам, поскольку я живу в такой дали, а в клубах беседовать трудно. Это, впрочем, целиком на Ваше усмотрение. И, будьте другом, пришлите мне снова Ваш домашний адрес, я его потерял.

По-моему, выпущенный Вами номер превосходен, но мне, как обычно, пришлось идти на Сент-Джеймс-стрит, чтобы купить его. Даже на Гроувенор-плейс «Корт энд сосайети» поступает не раньше чем вечером в четверг! Это непорядок, правда? Искренне Ваш

Оскар Уайльд

67. Уэмиссу Риду {78}Рид, Томас Уэмисс (1842–1905) — журналист и издатель, в 1887–1905 гг. — один из руководителей издательства «Касселл». Журнал «Лейдиз уорлд» начал выходить с ноября 1886 года. Первый номер, вышедший под редакцией Уайльда, появился в ноябре 1887 года, а последний — в октябре 1889 года. Через год после ухода Уайльда с поста редактора журнал прекратил свое существование. Письмо печатается с сокращениями.

Тайт-стрит, 16

[Апрель 1887 г.]

Дорогой мистер Уэмисс Рид, я самым внимательным образом прочел номера «Лейдиз уорлд», которые Вы любезно прислали мне, и был бы чрезвычайно рад объединить с Вами усилия в деле издания и до известной степени реконструирования этого журнала. Мне кажется, что в настоящее время он слишком дамский и недостаточно женский. Я, как никто другой, понимаю все значение и важность Одежды в ее взаимосвязи с хорошим вкусом и хорошим здоровьем, тем более что я и сам постоянно читал лекции на эту тему перед разнообразными ассоциациями и обществами, но, как мне представляется, область mundus muliebris [11]Дамские туалеты (лат.)., область дамских шляпок и оборок, в известной мере уже захвачена такими изданиями, как «Куин» и «Лейдиз пикториал», и нам следовало бы взять более широкий круг тем и освещать их с более высокой точки зрения: писать не только о том, что женщины носят, но и о том, что они думают, что они чувствуют. Надо сделать «Лейдиз уорлд» признанным печатным органом для выражения женщинами своих мнений по всем вопросам литературы, искусства и современной жизни, и вместе с тем это должен быть такой журнал, который и мужчины могли бы с удовольствием читать и в котором они почли бы за честь печататься. <…> Ибо нам незачем полагаться исключительно на женщин даже в подписанных статьях: люди искусства имеют пол, но само искусство пола не имеет, и от случая к случаю мы могли бы с пользой для дела помещать статью какого-нибудь литератора-мужчины.

Литературную критику можно было бы, по-моему, давать в форме маленьких заметок, т. е. не с точки зрения ученого педантизма, а с точки зрения увлекательности чтения: если книга скучна, писать о ней не станем, если интересна, дадим рецензию. <…>

Мне также кажется, что сейчас расходуется слишком много денег на иллюстрации, особенно на иллюстрации нарядов. К тому же они очень уж неравноценны: многие, как, например, иллюстрация на стр. 224 последнего номера, прелестны, но многие смахивают на рекламные объявления и придают журналу нежелательный облик издания, открыто рекламирующего какую-то фирму или модистку. Кроме того, журнал могла бы улучшить новая обложка: нынешняя не выдерживает критики.

С заменой обложки нам следует начать наши новые рубрики и попытаться сразу же придать журналу собственное лицо: пусть моды занимают конец журнала, а литература, искусство, путевые очерки и общественные науки — начало. Статьи о музыке в журнале навевают скуку и никому не нужны; куда более читаемой была бы страничка для детей. Для начала совершенно необходим увлекательный роман, который будет печататься частями из номера в номер. Он должен быть захватывающим, но не трагичным, а его автором вовсе не обязательно должна быть женщина.

Вот те общие соображения, которые пока что приходят мне в голову, и позвольте мне в заключение сказать, что я буду просто счастлив помочь всем, чем только могу, преобразованию «Лейдиз уорлд» и превращению его в первый в Англии женский журнал. Сотрудничать с издательством «Касселл» — большая честь, в чем я отдаю себе полный ответ, в предвкушении которого остаюсь, дорогой мистер Рид, искренне Ваш

Оскар Уайльд

68. Уэмиссу Риду

Тайт-стрит, 16

[18 мая 1887 г.]

Дорогой мистер Уэмисс Рид, умоляю Вас принять условия издания журнала «Лейдиз уорлд», которые предложило мне издательство «Касселл», и надеюсь, что с Вашей помощью мы обеспечим журналу успех. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

69. Елене Сиккерт {79}Настоящее письмо — одно из многих, написанных Уайльдом возможным авторам журнала, за издание которого он взялся с огромным энтузиазмом. Единственной статьей, которую написала для него Елена Сиккерт, была «Эволюция экономики» (февральский номер за 1889 год).

Тайт-стрит, 16

[27 мая 1887 г.]

Дорогая мисс Нелли, я собираюсь стать редактором (в наказание за мои грехи или в награду за добродетели?) и хочу, чтобы Вы написали для меня статью. Журнал постарается отражать образ мыслей и культуру женщин нашего века, и я чрезвычайно заинтересован в том, чтобы женщины с университетской подготовкой, такие, как Вы, получили рупор для выражения своих взглядов на жизнь и для высказывания мнений обо всем на свете.

Ну, а тема статьи — что, если это будет обзор новинок в политической экономии за последние годы? Или значение политической экономии как учебной дисциплины? Но освещайте вопрос со своей собственной точки зрения . Страниц восемь печатного материала, гонорар — гинея за страницу, столько же, сколько платит «Найнтинс сенчури», но больше, чем платят в большинстве журналов. Надеюсь, Вы сделаете это для меня, только сообщите мне, о чем именно Вы больше всего хотели бы писать.

Моя жена принимает гостей в первый и третий четверг каждого месяца. Приходите в ближайший четверг со своей матушкой, и мы обсудим это дело. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

Журнал будет печатать издательство «Касселл». Разумеется, пока это секрет.

70. Эллен Терри {80}Речь идет о спектакле театра «Лицеум» «Венецианский купец» Шекспира, в котором Эллен Терри играла Порцию — одну из самых своих знаменитых ролей. Шейлока играл Ирвинг. Уайльд был на спектакле 16 июля.

Тайт-стрит, 16

[Июль 1887 г.]

Дорогая Эллен, Ваша любовь даже еще более чудесна, чем кристалл, запутавшийся в согнутых золотых тростинках, и я больше не завидую Констанс, потому что моим украшением будет любовь, и никто его не увидит. Что касается ложи, то для нас будет приятнейшим из удовольствий оказаться гостями Богини — и, о милая Эллен, поглядывайте иногда в нашу сторону и позвольте нам прийти после спектакля и воздать должное очаровательной женщине и великой актрисе, которую мы обожаем. Всегда Ваш

Оскар

71. Леди Грегори {81}Леди Грегори, Изабелла Августа (1852–1932) — известная ирландская писательница и драматург. Вместе с У. Б. Йейтсом основала в Дублине Театр Аббатства (1904). Автором журнала, издававшегося Уайльдом, она не стала.

Тайт-стрит, 16

[Сентябрь 1887 г.]

Дорогая леди Грегори, не позволите ли Вы мне включить Ваше имя в список авторов, согласившихся писать для ежемесячного журнала, редактировать который меня попросило издательство «Касселл»?

Мне хочется, чтобы журнал стал признанным печатным органом, через который будут выражать свои взгляды женщины, занимающие высокое положение в культуре и обществе, и в котором они станут сотрудничать.

Писать для журнала обещали принцесса Кристиан, леди Портсмут, мисс Теккерей, миссис Фрэнсис Джун, леди Миз, леди Уэнтуорт, миссис Фосетт, миссис Крейк и другие, и короткая статья на любую тему, принадлежащая Вашему умному перу, придаст журналу большую дополнительную прелесть.

Журнал выйдет под моей редакцией в ноябре и будет иллюстрирован лучшими художниками. Надеюсь, Вы позволите мне ожидать чего-нибудь написанного Вами.

Передайте, пожалуйста, мой самый сердечный привет сэру Уильяму, искренне Ваш

Оскар Уайльд

72. Флоренс Стокер {82}Стокер, Флоренс — урожденная Флоренс Болкомб (см. комментарий к письму 10). Вместе с этим письмом Уайльд посылал вышедший в мае сборник «Счастливый принц и другие сказки» с надписью: «Флоренс Стокер от ее друга и автора Оскара Уайльда. Июнь'88». Джейком-Худ, Джордж Перси (1857–1929) — Крейн, Уолтер (1845–1915) — английские художники, книжные дизайнеры.

[Июнь 1888 г.]

Дорогая Флорри, доставьте мне удовольствие, примите экземпляр моей книги сказок. Надеюсь, они при всей своей простоте Вам понравятся; по-моему, Вы оцените милые картинки Крейна и рисунки Джейкома Худа. Передайте сердечный привет Браму.

Оскар

73. Джону Рёскину {83}Рёскин, Джон (1819–1900) — английский писатель, историк, теоретик искусства, публицист. Его взгляды легли в основу эстетической программы прерафаэлитов, а многочисленные трактаты, посвященные вопросам искусства, оказали огромное влияние на умы его современников. Был профессором Оксфорда в 1869–1879 и 1883–1884 гг., где преподавал историю искусств. На подаренном ему экземпляре сборника «Счастливый Принц и другие сказки» Уайльд написал: «Джону Рёскину, с любовью и абсолютной преданностью, от Оскара Уайльда, июнь '88».

Тайт-стрит, 16

[Июнь 1888 г.]

Дорогой мистер Рёскин, посылаю Вам мою книжечку «Счастливый Принц и другие сказки»; надо ли говорить, какую радость я испытаю, если Вы найдете, что в ней есть какая-то прелесть или красота.

Для меня было огромным удовольствием встретиться с Вами вновь: ведь прогулки и беседы с Вами — это самые мои дорогие воспоминания об оксфордских днях, и от Вас я научился только доброму. Да и как же могло быть иначе? В Вас есть что-то от пророка, от священника, от поэта; к тому же боги наделили Вас таким красноречием, каким не наделили никого другого, и Ваши слова, исполненные пламенной страсти и чудесной музыки, заставляли глухих среди нас услышать и слепых — прозреть. Жаль, что у меня нет ничего лучшего, чтобы подарить Вам, но примите этот томик, какой уж он есть, с выражением моей любви.

Оскар Уайльд

74. Томасу Хатчинсону {84}Хатчинсон, Томас (1856–1938) — автор нескольких сборников стихов, в одном из которых пародировал раннего Уайльда. В письме идет речь о рассказе Уайльда «Соловей и Роза» из сборника «Счастливый принц и другие сказки».

Тайт-стрит, 16

13 июля 1888 г.

Дорогой сэр, я должен поблагодарить Вас за Ваше очень милое и приятное письмо, но, боюсь, я никак не могу разделить Вашего высокого мнения о молодом Студенте. Мне он представляется довольно пустым малым, почти таким же бессердечным, как та девушка, в которую, как ему кажется, он влюблен. Если там есть настоящий влюбленный, то это Соловей. По крайней мере он — Романтик, а Студент и девушка, как большинство из нас, недостойны Романтики. Во всяком случае так кажется мне, но я люблю тешить себя мыслью, что в сказке может быть заключен не один смысл, так как, создавая эту и другие сказки, я начинал не с того, что брал готовую идею и облекал ее в художественную форму, а, наоборот, начинал с формы и стремился придать ей красоту, таящую в себе много загадок и много разгадок. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

75. Бланш Медхерст {85}Речь идет о статье Бланш Медхерст «Площадки для игр и открытые пространства», помещенной в сентябрьском номере журнала, редактируемого Уайльдом, за 1888 год. Ее же статья «Дезинтеграция мормонизма» была опубликована в апреле 1890 года, когда Уайльд уже не был редактором журнала.

Тайт-стрит, 16

[Лето 1888 г.]

Дорогая мисс Медхерст, Ваша статья, на мой взгляд, очень интересна и к тому же посвящена проблеме, с которой мы сталкиваемся каждый день. Надеюсь поместить ее в одном из ближайших номеров.

Позвольте мне заметить, что говорить, будто забота о детях возникла с христианством, по-моему, не вполне правомерно: греки и римляне славились своим чадолюбием, любовь к детям — составная часть их цивилизации. В сущности, бедственная участь детей — вещь сугубо современная, порожденная такими экономическими причинами, как перенаселенность и перепроизводство. Впрочем, это мелочь, которую можно и не исправлять.

Я думаю, не может возникнуть никаких возражений против того, чтобы Вы снова написали о мормонах: Вы так хорошо их знаете, что Вам легко будет найти еще одну тему, связанную с ними. Трех тысяч слов будет вполне достаточно, так как я хотел бы сопроводить статью иллюстрациями. Есть у Вас фотографии? Если есть, очень прошу предоставить их на время мне, буду премного Вам обязан. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

76. Оскару Браунингу {86}Браунинг, Оскар (1837–1923) — английский историк и исследователь литературы. Профессор Кембриджского университета. Для журнала он написал лишь небольшой сонет. Росс, Роберт Болдуин (1869–1918) — английский литературный критик и искусствовед, по происхождению канадец (его дед, Роберт Болдуин, был первым премьер-министром Верхней Канады). Впервые встретился с Уайльдом в 1886 году и до конца его дней оставался самым верным и преданным ему человеком (что вполне явствует из писем к нему Уайльда, написанных в последние годы).

Тайт-стрит, 16

[Октябрь 1888 г.]

Дорогой О. Б., спасибо за Ваше письмо. Краткая статья о доме Гете с фотографиями — это было бы восхитительно; вполне достаточно 3000 слов. Если Вы пришлете мне фотографии, я тотчас же закажу с них репродукции, чтобы не вышло задержки с публикацией.

Я знал, что Вам понравится Бобби Росс. Он очарователен, умен, имеет прекрасный вкус и прочные знания. Я так рад, что он будет учиться у Вас. Я не знаю человека, чье интеллектуальное влияние было бы сильнее Вашего; подлинная широта взглядов, не скованная никакими догмами и предрассудками, — вот то, что обретает каждый, кто входит в круг Ваших друзей. Всегда Ваш

Оскар

77. У. Ю. Гладстону {87}Гладстон, Уильям Юарт (1809–1898) — английский политический деятель, лидер Либеральной партии. В 1868–1874, 1880–1885, 1892–1894 годах — премьер-министр Великобритании. Впервые Уайльд написал ему письмо в 1877 году, а в июне 1888 послал ему экземпляр своей книги «Счастливый Принц и другие сказки». В письме речь идет о стипендии в 100 фунтов, установленной Королевским литературным фондом для леди Уайльд (среди участников подписного листа были Суинберн и Махэффи).

Тайт-стрит, 16

[2 ноября 1888 г.]

Уважаемый мистер Гладстон, позвольте поблагодарить Вас за Ваше чрезвычайно любезное письмо. Я вполне понимаю, сколь затруднительно Вам, более того — просто невозможно — поставить свое имя под подписным листом подобного рода: ведь этой чести наверняка добиваются многие. В наш век, как и в былые времена, всякий взывает к Ахиллу!

Я лишь могу заверить Вас, что, каким бы разочарованием ни стало для меня отсутствие Вашего имени, это ни на йоту не умалит того глубокого восхищения, которое я вместе со своими соотечественниками питаю к единственному английскому государственному мужу, который понимает нас, сочувствует нам, в котором мы видим ныне своего лидера и который, как нам хорошо известно, поведет нас к самой благородной и самой справедливой политической победе этого века. Остаюсь, уважаемый мистер Гладстон, искренне Ваш

Оскар Уайльд

78. Элизабет Робинс {88}Робинс, Элизабет (1862–1952) — американская актриса и писательница. Переехала в Англию в 1888 году. На английской сцене дебютировала в январе 1889 года в роли миссис Эррол в спектакле «Маленький лорд Фаунтлерой» — сценической версии знаменитого романа Френсис Бернетт. Много позже с благодарностью вспоминала о той бескорыстной помощи и заботе, которую она встретила со стороны Уайльда, о том, сколько он сделал, чтобы облегчить ей путь на английскую сцену, и о советах и суждениях об ее игре впоследствии.

Тайт-стрит, 16

[Начало января 1889 г.]

Дорогая мисс Робинс, самым сердечным и искренним образом поздравляю Вас с Вашим большим успехом: Вы безусловно подтвердили свою репутацию первоклассной актрисы и показали себя артисткой редкостного и чуткого темперамента, с живым воображением и интуитивным пониманием способов, посредством которых жизнь может найти выражение в драматическом искусстве. Сама пьеса второсортна и провинциальна, но Ваша игра вызывала энтузиазм и достойна всяческой похвалы. Ваше будущее на наших подмостках обеспечено. Еще раз поздравляю Вас, Ваш искренний поклонник

Оскар Уайльд

79. Уолтеру Хамилтону {89}Хамилтон, Уолтер (1844–1899) — английский писатель и библиофил. В своей книге «Эстетическое движение в Англии» (1882) рассматривал ранние теоретические работы Уайльда. В письме речь идет о составленном им шеститомном сборнике «Пародии на английских и американских авторов» (1884–1889), в который входили и пародии на Уайльда.

Тайт-стрит, 16

[Почтовый штемпель — 29 января 1889 г.]

Уважаемый мистер Хамилтон, я никогда не собирал пародии на мои стихи. Собирать эти однодневки — все равно что пытаться удержать пену в сите. Помнится, в январе 1882 года несколько восхитительных пародий появилось в «Нью-Йорк уорлд», но так как мои стихотворения в большинстве своем длинны и лиричны, они, по-моему, не являются благодарным материалом для пародирования. Я нахожу весьма интересными те выпуски Вашей книги, которые Вы любезно прислали мне, а пародия, муза насмешливая, всегда забавляла меня; однако тут нужны легкость, воображение и, как это ни странно, любовь к пародируемому поэту. Его могут пародировать только его же ученики — и никто больше. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

80. Миссис Р. Б. Каннингхэм-Грэм {90}Балмондьер, Габриэла де ла (1860–1906), в возрасте восемнадцати лет бежавшая вместе с Робертом Бонтайном Каннингхэмом Грэмом (1852–1936) — самым знаменитым шотландцем своего времени, путешественником, писателем и ярым сторонником социалистических идей — и вышедшая за него замуж, — писательница, автор стихов, рассказов, переводов с других языков. 2 июля 1889 года выступала в Социалистическом клубе в Блумсбери с лекцией «Идеалы социализма». В ее взглядах уживались социализм и католицизм с нападками на либералов и протестантов. Ритчи, Дэвид Джордж (1853–1903) — английский философ. Его труд «Дарвинизм и политика» вышел в 1889 году, а рецензия Уайльда на него в майском номере редактируемого им журнала.

Тайт-стрит, 16

[Приблизительно 30 июня 1889 г.]

Уважаемая миссис Каннингхэм-Грэм, очень хотел бы прийти послушать Вас во вторник, но я зван на обед. Тема Вашей лекции очень меня интересует, но что станется с таким лентяем и гедонистом, как я, если против меня объединенным фронтом выступят церковь и социализм? Я хочу стоять в стороне и наблюдать, не будучи ни на стороне Бога, ни на стороне его противников. Надеюсь, это мне будет позволено.

Если же говорить серьезно, я хотел бы увидеть примирение социализма с наукой. Ритчи пытался осуществить это в своем труде «Дарвинизм и политика», но книга эта, с которой Вы, наверное, знакомы, носит очень уж поверхностный и любительский характер.

Передайте привет Вашему восхитительному и опасному мужу. Всегда Ваш

Оскар Уайльд

81. Дж. М. Стоддарту {91}Стоддарт, Джозеф Маршалл (1845–1921) — редактор и издатель журнала «Липпинкоттс мэгэзин». «Новая вещь», о которой говорится в письме, — роман «Портрет Дориана Грея», появившийся в июльском номере журнала за 1890 год.

Тайт-стрит, 16

[Дата получения — 17 декабря 1889 г.]

Уважаемый мистер Стоддарт, спасибо за Ваше письмо. Рад сообщить, что я чувствую себя сейчас гораздо лучше: у меня был приступ малярии, этой изнурительной и препротивной болезни.

Я обдумал новую вещь, которая будет лучше «Рыбака и его Души», и вполне готов сразу же засесть за работу над ней. Она будет вполне закончена к концу марта. Но я попросил бы Вас выплатить мне половину гонорара — 100 фунтов стерлингов — авансом, так как у меня уйма заказов на работу, а четырехмесячное ничегонеделание обернулось безденежьем. Надеюсь получить от Вас деньги в самом скором времени.

С искренним уважением всегда Ваш

Оскар Уайльд

82. Редактору «Труус» {92}Настоящее письмо (опубликованное в газете «Труус» 9 января) — ответ на появившееся там же 2 января письмо Уистлера, действительно носившее крайне оскорбительный и высокомерный в отношении Уайльда характер. Уистлер на этом не успокоился, и следующее его послание появилось в той же газете 16 января, после чего все три письма были включены им в книгу «Изящное искусство создавать себе врагов», вышедшую чуть позже в том же году.

Тайт-стрит, 16

[Начало января 1890 г.]

Милостивый государь, я не думаю, чтобы читатели хотя бы в малейшей степени интересовались истошными воплями «Плагиат!», испускаемыми время от времени тщеславными глупцами и бездарными посредственностями.

Однако же, коль скоро у мистера Джеймса Уистлера хватило нахальства обрушиться на меня на страницах Вашей газеты со злобными и грубыми нападками, я надеюсь, мне будет позволено заявить, что утверждения, которые содержатся в его письме, настолько же умышленно лживы, насколько они умышленно оскорбительны.

Определение «ученик — это человек, имеющий смелость отстаивать убеждения своего учителя», на самом деле слишком старо для того, чтобы даже мистер Уистлер мог претендовать на его авторство, а что касается заимствования суждений мистера Уистлера об искусстве, то единственные действительно оригинальные суждения, которые я когда-либо слышал из его уст, сводились к тому, насколько превосходит он художников более крупных, чем он сам.

Оказаться вынужденным обращать внимание на опусы столь невоспитанного и невежественного субъекта, как мистер Уистлер, — дело малоприятное для любого порядочного человека, но Ваша публикация его наглого письма не оставила мне иного выбора. Остаюсь, милостивый государь, преданный Вам

Оскар Уайльд

83. Редактору «Скотс обсервер» {93}Роман «Портрет Дориана Грея», как сказано выше, был впервые опубликован в июльском номере журнала «Липпинкоттс мэгэзин», вышедшем в свет 20 июня 1890 года и сразу же вызвавшем бурю рецензий. Неподписанная рецензия в «Скотс обсервер» появилась 5 июля. В течение долгого времени ее автором считался сам редактор газеты У. Хенли, однако впоследствии выяснилось, что в действительности она написана его приспешником Чарльзом Уибли. Ответ Уайльда был опубликован в газете 12 июля под «шапкой» «Мистер Уайльд возражает». Развернутая «атака» на роман началась на страницах «Сент-Джеймс газетт» 24 июня. Уайльд направил в редакцию четыре письма в защиту своего романа. В последнем из них он писал: «Поскольку вы первыми оскорбили меня, у меня есть право на последнее слово. И пусть таковым явится настоящее письмо. Прошу вас, оставьте мою книгу для вечности, которой она несомненно заслуживает».

Челси, Тайт-стрит, 16

9 июля 1890 г.

Милостивый государь, Вы напечатали рецензию на мой роман «Портрет Дориана Грея». Поскольку эта рецензия вопиюще несправедлива ко мне как к художнику, я прошу Вас позволить мне воспользоваться на страницах Вашей газеты своим правом на ответ.

Ваш рецензент, милостивый государь, признав, что данный роман «безусловно является произведением писателя», произведением, чей автор наделен «умом, литературным мастерством и чувством стиля», тем не менее выражает мнение, и, судя по всему, с полной серьезностью, что я написал его для того, чтобы он был прочитан самыми развращенными членами преступных и необразованных классов. Но, позвольте, милостивый государь, преступные и необразованные классы, по-моему, ничего и не читают, кроме газет. И наверняка они едва ли способны понять что-либо, написанное мною. Так что оставим их в покое, а касательно широкого вопроса, почему вообще пишет писатель, позвольте мне высказать следующее. Удовольствие, которое доставляет автору создание произведения искусства, есть удовольствие сугубо личное, и творит он ради этого удовольствия. Художник работает, целиком сосредоточась на изображаемом предмете. Ничто другое его не интересует. О том, что скажут люди, он не думает, ему это и в голову не приходит! Он поглощен своей работой. К мнению других он равнодушен. Я пишу потому, что писать для меня — величайшее артистическое удовольствие. Если мое творчество нравится немногим избранным, я этому рад. Если нет, я не огорчаюсь. А что до толпы, то я и не желаю быть популярным романистом. Это слишком легко.

Далее, милостивый государь, ваш рецензент совершает вопиющую, непростительную, преступную ошибку, пытаясь поставить знак равенства между художником и предметом его изображения. Этому, милостивый государь, нет никакого оправдания. Говоря о том, кто является величайшей фигурой в мировой литературе с эллинских времен, Китс заметил, что изображать зло доставляло ему не меньше удовольствия, чем изображать добро. Вашему рецензенту, милостивый государь, следовало бы призадуматься над смыслом этого тонкого критического замечания Китса, поскольку на этих же условиях творит каждый художник. Он отдален от изображаемого. Он создает произведение и созерцает его. Чем дальше от художника изображаемое, тем свободнее он может творить. Ваш рецензент пеняет мне на то, что я, мол, не сказал ясно, предпочитаю я добродетель пороку или порок — добродетели. У художника, милостивый государь, нет никаких этических симпатий и антипатий. Порок и добродетель для писателя — это то же самое, что краски на палитре для живописца. Не больше и не меньше. Он видит, что при их помощи можно достигнуть определенного художественного эффекта, и достигает его. Яго может быть нравственным уродом, а Имогена — олицетворением беспорочной чистоты. Шекспир, как сказал Китс, с одинаковым удовольствием создавал обоих.

Для драматического развития моего романа, милостивый государь, было необходимо окружить Дориана Грея атмосферой морального разложения. Иначе роман не имел бы смысла, а сюжет — завершения. Художник, написавший роман, ставил перед собой цель сделать эту атмосферу туманной, неясной и удивительной. Я утверждаю, милостивый государь, что это ему удалось. Каждый человек видит в Дориане Грее свои собственные грехи. В чем состоят грехи Дориана Грея, не знает никто. Тот, кто находит их, привнес их сам.

В заключение, милостивый государь, позвольте мне выразить мое глубочайшее сожаление по поводу того, что Вы допустили опубликование в Вашей газете рецензии, подобной той, на которую я считаю себя вынужденным ответить. То, что редактор «Сент-Джеймс газетт» пригласил в качестве литературного критика Калибана, может быть, только естественно. Но издателю «Скотс обсервер» не следовало бы пускать на страницы своего издания злобно гримасничающих Терситов. Это недостойно столь выдающегося литератора. Остаюсь, и прочее, Ваш покорный слуга

Оскар Уайльд

84. Артуру Хауарду Пикерингу {94}Пикеринг, Артур Хауард — американец, очевидно, знакомый Уайльда по его американскому турне (см. выше). 7 июля он прислал Уайльду письмо с очень лестным отзывом о «Портрете Дориана Грея».

Тайт-стрит, 16

[Конец июля 1890 г.]

Дорогой Пикеринг, все мы сердимся на Вас, почему Вы не приезжаете. Когда цветет сирень и ракитник свешивает запыленное золото своих цветов через перила наших лондонских скверов, мы ждем к себе наших американских друзей, и поэтому мы ждем Вас. Приезжайте осенью, и мы попросим ракитник окраситься ради Вашего удовольствия в цвет меда.

Я рад, что Вам понравился «Дориан Грей». Это лучшая моя вещь, и я надеюсь еще улучшить ее, когда она выйдет в книжной форме.

Фатальная книга, которую лорд Генри прислал Дориану, — это одно из многих моих ненаписанных творений. Как-нибудь я должен буду проделать формальную процедуру перенесения ее на бумагу.

Моя жена и моя мать обе шлют Вам самые горячие и самые сердечные приветы. И с ними — Ваш искренний друг

Оскар Уайльд

85. Редактору «Скотс обсервер» {95}После публикации письма Уайльда (см. № 83) в «Скотс обсервер» появилась статья, подписанная Чарльзом Уибли, с цитатами из Мопассана, Достоевского, Флобера, Доде и Марло, а также еще одно его произведение, вышедшее за подписью «Терсит», и, наконец, третье, подписанное инициалом «X.» и принадлежащее Герберту Стивену. Настоящее письмо Уайльда появилось в газете 2 августа под рубрикой «Искусство и мораль».

Тайт-стрит, 16

[31] июля 1890 г.

Милостивый государь, в письме об отношениях между искусством и моралью, недавно напечатанном в Вашей газете, — письме, которое кажется мне во многих отношениях совершенно восхитительным, особенно в том, что касается подтверждения за художником права избирать свой собственный предмет изображения, — мистер Чарльз Уибли высказывает предположение, что мне, наверное, было особенно огорчительно обнаружить, что главные христианские газеты Англии и Америки столь решительно признали нравственное значение «Дориана Грея», а некоторые из них приветствовали меня как морального реформатора!

Позвольте мне, милостивый государь, успокоить не только самого мистера Чарльза Уибли, но также Ваших несомненно встревожившихся читателей. Без малейшего колебания я заявляю, что считаю подобные критические суждения весьма лестной похвалой моему роману. Ведь если произведение искусства отличается богатством содержания, живой выразительностью и законченностью, люди с художественными наклонностями увидят его красоту, а люди, которым этика говорит больше, чем эстетика, увидят содержащийся в нем моральный урок. Трусоватых он наполнит ужасом, а нечистоплотные увидят в нем свой собственный срам. Каждый человек увидит в нем то, что есть он сам. Ведь на самом деле искусство отражает не жизнь, а того, кто наблюдает его.

Вот почему, в случае «Дориана Грея», чисто литературный критик, как, например, в «Спикере» и других изданиях, считает роман «серьезным и увлекательным произведением искусства»; критик, рассматривающий искусство в его связи с поведением, как это имеет место в «Крисчен лидер» и «Крисчен уорлд», считает его моральной притчей. «Лайт», который, как говорят, является органом английских мистиков, считает роман «произведением высокого духовного смысла». «Сент-Джеймс газетт», стремящаяся, как видно, быть органом сластолюбцев, находит (или делает вид, что находит) в нем всевозможные ужасные вещи и намекает на финансовые преследования, а мистер Чарльз Уибли доброжелательно замечает в Вашей газете, что он находит в романе «уйму нравственного». Правда, дальше он говорит, что не обнаружил в нем ничего художественного. Но, по-моему, несправедливо требовать, чтобы критик умел оценить произведение искусства со всех точек зрения. Даже Готье был в чем-то ограничен, равно как и Дидро, а в современной Англии многогранные Гете такая редкость! Я лишь могу заверить мистера Чарльза Уибли в том, что никакое моральное прославление, к которому он присовокупил свою более чем скромную лепту, не может быть огорчительно для художника.

Остаюсь, милостивый государь, Ваш покорный слуга

Оскар Уайльд

86. Ф. Холланду Дею {96}Дей, Ф. Холланд (1864–1933) — богатый и эксцентричный американский издатель, фотограф, собиратель «китсовской коллекции». Антология «Сонеты нашего века» вышла в 1896 году, а рецензия на нее появилась в «Спектейторе» 6 марта того же года, где сонет Уайльда был назван «крайне истеричным», выдающим «омерзительную наглость» автора и его «полное неуважение» (очевидно, в отношении Китса). Сонет, приведенный в письме, был впервые опубликован в «Драматик ревью» 23 января 1886 года.

Тайт-стрит, 16

[Почтовый штемпель — 11 августа 1890 г.]

Милостивый государь, посылаю Вам копию моего сонета по поводу продажи с аукциона любовных писем Китса; он был опубликован в первом издании «Сонетов нашего века» Уильяма Шарпа (печатавшего Вальтера Скотта), но изъят из последующих боязливым издателем из-за помещенной в «Спектейторе» рецензии, в которой сонет был назван «богохульным», — по-моему, это единственный случай, когда «Спектейтор» в чем-либо на кого-либо повлиял.

Я был бы очень рад получить фотографию упомянутого Вами бюста Китса. Внучатая племянница Китса мисс Спид, с которой я познакомился в Кентукки (какое перо!), очень некрасивая, имела тем не менее большое сходство с поэтом; в ней было много от благородного неистовства его натуры, хотя не так много от его восторженной страстности. У нее были губы такой же формы, как у него.

Следующие три дня я буду по утрам дома (с одиннадцати до часа). Приходите, если Вы не заняты, и принесите фотографию. Искренне Ваш

Оскар Уайльд

Вот письма, что писал Эндимион, —

Слова любви и нежные упреки,

Взволнованные, выцветшие строки,

Глумясь, распродает аукцион.

Кристалл живого сердца раздроблен

Для торга без малейшей подоплеки.

Стук молотка, холодный и жестокий,

Звучит над ним, как погребальный звон.

Увы! не так ли было и вначале:

Придя средь ночи в фарисейский град,

Хитон делили несколько солдат,

Дрались и жребий яростно метали,

Не зная ни Того, Кто был распят,

Ни чуда Божья, ни Его печали.

Оскар Уайльд [12]Перевод Е. Витковского.


«Средь ночи» — неточность, не правда ли? Ведь Христа, кажется, сняли с креста на закате. Но вряд ли я смогу ее исправить: мне нравится вся эта строка; кроме того, я не думаю, чтобы солдаты метали жребий, неся караул. До чего низки эти реалистические соображения! А все из-за того, что я имел безрассудство написать роман. Я стыжусь их.

P. S. Впервые сонет был напечатан в «Драматик ревью».

87. Редактору «Скотс обсервер» {97}Появление этого (последнего) письма Уайльда редактору «Скотс обсервер» было вызвано публикацией в газете еще двух статей, подписанных Ч. Уибли, а также многих других — Т. Э. Брауна (1830–1897), поэта и школьного учителя, содержавшей многочисленные упоминания имени Золя; Дж. Маккларена Коббана (1849–1903); Вернона Блакберна (1867–1907), музыкального критика-католика; известного литературного и театрального критика Уильяма Арчера (1856 1924), впоследствии он будет единственным, кто в печати выскажется против запрета, наложенного на пьесу Уайльда «Саломея». Письмо Уайльда вышло в газете 16 августа под той же рубрикой. Однако полемика на страницах газеты продолжалась еще в течение трех недель — уже без участия писателя. «Похвалы» появились позже и исходили от весьма известных и достойных людей: в ноябрьском номере журнала «Букмен» за 1891 год появился отзыв Уолтера Патера, а 26 сентября того же года — рецензия У. Б. Йейтса, опубликованная в газете «Юнайтед Айрленд», в которой он называл роман Уайльда «замечательной книгой».

Тайт-стрит, 16

13 августа 1890 г.

Милостивый государь, боюсь, я не смогу вступить ни в какую газетную дискуссию с мистером Уибли на тему искусства, отчасти потому, что мне всегда было хлопотно писать письма, а отчасти потому, что я, к сожалению, не знаю, обладает ли мистер Уибли достаточной подготовкой, чтобы обсуждать столь важную тему. Я обратил внимание на его письмо только потому, что он высказал в отношении лично меня — уверен, совершенно непреднамеренно — одно предположение, которое никак не соответствует действительности. Он предположил, что мне, наверное, было огорчительно узнать, что определенная часть читающей публики, представляемая им самим и рецензентами некоторых периодических изданий религиозного толка, обнаружила в моем романе «Портрет Дориана Грея» «уйму морали», если воспользоваться его выражением.

Движимый естественным желанием вывести Ваших читателей из заблуждения и осветить вопрос, представляющий такой большой интерес для историка, я воспользовался случаем, чтобы ясно сказать на страницах Вашей газеты, что считаю все критические суждения подобного рода весьма лестной похвалой нравственной красоте романа, и далее я выразил полную готовность согласиться с тем, что было бы несправедливо требовать от обычного критика умения оценить произведение искусства со всех точек зрения. Я по-прежнему придерживаюсь этого мнения. Если человек видит художественную красоту вещи, ему, вероятно, не будет дела до ее нравственного значения. Если же по характеру своему он более восприимчив к нравственному, нежели эстетическому воздействию, он останется слеп к вопросам стиля, отделки и т. п. Нужен Гёте, чтобы увидеть произведение искусства со всех сторон, во всей его полноте и цельности, и я совершенно согласен с мистером Уибли, когда он говорит, как жаль, что Гёте не имел никакой возможности прочесть «Дориана Грея». Я вполне уверен, что роман доставил бы ему удовольствие, и лишь надеюсь, что какой-нибудь потусторонний книгоиздатель распространяет уже сейчас призрачные его экземпляры в мире блаженных и что Готье достанется книга с обложкой, позолоченной пыльцой златоцветника.

Вы, милостивый государь, можете спросить меня, почему я вообще придаю значение признанию нравственной красоты моего романа. Отвечу: просто потому, что она существует; потому, что она там присутствует. Моральный урок, который можно извлечь из «Мадам Бовари», не является главнейшим достоинством романа, как не является главнейшим достоинством «Саламбо» археологическая достоверность; но Флобер был совершенно прав, когда разоблачал невежд, которые называли первый роман безнравственным, а второй исторически недостоверным. И прав он был не только в обычном смысле слова — он был прав художественно, и этим все сказано. Критик призван просвещать читателя; художник призван просвещать критика.

Позвольте мне, милостивый государь, еще раз поправить мистера Уибли, и я оставлю его в покое. В заключение своего письма он заявляет, что я-де неугомонно расточаю публичные похвалы своему собственному произведению. Нисколько не сомневаюсь, что, говоря это, он хочет сделать мне комплимент, но, право же, он переоценивает мои способности, равно как и мое трудолюбие. Я должен откровенно признаться: и по складу характера, и по сознательному выбору я чрезвычайно привержен праздности. Возведенное в культ безделье представляется мне достойным занятием для мужчины. Я терпеть не могу всяческую газетную полемику, и из двухсот шестнадцати критических заметок о «Дориане Грее», которые благополучно перекочевали со стола у меня в библиотеке в корзину для ненужных бумаг, я публично откликнулся только на три. Одна — это та, что была помещена в «Скотс обсервер». Я обратил на нее внимание по той причине, что высказанное в ней предположение о намерении, с которым якобы была написана эта книга, нуждалось в исправлении. Вторая — это статья в «Сент-Джеймс газетт». Написанная в оскорбительном и вульгарном тоне, она требовала, на мой взгляд, немедленной саркастической отповеди. Это был наглый вызов всякому пишущему человеку. Третьей была беззубая критическая рецензия в газете «Дейли кроникл». То, что я опубликовал в «Дейли кроникл» ответ на нее, похоже, было чистейшей прихотью с моей стороны. Я даже уверен в этом. Совсем забыл, о чем там шла речь. Кажется, о том, что «Дориан Грей» — вещь вредная, и я решил любезно напомнить, что, как бы то ни было, это во всяком случае вещь совершенная. Вот и все. Остальные же двести тринадцать критических заметок я проигнорировал. Более того, добрую половину из них я просто не читал. Как это ни грустно, утомляют даже похвалы.

Что касается письма мистера Брауна, то оно интересно лишь как подтверждение истинности сказанного мною о двух ярко выраженных критических школах. Мистер Браун откровенно заявляет, что мораль является, по его мнению, «сильной стороной» моего романа. Мистер Браун говорит это с добрыми намерениями и говорит полуправду, но, когда он переходит далее к рассмотрению книги с художественной точки зрения, он, конечно, прискорбно далеко отклоняется от истины. Ставить «Дориана Грея» в один ряд с «Землей» Золя так же глупо, как, скажем, «Фортунио» Готье ставить рядом с какой-нибудь из мелодрам, идущих в «Адельфи». Мистеру Брауну следовало бы довольствоваться оценкой с моральных позиций. Тут он неуязвим.

Мистер Коббан скверно начинает свой отзыв, характеризуя мое письмо, в котором я указываю мистеру Уибли на допущенную им ошибку, как «наглый парадокс». Эпитет «наглый» лишен тут смысла, а слово «парадокс» употреблено не к месту. Боюсь, когда люди пишут в газету, это пагубно отражается на стиле. В ход идут грубости и оскорбительные выражения; авторы теряют всякое чувство меры, ступив на это престранное журналистское поприще, где верх берут всегда самые крикливые. Выражение «наглый парадокс» — это не грубость и не оскорбление, но не следовало прибегать к нему, говоря о моем письме. Впрочем, в дальнейшем мистер Коббан полностью исправляет то, что, несомненно, было с его стороны лишь случайным нарушением хороших манер, присваивая вышеупомянутый наглый парадокс: вслед за мной он указывает, что художник всегда будет рассматривать произведение искусства с точки зрения красоты стиля и красоты отделки и что те, у кого либо нет чувства прекрасного, либо оно подчинено соображениям нравственности, всегда будут обращать внимание исключительно на содержание и усматривать в его морали мерило и критерий представленных на их суд поэмы, романа или картины, тогда как критики, пишущие в газетах, иногда принимают сторону первых, а иногда — вторых, в зависимости от того, культурны они или нет. В сущности мистер Коббан превращает наглый парадокс в скучный трюизм и, осмелюсь заметить, оказывает тем самым добрую услугу. Английские читатели любят скучать и любят, когда им дают скучные объяснения. Мистер Коббан наверняка уже раскаялся в том, что начал со столь неудачного выражения, поэтому я больше не буду этого касаться. Что до меня, он вполне прощен.

И наконец, милостивый государь, прежде чем расстаться со «Скотс обсервер», я считаю своим долгом объясниться с Вами начистоту. Один мой близкий друг, восхитительный и выдающийся литератор, лично знакомый с Вами, поделился со мной догадкой, что на самом деле в этой ужасной полемике участвовали только два человека: редактор «Скотс обсервер» и автор «Дориана Грея». Сегодня во время обеда, за бутылкой превосходного кьянти, мой друг доказывал, что Вы просто воспользовались вымышленными и загадочными фамилиями, чтобы в яркой, выразительной форме изложить взгляды некоторых полуобразованных слоев нашего общества, и что письма, подписанные буквой «X», — это Ваша собственная мастерская, хотя и довольно злая, карикатура на филистера, как бы нарисованная им же самим. Признаться, подобная мысль пришла в голову и мне, когда я читал первое письмо «X» — то, в котором он предлагал судить об искусстве художника по его политическим убеждениям, так, чтобы всякий, кто разойдется с художником во взглядах по вопросу о том, как лучше всего править злосчастной Ирландией, непременно обругал его произведение. Но поскольку разновидностей филистеров бесконечное множество, а север Британии славится сугубой серьезностью, я отбросил эту мысль, сочтя, что так шутить не пристало редактору шотландской газеты. Боюсь, что тогда я ошибся и что вы все время забавлялись тем, что придумывали марионеток и учили их изрекать громкие слова. Ну что ж, милостивый государь, если это так — а мой друг убежден в этом, — позвольте мне самым искренним образом поздравить Вас с тем, как искусно Вы воспроизвели то отсутствие литературного стиля, которое, говорят, совершенно необходимо для создания выразительных и жизнеподобных характеров. Признаюсь, я попался на Вашу удочку; впрочем, я не держу на Вас зла, а так как Вы, без сомнения, исподтишка смеялись надо мной, позвольте мне теперь посмеяться вместе с Вами, пусть даже чуть-чуть принужденно. Когда тайна раскрыта, комедии конец. Опустите занавес и уложите своих кукол спать. Я люблю Дон Кихота, но я больше не желаю сражаться с марионетками, как бы ловко ни дергал их за ниточки кукловод. Отправьте их, милостивый государь, на полку. На полке им самое место. Когда-нибудь Вам представится случай переименовать их и устроить представление для нашего удовольствия. Они составляют превосходную труппу и отлично проделывают свои номера, а если они малость нереальны, то я не из тех, кто ратует против нереальности в искусстве. Розыгрыш Вам удался на славу. Единственное, чего я не могу понять, — зачем понадобилось Вам давать своим марионеткам такие необыкновенные и невероятные имена? Остаюсь, милостивый государь, Ваш покорный слуга

Оскар Уайльд

88. Лоренсу Барретту {98}Барретт, Лоренс (1838–1891) — американский актер и режиссер. Впервые он обратился к Уайльду с предложением написать для него пьесу в 1882 году, однако тогда Уайльд ему отказал, поскольку рассчитывал, что в будущей пьесе будет играть Мэри Андерсон, для которой и была в 1893 году написана «Герцогиня Падуанская». Однако Мэри Андерсон играть в ней отказалась (см. комментарий к письму 40). В настоящем письме речь идет о той же пьесе, однако на этот раз переговоры завершились успешно: 26 января 1891 года на Бродвее в Нью-Йорке состоялась премьера, под названием «Гвидо Ферранти» (которого играл Барретт). Как и просил Уайльд, имя автора не было обозначено. В роли герцогини выступила актриса Минна К. Гейл (1867(?)-1944(?)). Спектакль прошел всего три недели, после чего Барретт собирался везти его на гастроли, однако этого не произошло — 20 марта он скончался.

Тайт-стрит, 16

[Конец 1890 г.]

Уважаемый Лоренс Барретт, я с огромным удовольствием принимаю Ваше предложение и почту за счастье отдать свою пьесу в руки такого выдающегося артиста, как Вы.

Окажите мне одолжение, если это не причинит Вам неудобства, и уплатите мне 100 фунтов стерлингов сразу — в счет суммы, которая будет причитаться мне на день постановки пьесы или в качестве денежного залога на тот случай, если постановка не состоится. Мне важно получить немного денег как раз сейчас.

Что касается сокращения пьесы, то я буду весьма рад сжать текст в соответствии с Вашими пожеланиями или предоставить сделать это Вам самому.

Надеюсь, Вы теперь вполне поправились; я частенько вспоминаю нашу восхитительную поездку по горам над Рейном.

Признательный Вам за Вашу всегдашнюю высокую оценку моего таланта и за Ваши многочисленные любезные услуги, искренне Ваш.

Оскар Уайльд

Что до названия пьесы, то было бы неплохо изменить его так, чтобы надежно сохранить тайну авторства.



Читать далее

Оскар Уайльд: личность и судьба 20.10.15
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОКСФОРД 1875–1878 20.10.15
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛОНДОН 1879–1881 20.10.15
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. АМЕРИКА 1882 20.10.15
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛОНДОН 1883–1890 20.10.15
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ЛОНДОН 1891–1895 20.10.15
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. РЕДИНГ 1895–1897
Описание 20.10.15
134. Аде и Эрнесту Леверсон {142} 20.10.15
135. Мору Эйди и Роберту Россу {143} 20.10.15
136. P. X. Шерарду {144} 20.10.15
137. Р. X. Шерарду {145} 20.10.15
138. Аде Леверсон {146} 20.10.15
139. Аде Леверсон {147} 20.10.15
140. Аде Леверсон (телеграмма) {148} 20.10.15
141. Аде Леверсон {149} 20.10.15
142. Лорду Альфреду Дугласу 20.10.15
143. РОБЕРТУ РОССУ {150} 20.10.15
144. РОБЕРТУ РОССУ {151} 20.10.15
145. МИНИСТРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ {152} 20.10.15
146. МИСТЕРУ СТОКЕРУ И МИСТЕРУ ХЭНСЕЛЛУ {153} 20.10.15
147. «De Profundis» {154} 20.10.15
148. РОБЕРТУ РОССУ {261} 20.10.15
149. РОБЕРТУ РОССУ {262} 20.10.15
150. А. Д. ХЭНСЕЛЛУ {263} 20.10.15
151. А. Д. ХЭНСЕЛЛУ {264} 20.10.15
152. ТОМАСУ МАРТИНУ {265} 20.10.15
153. РОБЕРТУ РОССУ {266} 20.10.15
154. ТОМАСУ МАРТИНУ {267} 20.10.15
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. БЕРНЕВАЛЬ 1897 20.10.15
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. Неаполь 1897–1898 20.10.15
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. Париж 1898–1900 20.10.15
ЭПИЛОГ {312} 20.10.15
КОММЕНТАРИИ 20.10.15
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛОНДОН 1883–1890

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть