Онлайн чтение книги Человек с золотым пистолетом The Man With The Golden Gun
5. Лав-лейн, 3 1/2

Южное побережье Ямайки не так красиво, как северное, оно представляет собой длинную стодвадцатимильную узкую полоску земли, пересеченную многочисленными дорожками, идущими из Кингстона в Саванна-Ла-Мар. Мэри Гуднайт настояла на том, чтобы они поехали вместе, она хотела «показать дорогу и помочь в случае прокола шины». Бонд не возражал.

Спэниш Таун, Мей Пен, Аллигатор Понд, Блэк-Ривер, мотель «Уайт Хаус», где они остановились на обед, они долго ехали под палящим солнцем до тех пор, пока к вечеру последний отрезок прямой хорошей дороги не привел их в городок Саванна-Ла-Мар, выстроившийся рядами вилл: перед каждым домом небольшая коричневатая лужайка с яркими тропическими растениями и непременно — клумбами крокусов и лилий с желтыми, красными или оранжевыми цветами и декоративными листьями, в общем «нарядное» местечко, все скромно и со вкусом.

За исключением старого района, примыкающего к порту, городок не был похож на типичные ямайские поселения, привлекательного в нем было мало. Виллы, построенные для старшего звена сотрудников сахарной компании из Фроума, владеющей плантациями тростника, отличались унылой респектабельностью, и в планировке небольших прямых улочек угадывались совсем не типичные для Ямайки приемы градостроения 20-х годов. Бонд остановился на первой же бензоколонке, заправился и нашел для Мэри Гуднайт машину, чтобы отвезти ее назад. Он ни слова не сказал ей о своем задании, она тоже не задавала вопросов, после того как Бонд туманно намекнул ей, что дело это «имеет некоторое отношение к Кубе». Бонд сказал, что свяжется с ней, как только освободится, назад вернется, когда закончит работу; словом, выглядело все довольно буднично, она отправилась в обратном направлении по пыльной дороге, а Бонд медленно поехал в район порта. Он определил, где находится Лав-лейн, узенькая улочка покосившихся домов и закрытых магазинов, которая, извиваясь, шла от пирса к центру города. Он сделал большой круг, чтобы запомнить расположение близлежащих к Лав-лейн улиц, и остановил машину в безлюдном месте около песчаной косы, где стояли привязанные к сваям рыбацкие лодки. Закрыл машину и не спеша направился назад к Лав-лейн. Навстречу ему попались всего несколько человек, скорее всего бедных рыбаков. В небольшой лавке, пропахшей специями, Бонд купил пачку сигарет «Ройал-бленд». Он спросил, где дом № 3 1/2? На него посмотрели с вежливым любопытством: «Это дальше по улице, может, 1 чейн. Большой дом с правой стороны». Бонд перешел на теневую сторону и пошел дальше. Он разорвал пачку большим пальцем, закурил сигарету, чтобы больше походить на праздного туриста, изучающего один из уголков старой Ямайки. С правой стороны был только один большой дом. Пока раскуривал сигарету, внимательно оглядел его.

Должно быть, когда-то дом выглядел весьма внушительно, может, был частичным владением какого-нибудь торговца. В нем два этажа, балконы опоясывали его со всех сторон; дом деревянный, крытый серебристой кровельной дранкой, но резной свес крыши, венчающий карниз, был поломан во многих местах, и на ставнях почти не осталось краски — вся слезла. Ставнями были закрыты все окна наверху и большая часть нижних окон. Во дворике, граничащем с улицей, разгуливал выводок цыплят с тонкими Минными шеями, которым нечего было клевать. Здесь же находились и три тощие, черные с коричневыми подпалинами ямайские дворняжки. Они лениво смотрели на Бонда, который находился на другой стороне улицы, чесались и кусали невидимых блох. В глубине участка росло очень красивое гваяковое дерево с роскошными голубыми цветами. Бонд подумал, что дереву, должно быть, столько же, сколько и дому, — не меньше полвека. Дерево сразу бросалось в глаза, оно доминировало на этой территории, служило ее украшением. В густой прохладной тени в кресле-качалке сидела девушка и читала журнал. С расстояния в почти 30 ярдов она казалась очень привлекательной. Бонд прошел по противоположной стороне улицы до тех пор, пока девушки не стало видно. Там он остановился и рассмотрел дом получше.

Деревянные ступеньки вели к открытой нарядной двери, над которой висела металлическая табличка, где белой краской на голубом фоне были выведены цифры «3 1/2»; на других домах на этой улице таблички с номерами отсутствовали. Из двух широких окон, расположенных по обе стороны двери, одно — то, что слева, было закрыто ставнями, а другое, справа, — без ставень. Через запыленное стекло виднелись столы, стулья и стойка. Над дверью на слегка покачивающейся вывеске выцветшими буквами было начертано — "Кафе «Царство грез»; вокруг окна висели рекламы пива «Ред страйп», сигарет «Ройал-бленд» и «Фор эйсез», а также «Кока-колы». Написанные от руки объявление гласило: «Закуски», и под этим словом: «Горячий куриный бульон. Ежедневно».

Бонд перешел улицу, поднялся по ступенькам и раздвинул штору из нанизанных бусин, закрывающую вход. Он прошел к стойке, посмотрел, что там, — тарелка с черствыми имбирными пирогами, кучка пакетов с сушеными бананами и несколько стеклянных банок, — в тот же момент он услышал за дверью торопливые шаги. Вошла девушка, которую он видел в саду. Бусины тихо зазвенели за ее спиной. Девушка была негритянкой всего на 1/8, хорошенькая, впрочем, ровно настолько, насколько могли быть по предположению Бонда, девушки-негритянки на 1/8. У нее были дерзкие карие глаза, слегка приподнятые у висков и полускрытые челкой шелковистых черных волос. (Бонд отметил про себя, что была в ней и китайская кровь.) Короткое ярко-розовое платье хорошо гармонировало с цветом кожи — кофе с молоком. Ручки и ножки совсем миниатюрные. Она вежливо улыбалась. Строила глазки.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер. Можно бутылочку пива?

— Конечно. — Она прошла за стойку. Когда наклонилась к дверце холодильника, он обратил внимание на ее точеную грудь, она словно специально выставила ее напоказ, может быть, здесь было так принято. Девушка закрыла дверь холодильника, толкнув ее коленом, ловко откупорила бутылку и поставила на стойку рядом с почти чистым стаканом. — С вас один и шесть.

Бонд расплатился. Она бросила деньги в кассу. Бонд подвинул стул к стойке и сел. Она положила руки на деревянный верх стойки и взглянула на него.

— Вы здесь проездом?

— Да вроде. Во вчерашнем «Глинере» я прочитал, что этот дом продается. И вот решил взглянуть. Хороший, большой дом. Вы его владелица?

Она засмеялась. И зря — сама очень симпатичная, а зубы стерты почти до основания — результат пережевывания сахарного тростника.

— Разве похожа? Нет, я здесь что-то вроде распорядителя. Здесь кафей, — некоторые слова она немного коверкала, — и, может, слышали, есть и кое-какие другие развлечения.

Бонд изобразил удивление.

— Что за развлечения?

— Девочки. Шесть спален наверху. Очень чисто. И стоит всего фунт. Сейчас там наверху Сара. Хотите с ней встретиться?

— Не сегодня, спасибо. Сегодня слишком жарко. А они что, работают не каждый день, других сегодня нет?

— Нет, есть еще Линди, но она занята. Крупная девушка. Если вам нравятся крупные, подождите, она освободится через полчаса. — Взгляд на кухонные часы, висящие на стене за ее спиной. — Около шести часов. Тогда будет попрохладнее.

— Я предпочитаю девушек, похожих на вас. Как вас зовут?

Она хихикнула.

— Я занимаюсь этим только по любви. Я ведь сказала, что здесь вроде распорядительницы. Зовут меня Тиффи.

— Необычное имя. Откуда оно у вас?

— У моей мамы было шесть дочерей. Она всех их называла, как цветочки: Виолетта, Роза, Черри, Пэнси и Лилия. Когда появилась на свет я, фантазии у нее больше не хватило, вот и назвала меня Артифишиал, то есть «Искусственная». — Тиффи подождала, когда он засмеется. Он не засмеялся, и она продолжила свой рассказ: — Когда я пошла в школу, все там говорили, что такого имени не может быть, смеялись надо мной и — сократили Артифишиал до Тиффи, так меня и стали называть.

— Ну что ж, мне нравится это имя. А я — Марк.

Она решила пококетничать.

— Вы что же, святой?

— В этом меня трудно обвинить. У меня во Фроуме кое-какие дела, бизнес. Мне нравится эта часть острова, и вот решил снять где-нибудь здесь домишко. Но хочется поближе к морю, отсюда все-таки далеко. Придется походить, поискать. Вы сдаете комнаты на ночь?

Она задумалась, прежде чем ответить.

— Конечно. Почему нет. Но вам здесь может показаться очень шумно. Иногда у нас бывают клиенты, которые могут перебрать лишнего. И с водопроводом не все в порядке. — Она наклонилась к нему и понизила голос. — Но я бы не советовала вам арендовать этот дом. Крыша в плохом состоянии. Только крышу починить встанет вам в пятьсот, а может, и в тысячу фунтов.

— Спасибо за предупреждение. Но почему этот дом продается? Неприятности с полицией?

— Да вроде нет. Заведение наше вполне респектабельное. Вы в объявлении заметили слова «и иже с ним», как раз после имени господина Брауна, это и есть мой хозяин?

— Да, заметил.

— Ну вот, прочесть можно было и так — «и его жена». Г-жа Браун, миссис Агата Браун, она принадлежала к английской церкви, а потом вдруг приняла католичество. А католики, вероятно, не могут себе позволить, чтобы их имя ассоциировалось с такими заведениями, как «Три с половиной», даже когда это вполне приличное место. Церковь их здесь неподалеку, по этой же улице, крыша примерно в таком же плачевном состоянии. Вот миссис Браун и решила сразу убить двух зайцев. Она заставляет г-на Брауна закрыть заведение и продать дом и свою долю отдает на ремонт крыши для католиков.

— Жалко. Здесь так тихо, спокойно. А вы все куда денетесь?

— Я, наверное, перееду в Кингстон. Буду жить с одной из своих сестер, может, устроюсь на работу в какой-нибудь большой магазин — может, в фирму «Исса» или в «Натан». В Саванна-Ла-Мар немного скучновато. — В глазах ее появилась грустинка. — Но я наверняка буду скучать по этому месту. Люди здесь веселые, и Лав-лейн приятная улица. Мы здесь все дружно живем. Здесь такая своя, своя…

— Атмосфера.

— Ну да. Это точно. Здесь уголок старой Ямайки. Почти в точности все, как раньше было. Все знакомы и дружат друг с другом. Все готовы помочь, если надо. Вы не поверите, очень часто девушки работают бесплатно, ну, если это хороший парень и постоянный клиент, если вдруг он оказался без денег. — Карие глаза изучающе посмотрели на Бонда, чтобы убедиться, что он понял всю важность приведенного свидетельства добрых старых нравов.

— Очень мило с их стороны. Только ведь это для бизнеса плохо.

Она засмеялась.

— А это никакой и не бизнес, г-н Марк. Это не бизнес, пока я здесь распорядитель. Это один из видов коммунальных услуг, ну как вода, электричество или как здравоохранении, образование и… — Она вдруг замолчала и посмотрела через плечо на часы, которые показывали 5:45. — Черт возьми! Я совсем с вами заболталась. Совсем забыла покормить Джо и Мей. Они еще не ужинали.

Она подошла к окну и опустила раму. Сразу же оттуда, где росло гваяковое дерево, появились две большие черные птицы чуть поменьше ворон; они влетели в окно, покружились по кафе, издавая резкий металлический звук — другого такого пения нигде в мире не услышите, — и с шумом приземлились на стойку на расстоянии вытянутой руки от Бонда. Потом стали важно, по-хозяйски, прохаживаться взад и вперед, не проявляя и тени страха, поглядывая на Бонда дерзкими золотистого цвета глазами. Птицы продолжали издавать те же пронзительные металлические звуки, при некоторых, из которых распускали перья и увеличивались почти вдвое в объеме.

Тиффи опять зашла за стойку, вытащила два пенса из своего кошелька, бросила их в кассу и взяла два имбирных пирожка из засиженной мухами застекленной витрины. Она раскрошила пироги и стала кормить птиц, сначала ту, что поменьше, самочку. Птицы жадно хватали куски пирога из ее рук, придерживая их когтями, расклевывали на более мелкие части и заглатывали. Когда с пирогами было покончено, Тиффи пожурила их за то, что больно ущипнули ее за палец; птички же сделали на стойке по маленькой аккуратной кучке и теперь выглядели очень довольными собой. Тиффи взяла тряпку и вытерла прилавок.

— У нас их называют птицы клинг-клинг, а по-ученому это ямайские вороны. Они очень дружелюбные. Национальная птица Ямайки — птица-доктор, колибри с длинным узким хвостом, но клинг-клинг нравятся больше. Они не такие красивые, но очень быстро привязываются к человеку, а какие смешные! И они догадываются о своих достоинствах, эти проказливые черные воришки.

Птицы клинг-клинг смотрели на витрину с пирогами, жаловались друг другу, издавая скрипучие звуки, на то, что их ужин уже закончился. Джеймс Бонд вынул двухпенсовую монетку и передал ее Тиффи.

— Очень симпатичные. Похожи на заводные игрушки. Покормите их еще раз за мой счет.

Тиффи бросила в кассу монетку и вытащила еще два пирога.

— Послушайте-ка, Джо и Мей. Этот приятный джентльмен был очень добр с Тиффи, а теперь он и вас заметил. Так что не клюйте его за пальцы и не пачкайте тут, а то он не придет к нам больше.

Она уже скормила птицам половину пирога, когда вдруг к чему-то прислушалась. Где-то над головой заскрипели половицы, потом на лестнице послышались чьи-то шаги. Только что оживленное лицо Тиффи стало неподвижным и напряженным.

— Это клиент Линди, — прошептала она Бонду. — Важная персона. Он здесь часто бывает. Но меня не любит, потому что не захотела пойти с ним. Поэтому он иногда грубо разговаривает. И терпеть не может Джо и Мей, так как считает, что от них много шума. — Она, шикая, стала гнать птиц к открытому окну, но они, видя, что осталась еще половина пирога, только взлетели и опять вернулись на стойку. — Будьте так добры, — попросила Тиффи Бонда, — сидите спокойно и не обращайте внимания, что бы он ни сказал. Ему нравится доводить людей до бешенства. А потом… — Она замолчала. — Вам еще одно пиво?

Занавеска из бусин зашуршала в затененной задней части комнаты.

До этого Бонд сидел, подперев подбородок правой рукой. Теперь он резко опустил руку на стойку и откинулся назад. «Вальтер ППК» в кобуре на поясе брюк с левой стороны его плоского живота дал о себе знать. Пальцы правой руки слегка согнулись, готовые сватать рукоять пистолета. Он опустил ногу с нижней перекладины стула на пол.

— Пожалуй. — Левой рукой он расстегнул пиджак, той же рукой достал носовой платок и вытер им лицо. — Около шести всегда становится так жарко, как раз перед тем, как задует этот тихий, печальный ветерок.

— Печальный ветерок уже задул, господин хороший. И пахнет он мертвечиной. Хотите понюхать.

Джеймс Бонд медленно повернул голову. В комнату уже прокрались сумерки. Бонд мог различить только неясный высокий силуэт. В руках мужчины был чемоданчик. Он поставил его на пол и шагнул вперед. Должно быть, туфли у него на резиновой подошве, так как звука шагов слышно не было. Тиффи, заметно нервничая, прошла за стойку, щелкнула выключателем. Загорелись штук шесть неярких ламп в заржавевших держателях, расположенных по стенам.

— Вы меня до смерти напугали, — произнес Бонд беспечно.

Скараманга подошел и облокотился о стойку. Внешность его в картотеке описали точно, но там ничего не было сказано о кошачьих повадках этого крупного мужчины, о его широченных плечах и узкой талии, о его холодных неподвижных глазах. Все это теперь изучал Бонд с выражением полного равнодушия. На Скараманге был хорошо сшитый однобортный костюм коричневого цвета и подходящие по цвету коричневые с белым туфли. Вместо галстука он носил широкий шарф из белого шелка, сколотый на шее золотой булавкой в виде миниатюрного пистолета. Во всем его внешнем виде было что-то наигранное, театральное, но великолепная фигура сглаживала это впечатление.

— Иногда я делаю так, чтобы клиенты немного поплясали. А уж потом отстреливаю им напрочь и сами ноги, — сказал он. В его американском английском не было и намека на акцент.

— Сказано очень сильно, — произнес Бонд. — А за что вы их так?

— В последний раз — за пять тысяч долларов. Вы, кажется, не знаете, кто я такой. Разве эта холодная кошка не успела рассказать?

Бонд бросил взгляд на Тиффи. Она стояла не шелохнувшись, уронив руки. Костяшки пальцев побелели.

— А что она должна рассказать? И почему это может меня интересовать? — спросил Бонд как ни в чем не бывало.

В воздухе сверкнуло золото. Маленькое черное отверстие было направлено прямо в живот Бонда.

— А вот почему. Что вы здесь делаете? Кто такой? С какой это стати городской щеголь вдруг оказался в «Три с половиной»? Как вообще вы очутились в Саванна-Ла-Мар? Не из полиции ли, случаем? Или помогаете им как любитель?

— Сдаюсь, сдаюсь! — Бонд поднял руки в шутливом жесте, обозначающем, что он сдается. Он опустил руки и повернулся к Тиффи.

— Кто этот человек? Он что, держит в страхе всю Ямайку, правит островом? Или просто сбежал из цирка? Спроси его, что он хочет выпить. Кто бы он ни был, сыграл великолепно. — Джеймс Бонд знал, что курок уже почти спущен. Он оскорбил профессионала, унизил его.

… Мгновенно перед мысленным взором Бонда промелькнула немая сцена: он корчится на полу, не в силах дотянуться правой рукой до собственного оружия. Миленькое личико Тиффи потеряло свою привлекательность. Это была неподвижная маска. Она уставилась на Джеймса Бонда. Она открыла рот, но ни единого звука не сорвалось с ее раскрытых губ. Он ей понравился, но она знала, что он уже мертв. Птицы клинг-клинг, Джо и Мей, тоже почувствовали, что в воздухе витает опасность. С громким металлическим клекотом они полетели к открытому окну, пытаясь скрыться в темноте, как самые обыкновенные воришки.

Оглушительно рявкнул «Кольт» 45-го калибра. Тела двух птиц разлетелись клочьями на фоне фиолетовых сумерек, комки перьев и розового мяса, как шрапнель, брызнули в разные стороны из освещенного желтым светом окна кафе и сгинули в пространстве безлюдной улицы.

На минуту воцарилась звенящая тишина. Джеймс Бонд не двигался. Он сидел на том же месте, ожидая, когда напряжение, вызванное происшедшим, спадет. Напряжение не спадало. Нечленораздельно выкрикнув нечто похожее на оборванное на полуслове грязное ругательство, Тиффи схватила бутылку «Ред страйпа», которую до этого поставила перед Бондом, и неловко запустила ее в Скарамангу. Из глубины комнаты раздался звук разбивающегося стекла. Потом, совершив этот акт отчаяния, Тиффи опустилась на колени за стойкой и истерически разрыдалась.

Джеймс Бонд допил свое пиво и медленно поднялся. Он пошел в сторону Скараманги и почти миновал его, когда тот словно нехотя схватил его левой рукой за бицепсы. Он приставил дуло пистолета к носу Бонда, тяжело дыша, раздувая ноздри.

— Эй, господинчик, — сказал он, — смерть пахнет по-особенному. Хочешь попробовать? — Он протянул сверкающий пистолет, как будто предлагал Бонду розу.

Бонд стоял совершенно неподвижно.

— Не забывайтесь. И уберите руки.

Скараманга поднял брови. Он тупо уставился своими свинцовыми глазами на Бонда. Будто видел его впервые.

Он опустил руку.

Джеймс Бонд зашел за стойку. Когда он оказался напротив Скараманги, то увидел, что теперь тот смотрел на него с едва заметным любопытством, в котором сквозило презрение. Бонд остановился. Рыдания девушки были похожи на скулеж собаки. Где-то на улице раздались громкие звуки музыки, кто-то включил проигрыватель с усилителем на полную мощь — гремел популярный танец калипсо.

Бонд взглянул на Скарамангу.

— Благодарю покорно, — сказал он. — Как пахнет смерть, я уже знаю. Рекомендую попробовать берлинское вино урожая 1945 года. — Он улыбнулся дружеской, немного иронической улыбкой. — Однако, полагаю, вы тогда были еще слишком молоды, вино распробовали без вас.