Онлайн чтение книги Люди Черного Круга The People of the Black Circle
10. ЖАСМИНА И КОНАН

Конан довольно быстро пересек зал, прошел через внешнюю комнату и оказался у двери, ведущей на галерею. Тут он заметил, что пол усыпан мелкими сверкающими осколками. Хрустальный щит, закрывавший дверной проем, разбился вдребезги. Конан вспомнил грохот, который сопутствовал звуку разбивающегося хрустального шара. Он понял, что в этот миг в замке разбился каждый кусок хрусталя. Какой-то неясный инстинкт или воспоминание о тайных преданиях смутно подсказали ему чудовищную правду о связи между Лордами Черного Круга и золотыми плодами гранатов. Он почувствовал, как короткие волосы у него на загривке встали дыбом, и быстро выбросил подобные мысли из головы.

Когда он вышел на галерею из зеленого нефрита, он испустил глубокий вздох облегчения. Ему еще нужно было пересечь расщелину, но по крайней мере он теперь видел белые пики, блестящие на солнце, и огромные склоны, теряющиеся в синей дымке расстояния.

Иракзай лежал там, где упал – уродливое пятно на гладкой стеклянной поверхности. Спускаясь вниз вьющейся тропой, Конан с удивлением отметил положение солнца. Оно еще не прошло зенит, а ему казалось, что прошли часы с тех пор, как он вошел в замок Черных Прорицателей.

Он чувствовал настойчивую потребность торопиться – не слепую панику, а инстинктивное чувство опасности, собирающейся у него за спиной. Конан ничего не сказал Жасмине. Она, похоже, была рада спрятать темноволосую голову у него на груди и чувствовать себя в безопасности в его железных объятиях. Конан на мгновение замер на краю расщелины и, нахмурив брови, глянул вниз. Переливающийся туман в пропасти больше не был розовым и искрящимся. Он был мутным, серым и призрачным, как тень жизни, тлеющей в израненном человеке. Киммерийца посетила странная мысль, что колдовство чернокнижников связано с их личность больше, чем игра актеров есть отражение жизни живых людей.

Но далеко внизу равнина по-прежнему блестела, как матовое серебро, а золотая полоса сверкала неугасимым блеском. Конан перебросил Жасмину через плечо, против чего она не возражала, и стал спускаться вниз. Он быстро спустился по платформе и пробежал по отзывающемуся эхом дну расщелины. Он был уверен, что будет погоня, и что единственный шанс уцелеть – это как можно быстрее переправиться по этой ужасной полосе, прежде чем раненый властелин настолько обретет силу, что снова обречет их на какую-нибудь опасность.

Когда он взобрался на противоположную стену и встал на краю, Конан вздохнул с облегчением и поставил Жасмину на землю.

– Теперь можешь идти сама, – сказал он девушке. – Отсюда нам все время под гору.

Она украдкой бросила взгляд на сверкающую пирамиду по ту сторону расщелины. Замок вздымался вверх на фоне заснеженного склона, как цитадель молчания и невообразимого зла.

– Неужели ты маг, раз смог победить Черных Прорицателей Йимши, о Конан из Гхора? – спросила она, когда они спускались вниз по тропе. Его мощная рука поддерживала ее за тонкую талию.

– Это благодаря поясу, который мне дал Хемса перед смертью, – ответил Конан. – Да, я нашел его на тропе. Это необычный пояс, я покажу тебе его, когда будет время. Против некоторых чар он оказался слаб, но против других силен. А хороший нож – это всегда отличное заклинание.

– Но если пояс помог тебе победить властелина, – возразила Жасмина, – почему он не помог Хемсе?

Он покачал головой.

– Кто знает? Хемса был рабом властелина; быть может, это ослабило чары пояса. Властелин не имел надо мной такой власти, как над Хемсой. Однако я не могу сказать, что победил его. Он отступил, но я чувствую, что мы еще столкнемся с ним. Я хочу, чтобы между нами и его логовом оказалось как можно больше миль.

Он обрадовался, найдя стреноженных лошадей в роще тамариска, где он их оставил. Конан быстро отвязал их, вскочил на черного скакуна и посадил девушку перед собой. Остальные последовали за ними, освеженные отдыхом.

– Куда теперь? – спросила Жасмина. – В Афгулистан?

– Не сразу! – хмуро усмехнулся он. – Кто-то – возможно, губернатор – убил семерых моих вождей. Мои глупцы-воины считают, что я имею какое-то отношение к этому. Если я не сумею убедить их в обратном, они будут охотиться за мной, как за раненым шакалом.

– Что тогда будет со мной? Если вожди мертвы, я не нужна тебе в качестве заложницы. Ты убьешь меня, чтобы отомстить за них?

Конан глянул на нее сверху вниз, глаза его дико сверкали. Он засмеялся над ее предположением.

– Тогда давай поскачем к границе, – сказала она. – Там ты будешь в безопасности от афгулов…

– Конечно, я скроюсь от них – на вендийской виселице.

– Я королева Вендии, – напомнила она ему. В ее манерах мелькнула прежняя величественность. – Ты спас мне жизнь. Ты получишь награду.

Слова ее прозвучали не так, как она хотела, и лишь привели Конана в негодование.

– Прибереги сокровища для своих городских псов, принцесса. Если ты королева равнин, то я – горный вождь, и не сделаю ни шага к границе!

– Но ты будешь в безопасности… – озадаченно начала она.

– А ты снова станешь Дэви, – прервал он. – Нет, девочка, я предпочитаю тебя такой, какая ты сейчас: женщина из плоти и крови, скачущая со мной на коне.

– Но ты же не можешь задержать меня! – вскричала она. – Не можешь…

– Смотри и увидишь, – угрюмо посоветовал он.

– Я заплачу тебе большой выкуп…

– Дьявол забери твой выкуп, – грубо ответил он. Руки его сильнее обхватили ее хрупкую фигурку. – Королевство Вендия не в состоянии дать мне ничего, что я желал бы хоть вполовину так же сильно, как я желаю тебя. Я заполучил тебя, рискуя собственной шеей. Если твои придворные хотят получить тебя обратно, пусть явятся на Зхабар и сразятся за тебя.

– Но у тебя нет людей! – возразила она. – За тобой охотятся! Как ты собираешься сохранить свою жизнь, не говоря уж о моей?

– У меня все еще есть друзья в горах, – ответил он. – Ты будешь в безопасности у вождя куракзаев, пока я не разберусь с афгулами. Если я не договорюсь с ними, то, клянусь Кромом, мы с тобой поскачем на север, в степи, к козакам. Я был гетманом в Вольном Братстве, прежде чем отправиться на юг. Я сделаю тебя королевой на реке Запороска!

– Но это невозможно! – воспротивилась она. – Ты не должен задерживать меня…

– Если эта мысль внушает тебе такое отвращение, – поинтересовался он,

– почему ты так охотно подставляешь мне губы для поцелуя?

– Даже королева всего лишь человек, – ответила она, зардевшись. – Но поскольку я королева, я должна думать о моем королевстве. Не увози меня в чужую страну. Поедем в Вендию со мной!

– Ты сделаешь меня своим королем? – сардонически спросил он.

– Ну, существуют обычаи… – запнулась она. Он прервал ее жестким смехом.

– О да, цивилизованные обычаи, которые не позволят тебе поступить так, как ты желаешь. Ты выйдешь замуж за какого-нибудь старого, потрепанного короля с равнин, а я могу отправляться своей дорогой, унося воспоминание о нескольких поцелуях, сорванных украдкой с твоих губ. Ха!

– Но я должна вернуться в свое королевство! – беспомощно повторила она.

– Для чего? – сердито потребовал ответа Конан. – Уныло сидеть на золотых тронах и слушать лесть одетых в бархат глупцов? Что в этом хорошего? Слушай: я родился в горах Киммерии, где все люди варвары. Я был наемником, корсаром, козаком, и переменил еще сотню других занятий. Какой король странствовал по свету, сражался в битвах, любил женщин и собирал такую добычу, как я?

Я пришел в Гулистан, чтобы собрать орду и напасть на южные государства, в том числе и на твое. Я стал вождем афгулов, и это только начало. Если я смогу договориться с ними, в этом году за мной пойдет еще дюжина племен. Но если не смогу – что ж, я вернусь в степь и буду грабить туранское пограничье вместе с козаками. А ты поедешь со мной. К черту твое королевство. Они как-то справлялись сами до твоего рождения!

Жасмина лежала в его объятиях, глядя на него снизу верх, и почувствовала, как в душе ее пробуждается дикое, дерзкое желание, пробужденное желанием Конана и равное ему. Но традиции тысячи поколений королей лежали на ней тяжким бременем.

– Я не могу! Не могу! – беспомощно повторяла она.

– У тебя нет выбора, – заверил он ее. – Ты… что за черт?!

Они оставили Йимшу далеко позади, и теперь ехали по высокому гребню, разделяющему две долины. Они находились как раз на вершине скального гребня, откуда хорошо была видна долина по правую сторону. Сильный ветер дул от них, поэтому шум битвы был плохо слышен, но и так снизу доносился звон сабель и стук копыт.

Они увидели, как солнце блестит на остриях копий и остроконечных шлемах. Три тысячи всадников в кольчугах гнали перед собой оборванную банду наездников в тюрбанах, которые огрызались и отбивались на бегу, как волки.

– Туранцы! – пробормотал Конан. – Отряды из Секундерама. Какого черта они здесь делают?

– Кто эти люди, которых они преследуют? – спросила Жасмина. – И почему те так упрямо отбиваются? Им все равно не выстоять, силы слишком неравные.

– Пять сотен моих храбрецов-афгулов, – проворчал Конан, хмуро глядя вниз, в долину. – Они в ловушке, и знают это.

Долина и впрямь оканчивалась тупиком. Она сужалась, превращаясь в ущелье с высокими стенами, которое вело в круглую котловину. Ее окружали отвесные высокие скалы, по которым невозможно было взобраться.

Наездников в тюрбанах оттесняли в ущелье. Им некуда было свернуть, и они неохотно подчинялись, преследуемые градом стрел и ураганом клинков. Всадники в шлемах подгоняли их, но не слишком наседали. Они знали, что доведенные до отчаяния горцы способны на бешеную ярость, и знали также, что добыча в ловушке, откуда она уже все равно не уйдет. Они распознали в горцах афгулов, и собирались загнать их в тупик и вынудить сдаться. Им нужны были заложники для определенной цели.

Их эмир был человеком решительным и инициативным. Когда он добрался до долины Гураша и не нашел ни проводников, ни эмиссара, которые должны были его ждать, он стал продвигаться вперед, положившись на свое собственное знание местности. Весь путь от Секундерама его люди сражались, и теперь многие горцы зализывали свои раны в деревнях среди скал. Эмир знал, что, скорее всего, ни он, ни его люди не вернутся живыми в Секундерам, ибо со всех сторон их окружают враги, но он был преисполнен решимости выполнить приказ – любой ценой отнять у афгулов Жасмину Дэви и доставить ее королю Ездигерду в качестве невольницы. Если же это окажется невыполнимым – отрубить ей голову, прежде чем умереть самому.

Разумеется, обо всем это наблюдатели на гребне горы понятия не имели. Но Конан беспокойно зашевелился.

– Какого дьявола они угодили в ловушку? – вопросил он у окружающего мира. – Я знаю, что они здесь делали – охотились за мной, псы! Совали нос в каждую долину, и угодили в западню, прежде чем сообразили это. Несчастные глупцы! Они хорошо обороняются в ущелье, но долго не выстоят. Когда туранцы затолкают их в эту котловину, они запросто их перебьют!

Шум битвы, доносящийся снизу, стал громче. Яростно обороняющиеся афгулы в узком ущелье на короткий миг задержали одетых в кольчуги всадников, которые не могли бросить на них все свои силы.

Конан мрачно нахмурился, беспокойно зашевелился, положив руку на рукоять оружия, и наконец отрывисто сказал:

– Дэви, я должен спуститься к ним. Я найду место, где тебе спрятаться, пока я не вернусь. Ты говорила о своем королевстве… Ну, не стану утверждать, что эти волосатые дьяволы мне как родные дети, но каковы бы они ни были, это мои люди. Вождь никогда не должен предавать своих воинов, даже если они предали его первые. Они думают, что были правы, когда прогнали меня… А, дьявол, от меня не так-то просто избавиться! Я по-прежнему вождь афгулов, и я это докажу! Я спущусь пешим в это ущелье.

– А что со мной? – спросила Жасмина. – Ты силой увез меня от моих людей. Что же, теперь ты оставишь меня одну умирать в горах, а сам спустишься вниз и понапрасну отдашь свою жизнь?

У Конана даже вены вздулись от напряжения.

– Ты права, – беспомощно пробормотал он. – Один Кром знает, что мне делать.

Она немного повернула голову. Озадаченное выражение появилось на ее прекрасном лице. Затем:

– Слушай! – воскликнула она. – Слушай!

Их слуха достигли слабые звуки фанфар. Они устремили взоры в глубокую долину по левую руку от них, и уловили на ее противоположной стороне блеск стали. Длинная цепь пик и полированных шлемов двигалась вдоль по долине, блестя на солнце.

– Всадники Вендии! – вскричала Жасмина.

– Их тысячи, – пробормотал Конан. – Давно уже войско кшатриев не заходило так далеко в горы.

– Они ищут меня! – воскликнула она. – Дай мне твою лошадь! Я поскачу к моим воинам! Горный гребень слева не так крут, и я смогу спуститься в долину. Спускайся к своим людям и продержитесь еще немного. Я направлю свое войско на туранцев! Мы сокрушим их! Быстрее, Конан! Неужели ты пожертвуешь своими людьми ради собственной прихоти?

Она посмотрела ему в глаза и увидела там бушующую страсть, подобную неутолимому голоду степей и зимних лесов. И все же Конан покачал головой и одним могучим прыжком соскочил с коня, отдав ей поводья.

– Ты победила, – буркнул он. – Скажи же, скачи как дьявол!

Жасмина развернулась и направила коня вниз по левому склону, а Конан помчался вдоль гребня, пока не достиг высокого обрыва над ущельем, где шло сражение. Он спустился вниз по скалистой стене, как обезьяна, цепляясь за выступы и выемки, и наконец обрушился в свалку, которая кипела в устье ущелья. Вокруг него свистели и лязгали клинки, ржали и поднимались на дыбы кони, трепетали перья на шлемах в гуще окрашенных кровью тюрбанов.

Едва его ноги коснулись земли, киммериец испустил боевой клич, подобный волчьему вою, схватился за украшенную золотом узду, увернулся от удара сабли и вонзил свой нож в сердце всадника. В следующий миг он уже был в седле, выкрикивая яростные приказы ошеломленным афгулам. Они некоторое время глядели на него, разинув рты, но видя опустошение, которое он производит вреди врагов, вновь принялись за дело, приняв его возвращение без разговоров. В этом адском хаосе кровопролития не было времени на вопросы и ответы.

Всадники в остроконечных шлемах и украшенных золотом кольчугах клубились в устье ущелья, размахивая саблями. Узкий проход был забит лошадьми и людьми. Воины сражались грудь в грудь, орудовали короткими клинками, пуская в ход сабли, как только появлялось место, чтобы нанести удар. Если воин падал, он больше не поднимался, затоптанный копытами лошадей. Здесь много значили мощь и грубая физическая сила, и вождь афгулов дрался за десятерых. В такие моменты людьми руководит привычка, и горцы, привыкшие видеть Конана во главе, воспрянули духом, хоть и не доверяли ему.

Но численное превосходство тоже играло свою роль. Напирающие задние ряды туранской конницы теснили передних вглубь узкого ущелья, в сверкающие зубы кривых афгульских сабель. Горцы медленно пятились, оставляя за собой горы трупов. Разя и убивая как бешеный, Конан все же успел почувствовать леденящее сомнение – сдержит ли Жасмина свое слово? Она могла встретить своих воинов, повернуть на юг и оставить Конана с его отрядом на растерзание.

Но наконец, когда, казалось, прошли века этой отчаянной схватки, в долине снаружи послышался новый звук. Он перекрыл звон стали и вопли умирающих. И вот, под звуки труб, что сотрясали скалы, пять тысяч всадников Вендии ударили по армии Секундерама.

Удар расколол отряды туранцев, разметал их, и разбросал их жалкие остатки по всей долине. В одно мгновение волна отхлынула из ущелья и рванулась обратно. Образовался хаотический водоворот сражения. Всадники разворачивались и поодиночке или группами бросались в бой. Но вот эмир упал с кшатрийской пикой в груди, и всадники в остроконечных шлемах повернули лошадей к выходу из ущелья, нахлестывая их как безумные и прорубая себе путь через лавину врагов, захлестнувшую их с тыла. В бегстве они бросились врассыпную, а победители бросились врассыпную в погоне за ними. Битва рассеялась по всей долине. Беглецы и преследователи рассеялись по склонам близ устья долины. Оставшиеся в живых афгулы вырвались из ущелья и присоединились к погоне за врагами, приняв неожиданных союзников столь же безоговорочно, как они приняли возвращение своего изгнанного вождя.

Солнце опускалось за дальние вершины, когда Конан в изодранной одежде, в кольчуге, пропитанной кровью, с ножом, по которому стекала кровь, пересек усыпанное трупами поле сражения и оказался на гребне холма, где Жасмина Дэви восседала на лошади в окружении аристократов.

– Ты сдержала слово, Дэви, – проревел он. – Все же, клянусь Кромом, я пережил скверные минуты в этом ущелье… Берегись!!!

С неба спикировал стервятник невероятных размеров, огромными крыльями сметая всадников с седел.

Кривой и острый, как ятаган, клюв был нацелен на нежную шею Дэви. Но Конан оказался быстрее – короткая пробежка, тигриный прыжок, страшный удар окровавленного ножа, – и стервятник испустил ужасный человеческий крик, заметался в воздухе и с высоты тысячи футов рухнул вниз, на камни. Когда он падал, судорожно взмахивая крыльями, его облик изменился. Вместо громадной птицы в пропасть падал человек в черном одеянии, беспомощно раскинув руки в широких черных рукавах.

Конан повернулся к Жасмине. В руке его все еще был окровавленный нож, синие глаза горели, из многочисленных ран на его могучем теле капала кровь.

– Ты снова Дэви, – сказал он, со свирепой ухмылкой окинув взглядом расшитое золотом платье из тончайшей ткани, которое она набросила поверх одежды горской девушки. Он не испытывал благоговения перед толпой знати, окружавшей Жасмину. – Я должен поблагодарить тебя за жизни трех с половиной сотен моих негодяев, которые наконец-то убедились, что я их не предавал. Ты вернула мне власть, и я снова могу строить планы завоеваний.

– Я все еще должна тебе выкуп, – сказала Дэви, и ее темные глаза при взгляде на него засияли. – Я дам тебе десять тысяч золотых монет…

Конан отмахнулся резким нетерпеливым жестом, стряхнул с ножа кровь и отправил оружие в ножны, а руки вытер о кольчугу.

– Я сам соберу, что мне причитается, и сделаю это по-своему, – сказал он. – Я получу выкуп в твоем дворце в Айодии, и со мной придут пятьдесят тысяч воинов, чтобы убедиться, что весы точные.

Дэви рассмеялась и натянула поводья.

– А я встречу тебя на берегу Юмды с сотней тысяч войска!

Его глаза засверкали свирепым восхищением и пониманием. Отступив на шаг, Конан воздел руку жестом, который был одновременно признанием ее королевского достоинства, и указанием, что путь перед ней свободен.