Онлайн чтение книги Дети железной дороги The Railway Children
Глава VIII. ПОЖАРНИК ПОНЕВОЛЕ

- Какую вы чудесную брошечку надели сегодня, мисс, - сказал носильщик Перкс. - Право слово, я было решил, что это живой лютик, и только сейчас понял, что это всего-навсего брошка!

- Да, - у Бобби зарделись щеки, так она обрадовалась его приходу, - мне тоже всегда казалось, что ее почти не отличишь от настоящего лютика, и мне до сих пор не верится, что теперь это моя брошка. А моя она потому, что мама подарила ее мне на день рождения.

- Вот как? Значит, у вас был день рождения? - в голосе носильщика слышалось такое удивление, как будто дни рождения бывают только у привилегированных особ.

- Да, был недавно, - кивнула Бобби. - А у вас когда день рождения, мистер Перкс?

Дети пили чай с мистером Перксом в комнате, предназначенной специально для носильщиков, в окружении ламп и дорожных альманахов. Ребята принесли из дому чашки и варенье. Мистер Перкс кипятил чай в банке из-под пива. Все были счастливы, и всем было уютно.

- Мой день рождения? - переспросил Перкс, наливая чай из пивной банки в кружку Питера. - Ах, вас еще не было на свете, когда я уже бросил праздновать мой день рождения.

- Но вы же ведь когда-то родились, - принялась глубокомысленно рассуждать Филлис, - может быть, двадцать лет назад, или тридцать, или шестьдесят, или семьдесят.

- Ну нет, малышка, я не такой старый! - улыбаясь, воскликнул Перкс. - Если уж тебе хочется знать, то мне будет тридцать два года - очень скоро, в этом месяце, пятнадцатого числа.

- А почему же вы не отмечаете?

- Так... У меня и без дней рождения забот хватает.

- Каких? Или это секрет? - допытывалась Филлис.

- Почему же секрет? У меня дети, жена.

Этот короткий диалог дал почву для долгих размышлений и бесед. В сущности, Перкс был для них самым близким и дорогим другом. Он не был таким мудрым, как хозяин станции, но с ним было проще. И, конечно, он не умел всего на свете, как старый джентльмен, но старый джентльмен появлялся редко, а носильщика можно было увидеть в любой день.

- Как жалко, кто никто не поздравляет его с днем рождения, - сказала Бобби. - Нельзя ли нам что-нибудь придумать?

- Вот что, - предложил Питер, - пойдемте на наш мост, постоим там и все обсудим. - И внезапно добавил: - Я тут получил в подарок удочку. От почтальона. У него заболела невеста, я принес для нее цветы, а он подарил мне удочку.

- За такие чудесные розы - какую-то удочку. Это же ничто! - презрительно фыркнула Бобби.

- И вовсе это не ничто, - стал возражать Питер, становясь в позу обиженного.

- Ты не права, Бобби, - вступилась за брата Филлис. - Послушай, как это было. Когда мы узнали, что невеста почтальона больна, мы пришли к нему с розами и ждали у калитки. Вы с мамой в это время жарили тосты. Он вышел и так нас благодарил, что никакие розы того не стоили. А потом вынес нам эту удочку. Это ведь не обмен, это от чистого сердца!

- Да, я не права. Питер, пожалуйста, прости меня! - проговорила Бобби.

- Ладно, - великодушно ответил Питер. - Прощаю, и забудь, а то ты теперь будешь сокрушаться всю жизнь, я тебя знаю.

На мосту, соединяющем берега канала, Питер намеревался опробовать удочку, но она оказалась слишком коротка.

- Что делать! - пожала плечами Бобби. - Давайте просто постоим и полюбуемся. Здесь так красиво.

Вечер был и в самом деле сказочно красив. Закатное солнце светилось во всем своем великолепии на фоне серых и малиновых холмов. Ни единое облачко не омрачало чудесного зрелища. Ветра не было, вода канала была гладкой и сверкающей, как паркет. Он походил на серую атласную ленту, протянутую среди зелени лугов, простиравшихся на этом и на том берегу.

- Красиво, конечно, - сказал Питер, - но мне хорошие вещи кажутся еще лучше тогда, когда я что-то делаю. Вон, видите, тропинка - где буксирный канат. Давайте попробуем удить оттуда.

Филлис и Бобби побоялись сперва идти на тропинку, вспомнив, как мальчишки-лодочники бросали в них угли.

- Там нет сейчас никаких лодочников! - успокоил их Питер. - А если и появятся, то у вас есть брат, который их проучит.

Сестры проявили великодушие и не стали напоминать ему, как он спасовал перед лодочниками в тот день, когда те кидались углями.

- Ну, тогда пошли, - в один голос сказали девочки и стали осторожно пробираться по крутому берегу к тропинке.

Дети аккуратно насаживали червяков и в течение получаса терпеливо забрасывали удочку. Но все безрезультатно. Хоть бы малая рыбешка клюнула, поселив надежду у них в сердцах!

Они вглядывались в медленное течение канала, который, как видно, не приютил в своих глубинах ни единого пескарика, и вдруг до них донесся весьма неприятный голос:

- Эй! А не пора ли вам убираться отсюда?

Дети увидели пасущуюся в десяти ярдах от них белую лошадь. Вскочив с места, они стали подниматься к мосту и заметили на воде баржу.

- Как только она проедет, мы опять спустимся, - сказала Бобби.

Но баржа остановилась под мостом.

- Смотрите, они сейчас встанут на якорь, - закричал Питер.

Он ошибся в том отношении, что лодки, курсировавшие вдоль канала, не были оснащены якорями - они были опутаны толстыми канатами, с помощью которых и пришвартовывались возле вбитых в землю столбов и опор моста.

- Что это вы там высматриваете? - раздался голос лодочника.

- Мы ничего не высматриваем, - ответила Бобби, - и не заслуживаем такого грубого обращения!

- Вот что, убирайтесь-ка вы отсюда сами! - закричал Питер, вспоминая рассказы о том, как ведут себя задиристые мальчуганы, и чувствуя себя наверху в полной безопасности.

- Вот как? Ну, погоди, мы еще посмотрим... - лодочник встал, прошелся по палубе и стал перелезать через борт своей баржи.

- Уходи, Питер, уходи! - в один голос испуганно закричали сестры.

- Вы можете идти домой, а я никуда не пойду! - храбрился Питер.

Девочки забрались на самый высокий холм на берегу и стояли там, готовые сломя голову бежать домой, как только брат окажется вне опасности. Им довольно было сбежать под гору - и они дома. Все трое детей были быстроногими. А вот лодочник, судя по его виду, не был похож на проворного бегуна. Это был краснолицый, тяжелый, раскормленный малый.

Но как только лодочник оказался на тропинке, детям стало ясно, что они неверно о нем судили.

Вспрыгнув на холм, он схватил Питера за ногу, повалил его, потом, встряхнув, поставил на ноги и принялся драть ему уши.

- Ну, что теперь скажешь? Тебе что, не говорили, что тут запрещено ловить рыбу? Да еще огрызаешься, когда не прав...

Впоследствии Питер всегда вспоминал не без гордости, как огромный детина вцепился ему в ухо, как его красная физиономия склонялась над ним и дыхание обжигало лицо и как при этом Питер мужественно сказал правду:

- Я не поймал тут ни одной рыбы.

- Что не поймал - не твоя вина, - проворчал лодочник, выкручивая мальчугану ухо, не очень сильно и не очень больно, но все же выкручивая.

Видно, все дело было в том, что рыба в этом канале не водилась. Взволнованные Бобби и Филлис стояли наверху, переминались с ноги на ногу и не знали, что им делать. Вдруг Бобби стремительно сбежала вниз, вихрем промчалась по берегу и подскочила к брату. Она сделала все так порывисто, что Филлис, более умеренная во всем, испугалась, как бы этот спуск не окончился для сестры в водах канала. В самом деле, так едва не случилось, потому что лодочник, перестав держать за ухо Питера, своей большой рукой подхватил Бобби.

- Ты чего меня толкаешь? - пробормотал он, помогая Бобби встать на ноги.

- О, - переводя дыхание, ответила Бобби, - я не собиралась вас толкать. Если толкнула, то не нарочно. Я прошу, не сердитесь так на Питера. Если это ваш канал, тогда вы нас простите, и мы обещаем, что больше сюда не придем. Но только мы не знали, что он ваш...

- Ну, вот и убирайтесь! - процедил лодочник.

- Сейчас уйдем, - простодушно пообещала Бобби, - но только мы хотим, чтобы вы сначала нас простили. И мы в самом деле не поймали ни одной рыбки. Вот, видите, у нас ничего с собой нет.

Бобби развела руки в стороны, а подоспевшая Филлис принялась выворачивать все свои кармашки, показывая тем самым, что они ничего не поймали.

- Ну, все. Ступайте. Разговор окончен. И чтобы это не повторялось никогда, - лодочник говорил уже более миролюбивым тоном.

Дети побежали вдоль берега.

- Кинь мне сюда пальто, Мария! - донесся до них крик лодочника.

Женщина с огненно-рыжими волосами в зеленой клетчатой шали, похожей на плед, вышла из кабины с младенцем на руках и бросила ему пальто. Следом за ней выскочила маленькая собачонка. Дети видели, как лодочник влез в это пальто, поднялся на берег и пошел, сутулясь, через мост по направлению к деревне.

- Эй, Мария! Как уложишь мальчишку, приходи ко мне. Я буду в «Розе и Короне»!

Едва он пропал из виду, ребята решили вернуться на прежнее место. На этом настоял Питер.

- Пусть даже канал принадлежит ему, в чем я сильно сомневаюсь, но мост - общественное достояние. Не смейтесь! Я повторяю то, что сказал мне доктор Форрест. И не собираюсь в угоду этому типу, и вообще кому бы то ни было, уходить с моста!

Уши у него горели и ныли, и эта боль передавалась всем его чувствам.

Сестры пошли за ним, как послушные солдаты следуют за командиром, даже если не питают никаких надежд на победу.

- Может быть, не надо бы... - сказали они в один голос.

- Если боитесь, то ступайте домой. А я не боюсь.

Какое-то время шаги мужчины еще были слышны вдоль тихой дороги, потом они смолкли. Ничто не нарушало вечернего покоя: ни треньканье пичуги в осоке, ни песня, которой женщина с баржи начала убаюкивать младенца. У баллады, которую она пела, были грустные слова: в ней девушка обращалась к человеку по имени Билл, умоляя его вернуться.

Дети стояли на мосту втроем, облокотившись на перила. Им приятно было успокоиться, хотя сердца их по-прежнему бились сильно.

- Не собираюсь я идти на поводу у какого-то старикана с баржи! - обиженно пробубнил Питер.

- На поводу не надо, а домой стоило бы пойти, - попыталась уговорить его Бобби.

- Я сказал «нет» - значит, нет! - твердо ответил Питер.

Больше никто не проронил ни слова, пока женщина с баржи не сошла по мосткам, не поднялась на берег и не вступила на мост.

Увидев, что дети отвернулись, она приблизилась к ним и окликнула:

- Мальчик, девочки...

Питер не захотел отзываться на ее обращение, а девочки повернулись.

- Вы его не бойтесь, моего Билла. Знаете, есть поговорка: бойся не той собаки, которая лает, а той, которая кусает. У нас тут есть озорники. Я недавно испекла пирог к празднику, а они залезли на баржу и все съели. Еще доедали там, под мостом.

- А что за дети, из какого дома?

- Кто теперь узнает? Что было, то прошло. Я вот вам что скажу: его часа два еще не будет, вы успеете за это время наловить много рыбы. Скорее, а то стемнеет, ничего не будет видно.

- Спасибо, - сказала Бобби. - Вы очень добры! А где ваш ребеночек?

- Спит там, в каюте. Я не боюсь его оставлять. До полуночи спит как убитый. А в полночь просыпается. По нему время можно узнавать.

- Простите, но можно мне на него поближе посмотреть. Я так люблю малышей! - попросила Бобби.

- Он у меня хорошенький! - в голосе женщины прозвучала гордость.

- А все-таки вам не страшно оставлять его одного?

- У них Бог заступник. Кто его обидит, крошку? Да я уж скоро и вернусь.

Женщина удалилась.

- Пора и нам домой, - сказала Филлис.

- Идите, вам в самом деле пора, - кивнул Питер. - А я останусь.

- Мы ведь сюда пришли, чтобы поговорить про день рождения Перкса, - напомнила Филлис.

- Мы будем его праздновать! - уверенно сказал Питер.

Девочки снова отошли на тропу, а Питер принялся удить. Но рыба не клевала.

Быстро стало темнеть, девочки очень устали, да и, как говорила Филлис, время было уже «кроватное». Вдруг Филлис закричала:

- Что это там? Что?

Она показывала в сторону лодок. Из трубы баржи над самой каютой валом валил дым, который, постепенно растворялся в вечернем воздухе. Но теперь пряди дыма становились густыми и черными - дым повалил из дверей каюты.

- Я пойду, там горит, - спокойно произнес Питер.

- Собачка, бедная! - воскликнула Филлис.

- Собачка... Там ребенок! Все трое побежали к барже.

Швартовы*[22] Швартовы - толстые канаты, которыми судно удерживается во время стоянки у берега. у баржи были ослаблены, и бриз, неощутимый поначалу, все же оказался достаточно сильным, чтобы отогнать баржу от берега. Филлис бежала впереди всех, за ней Питер. Но Питер вдруг поскользнулся и упал в воду. Вода была ему сначала по шею, потом он почувствовал, что ноги теряют опору, но в это время он ухватился рукой за палубу. Филлис тут же ухватила его за волосы. Ему было больно - но он был спасен. В следующее мгновение он вспрыгнул на баржу, за ним последовала Филлис.

- Тебе там нечего делать! - закричал Питер Бобби. - Я мокрый, мне не страшно.

У порога кабины между братом и сестрой завязалась борьба. Мальчик оттолкнул Бобби подальше от кабины. Случись такое в игре или прояви Питер в других обстоятельствах подобную грубость, - старшая сестра расплакалась бы от ярости и от боли. Но теперь, хотя у нее был выдран клок волос, а колени и локти покрылись синяками и ссадинами, она лишь закричала:

- Не ты - я пойду!

Она снова хотела вступить в борьбу с Питером, но опоздала. Питер уже успел войти в кабину.

Густое облако дыма окутало его. Мальчик остановился, припоминая все, что знал о пожарах, потом выдернул из нагрудного кармана намокший носовой платок и завязал себе лицо. В какое-то мгновение ему подумалось, что настоящего пожара и нет: так, что-то вспыхнуло и погасло.

Но, пожар все-таки был. И какое счастье, что Питеру удалось справиться с сестрой, не дав ей ринуться в кабину следом за ним.

Вся кабина полыхала багровым пламенем. Вокруг парафиновой лампы образовалось дымное рыжее облако.

- Эй! - крикнул Питер, отодвинув на секунду от лица носовой платок. - Эй, малыш, ты где?

Мальчик чувствовал, что ему нечем дышать.

- Дай, дай мне войти! - умоляла уже наступавшая ему на пятки Бобби. Он толкнул ее еще грубее, чем в первый раз, и сделал шаг вперед.

И если бы ребенок не ответил на зов, неизвестно, чем кончился бы этот день для всех, но малыш закричал. Дым все сгущался, однако Питер теперь знал, в каком направлении ему надо идти. Нащупав маленькое, мягкое, теплое живое тельце, он подхватил его и, разворачиваясь, чуть было не упал, натолкнувшись на Бобби.

Потом собака ухватила его за ногу и хрипло залаяла. Она потеряла голос от дыма.

- Он у меня! - воскликнул Питер, срывая с себя носовой платок, и, шатаясь вышел на палубу.

Бобби, еще с трудом различая предметы, пошла на лай и вдруг ощутила под рукой спину гладкошерстной собаки. Собака вывернулась и схватила зубами руку девочки, но не больно, словно говоря: «Мне положено лаять и кусаться, если чужие люди входят в хозяйскую кабину. Но я знаю, что вы пришли с добрыми намерениями, и я укушу только для вида».

Бобби принялась уговаривать собаку:

- Ну все, душка! Успокойся. Ты славная псина... Питер, давай мне малыша, ты такой мокрый, что можешь его простудить.

Питеру не хотелось расставаться с младенцем. Ему так приятно было держать этот странный сверточек, который корчился и похныкивал в его руках.

- Питер, - скороговоркой наставляла Бобби, - беги скорее туда, в «Розу и Корону», скажи им. А наш драгоценный побудет со мной и с Фил. Ну, мой сладкий, мой утенок, мой голубчик! Успокойся... Вот молодец... А ты беги, Питер, беги!

- Бежать у меня не получится. На мне все мокрое. Я как в доспехах. Ну, хорошо, я пойду.

- Значит, мне надо туда бежать, - сказала Бобби. - Поднимайся на берег, Фил, я передам тебе крошку.

Малыша осторожно передали из рук в руки. Филлис присела на берегу и всеми силами старалась успокоить младенца. Питер выжимал воду из рукавов и сушил башмаки, а тем временем Бобби мчалась быстрее ветра через мост. Потом она стала подниматься по белой, тихой, едва освещенной дороге к «Розе и Короне».

Там, в кабачке, была уютная, старомодно обставленная комната, где лодочники со своими женами сидели вечерами, потягивая пиво или поджаривая бутерброды с сыром на углях жаровни. От этой жаровни, прикрепленной к большой каминной трубе, в комнату шло тепло, и, пожалуй, Бобби не видела в здешних окрестностях другой такой красивой и уютной каминной, как эта.

У огня собралась приятная компания владельцев барж. Вам они, может быть, не показались бы особенно приятными, но они были таковыми, потому что дружили между собой или, по крайней мере, приятельствовали, имели общие привязанности и любимые темы для разговоров. А ведь как раз в этом и состоит тайна приятного общества. Билл с баржи, казавшийся детям таким грубым и недобрым, для его товарищей был самым замечательным компаньоном. Обычно он рассказывал истории о своих неприятностях, а это всегда возбуждает. В этот раз он говорил про свою баржу.

- Все красят в пять цветов, а краска потом остается... Я же свою всю выкрасил зеленым от носа до кормы - и дело с концом.

Шепоток сочувствия пробежал по комнате. И вдруг дверь в комнату широко распахнулась. На пороге стояла Бобби.

- Мне Билла! Лодочника Билла!

Все мигом оцепенели. Пивные кружки застыли в воздухе, не коснувшись губ.

- Ах, - проговорила Бобби, узнав жену лодочника и беря ее за руку, - у вас там загорелось, в кабине баржи. Бежим скорее!

Женщина вскочила с места и схватилась за сердце. Это обычное движение, которое мы делаем, когда нам страшно или мы узнаем о непоправимой беде.

- Реджинальд Гораций! - срывающимся голосом воскликнула бедная женщина. - Мой Реджинальд Гораций!

- Все в порядке, - постаралась успокоить ее Бобби. - Если вы о малыше, то его спасли. И собака жива, - она чувствовала, что больше не может говорить. - Пойдемте скорее, там все увидите.

Женщина опустилась на скамейку и попыталась, что называется, обрести второе дыхание. Но ей казалось, что она не может сделать вдох.

Лодочник Билл поднялся нехотя и тяжело. Его жена уже прошла ярдов сто по дороге, когда он только еще начал соображать, что произошло.

Филлис, дрожа, сидела на берегу канала и едва ли слышала шум приближающихся шагов. Женщина, перевалившись через ограду, скатилась с берега и схватила сына.

- Тише, - умоляюще проговорила Филлис. - Он только сейчас уснул.

Появившийся позже Билл стал что-то говорить так путанно, что дети почти ничего не могли понять. Он прыгнул на баржу и вынес из будки ведра. Вдвоем с Питером они вскоре потушили пожар. А Филлис, женщина с малышом на руках и подсевшая к ним Бобби обнялись и сбились в кучку на берегу.

- Бог спас! Наверное, это я что-нибудь оставила там зажженное, - повторяла женщина.

Но она ни в чем не была виновата. Это Билл оставил непогашенной свою трубку, из нее красный пепел перекинулся на матерчатый абажур лампы, что привело к пожару. Как бы то ни было, он повел себя по-мужски и не стал валить свою вину на жену, что присуще многим лодочникам, и не только лодочникам.

* * *

Мама извелась от беспокойства в ожидании детей. Поздно вечером они, наконец, явились, мокрые, а Питер, что называется, вымок насквозь. Но когда она из их сбивчивого и непоследовательного рассказа уяснила всю правду о случившемся, она признала, что дети поступили правильно, и было бы плохо, если бы они повели себя иначе. И не стала чинить препятствий, когда ребята приняли идущее от сердца приглашение лодочника.

- В семь утра чтобы все были здесь, - сказал Билл. - Прокачу вас до Фэрли и обратно. Не возьму с вас ни гроша. Девятнадцать шлюзов!

Дети не знали, что такое шлюзы. Но ровно в семь они пришли на мост с корзиной, в которой лежали хлеб, сыр, половина содовой лепешки и баранья ножка.

День выдался замечательный. Старая белая лошадь мирно паслась на берегу. Баржа бесшумно скользила по гладкой воде. Над головами синело безоблачное небо. Билл был невероятно обходителен. Никто бы не поверил, что этот самый человек не так давно трепал Питера за ухо. Ну, а его жена всегда была хорошая, как выразилась Филлис, не говоря уже о собаке, которая могла их покусать, но не сделала этого.

- Мама, это было как будто река разрывается, - рассказывал Питер, когда они, счастливые, усталые, грязные, вернулись, наконец, домой, - мы теперь знаем, что такое шлюз. Ты погружаешься под землю, и кажется, что уже никогда не выйдешь из подземелья, вдруг большие черные ворота открываются медленно-медленно, ты в них заходишь, и ты опять на канале, как раньше.

- Я знаю, - отозвалась мама, - на Темзе тоже есть шлюзы. Мы с папой часто плавали по Темзе до Марлоу - перед тем как поженились.

- И наш утеночек с нами плавал - малыш. Он такой славный, и все время просил, чтобы я его нянчила, - вставила Бобби. - Я бы целую вечность с ним возилась! Как жалко, мама, что у нас нет малыша, чтобы мы с ним играли.

- И все были к нам так добры, - продолжала Филлис, - все, кого мы встречали. Теперь мы можем удить везде, где нам захочется! Билл обещал нам показать, как надо удить, чтобы наловить много рыбы. Есть какой-то прием, который знают местные рыболовы. А мы, он говорит, не знаем, как правильно удить.

- Это он тебе сказал, что ты не умеешь удить, - снисходительно заметил Питер. - Знаешь, мама, он обещал всем лодочникам в верховьях и в низовьях канала сказать, что мы свои люди, и чтобы они на нас смотрели как на друзей, потому что мы и есть их друзья.

- А я предложила, - перебила Филлис, - повязывать на удочку красную ленту, когда мы пойдем на канал ловить рыбу. Чтобы они знали, что мы свои, друзья, и чтобы позволяли нам ловить, где захочется.

- Сколько уже вы завели себе друзей, - улыбнулась мама, - сперва на железной дороге, а теперь на канале.

- А как же? - удивленно вскинула брови Бобби. - Любой человек станет твоим другом, если ты ему делом докажешь, что ты не враг.

- Ты, пожалуй, права, - вздохнула мама, - но, к сожалению, уже поздно и пора спать.

- Да, - согласилась Филлис. - Знаешь, мама, зачем мы пошли на канал? У Перкса ведь день рождения. Мы хотели его чем-нибудь порадовать, но ничего не вышло.

- Рыбы мы не наловили, это правда, - сказала Бобби. - Но зато Питер спас жизнь Реджинальду Горацию. Для одного вечера этого достаточно.

- Его могла и Бобби спасти, если бы я ее не толкнул. Я ее два раза отталкивал, - дипломатично заметил Питер.

- Наверное, это правильно, что ты отталкивал. Я бы не сообразила, что делать.

- Да, - сказала мама, - вы все вместе спасли жизнь маленького ребенка. Этого вполне достаточно для одного вечера. И слава Богу, что вы целы и невредимы.