Онлайн чтение книги Лузиады The Lusiads
ПЕСНЬ ВТОРАЯ

А в этот час прекрасная планета,

Что бег времен извечно измеряет,

Уже лишала мир подлунный света,

И было видно, как ее встречает

Бог ночи, как с любовью шлет приветы

И тайный вход ей в море отворяет.

Уже на рейде корабли стояли,

Когда на лодке мавры к ним пристали.

Посланец главный смог сокрыть умело

Обман жестокий и сказал лукаво:

"О капитан! Ты покоряешь смело

Нептуна необъятную державу,

Уже давно земли моей пределов

Достигла весть о португальской славе,

И наш правитель будет рад душевно,

Коль вы прервете путь свой многодневный.

Тебя он жаждет расспросить о многом.

Он передал, чтоб ты не опасался

К нам в гавань дружбы проложить дорогу

И с кораблями там обосновался.

Он знает: ты проделал путь далекий

И от судьбы ударов отбивался.

Тебе властитель помощь предлагает

И отдых долгожданный обещает.

А коли ищешь яхонтов и злата,

Целебных трав и специй драгоценных,

Отсюда увезешь запас богатый

Рубинов алых, перлов несравненных.

И урожай, рукою щедрой снятый,

Вам принесет наш край благословенный.

Гвоздику и корицу вам предложим

И тем богатства ваши приумножим".

Тотчас ответил капитан отважный,

Что ценит он правителя заботы,

Но в час ночной плыть к гавани опасно

Для славного, испытанного флота.

Едва с небес спадет покров прекрасный,

Что ночь заткала звездной позолотой,

Немедля в путь армада снарядится

И к берегам Момбасы устремится.

Он расспросил, взаправду ль христиане

В Момбасе изобильной обитали.

"Христовых чад, - сказали мусульмане,

Извечно мы, как братьев, почитали".

Столь мерзкому и наглому обману

С доверием лузиады внимали.

А капитан сомнений всех лишился

И на слова неверных положился.

Среди армады славной мореходов

Имелась горстка бывших заключенных.

На путь порока встав в младые годы

И закоснев в деяньях беззаконных,

Они тюрьму сменили на свободу,

Чтоб в путь к брегам пуститься отдаленным.

Из них избрав двух молодцов сметливых,

Послал их в город Гама торопливо.

Подарки он правителю отправил,

Желая с ним упрочить отношенья,

И цель перед посланцами поставил

Увидеть христиан без промедленья.

И от армады легкий челн отчалил

И в порт поплыл без тени спасенья.

Посланцев встретив с радостью притворной,

Их мавры к королю ввели проворно.

Представив королю друзей-посланцев,

Им град любезно мавры показали,

Искусно скрыв от зорких чужестранцев

Все то, что те увидеть бы желали.

Коварно обманули лузитанцев,

Им похвалы усердно расточали

И быстро их к себе расположили,

А злобу до поры в груди сокрыли.

А вечно юный бог, что дважды миру

Явил свое чудесное рожденье,

Изменчивый, как ветер легкокрылый,

Спешил ввести пришельцев в заблужденье:

Молитв знакомых звук, издавна милый,

Донесся к ним из ближнего строенья,

Войдя в него, друзья алтарь узрели,

Пред коим преклониться захотели.

Над ним пречистой девы образ милый

Вознесся, словно Феникс возрожденный.

Над девой реял голубь белокрылый

В нем Дух Святой сиял запечатленный,

Двенадцать слуг Христовых стройной силой

Со стен взирали воинством сплоченным.

А Вакх, приняв священника обличье,

Усердно славил божие величье.

Два друга-португальца обратили

Свою молитву к истинному Богу,

Колени перед Господом склонили,

Пройдя сквозь бури к вечному порогу,

Прилежно в храме ладан воскурили,

И был наказан Вакх по воле рока.

Пред Господом пришлось ему склониться,

У алтаря с усердием молиться.

Введенные коварно в заблужденье,

Два друга вечер провели в молитвах,

Они к творцу взывали с умиленьем,

Забыв на время о грядущих битвах.

Но лишь жена Тифона в юном рвенье

Явилась в мир на новую ловитву

И рассветила горизонт лучами,

Ища себе возлюбленных глазами,

Опять явились мавры на армаду,

Чтоб заявить, что другом почитает

Героев их властитель, что с отрадой

Король о встрече с ними помышляет,

Что никакие козни и засады

Гостей его земли не ожидают.

А тут еще посланцы рассказали,

Что христиан на острове встречали.

Сказали, что в Господнем светлом храме

Свои молитвы к Богу воссылали

И долго восхищенными очами

На пастыря достойного взирали.

Заверили, что сладкими речами

Их горожане славные встречали

И вряд ли стоит верить подозренью

И чувства мавров подвергать сомненью.

Услышав это, с радостью глубокой

Приветил мавров капитан отважный,

И мусульман - исчадие порока

На борт армады пригласил бесстрашно.

И приняли гостей своих жестоких

Лузиады, меж тем как битвы страшной

Кровавый час уж мавры предвкушали

И смерти христиан в душе алкали.

И к устью каравеллы поспешали,

Чтоб запастись водою питьевою,

А на брегах неверные стояли,

Готовые к предательскому бою.

Дружину Луза перебить желали,

Предав армаду славную разбою.

Чтоб Мозамбика смыть позор кровавый,

Решили мавры бой начать неправый.

А дети Луза с якоря снимались

И, радостные кличи издавая,

На верные ветрила полагались,

К реке зловещей резво поспешая.

Но силы вновь небесные вмешались

В судьбу лузиад, и, спасти желая

Народ любимый, с неба Эрицина

Спустилась в океанские пучины.

Из пены моря в мир пришла Киприда,

И все моря богине подчинялись,

И стайкой оживленной нереиды

Со всех морей вокруг нее собрались.

Явившись под Венерину эгиду,

С бессмертной девы моря пошептались

И принялись с неугасимым рвеньем

Препятствовать армады продвиженью.

И девы моря бурю вдруг подняли,

Играя серебристыми хвостами.

Вокруг армады волны нагнетали,

Взрывая воды мощными пластами.

Нерина с Низой море возмущали,

Ныряя под огромными валами.

А Дото смело ринулась в пучину,

Вздымая океанские глубины.

Неслась Венера, оседлав Тритона,

Спеша вернуть любимую армаду.

Тритон пленился дочерью Дионы,

И ноша стала чудищу отрадой.

И, чтя слова Венеры неуклонно,

Промчались нимфы через все преграды,

Свои ряды бесшумно разделили

И каравеллы Гамы окружили.

И флагману богиня преградила

Путь к берегам недобрым и опасным.

Цепь нереид глубины возмутила,

Чтоб флот спасти от гибели ужасной.

Толкая корабли с изрядной силой,

О кили грудью опершись прекрасной,

Морские девы флот остановили,

От берегов враждебных удалили.

Как летом муравьи спешат в волненье

Себе приют от зимних стуж устроить,

Тяжелый груз влачат в изнеможенье,

Чтоб в черный день себя не беспокоить,

Превосходя самих себя в раденье,

Стремятся бремя тяжкое удвоить,

Так нимфы все усилья приложили

И лузитан от смерти оградили.

И вопреки желанью мореходов,

Ветрила вспять от бухты повернулись.

Стремясь покинуть гибельные воды,

Прочь от Момбасы корабли рванулись.

Когда неслась армада на свободу,

Рули в руках у кормчих содрогнулись.

Чуть не столкнувшись с валуном громадным,

На волю флот помчался безоглядно.

Тут шум и крик поднялся на армаде,

Такую брань матросы изрыгали,

Что, словно пушек слыша канонаду,

Испуганные мавры задрожали.

Казалось им - пора просить пощады,

И замысел их гости разгадали,

И небо ниспошлет им наказанье,

Достойное их мерзостных деяний.

К своим челнам туземцы побежали,

Объяты жалким страхом перед боем,

Одни в пучину бурную ныряли,

Другие в лодки ринулись гурьбою.

Скорей погибнуть в море бы желали,

Навек простившись с жизнью дорогою,

Чем с ходу начинать без промедленья

С дружиной Луза доблестной сраженье.

Вот так ликийцы, гневною Латоной

Когда-то превращенные в лягушек,

Лишь только шум услышат над затоном,

Из тины выставляют вмиг макушки.

От берегов толпою полусонной

Торопятся забраться в глубь речушки

И, сбившись в кучу, робкою гурьбою

Теснятся под прозрачною водою.

Бесславно враг коварный разбегался,

И, в страхе перед карой неизбежной,

За ним презренный кормщик увязался,

От Гамы ноги унося поспешно.

А капитан отважный опасался,

Что смерть скрывает океан мятежный.

И бросил якорь Гама благородный,

Боясь столкнуться со скалой подводной.

Увидев бегство негодяя злого

И мавров торопливое отплытье,

Постиг людскую хитрость Гама снова,

И, вспоминая прошлого событья,

Он к небесам вознес благое слово

И к Богу обратился с челобитьем,

Поняв, что сверхъестественная сила

От гибели армаду защитила.

"О, - восклицал он, - день необычайный!

О, небесами явленное чудо!

О, враг коварный, мерзостный и тайный,

О ложь, подстерегающая всюду!

Кто избежал бы кары чрезвычайной,

Преодолел бы испытаний груды,

Когда б само Благое Провиденье

Нам, беззащитным, не дало спасенья?

Нам промыслом божественным открылась

Тщета и слабость наших упований.

За нас благая сила заступилась

И нас спасла от страшных истязаний.

Какое лицемерие таилось

Под маскою объятий и лобзаний!

Когда б не небо, было б невозможно

Разоблачить обманщиков безбожных.

Молю тебя, Святое Провиденье,

Яви к скитальцам бедным состраданье,

Нам ниспослав чудесное спасенье,

Дозволь увидеть край обетованный,

Дай путникам вкусить отдохновенье,

Прерви на миг столь давние блужданья.

Пусть на восток укажут нам дорогу,

Чтоб мы и там могли прославить Бога".

Мольбе смиренной в трепетном волненье

Внимала дщерь прекрасная Дионы.

И вскоре в небывалом нетерпенье

Она помчалась к далям небосклона

И, среди звезд свершая восхожденье,

Радея о любимцах неуклонно,

К шестому небу резво устремилась

И пред Отцом почтительно склонилась.

Все негою и прелестью дышало

В движениях Киприды лучезарной.

К богине нежность небо излучало,

Сиял любовью звезд поток янтарный.

Богиня столько страсти заключала

В своих очах, что груды льдов полярных

В единый миг с улыбкой растопила,

А пламень в лед, играя, превратила.

И чтоб любви Юпитера добиться

(А он всегда являл Венере милость),

Она пред ним решила появиться

Нагой, как пред Парисом появилась.

О Актеон! Тебе б в нее влюбиться

И жизнь твоя бы, юноша, продлилась,

Когда бы вместо девственной Дианы

К Венере пылкой ты простер бы длани.

Как золотые нити, разметались

Ее власа по шее белоснежной.

От страсти груди дивные вздымались,

Амур их теребил рукою нежной,

Вокруг богини чудной разлетались

Огни страстей и пылких и мятежных,

Спина богини белизной сияла

И страстные желанья возбуждала.

Тончайшим покрывалом защитила

Венера от нескромных дерзких взглядов

То, что стыдливость робкая сокрыла,

Любви запрятав райскую усладу.

Краса богини нежной всех пленила,

Богов она сражала без пощады.

Вулкан могучий ревностью терзался,

А Марс мечтам любовным предавался.

И, с тихой грустью на отца взирая,

Ликуя и скорбя одновременно,

Как дама, что, в огне любви сгорая,

Сменяет плач улыбкою мгновенной

И, ветреного друга осуждая,

Опять к нему спешит самозабвенно,

Богиня, что красой всех затмевала,

Такую речь царю богов сказала:

"Родитель мой! Доныне я считала,

Что ты всегда готов меня приветить,

С наивностью я детской полагала,

Что на добро добром ты рад ответить.

Наветам я коварным не внимала,

И вот теперь, увы, должна заметить,

Что от меня ты лик свой отвращаешь,

А милостями Вакха осыпаешь.

И что ж? Народ, любимый мной извечно,

Народ, по коем слезы проливаю,

Подвергнут был страданьям бесконечным,

И ныне я у ног твоих рыдаю,

Моля, чтоб ты благословил сердечно

То племя, коим я повелеваю,

Но лучше 6 мне желать ему плохого,

Чтоб ты ему вернул удачу снова.

Опять его карает враг жестокий,

А я, увы..." - и слез поток горючих

Прервал слова богини ясноокой.

Так на заре роса цветок пахучий

Порой туманит. Нежностью глубокой

Проникся к дочке царь богов могучий

И обратил к ней пламенные взоры,

Не дав ей боле продолжать укоры.

Прекрасной дамы скорбные стенанья

Могли бы и у тигра вызвать жалость.

Ей внял Отец с улыбкой обожанья,

И в ясном небе солнце разгулялось,

Юпитер долго расточал лобзанья

Любимой дочке, и уже казалось,

Что громовержец, страстью распаленный,

Вот-вот создаст второго Купидона.

Целуя лик печальный и прекрасный

И тщетно осушить пытаясь слезы,

Что омрачили в этот час злосчастный

Ланит богини трепетные розы

(Вот так младенец плачет громогласно,

Презрев седой наставницы угрозы),

Юпитер успокоить дочь стремился

И ей открыть грядущее решился.

"О дщерь моя, оставьте этот страх.

Потомкам Луза смерть не угрожает.

В несокрушимых яростных волнах

Великая их слава ожидает.

Утихнет вскоре память о делах

Сынов Эллады, что умы пленяет.

Склонятся изумленные народы

Перед отвагой новых мореходов.

Пусть превозмог Улисс велеречивый

Все Калипсо коварной обольщенья,

Пусть Антенор, воитель горделивый,

От Родины скитался в отдаленье,

Пускай проплыл Эней благочестивый

Меж Сциллой и Харибдой без смущенья,

Лишь подвиг португальцев на Востоке

Откроет миру новые дороги.

И всюду возводя, себе на славу,

Твердыни, города и укрепленья,

Индийцев гордых покорив державу,

Кичливых турок разгромив в сраженье,

Востоком гордым овладев по праву,

Богов они повергнут в изумленье,

Печась о благе мира неуклонно,

Дадут ему великие законы.

Узрите вы, как флота предводитель,

Который ныне ищет Инд далекий,

Вдруг сотрясет Нептунову обитель,

По глади вод промчится шквал глубокий.

О ты! Морей отважный покоритель,

Легко смиривший океан жестокий!

О ты! Народ возвышенный и славный,

Стихии повелитель богоравный!

Узрите вы, как Мозамбик злосчастный,

Где битва беспощадная кипела,

В порт превратится шумный и прекрасный,

Благой приют для мореходов смелых.

И воцарится Луз под небом ясным,

Пройдя по морю в дальние пределы,

Немало дани соберет богатой

Приправ, каменьев дорогих и злата.

И лоно моря Красного, я знаю,

От черной крови скоро потемнеет.

И дважды Луза сила боевая

Ормуз великий покорить сумеет.

Дружина мавров, ярая и злая,

От стрел своих же быстро поредеет,

Ведь каждый, кто на Луза ополчится,

Погибнет от карающей десницы.

Узрите вы, как Диу неприступный,

Что выдержит две яростных осады,

На острове далеком, недоступном

Воздвигнут португальские отряды.

И будет Марс великий неотступно

От зависти терзаться и досады.

И мавр, на Магомета в злобе дикой,

Направит к небу жалобные крики.

И Гоа мы увидим покоренье,

И бегство мавров, в битве посрамленных,

И весь Восток пред вами в преклоненье

Застынет, новой верой увлеченный.

Сам победитель в трепетном волненье

К вам припадет, триумфом упоенный,

И варвар разобьет свои кумиры,

И дети Луза мир подарят миру.

Узрите, как горсть воинов отважных

Не сдаст неверным стены Кананора.

И каликутской битвы час ужасный

Предстанет скоро перед вашим взором.

И явится Перейра вам прекрасный,

Что кочинские защитит просторы.

Великий духом, дерзновенный воин

Бессмертной славы, как никто, достоин.

Мы помним: битв земных ожесточенье

Все ж до морских пучин не доходило,

При Акциуме страшное сраженье

Глубин Левкадских вод не возмутило,

Хотя пред славным Августом в смиренье

Страна Авроры голову склонила

И за разгром Антоний поплатился:

Возлюбленной сладчайшей он лишился.

А вы узрите, как взметнется пламя,

Зажженное неистовым народом,

Над океана мощными волнами

И возвестит далеким, мрачным водам

Победу над язычества столпами,

Добытую в боях великим флотом.

Над маврами, над сказочным Востоком,

Над Херсонесом дивным и далеким.

Так, дочь моя, деяньями благими,

Что превосходят силы человека,

Свое возносят лузитане имя,

Прославившись от века и до века.

Великий Ганг склонится перед ними,

И Кадикс подивится их успехам.

Премудрый португал пролив откроет,

В былых пустынях города построит".

Закончив речь, Отец богов направил

На землю сына Майи, поручая,

Чтоб оный Гаме гавань предоставил,

Где флот стоял бы, мирно отдыхая.

А чтоб сомненья капитан оставил,

Покой душе великой дать желая,

Велел Юпитер, дабы в сновиденье

Увидел Гама край отдохновенья.

И вот уже Меркурий быстроногий

Спешит с небес спуститься в юном рвенье

И посохом касается дороги,

Тем посохом, с которым в час забвенья

Низводит смертных он в Аид жестокий,

Не дав им ни минуты промедленья.

И нынче с ним Меркурий в путь пустился

И вскоре близ Малинди очутился.

На землю с ним и Фама поспешила,

Стремясь потомков Луза славословить.

В Малинди им хвалу пропеть решила

И им прием достойный подготовить.

К ним быстро все сердца расположила,

Слагая гимны снова им и снова.

Малинди в нетерпенье пребывало

И мореходов в гости ожидало.

И вновь Меркурий в путь пустился дальний

И бег свой обратил к Момбасским водам,

Где обретался флот многострадальный

Под чуждым и враждебным небосводом.

Спешил сказать героям он печальным,

Что надо им в час ранний, в час восхода

Покинуть злобных варваров владенья,

Себя доверив воле провиденья.

Уж половина ночи миновала,

Далеким светом звезды озаряли

Огромный мир, который тьма объяла,

И мореходы сладкий сон вкушали,

Давно усталость к Гаме подступала,

Ночные дали сон ему внушали.

И он смежил измученные очи,

И вещий глас услышал среди ночи.

Воззвал к нему Меркурий легкокрылый

И повелел: "Спасайся, лузитанин.

Оставь сей край, коварный и постылый,

Где смерть тебе грозила неустанно.

Ты видишь: небо ветер усмирило,

Пока недвижны волны океана,

Беги отсель стремглав, без опасенья,

И после бурь вкусишь отдохновенье.

А если здесь останешься, несчастный,

То вспомнишь преступленье Диомеда,

Что скармливал коням своим ужасным

Гостей из дальних стран в былые лета.

Придет для вас пора расправы страшной,

И мавры, как Бузириса клевреты,

Близ капищ вас неведомых заколют,

В чужой земле навеки успокоят.

Вдоль побережья ты направь армаду

И обретешь край добрый и прекрасный,

Там солнца раскаленная громада

С ночами дни сравняла самовластно.

Король вас примет с лаской и отрадой,

Народ вас встретит дружно и согласно.

Ты кормщика получишь в услуженье.

Спеши в сей край, не ведая сомненья".

Закончив речь, окутал сном Меркурий

Усталого скитальца-капитана,

Восстав от сна, сияние в лазури

Тот увидал над далью океана.

Он повелел покинуть царство бури

И устремляться в край обетованный,

И паруса подняли каравеллы,

Бег направляя в дальние пределы.

"Пусть ветер паруса нам наполняет,

Сказал мне вещий голос среди ночи,

Что небо нам удачу обещает.

Посланца Бога видел я воочью.

Нам солнца луч дорогу освещает,

И боле я отплытье не отсрочу",

Рек Гама, а матросы без печали

На борт, натужась, якоря подняли.

Пока герои якоря тягали,

Момбасцы, прячась в утреннем тумане,

Швартовы им по злобе надрезали,

К армаде подобравшись невозбранно.

Но дети Луза быстро распознали

Коварство исламитов окаянных

И налегли на весла всей гурьбою,

Момбасский брег оставив за собою.

И каравеллы острыми носами

Легко взрезали серебро бурунов,

И вольный ветер, вея над волнами,

Влек корабли к окраинам подлунной.

И, поминая горькими словами

Тот край, где настрадались накануне,

Лузиады с восторгом умиленья

Святое восхваляли провиденье.

Уже заря разъяла мрак кромешный,

На кораблях матросы пробуждались,

Когда над морем, тихим и безбрежным,

Два паруса в тумане показались.

То мавры-мореходы безмятежно

Прохладой на рассвете наслаждались.

Одна ладья, из страха перед флотом,

Направилась стремглав к прибрежным водам.

Ладья другая, не сумев сокрыться,

К героям-лузитанам в плен попала.

Но к мести те не думали стремиться,

Жестокость Марса Гаму не прельщала.

И яростью Вулкановой хвалиться

Нимало племя Луза не желало,

Тем более что мавры трепетали

И о пощаде робко умоляли.

К ним Гама обратился с упованьем,

Что кормщика средь мавров можно встретить,

Но те хранили полное молчанье,

Не в силах путь для кораблей наметить.

Об Индии не знали несказанной

И на вопросы не могли ответить.

Но сообщили, что в Малинди явно

Найдется Гаме кормщик достославный.

О короле Малинди толковали

Все мавры с неподдельным восхищеньем.

В нем искренность и честность почитали,

Его превозносили с умиленьем.

Благие речи Гаму убеждали,

Ведь и Меркурий в вещем сновиденье

Ему Малинди короля восславил.

К Малинди Гама корабли направил.

В те дни вступала Феба колесница

В созвездье похитителя Европы,

И юной Флоры легкие плесницы

Топтали зеленеющие тропы.

Рог щедрой Амалфеи чаровница

Явила миру с радостью особой.

Творец земле с любовью улыбался

И прелестью земною восхищался.

Малинди брег герои увидали

В день светлого Господня воскресенья.

В честь праздника армаду разубрали,

Развесили флажки и украшенья.

Матросы в бубны весело играли,

Взвевалось знамя ветра дуновеньем.

И дробью заливались барабаны

В честь приближенья к берегам желанным.

А там на берегу уже стояли

Малинди обитатели толпою.

Красавицу армаду поджидали,

О ней вели беседы меж собою.

Их жесты благородства источали,

И, наконец обласканны судьбою,

Туземца, что в Момбасе задержали,

Лузиады на берег отослали.

Король, осведомленный от придворных

О португальцев славе и величье,

Об их стремленье к Индии упорном,

Об их делах, привычках и обличье,

Послал навстречу вестников проворных,

Чтоб попросить, как требовал обычай,

Сойти на брег героев чужестранных

И предложить им отдых долгожданный.

В знак честной дружбы, не кривя душою,

Велел король дары земли направить

Тем, кто моря оставил за собою

И всюду край родной сумел восславить.

Баранов тонкорунных слал героям,

Им кур отборных приказал доставить.

Но было всех дороже подношений

Скитальцам короля благоволенье.

И капитан с учтивостью отменной

Посланцев короля Малинди встретил

И королю подарок драгоценный

Немедленно и с радостью наметил:

Коралл ветвистый, алый, несравненный,

Что красотой особой Бог отметил,

Он хрупким остается под водою

И твердость обретает над землею.

На берег Гама юношу направил,

Известного искусством красноречья,

Чтоб тот подарок королю доставил

В знак уваженья и чистосердечья,

Просил прощенья в том, что не оставил

Великий флот. И славный велеречьем

Паллады ученик на брег явился

И к королю с почтеньем обратился:

"О ты, властитель гордый, величавый,

Которого с высот небес лучистых

Юстиция сама венчала славой,

Тебе дав силу, власть и разум чистый!

Достигли мы брегов твоей державы,

Пройдя путь многодневный и тернистый.

И вот к твоим стопам мы припадаем

И в порт впустить армаду умоляем.

Мы не из тех, кто на града и веси

Огонь и меч бесчестно налагает

И, алчностью пороча поднебесье,

Последний хлеб у нищих отбирает,

С открытым сердцем, без татьбы и спеси

Наш флот к востоку путь свой пролагает.

Нас из Европы, несравненной, чудной,

Послал король на подвиг многотрудный.

Нас ожидали страшные глумленья,

И вместо вожделенного приюта

Нам варвары готовили мученья,

Стремясь средь нас посеять злую смуту,

Почто на нас обрушили гоненья,

Грозя нам смертью каждую минуту?

Неужто горстки путников боялись

И в западню нас заманить пытались?

Но на тебя, король благословенный,

Мы с верой и любовью уповаем,

И, как Улисс, скиталец незабвенный,

Мы Алкиноя обрести желаем.

Привел сюда нас вестник несравненный,

Мы божества веленье исполняем

И знаем: здесь, у берегов желанных,

Мы обретем любовь и состраданье.

Не думай, о король высокочтимый,

Что не ступил на брег твоей державы,

Поддавшись страху, Гама наш любимый,

В твою он дружбу верует по праву,

Он выполнял приказ неоспоримый

От государя (честь ему и слава).

Король наш заповедал капитану

Блюсти свою армаду неустанно.

А долг вассала - вечное смиренье

Пред королем. Как голова владеет

Малейшим тела нашего движеньем,

Так воля короля над всем довлеет.

Ты сам монарх, и наши опасенья

Твой светлый ум легко уразумеет.

К твоим стопам мы ныне припадаем

И к твоему величию взываем".

Так он изрек, и восхищенным хором

Туземцы восхваляли мореходов,

Далеких стран изведавших просторы,

Познавших хлад чужого небосвода.

Все изумленьем исполнялись взоры

При мысли о величии народа,

Который, от отчизны в отдаленье,

Так свято чтил монаршье повеленье.

К посланцу дружелюбно обращаясь,

Ему король с улыбкою ответил:

"Я в вашей доброте не сомневаюсь,

И чувств враждебных в вас я не приметил.

Пред подвигом я вашим преклоняюсь

И рад, что на земле своей вас встретил.

Мне мнится, что рассудок омрачился

У тех, кто к вам со злобой относился.

Я огорчен, что не пришлось увидеть

Других сынов отважного народа,

Но это не могло меня обидеть,

Понятны капитана мне заботы.

И сам себя я мог возненавидеть,

Когда, моим желаниям в угоду,

На берег бы команда вся вступила

И короля приказ бы позабыла.

И завтра поутру, с лучом восхода,

Я сам дорогу проложу к армаде,

Я жажду лицезреть сынов народа,

Что мчатся к цели через все преграды,

Морей полдневных покоряя воды.

Вы с доблестью прошли сквозь муки ада.

Я вам пришлю для будущих свершений

И кормщика, и снедь, и снаряженье".

Он кончил речь, когда свой лик лучистый

Сокрыл в пучине светлый сын Латоны,

И вестник Гамы, юноша речистый,

К армаде устремился отдаленной.

И вот в ночи, над гладью моря чистой,

Лузиады, народ неугомонный,

Отпраздновали в сладком упоенье

К брегам гостеприимным приближенье.

И в час ночной все небо озарилось

Шутих веселых яркими лучами,

У пушек пушкари засуетились,

Желая небо устрашить громами.

Казалось, что циклопы в мир явились,

Играя молний светлыми хвостами.

От радости герои ликовали

И в звонкие литавры ударяли.

А им с земли, окутанной сияньем,

Туземцы дружелюбно отвечали.

Взирая на армаду с ликованьем,

Они шутихи в небо запускали.

И, вызывая неба содроганье,

Летучий порох в вышине взрывали.

И море и земля в огнях светились,

Друг друга в славе превзойти стремились.

Но вновь под опаленным небосводом

Благое утро бег свой начинало.

И мать Мемнона утомленным водам

Свой первый луч с улыбкой ниспослала.

От сна очнулась в радости природа,

Как жемчуг, на цветах роса сияла,

Когда король Малинди в путь пустился

И по волнам к армаде устремился.

На берегу туземцы суетились

И в плаванье владыку провожали.

В лучах зари халаты их светились,

Искрясь, шелка тончайшие сияли.

Пугать пришельцев мавры не стремились,

С собою лук и дротики не брали.

Их заменяли ветви пальмы стройной

Венец, величья гордого достойный.

В больших ладьях, покрытых балдахином,

Все роскошью восточною дышало,

Вся знать Малинди вкупе с властелином

Красой нарядов сказочных блистала.

Богатство облачений сарацинов

Пришельцев лузитанских восхищало.

Король явился в шелковом тюрбане,

Унизанном огнистыми камнями.

Дамасский шелк, струясь волной пурпурной,

Окутал тело короля благого.

Сияла скань плетением ажурным

В узорах ожерелья золотого.

И скатный жемчуг на больших котурнах

Мерцал на темном бархате основы.

И, верный друг царю в утехах ратных,

На поясе кинжал висел булатный.

Над королем прислужник раболепный

Держал навес, на ручке укрепленный,

Чтоб не страшился царь великолепный

Лучей полудня, злых и раскаленных...

Вдруг слух героев звук пронзил вертепный,

Томительный, визгливый, напряженный.

То трубы мавританские играли

И этот звук ужасный издавали.

А лузитане в лодку погрузились

И, щеголяя ярким облаченьем,

Навстречу властелину устремились,

Принять его желая с уваженьем.

И платью Гамы мавры подивились,

Узрев красу французского творенья,

Которое атлас венецианский

Соединило с модою испанской.

В штанах, расшитых нитью золотою,

Достойный Гама в этот день явился.

А на камзоле модного покроя,

Блестя под солнцем, позумент искрился,

На шляпе лузитанского героя

Плюмаж из мягких перьев укрепился.

Как царь, в наряд багряный облаченный,

Был капитан при шпаге позлащенной.

Пурпурный цвет одежды капитана

Заметно выделял его средь свиты,

Хотя и в ней красою несказанной

Блистали платья воев именитых.

Смесь красок, блеск нарядов златотканых

Казалися эмалью глянцевитой.

И мнилось, что Ирида мир объяла

И радуга над морем засияла.

Веселым пеньем трубы ободряли

Усталых португальских мореходов.

Их челн ладьи туземцев окружали,

Навесов пестротой украсив воды.

С армады королю салютовали,

Дым залпов высь окутал небосвода.

Так долго пушки громкие палили,

Что мавры слух ладонями закрыли.

На борт вступивши лодки капитанской,

Властитель Гаму заключил в объятья,

К героям обратившись лузитанским,

Он всех равно приветил без изъятья,

Слова, что рек властитель мавританский,

Его привычки, мысли и понятья

Пленили Луза гордую дружину,

Забывшую тревоги и кручину.

Он выразил немедленно героям

Глубокое, безмерное почтенье.

Пообещал властитель всеблагой им

Прислать для флота снедь и снаряженье.

Сказал, что был предупрежден молвою

О доблестной армады приближенье

И слышал, как скитальцев невиновных

Ждал исламитов заговор греховный.

Вся Африка в смятенье пребывала,

Узнав, что в царстве Гесперид прекрасных

Победу войско лузитан стяжало

И посрамило недругов ужасных.

Молва дела героев воспевала,

Пред королем их славя громогласно,

И, как король заслуживал почтенный,

Ему ответил Гама откровенно:

"О, ты, властитель мудрый, благосклонный

К страданьям лузитанских мореходов!

Валы морские, шквал неугомонный

Терзали нас в чужих, враждебных водах.

Пускай же провиденье неуклонно

Хранит страну столь славного народа.

Поскольку сами мы не в состоянье

Тебе воздать за все благодеянья.

Из всех, дневным светилом опаленных,

Лишь ты один с любовью нас встречаешь,

И от детей Эола разъяренных

Приют нам долгожданный предлагаешь.

Как верно то, что, солнцем осененный,

Страной ты благодатной управляешь.

Так знай, что там, где быть мне доведется,

Хвалебный гимн от нас тебе споется".

Ладьи поспешно к флоту устремились

И много раз проплыли вдоль армады.

Все рассмотреть туземцы умудрились,

Узрев воочью кораблей громады.

А к небесам огни салюта взвились,

И с радостью великой и отрадой

Потомки Луза в трубы заиграли,

А мавры им задорно отвечали.

Король застыл в безмолвном удивленье,

Заслышав звуки мощной канонады.

Так дружным залпом с небывалым рвеньем

Ему салютовали Луза чада.

Все осмотрел властитель с увлеченьем

И повелел, чтоб здесь же, близ армады,

Ладьи бросали якорь, чтоб спокойно

Вести беседу, с Гамою достойным.

Все было интересно властелину:

И моря бесконечная громада,

И нравы стран, неведомых доныне,

И путь к Востоку доблестной армады,

О битвах дней далеких и старинных,

О воинах, что через все преграды

К победе мчались в яром нетерпенье,

Расспрашивал властитель с увлеченьем.

"Но прежде, капитан высокочтимый,

Потребовал властитель благородный,

Нам климат опиши страны любимой,

Богатство красоты ее природной,

Создателей державы нерушимой,

Что край родимый сделали свободным,

Событий войн давнишних я не знаю,

Но всей душой узнать о них желаю.

Ты много повидал в своих скитаньях

Вдоль побережья Африки бескрайной.

Поведай нам о тайнах мирозданья,

О племенах чужих, необычайных.

Уже стремится в радужном сиянье

Феб в колеснице путь продолжить дальний.

Пред ним Аврора молча отступила,

Стих ветер, море волны усмирило.

Но времени теченью неподвластно

Мое желанье твой рассказ услышать

О португальцах дерзких и отважных,

Для коих честь земных соблазнов выше.

И не настолько солнца лик прекрасный

От нас далек, чтоб, твой рассказ заслышав,

Мы грубость дикарей бы проявили

И славные дела б не оценили.

Мы знаем, что гиганты колебали

Олимпа неприступные вершины,

А Пирифой с Тезеем устрашали

Аида смертоносные глубины.

Но вы не меньше мужества являли,

В скорлупках легких рея над пучиной.

Герои ад и небо покорили,

А вы Нерея буйство укротили.

Божественное капище Дианы,

Искусного ваятеля творенье,

Гонясь за славы призраком желанным,

Безумец Герострат предал сожженью.

Раз он, мечтой преступной обуянный,

Бессмертие снискал, а не забвенье,

То имена скитальцев беспокойных

Великой, вечной памяти достойны".