Онлайн чтение книги Тайна желтой комнаты The Mystery of the Yellow Room
I. ГЛАВА, в которой происходит необъяснимое

Увы! Кто теперь помнит Желтую комнату!

А ведь всего несколько лет назад море чернил было пролито репортерами всего мира на этом деле.

Впрочем, в Париже все забывается быстро. Я уж и не чаял рассказать когда-нибудь правду о той роли, которую сыграл во всей этой истории мой друг Жозеф Рультабиль, о жестоких и таинственных драмах, которые ему пришлось распутывать. Да он и сам этому отчаянно сопротивлялся.

Но вот недавно профессор Станжерсон был награжден орденом Почетного Легиона. По этому поводу одна вечерняя газетенка в статье столь же коварной, сколь и невежественной воскресила те трагические события, которые мой друг навсегда собирался предать забвению.

На суде присяжных Рультабиль не сказал всей правды. Он сообщил только то, что было необходимо для «объяснения необъяснимого» и оправдания невиновного.

Теперь же причины для молчания отпали. Итак, без дальнейших предисловий, вот что узнала Франция на следующий день после драмы в замке Гландье.

25 октября 1892 года вечерняя «Тан» опубликовала краткое сообщение:

Трудно описать волнение, охватившее Париж. В то время весь научный мир следил за работами профессора и его дочери. Их открытия произвели революцию в рентгенологии и впоследствии привели супругов Кюри к открытию радия.

Утренние газеты уже были полны заметок, на все лады обсуждавших эту драму.

Вот, например, что сообщала «Матэн» в статье «Преступление или..?»:

«…Отчаяние профессора Станжерсона и невозможность узнать что-либо из уст самой жертвы крайне затрудняют расследование. Вот единственные подробности:

Матильда Станжерсон найдена умирающей на полу своей спальни. Некий дядюшка Жак, старый и верный слуга семьи Станжерсон, со слов которого мы и ведем этот репортаж, оказался в Желтой комнате одновременно с профессором и еще двумя слугами.

Эта комната, служившая спальней дочери профессора, и их совместная лаборатория находятся в павильоне, в глубине парка, примерно в тридцати метрах от основного здания.

В половине первого ночи профессор Станжерсон и старина Жак находились еще в лаборатории.

Вот что рассказал нам старый слуга о событиях той ночи:

«В полночь Матильда попрощалась с отцом, пожелала мне доброй ночи и ушла к себе. Мы слышали, как она повернула ключ в двери и заперлась на задвижку.

Помню, я еще пошутил: «Барышня запирается на все замки, вероятно, побаивается нашу Божью благодать».

Громкое мяуканье за окном было мне ответом.

«Неужели и сегодня ночью эта бродячая кошка в парке не даст нам выспаться по-человечески?» — думал я.

До конца октября я тоже живу в павильоне и сплю на чердаке над Желтой комнатой, чтобы барышня не оставалась всю ночь одна в глубине парка. Уже четыре года, с тех пор как построили этот павильон, мы переселяемся в него весной, а на зиму возвращаемся в замок, так как в Желтой комнате нет камина.

Профессор и я продолжали молча работать. Вероятно, поэтому преступник и решил, что мы ушли.

Часы пробили половину первого, и почти сразу же отчаянный крик раздался из Желтой комнаты.

«Убийца, убийца, на помощь!» — кричала барышня.

В спальне загремели револьверные выстрелы, затем загрохотала опрокидываемая мебель.

«На помощь! — продолжала звать барышня. — Отец! Отец!»

Мы оба вскочили и бросились к двери. Но она была надежно заперта самой барышней изнутри на замок и на задвижку!

Мы яростно трясли дверь и колотили в нее что было сил, но она не поддавалась.

«Убийца забрался через окно!» — закричал я и выбежал из павильона.

Окно Желтой комнаты выходит в поле. Я побежал вдоль ограды, окружающей парк, а мне навстречу бегут Бернье — садовник и его жена, наша консьержка. Они услышали выстрелы и наши крики.

Я послал Бернье к профессору, а его жена и я бросились к окну спальни.

Увы, при ярком свете луны мы увидели не только целехонькую решетку окна, но и закрытые за решеткой изнутри ставни. Я сам закрывал их вечером и, поверьте, на совесть задвинул задвижку.

Убийца влезть здесь не мог и не мог убежать через окно.

Барышня уже перестала звать на помощь, а профессор в глубине павильона все еще продолжал наносить отчаянные удары, пытаясь выломать дверь.

Мы бросились назад и подоспели как раз в ту минуту, когда дверь наконец поддалась усилиям профессора и Бернье. Консьержка держала лампу, и мы все вчетвером ввалились в комнату.

И что же мы увидели?

Барышня в ночном пеньюаре лежала на полу посреди ужасающего беспорядка. На шее у нее была страшная царапина, на виске — кровоточащая рана.

И никого больше! Клянусь вам.

Комната крохотная. Лампа, которую держала госпожа Бернье, яркая, и мы все сразу увидели — никого.

Профессор с криком отчаяния бросился к дочери, пытаясь привести ее в чувство.

Но, хотя сам преступник и отсутствовал, зато следов его в комнате было предостаточно. Окровавленные отпечатки мужской руки на стенах и двери, большой носовой платок, красный от крови, старый берет и свежие следы на полу. Человек, оставивший эти следы, имел большие ступни.

Но как он попал сюда? И самое главное — как ушел?

В дверях нас четверо, окно прочно закрыто изнутри и… никого, кроме истекающей кровью барышни.

Тогда, не скрою, я подумал о дьяволе.

Но в этот момент мы обнаружили на полу… мой револьвер!

Да, мой собственный револьвер. Это вернуло меня к действительности. Не станет же дьявол его красть, чтобы убить барышню. Человек, который здесь побывал, сперва поднялся на чердак, взял из ящика мой револьвер и употребил его в своих низких намерениях. В барабане отсутствовало два заряда.

Мне еще повезло, что профессор Станжерсон находился в лаборатории, когда все это случилось. Он собственными глазами видел, что я сижу рядом с ним. Иначе… уж и не знаю, как обстояли бы дела в этой истории. Я бы уже сидел за решеткой, а правосудию немного надо, чтобы отправить человека на эшафот».

Репортер сопровождал это интервью следующими строками:

«Мы предоставили дядюшке Жаку возможность рассказать нам все, что он знает о преступлении в Желтой комнате. Мы привели даже выражения, которые он употребил. Читатели избавлены только от его бесконечных сетований и причитаний. Все ясно, старина Жак. Вы очень любите своих хозяев и хотите, чтобы все об этом знали… особенно после того, как был обнаружен револьвер. Вы не перестаете это повторять, и здесь нет ничего предосудительного.

Мы хотели задать дядюшке Жаку — Жаку Людовику Мустье еще несколько вопросов, но его позвал судебный следователь, который ведет дознание в большой гостиной замка.

Нам не удалось ни проникнуть в Гландье, ни повидать привратников Бернье, а дубовую рощу охраняют несколько полицейских, усердно занятых поисками следов убийцы.

На постоялом дворе недалеко от ограды замка нам удалось повидать господина Марке, судебного следователя из Корбейля и даже обратиться к нему с вопросом, когда он и его секретарь усаживались в экипаж.

— Не можете ли вы, господин Марке, сообщить нам некоторые подробности этого дела, без ущерба для вашего следствия, разумеется?

— Нам нечего сказать, — отвечал следователь, — во всяком случае, это самое странное дело на моей памяти. Чем больше мы думаем, что знаем что-нибудь, тем больше убеждаемся, что ничего не знаем.

Мы попросили господина Марке объясниться.

— Если ничего существенного не прибавится к фактам, установленным следствием, — сказал он, — то я весьма опасаюсь, что тайна, которая окружает ужасное покушение на мадемуазель Станжерсон, прояснится не скоро.

Но, надо надеяться, что исследование стен, потолка и пола Желтой комнаты, которым я займусь завтра же с архитектором, построившим павильон, дадут необходимые доказательства. Никогда не следует отчаиваться в логике вещей. Ибо проблема заключается в следующем: мы знаем, как убийца проник в комнату — он вошел в дверь и спрятался под кроватью в ожидании хозяйки, но каким образом он потом скрылся? Если мы не найдем ни люка, ни секретной двери, ни какого-либо другого отверстия, если испытания стен и даже их разрушение — ибо я не остановлюсь и перед разрушением павильона — не откроют нам какого-нибудь пути не только для человека, но и для любого существа, если потолок не имеет отверстия, а под полом нет подземелья, тогда придется поверить в дьявола, как сказал дядюшка Жак».

Анонимный журналист утверждал, что фразу о дьяволе судебный следователь произнес с особым удовольствием. Статья завершалась описанием воплей Божьей благодати.

«Как объяснил хозяин трактира «Башня», так именуют чрезвычайно мрачные звуки, которые иногда испускает по ночам кошка одной старой женщины, матушки Ажену, как ее здесь называют.

Матушка Ажену, нечто вроде святой, живет в глубине леса, в хижине, неподалеку от грота Святой Женевьевы.

Желтая комната, Божья благодать, матушка Ажену, дьявол, Святая Женевьева, дядюшка Жак — вот уж действительно запутанная история, которую завтра сможет объяснить один единственный удар кирки о стену.

Будем надеяться, по крайней мере во имя человеческого разума, как говорит судебный следователь. Однако пока что мадемуазель Станжерсон может не пережить ночи. Она не перестает бредить и внятно произносит только одно слово: «Убийца!»

Наконец, в последнем выпуске эта же газета сообщила, что начальник сыскной полиции телеграфировал знаменитому инспектору Фредерику Ларсану, посланному в Лондон по делу о похищении ценных бумаг, и предложил ему немедленно вернуться в Париж.