Онлайн чтение книги Приключения в Африке The Mission; or Scenes in Africa
ГЛАВА XV

Ква! Ква! Александр и майор в опасности. Критическое положение. Находчивость Омра. Богослужение. Просвещение кафров. Приближение врага. Страх местных жителей. Отказ идти дальше. Совет. Подчинение.

Только вечером вернулись кафры и готтентоты со скотом, который с величайшим трудом собрали. Два или три быка забежали так далеко, испугавшись льва, что их нашли только ночью. После полудня наши путешественники отправились гулять с ружьями на плечах в сопровождении Омра и Бигум, которая всюду следовала за майором, если не была привязана. Прежде всего они прошли на холм, с которого видели накануне равнину, покрытую стадами слонов. Здесь они нашли труп убитой самки слона, который превратился в готовый скелет для музея, благодаря усердию кафров, волков и ястребов.

К сожалению, у них не было места в фургонах, чтобы взять с собой такой интересный образец для изучения. Суинтону пришлось ограничиться подробным осмотром скелета тут же на месте. Бигум не хотела приблизиться к нему и смотрела на него со страхом. Затем путешественники забрались на утес, на котором спасались от надвигающегося на них стада слонов. Когда они стояли на нем, слух их был поражен внезапным шумом и громкими криками, напоминающими кваканье лягушки.

Как только Бигум услыхала эти крики, она вся задрожала и старалась забраться под верхнее платье майора.

— Что это такое? — спросил Александр. — Я никого не вижу.

— Я знаю, что это, — сказал майор. — Это стадо павианов. Видите их головы над утесами?

— Не пугайте их, пусть высунут головы, мы выстрелим в них, — сказал Александр, прицеливаясь.

— Сохрани Бог! — вскричал Суинтон. — Если их много и вы разозлите их, они сдерут с вас кожу и разорвут на куски. Вы не можете себе представить, как злы и сильны павианы. Смотрите, они уже приближаются к нам. Лучше бы нам уйти заранее.

— Я то же думаю, — сказал майор, — они очень сердиты. К тому же, они увидали Бигум и вообразили, что мы взяли одного из их стада. Пожалуйста, не стреляйте, Уильмот. Нас слишком мало, чтобы запугать их. Их ведь, по крайней мере, сотня, уйдем лучше потихоньку, но бежать тоже нельзя, они тогда все ударятся догонять нас.

Обезьяны, из которых некоторые были громадной величины, спускались с утеса с хрюканьем и визгом, прыгая с камня на камень. Они вытягивали морды вперед, кивали головами, гримасничали и показывали громадные клыки, придвигаясь все ближе и ближе и готовясь к атаке. Одна из самых больших была уже возле Омра и готовилась схватить его.

Что касается Бигум, то она забиралась все глубже и глубже за пазуху майора. Наконец, одна или две обезьяны подошли совсем близко, встали на задние ноги и готовились прыгнуть на майора. Он схватился за ружье.

— Прицельтесь, — тихо сказал Суинтон, — но ни в каком случае не стреляйте. Только бы нам спуститься в равнину, тогда мы уйдем от них.

Площадка, на которой они стояли, кончалась обрывом и поднималась над равниной фута в четыре. Подвигаясь к обрыву, путешественники отмахивались ружьями от обезьян. Когда они были уже совсем близко, то заметили, что несколько врагов показалось с другой стороны площадки, явно желая оторвать им отступление. Положение становилось все более и более критическим. Вокруг них собралось все стадо. Шум и гам увеличивались по мере того, как злоба и раздражение обезьян усиливались. Было ясно, что они считали Бигум одним из своих товарищей, взятых в плен.

— Мы должны стрелять, — сказал майор, когда вдруг раздалось сначала глухое рычание, затем послышался рев какого-то зверя, находящегося поблизости.

Обезьяны остановились и прислушивались. Рычанье повторилось, за ним снова последовал рев. Одна из обезьян, стоящая на утесе, закричала, все стадо поспешно закарабкалось к ней и скоро скрылось из глаз обрадованных осажденных.

— Какого зверя они так испугались? — спросил майор.

— Это был рев леопарда, — сказал Суинтон. — Мы можем попасть из одной опасности в другую. Леопард злейший враг обезьян. Однако где Омра?

Все оглянулись кругом, мальчика не было видно. Но через несколько минут голова его показалась из-за утеса, затем он выскочил на площадку и стал гримасничать и прыгать, изображая нападающую обезьяну.

Все засмеялись, смотря на него, но он вдруг остановился, приставил руки ко рту, и послышался совершенно такой же рев, какой они слышали несколько минут назад. Мало того, перестав реветь, Омра встал на четвереньки и изобразил бегущую со страхом обезьяну.

— Так это он напугал их! — вскричал майор. — Ну и молодец же мальчишка!

— И он, пожалуй, спас нам жизнь, — сказал Суинтон. — Очевидно, он прекрасно знает характер обезьян.

Если бы он не спрятался и зарычал, они не испугались бы и прекрасно бы поняли, что ревет он, а не леопард. Меня поражает его находчивость и сообразительность.

— А мне казалось одно время, что обезьяны и его приняли за своего товарища. Ведь одна чуть не захватила его в лапы.

— А ведь бывают случаи, что обезьяны уносят детей, — сказал Суинтон. — Я видел одного мальчика, который два года прожил с утащившими его обезьянами.

— Как же они обходились с ним?

— Очень хорошо, только держали его в плену. Заметив, что он не может питаться их грубой пищей, они доставали ему другую. Когда они были около воды, то ему всегда давали напиться первому.

— Чувствовали, значит, к нему почтение. Какие у них громадные клыки! И кричат они ужасно неприятно. До сих пор это «ква, ква» звучит у меня в ушах.

— У них очень сильные резцы. Они часто разрывают леопарда, если им удается захватить его целым стадом. Но поодиночке им, конечно, не справиться с таким зверем. Бигум, однако, не выражала ни малейшего желания возобновить свое знакомство.

— Ни одна обезьяна не вернется к своим после того, как пожила среди людей. Да еще вопрос, не растерзали ли бы они тотчас же ее, как она попала бы к ним в лапы.

— Во всяком случае, Суинтон, вы вознаграждены за свою доброту к маленькому бушмену, — сказал Александр. — А вот и наши быки. Я думаю, утром в воскресенье нам удастся отправиться в путь. Кафры говорят, что скоро уже нельзя будет ехать с фургонами.

— Нет, не раньше, чем достигнем берегов реки Умтаты. Но оттуда вы будете уже близки к цели вашего путешествия. Кажется, начальника зовут Даака? Не правда ли?

— Да. И предполагают, что он мой двоюродный брат. Как странно звучит это для меня! Когда я оглядываюсь кругом и думаю, что здесь, в этой дикой стране, я нахожусь, может быть, в сорока верстах от моих кровных родственников, мне кажется это невероятным.

— Но я должен сказать, что если все это окажется только пустым слухом, вы рисковали очень многим, чтобы убедиться в его справедливости.

— Если бы мне удалось хоть сколько-нибудь успокоить моего деда, я не жалел бы затраченных трудов и времени. Не говоря уже о том, что это путешествие принесет мне большую пользу.

— Что бы ни случилось, — заметил Суинтон, — у вас останется сознание, что вы исполнили свой долг.

По возвращении в лагерь путешественники нашли людей и скот в сборе. На ночь быков привязали к фур гонам и увеличили количество костров, ожидая возвращения льва. Но ночь прошла совершенно спокойно. На следующий день было воскресение, и готтентоты собрались все вместе, надеясь присутствовать при богослужении. Так как охоты тоже не предполагалось в этот день, то кафрские воины и местные жители, которые принесли молоко и другие предметы для продажи и обмена, тоже остались в лагере. Перед обедом прозвонили в маленький колокол, взятый из миссионерского дома, затем были прочитаны молитвы и некоторые главы из Библии.

Кафрские воины, которые говорили, что белые люди пошли молиться своему Богу, с молчаливым вниманием прислушивались. Местные жители — мужчины, женщины и дети — сели в некотором отдалении и тоже слушали. По окончании службы начальник кафрских воинов спросил путешественников, зачем они звонили в колокол, не для того ли, чтобы их Бог знал, что его люди собрались молиться Ему? И слышал ли Бог то, что они говорили?

Суинтон ответил, что их Бог слышит все, что они говорят, и слушает молитвы тех, которые верят в Него.

Много еще вопросов предлагали кафры, и Суинтон отвечал на все очень внимательно и осторожно, стараясь, чтобы слушатели поняли его. Большая часть дня прошла в таких беседах путешественников с интересующимися дикарями.

В понедельник все встали на рассвете и продолжили путешествие. Но подвигаться приходилось медленно, потому что дорога становилась все тяжелее, и, наконец, приходилось ехать без всякой дороги, по крутым горам, над пропастями. На другой день трудности передвижения были ужасны. Приходилось вырубать лес, заравнивать ямы или срывать пригорки, и при всех этих предосторожностях фургоны ломались, и их чинили уже несколько раз.

К ночи этого дня оставалось еще десять миль до реки Умтаты, и местные жители сомневались, чтобы было возможно добраться до нее с фургонами. Вечером были получены известия, что племя амакибы, предводительствуемое военачальником Квиту, и пришедшее с севера, атаковано двумя местными племенами при помощи нескольких белых людей с ружьями. Но белые были разбиты, и враждебная армия отправилась на юг.

Местные кафры пришли в ужас, который скоро передался и готтентотам. Сначала они начали роптать во время привала у костров, но скоро ропот перешел в открытый бунт. Толстый Адам и трое других готтентотов подошли к костру, около которого сидели путешественники, и заявили, что все готтентоты решили не идти дальше. Они говорили, что товарищи их так же, как и они сами, вовсе не желают быть убитыми дикарями, которые идут сюда. По их мнению, было необходимо тотчас же возвращаться назад.

Суинтон, говоривший по-голландски, после совещания с Александром вступил в переговоры с посланными.

Он сказал им, что совершенно верно, что армия Квиту пошла к северу, но относительно поражения кафров и движения вперед враждебной армии ничего еще не известно достоверного. Полученные же известия могут быть только ложными слухами. Кроме того, если даже эти слухи и верны, почему же армия пойдет именно по тому направлению, по которому идет караван? Во всяком случае внезапной встречи с врагами быть не может, и караван всегда успеет отступить и скрыться. Но готтентоты не хотели слушать никаких убеждений и продолжали твердить, что дальше идти не намерены.

К послам подошли и другие готтентоты, и все, кроме Бремена и Сваневельда, требовали возвращения назад.

Последние сказали, что последуют за начальниками, потому что сами выбрали их предводителями каравана. Александр послал за переводчиком и кафрским начальником. Через переводчика он спросил начальника, согласны ли кафрские воины следовать за караваном? Начальник ответил, что ни он, ни его воины не могут оставить путешественников и вернуться домой. Хинца убьет их тогда, так как он поручил им защищать путешественников или умереть вместе с ними.

— В таком случае, — сказал майор, — мы можем идти вперед без этих трусов, которые умеют только есть и напиваться. Мы отпустим их всех, кроме Бремена и Сваневельда.

— Я согласен с вами, майор, — сказал Александр. — Как вы думаете, Суинтон?

— Да, отпустим их, посмотрим, что они будут тогда делать? Мы отпустим их без оружия, пусть идут домой. Едва ли они решатся на это. Но прежде мы должны отобрать ружья, которые лежат у их костра, а то они завладеют ими, и наше положение будет незавидное. Я уйду незаметно, а вы продолжайте разговаривать с ними до моего возвращения. А я, между тем, запру все ружья в фургон.

Когда Суинтон ушел, майор обратился к готтентотам.

— Слушайте, ребята, — сказал он, — Бремен и Сваневельд соглашаются идти с нами, кафрские воины также, значит вас остается только двадцать человек. Я не думаю, чтобы вы оставили нас. Ведь вы знаете, что мы всегда хорошо обращались с вами, всегда давали вам вдоволь табаку. И вы знаете также, что будете наказаны, если вернетесь в Капштадт. Зачем же вам поступать так неблагоразумно? Я уверен, что вы прежде хорошенько подумаете. Расскажите мне еще раз, почему вы отказываетесь ехать дальше? Пусть каждый сам говорит за себя.

Готтентоты снова принялись приводить свои доводы, и майор выслушивал каждого отдельно и отвечал каждому, овладев таким образом их вниманием и выигрывая время. Переговоры не были еще кончены, когда Суинтон вернулся и сел к костру.

— Все хорошо, — сказал он. Ружья Бремена и Сваневельда были заперты вместе с другими в фургоны, но ружья путешественников лежали возле них. Готтентотов окружали кафрские воины с пиками наготове, только щиты их висели по обыкновению на фургонах.

Майор выслушал всех готтентотов, затем сказал:

— Теперь, Уильмот, поручаю их вам. — Все трое взяли ружья в руки, и Александр сказал готтентотам, что они трусы, и что караван не нуждается больше в них и пойдет дальше в сопровождении Бремена, Сваневельда и кафрских воинов. Но они должны немедленно оставить лагерь и не получать, конечно, ни провианта, ни оружия.

— Теперь вы все можете отправляться, — прибавил он, — и если я кого-нибудь увижу завтра вблизи лагеря или кто-нибудь осмелится следовать за нами, я прикажу кафрам отгонять прочь. Вы отпущены, и завтра мы без вас отправляемся в дорогу.

Затем Александр позвал кафрского начальника и, в присутствии готтентотов, дал ему распоряжения относительно скота, лошадей и распределения стражи на ночь. И тут же прибавил, что кафрские воины должны сейчас же выгнать всех готтентотов из лагеря. Начальник немедленно передал эти распоряжения своим воинам.

Слышавшие все это готтентоты мало-помалу отступали к фургонам, думая найти у костра свои ружья. Но увидя, что их нет, они смутились. Они надеялись с помощью ружей добывать себе пропитание по дороге домой. Оглядываясь кругом, они тихо совещались между собой. В это время все начальники каравана собрались около фургона с оружием, чтобы предупредить попытку готтентотов сломать ее. Десять воинов были отряжены начальником к другим фургонам. Готтентоты поняли, что их позиция проиграна. Как могут они вернуться домой без оружия и провианта, когда до Капштадта нужно пройти столько верст? Как могут они существовать, если останутся здесь одни? Когда они начали бунтовать, то совершенно упустили из виду то обстоятельство, что при помощи кафров путешественники могут обойтись и без них.

После долговременного совещания они покончили на том, на чем должны были покончить готтентоты — расположились вокруг костра и скоро заснули.

Суинтон, убедившись, что они действительно спят, предложил товарищам разойтись по фургонам и оставить на карауле только кафров. Всем было известно, что раз готтентоты заснули, их не разбудишь и пушками.

На рассвете Бремен пошел к начальникам и сказал, что, по его мнению, ехать дальше с фургонами невозможно. Он обошел кругом лагеря и видел невдалеке от него глубокий овраг, через который с трудом перейдет скот, а перетащить фургоны нет никакой возможности. Внизу, верстах в трех расстояния, он увидел реку, протекающую среди скал, которую тоже с большим трудом можно будет перейти.

Майор тотчас же пошел вместе с Бременом, чтобы удостовериться самому, и, вернувшись, подтвердил его слова.

— Так нам нужно держать совет, — сказал Суинтон, — как поступать дальше. Что мы будем продолжать путешествие — это вопрос решенный, Уильмот. Решить нужно только, сколько людей возьмем мы с собой, если поедем верхом, и кого оставим при фургонах?

— Я думаю, что мы можем доверить кафрам?

— Я тоже думаю, но все-таки был бы от души рад, если бы готтентоты не возмутились. Хотя они и трусы, но ружья придают им известную долю храбрости, и при помощи их они могли бы внушать уважение местным жителям. Фургоны — искушение для кафров и никак не для готтентотов, которым важно вернуться невредимыми домой и получить деньги.

— Да вон уж все готтентоты идут сюда, — сказал майор. — Я уверен, что они будут просить прощения. Очень хорошо, что они сделают это раньше, чем узнают об оставлении здесь фургонов.

Предположение майора было совершенно верно. Готтентоты, выспавшись, еще раз обсудили свое положение и решили просить путешественников, чтобы они простили их и взяли с собой дальше.

Александр очень долго не сдавался на их просьбы, несмотря на их неоднократные обещания вести себя хорошо. Суинтон ходатайствовал за них, и ему удалось, наконец, смягчить сердце Александра. Таким образом, был решен важный вопрос относительно готтентотов. Оставалось еще распределить, кого брать с собой и кого оставлять при фургонах.

— Во-первых, как мне ни грустно, — сказал Александр, — но один из вас, друзья, должен остаться при фургонах. Если, впрочем, вы не захотите остаться оба. Я не имею права просить вас сопровождать меня в такое опасное путешествие.

— Что один из нас должен остаться здесь, — возразил Суинтон, — это совершенно верно, и я думаю, что майор был бы для этого более подходящий человек, чем я. Оставшаяся с ним часть людей будет доставать себе пропитание, охотясь вместе с ним, и, кроме того, у него гораздо больше такта и опытности, которые необходимы для охранения наших фургонов. Я же должен сопровождать вас, Уильмот, потому что могу говорить по-голландски, и переводчик без меня не обойдется.

— Возьмете ли на себя труд охранения фургонов в наше отсутствие, майор?

— Я надеюсь, что могу возложить на себя эту обязанность, — ответил майор, — хотя с большим удовольствием отправился бы с вами. Думаю, что вам нужно взять с собой тридцать кафров, Бремена и восемь готтентотов. Мне оставьте Сваневельда и остальных готтентотов.

— Да, это будет хорошо. Только кафрского начальника, мне кажется, вам тоже нужно оставить за собой.

— Нет. Он должен идти с большей частью своего отряда, он не должен отделяться от них. А я выберу подходящее местечко для фургонов и велю оградить его частоколом; по крайней мере, будет работа для готтентотов. Думаю, что я с ними полажу.

— Я не оставлю вам Омра, майор, — сказал Суинтон. — С нами будет четыре лошади, и он может ехать на одной из них. Пусть он будет при нас, а Магомед при вас.

— Можете взять также и Бигум на другую лошадь, — сказал майор. — Тогда у каждого из вас будет оруженосец.

— Нет, нет, было бы безжалостно разлучать вас с ней. Однако, времени терять нечего. Если великий начальник и воин Квиту идет сюда, нужно быть готовым к отступлению. Чем скорее мы уедем, тем скорее вернемся назад. Итак, в дорогу.