Онлайн чтение книги Море и яд The Sea and Poison
III. Три часа пополудни

Двадцать пятого февраля с утра было так пасмурно, что казалось, вот-вот пойдет снег. Орудуя зубной щеткой в умывальне, Сугуро смотрел на отражение своего лица в зеркале. Глаза у него воспалились от простуды и хронической бессонницы, лицо посерело и отекло, но он к нему уже привык и не удивлялся.

«Это случится сегодня, сегодня...» - мысленно повторял Сугуро. Но, странное дело, он был совершенно спокоен.

- Доброе утро, - сказал, входя в умывальню, студент в прозодежде и обмотках - сосед Сугуро по пансиону. - Как вам кажется, пойдет сегодня снег?

- Трудно сказать. - Сугуро энергично заработал зубной щеткой. - Ты что, сегодня трудовую повинность отбываешь?

- Да, заступаю в ночную смену. А вы?

- Я ухожу сейчас.

Сугуро завтракал обычно в больничной столовой. Опаздывать было нельзя, и он быстро зашагал по улице, густо запорошенной снегом. Втаптывая снег в землю, Сугуро иногда внезапно останавливался. В голову стучались слова Тода, брошенные им накануне сквозь зубы: «Еще не поздно, ты можешь отказаться».

Если он сейчас вернется в пансион... просто повернется и пойдет обратно, все будет решено. Но перед глазами неумолимо блестела прямая, единственная дорожка. Она вела к воротам больницы...

У ограды он столкнулся с шедшей навстречу старшей сестрой Оба. Она, кажется, тоже собиралась принять участие в сегодняшнем деле. Оба была в шароварах, строгая, непроницаемая, как маска Но[ 9 ]Но - традиционный жанр японского театрального искусства, одноактная музыкальная драма. Актеры Но играют в масках с прорезями для глаз и для рта.. Мельком взглянув на Сугуро, старшая сестра тут же отвела глаза и, опустив плечи, прошла мимо.

Когда Сугуро вошел в лабораторию, Тода уже сидел за столом спиной к нему. Он не обернулся и даже не поздоровался. Склонившись над тетрадью, он что-то сосредоточенно записывал. Будильник на столе показывал половину десятого. А «операция» должна была начаться в три часа пополудни.

До трех часов они почти не разговаривали. Пока Тода совершал обход больных, Сугуро понуро сидел за столом. В лаборатории обычно у него находилось множество мелких дел, но сегодня почему-то не нашлось ни одного, и единственное, что его ожидало, было только то, назначенное на три часа. Когда Тода вернулся в лабораторию, Сугуро, словно что-то вспомнив, поднялся и вышел в коридор. Когда он возвратился, куда-то ушел Тода, бросив свою тетрадь в ящик стола. Они избегали не только говорить, но и смотреть друг на друга.

Но когда до трех часов оставалось полчаса, Тода, заметив, что Сугуро собирается выйти, встал у двери, загородив выход.

- Ты что, избегаешь меня?

- Нет, почему же...

- Давай поговорим.

Тода посмотрел на Сугуро в упор, но тут ж£ понял- несуразность своего вопроса и криво усмехнулся. Несколько мгновений они неподвижно стояли у двери. В палатах было до ужаса тихо. Больные ждали конца «мертвого часа», совершенно не ведая, что должно совершиться в клинике всего через каких-то тридцать минут. Из дежурной комнаты медсестер тоже не доносилось ни звука.

Но эта гнетущая атмосфера неожиданно рассеялась, когда они поднялись на второй этаж, в операционную. В коридоре раздавался звонкий веселый смех. Четверо офицеров, которых ни Тода, ни Сугуро до сих пор ни разу, не видели, стояли у окна, курили и непринужденно болтали. Казалось, они ждут начала банкета в офицерском собрании.

- Уже почти три, а пленного еще нет. - Толстый военврач прищелкнул языком, доставая из футляра фотоаппарат.

- Полчаса назад звонили из тюрьмы, сказали, что отправили. Вероятно, скоро будет, - посмотрев на часы, ответил офицер с маленькими усиками.

- Снимочки получатся что надо! - Военврач сплюнул и растер плевок сапогом.

- О, имея такой превосходный аппарат... - заискивающим тоном проговорил офицер с усиками.

- Не жалуюсь, немецкий, - осклабился военврач. - А как насчет прощального банкета лейтенанту Комори? Здесь решили устроить?

- Да. Думаю, к пяти процедура окончится, так что в половине шестого начнем.

- С закуской все в порядке?

- На худой конец отведаем свежей печенки пленного!

Офицеры громко рассмеялись, Сугуро и Тода они даже не заметили. Дверь операционной была раскрыта, но ни старик, ни Сибата, ни Асаи еще не показывались.

- Я слышал, в Центральном Китае... - военврач почесал толстой пятерней зад, - некоторые пробовали печенку китаез.

- Говорят, неплохая закуска, - самодовольно улыбаясь, сказал офицер с усиками.

- В таком случае, может, действительно попробуем?

В это время в противоположном конце коридора показался, поблескивая очками, ассистент Асаи. Подойдя к офицерам, он по своему обыкновению выжал из себя улыбку.

- Господа, военнопленных только что доставили.

- А где же Сибата-сан?

- Скоро будет. Потерпите немного.

Он подозвал Тода и Сугуро, растерянно стоявших у стены.

Когда они вошли в операционную, Асаи прикрыл дверь.

- Ну куда это годится! Столько офицеров! Ведь больные могут обратить внимание... А главное - пленные встревожатся. Ведь их привезли якобы для осмотра перед отправкой в лагерь Оита.

Асаи открыл дверцу стенного шкафчика и достал бутылку с эфиром.

- Вы займетесь наркозом. Пленному можно объяснить, что наркоз необходим для лечебной процедуры... А я сделаю вид, что собираюсь его тщательно осматривать. Потом скажу, что хочу выслушать сердце, и мы положим его на операционный стол...

- Ремнями затянем? - спросил Тода. - Ведь при эфирном наркозе пациент сначала мечется...

- Ну, разумеется. Сугуро-кун, ты ведь знаком с действием этого наркоза?

- Да.

- До полной анестезии эфирный наркоз проходит, как вы знаете, три стадии. На первой еще легко очнуться, поэтому надо внимательно следить за действием эфира. Это поручается вам.

- А где старик и Сибата?

- Внизу, переодеваются. Когда наркоз подействует, я пойду за ними. Не то пленный может испугаться такого сборища людей.

Во время разговора Сугуро вдруг показалось, что идет подготовка к обычной операции. И лишь слово «пленные» положило конец иллюзиям. Только сейчас он впервые отчетливо понял, что здесь будет происходить. «Ведь мы собираемся совершить преднамеренное убийство!» И какое-то гнетущее чувство овладело им. Он нажал на дверную ручку. В эту минуту опять послышался смех офицеров за дверью. Будто стена навалилась на Сугуро, отрезав ему путь к отступлению.

Но вот в операционной с тихим журчанием потекла вода для смывания крови. Асаи и Тода, скинув туфли и пиджаки, стали надевать операционные халаты и сандалии.

Открылась дверь, и, будто в маске Но, вошла старшая сестра Оба, а за ней - сестра Уэда. Даже не улыбнувшись, они открыли стенной шкаф и деловито начали раскладывать на стеклянном столике скальпели, ножницы, пергаментную бумагу, вату. Никто не промолвил ни слова. Слышались только голоса офицеров в коридоре и тихое журчание воды.

Старшая сестра Оба - понятно. Но почему пригласили Уэда участвовать в сегодняшнем деле - этого Сугуро никак не мог взять в толк. Уэда совсем недавно поступила в клинику; Сугуро несколько раз видел ее во время обхода в общей палате; она всегда стояла, уставившись в одну точку, - это как-то настораживало и удручало.

Вдруг голоса офицеров смолкли. Сугуро испуганно посмотрел на Тода, стоявшего рядом. Лицо Тода на мгновение болезненно сморщилось, но, словно отогнав от себя мрачные мысли, он тут же овладел собой и даже выдавил улыбку.

В приоткрытую дверь просунулась бритая голова офицера с усиками. Он посмотрел на часы.

- У вас все готово?

- Да. Пусть войдет, - сдавленным голосом сказал Асаи.

Прислонившись к стене, Сугуро смотрел на рослого, худощавого военнопленного, которого словно кто-то втолкнул сюда. Как и все пленные, которых Сугуро не раз видел в больничном дворе, этот был одет в просторную холщовую одежду зеленого цвета.

Увидев людей в операционных халатах, пленный смущенно улыбнулся.

- Sit down here[ 10 ]Садитесь сюда (англ.)., - приветливо сказал Асаи, показав на кресло.

Неловко вытянув длинные ноги, пленный покорно уселся. Когда-то, еще до войны, Сугуро видел фильм с участием Гарри Купера. Этот худой американец чем-то был похож на знаменитого киноактера.

Старшая сестра сняла с пленного куртку; под ней оказалась рваная трикотажная рубашка японского производства. Сквозь дыры виднелась волосатая грудь. Когда Асаи приставил к груди пленного стетоскоп, тот смущенно закрыл глаза, но вдруг, почуяв резкий запах, воскликнул:

- Ah, ether, isn't it?[ 11 ]О, эфир, кажется? (англ.).

- Right, it's for your cure.[ 12 ]Да, это для вашего лечения (англ.).

Сугуро заметил, как дрогнул голос Асаи, дрогнула и рука, державшая стетоскоп...

Когда Асаи, объяснив, что хочет выслушать сердце, указал на операционный стол, пленный беспрекословно улегся.

- Ремни затянуть? - скороговоркой спросил Тода.

- Потом, потом, - шепотом остановил его Асаи. - Если сейчас связать, может заподозрить недоброе. Сделаем это на второй стадии, когда начнутся судороги.

- Господа военврачи спрашивают, можно ли им войти? - спросила старшая сестра Оба, просунув голову в дверь.

- Нет еще. Я скажу, когда будет можно. Сугуро-кун, приготовьте маску.

- Я не могу, - жалобным голосом пробормотал Сугуро. - Выпустите меня!

Асаи глянул на Сугуро поверх очков, но ничего не сказал.

- Я приготовлю, - сказал Тода и, вложив в железный каркасик вату с пергаментной бумагой, подал маску ассистенту.

Увидев эти приготовления, пленный что-то спросил, но Асаи, широко улыбнувшись, отрицательно покачал головой. Маска легла на лицо. Закапал эфир. Пленный, завертев головой, попытался освободиться от маски.

- Затянуть ремни! - скомандовал Асаи.

Уэда и Оба, чуть ли не ложась на стол, стянули тело пленного ремнями.

- Первая стадия, - пробормотал Тода, уставившись на стрелку секундомера.

В первой стадии наркоза больной инстинктивно борется с потерей сознания.

- Не прекращайте капать эфир, - предупредил Асаи, держа руку пленного.

Из-под маски послышался низкий, нечеловеческий стон. Наступила вторая стадия. В это время больные нередко начинают кричать и даже петь. Но плеч-

ный только натужно стонал низким, хриплым голосом, похожим на лай.

- Уэда-кун, подайте стетоскоп.

Вырвав из рук сестры стетоскоп, Асаи быстро приставил его к волосатой груди пленного.

- Тода-кун, продолжайте капать.

- Все в порядке.

- Пульс замедляется.

Когда Асаи опустил руки пленного, они бессильно повисли по обе стороны операционного стола. Тода осветил зрачки карманным фонариком.

- Рефлекс роговой оболочки исчез.

- Значит, все в порядке. Пойду позову старика и Сибата, - сказал Асаи и засунул стетоскоп в карман халата. - Эфир больше не капайте, не то перестараетесь. Оба-сан, приготовьте, пожалуйста, инструменты.

Холодно взглянув на Сугуро, Асаи вышел из операционной. Старшая сестра тоже вышла в предоперационную и вместе с Уэда принялась готовить инструменты. Голубоватый свет бестеневой лампы падал на стены. В сандалии Сугуро, понуро стоявшего в углу, натекла вода. Возле пленного остался только Тода.

- Может, все-таки подойдешь и поможешь? - тихо спросил он.

- Нет, я совершенно не гожусь, - пробормотал Сугуро. - Мне надо было отказаться...

- Олух! - Тода в упор посмотрел на Сугуро. - Ты мог отказаться и вчера и сегодня утром. А если уж вошел сюда, то считай, что половину прошел...

- Какую половину?

- Половину нашей судьбы, - невозмутимо бросил Тода. - Теперь уже ничего изменить нельзя...

- «Однажды Сакья навестил своего больного ученика. Ученик этот был так слаб, что даже не мог ничего убрать за собой... Сакья, заботливо обтерев его, спросил, ухаживал ли он хоть раз за своим больным другом, когда был здоров. «Ты так муча-

ешься сейчас потому, что никогда не ухаживал за больными, - сказал Сакья. - Тебя сейчас терзают болезни телесные. Но есть еще болезни души, которые могут длиться и в трех жизнях», - читала Мицу Абэ, уставившись в растрепанную книжку, старику соседу по койке, положенному на бес.платное лечение.

Он лежал на той самой койке, где умерла неделю назад «бабушка» Сугуро. Еще не было пяти, но темнеть стало рано, и Мицу с трудом разбирала иероглифы при тусклом свете, сочившемся из окна.

- Почему это сегодня Сугуро-сэнсэй не идет с обходом? Или у него операция? - спросила она, кладя книгу на постель старика. - Советую вам обязательно поговорить с этим доктором. Той, что лежала на вашем месте, он очень помогал...

Старик, искавший чашку на столе, покорно, словно ребенок, кивнул.

- Но она перед операцией начала сдавать и умерла после той страшной бомбежки. А жила только надеждой свидеться с сыном.

- А мне все равно, когда помирать, - рассеянно проговорил старик, держа обеими руками чашку.

Мицу слезла с койки и подошла к окну. Во дворе сторож вскапывал лопатой черную землю.

- Когда же эта проклятая война кончится? - ни к кому не обращаясь, с глубоким вздохом протянула Мицу.