Аделина Амотеру

Онлайн чтение книги Общество розы The Rose Society
Аделина Амотеру

– Думаешь, он может быть здесь?

Голос моей сестры Виолетты напугал меня и вывел из задумчивости.

– Мм? – мурлычу я и беру ее под руку.

Мы прокладываем себе путь по запруженной народом улице.

Виолетта выпячивает губы; так она обычно выражает озабоченность. Сестра чувствует, что я рассеянна, но, к моей радости, не заостряет на этом внимания.

– Я сказала, что, по-моему, он может быть здесь, на главной площади.

Ранний вечер самого длинного дня в году. В Меррутасе праздник, и мы, попав в самую толчею, заблудились. Богатый, бурлящий жизнью город расположен между Кенеттрой и Тамуранской империей. Солнце почти ушло за горизонт, и низко над водой повисли три пухлые луны, три золотых шара. В Меррутасе шумно отмечается праздник Творения, совпадающий с серединой лета и началом месяца поста. Мы с Виолеттой блуждаем среди толп гуляк, потерявшись в радуге цвета. Обе мы сегодня одеты в тамуранские шелка, волосы убраны наверх, а пальцы украшены бронзовыми кольцами. Вокруг нас повсюду люди, увешанные гирляндами из жасмина; они заполняют узкие проулки, вываливают на площади; выстроившись в длинные цепочки, танцуют вокруг увенчанных куполами дворцов и храмов с бассейнами. Мы проходим мимо каналов – вода в них поднялась от нагруженных товарами лодок, мимо зданий, украшенных позолоченным и покрытым серебром резным орнаментом, в котором повторяются тысячи кружков и квадратов. С балконов свисают узорчатые ковры, в воздухе клубится дым. Мимо нас маленькими группками проходят солдаты, вместо тяжелых доспехов одетые в развевающиеся шелка; на рукава их одежд нашита эмблема в виде луны с короной. Они не принадлежат к Оси Инквизиции, но явно получили из-за моря распоряжение Терена и ищут нас. Мы держимся от них на расстоянии.

Я как будто в тумане, вокруг меня плывет и кружится празднество. Правда, смотреть на все это веселье со стороны очень странно. При чем тут я? Общее оживление не затрагивает меня. Молча отдаюсь на волю Виолетте – пусть ведет нас по шумным улицам, а сама возвращаюсь к своим мрачным мыслям.

Три недели назад мы покинули Кенеттру, и с тех пор я пробуждаюсь, слыша шепот у своей постели, который через секунду смолкает. В другое время дня, когда рядом никого нет, ко мне обращаются приглушенные голоса. Это случается не всегда – лишь время от времени, и я не каждый раз способна разобрать слова, даже если голоса обращаются ко мне. Но я постоянно ощущаю, как они неуклюже топчутся в уголках моего сознания. Это лезвие клинка, рассекающего звуки и тишину; лампа, испускающая черное свечение; тьма, пылающая огнем. Вот что они говорят:

«Аделина, почему ты винишь себя в смерти Энцо?»

«Мне нужно было лучше контролировать свои видения, – тихо отвечаю я. – Я могла бы спасти Энцо жизнь. Надо было раньше довериться членам Общества Кинжала».

«Тут нет твоей вины, – возражают звучащие в моей голове шепотки. – Не ты убила его, в конце концов, его жизнь оборвал не твой клинок. Так почему именно тебя отвергли? Ты не обязана была возвращаться в Общество Кинжала – тебе не нужно было помогать им в спасении Раффаэле. И они все равно ополчились на тебя. Почему никто не вспоминает о твоих добрых намерениях, Аделина? Почему ты винишь себя за то, в чем не виновата?»

Потому что я любила его. А теперь его нет.

«Оно и лучше, – шепчет голос. – Разве ты не простаивала много времени наверху лестницы в сладком предвкушении, представляя себя королевой?»

– Аделина! – окликает меня Виолетта, тянет за руку, и голоса исчезают.

Я встряхиваю головой, заставляю себя собраться и спрашиваю:

– Ты уверена, что он здесь?

– Если не он, то кто-нибудь другой из Элиты.

В Меррутас мы прибыли из Кенеттры, чтобы скрыться от пытливых глаз инквизиции. Этот город – ближайшее место, неподконтрольное Кенеттре, но в конце концов мы отправимся на юг, в Солнечные земли, подальше от цепких лап наших врагов.

Однако мы прибыли сюда не только поэтому.

Если вам известны истории о Молодой Элите, то вы наверняка слышали о Чародее, или Маджиано. Раффаэле, прекрасный юный консорт, который некогда был моим другом, упоминал о Чародее во время наших с ним вечерних занятий. С тех пор я слышала это имя из уст многих путешественников.

Одни говорили, что он взращен волками в дремучих лесах Янтарных островов, тонкой цепочкой протянувшихся далеко к востоку от Кенеттры. Другие утверждали, что он рожден в Солнечных землях, в пустынях Домакки – бастард, воспитанный кочевыми племенами. Ходили слухи, что это совершенный дикарь, подобный зверю, с головы до ног одетый в листья и обладающий умом и проворством полночного лиса. Он появился совершенно внезапно несколько лет назад и с тех пор десятки раз избегал арестов Осью Инквизиции за разные проступки – от незаконных азартных игр до кражи драгоценных камней из короны самой королевы. Как гласила молва, он мог заставить вас прыгнуть в море со скалы напевом своей лютни. А когда он улыбался, зубы его сверкали ярко и злобно.

Хотя нам известно, что Чародей принадлежит к Молодой Элите, никто точно не знает, какова его сила. Мы можем быть уверены только в одном: недавно его видели здесь, в Меррутасе.

Будь я такой же, какой была год назад, – не ведающей о силах, коими обладаю, – не уверена, что отважилась бы разыскивать такого печально известного представителя Элиты. Но потом я убила своего отца, вступила в Общество Кинжала, предала их, а они предали меня. Или, может, наоборот. Не могу сказать точно.

Теперь я знаю наверняка: члены Общества – мои враги. Когда остаешься одна в мире, который ненавидит и боится тебя, всегда хочется найти себе подобных. Новых друзей. Из Молодой Элиты. Друзей, которые помогут тебе в построении своего собственного общества.

Друзей вроде Чародея.

– Салям, милые тамуранские девушки!

Мы вышли на большую площадь неподалеку от гавани. Со всех сторон она была заставлена продуктовыми лавками с кипящими горшками, уличные ловкачи в длинноносых масках показывали фокусы на столах. Торговец едой улыбнулся, заметив, что мы на него смотрим. Волосы его скрывала тамуранская повязка, а борода была темная и тщательно подстриженная. Торговец поклонился нам. Я невольно коснулась головы. Мои серебристые волосы еще не отросли после неумелой попытки обстричь их, к тому же сегодня они прикрыты двумя длинными полосами золотистого шелка и украшены убором из золотых кисточек, болтающихся над бровями. Над покрытой шрамами половиной своего лица я соткала иллюзию. Этому человеку мои белесые ресницы кажутся черными, а глаза – безупречными.

Смотрю, что он продает. На сковородках дымятся голубцы из виноградных листьев, на шампурах поджаривается ягнятина, и еще у него есть теплые лепешки. Мой рот наполняется слюной.

– Милые девушки с родной стороны, – заворковал торговец.

Остальных его слов, кроме «пожалуйста, идите сюда!» и «утолите свой голод», я не разобрала. Улыбаюсь и киваю ему. Никогда еще я не была в городе, настолько тамуранском. Складывается ощущение, что мы вернулись домой.

«Ты могла бы править местом вроде этого», – лепечет шепоток у меня в голове, и сердце ликует.

Как только мы подходим к лавке, Виолетта вытаскивает два бронзовых талента и протягивает хозяину. Я держусь позади и наблюдаю, как торговец расплывается в улыбке, как склоняется к моей сестре и шепчет что-то ей на ухо, отчего она застенчиво краснеет. Виолетта отвечает улыбкой, от которой и солнце может растаять. По окончании этого обмена любезностями в руках у нее оказываются два шампура с ягнятиной. Сестра отворачивается и уходит, а торговец долго смотрит ей вслед, после чего возвращается к своему делу и начинает зазывать новых покупателей: «Эгей, э-ге-гей! Оставьте на время свои игры и отведайте свежих лепешек!»

Виолетта протягивает мне бронзовый талент:

– Сдача. Мы ему понравились.

– Милашка Виолетта!

Я приподнимаю бровь, глядя на нее, и беру шампур. Собственных кошельков мы пока не касались: я умею использовать свои силы, чтобы красть монеты у богачей. Это моя контрибуция. У Виолетты способности совершенно иные.

– Скоро они будут платить нам, чтобы мы отведали их угощения.

– Я над этим работаю, – с мнимо невинной улыбкой отвечает Виолетта. Она блуждает взглядом по площади и останавливает его на огромном костре напротив храма. – Мы подбираемся ближе, – говорит она, откусывая маленький кусочек мяса. – Его энергия не слишком сильна. Она перемещается по мере нашего приближения.

После еды Виолетта отрабатывает свой навык водительницы – прокладывает длинный извилистый путь между людьми, я следую за ней. Сбежав из Эстенции, мы каждый вечер садились друг против друга, и я позволяла сестре экспериментировать над собой, как в детстве, когда она, бывало, по-разному заплетала мне волосы, дергая их и слишком сильно натягивая. Потом я завязывала ей глаза и молча двигалась по комнате: так мы проверяли, способна ли она почувствовать, где я нахожусь. Виолетта вытягивала руки, чтобы коснуться исходящих от меня нитей энергии, изучить их структуру. Могу гарантировать: она набирает силу.

Это меня пугает. Но, покинув Общество Кинжала, мы с Виолеттой поклялись, что никогда не будем использовать свои силы друг против друга. Если Виолетте понадобится защита моих иллюзий, я всегда обеспечу ее. Взамен Виолетта оставит мои способности неприкосновенными. Вот и все.

Должна же я доверять хоть кому-то.

Мы блуждаем уже не меньше часа, наконец Виолетта останавливается посреди одной площади. Она хмурится. Я стою рядом и жду, изучая ее лицо.

– Ты потеряла его?

– Возможно.

Ее голос едва слышен, так громко играет вокруг музыка. Мы стоим неподвижно еще мгновение, после чего Виолетта поворачивает налево и кивком приглашает меня дальше.

Потом сестра снова останавливается, оборачивается вокруг себя, складывает на груди руки и со вздохом произносит:

– Я опять потеряла его. Наверное, нам придется вернуться обратно тем же путем, каким мы пришли.

Едва эти слова слетают с ее губ, как дорогу нам преграждает очередной уличный трюкач. Одет он так же, как его собратья по цеху, лицо полностью скрыто под длинноносой маской дотторе , а цветастые одеяния не сочетаются между собой. Приглядевшись, я замечаю, что платье его сшито из роскошного шелка прекрасной выделки, окрашенного дорогими красками. Он берет руку Виолетты, подносит к маске, как будто для поцелуя, а потом прикладывает свою руку к сердцу. Знаками приглашает нас собраться в кружок у его лотка.

Тут же соображаю, в чем дело. Это кенеттранская азартная игра: распорядитель выкладывает перед вами двенадцать разноцветных камушков и просит выбрать три. Потом перемешивает их, накрыв стаканами. В игре одновременно с вами могут участвовать другие. Если только вы угадываете, где спрятаны три камушка, то не только забираете назад свои деньги, но и получаете ставки всех участников игры вместе с кошельком ведущего. Одного взгляда на кошель нашего банкомета было достаточно, чтобы определить: он уже давно не проигрывал ни раунда.

Мужчина поклонился нам и молча указал на камни, приглашая сделать выбор. То же приглашение было сделано и другим людям, собравшимся позади нас. Двое гуляк охотно сделали ставки. Напротив нас находился мальфетто – мальчик, переболевший кровавой лихорадкой. Болезнь оставила на его ушах и щеках следы в виде неприглядной черной сыпи. Внешняя задумчивость мальчугана была лишь фасадом, за которым, как подводное течение, струилась тревога.

Мм… Моя энергия нацеливается на него, как волк устремляется на запах крови.

Виолетта наклоняется ко мне:

– Давай сыграем разок. – Ее глаза тоже прикованы к бедному мальфетто. – Кажется, я кое-что чувствую.

Я киваю распорядителю игры и вкладываю в его протянутую руку два золотых талента. Он размашисто кланяется мне.

– За меня и мою сестру.

Выбираю три камушка, на которые мы делаем ставки.

Ведущий молча кивает и начинает перемешивать камни.

Мы с Виолеттой внимательно смотрим на мальчика-мальфетто, который сосредоточенно наблюдает за перемещением стаканчиков. Пока мы ждем окончания этой процедуры, другие игроки, посмеиваясь, косятся на мальчика. Раздается несколько глумливых шуток в его адрес. Мальфетто пропускает их мимо ушей.

Наконец ведущий выстраивает в ряд все двенадцать стаканчиков, засовывает руки куда-то в складки одежды и кивком приглашает игроков угадывать, под какими стаканчиками находятся камушки загаданных ими цветов.

– Четвертый, седьмой, девятый, – говорит один игрок и хлопает по столику.

– Второй, пятый, девятый, – подает голос другой.

Еще двое называют свои варианты.

Ведущий поворачивается к нам. Я поднимаю голову:

– Первый, второй и третий.

Остальные игроки смеются над моим выбором, но мне до них нет дела.

Мальчик-мальфетто тоже делает ставку:

– Шестой, седьмой и двенадцатый.

Распорядитель игры поднимает первый стаканчик, за ним второй и третий. Я проиграла – это ясно, однако делаю вид, что ничуть не расстроена неудачей. Все мое внимание приковано к мальфетто. Шестой, седьмой и двенадцатый… Когда ведущий доходит до шестого стаканчика, то переворачивает его, чтобы показать: мальчик угадал верно.

Он указывает на мальфетто, и тот издает радостный возглас. Другие игроки с неприязнью смотрят на него.

Ведущий поднимает седьмой стаканчик. И снова выбор мальчика оказывается правильным. Остальные участники игры начинают нервно переглядываться. Если мальфетто в последний раз ошибется, мы все проиграем, и деньги заберет ведущий. Но если угадает, тогда он и получит все наши деньги.

Ведущий переворачивает последний стаканчик. Мальчик не ошибся. Он выигрывает.

Распорядитель вскидывает голову. Мальфетто издает удивленный и радостный крик, при этом другие игроки злобно смотрят на него. В груди у них начинает искрить ненависть, вспышки энергии гаснут в черной мгле.

– Что ты думаешь? – обращаюсь я к Виолетте. – Как у него с энергией? Чувствуешь что-нибудь?

Виолетта не отрывает взгляда от торжествующего мальчика:

– Пойдем за ним.

Ведущий неохотно протягивает свой кошелек вместе с деньгами, которые поставили остальные участники игры. Пока мальчик собирает монеты, другие игроки недобро перешептываются. Наконец счастливый победитель отходит от игрового столика, прочие двигаются следом. На их лицах печать злобы, плечи напряжены.

Они собираются напасть на беднягу-мальфетто.

– Пошли, – шепчу я Виолетте, и она без слов повинуется.

Некоторое время мальчика переполняет радость от выигрыша, и он не замечает, какая над ним нависла опасность. Только оказавшись на краю площади, мальфетто обнаруживает у себя за спиной недавних участников игры. Он не сбавляет хода, но теперь в его походке ощущается нервозность. Я чувствую, как отдельные капельки страха собираются в тонкую струйку, и этот сладкий привкус испуга манит меня.

Мальчик кидается с площади в узкую боковую улочку, где мало света и почти нет людей. Мы с Виолеттой отходим в тень, и я набрасываю на нас тонкую ткань иллюзии, которая помогает нам оставаться незамеченными. Глядя на мальчика, я хмурюсь. Такие печально известные личности, как Маджиано, не вели бы себя столь неосмотрительно.

Наконец какой-то игрок догоняет беглеца. Мальчик не успевает поднять руки, как его сбивают с ног. Мужчина притворяется, что случайно толкнул мальфетто, а сам между делом пинает его в живот. Жертва нападения жалобно взвизгивает. Страх мальфетто превращается в дикий ужас, и я теперь вижу, как эта эмоция окутывает мальчика черной мерцающей сетью.

Другие игроки мигом окружают мальчика. Один хватает его за рубашку и припечатывает спиной к стенке. Мальфетто сильно ударяется головой, глаза его закатываются, он оседает на землю и сжимается в комок.

– Что ж ты сбежал? – спрашивает игрок. – Ты, кажется, был очень рад, что оставил нас всех без денег.

Остальные присоединяются.

– Да и зачем какому-то мальфетто столько денег?

– Хочешь нанять дотторе , чтобы тот подчистил твои метки?

– Или снимешь шлюху, чтобы узнать, каково это?

Я продолжаю наблюдать. Когда я только связалась с Обществом Кинжала и впервые стала свидетельницей того, как люди нападают на мальфетто, то разревелась, вернувшись в свою комнату. Но теперь я навидалась таких сцен достаточно, чтобы сохранять спокойствие, подпитывать себя страхом, сгущающимся над сценой глумления, и не испытывать при этом чувства вины. Нападающие продолжают мучить мальчика, а я стою в стороне и лишь предвкушаю дальнейшее.

Мальфетто поднимается на ноги – противники не успевают нанести ему нового удара – и кидается бежать по улочке. За ним гонятся.

– Он не из Элиты, – бормочет себе под нос Виолетта и с озадаченным видом качает головой. – Прости. Наверное, я почувствовала кого-то другого.

Не знаю почему, но меня тянет следом за удаляющейся группой. Если этот мальчик не Чародей, у меня нет причин помогать ему. Может быть, мною движет разочарованность в жизни или я поддалась нездоровым чувствам, а может, я не забыла об отказе членов Общества Кинжала идти на риск ради спасения мальфетто, если те не принадлежали к Молодой Элите. Или на меня повлияло воспоминание о том, как я сама, прижавшись к железному столбу, стояла под градом камней и ждала сожжения на глазах у всего города.

На краткий миг представляю себе: будь я королевой, то могла бы приравнять преследование мальфетто к преступлениям и наказать обидчиков мальчика, отдав одно короткое распоряжение.

Ускоряю шаг и поторапливаю Виолетту:

– Пошли, пошли.

– Не надо, – пытается возразить она, хотя и знает, что это бессмысленно.

– Это будет забавно, – с улыбкой говорю я.

– Твое представление о забавном отличается от общепринятого.

Мы быстро двигаемся в темноте, невидимые под покровом сотканной мною иллюзии. Где-то впереди раздаются крики. Мальчик сворачивает за угол, пытаясь оторваться от преследователей. Напрасно. Мы подбираемся ближе, и я слышу, что мальчика нагнали. Раздается крик боли. Когда мы выруливаем из-за угла, нападающие уже взяли мальфетто в кольцо. Кто-то из них валит мальчика с ног ударом в лицо.

Я начинаю действовать не раздумывая. Вытягиваю руки и раздвигаю скрывающие нас из виду нити. Потом вхожу в круг обступивших мальфетто людей. Виолетта остается на месте и тихо наблюдает за происходящим.

Разгоряченные погоней игроки замечают меня не сразу – только когда я подхожу к дрожащему мальчику и встаю прямо перед ним. Парни в замешательстве.

– Это еще что? – бормочет заводила, смутившись на мгновение. Он скользит взглядом по иллюзии, скрывающей мое покрытое шрамами лицо, и видит прекрасную девушку с безупречной внешностью. Ухмылка возвращается на его лицо. – Это твоя шлюшка, грязный мальфетто? – глумится он над мальчиком. – Ну и свезло же тебе.

Из-за его плеча на меня с подозрением смотрит какая-то женщина и говорит:

– Она участвовала в игре вместе с нами. Может, помогала парню выиграть.

– Ах, ты права, – отзывается главарь и поворачивается ко мне. – Так, значит, часть выигрыша у тебя? Получила свою долю?

Двое других из группы выглядят не такими уверенными. Один замечает улыбку на моем лице и с тревогой на меня смотрит, потом оглядывается на ожидающую меня Виолетту.

– Давайте покончим с этим, – предлагает он и поднимает руку с кошельком. – Мы уже получили назад свои деньги.

Главарь прищелкивает языком:

– У нас нет привычки спускать людям с рук. Никто не любит обманщиков.

Не надо бы мне так безответственно пользоваться своими силами. Но тут темный переулок, и я больше не могу сопротивляться искушению. Стоя за пределами круга, Виолетта пытается сдержать мою энергию, чувствуя, какой шаг последует дальше. Я игнорирую ее усилия и остаюсь при своих намерениях – медленно рассеиваю скрывающую мое лицо иллюзию. Черты начинают подергиваться и изменяться, над левым глазом возникает длинный шрам, потом покрывается шрамами то место, где когда-то был глаз – грубая, шершавая кожа появляется на месте зарубцевавшейся старой раны. Черные ресницы становятся бледно-серебристыми. Я долго работала над точностью своих иллюзий, училась сплетать их быстро и медленно, так что теперь могу пользоваться нитями энергии более аккуратно и открываю свою подлинную внешность собравшимся в круг людям постепенно.

Все обомлели и замерли на месте, неотрывно смотрят на изуродованную часть моего лица. Удивительно, но их реакция мне приятна. Кажется, они даже не заметили, что мальчик-мальфетто выбрался из круга и вжался в ближайшую стену.

– Демон, – скалится на меня заводила, вытаскивая нож.

В его голосе звучат первые неуверенные нотки.

– Возможно, – отзываюсь я.

От моего голоса веет холодом, я пока не могу до конца к нему привыкнуть.

Мужчина уже готов кинуться на меня, как вдруг что-то на земле отвлекает его внимание. Он смотрит на булыжники мостовой и видит там крошечную ярко-красную ленточку, которая змейкой ползет по бороздкам между камнями. Она похожа на заблудившееся маленькое создание, которое бесцельно снует туда-сюда. Главарь хмурится. Он наклоняется к этой малютке-иллюзии.

И тут красная полоска взрывается и разделяется на десяток новых, они быстро расползаются в разные стороны, оставляя за собой кровавые следы. Зрители отшатываются назад.

– Что за… – начинает главарь.

Я в ярости свиваю все новые ленточки на земле и на стенах, десятки превращаются в сотни, тысячи, пока вся улица не становится кишащим красными змейками полем. Затмив свет уличных фонарей, я создаю иллюзию алых грозовых туч над головой.

Негодяй теряет самообладание, он явно встревожен. Его приятели торопливо пятятся, отступают от меня и заполонивших улицу кровавых полос. Страх облаком накрывает их грудные клетки, я чувствую это, и меня пронзает ощущение собственной силы и голода. Созданные мною иллюзии напугали противников, а их страх сделал меня сильнее.

Стоп! Я снова замечаю, как Виолетта тянет меня прочь, воздействуя на мою энергию. Может, стоит остановиться. Этим подонкам деньги уже не нужны. Но я отмахиваюсь от сестры и двигаюсь дальше. Такая игра мне нравится. Раньше я стыдилась подобных чувств, но теперь думаю: почему мне нельзя ненавидеть? Разве ненависть не может доставлять мне удовольствие?

Вдруг главарь снова поднимает нож. Я продолжаю плести иллюзии. «Ты не видишь ножа, – дразнит противника шепоток у меня в голове. – Куда же он делся? Вот только сейчас был, но ты, должно быть, оставил его где-то». Мне прекрасно видно оружие в руке врага, но сам он смотрит на свою руку в ярости и изумлении. Ему кажется, что нож испарился.

Наконец вся шайка поддается страху – несколько человек убегают, остальные жмутся к стене, обездвиженные ужасом. Заводила разворачивается и пытается унести ноги. Я обнажаю зубы, а потом изрыгаю на него тысячи кровавых лент, обматываю его ими, связываю как можно крепче, чтобы он почувствовал, будто острые как бритва нити врезаются в его плоть, режут и жгут ее. Глаза главаря лезут из орбит, после чего он с жутким воплем падает на землю. Я стягиваю жесткие нити вокруг него, как паук, вьющий шелковый кокон вокруг своей добычи. «Ощущение такое, будто твою кожу прошивают струнами, верно?»

– Аделина! – нетерпеливо окликает меня сестра. – Остальные.

Я впитываю ее предупреждение достаточно долго, чтобы заметить: двое из шайки набрались смелости и готовы атаковать меня – женщина и еще один мужчина. Я буквально срываюсь с цепи, окатываю их волной иллюзии. Оба падают. Им кажется, что их кожу отделяют от плоти, они корчатся от боли, сгибаясь пополам.

Я так сильно сконцентрировалась, что у меня уже трясутся руки. Мужчина пытается убраться куда подальше, я позволяю ему отползти. Интересно, каким сейчас предстает перед его глазами мир? Продолжаю изливать на него иллюзию, представляя себе то, что он должен видеть и чувствовать. Он начинает всхлипывать и ползет, вкладывая всю силу в каждое движение.

Приятно быть могущественной, видеть, как люди подчиняются твоей воле. Думается, такие чувства испытывают короли и королевы, когда понимают, что всего несколькими словами могут разжечь войну или обратить в рабов всех жителей какой-нибудь страны. Наверное, об этом я мечтала маленькой девочкой, когда сидела на ступеньках своего старого дома, изображая, что на голове у меня – корона, а передо мной – море коленопреклоненных фигур.

– Аделина, нет, – шепчет Виолетта. Теперь она стоит рядом со мной, но я так сосредоточена на своем занятии, что едва замечаю ее присутствие. – Ты преподала им хороший урок. Оставь их.

Я сжимаю кулаки и продолжаю гнуть свое.

– Ты могла бы остановить меня, – отвечаю я с натянутой улыбкой, – если бы действительно хотела.

Виолетта не спорит со мной. Вероятно, где-то глубоко внутри она хочет, чтобы я продолжала делать то, что делаю. Ей важно видеть, как я защищаю себя. И вот, вместо того чтобы остановить меня, она кладет руку мне на предплечье. Выполняет данное нами друг другу обещание.

– Мальчик-мальфетто убежал, – говорит она очень мягким голосом. – Прибереги свою ярость для чего-нибудь более серьезного.

Какая-то нотка в голосе сестры обрывает поток моего гнева. Не совсем понимаю почему, но вдруг накатывается изнеможение: растрачено так много энергии разом. Отпускаю свою жертву, иллюзия больше не сковывает моего противника. Он распластывается на булыжной мостовой, но прижимает руки к груди, будто продолжает ощущать, как в его плоть врезаются жесткие нити. Все лицо у него перемазано – тут и слезы, и слюни. Чувствуя слабость, я отступаю назад и тихо говорю Виолетте:

– Ты права.

Она облегченно вздыхает и поддерживает меня.

Наклоняюсь к главарю шайки так, чтобы ему хорошо было видно мое покрытое шрамами лицо. Тот не может решиться взглянуть на меня.

– Я буду следить за тобой, – говорю я ему.

Не важно, правда это или нет. Я знаю: в таком состоянии он не посмеет усомниться. Мужчина кивает быстро, отрывисто, потом, покачиваясь, встает и убегает.

Остальные следуют примеру вожака. Топот их разносится эхом по переулку, наконец все беглецы скрываются за углом, и тогда звуки их шагов смешиваются с шумом праздника. Больше никого нет. Я испускаю вздох, вместе с ним из меня выходит и вся храбрость. Поворачиваюсь к Виолетте. Она смертельно бледна. Ее рука так крепко сжимает мою, что у нас обеих побелели пальцы. Мы стоим посреди притихшей улицы. Я качаю головой.

Спасенный нами мальчик-мальфетто не мог быть Чародеем, он явно не из Элиты. А даже если это не верно, все равно парнишка сбежал. Я вздыхаю, опускаюсь на колени и стараюсь собраться с силами. Происшествие оставило внутри ощущение горечи. «Почему ты не убила его?» – огорченно спрашивает шепоток у меня в голове.

Не знаю, долго ли мы там стоим, но неожиданно раздается слабый, едва слышный голос:

– Вот так-то быть доброй, да?

Мы вздрагиваем. Голос до странности знакомый. Я оглядываюсь, обвожу взглядом верхние этажи окружающих нас зданий, однако в темноте трудно что-нибудь различить. Делаю шаг к середине улицы. Издалека продолжают доноситься звуки празднества.

Виолетта тянет меня за руку. Глаза ее прикованы к балкону напротив.

– Это он, – шепчет сестра.

Поднимаю взгляд и вижу фигуру в маске, облокотившуюся на мраморные перила балкона. Человек молча наблюдает за нами. Это он был распорядителем в нашей игре.

Сестра склоняется ближе ко мне:

– Он из Элиты. Это его я почувствовала.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Аделина Амотеру

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть