Онлайн чтение книги Дети железной дороги The Railway Children
Глава II. ПИТЕР-УГЛЕДОБЫТЧИК

- Что за глупости! - воскликнула мама, нащупывая на столе коробку спичек. - Так испугаться бедного мышонка. Крыса - придумал тоже!

Она зажгла спичку, свечка вновь загорелась, и в ее слабом свете они наконец смогли рассмотреть друг друга.

- Ну! - смеясь, обратилась к детям мама. - Вам же очень хотелось, чтобы что-нибудь такое случилось. Вот вам и приключение! Я просила миссис Вайни купить хлеба, масла и мяса и приготовить нам ужин. А что если она там, в столовой, - потушила свет и легла поспать? Пойдемте посмотрим.

Кухонная дверь открывалась прямо в столовую. Войдя с одной свечкой, они убедились, что в столовой намного темнее, чем в кухне. Потому что кухню недавно вымыли, а столовая была черной от потолка до пола, и потолок пересекали тяжелые черные балки. Кругом громоздилась пыльная мебель - мебель из столовой их старого дома, где они жили с самого рождения. Детям казалось теперь, что это было очень давно. И очень далеко.

По крайней мере, в столовой стояли стол и стулья. Но где же ужин?

- Давайте посмотрим в других комнатах, - предложила мама. Повсюду они спотыкались о нагромождение неразобранной мебели, утюгов, посуды и разных ненужных предметов, но никаких следов ужина они так и не нашли. Даже в кладовой валялись только ржавая медная форма для кексов и щербатая тарелка с остатками молока.

- Что за противная старуха! - воскликнула мама. - Она просто сбежала, забрав с собой деньги, и ничего нам не приготовила.

- Значит, мы ляжем голодными? - почти с ужасом спросила Филлис, наступая на фаянсовую тарелку, которая тут же с готовностью треснула под ее стопой.

- Подожди, - сказала мама. - Давайте разберемся в большом тюке, что мы с собой привезли. Он, наверное, в подвале. Фил, пожалуйста, детка, смотри под ноги. Питер, подержи свечку!

Пять деревянных ступенек вели вниз - в подвал, который понравился детям, потому что потолок там был такой же высокий, как в кухне. Под потолком на полке сложены были дрова и уголь. А также разные вещи.

Питер встал у стены со свечой, а мама пыталась развязать тюк, закрученный множеством веревок.

- Где молоток? - спросил Питер.

- Здесь, - ответила мама. - Хотя нет - боюсь, что он в ящике. Зато я нашла совок для золы и кочергу.

Потом она принялась за чемодан.

- Давай я открою, - предложил Питер, думая, что ему это удастся быстрее. Ведь каждому из нас, когда он видит, как другой ворошит в печке дрова, или открывает чемодан, или развязывает тугой узел на веревке, кажется, что он может сделать это лучше.

- Мама, ты поранишь себе руки. Дай я! - говорила Роберта.

- Жалко, папы нет - он бы в два счета! - пробубнил Питер. - Бобби, ты чего пинаешься?

- Я? Я даже к тебе не прикасалась!

Тут же вырвали со скрипом первый гвоздь. Вынули одну планку, за ней другую, и вот уже все четыре с длинными гвоздями, похожими на железные зубья, зловеще засверкали в свете огарка.

- Ура! - воскликнула мама. - Тут как раз свечи. Это главное, что нам сейчас нужно. Девочки, пойдите зажгите их. Найдите там блюдца. Капните туда воск и в него поставьте свечи, чтобы они держались.

- А сколько их надо зажечь?

- Сколько вы сочтете нужным. Лучше побольше, чтобы ожить. А то в сумерках все приходят в уныние, кроме разве ночных сов и ленивых сонь.

Девочки принялись зажигать свечи. У одной спички отлетела головка и обожгла палец Филлис. Но, как сказала Роберта, это был пустяковый ожог. Ведь она могла жить во времена римских мучеников, когда людей сжигали заживо.

Когда огонь четырнадцати свечей озарил столовую, Роберта сходила за дровами и углем и принялась растапливать очаг.

- Что-то не по-майски холодно, - заметила Роберта и, говоря, чувствовала себя старше своих лет.

При огне свечей и очага столовая приняла совсем другой вид; оказалось, что стены столовой сделаны из дерева, окрашенного в черный цвет, и украшены резным орнаментом в виде цветов и спиралей.

Девочки спешно стали приводить комнату в «божеский вид», растаскивая все лишнее и ненужное по углам, а кое-что пряча под огромное кожаное кресло, папино кресло, в котором он так любил отдыхать после обеда.

- Браво! - воскликнула мама, входя с подносом, уставленным всякой всячиной. - Это уже на что-то похоже. Погодите, сейчас я отыщу скатерть - и тогда...

Скатерть оказалась в ящике с замком, который можно было открыть ключом, а не совком, и когда ею накрыли стол, комната стала похожа на пиршественный зал.

Все невероятно устали, но в предчувствии забавного и нарядного застолья сразу приободрились. Чего только не было на столе! Бисквиты, пирожные, консервированный имбирь, изюм, цукаты, мармелад...

- Оказывается, тетя Эмма не зря скупила весь магазин, - говорила мама. - Филлис, пожалуйста, не ешь одной и той же ложкой мармелад и сардины!

- Не буду! - сказала Филлис и положила ложку в тарелку с печеньем «Мария».

- Давайте первым делом выпьем за здоровье тети Эммы. Если бы она нам все это не запаковала, что бы мы делали? За тетю Эмму!

Они выпили разбавленное водой имбирное вино из чашечек, сделанных в форме ивового куста, потому что бокалов пока не удалось найти.

Все чувствовали себя слегка виноватыми перед тетей Эммой. Конечно, она не была такой обаятельной и ласковой, как мама, но, в конце концов, ведь это она положила в багаж всякие вкусные вещи.

К тому же тетя Эмма догадалась проветрить постельное белье. Люди, которые привезли из города мебель, поставили кровати вплотную друг к другу, и осталось только их застелить.

- Ну, цыплятки мои, доброй ночи, - сказала мама. - Я все же уверена, что крыс тут нет. Но я на всякий случай оставляю дверь приоткрытой: если выскочит мышонок, вы только мне крикните - я приду и выскажу ему все, что о нем думаю.

Мама ушла в свою комнату. А ночью Роберта проснулась оттого, что маленькие дорожные часы пробили два; Их звук напоминал ей всегда бой церковных часов... Там, далеко... Потом послышались шаги. Мама до сих пор что-то делала в своей комнате.

Утром Роберта разбудила Филлис, дернув ее за волосы. Дернула как будто слегка, но все же немного, как той показалось, больно.

- Вставай скорее! Вставай! Ты же помнишь, что мы теперь живем в новом доме. Тут у нас никакой прислуги не будет. Давай встанем и сделаем что-нибудь полезное. Нам надо потихоньку спуститься вниз и сделать, чтобы все было красиво, пока мама не встала. Питера я уже разбудила. Он оденется быстрее нас.

Они оделись бесшумно и быстро. Воды у них в комнате, конечно, не было, пришлось спуститься во двор и умываться из шланга. Одна девочка держала шланг, а другая мылась. Это было не особенно удобно, но зато интересно.

- Это же лучше, чем в ванной купаться, - рассуждала Роберта, - погляди-ка, травка между камней прямо искрится на солнце, а какой мох на крыше и цветы...

Крыша кухни, расположенной в боковой части дома, покато спускалась к самой земле. Крыша была соломенная, и сквозь нее пробивались мох, ломи-камень*[5]Ломи-камень (камнеломка) - многолетняя трава., лук-порей и мелкие цветочки.

- Тут гораздо, гораздо красивее, чем на вилле в Эджкомбе, - говорила Филлис. - Я бы еще хотела посмотреть, что тут за сад.

- Ни о каких садах нам пока думать не приходится! - категорично заявила Роберта. - Все в дом - и за дела!

Растопили печь, поставили чайник, расставили посуду к завтраку. Многих необходимых вещей пока не смогли найти, но папина стеклянная пепельница отлично послужила солонкой, а хозяйская медная форма для кексов - хлебницей.

Когда первоочередные дела были сделаны, они выбрались наконец на свежий воздух, на яркий утренний свет.

- Погуляем хоть в саду, - сказал Питер.

Но где же он, сад? Они дважды обошли дом. Задний двор весь был заставлен сараями и разными хозяйственными постройками. А с трех сторон дом окружали поля, и ни дворики, ни посадки не отделяли его от окружавшей болотистой, торфянистой равнины.

Это была сельская местность на возвышенности. За спуском виднелись рельсы железной дороги и зияющая пасть туннеля. Станция была скрыта за домами, зато виднелся огромный мост на краю долины, с высоченными арками.

- Что же делать? Нет сада - значит, нет! - вздохнул Питер. - Давайте спустимся к дороге. Там, наверное, поезда ходят.

- Поезда мы отсюда можем увидеть, - проговорила Роберта. - Дай посидеть хоть немного.

Они уселись на большом камне, который возвышался над травами, и когда мама в восемь часов вышла во двор, она увидела, что дети, сбившись в кучку, дружно спят крепким сном.

Они так замечательно растопили в половине пятого очаг, поставили чайник, но к восьми часам огонь успел потухнуть, вода выкипела, и дно чайника было прожжено чуть ли не насквозь. Уже не приходилось думать о мытье посуды.

- Оставим пока в покое чашки и блюдца, - сказала мама. - Я тут нашла еще комнату, она просто чудо. Я совсем забыла, что тут есть еще комната. И я уже вскипятила воду в кастрюле.

Дверь в забытую комнату открывалась тоже из кухни. В потемках и в суматохе они решили, что это ниша или буфет. А это была небольшая квадратная комнатка, и на столе, красиво обставленном, стояли остывший ростбиф, хлеб, масло, сыр и пирог.

- Пирог! - воскликнул Питер. - Вот это здорово!

- Да, представьте себе! Яблочный пирог. Это тот самый ужин, который мы должны были съесть вчера, - сказала мама. - А вот записка от миссис Вайни. Ее зять сломал руку, и бедной женщине пришлось уйти, не дождавшись нас. Она в десять придет.

Завтрак получился чудесный. Дети говорили, что утром гораздо приятнее есть яблочный пирог, пусть даже холодный, чем говядину.

- Но это больше похоже на обед, чем на завтрак, - заметил Питер, вылизывая свою тарелку, - потому что мы ведь так рано встали.

Весь день дети были заняты тем, что помогали маме распаковывать и раскладывать вещи. Шесть маленьких ног болели от непрерывной беготни, а их обладатели все переносили и переносили посуду и разные предметы на определенные для них места. Было еще не очень поздно, когда мама сказала:

- Мы что-то сегодня переработали. Я пойду на часок прилягу, чтобы к ужину быть свежей, как жаворонок.

Тогда дети переглянулись между собой. У всех были очень выразительные лица, хотя все они выражали одну и ту же мысль. Мысль эта, как рубрики в Путеводителе для детей, состояла из двух частей - из вопроса и ответа.

Вопрос: Куда мы пойдем?

Ответ: На железную дорогу.

И они отправились на станцию, а выходя, обнаружили сад: он находился за хозяйственными строениями и был окружен высокой стеной.

- Не будем отвлекаться, - объявил Питер. - Мне мама уже объяснила утром, где этот сад. Но мы пойдем туда завтра, а теперь - на железную дорогу.

Путь к железной дороге пролегал по покатому заболоченному участку, который весь был буквально утыкан кустами и желто-серыми скалами, напоминавшими свечи на именинном торте.

Под конец дети сбежали по круче к деревянному забору: за ним открывался вид на железную дорогу с ее сверкающими рельсами, телеграфными проводами, постами и семафорами.

Они влезли на забор, и тут раздался зловещий звук, заставивший их повернуть головы вправо. Там из массивной скалы смотрело на них черное жерло туннеля. В следующую секунду из туннеля с воплем и фырчанием вырвался поезд. Он на огромной скорости промчался мимо детей. Их словно обдало ветром, и галька запрыгала на насыпи.

- Ух! - выдохнула Роберта. - Это как будто был дракон. Он чуть не поймал нас и не унес на своих горячих крыльях!

- Да, и я представляла себе логовище дракона как раз таким, как этот туннель, - прибавила Филлис.

- Я не думал, - сказал Питер, - что мы окажемся так близко от поезда. Мне даже было страшно.

- Это тебе не игрушечный локомотив! - уязвила его Роберта.

(Между прочим, мне наскучило уже называть ее полным именем - Роберта. Брат и сестра называли ее Бобби, так почему бы и мне не последовать их примеру?)

- Это другое... Это не игрушка, а настоящий поезд. Какой же он длинный!

- Тот поезд, на котором мы сюда ехали, был в два раза короче, - заметила Филлис.

- И те поезда, что мы видели, были разрезаны пополам платформой, - добавила Бобби.

- А вдруг этот поезд едет в Лондон? - сказала Бобби. - Там папа...

- Давайте спустимся на станцию и там все разузнаем, - предложил Питер.

И они пошли.

Идти надо было все время вдоль линии, и они слышали над головой гудение проводов. Когда сидишь в вагоне, то кажется, что расстояние между столбами совсем небольшое. Но когда идешь своим ходом, то столбов как будто бы немного, а пространство от одного столба до другого совсем немалое.

Но вот, наконец, они пришли на станцию.

Прежде дети приходили на станцию, лишь когда надо было куда-то ехать поездом или кого-то встречать, и при этом они всегда отправлялись туда в сопровождении взрослых, которым вовсе не интересно было задерживаться на станциях и хотелось поскорее уйти.

Никогда раньше они не подходили к путям так близко, чтобы видеть провода, никогда не вслушивались, как загадочному «пинь... пинь...», доносящемуся с высоты, отвечает твердое и громкое постукивание машины.

Правда, дети обращали внимание на шпалы, подложенные под рельсы. Шпалы лежали на достаточном расстоянии друг от друга и походили в их представлении на камни в пенящемся потоке из игры, которую любил устраивать дома Питер.

И вот они впервые попали на станцию не через билетные кассы, а идя по покатой насыпи вдоль полотна. Разве уже одно это не радость?

Радостью было также попасть в служебную комнату, где висело на стене расписание поездов, горели лампы и носильщик клевал носом над газетами.

К станции сходились многочисленные колеи. Некоторые из них сразу убегали в депо, словно они очень устали и желали передохнуть. Тут стояли на рельсах платформы, и по одну сторону высилась угольная гора - не россыпь угля, как дома на чердаке, а как будто угольный дом, выстроенный из больших черных камней или кирпичей, - это напомнило им города в долине с картинок, помещенных в книге «Библейские рассказы для детей». Там, по верху этой махины, тянулось что-то напоминающее побеленную стену.

Когда носильщик вышел на двукратный удар гонга за дверью, Питер как ни в чем не бывало с ним поздоровался и тут же спросил, что обозначает эта белая метка на угольной куче.

- Она показывает, сколько должно быть угля, - ответил носильщик. - Чтобы никто ничего не стащил. Так что ничего не прячьте у себя в карманах, молодой человек!

Питеру подумалось, что носильщик шутит, стремясь выказать свою к нему симпатию. Но потом оказалось, что не все здесь было шуткой...

Случалось ли вам когда-нибудь оказаться в кухне у фермерши, когда опара в большой глиняной бадье стоит возле огня и поднимается на глазах? Если случалось и если вы были тогда так молоды, что все увиденное вызывало в вас интерес, то вы вспомните, как не смогли побороть искушения и проткнули пальцем эту округлую массу, похожую на гигантский гриб. И - помните - в тесте поначалу образовалась вмятина, а потом - не сразу, но постепенно - все стало опять как было. Правда, если у вас тогда были грязные руки, то на тесте должен был остаться темный след.

Что-то похожее происходило с чувствами детей. Папин отъезд и связанные с этим мучения мамы произвели на них глубокое впечатление, но нельзя сказать, что это оставило в полном смысле слова неизгладимый след у них в душах.

Они вскоре привыкли обходиться без папы, хоть и не забывали его ни на минуту. Точно также они привыкли к тому, что перестали ходить в школу, и очень мало стали общаться с мамой, которая почти на весь день запиралась у себя наверху и писала, писала, писала...

Лишь к вечеру мама обычно спускалась вниз и читала вслух написанные ею рассказы. Прелестные, удивительные рассказы!

А между тем скалы и холмы, долины и перелески, канал и железная дорога над ним - все это было так ново и доставляло такую бездну удовольствия, что начинало казаться: прежняя жизнь приснилась им во сне.

Мама то и дело повторяла, что они стали теперь бедными, как церковные мыши, но они воспринимали это как нечто сказанное к слову, оборот речи. Потому что еды у них всегда было достаточно, и одевались они так же красиво, как там, на вилле.

Но однажды в июне погода испортилась на целых три дня. Дождь полил как из ведра, и сделалось не по-летнему холодно. Никто не выходил наружу, но холод проник и в дом. Дети сидели по углам, и у них зуб на зуб не попадал. Наконец они поднялись наверх и постучались в дверь маминой комнаты.

- Да... Что? - спросил мамин голос.

- Мама, разреши мне затопить печь. Я знаю, как! - попросила Бобби.

Но мама сказала в ответ:

- Нет, доченька. Мы не должны топить в июне, потому что уголь стоит очень дорого. Если вы мерзнете, пойдите поиграйте, побегайте на мансарде - сразу согреетесь.

- Мама, но разве нужно много угля, чтобы протопить дом?

- Нет, не много, но мы и этого не можем себе позволить. Ну, бегите. Я сегодня безумно занята.

- Мама все время теперь занята, - шепнула Филлис на ухо Питеру. Питер ничего не ответил. Он пожал плечами и задумался. Ему приходили в голову разные мысли.

Мысли мыслями, но чердак зажил жизнью разбойничьего логова. Главарем разбойников был, конечно, Питер. Бобби исполняла роль его помощника, и в то же время она олицетворяла всю шайку головорезов. И еще, кроме всего этого, она была матерью и отцом Филлис, похищенной и взятой в плен, так что за нее надо было немедленно заплатить большой выкуп - целый табун лошадей.

К чаю они сбежали вниз такие растрепанные и разгоряченные, словно и впрямь были разбойниками из горного ущелья.

Филлис намазала хлеб толстым слоем масла и хотела еще поверх масла положить варенье, но мама ее остановила:

- Варенье и масло - это слишком. Выбирай: или масло, или варенье, одно из двух.

Филлис оставила на тарелке бутерброд с маслом и взяла хлеб, намазанный джемом. Питер задумчиво тянул из стакана пустой чай.

После чая они вернулись в мансарду. Питер вдруг объявил сестрам, что у него появилась хорошая идея. Но когда те попытались выспросить, ответил неожиданно резко:

- Я пока ничего вам не скажу!

- Нет - значит, нет, - кротко согласилась Бобби.

- Мы потерпим, подождем, - поддержала ее Филлис.

- Это вы на словах терпеливы, а на самом деле, что касается девчонок... - проворчал Питер.

- А что касается мальчишек, то они во всем безупречны, - вспылила Бобби. - Вовсе мы не хотим знать про твои секреты.

- Рано или поздно ты все узнаешь, - сказал Питер с неожиданным, поразившим сестер смирением. - Если бы ты не полезла в пререкания, я бы пока молчал, а теперь, пожалуй, все выложу.

Сделав продолжительную паузу, он сказал:

- Я, собственно, потому не хотел говорить, что это может оказаться плохая затея, и мне не надо втягивать вас в это дело...

- Если плохая, то не делай сам, а поручи мне, - ответила Бобби.

- Ну, если это плохо, а вы все-таки будете делать, тогда и я с вами, - сказала Филлис.

- Нет, - ласково пробормотал Питер, тронутый такими проявлениями преданности. - Это почти гиблое дело, но я все же рискну. А от вас требуется только одно - чтобы вы не проболтались маме, если она станет спрашивать, почему меня часто не бывает дома.

- Как же мы можем проболтаться о том, что нам не известно? - возмущенно спросила Бобби.

- Ладно! - вздохнул Питер, нервно перекладывая из одной руки в другую большой конский каштан. - Сейчас я доверю вам важную тайну. Я собираюсь пойти на такое дело... Все скажут, что зря, но вдруг выгорит! Так вот, если мама спросит, куда я хожу, скажите, что мне понравилось играть возле шахт.

- Каких шахт?

- Шахт, и все.

- Так нечестно, Пит! Ты нам обещал сказать.

- Хорошо, угольных шахт. Только клянитесь, что и под пыткой меня не выдадите.

- Ой, какие страсти!.. Но мы ведь должны тебе как-то помочь в том, что ты задумал, - говорила Бобби.

- Если я найду шахту, то вы будете помогать мне возить уголь, - снисходительно улыбнулся Питер.

- Можешь ничего не говорить, если боишься, - вступила Филлис.

- А сам-то ты сумеешь все сохранить в тайне? - спросила Бобби.

- Я-то уж как-нибудь! - вздохнул Питер.

Даже в самых педантичных семьях принято, чтобы между чаем и ужином был небольшой перерыв.

Обычно в это время мама писала, а миссис Вайни уходила к себе домой.

После того как Питера осенила новая идея, он два вечера подряд с таинственным видом в темноте подзывал к себе девочек.

- Пойдемте со мной, - говорил он. - Надо принести римскую колесницу.

Римской колесницей они называли детскую коляску, которая много лет валялась без надобности на чердаке над кухней. Ребята смазали ее, чтобы она могла двигаться бесшумно, как пневматический велосипед*[6] Пневматический велосипед - так назывались велосипеды с надувными шинами (в отличие от конструкций с жесткими колесами)., и была послушна управлению, хотя, кажется, и в старые добрые времена она была далека от совершенства.

- Теперь следуйте за своим бесстрашным командиром, - воскликнул Питер, и они стали спускаться по склону к станции.

Над станцией сгрудились на торфянике многочисленные валуны. Казалось, что они тоже, как дети, интересуются железной дорогой.

В небольшой впадине между тремя скалами были сложены горкой сухая ежевика и вереск.

Питер, торжественно улыбаясь, принялся складывать хворост в старый чехол.

- Вот первый уголь с шахты Святого Петра. Мы отвезем его домой в колеснице. С отправлением не опаздывать. Ожидать дальнейших распоряжений. Каждую заметную кучу укорачивать на благо потребителей.

Колесница была доверху загружена топливом. Но, нагрузив, они должны были снова ее разгружать, а потом нагружать заново...

Три ездки было осуществлено, прежде чем уголь из шахты Святого Петра пополнил мамину угольную кучу в подвале.

Потом Питер отлучился еще раз один и возвратился весь черный и очень радостный.

- Я был на моей шахте, - сообщил он. - Завтра вечером мы доставим сюда в колеснице черные бриллианты.

По прошествии недели миссис Вайни с удивлением заметила в разговоре с мамой, что угольная куча в подвале как будто даже подросла.

Ребята на лестнице бросились обнимать друга, едва сдерживая хохот, когда услышали это.

Они уже и думать забыли о том, что поначалу Питер с опаской относился к своей затее, но вот однажды ночью случилось ужасное. Хозяин станции надел сандалии, поистоптанные за лето, когда он отдыхал на океанском побережье, и прокрался неслышно на двор, где подобием Содома и Гоморры*[7] Содом и Гоморра - библейские города, уничтоженные небесным огнем за неправедное поведение жителей. высилась черная куча, окантованная белой полосой. Он подобрался ближе и стал выжидать, как кот, засевший у мышиной норки. На самом верху что-то небольшое и темное копалось и шуршало украдкой среди угольной россыпи.

Хозяин станции отошел от кучи и затаился в тени отцепленного вагона, у которого была маленькая медная труба и на котором было написано:

И в этом укрытии он выжидал, пока маленькое существо не перестало копаться и шуршать. Тогда он подошел к подножию горы, дал негоднику чуть-чуть спуститься, а потом сам стал подниматься навстречу. В конце концов, он схватил свою добычу за воротник. Добычей этой оказался Питер, у которого на боку болталась плотницкая сумка, полная угля.

- Наконец-то я тебя изловил, негодный воришка! - воскликнул хозяин станции.

- Я не воришка, - проговорил в ответ Питер настолько твердо, насколько это было возможно в его положении. - Я шахтер.

- Вот я тебя сдам морским пехотинцам, и ты им расскажешь, кто ты есть!

- Но я говорю правду, и я кому угодно это готов повторить.

- Правду! Заткнись, молокосос. Пошли на станцию, - скомандовал хозяин, продолжая держать своего пленника за воротник.

- Ах, нет! - раздался в темноте пронзительный детский голос, но это не был голос Питера.

- Только не в полицию! - послышался еще один голос.

- Пока идемте все на станцию, а там поглядим. Получается, у вас уже целая шайка сколотилась. Так. И много вас?

- Нет, только мы! - ответили в один голос Бобби и Филлис, выходя из укрытия в тени еще одного вагона, помеченного табличкой «Угольная шахта Стейвли», под которой еще приписано было мелком: «Требуется на путь № 1».

- Рады, что выследили, да? - сердито огрызнулся Питер.

- Не я, так кто-нибудь другой тебя бы сцапал, - ответил хозяин станции. - Пойдемте.

- Нет, прошу вас! - выступила вперед Бобби. - Не могли бы вы решить прямо сейчас, что вы будете с нами делать? Мы с сестрой точно так же виноваты, как и брат. Мы отвозили уголь - и мы знали, откуда он его берет.

- Ничего вы не знали! - пробурчал Питер.

- Мы все знали, - настаивала Бобби, - знали с самого начала. Мы только прикидывались, что не знаем, хотели над тобой посмеяться.

Чаша терпения Питера была переполнена. Он лазил по кручам, он рубил уголь, его поймали, и вот оказывается, что сестры над ним смеялись!

- Пустите, не держите меня, - обратился он к хозяину, - я никуда не уйду.

Хозяин отнял руку от воротника, потом чиркнул спичкой и при слабом свете попытался рассмотреть лица своих пленников.

- Вот оно что, - проговорил он наконец, - значит, вы сверху, из дома с тремя трубами. Одеты-то вы не как наши! Объясните же мне теперь, что вас заставило это сделать? Разве вы не ходите в церковь, не слушаете заповедей, или как это там называется, про то, что воровать - большой грех? - он говорил теперь гораздо мягче, и Питер стал отвечать ему.

- Я не думал, что это кража. Я почти убежден был, что нет. Я думал, что если бы я брал уголь с поверхности, то тогда это в самом деле была бы кража. А если я беру его из глубины, то я не краду, я добываю. Вам за тысячу лет не сжечь весь этот уголь, и вы бы никогда не добрались до глубины этой кучи!

- Положим, что так. Но зачем все-таки вы это делали, позабавиться, что ли, захотели?

- Хороша забава! Переть в гору такую тяжесть, - возмутился Петер.

- Тогда зачем же? - у хозяина был теперь такой приятный и ласковый голос, что Питер решил все сказать, как было на самом деле.

- Вы помните, недавно была плохая погода, холодно, дожди... И мама сказала, что нельзя нам затопить печку, потому что мы бедные. Там, в нашем другом доме, мы, чуть похолодает, сразу топили...

- Простите, не надо... - проговорила Бобби.

- Хорошо, - сказал хозяин станции, глубокомысленно почесывая щеку. - Я сейчас вам скажу, как я поступлю. Сейчас я ничего вам не сделаю. Но запомните, молодые люди, что кража все равно есть кража, и шахта эта вам не принадлежит, независимо от того, добываете вы уголь или собираете с поверхности. Чешите теперь домой - живо!

- Вы хотите сказать, что вы никак нас не накажете? Какой вы хороший! - порывисто воскликнул Питер.

- Вы самый лучший! - подхватила Бобби.

- Вы душка! - воскликнула Филлис.

- Ну, полно, все в порядке! - махнул рукой хозяин станции.

И с этим они расстались.

- Я с вами не разговариваю, - объявил Питер, когда они стали взбираться на холм, - вы обе вредины и предательницы.

Но девочки так были рады, что Питер с ними, невредимый и свободный, и что они держат путь к «Трем Трубам», а не в полицейский участок, что особенного значения его недобрым словам не придали.

- Мы же сказали, что мы так же виноваты, как и ты, - осторожно заметила Бобби.

- Сказали - и соврали.

- Мы и в суде, перед судьями, повторили бы то же самое! - проговорила Филлис. - Не надо так злиться. Мы же не виноваты, что твои секреты так легко раскрываются.

Она протянула брату руку, и тот ее пожал.

- Может быть, я и простофиля, и смешной, а зато подвал битком набит углем.

- Знаю, - пролепетала Филлис, - но только я не думаю, что мы должны этому радоваться.

- А я думаю, - ответил Питер, собравшись с духом, - что нам есть чему радоваться. И я все еще не уверен, что добывать уголь - это преступление.

Но Бобби и Филлис думали иначе. И при этом они еще полагали, что Питер и сам в душе совсем не чувствует себя правым.