Онлайн чтение книги Красный корсар The Red Rover
Глава V

Жители Ньюпорта рано отходили ко сну. Они в высшей степени отличались той умеренностью и рассудительностью, какие и в наши дни свойственны населению Новой Англии. К десяти часам в городе не осталось ни одного дома, где дверь не была бы заперта на ночь.

Хозяин «Ржавого якоря», как назывался кабачок, где Фид и Найтингейл едва не дошли до рукопашной, закрыл свои двери точно в восемь. Для него это было своего рода искуплением: пока он спал, уменьшалась тяжесть мелких грешков, которые он мог совершить в течение дня. И действительно, можно считать общим правилом, что те, кому труднее других сохранить свое доброе имя в глазах поборников трезвости и умеренности, с особенной непреклонностью отказываются от соблазнов мирской суеты в тех случаях, когда того требует обычай. В свое время всех крайне возмущало, что в доме у адмиральской вдовы свет горел гораздо позже того часа, когда, по обычаю, его полагалось тушить. Эта славная дама была повинна и еще кое в каких мелочах, вызывавших неодобрительное шушуканье некоторых посещающих ее особ женского пола. Обычно адмиральша по вечерам не работала, зато в субботу вечером все могли видеть, что она, принадлежащая к епископальной церкви, сидит за рукоделием. Впрочем, славная дама делала это нарочно, стараясь таким способом подчеркнуть свою приверженность к вере в том, что вечер воскресенья и есть вечер «дня субботнего». По правде сказать, между нею и женой городского священника велась по этому поводу своего рода молчаливая война. К счастью, особой враждебности при этом заметно не было. Жена священника довольствовалась тем, что в воскресенье вечером, приходя в гости к вдове, приносила с собой рукоделие и временами прерывала беседу, усердно работая иглой в течение пяти-шести минут. А единственная мера предосторожности, принимаемая миссис де Лэси против такого нечестия, состояла в том, что она перелистывала в это время молитвенник, видимо, заменявший ей святую воду, с помощью которой дьявола держат на расстоянии, какое церковь считает спасительным для верующих.

Как бы то ни было, около десяти часов вечера того дня, когда начинается наш рассказ, в Ньюпорте стояла такая тишина, словно в городе не было ни души. Ночных сторожей там вообще не бывало по той простой причине, что в колониях тогда не существовало профессиональных воров. Поэтому, когда Уайлдер и его два спутника вышли из своего убежища на пустынные улицы, было так тихо, словно на них никогда не ступала человеческая нога. Не видно было ни единого огонька. Однако наши искатели приключений, видимо, хорошо знали, куда идти, ибо не стали стучаться к кому-либо из заспанных трактирщиков и просить приюта, а весьма уверенно направились к берегу. Уайлдер шел впереди, за ним следовал Фид, а Сципион, спокойный и покорный, как обычно, замыкал шествие.

На самом берегу они обнаружили несколько небольших шлюпок, привязанных к сваям ближайшей пристани. Уайлдер дал своим спутникам какое-то поручение и направился к месту, удобному для спуска. Вскоре в берег одновременно врезались носами две шлюпки, одну вел негр, другую

— Фид.

— Это еще зачем? — спросил Уайлдер. — Разве одной недостаточно? Вы, наверно, ошиблись?

— Никакой тут нет ошибки, — ответил Фид, опустив весло в воду и приглаживая волосы пятернею, видимо, весьма довольный собой. — Все так же ясно, как солнце в ясный день и при тихой погоде. Гвинея в шлюпке, которую вы наняли, но, по-моему, вы плохо выбрали. А так как мое правило «лучше поздно, чем никогда», я осмотрел все здешние посудины, и если перед вами не самый быстроходный и прочный ялик 34Ялик — морская гребная или парусная шлюпка длиною от четырех до восьми метров. из всех, что там стояли, значит, я в этом деле ничего не смыслю. А ведь очутись здесь наш приходской священник, он бы сказал вам, что папаша мой был лодочный мастер. Да, да, он даже побожился бы,

— конечно, если бы вы ему за это хорошо заплатили.

— Слушай, парень, — гневно воскликнул Уайлдер, — ты когда-нибудь доведешь меня до того, что я вышвырну тебя на берег. Отведи лодку на прежнее место и привяжи, да не хуже, чем раньше.

— Вышвырнуть меня на берег означало бы одним ударом перерубить все наши тали 35Тали — приспособление для подъема тяжестей, состоящее из двух блоков и основанного (проведенного) между ними троса., мистер Гарри, — невозмутимо возразил Фид. — Не очень-то сладко придется и вам и Сципиону, если с вами не будет меня. Разве мы плохо держались на воде, с тех пор как плаваем вместе?

— Да, неплохо! Но иногда приходится разрывать даже двадцатилетнюю дружбу.

— Прошу прощения, мистер Гарри, но будь я проклят, если поверю в это. Вот Гвинея — всего-навсего негр и, значит, не слишком подходящий собутыльник для белого человека, но знаете, я двадцать четыре года любуюсь на его черную рожу, мои глаза привыкли к этому цвету, и теперь он меня устраивает не хуже любого другого. К тому же в море, да еще в темную ночь, разницу и не разглядишь. Вы, мистер Гарри, мне еще не надоели, и из-за какой-либо ерунды мы с вами не разойдемся.

— Тогда откажитесь от своей привычки брать то, что тебе не принадлежит.

— Ни от чего я не откажусь. Ни один человек в мире не скажет про меня, что я сошел с палубы, пока на бимсах 36Бимсы — поперечные брусья, связывающие противоположные ветви шпангоутов — «ребра» судна. На бимсы настилается палуба. остается хоть одна доска. И разве я могу отказаться от своих прав? Да и что случилось? Из-за чего созывают всю команду поглазеть, как наказывают старого матроса? Вы дали бездельнику рыбаку, который никогда не побывал в более глубокой воде, чем та, где можно закинуть его удочку, дали ему, говорю я, блестящую монетку только за то, что ненадолго воспользуетесь его шлюпкой ночью или, может быть, захватите и утро. Ну, а что делает Дик? Он говорит про себя: «Это слишком много», и высматривает среди рыбачьих лодок такую, что стоит этих денег. Деньги можно проесть, а еще лучше — пропить. Поэтому их нельзя выбрасывать за борт, как золу из камбуза. Готов держать пари, что у владельцев этого ялика и той шлюпки матери — двоюродные сестры и что ваш доллар пойдет на табак и выпивку для всей семьи. Словом, никого я не обидел и ничего дурного не сделал.

Уайлдер досадливо отмахнулся и, чтобы дать Фиду время выполнить приказание, медленно двинулся вдоль берега. Фид никогда не спорил против ясного и точного приказа, хотя и не прочь был иногда помешкать с исполнением. Поэтому он возвратил уведенную им лодку на место, однако дал себе волю и немного поворчал. Когда справедливость была восстановлена, Уайлдер сел в лодку, приведенную негром, и, видя, что его спутники уже сидят на веслах, велел им грести через гавань, но производить как можно меньше шума.

— Той ночью, когда я вез вас в Луисбург на разведку, — сказал Фид, засовывая левую руку эа пазуху, а правой налегая на легкое весло так сильно, что лодочка быстро скользила по воде, — мы обвязали не только весла, но даже языки. Когда действительно надо заткнуть гребцам рот, я слова не скажу против этого. Но я из тех, кто считает, что язык нам дан, чтобы говорить, так же, как море — чтобы на нем жить, и потому всегда поддерживаю разумный разговор в трезвой компании… Гвинея, черт тебя побери, куда ты тянешь лодку? Остров же там, а ты гребешь прямо на церковь!

— Навались на весла! — прервал его Уайлдер. — Идите вдоль судна.

Они как раз проплывали мимо корабля, который отошел от пристани на якорную стоянку и на котором, как подслушал молодой моряк, миссис Уиллис с прелестной Джертред должны были отправиться в далекую Каролину. Пока шлюпка скользила вдоль судна, Уайлдер при тусклом свете звезд окинул его взором опытного моряка. От его наблюдательности не ускользнуло ничто: ни корпус, ни мачты, ни оснастка. Когда же они миновали корабль и все слилось в темную бесформенную массу, он оперся подбородком о борт лодки и задумался. На этот раз Фид не стал прерывать его размышления, ибо полагал, что они касались морских дел, которые в его глазах носили священный характер. Сципион, как всегда, молчал. Так прошло несколько минут. Наконец Уайлдер внезапно очнулся и отрывисто произнес:

— Большое судно! Его не так просто догнать.

— Это уж как придется, — с готовностью отозвался Фид. — Если он поставит паруса и ветер будет попутный, даже королевский крейсер измотается, прежде чем сблизится с ним настолько, чтобы можно было забросить абордажные крючья, но, если бы его затерло, когда он идет круто по ветру, я бы взялся напасть на него с наветренной стороны.

— Друзья, — прервал Уайлдер, — теперь вам пора узнать кое-что насчет моих планов. Больше двадцати лет мы служили вместе и, можно сказать, были однокашниками. Я был еще совсем ребенком, Фид, когда ты привел меня к своему капитану, и ты не только спас мне жизнь, но и помог стать офицером.

— Да, да, мистер Гарри, вы были тогда не очень-то объемистым грузом и не нуждались в капитанской койке, вам хватало и короткого гамака.

— Я у тебя в большом долгу, Фид, за твое благородство и, должен добавить, за твою неизменную преданность мне с тех пор.

— Это верно, я твердо гнул свою линию, мистер Гарри, и не отпускал своих крючьев, хоть вы частенько грозились списать меня на берег. Что до Гвинеи, то для этого парня с вами всегда хорошая погода, какой бы ни дул ветер; а вот между нами легко поднимается шквал, вы и сами это видели из нашего небольшого спора насчет лодки…

— Хватит об этом, — прервал Уайлдер, видимо, сильно взволнованный горестными воспоминаниями о далеком прошлом. — Вы оба знаете, что нас разлучит только смерть, если, конечно, вы сейчас сами не пожелаете расстаться со мной. Знайте же, что я решился на одно отчаянное предприятие, которое легко может погубить и меня и всех, кто станет мне сопутствовать. Мне не хочется расставаться с вами, друзья, ибо разлука может оказаться вечной, но в то же время вы должны знать опасности, которые вас ожидают.

— А по суше еще много придется ходить? — напрямик спросил Фид.

— Нет. Все дело, каково бы оно ни было, придется делать на море.

— Тогда доставайте свои корабельные книги и найдите место, где нарисовать два скрещенных якоря — знак, который заменяет все буквы двух слов «Ричард Фид».

— Но все же, когда ты узнаешь…

— А мне знать ни к чему, мистер Гарри. Разве мало я с вами плавал, когда мы узнавали маршрут после того, как распечатывали конверт с приказом? Неужели теперь я изменю долгу и не доверю вам свой старый остов? А ты, Гвинея, что скажешь? Плывешь с нами? Или высадить тебя на берег, вон там, на низком мысу, и оставить сводить знакомство с ракушками?

— Мне и с вами хорошо, — пробормотал негр, как всегда всем довольный.

— Да, да. Гвинея — он вроде как баркас каботажников: все время тащится в вашем кильватере, мистер Гарри. А я вот частенько выхожу на траверз вашему клюзу 37Клюзы — отверстия в носовой части судна по обе стороны форштевня, в которые проходят якорные канаты. или врезаюсь носом вам в корму. Во всяком случае, оба мы, как видите, плывем с вами и всеми условиями вполне довольны. А теперь скажите нам, что нужно делать, и никаких больше разговоров.

— Не забывайте: я вас предупреждал, — ответил Уайлдер. Он понимал, что преданность его спутников беспредельна и ни в каком поощрении не нуждается, и по длительному и суровому опыту знал, как слепо он может полагаться на их верность, несмотря на те или иные слабости, присущие таким людям, как они. — Помните, о чем я вам говорил. А теперь гребите к судну, что стоит на рейде.

Фид с негром быстро исполнили приказание, и шлюпка понеслась по волнам между островком и берегом, который по сравнению с ним казался материком. Приблизившись к кораблю, гребцы стали работать веслами слабее, а затем и вовсе их положили: Уайлдер предпочитал, чтобы шлюпку медленно несло течением к судну, ибо он хотел хорошенько осмотреть его, прежде чем взойти на борт.

— Вам не кажется, что на нем абордажные сетки 38Абордажные сетки — сети, препятствующие нападающим проникнуть на абордируемое судно. Ставились вдоль бортов судна. подтянуты к снастям? — спросил он, понизив голос, чтобы его не слышали на судне, и с большим интересом дожидаясь ответа.

— По-моему, да, — ответил Фид. — У работорговцев совесть всегда немножко нечиста, и они не очень-то смелы, разве что когда охотятся за каким-нибудь молодым негром на побережье Конго. Ну, а в такую ночь, при береговом ветре и ясном небе, столько же шансов на то, что сюда заглянет французский корабль, сколько на то, что меня назначат лордом, адмиралтейства, а это, очевидно, произойдет не скоро — король пока еще не слишком хорошо осведомлен о моих заслугах.

— Но эти ребята, несомненно, готовы устроить весьма теплую встречу любому, кто захотел бы взять их на абордаж! — продолжал Уайлдер, привыкший к цветистым сравнениям, которыми Фид любил пересыпать свою речь. Нелегко захватить судно, так хорошо подготовленное к бою, если только команда его состоит из настоящих людей.

— Могу поручиться, что очередная вахта в полном составе дремлет там сейчас прямо у пушек, а с кат-балки 39Кат-балки — толстые квадратные брусья, выдающиеся за борт в носовой части судна. Служат для уборки якорей. и гакаборта 40Гакаборт — верхняя часть кормовой оконечности судна. все отлично просматривается. Однажды на «Гебе» сидел я с подветренной стороны на ноке 41Ноки — оконечности рея. рея и вот вижу, с юго-запада движется на нас из открытого моря парус…

— Тс-с! На палубе зашевелились!

— Ясно, зашевелились: кок рубит плашку и, наверно, капитан потребовал ночной колпак 42То есть стаканчик виски на ночь..

Но тут голос Фида был заглушен зычным окликом с корабля, похожим на рев морского чудовища, внезапно высунувшего голову из воды. Впрочем, наши искатели приключений сразу сообразили, что это всего лишь обычный способ окликать любую шлюпку. Уайлдер встал во весь рост и ответил.

— Это еще кто? — раздался тот же странный голос. — На нашем судне никто так не отвечает. Где вы?

— У вашего бакборта 43Бакборт — левая сторона судна., ближе к носу, в тени.

— А что вы там делаете, у меня под носом?

— Разрезаю волны кормой, — ответил после минутного колебания Уайлдер.

— Что это за дурень к нам дрейфует? — проворчал тот, кю их окликнул. — А ну-ка, давай сюда мушкет, и посмотрим, нельзя ли добиться от него ответа поучтивей.

— Отставить! — донесся из какой-то отдаленной части судна спокойный, повелительный голос. — Все в порядке. Пусть они подойдут.

Человек на носу корабля велел им подойти, и разговор прекратился. Только теперь Уайлдер обнаружил, что оклик относился к другой лодке, которая была еще далеко, и что он слишком поторопился ответить. Но, сообразив, что отступать уже поздно, и действуя соответственно ранее принятому решению, он велел своим спутникам повиноваться.

— «Разрезаю волны кормой» — уж конечно, не самый учтивый ответ на оклик, — пробормотал Фид, опуская весло в воду. — Они обиделись, и этого за борт не выбросишь. Впрочем, мистер Гарри, если они пожелают затеять из-за этого ссору, дайте им хорошенько сдачи и рассчитывайте на нас.

Ответа на эти ободряющие слова не последовало, ибо лодка была уже всего в нескольких футах от судна. Уайлдер поднялся на палубу среди глубокого и, как ему показалось, зловещего молчания. Ночь была темная, но звезды, мерцавшие в небе, светили достаточно ярко, чтобы зоркий глаз моряка мог различать предметы. Очутившись на палубе, наш молодой искатель приключений бросил но сторонам быстрый испытующий взгляд, как будто этот беглый осмотр мог разрешить все его сомнения.

Человек невежественный в морском деле поразился бы, в каком порядке над темной массой корпуса вздымались к небу высокие мачты с как бы висящим в воздухе такелажем, чьи темные линии перекрещивались одна с другой так, что их весьма осмысленное переплетение могло показаться путаницей и неразберихой. Но все эти знакомые Уайлдеру предметы не привлекали сейчас его внимания. Он бросил быстрый взгляд вокруг себя. За исключением одного человека, закутанного в широкий морской плащ, по-видимому офицера, на палубе не было ни души. С каждой стороны ее выступали грозные батареи, установленные в прекрасном и внушительном порядке. Но нигде не было и намека на множество людей, всегда заполняющих палубу вооруженного корабля и необходимых при орудиях. Разумеется, в такой час большая часть команды должна была находиться по койкам, но ведь на вахте всегда полагается оставлять столько людей, сколько требуется для безопасности судна. Поэтому, увидев перед собой только одного человека, наш искатель приключений ощутил всю неловкость своего положения и необходимость как-то объясниться.

— Вы, наверно, удивлены, сэр, — сказал он, — что я избрал для своего посещения столь поздний час?

— Да, вас ждали раньше, — был короткий ответ.

— Ждали?

— Да, ждали. Разве я не видел, как вы с двумя своими товарищами, что сидят сейчас в лодке, целых полдня рассматривали нас с пристаней и даже со старой башни на холме. О чем говорит такое любопытство, как не о намерении попасть сюда?

— Удивительно! — вскричал Уанлдер, несколько даже встревоженный. — Так вы знали мои намерения?

— Послушайте, дружище, — прервал его собеседник, негромко рассмеявшись, — судя по одежде и всему вашему виду, вы моряк. Что ж вы думаете, на нашем судне нет подзорных труб или мы не умеем ими пользоваться?

— У вас, наверно, есть причина так пристально следить за тем, что делают незнакомые вам люди на берегу?

— Гм! А может, мы ждем груз. Но я полагаю, вы прибыли сюда в такой поздний час не для того, чтобы посмотреть нашу декларацию судового груза? Вы хотите видеть капитана?

— А разве не его я вижу?

— Где? — быстро спросил тот, встрепенувшись и тем самым обнаруживая свой почтительный страх перед начальником.

— Перед собой.

— Перед вами? Нет, в нашем списочном составе я пока не занимаю такой высокой должности, хотя когда-нибудь, может, придет и мое время. Скажите-ка, приятель, вы, когда плыли к нам, прошли под кормой вон того судна, что дрейфует по течению?

— Конечно. Как видите, оно как раз на моем курсе.

— Судно, видимо, в отличном состоянии и хорошо снабжено всем необходимым. Говорят, оно готово к отплытию.

— Похоже, что так. Паруса наготове, и осадка у него такая, будто оно полностью нагружено.

— Чем? — быстро спросил собеседник.

— Думаю, тем, что указано в его декларации. Но вы-то как будто еще не грузились? Если вам предстоит грузиться в этом порту, вы выйдете в море не раньше чем через несколько дней.

— Гм! Не думаю, чтобы мы надолго задержались после того, как отплывет наш сосед, — суховатым тоном заметил тот. Затем, словно испугавшись, что проговорился, он быстро добавил: — Вы же знаете, у нас, работорговцев, на борту нет почти никакого груза, кроме ручных кандалов да нескольких бочонков риса. А остальной наш балласт состоит из пушек да ядер, которыми их заряжают.

— А разве такое тяжелое вооружение — обычное дело?

— Может быть, да, а может быть, и нет. Правду сказать, на побережье закон не многого стоит, и сила зачастую нужнее, чем право. Наверно, наши хозяева и решили, что, если на борту окажется достаточно орудий и снаряженья, хуже от этого не будет.

— Тогда следовало бы дать вам и людей, которые умеют с ними обращаться.

— Об этом они, очевидно, позабыли.

Эти слова почти заглушил тот же зычный голос, что окликал лодку Уайлдера. Над волнами снова прокатился мощный рев, означавший:

— Кто идет?

Последовал быстрый и короткий ответ по всем морским правилам, но произнесенный осторожно и негромко. Человека, с которым Уайлдер вел столь двусмысленную беседу, видимо, смутила эта внезапная помеха, и он несколько растерялся, не зная, как ему дальше себя вейти. Он сделал было движение, словно желая отвести посетителя в каюту, однако плеск весел послышался у самого борта, возвещая, что теперь уже поздно. Велев своему собеседнику не двигаться с места, человек устремился к шкафуту 44Шкафут — часть верхней палубы от фок— до грот-мачты, чтобы встретить вновь прибывших.

Таким образом, Уайлдер внезапно очутился в полном одиночестве. Это дало ему возможность возобновить свои наблюдения и разглядеть только что подплывших людей.

Из шлюпки на палубу в глубоком молчании поднялись пять или шесть атлетически сложенных матросов. Они о чем-то пошептались с офицером, очевидно, что-то доложив ему и получив от него какой-то приказ. Затем с грот-мачты спустили трос и конец его бросили в лодку. Через минуту груз, который надо было поднять на палубу, закачался в воздухе, затем его медленно опустили, осторожно подтянули к борту и наконец благополучно положили на палубу.

Во время всей этой процедуры, которая сама по себе является вполне обычным делом на судне, стоящем на якоре в порту, Уайлдер изо всех сил напрягал зрение. Темная масса, поднятая из лодки, вырисовывалась на более светлом фоне неба, и она показалась ему похожей на человеческое тело. Теперь вокруг нее столпились моряки. Началась какая-то суета, послышался долгий приглушенный разговор, потом матросы подняли груз — или тело — и исчезли вместе с ним за мачтами, шлюпками и пушками, загромождавшими носовую часть судна.

Происшествие это весьма заинтересовало Уайлдера, но не настолько, чтобы он не заметил добрую дюжину каких-то предметов, которые внезапно выступили из-за реев и других особенно темных частей корабля. Это могли быть качающиеся блоки, но в то же время они сильно смахивали на человеческие головы, тем более что появлялись и исчезали как-то уж очень одновременно. По правде сказать, наш искатель приключений нисколько не сомневался в том, что именно любопытство заставило высунуться из укрытий все эти головы. Впрочем, ему не довелось долго размышлять об этих незначительных обстоятельствах, так как вскоре к нему вновь подошел его собеседник.

— Вы, наверно, сами знаете, как трудно собирать матросов с берега, когда судно готовится к отплытию, — заметил он.

— Но здесь, как я вижу, их поднимают наверх довольно несложным способом, — ответил Уайлдер.

— Ах, это вы насчет парня на канате! У вас, приятель, неплохое зрение, раз вы на таком расстоянии отличаете складной нож от свайки. Но парень этот буянил… То есть он не то чтобы буйный — он просто пьян в стельку и буянил.

И по-видимому, вполне удовлетворенный своим юмором и тем, что ему удалось дать такое простое объяснение, офицер захихикал, совершенно довольный собой.

— Но вы все время на палубе, — быстро добавил он, — а капитан ждет вас у себя в каюте. Пойдемте, я вас отведу.

— Постойте, — возразил Уайлдер. — Не лучше ли сперва доложить обо мне?

— Да он и так знает, что вы здесь. У нас тут до его ушей все доходит задолго до того, как попадает в шканечный журнал.

Уайлдер ничего больше не ответил, выказав, однако, полную готовность отправиться к капитану. Офицер подвел его к переборке, отделявшей капитанскую каюту от шканцев, и, указав на дверь, шепнул:

— Постучите два раза и, если он ответит, входите.

Уайлдер сделал то, что ему сказали. Он постучал, но его либо не услышали, либо не пожелали ответить. Тогда он постучал снова и услышал: «Войдите! ». Молодой моряк, обуреваемый разнообразными чувствами, которые найдут себе исход в дальнейшем нашем рассказе, открыл дверь и очутился лицом к лицу с незнакомцем в зеленом, залитым светом яркой лампы.