Онлайн чтение книги Школьные дни Иисуса The Schooldays of Jesus
Глава 6

Наступает понедельник, и везти мальчика в новую школу выпадает ему, Симону. Они приезжают туда задолго до восьми утра. Дверь в студию отперта, но там пусто. Он садится на табурет у пианино. Они ждут.

Отворяется задняя дверь, входит сеньора Арройо, облаченная, как и прежде, в черное. Не обращая на него внимания, она стремительно приближается к мальчику, берет его за руки.

– Добро пожаловать, Давид, – говорит она. – Я вижу, ты пришел с книгой. Покажешь?

Мальчик протягивает ей «Дон Кихота». Она осматривает книгу, нахмурившись, листает, возвращает ему.

– А бальные туфли у тебя с собой?

Мальчик извлекает туфли из тряпичного мешка.

– Хорошо. Знаешь, как мы называем золото и серебро? Мы называем их благородными металлами. Железо, медь и свинец мы зовем рабскими металлами. Благородные металлы – высшие, а рабские – низшие. Так же, как и металлы, есть благородные числа и рабские. Ты научишься танцевать благородные числа.

– Они не из настоящего золота, – говорит мальчик. – Это просто цвет.

– Это просто цвет, но у цвета есть смысл.

– Я пойду, – говорит он, Симон. – Вернусь забрать тебя после обеда. – Он целует мальчика в макушку. – До свиданья, мой мальчик. До свиданья, сеньора.

Чтобы как-то убить время, он забредает в музей. Стены завешаны довольно негусто. «Теснина Зафиро на закате». «Композиция I». «Композиция II». «Выпивоха». Имя художника ему ничего не говорит.

– Доброе утро, сеньор, – произносит знакомый голос. – Какие у вас впечатления?

Это Дмитрий, sans фуражки, растрепанный так, словно только что из постели.

– Интересные, – отвечает он. – Я не специалист. А есть в Эстрелле школа живописи – стиль Эстреллы?

Дмитрий не обращает на этот вопрос внимания.

– Я видел, как вы привезли сына. Большой для него день – первый день с сеньорами Арройо.

– Да.

– Вы улучите возможность поговорить с сеньорой Арройо, Аной Магдаленой. Какая танцорша! До чего грациозная! Но, увы, бездетная. Она хочет своих детей, но не может. Ее это терзает, мучает. Так и не скажешь – если поглядеть на нее, правда? Мучает? С виду – безмятежный ангел, что питается нектаром. Тут чуть-чуть, там чуть-чуть, большего и не надо. Но есть дети сеньора Арройо, от первого брака, она им мать. А еще дети-пансионеры. Столько нужно раздать любви. Вы знакомы с сеньором Арройо? Нет? Пока нет? Великий человек, настоящий идеалист, живет исключительно своей музыкой. Сами увидите. К сожалению, не все время крепко стоит на земле, если вы понимаете, к чему я клоню. Витает в облаках. Вот Ане Магдалене и приходится делать всю тяжкую работу – ставить малышам танцы, кормить пансионеров, хозяйством заниматься, следить за делами Академии. И все она делает! Великолепно! Ни слова жалоб! Сама невозмутимость! Таких женщин – одна на тысячу. Ею все восхищаются.

– И все это – в одном доме, в Академии Танца? И пансион для учеников, и дом Арройо?

– Ой, здесь прорва места. Академия занимает весь верхний этаж. Вы сами откуда, сеньор, и семья ваша?

– Из Новиллы. Мы жили в Новилле до недавнего времени, пока не двинулись на север.

– Новилла. Никогда раньше не слышал. Я сам из Эстреллы и всегда жил здесь.

– И все это время работаете в музее?

– Нет-нет-нет, я всех своих работ уже и не упомню. Такая у меня натура – беспокойная. Начинал грузчиком на базаре. Потом чуть-чуть – дорожным рабочим, но мне не понравилось. Затем долго работал в больнице. Ужасно. Ужасный график. Но зато трогательно! А потом пришел день, и вся моя жизнь переменилась. Не преувеличиваю. Переменилась к лучшему. Болтался я по площади, по своим делам, и тут она прошла мимо. Я глазам своим не поверил. Думал – виденье. Такая красивая. Неземная. Подскочил я и побрел за ней – как собака. Неделями ошивался я возле Академии – чтоб хоть одним глазком еще ее повидать. Она, само собой, на меня ноль внимания. С чего бы? На такого урода, как я. И тогда я увидел объявление, что в музее есть работа – уборщиком, нижняя ступенька лестницы, ну и, короче говоря, начал я тут работать и остался. Сначала сделали смотрителем, а в прошлом году – старшим смотрителем. За прилежание и пунктуальность.

– Не уверен, что понимаю вас. Вы о сеньоре Арройо говорите?

– Об Ане Магдалене. Перед которой я преклоняюсь. И мне не стыдно в этом признаваться. Вы бы тоже, небось, если б преклонялись перед женщиной, пошли бы за ней на край света, а?

– Музей – это не край света, прямо скажем. А как сеньор Арройо относится к вашему преклонению перед его женой?

– Сеньор Арройо – идеалист, я вам сказал уже. У него голова невесть где, в небесных сферах, где витают числа.

Ему, Симону, этот разговор приелся. Он не приглашал этого мужчину откровенничать.

– Мне пора, есть одно дело, – говорит он.

– Я думал, вы хотели посмотреть живопись эстрелльской школы.

– В другой раз.

До конца школьного дня еще не один час. Он покупает газету, садится в кафе на площади, заказывает чашку кофе. На первой странице фотография пожилой пары с исполинской тыквой из их огорода. Она весит четырнадцать килограммов, сообщает заметка, и побивает предыдущий рекорд почти на килограмм. На второй странице криминальная хроника описывает похищение газонокосилки из сарая (незапертого) и вандализм в общественном туалете (разбили рукомойник). Развернуто приводятся материалы заседаний муниципального совета и его многочисленных подкомитетов: подкомитета по бытовому обслуживанию, подкомитета по дорогам и мостам, подкомитета по финансам, подкомитета, занятого организацией грядущего театрального фестиваля. Далее – спортивные страницы, с предвкушением апогея футбольного сезона – скорой схватки команд Арагонсы и Северной Долины.

Он просматривает колонки вакансий. Укладчик кирпича. Каменщик. Электрик. Бухгалтер. Чего он ищет? Легкой работы, возможно. Садоводство. Портовые грузчики, разумеется, не требуются.

Расплачивается за кофе.

– Есть ли в городе Центр переселения? – спрашивает он у официантки.

– Само собой, – отвечает она и объясняет, где это.

Центр переселения в Эстрелле – совсем не такой громадный, как в Новилле: всего-то тесное бюро в переулке. За столом – бледноликий, довольно скорбного вида молодой человек в клочковатой бороде.

– Добрый день, – говорит он, Симон. – Я недавно прибыл в Эстреллу. Последний месяц с небольшим трудился в долине, разнорабочим – в основном собирал фрукты. Сейчас ищу что-нибудь более постоянное, желательно – в городе.

Конторщик извлекает каталожный ящик и ставит его на стол.

– Кажется, что много, а на самом деле большинство карточек недействительно, – сообщает он доверительно. – Беда в том, что люди не сообщают нам, когда вакансия уходит. Может, вот это: химчистка «Оптима». Знаете что-нибудь о химической чистке?

– Ничего, но дайте записать адрес. А нет ли у вас чего-нибудь более физического – на свежем воздухе?

Конторщик пренебрегает этим вопросом.

– Кладовщик на складе запчастей. Интересует? Никакого опыта не требуется, главное – управляться с цифрами. Вы умеете управляться с цифрами?

– Я не математик, но считать умею.

– Как я уже сказал, обещать, что вакансия все еще открыта, не могу. Видите, как чернила поблекли? – Он подносит карточку к свету. – Это значит, что карточка старая. Или вот это? Машинистка в юридическую контору. Печатать умеете? Нет? Тогда вот еще: уборщик в художественном музее.

– Эта вакансия ушла. Я знаю человека, который ее занял.

– А переобучение не рассматриваете? Возможно, это для вас лучший вариант: записаться на курсы и переучиться на новое ремесло. Пока обучаетесь, пособие по безработице будете получать.

– Я подумаю, – говорит он. О том, что о своей незанятости куда надо не сообщал, он не упоминает.

Приближается три часа пополудни. Он возвращается к Академии. В дверях – Дмитрий.

– За сыном явились? – говорит Дмитрий. – Я непременно тут, когда малыши выходят с занятий. Наконец-то свободны! Такие они оживленные, столько в них радости! Ощутить бы опять эту радость – хоть на минуту. Я из своего детства не помню ничего – ни минуты. Полная пустота. Скорблю об этой утрате. Детство – оно заземляет. Дает корни в мире. А я как дерево, которое выкорчевало бурей жизни. Понимаете, о чем я? Вашему мальчику повезло – у него есть детство. А у вас? Было у вас детство?

Он, Симон, качает головой.

– Нет, я прибыл полностью взрослым. Увидели меня – и сразу записали в пожилые. Ни детства, ни юности, ни воспоминаний. Смыло начисто.

– Ну, что проку тосковать. У нас по крайней мере есть счастливая возможность быть рядом с молодыми. Может, толика их ангельской пыли и в нас вотрется. Чу! Конец танцам на сегодня. Сейчас будут возносить благодарение. День всегда заканчивается благодарственной молитвой.

Они вместе прислушиваются. В молчание просачивается тихое гудение. А затем двери Академии распахиваются, и дети несутся вниз по лестнице, мальчики и девочки, светленькие и темненькие.

– Дмитрий! Дмитрий! – кричат они, и через мгновение Дмитрий окружен со всех сторон. Он сует руки в карманы и извлекает горсти конфет, которые швыряет в воздух. Дети бросаются на сладкое. – Дмитрий!

Последними рука об руку появляются сеньора Арройо и, глаза долу, смирен необычайно, Давид – в золотых туфлях.

– До свиданья, Давид! – говорит сеньора Арройо. – Завтра утром увидимся.

Мальчик не отвечает. Когда они садятся в машину, он забирается на заднее сиденье. Через минуту он уже спит – и не просыпается вплоть до самой фермы.

Инес ждет их с сэндвичами и какао. Мальчик ест и пьет.

– Как прошел день? – наконец спрашивает она. Нет ответа. – Ты танцевал? – Он рассеянно кивает. – Покажешь нам потом, как ты танцевал?

Не ответив, мальчик забирается на верхнюю койку и сворачивается клубком.

– Что такое? – шепчет Инес ему, Симону. – Что-то случилось?

Он пытается ее успокоить.

– Просто ошалел немножко, вот и все. Он целый день провел среди незнакомых людей.

После ужина мальчик более разговорчив.

– Ана Магдалена учила нас числам, – говорит он им. – Показала нам Два и Три, и ты, Симон, ошибался, и сеньор Роблес тоже ошибался, вы оба ошибались – числа в небе есть . Они там живут, вместе со звездами. Их нужно позвать, и тогда они спустятся.

– Это вам сеньора Арройо сказала?

– Да. Она показала нам, как позвать Два и Три. Один позвать нельзя. Один спускается сам.

– Ты нам покажешь, как позвать эти числа? – говорит Инес.

Мальчик качает головой.

– Нужно танцевать. И нужна музыка.

– А если я включу радио? – спрашивает он, Симон. – Может, там будет музыка, под которую танцевать.

– Нет. Это должна быть особая музыка.

– А что еще сегодня происходило?

– Ана Магдалена дала нам печенье и молоко. И изюм.

– Дмитрий сказал мне, вы молитесь в конце дня. Кому вы молились?

– Это не молитва. Ана Магдалена дает звук арки, и нам нужно с ним сонастроиться.

– Что такое «арка»?

– Я не знаю, Ана Магдалена нам не дала посмотреть, говорит, это тайна.

– Очень загадочно. Я у нее спрошу, когда в следующий раз увижу. Но, судя по всему, день у тебя получился хороший. И все благодаря доброте сердец сеньоры Альмы, сеньоры Консуэло и сеньоры Валентины, что они приняли в тебе участие. Академия Танца, где ты учишься призывать числа со звезд! И где ты получаешь печенье и молоко из рук пригожей дамы! Как же нам повезло, что мы оказались в Эстрелле! Согласен? Представляешь, какой ты везучий? Вот так благодать, чувствуешь?

Мальчик кивает.

– Я-то вот точно чувствую. Думаю, мы, должно быть, самая везучая семья на свете. А теперь пора почистить зубы, лечь спать и хорошенько выспаться, чтобы утром у тебя снова были силы танцевать.

День приобретает новый распорядок. В шесть тридцать он будит мальчика и кормит его завтраком. В семь они уже в машине. На дорогах транспорта немного, и у Академии он высаживает мальчика задолго до восьми. Затем оставляет машину на площади и следующие семь часов безнадежно скитается в поисках работы, или осматривает квартиры, или – чаще всего – просто сидит в кафе и читает газету, пока не приходит время забрать мальчика домой.

На их с Инес расспросы о том, как проходят его школьные дни, мальчик отвечает кратко и неохотно. Да, ему нравится сеньор Арройо. Да, они разучивают песни. Нет, уроков чтения у них не было. Нет, они не учатся сложению. О таинственной арке, чей звук сеньора Арройо дает в конце дня, он так ничего и не скажет.

– Почему вы каждый раз спрашиваете, что я сегодня делал? – говорит мальчик. – Я же не спрашиваю, что делали вы. Да вы и не понимаете.

– Чего мы не понимаем? – спрашивает Инес.

– Вы ничего не понимаете.

После этого они перестают его допрашивать. Пусть сам расскажет, когда захочет, говорят они себе.

Однажды вечером он, Симон, нечаянно забредает в женское общежитие. Инес, стоя на коленях на полу, взглядывает на него с неудовольствием. Мальчик, в одних трусах и золотых бальных туфлях, замирает в движении.

– Уходи, Симон! – кричит мальчик. – Тебе нельзя смотреть!

– Почему? На что мне нельзя смотреть?

– Он разучивает нечто сложное, – говорит Инес. – Ему нужно сосредоточиться. Уходи. Закрой дверь.

Удивленный, растерянный, он отступает, но остается послушать за дверью. Ничего не слышно.

Позже, когда мальчик уже засыпает, он спрашивает Инес:

– Что происходит такого личного, чего мне нельзя видеть?

– Он разучивает новые движения.

– Но что в этом секретного?

– Он считает, что ты не поймешь. Он думает, ты над ним посмеешься.

– Если учесть, что мы его отправили в Академию Танца, чего это мне смеяться над тем, что он танцует?

– Он говорит, ты не понимаешь числа. Говорит, ты злой. Злой к числам.

Она показывает ему схему, которую мальчик привез домой: пересекающиеся треугольники, в вершинах – числа. Смысла схемы он не понимает.

– Он говорит, так они учат числа, – говорит Инес. – Через танец.

На следующее утро по дороге в Академию он заводит об этом разговор.

– Инес показала мне твою танцевальную схему, – говорит он. – Что обозначают числа? Это положения твоих ног?

– Это звезды, – говорит мальчик. – Это астрология. Закрываешь глаза, когда танцуешь, и видишь в голове звезды.

– А как же счет? Разве вы с сеньором Арройо не под счет танцуете?

– Нет. Просто танцуем. Танец – то же самое, что счет.

– То есть сеньор Арройо просто играет, а вы просто танцуете. Что-то не попадались мне раньше такие танцевальные уроки. Спрошу у сеньора Арройо, нельзя ли мне побывать у вас на занятиях.

– Нельзя. Тебя не пустят. Сеньор Арройо говорит, что никому нельзя.

– Когда же я посмотрю, как ты танцуешь?

– Посмотри сейчас.

Он смотрит на мальчика. Мальчик сидит неподвижно, глаза закрыты, на губах – едва заметная улыбка.

– Это не танец. Нельзя танцевать, сидя в машине.

– Можно. Смотри. Станцую еще.

Он, Симон, растерянно качает головой. Они приезжают к Академии. Из теней подъезда появляется Дмитрий. Ерошит мальчику гладко причесанные волосы.

– Готов к новому дню?