Онлайн чтение книги Новые приключения Эллери Квина The New Adventures of Ellery Queen
ПРИКЛЮЧЕНИЕ С КРОВОТОЧАЩИМ ПОРТРЕТОМ

Натчиток — это особое место, в котором всегда можно найти художников, поэтов и актеров этого мира, особенно когда амбары его заново выкрашены, а придорожные изгороди усыпаны вьющимися розами. Летом здешние холмы усеяны взрослыми детьми, которые рисуют пейзажи, стучат на пишущих машинках под деревьями и бормочут скверные стихи, обращаясь к балкам кулис. Эти колонисты предпочитают ром ржаному виски, а яблочное виски рому; большинство из них знамениты, очаровательны и необычайно болтливы.

Мистер Эллери Квин, посетивший Натчиток по приглашению Перл Энджерс попробовать ее ячменные лепешки и посмотреть ее в «Кандиде»,[30]«Кандида» — пьеса Бернарда Шоу (1856–1950). едва успел сбросить пиджак и сесть на крыльцо с порцией яблочного виски, когда великая леди рассказала ему о том, как Марк Грэматон встретил свою Мими.

Когда Грэматон писал акварелью Ист-Ривер с одной из самых высоких точек Манхэттена, на крыше внизу появилась темноволосая молодая женщина, расстелила индейское одеяло, сбросила платье и легла загорать.

Ист-Ривер текла пятнадцатью этажами ниже. Через некоторое время Грэматон окликнул женщину:

— Эй, вы, там!

Мими испуганно села. Грэматон наклонился над парапетом, и она увидела его безобразную физиономию цвета спелой хурмы и растрепанную светлую шевелюру.

— Перевернитесь! — свирепо рявкнул Грэматон. — С этой стороной я уже закончил!

— Звучит забавно, — рассмеялся Эллери.

— Не в том дело, — отозвалась Перл Энджерс. — Когда Мими разглядела кисть у него в руке, она перевернулась. А когда Грэматон увидел ее загорелую спину, сверкающую на солнце, то развелся с женой — вполне разумной женщиной — и женился на этой девушке.

— Он к тому же импульсивен.

— Вы не знаете Марка! Он неудавшийся Боттичелли. Мими для него — воплощенная красота.

Похоже, ни у одного Коллатина не было более верной Лукреции.[31]Согласно легенде, Секст, сын последнего царя Рима Тарквиния Гордого (ум. 498 до н. э.), обесчестил знатную римлянку Лукрецию, супругу Коллатина, которая, не вынеся позора, покончила с собой. По крайней мере четверо неудачливых Тарквиниев, принадлежащих к аристократии Натчитока, были способны подтвердить (если не публично, то наедине) добродетель Мими.

— Хотя они настоящие джентльмены, — продолжала актриса, — а Грэматон — грубый, здоровенный мужлан.

— Грэматон, — повторил Эллери. — Странная фамилия.

— Английская. Его отец был яхтсменом, имевшим в предках целую вереницу лордов, а мать до того была напичкана традициями, что рассматривала кончину королевы Анны, не оставившей потомства, как главное несчастье для всего королевства, так как на ней кончилось царствование династии Стюартов. Во всяком случае, так говорит Марк. — Перл Энджерс вздохнула.

— Не обошелся ли он слишком сурово с первой женой? — спросил Эллери, склонный к пуританству в вопросах морали.

— Вовсе нет! Она знала, что не сможет его удержать, а кроме того, ей надо было думать о собственной карьере. Они по-прежнему друзья.

Следующим вечером, заняв свое место в театре Натчитока, Эллери обнаружил впереди себя самую красивую женскую спину, какую ему когда-либо приходилось видеть. Никакой шелк не мог бы сравниться с этой совершенной плотью. Обнаженная смуглая кожа полностью отвлекала от сцены, мисс Энджерс и текста мистера Шоу.

Когда зажгли свет, Эллери увидел, что место впереди свободно, и поднялся с явным намерением отыскать его обладательницу. Подобные плечи мужчина видит только раз в жизни.

На тротуаре перед театром он заметил Эмили Имз, писательницу.

— Здравствуйте, — обратился он к ней. — Меня как-то представили вам на одной вечеринке. Как поживаете и все прочее?.. Мисс Имз, вы ведь знаете всех в Америке, не так ли?

— Всех, кроме семейства по фамилии Радевич, — ответила мисс Имз.

— К сожалению, я не видел ее лица, но у нее потрясающие смуглые плечи и спина… Наверняка вы ее знаете!

— Должно быть, это Мими, — задумчиво промолвила мисс Имз.

— Мими! — Эллери помрачнел.

— Пошли. Мы отыщем ее там, где больше всего народу.

Они нашли Мими сидящей в окружении семи безмолвных молодых людей. На фоне красного плюша кресла она, с ее покрытыми лаком волосами, детскими глазами и обтягивающим платьем с вырезом на спине, походила на полинезийскую королеву.

— С дороги, невежи! — Мисс Имз разогнала ухажеров. — Мими, дорогая, это некто по фамилии Квин. Миссис Грэматон.

— Грэматон! — простонал Эллери.

— А это, — процедила сквозь зубы мисс Имз, — мерзкий злодей. Его зовут Боркка.

Представление выглядело несколько странным. Эллери обменялся рукопожатием с мистером Борккой, думая, улыбаться ему или морщиться. Мистер Боркка был тощим субъектом с желтой физиономией средневекового венецианца, словно напрашивающегося на то, чтобы его ткнули вилами.

Он улыбнулся, продемонстрировав ряд волчьих зубов.

— Мисс Имз — моя неутомимая поклонница.

Мисс Имз повернулась к нему спиной.

— Квин влюбился в тебя, дорогая.

— Как приятно! — Мими потупила взор. — А вы знакомы с моим мужем, мистер Квин?

— Ох! — вздохнул Эллери.

— Мой дорогой сэр, вам ровным счетом ничего не добиться, — сказал мистер Боркка, вновь показывая зубы. — Миссис Грэматон истинная rara avis[32]Редкая птица (лат.). — очаровательная леди, которую невозможно отговорить от обожания собственного мужа.

Спина очаровательной леди очаровательно изогнулась.

— Убирайтесь отсюда, — холодно произнесла мисс Имз. — Вы меня раздражаете.

Мистер Боркка не выразил недовольства — он поклонился, как будто благодаря за комплимент. Миссис Грэматон сидела неподвижно.

* * *

«Кандида» имела успех, и Перл Энджерс сияла. Эллери грелся на солнце, бродил по сельской местности, поглощал в огромных количествах форель и ячменные лепешки, а также несколько раз видел Мими Грэматон, так что неделя прошла весьма недурно.

Второй раз он видел Мими, когда сидел с удочкой на причале Энджерсов. Она проплыла под леской, счастливо избежав крючка, одетая во что-то мокрое, блестящее и обтягивающее.

Мими засмеялась, глядя на Эллери, и поплыла в сторону большого острова в центре озера. По пути она весело окликнула толстого мужчину с волосатой грудью, удившего рыбу в лодке. Он усмехнулся в ответ, и Мими поплыла дальше, сверкая на солнце мокрой спиной.

Внезапно женщина остановилась, словно попав в сеть. Эллери увидел, как она уставилась на остров, моргая мокрыми ресницами.

На берегу острова стоял мистер Боркка, опираясь на трость причудливой формы.

Мими нырнула, а вынырнув, поплыла по касательной к бухточке в восточном конце острова. Мистер Боркка двинулся по берегу в том же направлении. Мими снова остановилась и, после недолгого колебания, покорно поплыла к берегу. Когда она вышла из воды, мистер Боркка находился рядом с ней, стоя неподвижно. Женщина прошла мимо, словно не видя его. Он последовал за ней по тропинке, ведущей в лес.

— Кто такой этот Боркка? — осведомился Эллери вечером.

— О, так вы встретили его? — Перл Энджерс сделала паузу. — Один из любимчиков Марка Грэматона. Политический эмигрант — впрочем, об этом он особо не распространяется. Грэматон коллекционирует подобных личностей, как старые леди — кошек. Боркка… он просто ужасен! Давайте не будем говорить о нем.

На следующий день, когда Эллери был у Эмили Имз, он снова увидел Мими. На ней были шорты и яркая рубашка, и она только что провела три сета тенниса с жилистым седеющим мужчиной — доктором Вэрроу, местным врачом. Покидая корт, она весело махнула рукой Эллери и мисс Имз, лежавшим на лужайке, и зашагала к озеру, помахивая ракеткой.

Внезапно Мими побежала. Эллери сразу сел. Она мчалась по лугу, уронила ракетку и даже не остановилась, чтобы подобрать ее.

За ней быстрыми шагами вдоль опушки леса шел мистер Боркка, держа под мышкой свою странную трость.

— Мне кажется, — медленно произнес Эллери, — кто-то должен проучить этого типа…

— Пожалуйста, ложитесь, — прервала его мисс Имз.

Доктор Вэрроу, уходивший с корта, вытирая шею, увидел Мими и мистера Боркку и резко остановился, потом, сжав губы, последовал за ними. Эллери поднялся на ноги.

Мисс Имз сорвала маргаритку.

— Понимаете, — негромко сказала она, — Грэматон ничего не знает. А Мими — храбрая девочка, которая очень любит своего мужа.

— Что за вздор! — воскликнул Эллери, наблюдая за тремя движущимися фигурами. — Если этот человек опасен, то нужно сообщить Грэматону. Как он может быть настолько слеп? Очевидно, все в Натчитоке…

— У Марка недостатков не меньше, чем достоинств. Если его завести, он становится самым бешеным ревнивцем в мире.

Извинившись, Эллери зашагал к лесу. Оказавшись среди деревьев, он остановился и прислушался. Откуда-то донесся мужской крик, звучащий беспомощно и в то же время вызывающе. Эллери стиснул кулаки.

По пути назад он увидел мистера Боркку, выходящего из леса. Его точеное лицо искажала судорога; прыгнув в лодку, он начал резкими движениями грести в сторону острова Грэматона. После этого в поле зрения появились доктор Вэрроу и Мими Грэматон, идущие как ни в чем не бывало.

— Полагаю, каждый нормальный мужчина в Натчитоке, — спокойно заметила мисс Имз, когда Эллери присоединился к ней, — имел этим летом столкновение с Борккой.

— Почему же кто-нибудь не вышвырнет его из города?

— Он странный тип. Физически — законченный трус, никогда не защищается, и все же его невозможно обескуражить. Очевидно, Боркка одержим эпической страстью. — Мисс Имз пожала плечами. — Если вы обратили внимание, Джонни Вэрроу не оставил на нем никаких отметин. Марк сразу же начнет задавать вопросы, увидев, что с его любимчиком что-то не так.

— Не могу этого понять, — сказал Эллери.

— Но если Марк что-нибудь узнает, — закончила мисс Имз тем же беспечным тоном, — то просто убьет эту скотину.

* * *

Эллери впервые повстречал Марка Грэматона и столкнулся с феноменом кровоточащей груди четвертого лорда Грэматона на одной из как бы стихийно возникших вечеринок, которыми периодически развлекают себя жители колонии. Как обычно, были шарады, игра в «Двадцать вопросов», несколько блестящих эпиграмм, и все это имело место в воскресенье вечером в доме доктора Вэрроу.

Доктор с серьезным видом представлял свое изобретение. Это была трубчатая стальная рамка, в которой на невидимых нитях висело целлофановое сердце, наполненное жидкостью, походившей на кровь, но являющейся, очевидно, томатным соком.

— Она мне неверна, — замогильным голосом провозгласил Вэрроу и стиснул резиновую грушу. Сердце тут же сжалось, и зловещая красная струйка потекла из него в медную плевательницу на полу. Все засмеялись.

— Сюрреализм? — вежливо осведомился Эллери, интересуясь, не сошел ли доктор с ума.

— Это кровопускатель Грэматона, — давясь от смеха, сказала Перл Энджерс. — Весьма нахально со стороны Джонни. Но ведь он лучший друг Марка Грэматона.

— При чем тут это? — ошеломленно спросил Эллери.

— Бедняга! Неужели вы не знаете историю о Кровоточащем Сердце?

Она подтащила его к массивному и довольно безобразному мужчине, который, беспомощно склонившись на обнаженные плечи Мими Грэматон и зарывшись лицом в ее волосы, задыхался от приступов хохота.

— Марк, — представила Перл Энджерс, — это Эллери Квин. Он никогда не слышал историю о Кровоточащем Сердце.

Грэматон отпустил жену, вытер глаза одной рукой и протянул другую Эллери.

— Привет. Ох уж этот Джонни Вэрроу! Единственный человек, которого я знаю, кто может настолько очаровательно проявлять дурной вкус, что он превращается в хороший… Квин? По-моему, я раньше не видел вас в Натчитоке.

— Естественно, не видел, — заметила Мими, приглаживая волосы, — потому что мистер Квин остановился у Перл всего несколько дней назад, а ты был поглощен своими фресками.

— Значит, ты с ним уже познакомилась, — усмехнулся Грэматон, обнимая своей огромной лапой жену за плечи.

— Марк, — взмолилась Перл Энджерс, — расскажите ему историю.

— Сначала ему нужно взглянуть на портрет. Он художник?

— Эллери пишет романы об убийствах, — сказала Перл. — Большинство людей, узнав об этом, говорят «Как странно!», что приводит его в бешенство.

— Тогда вы тем более должны посмотреть на портрет лорда Грэматона. Романы об убийствах? Это может послужить для вас материалом. — Грэматон снова усмехнулся. — Вы напрочь привязаны к Перл?

— Конечно нет, — ответила за него актриса. — Он просто съедает все, что есть у меня дома. Идите, Эллери, — Марк намерен вас пригласить.

— Кроме того, — добавил Грэматон, — мне нравится ваше лицо.

— Он имеет в виду, — объяснила Мими, — что хочет воспользоваться им для своей фрески.

— Но… — беспомощно начал Эллери.

— Конечно, идите, — сказала Мими Грэматон.

— Ну разумеется! — просиял Эллери.

Мистер Квин пришел в себя, когда его перевозили через озеро под звездным небом на остров Грэматона. Глядя на стоящий у его ног собственный саквояж, он пытался вспомнить, каким образом очутился в лодке. Мими очаровательно улыбалась ему с кормы, а впереди ритмично поднимались и опускались могучие плечи сидевшего на веслах Грэматона. Глядя на него, Эллери слегка поежился.

Это было странно, потому что Грэматон казался на редкость дружелюбным парнем. Остановившись у причала Перл, он сам вынес саквояж Эллери, обещая ему полный покой, охоту на кроликов, интеллектуальные споры о коммунизме, демонстрацию фильмов о Тибете, Танганьике, Австралии и тому подобное времяпрепровождение.

— Простая жизнь, — усмехнулся Грэматон. — У нас примитивное существование — ни мостов к острову, ни моторных лодок. Мост нарушил бы нашу природную изоляцию, а все, что издает шум, приводит меня в ужас. Вы интересуетесь искусством?

— Я маловато о нем знаю, — признался Эллери.

— Оценка не всегда требует знаний, несмотря на утверждения академиков.

Они высадились на берег. Из темноты возник силуэт какого-то толстяка, который ухватил лодку.

— Джефф, — объяснил Грэматон, когда они вошли в лес. — Профессиональный бродяга — мне нравится, когда он торчит поблизости… Так вот, говоря об оценке. Вы ведь смогли оценить спину Мими, ничего не зная о геометрической теории эстетики.

— Он заставляет меня демонстрировать ее, словно какую-то диковину, — не очень убедительно пожаловалась Мими. — Специально подбирает мне одежду! Я все время чувствую себя полуголой.

Они подошли к дому и остановились, позволив Эллери восхищаться им. Джефф — толстяк с волосатой грудью — появился откуда-то сзади, молча взял у Эллери саквояж и унес его. Причудливое сооружение с множеством углов и пристроек было воздвигнуто из бревен на грубом каменном фундаменте.

— Это всего лишь дом, — сказал Грэматон. — Пошли в мою студию — я представлю вас лорду Грэматону.

Студия занимала второй этаж дальнего крыла. Северная стена сплошь состояла из маленьких стеклянных панелей, а остальные стены были увешаны живописью маслом, акварелями, пастелями, гравюрами, барельефами и резьбой по дереву.

— Добрый вечер, — поклонился мистер Боркка. Он стоял перед покрытым материей каркасом и повернулся, когда они вошли.

— А вот и Боркка! — улыбнулся Грэматон. — Вдыхаете аромат искусства, вы, язычник? Квин, познакомьтесь с…

— Я уже имел удовольствие, — вежливо промолвил Эллери. Его интересовало, что скрывается за полотнищем, прикрывавшим один из холстов, — оно висело косо, и ему показалось, что, когда они появились в студии, Боркка был поглощен изучением находившегося под тканью.

— Пожалуй, — тихо сказала Мими, — я позабочусь о комнате для мистера Квина.

— Чепуха — этим займется Джефф. Вот моя фреска, — объявил Грэматон, сдергивая ткань. — Это только предварительный вариант одного угла — фрески будут расположены по всему вестибюлю Музея нового искусства. Конечно, вы узнаете Мими.

Эллери, безусловно, узнал ее. В центре группы причудливых лиц виднелась огромная женская спина — смуглая и изогнутая. Он посмотрел на мистера Боркку, но тот уставился на миссис Грэматон.

— А это его лордство.

У стены — в месте, недоступном для солнечного света, — стоял большой старинный портрет в человеческий рост, чьи мрачные тона гармонировали с полом. Одетый по моде семнадцатого столетия четвертый лорд Грэматон обращал внимание, пожалуй, только красным носом и размерами живота.

— Разве он не прекрасен? — усмехнулся Грэматон. — Сбросьте холсты с этого стула и присаживайтесь… Портрет написан каким-то старательным, но довольно корявым предшественником Хогарта.

— Но какая связь между лордом Грэматоном и шуткой доктора Вэрроу? — осведомился Эллери.

— Подойди сюда, дорогая.

Мими подошла к мужу и села к нему на колени, положив темноволосую голову на его плечо. Мистер Боркка резко повернулся, споткнувшись о лежащий на полу острый мастихин.

— Боркка, налейте мистеру Квину выпить… Так вот, мой знатный предок женился на тщательно охраняемой девушке из Ланкашира, которая никогда не бывала дальше чем в двух милях от отцовского дома. Старый пират очень гордился красотой жены — выставлял ее при дворе, как своих негров на африканских невольничьих рынках. Вскоре леди Грэматон стала пределом мечтаний всех лондонских щеголей.

— Скотч, мистер Квин? — буркнул мистер Боркка.

— Нет.

Грэматон поцеловал жену в шею, а Боркка налил себе выпивку.

— Очевидно, сознавая свою ответственность перед потомством, — продолжал Грэматон, — лорд Грэматон вскоре после женитьбы заказал какому-то пачкуну свой портрет — жалкий результат у вас перед глазами. Однако старик был очень доволен, так как повесил его над камином в большом холле своего замка на самом видном месте. Ну, история гласит, что однажды ночью, когда страдающий подагрой лорд не мог заснуть, он зачем-то проковылял вниз и с ужасом увидел, что с камзола на его портрете капает кровь.

— Не может быть, — запротестовал Эллери. — Или это шутка времен Реставрации?[33]Имеется в виду период восстановления монархии в Англии после восшествия на престол Карла II в 1660 г.

— Нет, это была кровь, — усмехнулся художник. — Старый головорез сразу это понял. Он поплелся наверх в спальню жены сообщить ей о чуде и застал бедняжку наслаждающейся жизнью с одним из упомянутых мной молодых щеголей. Естественно, он проткнул обоих шпагой, а после, насколько помню, женился снова, имел пятерых детей от второго брака и умер в девяносто лет.

— Но кровь! — воскликнул Эллери, глядя на абсолютно чистый камзол лорда Грэматона. — Какое она имела отношение к измене его жены?

— Этого никто не понимает, — негромко отозвалась Мими.

— Когда он снова спустился, вытирая шпагу, — продолжал Грэматон, поглаживая ухо жены, — кровь на портрете исчезла. Типично британский символизм — все таинственно до скуки. Легенда гласит, что сердце четвертого лорда Грэматона кровоточит всякий раз, когда супруга кого-либо из Грэматонов сбивается с пути в поисках более зеленого пастбища.

— Семейные сплетни, — сухо промолвил Эллери.

Мими спрыгнула с колен мужа.

— Марк, я страшно устала.

— Прости. — Грэматон потянулся. — Странная история, верно? Используйте ее, если хотите… Показать вам вашу комнату? Боркка, будьте хорошим парнем и выключите свет.

Мими быстро вышла, словно ее преследовали. Это и в самом деле совершали глаза мистера Боркки, когда они оставили его стоящим у камина с графином виски в руке.

* * *

— Как неловко, — сказал за завтраком Грэматон. — Надеюсь, вы меня извините? Я получил телеграмму от архитектора и должен сегодня ехать в город.

— Я поеду с вами, — предложил Эллери. — Вы были настолько любезны…

— Не желаю и слышать об этом. Я вернусь завтра утром, и мы чем-нибудь займемся.

Эллери направился в лес знакомиться с островом Грэматона. Остров, как выяснилось, имел форму земляного ореха и занимал по меньшей мере тридцать акров, густо покрытых лесом, за исключением центральной части. Небо было в тучах, и Эллери ощущал холод, несмотря на кожаную куртку. Впрочем, он не был убежден, что в этом повинна погода. Остров действовал на него угнетающе.

Найдя старую, почти заросшую тропинку, Эллери из любопытства зашагал по ней. Тропинка шла через скалистый перешеек, исчезая около восточной оконечности острова, на поляне, где стояла деревянная хижина с покосившейся крышей, бревна в стенах которой торчали, как сломанные кости.

Какое-то заброшенное жилище скваттера, подумал Эллери. Ему пришла в голову мысль обследовать хижину. В подобных местах иногда можно наткнуться на что-нибудь занятное.

Но то, что обнаружил Эллери, представляло собой проблему. Шагнув на раскрошившийся каменный порог, он услышал изнутри голоса. В тот же миг позади из леса донесся крик Грэматона:

— Мими!

Эллери застыл как вкопанный.

— Не смейте прикасаться ко мне! — послышался в хижине взволнованный голос Мими. — Я не для этого пригласила вас сюда.

Голос мистера Боркки жалобно бубнил: «Мими, Мими, Мими», словно грампластинка, в которой заела игла.

— Вот деньги. Берите их и убирайтесь отсюда. — Мими явно была на грани истерики.

Но Боркка снова повторил «Мими», и его ноги зашаркали по полу.

— Боркка, вы с ума сошли! Я буду кричать! Мой муж…

— Я убью вас, — устало произнес Боркка. — Я не могу этого вынести…

— Грэматон! — окликнул Эллери, когда широкоплечий художник появился в поле зрения. Голоса в хижине смолкли. — Не тревожьтесь. Я похитил миссис Грэматон и заставил ее показать мне лес.

— А! — Грэматон вытер лоб и опять позвал: — Мими!

Появилась улыбающаяся Мими, однако ее рука, вцепившаяся в куртку Эллери, заметно дрожала.

— Я как раз показывала мистеру Квину хижину. Ты беспокоился обо мне, дорогой? — Она прошла мимо Эллери и обняла мужа за шею.

— Ты же знаешь, Мими, что должна была утром мне позировать. — Казалось, Грэматону не по себе — его большая светловолосая голова дергалась из стороны в сторону.

— Я забыла, Марк. Не смотри так сердито. — Мими взяла мужа за руку и, смеясь, пошла с ним в сторону леса.

— Красивое местечко, — сказал им вслед Эллери. Грэматон улыбнулся, но взгляд его серых глаз оставался напряженным. Мими потянула его к деревьям.

Эллери посмотрел вниз. На тропинке лежала причудливая трость мистера Боркки. Грэматон тоже заметил ее.

Подобрав трость, Эллери вошел в хижину. Она была пуста.

Выйдя, Эллери сломал трость о колено, бросил обломки в озеро и медленно последовал по тропинке за Грэматонами.

* * *

Когда Мими вернулась из поселка, проводив мужа, ее сопровождали Эмили Имз и доктор Вэрроу.

— Я провожу больше времени с кистью, чем со стетоскопом, — объяснил доктор Эллери. — Искусство захватило меня целиком и полностью. К тому же люди здесь удручающе здоровы.

— Днем мы поплаваем, — объявила Мими, — а вечером будем жарить сосиски с алтеем под открытым небом. Мы ведь обязаны развлекать вас, мистер Квин. — Но она не смотрела на него. Эллери казалось, что Мими неестественно возбуждена, — ее щеки были пунцовыми.

Когда они купались в озере, на берегу появился мистер Боркка; немного поколебавшись, он молча сел. Мими сразу помрачнела. Позднее, когда все вышли из воды, Боркка встал и удалился.

После обеда Джефф развел костер. Мими сидела, прижавшись к мисс Имз, словно пытаясь согреться. Доктор Вэрроу неожиданно извлек гитару и спел несколько малоизвестных матросских песен. Выяснилось, что у Мими красивое сопрано — она тоже пела, пока не заметила в кустах пару блестящих глаз, наблюдавших за ней. Взгляд их был настолько диким, что мышцы Эллери непроизвольно напряглись. Он подумал, что мистер Боркка по ночам запросто может превращаться в волка.

Начал моросить дождь. Они побежали к дому, а Джефф затоптал огонь.

— Оставайтесь, — настаивала Мими. — Пока Марка нет…

— Вам не удастся меня выгнать, — весело сказал доктор Вэрроу. — Мне нравятся ваши кровати.

— Хочешь, чтобы я спала в твоей комнате, Мими? — спросила мисс Имз.

— Нет, — медленно ответила Мими. — В этом нет надобности.

Эллери едва успел снять куртку, как в дверь его комнаты постучали.

— Мистер Квин, — послышался шепот.

Эллери открыл дверь. В полумраке стояла Мими, одетая в тонкое домашнее платье с открытой спиной. Она больше ничего не сказала, но в ее больших глазах светилась мольба.

— Возможно, — предложил Эллери, — нам лучше побеседовать в студии вашего мужа?

Он снова надел куртку, а Мими молча проводила его в студию и включила единственную лампу. Электричество осветило мрачную физиономию четвертого лорда Грэматона, блестящие сплошные стекла северной стены, лежащий на полу мастихин.

— Я должна вас поблагодарить, — прошептала Мими, опускаясь на стул, — и объяснить вам…

— Вы ничего мне не должны, — мягко прервал ее Эллери. — Зато вы многое задолжали самой себе. Сколько времени, по-вашему, вы сможете это терпеть?

— Так вы знаете! — Она беззвучно заплакала, закрыв лицо руками. — Это животное здесь с мая, и… Что же мне делать?

— Рассказать все вашему мужу.

— Нет-нет! Вы не знаете Марка. Дело не во мне, а в нем. Он переломает Боркке руки и ноги и свернет ему шею. Разве вы не понимаете, что я хочу уберечь Марка от беды?

Эллери молчал по той простой причине, что не находил ответа. Единственное, что он мог сделать, — это сам убить Боркку. Мими опять заплакала, съежившись на стуле.

— Пожалуйста, уходите, — всхлипывала она. — И спасибо вам за все.

— Вы считаете разумным оставаться здесь одной?

Мими не ответила. Эллери вышел из дома, чувствуя себя полным идиотом. От дерева отделилась толстая фигура Джеффа.

— Все в порядке, мистер Квин, — сказал бродяга.

Успокоенный, Эллери отправился спать.

* * *

Следующим утром Грэматон выглядел усталым, а его глаза покраснели, как будто он провел в городе бессонную ночь. Но держался он бодро и весело.

— Обещаю больше не исчезать, — сказал художник, поедая яичницу. — В чем дело, Мими? Тебе холодно?

Предположение казалось абсурдным, так как утро было жарким, обещая еще более жаркий день. Однако на Мими было закрытое платье мрачноватого оттенка и длинное пальто из верблюжьей шерсти. Лицо ее казалось искаженным.

— Я неважно себя чувствую, — ответила она, кисло улыбнувшись. — Хорошо съездил, Марк?

Он скорчил гримасу:

— Планы изменились — весь дизайн должен выглядеть по-другому. Придется мне заново рисовать твою спину.

— Дорогой!.. — Мими отложила бутерброд. — Ты не рассердишься, если… если я не буду тебе позировать?

— Чепуха! Ничего страшного — начнем завтра.

— Я имею в виду, — пробормотала Мими, беря вилку, — что… не буду больше позировать вообще.

Грэматон медленно поставил на стол чашку, словно у него заболела рука. Все молчали.

— Конечно, Мими.

Эллери ощутил недостаток свежего воздуха.

— Ты что-то сделала с Марком, Мими, — легкомысленным тоном произнесла Эмили Имз. — Если бы он услышал подобное от меня, когда мы были женаты, то запустил бы в меня чем-нибудь.

Эллери не знал, куда деться от смущения. Грэматон улыбнулся. Мими отщипнула кусочек омлета, а доктор Вэрроу рассеянно комкал салфетку. Когда в комнату вошел Джефф, почесывая отросшую щетину, Эллери был готов обнять его.

— Нигде не могу найти эту вонючку, — проворчал бродяга. — Прошлой ночью он не спал в своей постели, мистер Грэматон.

— Кто? — рассеянно спросил Грэматон. — О ком ты?

— О Боркке. Вам ведь он был нужен для рисования, верно? Ну так он ушел.

Грэматон сдвинул светлые брови.

— Может, он свалился в озеро и утонул? — с надеждой предположила мисс Имз.

— Кажется, этим утром меня ждут сплошные разочарования, — вставая, промолвил Грэматон. — Не пройдете ли вы со мной в студию, Квин? Я был бы вам признателен, если бы вы позволили мне набросать вашу голову для группы. — Он вышел, не оборачиваясь.

— По-моему, — тихо сказала Мими, — у меня начинается мигрень.

Войдя в студию, Эллери обнаружил Грэматона стоящим расставив ноги и сцепив руки за спиной. В комнате царил странный беспорядок — два стула были опрокинуты, а холсты валялись на полу. Грэматон уставился на портрет своего предка. Одно из окон в стеклянной стене было открыто, и горячий ветер шевелил ему волосы.

— Это просто невыносимо, — с трудом вымолвил Грэматон. — Внезапно он взревел, точно раненый лев: — Вэрроу! Эмили! Джефф!

Эллери подошел к портрету и застыл, не веря своим глазам.

Прошлой ночью сердце четвертого лорда Грэматона явно кровоточило.

Прямо под левой грудью виднелось коричневатое пятно. Жидкость стекла вниз дюйма на два, испачкав камзол на животе лорда. Что бы собой ни представляло это вещество, количество его было весьма солидным.

Схватив портрет, Грэматон швырнул его на пол, где на него падал свет.

— Кто это сделал? — хрипло осведомился он.

Мими прижала руку ко рту. Доктор Вэрроу улыбнулся:

— У мальчишек есть привычка пачкать стены, Марк.

Грэматон посмотрел на него, тяжело дыша.

— Не устраивай трагедию, Марк, — сказала Эмили Имз. — Это всего лишь чья-то глупая шутка. Видит бог, здесь достаточно краски.

Эллери склонился над распростертым на полу раненым аристократом и понюхал.

— Но это не краска, — сказал он, выпрямившись.

— Не краска? — еле слышно откликнулась мисс Имз.

Грэматон побледнел, а Мими закрыла глаза и ухватилась за спинку стула.

— Я неплохо знаком с признаками насилия, и этот сгусток кажется мне очень похожим на засохшую кровь.

— Кровь!

С жутким смехом Грэматон наступил прямо на лицо своего предка, растоптал ногами раму, скомкал холст и швырнул остатки в камин. После этого он поджег мусор, истратив целый коробок спичек, и отошел в сторону.

Виновато улыбнувшись, Эллери склонился над очагом и оторвал испачканный коричневым веществом кусочек холста, прежде чем четвертый лорд Грэматон был кремирован полностью. Когда он поднялся, в комнате оставался только доктор Вэрроу.

— Боркка… — процедил сквозь зубы доктор.

— Ох уж эти англичане, — пробормотал Эллери. — Недаром говорят, что у них отсутствует чувство юмора. Можете проанализировать это сразу же, доктор Вэрроу?

Когда врач удалился, Эллери, оказавшись один в полной тишине, сел и задумался. При этом он не закрывал глаза. Ему казалось, что на полу студии не хватает чего-то, что находилось там вчера вечером. Он вспомнил — это был острый мастихин Грэматона.

Подойдя к северной стене, Эллери высунул голову в открытую секцию окна.

— Его нигде нет, — послышался сзади голос Джеффа.

— Все еще ищете Боркку? Весьма разумно, Джефф.

— Он просто удрал. И скатертью дорога!

— Тем не менее не покажете ли вы мне его комнату?

Толстяк заморгал проницательными глазками и почесал волосатую грудь. Потом он проводил Эллери в комнату на первом этаже того же крыла. Тишина начинала действовать на нервы.

— Нет, — промолвил Эллери спустя некоторое время, — мистер Боркка не просто удрал, Джефф. До момента своего исчезновения он явно намеревался оставаться здесь, судя по нетронутым вещам. Хотя он нервничал — взгляните на эти окурки сигарет.

Бесшумно закрыв дверь комнаты мистера Боркки, Эллери вышел из дома и бродил вокруг, пока не оказался под северным окном студии Грэматона. Там были газоны, и в глинистой почве пестрели анютины глазки.

Однако кто-то — или что-то — обошелся с цветами весьма сурово. Под окном студии они были помяты, сломаны и вдавлены в землю, словно на них свалилось нечто тяжелое. В начале разоренного участка, у стены, виднелись две глубокие и узкие борозды в земле. На каждой из них был след мужского ботинка. Пятки находились у самой стены, а носки были странным образом повернуты навстречу друг другу.

— Боркка носил похожие ботинки, — пробормотал Эллери. Он стоял неподвижно, посасывая нижнюю губу. Возле газона проходила посыпанная гравием дорожка, через которую от двух борозд вел едва заметный след шириной примерно с человеческое тело.

Внезапно Джефф взмахнул руками, как будто собираясь улететь, но всего лишь отошел, опустив плечи.

Из-за угла дома появились Перл Энджерс и Эмили Имз. Актриса была очень бледна.

— Я заглянула сюда, и Эмили рассказала мне жуткую историю…

— Как миссис Грэматон? — рассеянно спросил Эллери.

— А вы как думаете? — сердито отозвалась мисс Имз. — Марк такой же здоровенный идиот, каким был раньше! Бродит по комнате, свирепый как медведь. Учитывая его любовь к легенде о кровоточащем портрете, он мог бы оценить эту шутку.

— Но кровь, Эмили! — испуганно напомнила Перл Энджерс.

— Мими в полном изнеможении, — продолжала мисс Имз. — И все из-за какой-то дурацкой шутки.

— Боюсь, это не совсем шутка, — заметил Эллери, указывая на газон с анютиными глазками.

— Что… что это? — запинаясь, пролепетала Перл Энджерс, отшатываясь от подруги и указывая на нечеткий след.

Эллери не ответил. Повернувшись, он медленно двинулся вдоль следа, изучая его.

Мисс Имз облизнула губы и перевела взгляд с открытого окна студии Грэматона на находящийся под ним изувеченный участок газона.

Актриса, истерически хохотнув, уставилась на след:

— Это выглядит… как будто кто-то тащил тело…

Обе женщины, взявшись за руки, словно дети, побрели за Эллери.

Странный след зигзагами вился по саду — в некоторых местах на нем виднелись параллельные линии, как если бы по земле волочили ботинки. В лесу идти по следу стало еще труднее, так как землю покрывали листья, корни и сучья.

Женщины двигались за Эллери как сомнамбулы, не издавая ни звука. Где-то по пути к ним присоединился Марк Грэматон, который, казалось, с трудом передвигается на одеревеневших ногах.

В лесу было очень жарко, и лица преследователей покрылись потом. Вскоре и Мими, по-прежнему закутанная, как будто она замерзла, подошла к мужу. Он не обратил на нее внимания, и она поплелась за ним, жалобно хныча.

Когда подлесок стал более густым, след и вовсе сделался едва заметным. Эллери, возглавлявший безмолвную процессию, был вынужден огибать непроходимые места и перепрыгивать через гнилые стволы. Один раз след углубился в кусты ежевики, пробраться сквозь которые было невозможно даже на четвереньках. Эллери вновь нашел след, только обойдя кустарник.

Вскоре он остановился. Остальные последовали его примеру. В самом центре полосы лежала золотая запонка. Обследовав ее, Эллери обнаружил инициал «Б» и сунул ее в карман.

Остров Грэматона сужался ближе к середине. Узкий участок представлял собой скалистый, покрытый валунами перешеек, к которому с обеих сторон подступало озеро.

Здесь Эллери вновь потерял след. Некоторое время он рыскал среди валунов, но с этой задачей могла справиться только ищейка. Поэтому он задумчиво двинулся дальше, не проявляя особого энтузиазма.

— Смотрите! — испуганно вскрикнула Перл Энджерс.

Мисс Имз обняла Мими за плечи, поддерживая ее. Грэматон стоял поодаль, тупо глядя перед собой. Эллери направился к актрисе, которая, рискованно присев на каменный выступ, с ужасом указывала на озеро.

Здесь было мелко. На песчаном дне, на расстоянии вытянутой руки, поблескивал мастихин Грэматона, явно брошенный в озеро.

Эллери опустился на валун и зажег сигарету. Он не делал попыток достать нож — вода давно смыла любые следы, которые могли быть на нем прошлой ночью.

Перл Энджерс испуганно и в то же время жадно обшаривала глазами озеро, ища нечто большее, чем нож.

— Квин! — послышался голос издалека.

— Я здесь! — откликнулся Эллери громким, но усталым голосом и снова занялся сигаретой.

Вскоре они услышали, как кто-то пробирается через лес, и увидели запыхавшегося доктора Вэрроу.

— Квин, — тяжело дыша, заговорил он, — это кровь… Человеческая кровь! — При виде Грэматона врач резко умолк, словно сбитый с толку.

Эллери кивнул.

— Кровь! — с ужасом повторила Перл Энджерс. — А Боркка исчез… И вы нашли его запонку на этом жутком следе… — Она поежилась.

— Кто-то зарезал его прошлой ночью в студии, — прошептала мисс Имз, — и во время борьбы кровь попала на портрет.

— А потом его труп выбросили из окна, — еле слышно пролепетала актриса, — или он сам свалился оттуда во время схватки. После этого убийца спустился вниз, протащил тело через лес к этому ужасному месту и…

— Возможно, мы могли бы сами отыскать труп в озере, — предположил доктор Вэрроу.

— Мы должны вызвать полицию, — медленно произнес Грэматон.

Все испуганно посмотрели на Эллери, но он продолжал молча курить.

— Вы едва ли можете надеяться скрыть… убийство, — запинаясь, вымолвила мисс Имз.

Грэматон двинулся в сторону дома.

— Одну минуту, — заговорил Эллери, выбросив сигарету в озеро.

Грэматон остановился, не оборачиваясь.

— Вы дурак, Грэматон.

— Что вы имеете в виду? — буркнул художник, все еще стоя спиной к остальным.

— Вы действительно славный парень, каким кажетесь, — осведомился Эллери, — или же вы маньяк-убийца, каким вроде бы вас считают ваши жена, бывшая жена и друзья?

Грэматон резко повернулся — его некрасивое лицо побагровело.

— Хорошо! — рявкнул он. — Я убил его!

— Нет! — крикнула Мими, приподнявшись с камня. — Нет, Марк!

— Незачем так горячиться, Грэматон, — заметил Эллери. — Ребенку ясно, что вы защищаете вашу жену — или думаете, что защищаете.

Грэматон опустился на валун.

— Это говорит в вашу пользу, — спокойно продолжал Эллери. — Вы сами не знаете, что натворила ваша жена, но, тем не менее, признаетесь в убийстве, которое, по-вашему, она совершила.

— Говорю вам, я убил его! — сердито повторил Грэматон.

— Убили кого, Грэматон?

Все снова посмотрели на него.

— Нет, мистер Квин! — воскликнула Мими.

— Это бесполезно, миссис Грэматон, — сказал Эллери. — Всего этого можно было бы избежать, если бы вам хватило благоразумия с самого начала довериться мужу. Бедняги мужья для того и существуют.

— Но Боркка… — начал доктор Вэрроу.

— Ах да, Боркка. Нам следует обсудить его. Но сначала мы должны обсудить очаровательную спину нашей хозяйки.

— Мою спину? — пролепетала Мими.

— При чем тут спина моей жены? — зарычал Грэматон.

— При всем — по крайней мере, почти при всем, — улыбнулся Эллери, зажигая очередную сигарету. — Закурите? Вы в этом здорово нуждаетесь… Понимаете, Грэматон, спина вашей супруги не просто красива — она красноречива. Пробыв в Натчитоке более недели, я имел удовольствие наблюдать ее несколько раз, и она всегда была обнажена — каковым и следует быть всему прекрасному. Фактически миссис Грэматон сама сказала мне, что вы настолько гордились ее спиной, что сами подбирали ей одежду, позволяющую выставлять спину на всеобщее обозрение.

Мисс Имз фыркнула, а Мими смертельно побледнела.

— Этим утром, — продолжал Эллери, — миссис Грэматон неожиданно появилась в плотном закрытом платье и длинном пальто, заявив, что больше не будет позировать для вашей фрески, центр которой занимает ее обнаженная спина. Все это произошло. Несмотря на то что, во-первых, сегодня необычайно жаркий день, во-вторых, вплоть до вчерашнего дня я сам видел ее красивую спину, как всегда, обнаженной, и, в-третьих, она прекрасно понимает, что значит лишить вас вдохновения в таком важном для художника предприятии, как фреска для Музея нового искусства, не дав никаких объяснений. И все же она внезапно прикрывает спину и отказывается позировать. Почему?

Грэматон посмотрел на жену, наморщив лоб.

— Сказать почему, миссис Грэматон? — мягко произнес Эллери. — Потому что между вчерашним вечером, когда я последний раз видел вас с обнаженной спиной, и сегодняшним утром, когда вы спустились к завтраку, произошло нечто вынудившее вас скрывать спину. Потому что прошлой ночью с вашей спиной произошло то, о чем вы не хотели рассказывать мужу, и о чем он непременно узнал бы, стань вы ему позировать. Я прав?

Губы Мими дрогнули, но она ничего не ответила. Грэматон и остальные ошеломленно уставились на Эллери.

— Разумеется, прав, — улыбнулся Эллери. — Я спросил себя: что же могло произойти ночью с вашей спиной? Имелся ли какой-нибудь ключ к разгадке? Конечно, имелся — портрет четвертого лорда Грэматона!

— Портрет? — удивленно переспросила мисс Имз.

— Заметьте: прошлой ночью грудь лорда вновь кровоточила. Что за история! Вечером я оставил вас в студии, ночью благородный лорд кровоточил, а утром вы скрывали вашу спину… Имеет ли это какой-то смысл? Кровоточащий портрет мог быть дурной шуткой или даже, простите, сверхъестественным феноменом, но, так или иначе, доктор Вэрроу установил, что на картине человеческая кровь. Она должна была вытекать из какой-то раны. Чьей же? Лорда Грэматона? Исключено — портрет ранить не так легко. Это была ваша кровь, миссис Грэматон, и ваша рана, иначе почему вы боялись показывать спину?

— О боже! — пробормотал Грэматон. — Мими, дорогая…

Мими заплакала, а художник закрыл руками свою безобразную физиономию.

— Реконструировать происшедшее было несложно. В студии имелись признаки борьбы. На вас напали с мастихином. Мы нашли его в озере. Вы прижались к портрету той частью спины, где была кровоточащая рана; портрет лорда Грэматона в человеческий рост стоял у стены, так что ваша рана испачкала грудь лорда как раз в нужном месте — в полном соответствии с таинственной легендой. Очевидно, вы потеряли сознание, а Джефф — он был снаружи, когда я ушел, и должен был слышать звуки борьбы — обнаружил вас, перенес в вашу комнату, обработал рану и, будучи преданной душой, держал язык за зубами, так как вы умоляли его об этом.

Плачущая Мими кивнула.

— Мими! — Грэматон подбежал к ней.

— Но Боркка… — пробормотал доктор Вэрроу. — Я не понимаю…

Эллери щелчком стряхнул с сигареты пепел.

— Удивительно, на что только способно воображение, — усмехнулся он. — Кровь… исчезновение Боркки… явный мотив… след человеческого тела в лесу… убийство! Нелогично, но по-человечески вполне понятно.

Он затянулся сигаретой.

— Разумеется, мне было ясно, что нападавшим был Боркка. Вчера я слышал, как он угрожал убить миссис Грэматон, — к тому же он совершенно обезумел от ревности и обуревавшей его страсти. Что же произошло с Борккой? Окно в студии было открыто, хотя вчера вечером я видел его закрытым. Внизу, на газоне с анютиными глазками, обнаружились явные признаки упавшего тела — две глубокие борозды указывали, где приземлились ноги… Короче говоря, охваченный паникой, возможно, думая, что совершил убийство, и слыша шаги приближающегося Джеффа, Боркка выпрыгнул из окна студии в слепом желании спастись.

— Но откуда вам известно, что он сам упал со второго этажа? — нахмурилась Перл Энджерс. — Откуда вы знаете, что кто-нибудь — скажем, Джефф — не убил его, не выбросил труп из окна и не оттащил потом…

— Нет, — улыбнулся Эллери. — Следы тела тянулись через лес на значительное расстояние. В одном месте, как вы видели, они ведут в ежевичный кустарник, настолько густой, что я мог бы пробраться сквозь него, только ползя на животе. Если Боркка был мертв и убийца волочил его тело, как он мог протащить его через кустарник? Да и зачем ему было это делать? Он, безусловно, не стал бы ползти на четвереньках, волоча за собой труп. Было бы гораздо легче идти по ближайшей тропинке, как поступили мы. Поэтому, — Эллери поднялся и направился к скалистому перешейку, — было очевидно, что Боркку никто не тащил, а он сам полз на животе. Следовательно, он был жив и никакого убийства не произошло вовсе.

Остальные медленно двинулись следом. Грэматон, опустив на грудь массивный подбородок, робко обнял Мими за плечи.

— Но почему Боркка полз все это расстояние? — осведомился доктор Вэрроу. — Он мог ползти до леса, чтобы оставаться незамеченным, но в лесу ему было незачем…

— Совершенно верно — незачем, — согласился Эллери. — Но тем не менее Боркка продолжал ползти. Значит, он был вынужден это делать. Боркка спрыгнул со второго этажа, приземлился на ноги, которые, судя по следам ботинок на газоне, при этом резко вывернулись навстречу друг другу. Мне пришло в голову, что он мог сломать лодыжки. Понятно?

Эллери остановился, а остальные последовали его примеру. Они дошли до конца тропинки на восточном краю острова. Сквозь деревья виднелась заброшенная хижина.

— Человек с двумя сломанными лодыжками — на то, что сломаны были обе, указывали два параллельных следа волочащихся ботинок; Боркка был не в состоянии отталкиваться одной ногой — не может плавать и, не действуя ногами как рычагом, едва ли может грести, а на острове нет ни моторной лодки, ни моста. Я уверен, — тихо добавил Эллери, — что Боркка все еще на острове.

Грэматон глухо зарычал, как сердитый пес.

— А так как Джефф не смог его отыскать, то кажется возможным, что он нашел убежище в этой хижине. — Эллери посмотрел в серые глаза Грэматона. — Уже более двенадцати часов бедняга прячется там, терпя дикую боль, считая себя убийцей и думая, что его ищут с целью подвергнуть заслуженной высшей мере наказания. Но по-моему, он уже достаточно наказан, не так ли, Грэматон?

Великан художник быстро заморгал.

— Мими? — тихо спросил он, не отвечая Эллери.

Она молча посмотрела на мужа и взяла его за руку.

Грэматон осторожно повернул ее и повел назад, к западной оконечности острова.

У берега в лодке сидел Джефф, похожий на наблюдающего Будду.

— Вы тоже можете возвращаться, — мягко обратился Эллери к двум женщинам и махнул рукой Джеффу. — А нам с доктором Вэрроу предстоит доделать малоприятную работу.