Онлайн чтение книги Цена соли The price of salt
Глава 23

ТЕРЕЗА ВОШЛА в свою старую комнату, и первое, что бросилось ей в глаза — прямо лежащий уголок ковра. Какой же маленькой и трагической выглядела эта комната. И все же она принадлежала ей — крошечное радио на книжной полке, подушечки на маленьком диване, такие личные, как подпись, которую она вывела когда-то давно и позабыла о ней. Как те два-три висящих на стене макета, на которые она намеренно избегала смотреть.

Она пошла в банк, сняла сотню из своих последних двухсот баксов и купила черное платье и туфли.

Завтра, подумала Тереза, она позвонит Эбби и договорится насчет машины Кэрол. Завтра, но не сегодня.

В этот же день она назначила встречу с Недом Бернстайном, сопродюсером английского шоу, для которого Харкви делал декорации. Она взяла три макета, сделанные ею во время поездки, а также фотографии спектакля «Мелкий дождь», которые собиралась ему показать. Работа стажера у Харкви, если она ее получит, будет не очень денежной, на это не проживешь, но, в общем, есть и другие варианты, кроме работы в универмагах. Например, телевидение.

Мистер Бернстайн равнодушно осмотрел ее работы. Тереза сказала, что она еще не говорила с мистером Харкви, и спросила мистера Бернстайна, берет ли тот себе помощников. Мистер Бернстайн заявил, что это в ведении Харкви, но, насколько он знал, у того их хватало. Мистер Бернстайн также не был в курсе, нуждалась ли на данный момент какая-нибудь студия по созданию декораций в помощнике. И Тереза подумала о платье стоимостью шестьдесят долларов. И о ста долларах, которые остались на ее счету в банке. Она сказала миссис Осборн, что та может показывать ее старую квартиру, когда пожелает, в любое время, потому что она съезжает. Тереза еще не представляла, куда. Она поднялась и поблагодарила мистера Бернстайна за то, что он хотя бы посмотрел ее работы. И поблагодарила она его с улыбкой на лице.

— А как насчет телевидения? — спросил мистер Бернстайн. — Вы пытались начать оттуда? Через них проще пробиться.

— Позже днем в Дюмонт я собираюсь встретиться с одним человеком.

В прошлом январе мистер Донохью назвал ей пару имен. Мистер Бернстайн добавил еще несколько.

Потом она позвонила в студию Харкви. Тот сказал, что она как раз застала его в дверях, но она может занести свои макеты в его студию сегодня, а завтра утром он их посмотрит.

— Кстати, завтра, около 5 вечера, в отеле Сейнт Реджис будет коктейльная вечеринка в честь Женевьевы Кранелл. Если вы туда заглянете, — сказал Харкви со своим отрывистым акцентом, который делал его мягкий голос точным, словно математическое уравнение, — то, по крайней мере, завтра мы с вами наверняка сможем увидеться. Вы сможете прийти?

— Да. С удовольствием. А где в Сейнт Реджис?

— Люкс D, с 5 до 7 вечера, — прочитал он на приглашении.

— Я буду там к шести.

Она вышла из телефонной будки такая счастливая, будто Харкви только что сделал ее своим партнером по бизнесу. Все двенадцать кварталов до его студии она прошла пешком, и оставила там свои макеты у молодого человека — не того, которого она видела там в январе. Харкви часто менял ассистентов. Она благоговейно осмотрела его мастерскую, прежде чем закрыть дверь. Возможно, довольно скоро он позволит ей заглянуть сюда снова. Вероятно, как раз завтра она об этом и узнает.

Она зашла в аптеку на Бродвее и позвонила оттуда Эбби в Нью Джерси. Голос Эбби звучал совсем по-другому в отличие от того раза, когда она звонила ей в Чикаго. Должно быть, дела Кэрол пошли намного лучше, подумала Тереза. Но она так и не спросила про нее. Она звонила, чтобы договориться о машине.

— Я могу приехать и забрать ее, если хочешь, — сказал Эбби. — Но почему бы тебе не позвонить Кэрол насчет нее? Я знаю, что ей будет приятно тебя услышать. — Эбби была как-то подозрительно любезна.

— Ну… — Тереза не хотела ей звонить. Но чего она боялась? Голоса Кэрол? Самой Кэрол? — Ладно. Я отгоню машину ей, если только она сама этого не захочет. Тогда я тебе перезвоню.

— Когда? Сегодня днем?

— Да, через пару минут.

Тереза подошла к дверям аптеки и постояла там несколько минут, разглядывая рекламу Кэмел, на которой было изображено гигантское лицо, испускающее колечки дыма, словно гигантские пончики, а потом глазея на низко сидящих, угрюмого вида таксистов, лавировавших, подобно акулам, по запруженным машинами дневным улицам; на знакомую мешанину из ресторанов, барных вывесок, навесов, ступенек перед входом и окон, эту красновато-коричневую суматоху переулка, походившего на сотни нью-йоркских улиц. Она вспомнила, как однажды шла по одной из Восьмидесятых улиц в западном районе города, вдоль фасадов из бурого песчаника, битком набитых человеческими существами, человеческими жизнями — некоторые прямо там начинались, некоторые заканчивались — и она вспомнила возникшее в ней ощущение подавленности, и как она торопилась пробежать мимо этих домов и добраться до авеню. Всего два или три месяца назад. Теперь такая же улица наполнила ее напряженным волнением, заставила захотеть окунуться в нее, ринуться по тротуару со всеми этими вывесками и театральными навесами, торопливыми и натыкающимися на нее людьми. Она повернулась и пошла обратно к телефонным будкам.

Мгновение спустя она услышала голос Кэрол.

— Когда ты приехала, Тереза?

При первых звуках этого голоса она ощутила краткий, трепещущий толчок, а потом все прошло.

— Вчера.

— Как ты? Ты выглядишь по-прежнему? — голос Кэрол звучал сдержанно, словно рядом с ней кто-то был, но Тереза была уверена, что никого там не было.

— Не совсем. А ты?

Кэрол сделала паузу.

— Ты говоришь по-другому.

— Да.

— Мы с тобой увидимся? Или ты не хочешь? Всего раз… — это был голос Кэрол, а вот слова — не ее. Слова были осторожными и неуверенными. — Как насчет сегодня днем? Машина у тебя?

— Днем мне нужно встретиться с парой человек. У меня не будет времени. — Когда это она отказывала Кэрол, когда Кэрол хотела ее видеть?  — Хочешь, чтобы я пригнала тебе машину завтра?

— Нет, я могу за ней подъехать. Я же не инвалид. Машина вела себя хорошо?

— Она в хорошем состоянии, — сказала Тереза. — Нигде ни царапинки.

— А ты? — спросила Кэрол, но Тереза ничего не ответила.

— Мы встретимся завтра? У тебя есть время днем?

Они договорились встретиться в баре отеля Риц Тауэр на 57 Стрит в 4.30 и на этом закончили разговор.

Кэрол опаздывала на четверть часа. Тереза сидела и ждала ее за столиком, откуда ей были видны стеклянные двери, ведшие бар. Наконец, она увидела как Кэрол, входя, распахивает одну из дверей, и напряжение отозвалось в ней легкой тупой болью. На Кэрол была надета все та же шубка, те же черные замшевые туфли на каблуках, в которых она была в тот день, когда Тереза впервые ее увидела, но сейчас приподнятую светлую голову украшал красный шарф. Она увидела лицо Кэрол — похудевшее, чьи черты тронули непривычное удивление и легкая улыбка, когда Кэрол ее заметила.

— Привет, — сказала Тереза.

— Сначала я тебя даже не узнала, — секунду Кэрол постояла у столика, всматриваясь в нее, а потом присела. — Так мило с твоей стороны встретиться со мной.

— Не говори так.

Подошел официант, и Кэрол заказала чай. Тереза машинально заказала то же самое.

— Ты меня ненавидишь, Тереза? — спросила ее Кэрол.

— Нет, — Тереза чувствовала слабый аромат духов Кэрол, тот знакомый сладковатый запах, который сейчас был странно незнаком, потому что не пробуждал в ней то, что вызывал раньше. Она положила спичечный коробок, который сжимала в руке. — Как я могу тебя ненавидеть, Кэрол?

— Думаю, можешь. Какое-то время ты меня ненавидела, разве нет? — сказала Кэрол, словно утверждала непреложный факт.

— Ненавидела тебя? Нет.

Не совсем, могла бы она сказать. Но она поняла, что Кэрол прочла это по ее лицу.

— А теперь… ты повзрослела… ты одеваешься, как взрослая, и прическа у тебя взрослой женщины.

Тереза посмотрела в серые глаза Кэрол, которые теперь стали более серьезными, а еще — какими-то тоскующими, несмотря на уверенную посадку гордой головы, и снова опустила взгляд, будучи не в состоянии их постичь. «Она все еще красивая», — подумала Тереза с внезапной острой болью утраты.

— Я кое-чему научилась, — сказала Тереза.

— Чему?

— Что я… — Тереза замолчала, в ее мысли внезапно вмешалось воспоминание о портрете в Су-Фолс.

— Знаешь, ты выглядишь прекрасно, — сказала Кэрол. — Такое неожиданное превращение. Это потому что меня рядом не было?

— Нет, — выпалила Тереза. Она посмотрела на стоявший перед ней чай, которого не хотела, и нахмурилась. Фраза Кэрол про «превращение» навела ее на мысли о рождении, и смутила ее. Да, она родилась заново с тех пор, как оставила Кэрол. Она родилась в тот миг, когда увидела картину в библиотеке, и ее сдавленные рыдания тогда были похожи на первый крик младенца, которого тащат в этот мир против его воли. Она посмотрела на Кэрол. — Там была картина, в библиотеке в Су-Фолс, — пояснила она. А потом рассказала о ней Кэрол — просто и без всяких эмоций, словно историю, которая случилась с кем-то другим.

И Кэрол слушала, не сводя с нее глаз. Кэрол смотрела на нее так, как могла бы издалека наблюдать за кем-то, кому была не в силах помочь.

— Странно, — негромко сказала Кэрол. — И ужасающе.

— Да, — Тереза знала, что Кэрол поймет. А еще она увидела сочувствие в глазах Кэрол и улыбнулась, но Кэрол не улыбнулась ей в ответ. Кэрол все еще пристально смотрела на нее. — Что ты думаешь? — спросила Тереза.

Кэрол взяла сигарету.

— А что думаешь ты? О том дне в магазине?

Тереза снова улыбнулась.

— Было так замечательно, что ты подошла именно ко мне. Почему ты подошла ко мне?

Кэрол помедлила.

— По такой прозаичной причине. Потому что ты была единственной девушкой, которая не была адски занята. И на тебе не было рабочего халата, я это помню.

Тереза разразилась смехом. Кэрол лишь улыбнулась, но внезапно она стала похожа на себя тогдашнюю, какой была в Колорадо Спрингс, до того как все случилось. И сразу же Тереза вспомнила о подсвечнике в сумочке.

— Я принесла тебе это, — сказала она, протягивая его Кэрол. — Он попался мне в Су-Фолс.

Тереза в свое время завернула его в попавшуюся под руку белую салфетку. Кэрол развернула подарок на столе.

— Я думаю, он очаровательный, — сказала Кэрол. — Похож на тебя.

— Спасибо. А я подумала, что он был похож на тебя, — Тереза посмотрела на руку Кэрол, на большой палец и на кончик среднего, что покоились на тонком крае подсвечника, так же как она видела пальцы Кэрол и на блюдцах от кофейных чашек в Колорадо, Чикаго и в уже позабытых местах. Тереза закрыла глаза.

— Я люблю тебя, — сказала Кэрол.

Тереза открыла глаза, но не подняла взгляд.

— Знаю, ты не чувствуешь того же ко мне. Так ведь?

У Терезы возник порыв запротестовать, но разве она могла? Она не чувствовала того же.

— Я не знаю, Кэрол.

— Это то же самое, — голос Кэрол был мягким, выжидающим, ждущим, что Тереза подтвердит это или опровергнет.

Тереза уставилась на треугольнички тоста на тарелке, что стояла между ними. Она подумала о Ринди. Она все медлила с вопросом о ней.

— Ты виделась с Ринди?

Кэрол вздохнула. Тереза видела, как ее рука соскользнула с подсвечника.

— Да, в прошлое воскресенье, час или около того. Наверное, она сможет приезжать меня повидать пару раз в год на полдня. Раз в сто лет. Я проиграла полностью.

— Ты ведь говорила о нескольких неделях в году.

— Ну, кое-что еще случилось… в частном порядке между Харджем и мной. Я отказалась давать бесчисленное множество обещаний, которые он требовал от меня. И его семья тоже не осталась в стороне. Я отказалась жить согласно списку глупых требований, которые они подготовили как перечень проступков — даже если это означало, что они запрут Ринди подальше от меня, как будто я какое-то чудовище. А это и имелось в виду. Хардж рассказал адвокатам все — все, чего они еще не знали.

— Господи, — прошептала Тереза. Она могла себе представить, что это означало — Ринди, которая днем навещает Кэрол в сопровождении строгой гувернантки, настроенной против Кэрол, наверное, предупрежденной, чтобы она не выпускала ребенка из виду, и Ринди скоро это все поймет. Какую радость принесут эти посещения? Хардж… Тереза не хотела произносить его имя. — Даже суд был добрее, — сказала она.

— Собственно говоря, я не очень много пообещала и в суде. Там я тоже отказалась.

Вопреки себе Тереза слегка улыбнулась, потому что она была рада, что Кэрол отказалась, что Кэрол все еще была настолько гордой.

— А это и не было судом, знаешь ли, только обсуждение за круглым столом. Знаешь, как они сделали ту запись в Ватерлоо? Они вбили в стену специальный микрофон со штырем, вероятно, сразу же, как только мы туда пришли.

— Микрофон со штырем?

— Я помню, что слышала, как кто-то что-то заколачивает. Думаю, это было в тот момент, когда я только закончила принимать душ. Помнишь?

— Нет.

Кэрол улыбнулась.

— Микрофон со штырем, который улавливает звуки, как и диктофон. У него был номер рядом с нами.

Тереза не помнила стука молотка, но жестокость всего произошедшего вернулась, потрясая, уничтожая…

— Все кончено, — сказала Кэрол. — Знаешь, я почти предпочла бы больше не видеть Ринди вовсе. Я никогда не потребую встреч с ней, если она перестанет хотеть меня видеть. Я просто оставлю это на ее усмотрение.

— Я не могу представить, что настанет день, когда она не захочет тебя видеть.

Брови Кэрол приподнялись.

— А как тут предсказать, что Хардж может с ней сотворить?

Тереза молчала. Она отвела взгляд от Кэрол и увидела часы. Было 5.35. Ей следует появиться на коктейльной вечеринке до шести, подумала она, если она туда вообще пойдет. Она нарядилась ради нее в новое черное платье с белым шарфом, в новые туфли, в новые черные перчатки. И какой неважной казалась сейчас вся эта одежда. Внезапно она подумала о зеленых шерстяных перчатках, что вручила ей сестра Алисия. Они все еще лежали в папиросной бумаге на дне ее сундука? Ей захотелось выкинуть их вон.

— Ко всему как-то приспосабливаешься, — сказала Кэрол.

— Да.

— Хардж и я продаем дом, и я купила квартиру на Мэдисон Авеню. И, веришь или нет, пошла работать. Я буду работать закупщиком в мебельной торговой фирме на Пятой Авеню. Должно быть, кто-то из моих предков был плотником, — она взглянула на Терезу. — Как бы то ни было, на это я буду жить, и мне это нравится. Квартира большая и милая… достаточно большая для двоих. Я надеялась, что ты, возможно, захотела бы переехать и жить со мной, но, думаю, ты не захочешь.

Сердце Терезы подпрыгнуло, точно так же, как тогда, когда Кэрол позвонила ей в тот день в магазин. Что-то отозвалось в ней против ее воли, сразу же сделало ее счастливой и гордой. Она гордилась тем, что у Кэрол было мужество так поступить, произнести эти слова, что у Кэрол всегда будет такое мужество. Она вспомнила храбрость Кэрол, встретившейся лицом к лицу с детективом на проселочной дороге. Тереза сглотнула, пытаясь подавить биение своего сердца. Кэрол даже не смотрела на нее. Кэрол водила кончиком сигареты по пепельнице, вперед-назад. Жить с Кэрол? Когда-то это было невозможно, и было тем, чего она желала больше всего на свете. Жить с ней и делить с ней все, лето и зиму, вместе гулять и читать, вместе путешествовать. И она вспомнила те дни, когда она обижалась на Кэрол, когда воображала, что Кэрол просит ее об этом, и себя, отвечающую отказом.

— Переедешь?

Тереза чувствовала, что балансировала на тонкой грани. Обида уже ушла. Сейчас не осталось ничего, кроме решения, подвешенной в воздухе тонкой линии — и ничего по обе стороны, что могло бы столкнуть ее или вытащить. Но с одной стороны была Кэрол, а с другой — пустой вопросительный знак. С одной стороны, Кэрол, и сейчас все было бы по-другому, потому что они обе были другими. Это был бы мир, такой же неизведанный, каким был и тот мир в прошлом, когда она впервые в него вошла. Только теперь не было никаких преград. Тереза подумала о духах Кэрол, которые сегодня ничего для нее не значили. «Пробел, который нужно заполнить», — сказала бы Кэрол.

— Ну, — нетерпеливо сказала Кэрол, улыбаясь.

— Нет, — произнесла Тереза. — Нет, не думаю.

Потому что ты снова меня предашь. Вот, о чем она думала в Су-Фолс, вот, что она хотела написать или сказать. Но Кэрол не предавала ее. Кэрол любила ее больше, чем любила своего ребенка. Это было одной из причин, почему она не дала никаких обещаний. Она рисковала сейчас, как рисковала в тот день на дороге, делая ставку на то, что заберет у детектива все, и тогда она тоже проиграла. А теперь она видела, как меняется лицо Кэрол, увидела слабую тень потрясения и шока, настолько слабо различимую, что, наверное, в целом мире только она одна и могла ее заметить, и в этот миг Тереза была не в состоянии думать.

— Вот так ты решила, — сказала Кэрол.

— Да.

Кэрол неотрывно смотрела на свою зажигалку на столе.

— Значит, вот так.

Тереза взглянула на нее, все еще желая протянуть руки, дотронуться до волос Кэрол и крепко сжать их всеми пальцами. Разве Кэрол не расслышала нерешительности в ее голосе? Терезе вдруг захотелось убежать, выскочить что есть мочи за дверь и понестись по тротуару. Было без пятнадцати шесть.

— Я должна пойти на коктейльную вечеринку во второй половине дня. Это важно из-за возможной работы. Там собирается быть Харкви.

Харкви даст ей какую-нибудь работу, она была в этом уверена. Она звонила ему сегодня в двенадцать насчет макетов, которые оставила в его студии. Харкви они понравились все.

— А вчера я еще получила задание для телевидения.

Кэрол подняла голову, улыбаясь.

— Мой маленький важный человечек. Сейчас ты выглядишь так, словно можешь сделать что-то хорошее. Ты знаешь, что даже твой голос звучит по-другому?

— Разве? — Тереза запнулась, ей все труднее было усидеть на месте. — Кэрол, ты можешь пойти на эту вечеринку, если хочешь. Это большое мероприятие в паре номеров в отеле — в честь женщины, которая будет играть главную роль в пьесе Харкви. Я знаю, что они не будут против, если я кого-нибудь приведу с собой.

Она не совсем понимала, почему просит об этом Кэрол, почему Кэрол, возможно, захотела бы сейчас пойти на коктейльную вечеринку, если она сама не имела большого желания туда идти.

Кэрол покачала головой.

— Нет, дорогая, спасибо. Ты лучше беги сама. По правде сказать, через минуту у меня свидание в отеле Элисей.

Тереза положила перчатки и сумочку себе на колени. Она посмотрела на руки Кэрол, на бледные веснушки, рассыпанные по тыльной стороне ладоней — обручального кольца сейчас уже не было — и в глаза Кэрол. Она чувствовала, что никогда больше не увидит Кэрол. Через две минуты, даже меньше, они расстанутся на тротуаре.

— Машина снаружи. Перед входом слева. И вот ключи.

— Я знаю, я видела ее.

— Ты остаешься? — спросила Тереза. — Я разберусь с чеком.

— С чеком разберусь я, — сказал Кэрол. — Иди, если тебе нужно идти.

Тереза встала. Она не могла оставить Кэрол сидеть здесь, за столиком, над двумя чашками чая и пеплом от их сигарет.

— Не оставайся тут. Пошли, выйдем со мной.

Кэрол подняла глаза, и на ее лице возникло вопросительное и удивленное выражение.

— Ладно, — сказала она. — В доме осталась пара твоих вещей. Мне их…

— Это не важно, — перебила ее Тереза.

— А твои цветы. Растения, — Кэрол оплачивала чек, который принес официант. — Что случилось с теми цветами, что я тебе дала?

— Цветы, которые ты дала мне… они завяли.

На секунду глаза Кэрол встретились с ее, и Тереза отвела взгляд.

Они расстались на углу Парк Авеню и 57 стрит. Тереза перебежала улицу, едва успев перед тем, как зеленый свет зажегся и выпустил позади нее лавину автомобилей, которые смазали вид Кэрол, когда она повернулась к ней на другой стороне улицы. Кэрол медленно уходила прочь, мимо входа в Риц Тауэр и дальше. «Вот так и должно было быть, — подумала Тереза. — Без всякого затяжного пожимания рук, без оглядки». Потом, увидев как Кэрол берется за ручку на дверце машины, она вспомнила пивную бутылку под передним сидением, вспомнила ее постукивание, когда она когда она поднималась по развязке, выезжая из тоннеля Линкольна на въезде в Нью-Йорк. Тогда она подумала, что должна вытащить ее оттуда до того, как отдаст машину Кэрол, но забыла. Тереза поспешила в отель.

Люди уже вываливались из двух дверей, что выходили в коридор, и официант с трудом проталкивал в номер столик на колесиках с ведерками льда. Комнаты были наполнены шумом, и Тереза нигде не видела ни мистера Бернстайна, ни Харкви. Она никого тут не знала, ни души. Кроме одного знакомого лица — мужчины, с которым она несколько месяцев назад где-то беседовала о работе, которая так и не состоялась. Тереза обернулась. Мужчина сунул ей в руку высокий бокал.

— Мадемуазель, — напыщенно произнес он, — вы не это ищете?

— Спасибо, — она не задержалась рядом с ним. Ей показалось, что она заприметила в углу мистера Берстайна. На пути ей попались несколько женщин в широких шляпах.

— Вы актриса? — спросил все тот же мужчина, проталкиваясь вместе с ней через толпу.

— Нет. Сценический дизайнер.

Это был мистер Бернстайн, и Тереза бочком протиснулась между кучками людей и добралась до него. Мистер Бернстайн радушно протянул ей пухлую руку и поднялся с сиденья с подогревом.

— Мисс Беливет! — прокричал он. — Миссис Кроуфорд, консультант по гриму…

— Давайте не будем говорить о делах! — взвизгнула миссис Кроуфорд.

— Мистер Стивенс, мистер Фенелон, — мистер Бернстайн все представлял и представлял ей людей, пока она не кивнула дюжине человек и не сказала «Здравствуйте» примерно половине из них. — И Айвор… Айвор! — позвал мистер Бернстайн.

Там был Харкви, его тощая фигура, тонкое лицо и маленькие усики, он улыбнулся ей, взял ее руку и потряс.

— Привет, — сказал он. — Я рад видеть вас снова. Да, мне понравились ваши работы. Я вижу вашу увлеченность, — он слегка рассмеялся.

— Достаточную, чтобы втиснуться в ваши ряды? — спросила она.

— Все-то вам нужно знать, — с улыбкой сказал он. — Да, вы можете втиснуться. Приходите завтра ко мне в студию около одиннадцати. Сможете это сделать?

— Да.

— Найдите меня тут попозже. Я должен попрощаться с теми, кто уже уходит, — и он отошел.

Тереза поставила бокал на край стола и достала сигарету из сумочки. Дело было сделано. Она кинула взгляд на дверь. В номер только что вошла женщина с забранными наверх светлыми волосами, с яркими глазами глубокого голубого цвета, и вызвала вокруг себя небольшой всплеск волнения. Быстрыми, уверенными движениями она поворачивалась, чтобы поприветствовать людей рядом, пожать руки, и Тереза вдруг осознала, что это и была Женевьева Кранелл, английская актриса, которая будет играть главную роль. Она выглядела иначе, чем на тех нескольких фотоснимках, на которых Тереза ее видела. У нее был такой тип лица, который нужно было увидеть в движении, чтобы счесть привлекательным.

— Привет, привет! — крикнула она, наконец, всем, окидывая взглядом номер, и Тереза увидела, как этот взгляд на мгновение задержался на ней, и при этом Терезу поразил легкий шок, подобный тому, какой она испытала, когда впервые увидела Кэрол, а в голубых глазах женщины вспыхнул интерес, который, она знала это, светился в ее собственных глазах при виде Кэрол. А сейчас Тереза была той, кто продолжал смотреть, а женщина отвела взгляд и отвернулась.

Тереза посмотрела на бокал в своей руке, и почувствовала, как изнутри ее охватил жар, как внезапно запылали ее лицо и кончики пальцев, и нельзя было сказать, что эту горячку вызвало биение ее крови или сами ее мысли. Еще до того как их представили, она поняла, что эта женщина была похожа на Кэрол. Она была красивой и совсем не выглядела, как та картина в библиотеке. Тереза улыбнулась, потягивая свой напиток. Она сделала глубокий глоток, чтобы восстановить душевное равновесие.

— Цветок, мадам? — официант протянул ей поднос, полный белых орхидей.

— Спасибо большое, — Тереза взяла один цветок. Она никак не могла приколоть его булавкой к одежде, и кто-то — мистер Фенелон или мистер Стивенс — подошел к ней и помог. — Спасибо, — сказала она.

К ней шла Женевьева Кранелл, а позади нее мистер Бернстайн. Актриса поздоровалась со стоящим рядом с Терезой мужчиной, как со старым знакомым.

— Вы уже знакомы с мисс Кранелл? — спросил мистер Бернстайн Терезу.

Тереза посмотрела на женщину.

— Меня зовут Тереза Беливет, — она пожала протянутую женщиной руку.

— Здравствуйте. Так вы и есть отдел декораций?

— Нет. Только его часть, — она все еще чувствовала рукопожатие, когда женщина выпустила ее руку. Она почувствовала себя взволнованной, безумно и глупо взволнованной.

— И что, никто не принесет мне выпить? — бросила мисс Кранелл в толпу.

Мистер Бернстайн повиновался. Мистер Бернстайн закончил представлять мисс Кранелл тем, кто его окружал и кто еще не был с ней знаком. Тереза слышала, как она кому-то говорила, что только что с самолета и что ее багаж сложен в коридоре, и пока она говорила, Тереза видела, как пару раз ее взгляд, скользя поверх мужских плеч, находил ее. Тереза почувствовала, что ее волнует и привлекает аккуратный затылок, забавный, небрежно вздернутый кончик носа, единственная легкомысленная черта этого узкого, классического лица. Ее губы были довольно тонкими. Она выглядела необычайно живой и невозмутимо хладнокровной. Все же Тереза чувствовала, что Женевьева Кранелл, вероятно, больше не заговорит с ней на этой вечеринке — по той простой причине, что хотела бы заговорить.

Тереза стала пробираться к зеркалу на стене. Она проверила, так же ли хорошо уложены ее волосы и не нужно ли освежить помаду на губах.

— Тереза, — произнес голос рядом с ней. — Вам нравится шампанское?

Тереза повернулась и увидела Женевьеву Кранелл.

— Конечно.

— Конечно. Что ж, через несколько минут перебирайтесь в шесть-девятнадцать. Это мой люкс. У нас будет вечеринка для более тесного круга.

— Это честь для меня, — сказала Тереза.

— Так что не налегайте на коктейли. Где вы раздобыли такое милое платье?

— У Бонвит… оно ужасно экстравагантно.

Женевьева Кранелл рассмеялась. На ней был надет синий шерстяной костюм, который, вообще-то, выглядел ужасно экстравагантно.

— Вы выглядите такой юной. Полагаю, вы не будете возражать, если я спрошу, сколько вам лет?

— Мне двадцать один.

Она закатила глаза.

— Невероятно. Кому-то еще всего двадцать один год?

Люди наблюдали за актрисой. Тереза ​​была польщена, невероятно польщена, и лесть только добавилась к тому, что она чувствовала, или могла бы почувствовать к Женевьеве Кранелл.

Мисс Кранелл протянула ей портсигар.

— На секунду я подумала, что вы моложе.

— Это преступление?

Актриса смотрела только на нее, и ее голубые глаза улыбались поверх огонька зажигалки. Затем женщина повернула голову, чтобы прикурить свою сигарету, и Тереза внезапно поняла, что Женевьева Кранелл никогда и ничего не будет для нее значить, ничего не останется кроме этого получаса, проведенного на коктейльной вечеринке. И что ощущаемое ею волнение не продолжится и не пробудится вновь в другое время или в другом месте. И о чем ей это говорило? Тереза смотрела на аккуратную линию ее светлых бровей, пока первая струйка сигаретного дыма тянулась вверх, но ответ так и не пришел. И вдруг какое-то ощущение трагедии, почти сожаления, заполонило Терезу.

— Вы из Нью-Йорка? — спросила ее мисс Кранелл.

— Виви!

Новые гости, которые только что вошли в дверь, окружили Женевьеву Кранелл и утащили ее прочь. Тереза снова улыбнулась, допила свой напиток и почувствовала, как по ней растекается первозданное успокаивающее тепло виски. Она поговорила с мужчиной, которого мельком видела вчера в офисе мистера Бернстайна, и с другим мужчиной, которого не знала вовсе; через всю комнату она посмотрела на дверной проем, который в этот самый момент был пустым прямоугольником, и подумала о Кэрол. Как будто, в конце концов, войдет Кэрол и еще раз задаст ей вопрос. Или, скорее, прежняя Кэрол, но не сегодняшняя. У Кэрол сейчас встреча в баре отеля Элисей. С Эбби? Со Стенли МакВеем? Тереза отвела взгляд от двери, как будто испугалась, что в ней могла появиться Кэрол, и ей снова пришлось бы сказать «нет». Она взяла еще один виски с содовой и ощутила пустоту внутри, которая медленно заполнялась осознанием того, что она могла бы очень часто видеться с Женевьевой Кранелл, если бы захотела, и, хотя она никогда не втянется в эти отношения, возможно ее саму будут любить.

Один из мужчин рядом с ней спросил:

— Кто делал декорации к «Потерянному мессии», Тереза? Помните?

— Бланчард? — ответила она, словно в забытьи, потому что все еще размышляла о Женевьеве Кранелл, испытывая чувство отвращения, стыда, из-за того, что только что до нее дошло, и она поняла, что ее никогда не будут любить. Она слушала разговор о Бланчарде и о ком-то еще, даже присоединилась к нему, но ее сознание замерло над сплетением, где сошлась и в котором спуталась дюжина нитей. Одной нитью был Денни. Одной была Кэрол. Одной — Женевьева Кранелл. Еще одна все тянулась и тянулась из клубка, но ее сознание было захвачено переплетением. Она наклонилась, чтобы прикурить сигарету, и почувствовала, что еще глубже падает в эту сеть, и она вцепилась в Денни. Но сильная черная нить никуда не вела. Она понимала, словно сейчас ей говорил голос какого-то предсказателя, что ничего большего у нее с Денни не будет. И одиночество прокатилось по ней снова, как стремительный ветер, загадочный, как едва различимые слезы, внезапно навернувшиеся на ее глаза, слишком легкие, чтобы их заметили, и она подняла голову и снова бросила взгляд на дверной проем.

— Не забудьте, — рядом с ней стояла Женевьева Кранелл, поглаживая ее по руке и выпаливая слова. — Шесть-девятнадцать. Мы перебираемся туда, — она стала отворачиваться и уходить, но вернулась. — Вы придете? Харкви тоже придет.

Тереза ​​покачала головой.

— Спасибо, я… я думала, что смогу, но я вспомнила, что должна быть в другом месте.

Женщина посмотрела на нее вопросительно.

— Что-то случилось, Тереза? Что-то не так?

— Нет, — она улыбнулась, направляясь к двери. — Спасибо, что спросили. Непременно увижу вас снова.

— Непременно, — сказала актриса.

Тереза ​​вошла в комнату рядом с большим залом и вытащила свое пальто из груды на кровати. Она поспешила по коридору к лестнице, мимо людей, которые ждали лифта, среди них была и Женевьева Кранелл. И Терезе было все равно, видела та ее или нет, когда она кинулась вниз по широкой лестнице, словно от чего-то убегая. Тереза улыбнулась сама себе. Прохладный и свежий воздух обдувал ее лоб, издавал легкие звуки, словно за ушами у нее трепетали крылышки, пока она чувствовала, что летит через улицы и взлетает на края тротуаров. К Кэрол. И может быть, Кэрол в этот миг все уже знала, потому что Кэрол знала такие вещи загодя. Тереза пересекла еще одну улицу, и впереди показался тканевый навес отеля Элисей.

Метрдотель сказал ей что-то в фойе, и она ответила ему:

— Я кое-кого ищу, — и пошла к дверям.

Она стояла на пороге, оглядывая людей за столами в зале, где играло пианино. Свет был неярким, и сначала она не увидела Кэрол, которая сидела лицом к ней, наполовину скрытая в тени у дальней стены. Кэрол тоже ее не видела. Напротив нее сидел мужчина, которого Тереза не знала. Кэрол медленно подняла руку и откинула волосы назад, с одной и с другой стороны, и Тереза ​​улыбнулась, потому что это жест был жестом Кэрол, и это была Кэрол, которую она любила и всегда будет любить. О, сейчас уже по-другому, потому что она была совсем другим человеком, и это было как встретить Кэрол заново, но это была все еще Кэрол и никто другой. Это была бы Кэрол, в тысяче городов, в тысяче домов, в других странах, куда они бы отправились вместе, на небесах и в аду. Тереза ждала. А потом, едва только она собралась подойти к ней, Кэрол увидела ее, и, казалось, какое-то время недоверчиво в нее вглядывалась, пока Тереза ​​наблюдала, как медленно ширится ее улыбка; а затем ее рука вдруг приподнялась, и Кэрол быстро махнула в счастливом энергичном приветствии, которого Тереза ​​никогда не видела прежде. И Тереза пошла к ней.