Глава XIX. Смерть

Онлайн чтение книги Роман о Тристане и Изольде The Romance of Tristan and Iseult
Глава XIX. Смерть

Едва вернулся он в Бретань, в Карэ, как ему пришлось, в помощь своему дорогому товарищу Каэрдину, воевать с одним бароном по имени Бедалис. Он попал в засаду, устроенную Бедалисом и его братьями. Тристан убил семерых братьев, но сам был ранен ударом копья, которое было отравлено.

С большим трудом добрался он до замка Карэ и велел перевязать свои раны. Лекаря явились в большом числе, но ни один не мог вылечить его от яда, ибо им не удалось даже распознать его. Они не сумели составить пластырь, который вытянул бы его наружу. Тщетно толкут они и растирают коренья, собирают травы, приготовляют настои: Тристану все хуже и хуже, яд разливается по его телу, он побледнел, и кости его начинают обнажаться.

Он почувствовал, что жизнь его угасает, понял, что приходится ему умирать. Тогда он захотел снова повидать белокурую Изольду. Но как добраться до нее? Он так ослабел, что умер бы на море; а если бы и доехал до Корнуэльса, то как там избегнуть врагов? Он стонет, яд терзает его; он ждет смерти.

Он позвал к себе тайком Каэрдина, чтобы поведать ему свое горе, ибо они любили друг друга верной любовью. Он пожелал, чтобы никого не было в его горнице, кроме Каэрдина, и никого в соседних покоях. Изольда, жена его, удивилась в душе такому странному желанию. Это встревожило ее, и она захотела услышать, о чем они будут говорить. Припав в соседней комнате к стене, у которой стояла постель Тристана, она прислушалась. Один из ее верных слуг сторожил за дверью, чтобы никто ее не поймал.

Тристан собрался с силами, поднялся, прислонился к стене. Каэрдин сел возле него, и оба тихо заплакали. Они оплакивали свое добрее товарищество по оружию, так рано прерванное, свою великую дружбу, свою любовь, и каждый из них сокрушался о другом.

– Славный, дорогой друг, – сказал Тристан, – я на чужбине, где нет у меня ни родных, ни друзей, кроме тебя одного: ты здесь один был мне радостью и утешением.

Перед смертью я хотел бы повидаться с белокурой Изольдой. Но как, какой хитростью дать ей знать, в какой я нужде? Ах, если бы я нашел посланца, который согласился бы отправиться к ней, она бы приехала, – так сильно она меня любит. Каэрдин, дорогой товарищ, прошу тебя во имя нашей дружбы, твоего благородного сердца, нашего товарищества: попытайся ради меня, и если ты отвезешь мое послание, я стану твоим вассалом и буду любить тебя более всех людей.

Видит Каэрдин, что Тристан плачет, опечален, жалуется; сердце его смягчилось состраданием, и он отвечал тихо, ласково:

– Дорогой мой товарищ, не плачь, я исполню твое желание. Разумеется, друг мой, из любви к тебе я готов подвергнуться смертельной опасности. Никакая беда, никакое опасение не помешают мне сделать все, что в моей власти. Скажи, что ты желаешь ей передать, и я снаряжусь к отъезду.

Тристан отвечал:

– Друг, благодарю тебя! Выслушай, в чем моя просьба. Возьми этот перстень: это условный знак между нами. И когда ты прибудешь в ее страну, постарайся, чтобы при дворе тебя приняли за купца. Покажи ей шелковые ткани и устрой так, чтобы она увидала этот перстень; тотчас же она найдет уловку, чтобы поговорить с тобой наедине. Скажи ей тогда, что сердце мое шлет ей привет, что она одна может принести мне облегчение; скажи ей, что, если она не придет, я умру. Пусть вспомнит о наших былых утехах, о великих горестях, о великих печалях и радостях, о сладости нашей верной и нежной любви; пусть вспомнит о любовном зелье, выпитом вместе на море. О, это смерть свою мы там испили! Пусть вспомнит мой обет – никого, кроме нее, никогда не любить. Я сдержал свое слово. За стеной белорукая Изольда услышала эти речи и едва не лишилась чувств.

– Торопись, друг мой, и возвращайся скорее; если ты замешкаешься, ты меня больше не увидишь. Назначь себе срок в сорок дней и привези с собой белокурую Изольду. Скрой от сестры свой отъезд или скажи ей, что едешь за лекарем. Отправляйся на моем судне да возьми с собой два паруса: один белый, другой черный. Если ты привезешь ко мне королеву Изольду, натяни на обратном пути белый парус, а если не привезешь, плыви с черным. Друг мой, мне нечего тебе более сказать; да направит тебя Господь и возвратит сюда благополучно!

Он вздохнул, заплакал, принялся стонать. Каэрдин тоже заплакал, поцеловал Тристана и простился с ним.

При первом попутном ветре он вышел в море. Моряки подняли якоря, поставили паруса, поплыли при легком ветерке, и нос судна стал рассекать высокие и глубокие волны. Они везли с собой богатые товары – шелковые ткани, выкрашенные в редкие цвета, дорогую посуду из Тура, вина из Пуату, кречетов из Испании; благодаря этой хитрости Каэрдин надеялся проникнуть к Изольде. Восемь дней и восемь ночей рассекали они волны, плывя на всех парусах к Корнуэльсу.

Опасен женский гнев, каждый должен его остерегаться! Чем сильнее женщина любила, тем ужаснее она мстит. Быстро рождается любовь женщины, быстро рождается и ее ненависть, и, раз загоревшись, неприязнь держится упорнее дружбы. Женщины умеют умерять свою любовь, но не ненависть.

Припав к стене, белорукая Изольда слышала каждое слово. Она так любила Тристана! И вот, наконец, она узнала про его любовь к другой… Она удержала в памяти все слышанное. Если когда-либо ей это удастся, как отомстит она тому, кого она любила больше всего на свете! Однако она не показала виду. Лишь только отворили дверь, она вошла в горницу Тристана; скрыв свой гнев, она принялась снова за ним ухаживать, была ласкова, прислуживала ему, как подобает любящей женщине. Она тихо говорила с ним, целовала его в губы и спрашивала, скоро ли вернется Каэрдин с лекарем, который должен был излечить его… А на самом деле она искала случая, как бы отомстить.

Каэрдин плыл, не переставая, пока не бросил якорь в гавани Тинтажеля. Взяв на руку ястреба, кусок ткани редкого цвета, кубок чудной чеканной работы, он поднес все это королю Марку и вежливо попросил его покровительства и мира, дабы ему можно было торговать в его земле без боязни ущерба от баронов и виконтов. И король обещал ему это перед всеми придворными. Тогда Каэрдин предложил королеве застежку тонкой работы из чистого золота.

– Государыня, – сказал он, – это доброе золото, – и, сняв с пальца перстень Тристана, он приложил его к застежке. – Вот смотрите, королева, золото этой застежки дороже, хотя золото этого перстня также имеет немалую цену.

Когда Изольда узнала перстень из зеленой яшмы, сердце ее задрожало, цвет лица изменился, и, предчувствуя то, что она услышит, она отвела Каэрдина в сторону, к окну, будто затем, чтобы лучше рассмотреть и приторговать перстень. Каэрдин быстро сказал ей:

– Королева, Тристан ранен отравленным копьем и Должен умереть. Он велел сказать вам, что вы одна можете ему принести облегчение. Он напоминает вам великие горести и печали, пережитые вами вместе. Оставьте у себя этот перстень, он дарит его вам. Изольда ответила, обомлев:

– Друг, я последую за тобой. Завтра поутру пусть корабль твой будет готов к отплытию.

На другой день поутру королева сказала, что хочет поехать на соколиную охоту, и велела держать наготове собак и птиц. Но герцог Андрет, который все время за ней следил, отправился вместе с нею. Когда они оказались в поле, недалеко от морского берега, поднялся фазан. Андрет напустил на него сокола. День был светлый, ясный, и сокол взвился и исчез.

– Смотрите, сеньор Андрет, сокол уселся там, в гавани, на мачте незнакомого мне судна. Чье оно?

– Королева, – ответил он, – это судно купца из Бретани, который вчера подарил вам золотую застежку. Пойдем туда, возьмем нашего сокола.

Каэрдин бросил доску, как сходни, со своего судна на берег и вышел навстречу королеве.

– Не пожелаете ли вы, государыня, войти на мое судно? Я покажу вам мои богатые товары.

– Охотно, сеньор, – сказала королева.

Она сошла с коня, направилась к доске, прошла по ней и вступила на судно. Андрет хотел за нею последовать и вступил на доску, но Каэрдин, стоявший на палубе, ударил его веслом, Андрет зашатался и упал в море. Он хотел взобраться на корабль, но Каэрдин новым ударом весла свалил его, крикнув:

– Умри, предатель! Вот тебе расплата за все то зло, которое причинил ты Тристану и королеве Изольде!

Так Господь отомстил за любящих предателям, которые так их ненавидели. Все четверо погибли – Генелон, Гондоин, Деноален, Андрет.

Подняли якорь, поставили мачту, натянули паруса. Свежий утренний ветер зашелестел в вантах и надул паруса. Из гавани в открытое море, совершенно белое и вдали залитое лучами солнца, устремилось судно.

В Карэ Тристан хирел. Он страстно желал приезда Изольды. Ничто его не радовало, и если он был еще жив, то потому, что ждал. Каждый день посылал он дозорного на берег – посмотреть, не возвращается ли судно и какого цвета парус его; никакого другого желания не было у него на сердце. Вскоре он велел перенести себя на скалу Пенмарх и, пока солнце стояло над горизонтом, глядел в даль моря.

Послушайте, добрые люди, печальную повесть, жалостную для всех, кто любит. Изольда уже приближалась, вдали уже показалась скала Пенмарх, и судно плыло быстрее. Вдруг налетела буря, ветер крепко надул паруса, и корабль завертелся. Моряки выбежали на наветренную сторону палубы, но тут ветер ударил им в спину. Ветер бушует, вздымаются высокие волны, воздух сгустился в мрак, море почернело, дождь налетает шквалами. Ванты и булини лопнули, моряки спустили паруса и носятся по воле волн и ветра. На свою беду, они забыли втащить на палубу лодку, привязанную к корме за судном; волна разбила ее и унесла.

– Горе мне, несчастной! – воскликнула Изольда. – Не дал мне Господь дожить до того, чтобы увидеть Тристана, моего милого, один бы раз, один бы только раз. Он хочет, чтобы я утонула в этом море. Еще бы раз побеседовать с тобою, Тристан, и мне легко было бы умереть! Если я не явлюсь к тебе, дорогой, значит Бог этого не желает, и в этом мое большое горе. Смерть мне нипочем: если Богу угодно это, я приму ее; но, дорогой мой, когда ты об этом узнаешь, ты умрешь, я в этом уверена. Такова наша любовь, что ни ты без меня, ни я без тебя не можем умереть. Я вижу перед собой твою смерть и в то же время свою. Увы, друг мой, не сбылось мое желание – умереть в твоих объятиях, быть погребенной в твоем гробу; не суждено это было нам с тобою. Я умру одна, без тебя, исчезну в море. Может быть, ты не узнаешь о моей смерти и будешь еще жить, поджидая моего приезда. Если Богу будет угодно, ты даже исцелишься; может быть, после меня полюбишь другую женщину, полюбишь белорукую Изольду. Не знаю, что станется с тобой; что до меня, дорогой, то, если бы я узнала, что ты умер, я не могла бы жить больше. Пусть же Господь позволит мне исцелить тебя или нам вместе умереть одной мукой!

Так жаловалась королева, пока длилась буря. Через пять дней она утихла. На самой вышке мачты Каэрдин весело натянул белый парус, чтобы Тристан издалека мог различить его цвет. Уже Каэрдин видит Бретань. Но, увы, вслед за бурей почти сразу наступило затишье. Море расстилалось спокойное, гладкое, ветер не надувал парусов, и моряки тщетно лавировали вправо и влево, взад и вперед. Вдали виднелся берег, но ветер унес их лодку, и они не могли пристать. На третью ночь Изольде приснилось, будто она держит на коленях голову большого кабана, который пятнает кровью ее платье, и она поняла, что уже не увидит своего милого живым.

Тристан был слишком слаб, чтобы оставаться на Пенмархской скале, и уже много дней лежал он в комнате, вдали от берега, плача по Изольде, которая все не являлась. Печальный и измученный, он жалуется, вздыхает, мечется на своем ложе; вот-вот, кажется, он умрет от желания.

Наконец ветер окреп, и показался белый парус. Тогда-то белорукая Изольда отомстила.

Она подошла к ложу Тристана и сказала ему:

– Друг, Каэрдин возвращается: я видела его судно на море. Оно подвигается с большим трудом. Однако я его узнала. Лишь бы только принесло оно то, что может тебя исцелить!

Тристан затрепетал.

– А уверена ли ты, друг мой, что это его судно? Скажи же, какой на нем парус.

– Я его хорошо рассмотрела: они его совсем распустили и поставили очень высоко, потому что ветер слабый. Знай же, что он совсем черный.

Тристан повернулся к стене и сказал:

– Я не могу больше удерживать свою жизнь. Трижды произнес он: «Изольда, дорогая!» На четвертый раз он испустил дух.

Тогда в доме заплакали рыцари, товарищи Тристана. Они сняли его с ложа, положили на богатый ковер и завернули тело в саван.

На море поднялся ветер, ударивший в самую середину паруса. Белокурая Изольда сошла на берег. Она услышала, как на улицах все громко рыдают, а в церквах и часовнях звонят в колокола. Она спросила у местных жителей, по ком этот заупокойный звон, по ком этот плач. Один старик ответил ей:

– У нас великое горе, госпожа. Благородный, смелый Тристан скончался. Он был щедр со всеми неимущими, помогал всем страждущим. Это худшее несчастье, какое когда-либо постигало нашу страну.

Слышит это Изольда, не может вымолвить слова. Поднимается она к замку, проходит по улице в растрепавшемся чепце. Бретонцы дивятся, глядя на нее: никогда не видели они женщины подобной красоты. Кто она такая, откуда она?

Около Тристана белорукая Изольда, растерявшись от зла, которое она совершила, испускала над трупом громкие вопли. Другая Изольда вошла и сказала ей:

– Встань, дай мне к нему подойти. У меня больше прав его оплакивать, чем у тебя, поверь мне. Я сильнее его любила.

Она обратила лицо к востоку и помолилась Богу. Потом, слегка приоткрыв тело, легла рядом с ним, своим милым, поцеловала его в уста и в лоб и нежно прижалась к нему – тело с телом, уста с устами. Так отдала она душу, умерла с горя по своему милому.

Когда король Марк узнал о смерти любящих, он переправился за море и, прибыв в Бретань, велел сделать два гроба: один из халцедона – для Изольды, другой из берилла – для Тристана. Он отвез в Тинтажель на своем корабле дорогие ему тела и похоронил их в двух могилах около одной часовни, справа и слева от ее абсиды. Ночью из могилы Тристана вырос терновник, покрытый зеленой листвой, с крепкими ветками и благоуханными цветами, который, перекинувшись через часовню, ушел в могилу Изольды. Местные жители срезали терновник, но на другой день он возродился, такой же зеленый, цветущий и живучий, и снова углубился в ложе белокурой Изольды. Трижды хотели его уничтожить, но тщетно. Наконец сообщили об этом чуде королю Марку, и тот запретил срезать терновник.

Добрые люди, славные труверы[26]Певцы-поэты, слагавшие или исполнявшие как лирические стихотворения, так и повести или поэмы былых времен Беруль, и Томас, и Эйльгарт, и мейстер Готфрид сказывали эту повесть для всех тех, кто любил, не для других. Они шлют через меня вам привет, всем тем, кто томится и счастлив, кто обижен любовью и кто жаждет ее, кто радостен и кто тоскует, – всем любящим. Пусть найдут они здесь утешение в непостоянстве и несправедливости, в досадах и невзгодах, во всех страданиях любви.



Читать далее

Глава XIX. Смерть

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть